Текст книги "Му-му. Заброшенная могила"

Глава 16

– Ты куда, Витек? – вроде бы равнодушно спросил Сергей, который сидел все на той же лавке у крыльца и которому хозяин дал команду в свое отсутствие не спускать с Соколова глаз.

– К дядьке схожу, – ответил тот, проверяя содержимое бумажника. – Через магазин, само собой.

– О, так я присоединюсь… Не возражаешь? – По выражению лица охранника Виктор понял, что возражать бессмысленно. – Только в магазин идти не надо, в доме полно всего. Сколько ты хочешь бутылок?

– Этому проглоту и двух мало зараз, – будто бы в сердцах ответил Виктор. – Бери штук пять-шесть… На всякий случай. И опохмелиться ему оставим. Да, и закуски захвати.

Сергей молча кивнул и отправился на кухню, где Илья снабдил его нужным количеством спиртного. Это была водка «Абсолют», та, что все пили в этом доме. Из закуски присутствовала все та же пицца и копченая колбаса.

Дом пятидесятилетнего алкоголика Николая Соколова представлял из себя довольно прочное строение, сооруженное еще дедом нынешнего владельца и не успевшее пасть жертвой его небрежения. Известно, что, если за деревянным домом нет никакого ухода, как в этом случае и было, он может простоять десяток лет и после стать «не подлежащим восстановлению». Но после смерти жены, что послужило причиной перманентной пьянки Николая, прошло всего пять лет, и снаружи дом выглядел более-менее прилично. Зато изнутри это был настоящий вертеп…

Покойная жена Николая была учительницей русской литературы в местной школе, он же когда-то служил в этой школе завхозом и вел уроки труда. Книги, оставшиеся от умершей от рака жены, которую он любил до безумия, Коля не продал, да и, честно говоря, покупателя не нашлось бы. Кому нужны в наше время произведения Тургенева и Гончарова? Разве что школьникам, которым, впрочем, хватает для ответов на «трояк» издаваемых многочисленными частными издательствами пятидесятистраничных томов «Войны и мира» и двадцатистраничных «Преступлений и наказаний». Так и получилось, что сержант запаса Николай Соколов пропивал свою пенсию по инвалидности на фоне Толстого и Достоевского.

Приходу «племянника» и его приятеля Николай донельзя обрадовался – пенсия была пропита позавчера, денег не оставалось, а до следующего визита почтальонши можно было помереть с голоду и похмелья.

– Куда ты делся, мать твою? – напустился Николай на «племянника». – То жить у меня собирался, а то нет его три дня…

– Ладно, дядька, – прервал его Виктор. – Овощи есть какие-нибудь? А то у нас только пицца да колбаса. Короче, все, что в печи, на стол мечи… Мы не пустые.

– Сам распоряжайся, – махнул рукой «дядька». – В огороде давно не бывал?

– На кой черт тебе те овощи? – поморщился Сергей. – Витаминов захотелось? В этой пицце их не меньше, чем в луке…

– Лук есть, – радостно подтвердил Николай, почувствовав, что сегодня ему горевать не придется. – В кухне связка висит…

Те, кто никогда не участвовал в мертвой пьянке, происходящей в деревенском доме русского вдовца где-нибудь в подмосковном Павловском Посаде или Красногорске, не поймут, насколько сие действо насыщено различными нюансами.

Усевшись за прожженный многочисленными сигаретами стол, за которым много лет назад Ирина Петровна Соколова проверяла ученические тетради, Виктор вытащил из сумки три бутылки водки и сказал:

– Дядька, несись за витаминами. Серега, нарезай закуску. Пицца стынет…

Пиццу Илья имел обыкновение «давать на вынос» в огромных кусках. Вот только раскладывать их было не на чем – гора тарелок на столе и вокруг него была в таком состоянии, что даже тараканы, скорее всего, брезговали такой трапезой. Поэтому Виктор достал предварительно выпрошенные у Ильи одноразовые тарелки и подвинул к Сергею:

– Нарезай…

Сам он в это время открывал и разливал водку.

– Дядька, скорей, водка стынет! – позвал он замешкавшегося хозяина дома. – Что тебя там, тараканы съели?

– Лук чистил, – Николай появился на пороге, неся в руках кастрюлю с десятком луковиц и полдюжиной сморщенных огурцов. – Соль на столе вроде была…

Солонка, в которой крупная поваренная соль была обильно сдобрена табаком, обнаружилась в середине обшарпанного стола.

– Ладно, сойдет, – махнул рукой Виктор. – Присаживайся, дядюшка. Выпьем, а то водка скиснет.

Содержимое «маленковских» стаканов, названных так потому, что эта граненая посуда без ободка появилась в годы короткого правления Георгия Маленкова, исчезло в глотках. Соколов специально наливал почти по полному стакану, зная вкусы своего «дяди» и в расчете на то, что его собутыльники быстро окосеют. Сам он свалиться раньше времени не боялся, приняв предварительно специальную «шпионскую» таблетку, позволявшую пить водку и совершенно не пьянеть. Виктор знал, что похмелье после принятия такой таблетки способно свести человека с ума, но и этого он не страшился – химики ФСБ разработали снадобье и против похмелья. Если бы оно поступило в широкую продажу, утренние очереди у винных отделов резко упали бы, что могло негативно сказаться на поступлении налогов от продажи спиртного. А поскольку они составляли едва не главный после нефти и газа источник доходов бюджета, то и «антипохмелин» оставался недоступным широкому кругу потребителей очень «паленой», не очень «паленой» и вовсе не «паленой» водки.

Вскоре обнаружилось, что «трепаться» собутыльникам абсолютно не о чем. Сперва стали рассказывать анекдоты, но это быстро наскучило, потому что никто из славной троицы мастером-анекдотчиком не был. Потом захмелевший Коля принялся вспоминать Афганистан; но то, что вполне можно слушать часами от трезвого человека, в устах пьяного выглядит набором не связанных между собой фраз. Охранник Сергей пока помалкивал, но, когда его основательно развезло, он сделал то, что обычно происходит на таких пьянках: он запел. И, к удивлению Соколова, довольно неплохо. Во всяком случае, классическую «Степь да степь кругом» он исполнил, что называется, «с душой», вызвав у сочувствовавшего несчастному ямщику дяди Коли поток слез. Когда же под известие о том, что «бродяга Байкал переехал», опрокинули еще по стакану, он начал подпевать, безбожно путая слова.

Когда выпили четвертую, Виктор понял, что его время настало.

– Пойду поссу, – пьяным голосом произнес он. – Блин, в сральне у него воняет, как… не знаю где.

Охранник пробормотал что-то неразборчивое, «дядя Коля» вообще сидел, уставившись мутным взглядом в одну точку, находящуюся явно за пределами восприятия нормального человека.

Соколов, шатаясь и держась за стены, вышел из хаты и направился в дальний угол двора, где к забору притулился продуваемый всеми ветрами, сто лет не чищенный сортир. Постояв минут пять, чтобы убедиться, что за ним никто не идет, Виктор зашел в гудящий мухами туалет, достал мобильник и набрал номер Дорогина. Было около одиннадцати часов вечера.

– Слушай, у меня мало времени. Они хотят, чтобы я еще с одним… Или не одним, не знаю… завтра похитил на кладбище вдову Кана. Больше ничего не знаю. Как понял?

– Все понял, встретим.

– Подожди. Зато я не все понял. Полный ноль информации. Думаю, они под тебя копают. Жди звонка от барона.

– Может, что-то другое?

– Навряд ли. Они в курсе, что ты был другом Кана и занимаешься делом о его убийстве и взрывах. Все, напрягите мозги. Пока.

Соколов отключил мобильник и вернулся в дом. Оба собутыльника были в полной отключке.

* * *

Несмотря на поздний час да еще и субботний вечер, Дорогин немедленно собрал в «конторе» совещание. Прибыли Леонтьев, Ольга, опера Гена Шлеменков и Гриша Милорадович, а также специалист по подрывному делу Слава Ильенков. Все остальные были предупреждены, чтобы ждали распоряжений по телефону и ничего на завтра не планировали, а что запланировали, то отменили.

Дорогин закурил. По тому, как он это сделал, все определили, что их «железный» босс изрядно нервничает.

Изложив ситуацию, Дорогин предложил:

– Высказывайтесь, коллеги…

Никто даже рот не успел раскрыть, как высказалась Ольга:

– Я пойду вместо нее. Мы одного роста, комплекции, даже прически похожие…

Дорогин чертыхнулся и от всей души показал Ольге ядреный кукиш.

– Это ты видела? Они же за ней следили! Что, не узнают, что ли? Ты меня вообще за идиота считаешь! Актриса хренова.

И тут Ольгу прорвало:

– Самого тебя черт бы побрал, Дорогин!! Это не я тебя, это ты меня, директор хренов, за дуру неспособную держишь!! Скоро вообще в вату завернешь и около батареи положишь! Ты что, Фортунатова боишься? Чтобы что-нибудь, не дай бог, со мной не случилось? Так Граф первый тебе втык бы дал за то, что так меня… так… свинья…

И тут Ольга неожиданно для всех разревелась, как первоклассница, и выбежала из кабинета.

– Зря ты с ней так, Сергей, – укоризненно сказал Леонтьев. – Ты же знаешь, на что она способна.

– Да боюсь я за нее… Не Графа боюсь, а… Ну пойми ты, она мне так же дорога, как… как Тамара. Не могу я допустить, чтобы с ней что-то случилось. А этот «оперативный выход» – полный и бесповоротный п…ц. Ее расколют на «раз-два».

– Ты забываешь, что там Витя…

– А что он сможет сделать? Он же не один там будет…

– Сергей Андреевич, мне кажется, вы не доверяете своим сотрудникам, – произнесла вернувшаяся и осушившая слезы Ольга. – В таком случае мне придется писать заявление об уходе. И будь я проклята, если еще хоть раз переступлю порог этой конторы.

Ольга повернулась, чтобы уйти, но секретарша Лена, которая смотрела на все это из приемной через открытую дверь, увидела на ее лице не соответствующую произнесенным словам улыбку.

– Тормози, – велел Дорогин, поняв, что получил мат в три хода. – Если вы, Ольга Шевчук, столь продвинутый детектив, то изложите, будьте добры, свою версию происходящего. Если уж я сам ничего не понимаю в этих цыганских раскладках…

Ольга торжествующе посмотрела на своего любимого Дорогина и начала:

– В первую очередь на кладбище надо послать наших людей, прямо сейчас. Не исключено, что они затеяли еще один взрыв, рассчитывая, что мы придерживаемся точки зрения про снаряд, который два… точнее, уже три раза в одну воронку не падает. Они как пить дать решили снова заложить взрывчатку в могилу покойного Кана Самуиловича. Или уже заложили (тогда это нужно проверить), или заложат этой ночью. Это первое. Второе. Взорвав могилу вместе с вами, Сергей Андреевич, они убьют сразу всех зайцев – и от вас отделаются, и покажут всему миру, как опасно с ними связываться. Ну а вдруг взрывчатка не сработает? Или что-то еще непредвиденное произойдет? Что тогда?

– Ну и что тогда?

– Тогда они, прекрасно зная, что вы таки придете на место встречи, пошлют туда боевиков. А вот тут уже – кто кого переиграет.

– А… Веронику куда денут? – поинтересовался Леонтьев.

– Скорее всего, отволокут туда, где живет этот барон. Он стопроцентно захочет с ней поговорить. Российские цыгане отличаются от итальянских и американских мафиози некоторой романтичностью.

– Ты-то откуда знаешь? – угрюмо спросил Дорогин. – Да и вообще, зачем тогда такая подстава? На кой черт тебя вместо Вероники посылать?

– А на тот «черт», что я смогу и себя защитить, и вам помочь, когда вы эту хазу брать будете, а Вероника не сможет.

* * *

Операция, которую разработали люди цыганского барона Герасима Забарского и руководителя сыскного агентства «Ольга» Сергея Дорогина, ненамного уступала по сложности операции «Багратион». Так, во всяком случае шутили, сотрудники агентства. С обеих сторон были задействованы все наличные силы и средства, разве что не было авиационной и бронетанковой поддержки. Но «пехота» вышла на «поле боя» вся. И меры для сохранения секретности тоже были приняты не менее масштабные, чем в 1944 году, когда командование советских войск всеми силами старалось убедить немцев, что главный удар будет на территории Украины, а не севернее, в Белоруссии.

…Ольга вышла из квартиры, где жили Вероника и покойный Кан, около восьми утра. Именно в такое время Вероника направлялась на кладбище в знак того, что именно в это время, правда в понедельник, погиб ее муж. Ольгу с разных сторон «вели» целых три бригады. Первые две – Дорогина – охраняли ее, третья, цыганская, следила за маршрутом передвижения.

Кладбище в это время уже оцепили со всех сторон люди агентства и Забарского. И те и другие собирались в назначенное время с разных сторон войти на территорию некрополя под видом родственников усопших, решивших прибраться на могилах. Обе команды работали настолько профессионально, что до начала огневого контакта друг друга не вычислили. Правда, за несколько часов до начала операции главный «сапер» Дорогина Слава Ильенков обезвредил два фугаса с дистанционными взрывателями, один из которых был заложен прямо на могиле, а второй – на пути отступления, в полусотне метров от нее.

В восемь двадцать утра на кладбище появились Виктор Соколов и охранник по имени Сергей. Если первый был как огурчик, то второй представлял собой живое воплощение абстинентного синдрома. Водитель, то есть лицо совершенно неучтенное, остался в машине.

– Ждем, – скомандовал Сергей и, застонав, опустился на скамейку у соседнего с могилой Кана захоронения. – Ты… это… грабли достань, листву сгребай потихоньку.

Сам он достал из кармана крохотную кассету с иголками.

– Что это? – поинтересовался Соколов.

– Наркотик. Несильный. После него она очнется часа через два. Да на хрен нам надо ее убивать? Это же не она, а ее муж брата хозяина замочил… А так – доставим к хозяину без проблем, дальше уж как он скажет.

Положив кассету рядом с собой, он вытащил из кармана плоскую серебряную фляжку емкостью в пол-литра и приложился к ней.

– Хочешь? – спросил он голосом грешника, предлагавшего варящемуся в соседнем котле коллеге глоток воды.

– Не откажусь, – ответил «коллега» и, чтобы не возбудить подозрение, тоже приложился к фляжке, вернул ее владельцу и принялся сгребать мусор, накопившийся на могиле.

Когда через полчаса на дорожке появилась высокая молодая женщина в черном платке, Виктор чуть было без предупреждения не отправил своего напарника на тот свет. Он узнал Ольгу, несмотря на то что она была загримирована и походила на Веронику как две капли воды. Тем не менее он сдержался: понял, что Дорогин никогда не подставил бы Ольгу для того, чтобы с помощью Соколова «профукать» операцию в самом начале.

Едва Ольга в обличье Вероники склонилась над могилой Кана, поправляя венки, как Сергей метнулся к ней и всадил в шею иголку. Ольга тихо опустилась на землю около холмика и застыла.

– Вперед, – скомандовал Сергей, и они потащили Ольгу по направлению к машине. Со стороны казалось, что двое парней ведут потерявшую сознание от горя родственницу. Соколов заметил, что работавшие возле нескольких могил люди проводили их внимательными взглядами. Некоторых он узнал, но многие были незнакомы. Виктор понял, что операцию «те» и «эти» готовили на высшем уровне.

Посадив «родственницу» в машину и отъехав несколько кварталов, Сергей вынул мобильник, набрал номер и произнес:

– Готово, звоните этому хрену…

Дорогин ждал этого звонка. И все-таки, когда он раздался, сжал зубы, стараясь превозмочь нервную дрожь.

– Дорогин? – раздался в трубке мужской голос. – У нас жена, точнее, вдова твоего дружка. Сам небось знаешь кого…

– Кого? – спросил Дорогин, стиснув телефонную трубку так, что побелели костяшки пальцев.

– Того, кто на Троекуровском кладбище похоронен. Приходи туда часам к десяти, поговорим. Прямо на могилку и приходи. А не появишься – хана телке. Да и позабавимся с ней перед смертью. Перед ее смертью. Только приходи в облегающих штанах и майке, чтобы, упаси тебя бог, ствол не смог спрятать.

Директор сыскного агентства «Ольга» Сергей Дорогин появился на кладбище ровно в 10 утра. В ту же минуту Василий Забарский вышел из машины и направился вслед за ним. Они встретились около могилы Кана.

Многие полагают, что заговорить с врагом – значит протянуть между ним и собой незримую, но очень прочную нить, которая чаще всего делает невозможным убийство. Дорогин этого мнения не придерживался. Торговцев наркотиками он ненавидел не меньше, чем покойный Кан.

– Что ты хочешь? – глядя на Василия в упор, спросил Дорогин.

– В глаза тебе хотел посмотреть…

– В глаза? А ты хоть раз в глаза тем, у кого отнял детей, смотрел?

– Больно надо, – прищурился Забарский. – Своя рубашка ближе к телу.

– А если бы твой сын или дочь стали колоться?

– Мои бы не стали. Те, кто колются, – слабаки. Им жить не стоит.

– Тебе ли определять, кому стоит жить, кому – нет? Помнишь, у Толкиена Гэндальф говорит: «Многие из живущих достойны смерти. И многие из мертвых – жизни. Тебе дано дарить жизнь? Нет. Тогда почему ты осуждаешь на смерть?»

– Я не осуждаю. Они сами себя осуждают.

– Но ведь с твоей помощью, так?

– Не без этого. Но я с тобой философствовать не собираюсь. Ты мне мешаешь. Этот… Кан, он ведь моего дядьку убил. К стенке поставил, как маньяка какого-нибудь. Ты о моих правах говоришь. А кто ему право дал?

– Он мстил. Ему было за что мстить.

– И мне тоже есть за что.

– Допустим. Но вдова-то его при чем?

– Ни при чем, совершенно. Мне нужен был ты… Тоже, народный мститель…

Дорогин усмехнулся.

– И что же дальше? В чем смысл происходящего? Я, честно говоря, не понимаю. Ты ведь мог меня просто «заказать»… Хотя навряд ли, я человек известный, далеко не любой киллер взялся бы.

– Ты моих парней положил на этом самом кладбище…

– А ты хотел бы, чтобы они меня положили?

– Конечно, хотел бы…

– Слушай, Василий, а ты сам, часом, не на игле сидишь? – спросил Дорогин, который действительно не понимал, что от него хочет наркоторговец. Но, похоже, последний и сам этого не знал.

– Нет, я на игле не сижу. Ты когда-нибудь видел цыгана с наркоманскими наклонностями? Нет у нас таких. Но я тебя понял. Щенка этого, Витю, ты ко мне заслал?

– Какого Витю? – вытаращил глаза Дорогин.

– Ну да, скорее всего, не ты… Иначе не стал бы он мою жену трахать.

Сергей покачал головой.

– Слушай, а у тебя ведь с этим проблемы… Сходил бы ты к сексопатологу, вместо того чтобы людей губить…

– О-о-о, – протянул Василий. – Знал бы ты… Ты прав, у меня проблемы. Я могу трахаться по всем правилам Камасутры, удовлетворить взвод баб за ночь, а вот иметь детей не дано…

– А эти несчастные пацаны и девчонки, которых ты на иглу сажаешь, разве виноваты?

– Нет, не виноваты. Ладно, устал я от тебя. Прощай. Но том свете встретимся.

Василий выхватил пистолет и направил в сторону Дорогина. Но не успел он нажать на курок, как раздался приглушенный выстрел, и пуля из снайперской винтовки раздробила правое плечо Забарского-младшего. Тот застонал, мгновенно перехватил пистолет в левую руку… и опять не успел выстрелить. Дорогин, подхватив с земли валявшийся там тяжелый брус от поперечины креста, со всего размаха опустил его на голову Василия. Тот хрюкнул и как сноп свалился на дорожку между могилами.

– Дубина надежней пистолета, она не дает осечек, – пробормотал Дорогин, отбрасывая окровавленный брус. На кладбище стало одним трупом больше. – И что он от меня хотел? Просто потрындеть? Нет, тут явно дедушку Фрейда спросить надо…

Пять выстрелов прогремели одновременно. Никто из помощников наследника цыганского барона не успел даже достать оружие. Полегли все. Кроме одного – Дорогин заранее приказал оставить «языка». К одному из цыган подобрался Гриша Милорадович, выпустил ему в лицо струю слезоточивого газа и отобрал пистолет, который тот так и не успел вынуть из кармана.

Дорогин подошел к цыгану, который, постанывая, тер воспаленные глаза.

– Куда дели женщину, которую отсюда увезли? Говори быстро, останешься жив… Если нет – молись…

– Она у барона… Под Красногорском…

– Сколько у него там человек?

– Двое или трое… Я не знаю…

– Все, поехали! – отдал бывший каскадер команду по рации. – Прохор Кузьмич, этого цыгана – на первую базу. Раскрутить по полной программе. Ждать нас. Все.

Двое сотрудников агентства подхватили цыгана, запихнули его в белую «Волгу» и увезли. Остальные сыщики погрузились в микроавтобус и направились в сторону Красногорска, где располагалась усадьба Забарского.

Система сигналов, принятая в агентстве «Ольга», позволяла с помощью определенных мелодий передавать сообщения агентам, даже если те находились под контролем. С условием, конечно, что у них не отобрали сотовые телефоны. Дорогин искренне надеялся, что Соколов своей мобилки не лишился.

Так и оказалось. То ли Василий не был до конца уверен, что Соколова ему кто-то подослал, то ли что-то еще, но практически никаких мер предосторожности не принял. И когда мобильник Виктора заиграл «Турецкий марш», Соколов уже знал, что его шеф близко. Да и Ольга, к счастью, начинала приходить в себя.

Их разместили на втором этаже, в комнате по соседству со спальней самого барона. Охранник Сергей, основательно приложившийся к фляжке, которая успела опустеть, молча сидел у окна, переживая грандиозный втык от начальника охраны.

Барон не появлялся, видимо предчувствуя какую-то беду или просто не желая показываться на глаза каким-то «шестеркам».

Ольга, которой Сергей еще на кладбище воткнул дозу какого-то наркотика, потихоньку пережевывала антидот, который на удачу незаметно всунул ей в рот Соколов. Удача была с ними – Ольга действительно начинала понимать, кто она и где находится.

Оставалось ждать. Дорогин с ребятами был уже близко. И когда через десять минут после «Турецкого марша» мобильник заиграл «Полонез Огинского», Соколов подошел к охраннику и резко рубанул его ребром ладони по тому месту, где пробивался пульс. Сергей, не издав ни звука, пошатнулся и готов был уже упасть на пол, если бы его не поддержал Соколов.

– Оля, ты в порядке? – спросил он, укладывая охранника на диван.

– Угу, – пробормотала Ольга, протирая глаза. – Могло быть хуже. Это было какое-то снотворное. Где Дорогин?

– В дороге, – скаламбурил Виктор. – Едет. Сейчас будет. Одного я уже погасил, остались еще трое вроде бы и собака.

– А барон где?

– Да бог его знает…

И тут раздался третий сигнал. На этот раз это была «Катюша». Соколов, который, собственно, сам и разрабатывал последовательность сигналов, хмыкнул, достал из кармана полумертвого охранника пистолет и передернул затвор.

– «Ручка» при тебе? – спросил он Ольгу, намекая на грозное оружие, подаренное ей Дорогиным года два назад.

– А как же… – Ольга достала из специального тайника, «встроенного» в джинсы, стреляющую ручку.

– Отлично. Ну, ждем.

А ждать долго не пришлось. Буквально через десять минут во дворе послышалось несколько выстрелов; Соколов, прислушавшись, сделал знак Ольге двигаться за ним и, приоткрыв дверь и осмотрев коридор, выскользнул из комнаты.

Когда Ольга вслед за Виктором очутилась в саду, тот как раз прятал пистолет: ему пришлось отправить на тот свет последнего, невесть откуда взявшегося охранника. Рядом стоял Дорогин, тоже с пистолетом в руке. В отличие от Соколова, прятать оружие он не спешил.

– Черт, где же хозяин? – пробормотал Дорогин, без сожаления глядя на трупы охранников и с сожалением на труп собаки. – Как сквозь землю провалился…

Из беседки, скрытой среди деревьев сада, выскользнул как тень, несмотря на огромные габариты, цыганский барон. Он поднял пистолет и прицелился в спину Дорогина.

И тут как из-под земли за спиной барона появился бомж Савелий Неделин с зажатым в руке обломком водочной бутылки. Он неслышно шагнул вперед и «розочкой» полоснул цыганского барона по шее.

Герасим уронил пистолет, схватился за перерезанное горло, сделал несколько шагов по направлению к бассейну, захрипел и повалился в воду, которая тут же окрасилась в красный цвет.

Дорогин, обернувшись, сперва ничего не понял.

– Сава, как ты тут оказался? – спросил он изумленно.

– Джинн подсказал, – спокойно ответил бомж.

– Какой «джинн»?

– Мы, бомжи, не зря бутылки собираем, – сказал Сава, отбросив в сторону окровавленную «розочку» и подняв вверх палец. – Иногда джинны попадаются… – И начал заливать дальше: – Иду это я по свалке одной, вижу – бутылка джина лежит. Ну, в смысле от джина. Запечатанная. А внутри – он, бедолага…

– Кто, джинн, что ли? – переспросила Ольга, еще не отошедшая от перестрелки.

– А кто ж еще… Так вот, джинн и говорит: «Освободи меня, три желания исполню!» Ну, я его и освободил. Он: «Давай первое желание!» Я говорю: «Дай подумать» Он: «О, какое хорошее желание! Думай!» – «Твою мать, думаю, вот и желание прое…л». Думаю дальше: «А где это может быть Дорогин? Уж не цыган ли пошел мочить? Так и да…» Ноги в руки – и я здесь.

– Так у тебя еще два желания остались, – засовывая в кобуру пистолет, сказал Дорогин. – Вели ему водки из магазина принести!

– Это я и без джинна могу, – заметил Савелий и достал из сумки бутылку… джина.

Все столпились у бассейна, в котором спиной кверху плавало тело Забарского.

– За что ж его, Герасима-то? – со страданием в голосе спросила Ольга. – Шел, понимаешь, никого не трогал и тут вдруг утоп…

– За Муму, – ехидно ответил Дорогин. – Кто-то никак собачку забыть не может. Видишь, как у него горло разорвано? Словно волк постарался. Или псина огромная.

– Я знаю, кто это сделал, – загадочно сказал Соколов.

– Кто? – попалась на удочку Ольга.

– Сын Муму, – прохрипел Витя, показывая большим пальцем себе за спину, в сторону Савелия, скорчил страшную рожу и залаял.

Ольга рассмеялась.

– Ну, народные мстители, пора и честь знать, – заявил Дорогин, когда бутылка была выпита, а тела погибших аккуратно сложены на вымощенном бетонной плиткой дворе. – Мы же не хотим, чтобы сюда «маски-шоу» явились…

– Поехали, – кивнул Савелий.

Когда рассаживались в микроавтобусе, он что-то вспомнил, по привычке поднял палец и произнес:

– Кстати, о бутылках. Встретил недавно мужика, бутылки он собирал. Думаю – кто такой, почему не знаю? А он, как ни странно, писателем оказался. Я его спрашиваю: «Чего ж ты бутылки собираешь? Платят мало?» Он и говорит: «Хобби у меня такое. Одни марки собирают, другие – картины, а я вот – бутылки». – «Ни хрена себе, хобби», – говорю. А он: «Я за время сбора бутылок столько историй наслушиваюсь, что самому вовек не придумать. В реальной жизни столько всякого бывает, что ни в одной книге не прочтешь и уж тем более не придумаешь…» А вообще, – продолжил Сава, – мне их жаль.

– Кого? – удивилась Ольга.

– Да бутылки, кого же еще… Сама понимаешь, люди так их ласкали, некоторые даже в горлышко целовали… И вот они лежат, несчастные, на помойках, на обочинах…