Текст книги "Комбат. Восемь жизней"

«Енот ушел к своей маме», – подумал Петя, и слезы покатились по щекам. Вспомнилась мама Алена, такая, какой он видел ее в последний раз. Стало больно и холодно. Как в хороводе, замелькали лица и звуки, которых он боялся. Задрожало что-то внутри, мгновенно замерзли пальцы рук и ног…

Марина нашла маленького пациента в обмороке: голова запрокинута, рот приоткрыт, ладони сжаты в тугие кулачки.

«Началась сосудистая дистония на нервной почве, – отметила медсестра про себя. – Процесс выздоровления после операции на лице будет осложнен сопутствующим заболеванием. Надо сказать Зернову и, пока дело не зашло далеко, покапать общеукрепляющее внутривенно. Ребенку-дошкольнику необходимо движение: бег, игры, прогулки, физкультура. А этот сидит, как плесень на пне, и тоскует о несбыточном. Завтра же, после беседы со Светланой Волошко, она лично сбросит мальчишку с кресла и заставит пройтись по дорожкам. Если хозяйка примет их условия и повысит зарплату. Если нет – пусть чахнет зерновский пасынок. День-другой – и у него начнется мышечная дистрофия».

* * *

Маленький Петя очнулся не в привычном кресле-каталке под тенистым дворовым кустом, а в пахнущей лекарством, хрустящей крахмалом постели. На нем была длинная девчачья ночнушка, на полу стояли мягкие пушистые тапки. Комната была не заперта. Мальчик поднялся, вставил ноги в тапочки, вышел в коридор. Из соседнего помещения слышались голоса папы и тети Марины, лязг металла и тихое жужжание вентилятора. Петя толкнул ладошкой белую дверь и оказался в большом зале. Под потолком сияли огромные продолговатые лампы, вдоль стены блестели никелированные умывальники, по углам стояли шкафчики и столики, полные знакомых вещей. Малыш узнал многие из них – такие папа часто приносил домой. Показывал ему, даже давал потрогать. Объяснял, что ими лечат людей. Врачи специально учатся работать всеми этими ножницами, пилочками, лопаточками. Они умеют сшивать кожу специальными кривыми иголками или скреплять особыми медицинскими скобками. Больные места густо мажут йодом. Если сильно щиплет – можно ойкать, только тихонечко… Петя ясно вспомнил, как папа показывал ему свои врачебные инструменты, объяснял, что доктора нарочно больно не делают.

Сейчас папа и тетя Марина стояли рядом около стола в самом центре комнаты и работали вместе. Сначала мальчик испугался, что увидит нечто напоминающее поступок мамы и дяди Вано. Тогда ему очень не понравилась встреча со взрослыми. Но нет, эти двое были полностью одеты – одни глаза видны из-под повязок. Руки в перчатках, ноги в матерчатых сапогах. Тихо переговариваясь, они подавали друг дружке необычные медицинские штуковины. На рукавах и фартуках у обоих была кровь.

Петя крови не боялся, без нее, как объяснял папа, не вылечишь. Значит, они с тетей Мариной кого-то лечат. Он подошел ближе. Его заметили.

– Сынок? Проснулся? – папин голос был слегка приглушен медицинской маской. – Иди к себе, мы с Мариной скоро закончим и навестим тебя. А пока приляг, помечтай…

Из-за взрослых спин мальчик пытался разглядеть пациента на операционном столе, но понял лишь одно – там кто-то маленький, меньше, чем он сам. И делают этому маленькому операцию на голове – операционное поле в начале туловища. Само тело больного, как и положено, занавешено зеленой тканью. Такие картинки видел любой ребенок из медицинской семьи, если ему хоть раз довелось полистать родительский журнал или учебник.

Петя не испугался. Он даже хотел сказать папе, что отправляется к себе и будет ждать. Но голос опять не повиновался, и малыш молча покинул операционную.

Бритая голова Енота с перекроенными щеками казалась странно маленькой и жалкой в сравнении с лохматым, пушистым туловищем. Операция прошла хорошо, и Марина пообещала при первой же перевязке выстричь и пробрить собаке полосы на спине и боках, чтобы, как она выражалась, добиться гармоничной внешности.

– Будет обрастать равномерно, меньше искусственности в облике – словно порода такая. Светлане твоей я лично втолкую, что дизайн внешности заключается не только в хирургическом вмешательстве.

– Ты, Мариша, – Зернов положил ассистентке ладонь на грудь, – про дизайн внешности возрастной даме не рассказывай. Она обидеться может, принять на свой счет. Тем более если комментарии исходят из юных прелестных уст.

– Не подлизывайся, халтурщик, – девушка прижала мужскую руку своей ладошкой. Устали мы, Кирюша, так устали, что ни к чему, кроме разговоров, не способны…

– Ну, это ты наговариваешь, красавица, – Кирилл жадно притянул сообщницу к себе, доказывая, что и адреналин, и тестостерон густо наполняют его кровь.

Про Петю вспомнили далеко за полночь. Заглянули в его комнату – мальчик спал, свернувшись калачиком под одеялом. Во сне он вздрагивал и всхлипывал, будто пытался проговорить свои страхи и сомнения.

– Отличный экземпляр получится, – равнодушно произнес Кирилл. – Светлана будет довольна.

– Ты, главное, не торопись. Его подкормить надо и расходить. Мало двигается парень. Свету проводим, и я им займусь. Качели какие-нибудь придумаю, мяч купим, скакалку, обруч. Иначе потеряешь его, как Надю. Кровоснабжение нарушится – и вся работа коту под хвост. Кстати, о хвостах. Я интересную методику обдумываю. Смотри – зачем пациенту все пальцы, если мы хотим сделать перепонки. Из двух средних отличный хвостик может получиться. Как думаешь?

Зернов опешил от извращенного предложения.

– Ты же медик, Мариша! Как тебе такое в голову могло прийти? Пришить можно, но как он кровоснабжаться будет? А почему бы ухо на лоб не приспособить или ногу на живот? Думай, что говоришь!

– Я думаю, а ты, похоже, нет. Кто из нас хирург с уникальным опытом? Если пальцы на руках и ногах взаимозаменяемы, то почему в районе копчика не найти двух-трех сосудиков покрупнее? Представляешь, какой зверек образуется: лапки перепончатые, мордочка звериная, хвостик торчком. А на самом кончике – коготок, как жало у скорпиона!

– Хватит, – осек ее Кирилл. – Если хвостик пришивать и жало формировать, то проще побрить волчонка и научить разговаривать.

В который раз доктору стало страшно рядом со своей верной помощницей. И снова мысль о том, что рано или поздно придется с ней покончить, пронеслась в его седеющей голове.

Глава 24

Войти в «Катерина Альпик», не поднимая шума и не привлекая внимания, было делом техники. Но потерять из-за непредвиденной случайности возможность найти Алену было бы глупо. Рублев набрал номер Мухина и попросил о помощи. Тот, как и следовало ожидать, перепоручил беспокойного гостя молодому хозяину. Михаил Ефимович, помня о напористости Петиных защитников, рассудил, что Илья Муромец (они с Сашей обозначили трех богатырей из «Нептуна» былинными именами), если захочет, пройдет сквозь стены. И лучше ему помочь, чем помешать.

Борис Иванович отпустил попутку метров за пятьсот до КПП «Катерины». Миша выехал ему навстречу в своей приметной красной машине. Таким образом незваный гость проник на территорию элитного поселения легально и практически инкогнито.

– Можете у меня остановиться. В смысле – зайти, осмотреться, составить план. Саша тоже просит, он за этого Петю сильно волнуется, все блокноты его портретами изрисовал.

– Учту, спасибо, – коротко поблагодарил Рублев. Он понимал, что рискует, используя потенциального идеологического противника. С другой стороны – кто он, этот хорошо образованный Миша, учившийся настоящей английской демократии? Мальчишка, ищущий острых ощущений тупыми методами? Начинающий наркоман голубых кровей и такой же сексуальной ориентации? На сноба, кичащегося родословной и папиными миллионами, не похож. Судьба дает ему шанс совершить справедливый поступок – почему он, Борис Иванович Рублев, боевой командир, верный друг, заботливый отец, должен лишить парня этого шанса?

– Миша, оставь связной номер и подежурь вместе с Мухиным на пульте. И вот еще. Если есть другой автомобиль – одолжи. Постараюсь не разбить…

– Есть автомобиль, сейчас возьмете? Хороший, в смысле быстрый и маневренный.

– Ты заправь его, Миша, и выведи из гаража. Я позвоню…

Комбат крепко пожал холеную ароматную руку Михаила и вышел на аллею, ведущую к дому Ивана Волошко.

Даже если бы Виталий Юрьевич решил впустить кого-то в усадьбу или уйти из нее – он бы не сумел. Стены были слишком высокими и слишком гладкими, чтобы перебраться через них без лестницы, плавал он плохо. Рыть подкоп – чем? Как глубоко? Куда он выведет?

Доктор понимал, что если средневековые методы побега еще могли бы сработать, то современные методы поиска, которые по карману господину Волошко, быстро сведут на нет любые усилия. Поэтому надо ждать и работать – делать то, что поручено.

Алена оказалась трудным пациентом. И не потому, что перенесла невообразимые по тяжести стрессы. Если бы нужно было ее восстановить, пробудить к действию, заставить вспомнить! Это было бы как раз то, на чем он специализировался… Он учил забывать плохое, неважное, случайное. Вытеснял это радостным, ценным.

Но заставить забыть то, что является смыслом жизни, главным якорем? Отказаться от полноценного бытия, стереть из памяти то позитивное, из чего строится личность? Такому воздействию психика сопротивляется, даже если она ослаблена или повреждена. А врач превращается в палача. Это Виталий Юрьевич понимал хорошо. Как понимал и то, что если он не станет палачом Алениной души, то погибнет от рук обычного киллера.

К сожалению, лучшим методом для достижения запланированного результата были медикаменты. Нитразепам, анксиолитик с выраженным снотворным эффектом, казался Виталию Юрьевичу самым подходящим. Кроме того, именно этот препарат он привез с собой в достаточном количестве. Беспокоить шефа просьбами выпустить его в аптеку и приобрести что-нибудь менее агрессивное не хотелось.

Нашпигованная бензодиазепинами, Алена постоянно спала или находилась в полудреме. Улучшения аппетита не наблюдалось, хотя обычно подобный эффект присутствует. Она молчала, даже когда доктор пытался говорить с ней во время редких моментов пробуждения. Понять, насколько прочно забыла она прошлую жизнь, было невозможно. О том, как причудлива бывает человеческая психика, Виталий Юрьевич знал не понаслышке. Случалось, память возвращалась через месяцы или годы. Попадались больные, которые столь умело скрывали свои воспоминания, что лишь специальное обследование указывало на то, что кластеры памяти не пусты. Однако это не означало, что носитель информации готов поделиться ею.

Наука и личный опыт доказывали, что отнюдь не память, а воля является основной движущей силой личности. Если убить волю – не помогут ни воспоминания, ни заново сформированные прошлое и настоящее. Алена, впадая в дрему и безразличие, производила впечатление окончательно сломленного существа. Но иногда из-под ее век вырывался настоящий огонь, и тогда Виталию Юрьевичу становилось не по себе. Он невольно прижимал локтем полу пиджака, карман которого оттягивал тяжелый пистолет. Что, если у нее не реактивный психоз, а стандартная, эндогенная шизофрения? В медицинском учреждении есть санитары, специальные средства, тревожные кнопки, водометы. И все равно случаются жертвы среди персонала…

Еще не прошло и суток, как он остался один на один с Аленой Игоревной, а казалось – миновала целая вечность. Пустые комнаты дома-дворца, безлюдные аллеи сада-парка, высокие стены, бликующие тусклыми видоискателями… И неестественная, пугающая тишина, гулко реагирующая на звуки «оттуда», с моря, из-за ограды.

«Главное – не выпускать ее из виду и колоть новую порцию нитразепама, не дожидаясь окончания действия предыдущей», – убеждал себя Виталий Юрьевич, готовя очередной шприц.

* * *

Светлана позвонила в семь утра, когда хирург с ассистенткой еще спали. Она коротко сообщила, что будет не позже девяти, и оборвала разговор, не дожидаясь ответа или комментариев. Марина вскочила с постели и сразу отправилась в «звериную палату». Там в высоком плетеном вольере приходил в себя Енот. Он был вялым и ослабленным, но сумел сходить в туалет на кучу опилок. Это было добрым знаком. Марина попоила животное, дала разведенной в воде смеси для грудных – идеальная звериная пища в послеоперационный период. Потом укол снотворного, обработка швов и снова в вольер на чистую подстилку. Грязные опилки во двор, за забор, чистые – в угол.

«Вы мне слишком мало платите, Светланочка. Я и младший хирург, и медсестра, и скотница, и управляющая имением, – мысленно беседовала она с хозяйкой. – Еще и за доктором приглядываю, в постели развлекаю, от глупостей оберегаю… Так что не он, а я реализую ваш странный проект. Без меня все бы давно рухнуло, а вами, извините, занялись бы соответствующие органы…» Девушка не заметила, что предъявляет свои претензии не «про себя», а вполголоса.

– Сама с собой разговариваешь, медсестра Левко, – отозвался Кирилл, – речь репетируешь?

– А если и так? Ты же будешь жевать и мямлить, застесняешься, уйдешь в терминологию…

– Мариша, не зарывайся! В терминологию я с госпожой Волошко еще ни разу не прогуливался – не понять ей, а про соответствующие органы лучше молчи. Света, может, и придумала наш пошивочный цех, но людей и зверей мы с тобой и режем и шьем. И, – тут доктор звонко шлепнул ассистентку по тугой попке, – нам это и подходит и нравится. Не так ли, милая? Пошли к Пете, проверим, не заговорит ли сынок в честь приезда спонсорши…

Петя не спал. Он смотрел в потолок или даже сквозь него. Папа с тетей Мариной снова и снова трогали его, ворочали, нажимали на живот, оттягивали или приподнимали веки. Заставили помочиться в стеклянную банку и унесли ее вместе с содержимым. Потом предложили сок, кашу, тертое яблоко. Старшие сегодня торопились, разговаривали громко, подшучивали. Кажется, его не собирались пока выносить на улицу, потому что не заставили одеться. Он так и остался в ночном балахоне. Куда девались джинсы и рубашка – неясно. Обычно по утрам они лежали на стуле рядом с кроватью. Но чем закончилось вчера, Петя не помнил. Кто-то раздел его и уложил, а одежду забрал. Возможно, в стирку? Или спрятал в какой-нибудь шкаф? Если бы он мог спросить! Но говорить не хотелось, не получалось. Скоро взрослые уйдут. Тогда он встанет и поищет. Не показываться же к Еноту в белой хламиде с цветочками по подолу?

Светлана Волошко приехала даже раньше, чем обещала. Она позвонила Кириллу и велела выйти встретить ее. Бывший муж был уверен, что экс-супруга прибыла без охраны, потому что люди Ивана обязательно донесут хозяину, а случайным громилам она доверять не станет – слишком щекотливая тема.

– Как ты добралась? – поинтересовался Кирилл, видя ее раскрасневшиеся щеки. – Ни машины не видно, ни вертолета.

– Не твое дело, Зернов. На ковре-самолете!

На самом деле хозяйка проекта отпустила частника-бомбиста у поворота вверх и взяла его номер телефона. Парень обещал прибыть на то же место по первому требованию, но ни в коем случае не маячить на дороге. Заказчица просила приехать через полчаса после ее звонка – этого было достаточно, чтобы ждать в ближайшей придорожной шашлычной.

– Итак, показываем! Спасибо, ни чаю, ни кофе, ни спиртного. Ничего не нужно. Кто экскурсовод?

– Я, – Марина опередила Кирилла, но тот не пытался воспротивиться.

– Вот свежий вчерашний экземпляр. Чупакабра юная, горная.

– Почему юная? – удивилась Светлана?

– Потому что маленькая, и сам пес молодой, не старше года, по зубам видно. Я постригла его особым образом – элитный груминг. И, заметьте, повязки почти чистые, нос теплый, но не горячий. Глаза ясные, без гноя. Отлично восстанавливается, через неделю швы снимем, повязки уберем – и в лес.

– Хорошо, – констатировала Светлана. – Аккуратно. И со стрижкой хорошо придумала. Хвалю. Дальше.

– Дальше, Света, своеобразный экспонат. Девочка Надя, которую ты видела раньше, с дорогой, то есть с перелетом, не справилась. Умерла…

Почему-то Светлана не поверила. Она отлично помнила, как самоуверенно вела себя Марина во время ее зеленоградской инспекции. И как предлагала утилизировать тела в плазменной печи. Неужели хладнокровная ассистентка нашла в Сочи что-то подобное? И все-таки избавилась от «первой пробы»?

– Вот, – Кирилл поставил на предметный столик здоровенную банку с желтоватым содержимым. – Сохранил для отчетности.

На сей раз нервы госпожи Волошко выдержали. Надина голова, блеклая, лысая, с мутными глазами, плавала в растворе формальдегида.

– А где туловище? – выдавила хозяйка.

– Не беспокойся, – сегодня Зернов и Марина выглядели единомышленниками, – тела нет. Не существует… Больше не существует. Зато есть новый кандидат, удивительно удачный, эластичный. И есть отличный опыт. Ты можешь увидеть ребенка и ознакомиться с планом новой операции.

Они прошли в палату, где утром оставили Петю. Мальчик бродил по комнате, открывая дверцы шкафов. Он что-то искал… Услышав взрослых, обернулся и уставился на незнакомую тетю.

– Хорошенький! – улыбнулась Светлана. – А не маленький?

– В самый раз. Посмотри план операции – мы придумали кое-что интересное. Перепонки между пальцами – как тебе эта идея?

– Перепонки? Я что-то читала об этом. Это случается и само собой, не так ли? – Светлана заинтересованно листала страницы, на которых ее первый муж подробно расписал свои действия сначала по перешиванию лица, потом – по переделке рук. Там были картинки – Зернов вполне прилично изобразил будущего монстра на разных стадиях выздоровления.

– Нравится? – Марина увлеченно комментировала каждый рисунок. Казалось, она живет проектом.

– Неплохо, – осторожно похвалила Светлана, – но получится ли? Уж больно мудрено придумали, а детеныш-кандидат не выглядит сильным.

– Вот мы и подошли к важному пункту переговоров! – голос ассистентки моментально изменился, и тон, и тембр, и интонации. Теперь разговор вела хищница, зубами вцепившаяся в свой кусок мяса и не планирующая размыкать челюсти. – Мы сделаем серию операций и Пете, и другим детям – благо теперь вы сможете поставлять их в любых количествах. Но цена возросла, и условия изменились. Мы устали, очень устали. Блестящий результат, который вы увидели лично, будет, если у нас появится прислуга и выходные дни. Не посменные поездки в город, а полноценные отпуска. По две недели два раза в год. Оплачиваемые. Иначе я уезжаю. Сегодня.

Светлана ожидала чего-то подобного. Парочка действительно заслуживала всего, о чем просила. Но Маринин тон? Лед и сталь! Ни тени сомнения, ни шанса на возражения. Уедет она? Смешно! Блеф! Слишком жадная и извращенно трудолюбивая.

– Я подумаю, это несколько неожиданно. Ответ дам в течение недели. А если решили не ждать – ваше право. Останусь вместо вас…

Марина поджала губы. Она понимала, что Светлана приняла ее условия, но форма соглашения не устраивала медсестру.

Кирилл наблюдал со стороны, и женщины, естественно, увидели в нем свидетеля борьбы характеров. Как ни странно, он выдержал нейтралитет. Обе партнерши были достойными соперницами. Складывая разбросанные дамами страницы описания операций на пасынке, господин Зернов вдруг осознал, как сильно вырос он в профессиональном плане. И какую огромную роль вольно или невольно сыграли в этом и Светлана, и Марина.

* * *

Комбат трижды прошелся вдоль ограды дома Волошко. Отметил малейшие шероховатости и трещины на стене. Во время первого «инспекционного обхода» глазок устройства слежения приметил его. Но потом Борис Иванович выработал маршрут, исключающий попадание в объектив. Проникновение в усадьбу «с улицы» было делом неудобным, но возможным. И Рублев, удостоверившись, что его никто не видит, буквально взлетел на стоящее у ограды дерево и притаился в кроне. Важно было перепрыгнуть через «верхний борт», не задев его, чтобы не сработала сигнализация.

Мягко приземлившись, Комбат огромной серой кошкой прокрался к окнам дома. Вечерело. Свет горел лишь в двух окнах второго этажа, заглянуть в которые снизу не представлялось возможным. Входная дверь отозвалась на нажатие ручки тихим, почти неуловимым скрипом. Обитатели, очевидно, заперлись изнутри.

Рублев вспомнил слова Мухина о том, что дама для забав, то есть Алена, тронулась умом. Пойдет ли она с ним по доброй воле, может ли вообще передвигаться самостоятельно? Да и Алена ли эта дама?

Неподалеку от «дворца», в тени большого ароматного куста, возвышалась островерхая постройка – флигель для прислуги. С этой крыши он заглянет в светящееся окно, чтобы решить, каким путем придется выбираться наружу.

В темные окна «служебного помещения» ударились два острых камушка. Тишина. Никто не выглянул, не приблизился к стеклу, не выдал себя ни шорохом. Скорее всего, домик действительно пуст. Взобраться на эту крышу было несложно, гораздо сложней удержаться там несколько минут в такой позиции, чтобы видеть внутренности особняка, оставаясь незамеченным. Помогли надежные ботинки на рифленой подошве, металлизированный трос с разнонаправленным трезубцем и боевая сноровка.

Окна были зашторены, но за шелком дорогого занавеса читался мужской силуэт. Комбат решил применить надежный прием, который, несмотря на забавность, всегда срабатывает безотказно. Он издал пронзительный писк большой потревоженной птицы и сразу вслед резкий кошачий вой. Затем снова птичий крик о помощи. Некто подошел к окну и слегка отодвинул край шторы. Этот лысый испуганный человечек не мог быть господином, хозяином особняка. У него на лице был знакомый штамп, который не вытравишь никакими социальными реформами, – челядь. Несколько секунд человечек беспокойно водил глазами, потом задернул штору. Рублев повторил птичий крик, усилив его шуршаньем песка по черепице крыши. Он знал, что психологический эффект в такой ситуации срабатывает всегда. Если человек один, без охраны, он обязательно выглянет снова и снова, потом переместится в другой конец дома, откуда пугающие звуки слышны хуже. Если же охрана в здании есть – очень скоро на лужайке появится бугай с огнестрельным оружием и начнет шарить фонариком по кронам и крышам. Прошло пять, десять минут – никто не вышел наружу. Зато Борису Ивановичу удалось увидеть, как испуганный человечек проводит медицинские манипуляции с пациентом. И этот лежачий вялый пациент скорее всего Алена. Если бы можно было выбить это стекло – Комбат сделал бы это немедленно и уберег женщину от очередной порции медицинского яда. Но окна господина Волошко были из особого сверхпрочного состава, который можно выкрошить только взрывной волной.

План действий созрел мгновенно – сейчас он проверит, есть ли спуск к воде и хоть какая-нибудь плавающая посудина. Потом вернется к Мише и договорится, чтобы тот привел свой надежный автомобиль в боевую готовность. Потом снова внутрь, даже если доктору-надсмотрщику это будет стоить жизни. Видимо, Алену придется перевезти по воде в дом к Мише и уже оттуда вывозить в город, на их с Андрюхой «явочную» квартиру. Потом заручиться помощью Бахрушина. Ведь документов у пленницы, скорее всего, нет, а без них в самолет не попасть. Поезд или автомобиль она может не выдержать.

Прямо в море, в привезенный по заказу песок, уходили ступеньки нескольких садовых лестниц. Неспокойная мартовская вода шумно ударялась о них, обливая солеными брызгами. И ничего похожего на лодку, баркас или катер не наблюдалось. Рублев вернулся к дому – на приусадебной территории есть гараж, флигель и какой-то культовый домишко, напоминающий уменьшенный православный храм. Хорошо бы найти хоть в одном из них пару широких досок, чтобы связать в подобие плота.

В нагрудном кармане тихонько заурчал телефон.

– Борис Иванович, это Миша. Мне тут Саша подсказывает, что, если через ворота выходить сложно, можно по воде. У нас катамаран на ходу. Сейчас, конечно, штормит, но мы готовы попробовать. Что скажете?

– Отличная идея. Здесь от берега ступеньки в воду, светлые, приметные. Ты, Миша, плед возьми, плащ какой-нибудь и фонарь. Обменяемся световыми сигналами; надеюсь, пограничников не спровоцируем. Действуй.

У воды было холодно, сырой ветер налетал с моря и гудел в ушах. Волны шумно катали крупную гальку, наполняя окрестности равномерным гулом и рокотом. В такую погоду даже тысяча метров на водном велосипеде могла оказаться фатальной. А назад придется везти на хлипкой корме двух пассажиров – полумертвую учительницу и одного из гламурных мальчиков. Второй, скорее всего Саша, он покрупней и покрепче, сядет «на педали». Иначе им не вырулить.

Катамаран появился через полчаса. Беспорядочное мигание сильного фонаря подсказывало, что «рулевые» сбились с курса. Комбат сделал несколько взмахов зажигалкой, потом издал громкий птичий крик. Ветер, как назло, усилился, звук уносило в сторону. Ребята каждую секунду рисковали перевернуться на пластмассовой курортной посудине. Удивительно, что они все еще держались на плаву. Рублев, не раздумывая, сбросил одежду и вошел в ледяную воду. Он знал, что на внутренних ресурсах и самовнушении продержится минут семь – десять. Широкие уверенные взмахи рук, рассчитанное дыхание – и его сильные пальцы схватили правый поплавок катамарана. Цепляясь за корпус, он переместился назад и в несколько толчков направил «спасительное судно» с ошалевшими от ужаса Мишей и Сашей к берегу. Вытолкнув катамаран носом на песок, он выскочил из воды и подтянул его на мокрую траву. Если бы не сделал этого – мальчишки не сумели бы причалить. В лучшем случае разбили бы поплавки о каменные ступеньки.

Сейчас, ощутив ногами твердую землю, мокрые дрожащие парни бросились друг другу в объятия. Миша плакал в голос, как нервная барышня, Саша тихонько всхлипывал. Раздетый Комбат почему-то почувствовал себя неловко перед ними. Сильно болели от ледяной воды мышцы рук и ног, но вместо растирания он поспешил подхватить одежду и уйти в тень большого куста. Его богатырская нагота явно не осталась не замеченной ревущими от пережитого стресса пацанами. Но сейчас думать об их нетрадиционности не хотелось. В конце концов, плавсредство они подогнали. Теперь заколотую транквилизаторами женщину не придется перебрасывать через каменную ограду с протянутым поверху электрическим проводом.