Текст книги "Комбат. Восемь жизней"

Спустя десять секунд после удивительной догадки хорошенькая женщина перестала чувствовать себя гвоздем программы. Ее брат, отвернувшись и прикрыв рот рукой, по телефону ставил задачу кому-то из подчиненных узнать, получен ли перевод на имя Дударенко и кто был получателем. Запрашивал доставить по назначенному адресу копию квитанции о получении. Великаны негромко совещались между собой о том, что нужно найти следопыта-вымогателя. При этом они не выпускали из поля зрения известных городских скандалистов, непонятно каким ветром занесенных в обычное городское кафе.

Глава 21

Иван понимал, что замести следы еще можно. Светлана курирует какие-то приюты. С ближайшей инспекцией законной женушке придется взять его с собой. Если Петя не погиб и не украден – он окажется там. Вот только что с ним делать, если он найдется?

С Аленой сложнее – ясно, что без специалистов и серьезного лечения ей не выпутаться. И та же дилемма: допустим, выздоровела она, вновь стала трепетной, открытой, неравнодушной. Про сына вспомнила. Как с ней такой поступать? На что она, выздоровевшая, решится? Если в прокуратуру обратится – могут и прислушаться к интересному заявлению. Лучше ей, раз уж впала в анабиоз, в нем и оставаться.

Иван привык вершить чужие судьбы, не задумываясь о том, что они равноценны его собственной и чужая боль ничуть не слабее его ощущений, а проблемы не стоят дешевле, если принять за валюту условное количество потраченных эмоций. Он захотел женщину – и взял ее, как куклу с витрины. Теперь кукла испортилась, и ее проще всего выбросить и забыть. Будь он человеком скупым – менял бы на новую по денежному взаимозачету. Но он, Иван Волошко, человек широкой души, крупный бизнесмен, может себе позволить не мелочиться.

На самом деле Вано шкурничал, спасая свою драгоценную репутацию, выражающуюся в многозначных количествах условных денежных единиц. Но даже самому себе он не желал в этом признаться. Операция «Похищенная любовь» с треском провалилась, значит, нужно извлечь уроки и замести следы. Уроки такие – не гнушайся жены и пользуйся проверенными шлюхами.

Помелом, убирающим присутствие Алены Игоревны Зерновой в его жизни, станет специальный интернат, который коллеги создали для похожих ситуаций. Таких, когда человек вроде бы есть, но на самом деле его нет – он не принадлежит себе. Уход там блестящий, еда потрясающая, обстановка роскошная. И персонал замечательный. Настолько грамотный и преданный делу, что даже те пациенты, которые при поступлении что-то помнили о доинтернатской жизни, напрочь забывают прошлое. Включая собственные имена и фамилии. Не возбраняется «хранить» только привычки. Любил лосося в белом вине – требуй, подадут. Нравились лохматые болонки – обзаводись. Не можешь обойтись без массажа и маникюра – обеспечат по полной программе. Так что никто из пациентов не жалуется: ни бывшие жены и мужья, ни любопытные родственники, ни догадливые секретари и бухгалтера. Обитают в трехэтажном особняке большой разобщенной ватагой и недешево обходятся спонсорам проекта.

Господин Волошко, кстати, был одним из них. Он участвовал в финансовой жизни интерната просто так, на всякий случай. И, кажется, этот случай настиг его. Хорошо, что Алена сейчас такая тихая и непривередливая. Не то что после Ирочкиного похищения. Тогда вопрос о сыне не сходил у нее с языка: «Где Петя? Что с моим мальчиком?»

Без денег и документов готова была обежать Москву в поисках ребенка.

Сейчас молчит, пьет вино, ничем не интересуется, ни о чем не просит. Она смирилась и покорилась. И мужчине, и обстоятельствам, в которые он ее погрузил. Ей настолько плохо, что она забыла, что бывает хорошо. Бесцветная, безнадежная боль пропитала ее истерзанную душу. Ни малейшей надежды на улучшение, ни единого шанса спастись и спасти единственного ребенка… Жизнь закончилась в тот момент, когда она из-за поросшего седыми волосами мужского плеча встретилась глазами с сыном. И прочла в них недоумение и испуг… Тогда еще можно было изменить ситуацию, оттолкнуть Ивана, завернуться в покрывало, унести Петю в его комнату и укачать, убаюкать, убедить, что ему все приснилось. Почему-то она не смогла. Храбрость и решительность, материнский инстинкт отступили перед ложной стыдливостью. И все… Произошел перелом… Сознание помутилось, ценности изменились, воля исчезла…

Аленин паспорт был у господина Волошко еще с тех пор, как они с Виктором вызволили ее из лап Макса. Младший брат, кстати, сообщил недавно, что не без помощи этого горе-исполнителя он все-таки нашел Семена, которому Ира заказала «спасение» любимой учительницы. С ним как следует поработали бойцы, те самые, что опростоволосились с военным, уберегшим Петю…

«Поделом, – подумал тогда Иван. – Таких надо наказывать. Учитывая серьезность проступка – можно и побольнее… Похитители, нанятые Ирочкой, в глазах господина Волошко были преступниками. Сам он – ни в коем случае… Благодетель, спонсор, влюбленный…»

Позвонила жена, для которой он «был в командировке». Сообщила, что хочет прокатиться на его самолетике в Сочи. Предлагала встретиться на Лизиной, то есть Витиной, даче, где собиралась остановиться. Это было и хорошо и плохо. С одной стороны, появлялась возможность легально побеспокоиться о Пете. С другой – наличие, пусть даже в неизвестном Светлане особняке, Алены Зерновой, второй супруги ее неудавшегося мужа, казалось опасным. Невольно пришла на ум идея, часто посещающая людей, уверенных в своей избранности и непогрешимости. Идея простая и тривиальная: нет человека – нет проблемы. Почти как в мексиканском сериале: там герои, ставшие по сюжету лишними, гибнут в автокатастрофах, срываются в пропасть, тонут в озерах и морях. Последний вариант казался Ивану вполне подходящим. Море сейчас бурное, холодное… Трезвый в такое, понятно, не сунется… А сильно выпивший может. Его потерявшая рассудок фея пьет столько, сколько он ей наливает. К ночи будет пьяна окончательно. Следуя обывательской логике, захочет покуролесить… Сядет в машину и поедет на пляж. Лучше бы, конечно, одна. Интересно, умеет она рулить или нет? Сейчас на пляжах пусто, никто не помешает… Хотя это только красивая мечта. Пить-то она пьет, но пьянеть не пьянеет. Силой на берег везти и топить? Непросто, можно самому в ледяной мартовской воде остаться. Пусть море остается запасным вариантом, на крайний случай.

* * *

Не прошло и пяти минут с момента запроса, как Илья Ломейко сообщил товарищам неутешительные сведения – очередные пятьсот евро получила гражданка Дударенко, о внешности которой почтовая служащая не смогла сообщить абсолютно ничего. То ли расчетливая Виктория Альбертовна заметала следы, то ли просто стечение обстоятельств, но переведенные суммы она получала в разных окошках у разных кассирш. Естественно, никто не заметил ни как она прибыла на главпочтамт, ни как его покинула. Раздосадованный Андрей плотно припечатал ладонь к столу и тяжело выдохнул:

– В молоко.

– Здесь тупик, – согласился с его выразительным взглядом Комбат. Пожалуй, Тамара, мы свяжемся с вами чуть позже, а сейчас решим одну неотложную проблему, – Борис указал глазами на юношей, опустивших носы в высокие стаканы с кислотно окрашенным содержимым.

– Тома, не трепаться! – одними губами произнес Илья. – Вообще ни с кем не обсуждать нашу встречу! – Спокойная, не соответствующая содержанию фразы интонация, сделала предупреждение угрожающим.

Сбитая с толку женщина быстро закивала, на ходу проглотила остатки апельсинового сока и жестом показала брату, что будет ждать его звонка. В дверях она чуть «притормозила» и бросила на Андрея очень призывный взгляд. Но тот не заметил ее неуместного кокетства.

– Едем немедленно – покажете, где высадили мальчика, – Рублев повернулся к молодым людям. И его вид, и тон ясно давали понять, что отговорки типа «я еще не допил» или «мне надо по маленькому» не принимаются. Тем не менее Полосатый, у которого еще гуляли в голове остатки дури, попробовал капризничать, как обиженная восьмиклассница.

Комбат терпел не более десяти секунд, давая парню шанс одуматься. Потом просто вышиб из-под жеманника стул точным ударом ноги. Тот, не сообразив, что случилось, звонко хлопнулся на пятую точку. В заднем кармане его неприлично облегающих штанов что-то противно хрустнуло. В этот же миг Борис Иванович схватил красавчика за ворот, приподнял, тряхнул и швырнул, как отшвыривают нашкодившего кота. Тот приземлился на четыре конечности, но без кошачьего изящества и достоинства. На лице его читался ужас. Короткую поучительную сцену дополнил Андрей, уже занесший ногу, чтобы припечатать задницу ползущего. Но, то ли вспомнив о его девичьих замашках, то ли просто пожалев, топнул тяжелым ботинком по полу рядом с «пострадавшим». Кудрявый, как ни странно, наблюдал, как учат уму-разуму его товарища без признаков сострадания. Выражение его лица было скорее скучающим, чем заинтересованным.

Кто откровенно любовался происходящим – так это бармен и официантка. Сладкая парочка давно им не нравилась.

Ломейко сел за руль служебного автомобиля, Комбат рядом. Юношам пришлось потесниться, чтобы Андрей поместился третьим на заднем сиденье. Ярко-красная машина, на которой они приехали в «Нептун», так и осталась на парковке.

– Я в «Жигулях» ни разу не ездил! – искренне ляпнул Кудрявый, но сразу осекся.

Дорога петляла, увозя товарищей и их гидов на поиски Пети.

– Темно уже, найти следы будет трудно, – вслух рассуждал Комбат. – Но позиции, где вы подобрали мальчика и где высадили, укажете точно, ни метра погрешности!

– Я забыл уже, – скулил Полосатый, но Кудрявый внимательно смотрел в окно. Было ясно, что он, выражаясь протокольным языком, готов сотрудничать.

– Здесь, точно тут он вышел – я холм запомнил. Из-за него самолет показался, и ваш пацан поверил.

– Ясно, – Рублев приоткрыл дверь автомобиля и просканировал темноту взглядом. – Сейчас идти туда бессмысленно, пусть луна взойдет. Тем более на рассвете побывали у куста, где нашлись Петины вещи. Теперь можно будет пройти туда «его дорогой».

– А ведь мы почти отсюда утром подымались! Ну и интуиция у тебя, лейтенант! – восхитился Андрей.

– Интуиция есть опыт плюс знания. Отсюда удобней всего к той акации двигаться, – отрапортовал Ломейко. – Теперь давайте посмотрим, где они подобрали мальчика…

– Это будет сложнее, но я постараюсь. Миша, мы же от тебя ехали? Напрягись, припомни! «Жигуленок», развернувшись, помчался по серпантину вниз, к морю.

Миша, как большая кукла, молча хлопал ртом и глазами. С тех пор как Комбат провел с ним в баре воспитательную работу, он стал немногословен. Поглядывал то в окно, то на приятеля, но совершенно пустыми, бессмысленными глазами. Было видно, что он действительно мало что помнит и вряд ли может дать толковую информацию.

– Кажется, на этом месте. На повороте. Малыш шел в направлении города. Знаете – от Мишиного КП; от шлагбаума до этого места километра полтора-два. Думаю, ребенок откуда-то из «Катерины» шагал.

– Придется, Миша, тебе всю нашу компанию к себе позвать, – спокойно произнес Подберезский. – Мы у тебя заночуем, а поутру рекогносцировку проведем – было ли кому нашего пропавшего в гости звать?

Миша в очередной раз шлепнул пухлыми губами. Он понимал, что выбора у него нет.

Дежурный на шлагбауме не привык лицезреть «Жигули». Он до пояса высунулся наружу и приготовился звонить на центральный пункт охраны. Но хорошенький Миша и его лохматый приятель приветливо помахали из окошка непрезентабельного авто, сильно удивив пожилого охранника. Однако делать нечего – в полученных при поступлении на эту работу инструкциях было ясно сказано: жителей поселка пропускать беспрепятственно, и всех, кто с ними, – тоже.

* * *

Комбат разглядывал дворцы и замки, спрятанные за толстыми стенами. Обстановка «Катерины Альпик» напомнила ему визит к Светлане Волошко: огороженный микрорайон, пропускной пункт на территорию, швейцар в подъезде, райские птицы и экзотические растения на лестничных пролетах.

Полупустое царство избранных, где они – чужеродные элементы, а эти запутавшиеся мальчишки – хозяева. Миша, оказавшись на своей территории, заметно приободрился. Он по-штурмански направлял Илью вдоль высоких каменных ограждений, облагороженных породистыми растениями. Среди распростертых веток бликовали глазки видеоустройств, угадывались провода. Комбат внимательно следил за дорогой, считал повороты, обращал внимание на особенности современных суперзаборов.

Попетляв несколько минут, Миша облегченно вздохнул – приехали. Он первым вышел из машины и близко подошел к неким архитектурным конструкциям, обозначающим, очевидно, вход. Андрюха моментально выскочил следом и тяжело опустил руку на плечо молодому хозяину дворца.

– Не вздумай шалить, будить людей, беспокоить родителей. И, слово даю, наш визит будет для тебя нехлопотным. А войти внутрь нам надо всем, и машина наша тоже въехать должна, чтобы местному населению глаза не мозолить.

Миша быстро закивал головой и провел пластиковой картой в щели считывающего устройства. Через минуту сработал глухой ненавязчивый зуммер, и одна из колонн отъехала в сторону. В образовавшемся дверном проеме возник опрятный мужчина, одетый в отутюженный костюм, словно Миша возвратился в шесть вечера, а не за полночь.

– Я не один, со мной Саша и еще трое товарищей. Машину поставишь в мой гараж.

Подберезский обернулся и жестом скомандовал всем выходить. Привратник, увидев, какой автомобиль придется перегонять, постарался придать вытянувшемуся от удивления лицу максимально непринужденное выражение.

– Добро пожаловать! – мягко произнес он. Но, встретившись глазами с Ломейко, не сумел скрыть потрясения. Илья, похоже, тоже узнал его и раздосадованно покачал головой.

– Ужинать будете? – поинтересовался слуга, садясь в «жигуленка».

– Крепкого чаю не помешало бы, – ответил Рублев за хозяина.

Но Миша гостеприимно добавил:

– Приготовь на четверых горячих закусок.

Дверь автомобиля громко захлопнулась. Мирная с виду компания шла по широкой аллее к эффектному крыльцу. Где-то позади зашуршали шины, послышался легкий скрежет гаражного роллета. Неожиданно Комбат несколькими прыжками догнал привратника. Он выдернул его с переднего сиденья как раз в тот момент, когда тот вызывал боевую группу по переговорному устройству.

Андрюха без объяснений понял действия старшего товарища и резким ударом в челюсть уложил Мишу на траву прямо у крыльца. Комбат догнал покатившегося к темнеющим кустам мужчину, но вовремя сделал резкий рывок в сторону. Хлопнул тихий выстрел, но яркая вспышка и знакомый профессионалу запах не вызывали сомнений – прислуга в этом доме вооружена. Подберезский решил не жеманничать – вторым тяжелым хуком он на время обездвижил кудрявого Сашу. Ломейко, профессионально сорвав с художника длинный женственный шарфик, связал ему ноги. Второго обездвижил его же собственной байкой.

– Я присмотрю, – бросил он Андрею.

Идиот Миша, видимо, призвал на помощь особым жестом или условной фразой, скорее всего – про горячие закуски. Товарищи понимали, что сейчас важно остановить улизнувшего преданного слугу и заставить его отменить вызов. Иначе шум поднимется на весь поселок. Объясняться с охранниками чужой собственности совсем не хотелось.

Илья, обыскав карманы «отключенных» приятелей, экспроприировал у кудрявого дорогой перочинный нож со множеством лезвий. Этого нехитрого устройства ему, как профессионалу, хватило, чтобы из одного длинного шарфа сделать два крепких подобия веревок, «стреноживших» нервного Мишу и его товарища. Из байки вышли не только крепкие трикотажные ленты, но и два отличных кляпа. Теперь, когда можно было с уверенностью прогнозировать, что очнувшиеся пленники не убегут и не смогут поднять шума, лейтенант Ломейко откатил их подальше друг от дружки, чтобы исключить возможность взаимовыручки.

Комбат и Подберезский тем временем слаженно действовали в зарослях хозяйского сада. Среди аккуратно подстриженных негустых кустов мелькал белый воротничок привратника, явно имеющего военные навыки. Но не настолько хорошие, чтобы автоматически, не думая, подхватить горсть чернозема с клумбы и испачкать белоснежные элементы своей униформы. Рублеву не надо было рассказывать товарищу, что в такой гонке лучше всего сработает «эффект леопарда». Как только боевые товарищи убедились, что оба верно оценивают положение беглеца, Андрей неслышно подбежал к широкому раскидистому дереву, названия которого он, разумеется, не знал. Зато точно знал, что эти массивные ветви выдержат даже его массу. С удивительной легкостью и проворством двухметровый великан подтянулся на руках, диким зверем присел на высокой ветви и приготовился прыгать на добычу сверху. Комбат, ясно понимая, как именно он сейчас должен действовать, нарочно шумно дышал и хрустел ветками. Слуга, отчетливо слыша его, спасаясь, пополз в сторону того самого дерева, где его уже ждали. Еще несколько секунд – и благообразный мужчина в крахмальных манжетах был обездвижен и обезоружен. «Выключать» его было нельзя, пока вызванной охране не будет дан отбой.

Ломейко подбежал к жертве, злобно смотрящей на пистолет, направленный ему прямо в лицо:

– Идиот ты, Мухин! Нашел куда уйти – пидорам по ночам ворота распахивать и ужин греть. Давай отбой бойцам. Нам твой хозяин ни к чему, он – свидетель по делу о похищении ребенка. Слово даю.

И уже в сторону Комбата:

– Это наш бывший, Борис Иванович. Я его знаю. Неплохой парень… был.

Неплохой парень дал отбой по рации. Рублев слышал, как кто-то яростно обматерил его, но потом миролюбиво простился.

Миша с товарищем лежали прямо не земле, не видя друг друга. Оба уже пришли в себя и успели испытать настоящий ужас: связаны, во рту кляп, рядом – никого. И вдруг – тяжелые шаги, мужские голоса.

– Иди вперед и помни, – Комбат крепко ткнул привратника Мухина глушителем в спину, – я не промахнусь, если что… Успокой пацанов, скажи – недоразумение… И чаю все-таки сделай. А мне на всякий случай придется сигнализацию в вашем домишке отключить и кабель телефонный повредить.

– Илюха, не режь проводов! – заскулил Мухин, услышав Комбата. – Я со старшим хозяином до пенсии не расплачусь. Ты же меня знаешь, и жену, и дочек… Я по инструкции действовал: Михаил Ефимович оповестил условной фразой, вот я и вступился за него. Думал – грабители. Если ценностей не тронете, Мишу не покалечите – молчать буду, под пытками не признаюсь.

– Это старший, Ефим Львович, что ли, пытать будет? – спросил Ломейко, больше для того, чтобы потянуть время и понять, как отнесутся новые друзья к просьбе бывшего сослуживца.

– Чай отменяется, – решил Рублев. – Пока не покинем эти хоромы – у меня на прицеле будешь. Если про дочек не врешь.

– Не врет, Борис Иванович, дочки имеются, школьницы. В седьмом и в девятом. Так, Мухин? Не путаю?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – облегченно выдохнул Мухин. – Старшая с вашим племяшем одноклассница будет.

«В седьмом и в девятом, как мои, – с нежностью подумал Комбат о Сергее и Тане. – Как, интересно, они справляются? Хоть бы Серега по молодости не напугал девочку. Нехорошо их без присмотра надолго бросать. Он Таниным родителям удивляется, а сам ничем не лучше. Те за тряпками в Китай, чтобы деньги в доме водились. Он – за чужим сыном и непутевой женщиной, его потерявшей. Или путевой? Просто – попавшей в беду?»

И Мишу, Михаила Ефимовича, и кудрявого рисовальщика Сашу, и поизмявшегося от катания по клумбам и дерну Мухина усадили в уютной, неброско украшенной комнате, которая, очевидно, считалась приемной.

Художник, давно пришедший в себя, шутил, освободившись от кляпа, что стал жертвой недоразумения. Раз Мишка заказал «четыре горячих», значит, счел и его за врага. На всхлипывающего любовника он смотрел скорее с отвращением, чем с сочувствием. Мухин, уже неделю сражался с младшим хозяином в отсутствие его родителей и остальной прислуги, отправленной в отпуск. Он проклинал день и час, когда Миша отказался лететь с родителями и сестрой в Бразилию на карнавал, а он принял предложение передвинуть свой отпуск и остаться с «мальчиком» в доме.

Сам Миша заливался слезами и соплями, но это было больше ломанием и истерикой, нежели испугом или стрессом.

– Итак, – Комбат вынул из нагрудного кармана портрет Пети Зернова, нарисованный в «Нептуне», – мы ищем этого ребенка. Почти четверо суток назад твой хозяин с другом подобрали его в шестом часу утра на дороге, ведущей из вашей «Катерины» в город, в полутора или двух километрах от местного контрольно-пропускного пункта. Думайте, голубки, и ты, Мухин, тоже, как он мог сюда попасть? У кого жил до этого?