Текст книги "Первозданная. Вихрь пророчеств"

– Вот как! – Фейлан притворился, что эти слова застали его врасплох, хотя на самом деле нисколько не был удивлен. – Так вы хотите переманить меня на свою сторону?

– Пока нет, профессор, вы еще не готовы к этому. Слишком уж долго вы верой и правдой служили Китрайлу, чтобы быстро и безболезненно отречься от своих убеждений. Но в то же время вы цените свою человечность, свою земную жизнь и не спешите превращаться в демона. Во всяком случае, мне показалось, что такая перспектива не очень вас радует. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, сударыня. Но это не значит, что ради спасения жизни я согласен пойти на предательство.

– Я этого и не требую. Предать можно лишь то, во что веришь, а вы же сами признали, что вам не нравится подыгрывать поборникам. В конце концов, вы слуга Китрайла, а не его раб и должны отличать осознанное служение от бездумной рабской покорности. В отличие от раба, слуга имеет право на свои взгляды, свои убеждения; никто не может лишить его свободы воли и выбора.

– Все это так, – согласился Фейлан. – Но…

– Окончательный выбор остается за вами, – не дав ему договорить, продолжала девушка. – Вы можете рассказать своему демону о нашей встрече, и мы оба знаем, к чему это приведет. Также можете скрыть правду и надеяться на то, что вас оставят в покое, признав непригодным для дальнейших диверсий на Лахлине. Если же ваши надежды не оправдаются, перед вами встанет новый выбор: или выступить против нас, или договориться с нами. Во втором случае я обещаю, что мы вместе подумаем над тем, как выйти из этой ситуации с обоюдной выгодой, не причинив вреда нашей борьбе и в то же время не накликав на вас гнева Ан Нувина.

Фейлан скептически хмыкнул:

– Разве это возможно?

– А почему бы и нет? Вот сейчас я предложила вам вполне приемлемое объяснение – придумаем что-нибудь и в следующий раз. При необходимости даже нанесем вам легкое ранение. Это, конечно, не слишком приятно, однако лучше, чем смерть. Ведь правда?

Фейлан ничего не ответил. Он чувствовал себя загнанным зверем, которого обложили со всех сторон. И никакого спасения не было – за исключением, разумеется, того маловероятного варианта, что демоны действительно оставят его в покое, не принуждая возвращаться на Лахлин, а юная колдунья сдержит свое слово, сохранит в тайне их встречу и больше не будет шантажировать его разоблачением…

Тем временем девушка встала с кресла.

– Не буду на вас давить, профессор. Думайте, взвешивайте, решайте. А как надумаете, приходите для продолжения нашего разговора. Только держитесь подальше от Хангована, Бланаха и других больших городов, идите прямиком под Архарские горы, там вас встретят. Сейчас я не буду сопровождать вас за пределы Лахлина, сами найдете дорогу. Надеюсь, у вас хватит здравомыслия не совершить какую-нибудь глупость.

С этими словами она призвала Темную Энергию и без единого прощального слова перешла в Тындаяр, оставив Фейлана в тягостных раздумьях.

Глава XVII
Вечер в лагере

Кыван неподвижно стоял рядом с Элвен под северной окраиной Хангована, наблюдая за завихрениями Темной Энергии, которые медленно отдалялись от лахлинской столицы в юго-западном направлении. Черный колдун Фейлан аб Мередид возвращался к себе на Абрад, не пытаясь ничего выкинуть напоследок. Это, конечно, не означало, что он послушался Элвен и больше не собирается вмешиваться в их дела. Просто он был не глуп и прекрасно понимал, что сейчас ему лучше убраться прочь, ведь за ним наверняка присматривают, а Бланах находится под усиленной охраной. Одна из особенностей Тындаяра заключалась в том, что уже на расстоянии нескольких шагов в его непроглядной тьме невозможно заметить человека, который не движется и не использует активные формы магии. Именно поэтому Фейлан аб Мередид, вернувшись в подземный мир, не обнаружил присутствия Кывана и Элвен, хотя они находились совсем невдалеке от него; и по этой же причине он, придя на Лахлин, не заметил радом с Бланахом часового – колдуна-повстанца по имени Гинвор аб Кахайр. А Гинвору хватило ума притаиться и подождать, пока сработает установленная Эйнаром аб Диланом ловушка. Кыван, в то время дежуривший под Хангованом, очень сожалел, что не ему выпала возможность захватить черного в плен…

Когда последние завихрения растворились вдали, Элвен отправила условный сигнал на юго-восток – к их товарищам, стоявшим на страже под Бланахом.

– Вот и все, – сказала она. – Теперь будем надеяться, что профессору аб Мередиду хватит рассудительности принять мое предложение.

– А если нет? – спросил Кыван.

– Тогда мы его убьем. И опять же будем надеяться, что следующий колдун, которого отправит против нас Враг, окажется более сговорчивым.

Кыван хотел было заметить, что в следующий раз Враг может прислать не одного колдуна и даже не двух, а целый отряд своих прислужников, но смолчал. Он знал, что думает Элвен по этому поводу, и, в общем, был согласен с ней. Однако считал, что лишняя осторожность никогда не повредит, поэтому следует уже сейчас готовиться к вполне вероятной войне с черными колдунами.

Через минуту к ним подошли Эйнар аб Дилан и Шовар аб Родри. Элвен пересказала им свой разговор с Фейланом аб Мередидом (который Кыван слышал собственными ушами, находясь в соседней комнате) и выразила уверенность, что он все-таки согласится на сотрудничество.

– Возможно, госпожа, – не стал возражать Эйнар, хотя в его голосе слышалось глубокое сомнение. Он был лично знаком с кованхарским профессором и с самого начала настаивал на том, что с ним не стоит договариваться, а лучше просто убить его. – У вас была возможность убедиться, что Фейлан труслив. Это, конечно, может сыграть нам на руку, но точно так же может и помешать. Стоит демону что-то заподозрить и хоть немного надавить на него, он сразу во всем сознается.

– И тогда его убьют, – произнесла Элвен.

– Или же прикажут принять ваше предложение и втереться к вам в доверие.

– Ну доверять ему я не собираюсь ни на каплю, так что ему не будет куда втираться. Сейчас меня беспокоит не сам профессор аб Мередид, а тот факт, что его прислали убить Лаврайна. Врага не остановит первая же неудача, он и дальше будет добиваться своего. В конце концов, просто прикажет одному из местных черных пожертвовать собой, совершив самоубийственное нападение во время какого-нибудь людного мероприятия.

– Поэтому его нужно опередить, – отозвался мастер Шовар. – В свете новых обстоятельств, госпожа, я склонен согласиться с лордом Эйнаром. Лучше пойти на риск и устроить лорду Лаврайну несчастный случай, чем ждать, пока его убьют слуги Китрайла.

– Да и риск будет минимальный, – поспешил добавить Эйнар. – Я уже предлагал вам несколько вполне надежных…

– Я помню ваши предложения, – прервала его Элвен. – И теперь признаю их целесообразность. Но прежде чем что-либо предпринять, нужно посоветоваться с королем. Собственно, решающее слово должно быть именно за ним, потому что в этой ситуации он рискует больше всех. Сейчас у него вечернее совещание с министрами, потом я с ним встречусь и все расскажу. А вам, лорд Эйнар, стоит подождать здесь. Думаю, король захочет, чтобы и вы приняли участие в нашем разговоре.

– Да, госпожа, – сказал Эйнар. – В эту ночь я буду дежурить под Хангованом.

Элвен еще немного задержалась в Тындаяре, чтобы расспросить о состоянии дел в лагере повстанцев, а потом вместе с мастером Шоваром вернулась в Кайр Гвалхал. Кыван, чье дежурство должно было закончиться лишь в полночь, собирался остаться с Эйнаром, но тот заверил, что в этом нет необходимости.

– Сегодня уже точно ничего не случится. До утра Фейлан не получит новых инструкций от Ан Нувина, а по собственной инициативе ничего делать не осмелится – не такой он человек. Вот завтра мы начнем усиленное патрулирование Тындаяра, и ты еще проведешь здесь вдоволь времени. А сейчас иди отдыхать. О Фейлане аб Мередиде пока никому ни слова – утром я соберу всех наших и сам расскажу о нем.

– Тогда нужно предупредить Гинвора. – Кыван машинально кивнул в сторону Бланаха, хотя и понимал, что Эйнар этого не увидит. – Но, боюсь, он все равно не удержится от того, чтобы похвалиться своим подвигом перед всеми нашими.

– Знаю. Поэтому оставил его на страже до утра. А Дорану и Нейве скажешь, что я изменил график дежурств, и этой ночью они свободны.

– Хорошо, так и скажу.

Попрощавшись, Кыван двинулся к Архарским горам. Там никто не дежурил в Тындаяре – Эйнар считал это излишним, ведь повстанческий лагерь и так находился под бдительной охраной колдунов. Но, возможно, теперь он изменит свое мнение. Тем более что Элвен указала профессору аб Мередиду на Архары как место, куда он может безопасно прийти для продолжения их переговоров.

Поскольку было уже темно, Кыван вышел на поверхность не на дне ущелья, а посреди склона и за несколько минут поднялся по узкой тропинке на плато, где его встретили четверо часовых, среди которых был шестнадцатилетний колдун Брихан аб Арног. От рождения его звали иначе, но свое настоящее имя он сообщил только Эйнару и Элвен. Эйнар тщательно проверил всю его историю и заверил, что с ним все в порядке, просто он не хочет подвергать опасности своих родных, которые думают, что Брихан подался в столицу в поисках заработка. Собственно, трое из семи колдунов, присоединившихся к восстанию после Кывана, из тех же соображений назвались выдуманными именами.

Поздоровавшись с Кываном, бывшие каторжники даже не поинтересовались, что он делал за пределами лагеря, и немедленно вернулись на свои посты – они предпочитали держаться на безопасном расстоянии от любых колдовских дел. А Брихан спросил:

– Почему так рано? Что-то случилось?

– Эйнар меня подменил, – ответил Кыван, оставив без внимания вторую часть вопроса. – У него какие-то дела в Ханговане. А утром соберет нас всех и расскажет о новом порядке дежурства.

Брихан недовольно скривился:

– Снова что-то мудрит! Дежурство, патрулирование… А когда же поведет нас в бой?

В отличие от каторжников, только радовавшихся тому, что спокойно проводят зиму в тепле и сытости, колдунам-повстанцам не терпелось выступить против поборников. Кыван тоже этого хотел, однако знал больше, чем остальные его товарищи, поэтому понимал, что время для наступательных действий еще не пришло. А с недавних пор они лишились и возможности совершать диверсионные рейды в горах, поскольку Лаврайн аб Броган не преминул подтвердить свое завуалированное предложение о перемирии и отозвал из Архар большинство центурий Конгрегации, оставив только немногочисленные заставы в предгорье.

Разумеется, такая уступка для колдунов понравилась далеко не всем поборникам. Самые яростные фанатики, которым было наплевать на все политические расчеты, выражали возмущение действиями принца и утверждали, что он ничем не лучше отступника-короля, а то и хуже, потому что лишь прикрывается словами преданности Святой Вере, а на самом деле попирает ее, вынуждая Конгрегацию пренебрегать своей главной обязанностью – защитой благословенной лахлинской земли от адских исчадий.

Однако Лаврайн не отступал от своих намерений. Очевидно, знакомство с Фейланом аб Мередидом отбило у него малейшее желание связываться с колдунами. Его совсем не вдохновляла перспектива вслед за бланахским комендантом и старшими поборниками Дын Делагана и Касневида посмертно присоединиться к сонму мучеников Святой Веры…

Перекинувшись с Бриханом еще несколькимим словами, Кыван отправился к самой дальней от тропинки пещере, отведенной для колдунов. На плато горели три костра, вокруг которых собралось два десятка повстанцев, а остальные уже укрылись в пещерах, где обогревательные чары надежно защищали их от лютого ночного мороза. Люди почтительно приветствовали Кывана, но никто не пытался остановить его и завязать разговор. С ним бывшие каторжники держались с еще большей опаской, чем с другими колдунами, потому что он был не только колдуном, а еще и дворянином – то есть дважды чужаком для простого народа.

Сам Кыван не слишком из-за этого огорчался, даже находил в своей отчужденности определенный позитив: ему не нужно было постоянно следить за собой, чтобы случайно не сболтнуть чего-нибудь лишнего. Нет, конечно, он бы ни при каких обстоятельствах и словом не обмолвился о Темной Энергии и Тындаяре, об Элвен и короле Имаре, однако мог невольно выдать свою чрезмерную осведомленность в государственных делах и разных событиях, происходящих во всех уголках Лахлина. Несмотря на то что Кыван до сих пор оставался самым младшим из всех колдунов-повстанцев, Элвен рассматривала его в качестве заместителя Эйнара, доверяла ему даже больше, чем самому Эйнару, и держала его в курсе всех важных дел.

В пещере Кыван застал всех пятерых свободных от дежурства колдунов. А компанию им составлял Аврон аб Кадуган – самый старший из предводителей повстанцев, в прошлом преподаватель Хангованской офицерской академии, попавший на каторгу из-за клеветы коллеги-завистника. Разумеется, такого уважаемого человека не осудили бы на основании одного лишь голословного доноса, однако поборники, проведя обыск в его доме, обнаружили тайник, где профессор аб Кадуган держал свои заметки с резкой критикой деятельности Конгрегации. Этого вполне хватило, чтобы трибунал признал его виновным в тяжком преступлении против Святой Веры и приговорил к пожизненным каторжным работам.

Аврон аб Кадуган принадлежал к немногочисленным повстанцам, не испытывавшим ни малейшего страха перед колдунами и их чарами, поэтому часто и охотно общался с ними. Особенно с самыми младшими из них – Кываном, Бриханом и Нейве, в лице которых нашел не только благодарных слушателей для своих пространных рассказов о далеком прошлом, но и прилежных учеников, утолявших его жажду к учительствованию. Неграмотную Нейве он обучал чтению и письму, чуть более образованного Брихана – каллиграфии и арифметике, а Кывану преподавал лейданский язык, право и основы философии – как общей, так и натуральной. Профессор был человеком широких и глубоких знаний, а главное – талантливым учителем.

Войдя в пещеру, Кыван в ответ на вопросительные взгляды товарищей передал им распоряжение Эйнара касательно изменений в сегодняшнем ночном дежурстве. Он мог свободно говорить об этом в присутствии Аврона аб Кадугана, поскольку тот, как и остальные бывшие каторжники, считал, что колдуны круглосуточно стерегут подступы к ущелью, чтобы заблаговременно предупредить повстанцев в случае внезапного нападения врага. Впрочем, профессор знал немного больше других – в частности, ему с самого начала было известно, что у Эйнара есть несколько сообщников за пределами лагеря, исправно снабжающих его провизией и разведывательной информацией. Хотя, конечно, он и не догадывался, что эти сообщники живут в Ханговане, занимая высокие должности при королевском дворе.

Нейве быстренько вскочила, набросила на себя шубу и побежала в продовольственную пещеру за ужином для Кывана. А сам Кыван, сняв подбитый мехом плащ и шапку, которые в обогретом чарами помещении были лишними, присел на тюфяк рядом с Мирвел вер Валан, второй женщиной-колдуньей среди повстанцев, и принял из ее рук чашку горячего чая. Поблагодарив, отхлебнул глоток и стал прислушиваться к разговору Аврона аб Кадугана с Шилтахом аб Рогвалом – молодым колдуном, присоединившимся к ним всего лишь три дня назад. Он родился и вырос в небольшом городке на восточном побережье и на протяжении последних нескольких лет работал помощником у местного аптекаря, потихоньку откладывая деньги для переезда на Абрад. Однако нынешней осенью аптекаря арестовали по обвинению в изготовлении волшебного зелья, а Шилтах не стал ждать, когда придут и за ним, чтобы осудить за компанию со старым аптекарем, и тот же час сбежал. При этом он лишился большей части своих сбережений, потому что держал их в аптеке, которую считал более надежным местом для тайника, чем переполненный братьями и сестрами родительский дом. Сменив имя, юноша поселился во Фланлине, где перебивался случайными заработками и, по собственному признанию, вынашивал планы ограбить какого-нибудь богатого купца, чтобы раздобыть денег на переезд. Заслышав об архарском восстании, Шилтах недели две сомневался, но наконец умыкнул коня у одного пьяного в стельку дворянина и отправился на север, в горы.

Эйнар проверил историю юноши, а убедившись в ее правдивости, вчера утром отвел его к Элвен. От нее Шилтах получил власть над Темной Энергией вместе с доступом в Тындаяр и сейчас лишь понемногу привыкал к новым ощущениям, приспосабливался к тому, что границы его мира резко раздвинулись, открыв перед ним доселе невиданные горизонты. А профессор, даже не подозревавший об этих переживаниях, наседал на него, предлагая взяться за изучение хотя бы натуральной философии – дисциплины, на его взгляд крайне необходимой для любого колдуна. Шилтах, как мог, отбивался от этих настойчивых уговоров и твердил, что его первейшая задача – научиться правильно чаровать, поскольку он совершенно ничего не умеет. Аврон аб Кадуган пытался было апеллировать к опыту Кывана, но тот решительно встал на сторону Шилтаха.

– Мы с ним в разном положении, – объяснил он. – Я с детства развивал свою силу, считая, что так будет легче ее контролировать, а Шилтах, наоборот, подавлял ее, пряча глубоко в себе. На мой взгляд, это было неправильно, но так уж сложилось, и тут ничего не поделаешь. Сейчас ему следует целиком сосредоточиться на магии. А с расширением кругозора можно подождать до лучших времен.

– Так я об этом и говорю, – отозвался Шилтах, приободренный поддержкой Кывана. – Мне совсем не до науки, сударь. В конце концов, я умею читать, писать и считать, даже знаю немного лейданских слов – без них в аптеке никак. А со всем остальным подожду, это не горит.

– И правда, профессор, – присоединилась к разговору Мирвел, – не нужно давить на парня. Сейчас ему только ваших философий не хватает. Сегодня Эйнар гонял его целый день, завтра уже я с ним с самого утра буду заниматься. А по вечерам он пусть отдыхает и просто слушает ваши занимательные истории о былых временах.

– Конечно, я буду слушать, – живо подхватил Шилтах. – Мне очень понравилось, как вы вчера рассказывали о том хамрайгском короле – Гвынфоре, кажется, аб Киране.

– Только не Гвынфоре, а Вынфоре, – уточнил Аврон аб Кадуган, уже смирившийся с тем, что ему не суждено заполучить себе еще одного ученика. – В Гулад Хамрайге был также и король по имени Гвынфор, но он правил гораздо позже, в конце четырнадцатого столетия.

– Вот и расскажите нам об этом Гвынфоре, – предложила Мирвел. – Все лучше, чем забивать Шилтаху голову лишними премудростями. Вы не подумайте, что я против науки, совсем нет, я бы и сама охотно училась у вас, только мне, наверное, уже поздно. Да и время сейчас неподходящее.

Мирвел вер Валан была самой старшей из колдунов-повстанцев и самой умелой среди них – если, конечно, не считать Эйнара. Кыван не знал, как ее зовут на самом деле, точно так же, как и не имел представления, почему она в таком возрасте (а на вид ей было около сорока) до сих пор оставалась на Лахлине. Но уж точно не из-за нехватки денег – прибыв сюда, она принесла с собой большой кошелек, туго набитый золотыми монетами, и предложила их для нужд восстания. Однако Эйнар вежливо отказался от этого пожертвования, объяснив, что деньги для них не проблема.

Мирвел пришла в повстанческий лагерь всего лишь неделю назад, но на удивление быстро освоилась здесь, почти сразу завоевав среди повстанцев уважение. Да и Темной Энергией овладела молниеносно, в считаные дни превзойдя даже «старожила» Кывана. Поэтому, когда к восстанию присоединилось еще двое колдунов – уже упомянутый Шилтах и Кеган аб Эйвир из Шогайрина, – она принялась помогать Эйнару в их обучении.

В пещеру вернулась Нейве, держа в руках глиняную тарелку с овсяной кашей и половиной жареной курицы. Проголодавшийся Кыван немедленно взялся за еду, а девушка, устроившись рядом, стала слушать очередную историческую лекцию Аврона аб Кадугана. Он рассказывал не о короле Гвынфоре (так как тот, в отличие от своего почти тезки Вынфора, не отличился ничем выдающимся), а о ведьмаке Айдане аб Киннане, который в давние времена сумел объединить почти половину Южного Абрада в могущественную Ферманахскую Империю.

В первые дни пребывания в рядах повстанцев Киван очень удивлялся глубокой осведомленности профессора в настоящей, не сфальсифицированной истории – ведь поборники на протяжении многих столетий тщательно переписывали ее в свою пользу, а провоз на Лахлин любых книг с Абрада и их хранение вообще приравнивались к ереси. Но Аврон аб Кадуган объяснил ему, что он, как преподаватель офицерской академии, имел доступ к архиву Главного штаба, куда военные не пускали цензоров Конгрегации, настаивая на том, что должны знать всю неприкрытую правду о прошлом, чтобы успешно защищать настоящее. Короли Лахлина неизменно поддерживали такую позицию высшего командования – кто из принципиальных соображений, а кто – из чисто практических. Даже те из них, кто был абсолютно предан Святой Вере, прекрасно понимали, к каким губительным последствиям могут привести хоть малейшие уступки поборникам в вопросе контроля над армией.

Когда Кыван закончил есть и отложил пустую тарелку в сторону, Нейве придвинулась к нему вплотную и взяла его за руку. От ее нежного прикосновения парню стало приятно и одновременно неловко, поскольку присутствующие, заметив это, тихонько заулыбались. Хотя на самом деле между Кываном и Нейве ничего серьезного не было, разве что время от времени, оказавшись наедине, они целовались, но потом, испытывая сильную неловкость, торопливо разбегались. Или, возможно, смущался один только Кыван, а девушка просто подыгрывала ему, понимая, что он еще не разобрался в своих чувствах к ней.

А Кыван, собственно, и не хотел разбираться. Боялся, что это усложнит ему жизнь – а проблем и так хватало. Кроме того, они с Нейве были слишком разными, и их объединяло только наличие колдовского дара. Если же не принимать во внимание этого обстоятельства, у них не было ничего общего; Кыван принадлежал к одному миру, Нейве – совершенно к другому. Может быть, поэтому они начинали целоваться, оставаясь вдвоем, ибо не находили ни одной темы для простого дружеского разговора…

В своем рассказе об императоре-ведьмаке профессор, конечно, не мог обойти вниманием и ведьм. К ним самим и к их деятельности он относился достаточно критически, но не из-за глупых суеверий, в той или иной мере присущих и большинству лахлинских вольнодумцев. Аврон аб Кадуган считал, что ведьмы поступили крайне эгоистично, когда в начале восьмого столетия, разгромив под Рехрайном многочисленные силы Конгрегации, не развили свой успех дальше, не очистили Лахлин от поборников, а просто убрались прочь, отгородившись от лахлинцев Барьером и забыв об их существовании.

– А может, так было нужно, – неожиданно произнес Шилтах. – Может, они решили, что лахлинцы должны сами разобраться с поборниками.

– Если придерживаться такой логики, – сказал на это профессор, – то во времена Мор Деораха ведьмы должны были остаться в стороне от борьбы с демонами и чудовищами. Мол, пускай люди Шинана сами разбираются с нечистью.

Шилтах отрицательно покачала головой:

– Это разные вещи, совершенно разные. Во-первых, ведьмы тоже принадлежали к шинанскому народу, а во-вторых, древние шинанцы хотели бороться с адскими тварями. Ведьмы не действовали против их воли, не навязывая им того, о чем их не просили. А лахлинцы не хотели освобождаться от поборников. Так зачем, спрашивается, бороться за свободу для тех, кто ее не хочет?

– Но ведь ты же здесь, с нами, – вмешался Кыван. – Почему пришел к нам, если считаешь нашу борьбу напрасной? Ты мог бы просто продать украденного коня, и этого тебе с лихвой хватило бы для переезда на Абрад.

– Нет, не хватило бы. По-твоему, я не думал об этом раньше? Конечно, думал! И подсчитывал, сколько лошадей нужно украсть, чтобы выручить достаточно денег. Выходило не меньше десятка.

– Глупости! – фыркнул Кыван. – Тот конь, на котором ты приехал к нам…

– Ни стоит ни гроша, – прервал его Шилтах. – Это ты со своими барскими замашками мог бы выдать его за своего, а если бы я сунулся с ним к торговцу, меня сразу бы повязали как конокрада. Чтобы не попасться, мне пришлось бы красть и продавать крестьянских кляч… И вообще, сейчас мы говорим не обо мне, а о ведьмах. Прибыв сюда, они встретили здесь только врагов. Все их ненавидели, никто не обратился к ним за помощью, никто не просил, чтобы они остались. Для кого им было освобождать Лахлин? – Он тихо вздохнул. – Я с вами только два дня, и мне еще рано судить, напрасна наша борьба или нет, есть у нас шансы победить или их нет. Но думаю, что попробовать стоит. В конце концов, мы тут не захожие, мы тоже лахлинцы и имеем полное право жить на этой земле. Имеем право защищать себя от тех, кто хочет нашей смерти. Имеем право бороться за будущее для наших детей.

– Вот именно! – подхватил Аврон аб Кадуган. – Дети, следующие поколения – вот что главное. Это, юноша, и есть ответ на ваш вопрос. В восьмом столетии ведьмам надлежало думать не о тогдашних лахлинцах, а о тех, что еще не родились, но уже были обречены жить под властью бесноватых поборников. Обречены расти такими же тупоголовыми фанатиками, как их родители, деды, прадеды. Обречены убивать или быть убитыми во имя проклятой Святой Веры.

– И вы обвиняете в этом ведьм? – спросила Мирвел вер Валан.

– Нет, уважаемая, я ни в коем случае не собираюсь перекладывать с больной головы на здоровую. Больше всего здесь виноваты наши далекие пращуры, первые жители Лахлина. Убедившись, что остров надежно оберегает их от демонов и чудовищ, они объявили этот удивительный природный феномен результатом своего праведного образа жизни, а со временем вдолбили эту ложь в головы своим детям и внукам. Также виноваты и более поздние переселенцы, трусы и дезертиры, с радостью ухватившиеся за новую лахлинскую мифологию, чтобы оправдать свой отказ от борьбы за освобождение Абрада. Ну а ведьмы ответственны за то, что не остановили это безобразие, позволив Конгрегации восстать, набраться сил и опутать своими сетями весь Лахлин.

– Они и Южный Абрад не трогают, – заметила Мирвел, – а там чары признаны грехом.

– Но за их использование никого не волокут на виселицу. И не объявляют всех подряд колдунов отродьем Китрайла. Будьте уверены, уважаемая: если в одном из Южных Королевств духовникам придет в голову установить лахлинские порядки, ведьмы мигом забудут о своей политике невмешательства и немедленно поставят на место новоявленных поборников. А вот Лахлин они бросили на произвол судьбы, уже давно махнув на него рукой.

Двадцатипятилетний Кеган аб Эйвир, до сего момента просто слушавший их разговор, раскрыл было рот с явным намерением сболтнуть что-то типа «ведьмы нам ни к черту не нужны», но Мирвел, вовремя сориентировавшись, незаметно толкнула его чарами, чтобы напомнить об осторожности. Инструктируя каждого из них касательно общения с другими повстанцами, Эйнар не советовал совсем уклоняться от разговоров о ведьмах, так как это казалось бы подозрительным, но призывал быть сдержанными, избегать резких высказываний, не обострять дискуссию.

Правильно поняв намек, Кеган сказал:

– Ну тут ничего не поделаешь. Если ведьмам наплевать на Лахлин, обойдемся без них. На Лахлине еще много колдунов, и никуда они не денутся, присоединятся к нам.

– Это точно, – поддержал его Доран аб Галвальдир, второй по старшинству после Мирвел. – За месяц нас собралось без одного десяток, и будь я неладен, если до весны не будет трех или четырех десятков. Когда я шел сюда, то думал, что буду первым. Ан нет – меня уже опередили и Кыван, и Брихан, и Нейве.

– А про нас, наверное, – добавил Кыван, – еще не везде знают. Зимой вести расходятся очень медленно.

Посему разговор вернулся в привычную колею и уже не касался ведьм. Профессор аб Кадуган рассказал еще одну историческую быль, после чего пожелал всем спокойной ночи и отправился в пещеру предводителей. Кеган тоже собирался пойти, поскольку должен был сменить на страже Брихана, но Мирвел вызвалась подменить его – дескать, днем хорошо отдохнула, готовясь к ночному дежурству в Тындаяре, и все равно не сможет сейчас заснуть. Кеган охотно согласился на это предложение, а Доран недовольно пробормотал, что она лишь на секунду опередила его, он и сам собирался постоять в карауле, потому что у него нет сна ни в одном глазу. Потом завалился на тюфяк и, вопреки своим же собственным словам, заснул еще до того, как остальные присутствующие надумали укладываться.

Нейве направилась к боковому ответвлению пещеры, где была обрудована спальня для женщин. Напоследок она бросила на Кывана быстрый взгляд, в котором выразительно читалось приглашение присоединиться к ней на время отсутствия ее соседки Мирвел. Смущенный парень предпочел сделать вид, что не понял намека, а девушка, удрученно вздохнув, не стала настаивать.

Когда в пещере погасили свет, оставив только один тусклый фонарь, Кыван долго возился на своем тюфяке, снова и снова переворачиваясь с боку на бок и напрасно пытаясь заснуть. Наконец оставил эти попытки, встал, тепло оделся и вышел на заснеженное плато.

Сегодня, к счастью, метели не было, но мороз все крепчал, и часовые уже не стояли на своих постах, как днем, а сгрудились возле двух костров в противоположных концах плато и по очереди ходили между ними вдоль обрыва. Около третьего костра одиноко сидела Мирвел, к которой тянулись магические нити от расположенных на дне ущелья и на тропинке охранных чар. При наличии такой сигнализации не было никакой необходимости выставлять караул, однако Йорверт и остальные предводители решили, что повстанцам не следует слишком расслабляться и полностью терять бдительность. В конце концов, сейчас эти дежурства были для них едва ли не единственным напоминанием о существовании врага.

Мирвел встретила Кывана доброжелательной и немного лукавой улыбкой.

– Не спится? Так мог бы пойти к Нейве. Не думаю, что она стала бы возражать.

Кыван почувствовал, как его щеки зарделись. Он присел на бревно рядом с женщиной и с деланой невозмутимостью сказал:

– Спасибо за совет, но это было бы неправильно.

– Почему? Ты такой порядочный, что считаешь грехом приласкать девушку? Или такой заносчивый, что считаешь ее не ровней себе?

– Никоим образом, уважаемая, – покачал головой Кыван. – К вашему сведению, моя матушка была из простого рода. Да и поместье у меня забрали, суд признал, что я бастард, и теперь даже мое дворянское происхождение под большим вопросом.