Текст книги "Первозданная. Вихрь пророчеств"

– Вы правильно поступили, лорд Бренан. Мириш очень надоедлива и по-другому никак бы не отцепилась. Сегодня я целый день умолял ее быть сдержанной, но она не послушалась. Отчасти это вина Кохрана – в тот же день, когда к леди Гвенет вернулась Искра, он поторопился написать нам, что теперь отдаст за вас голос только в обмен на вашу помолвку с Мириш. Но проголосовал и так… Должен признать, вы провели изысканную комбинацию. Сначала отказались от престола, уступив лорду Ригвару, а после этого у него уже не было другого выбора, как согласиться на предложение графа Тирогенского. Он понимал, что с его стороны будет просто непорядочно и дальше настаивать на своем единоличном избрании.

Бренан не стал ничего отрицать. За последние дни такая версия событий утвердилась почти на официальном уровне. Главным героем королевских выборов стал Асгер аб Кайрадог, оттеснив на второй план Финвара аб Дайхи, чей отказ от претензий на престол и выступление в поддержку Бренана склонны были рассматривать как неожиданное свидетельство того, что у него все-таки есть совесть, хотя он и предпочитает держать ее под семью замками в мрачном подземелье жадности и беспринципности. В общем, Финвару грех было жаловаться, ведь кроме убедительной демонстрации своей влиятельности (а семь голосов за его кандидатуру – это все-таки не шутка) он значительно улучшил репутацию в глазах лояльного к ведьмам дворянства, стал уполномоченным от Совета лордов в вопросах образования наследника престола (то есть тем самым куратором, упомянутым в законе), а кроме всего прочего, мгновенно стихли все разговоры о его возможной причастности к сговору с черными.

Еще позавчера Бренан получил от Финвара аб Дайхи письмо, в котором тот поздравил его с избранием и подробно изложил причины, почему сам отказался претендовать на престол. Вне всяких сомнений, письмо предназначалось для того, чтобы предотвратить возможные подозрения в тайных договоренностях, поэтому Финвар его не скрывал, а сначала зачитал черновик всем родным и приближенным, якобы желая посоветоваться с ними, в чистовом варианте учел некоторые замечания, а с просьбой отправить его обратился к Норин вер Гвенер, которая вполне оправданно снискала себе славу самой болтливой из всех катерлахских ведьм.

Результаты этого не заставили себя ждать – как написала сегодня утром Шайна, содержание письма уже получило огласку, и его живо обсуждали в высшем свете столицы. А особенно пристальное внимание привлекло сделанное словно мимоходом предложение рассмотреть возможность помолвки между старшим сыном Финвара Туахалом и кузиной Бренана Марвен. Таким образом толстый лорд готовил почву для выполнения второй части их соглашения, оставляя само его существование в глубокой тайне. Собственно, в этом вопросе его намерения полностью совпадали с желанием самого Бренана, который тоже не хотел, чтобы об этом сговоре стало известно широкой общественности.

– А та южанская принцесса, – немного позже поинтересовался Монаган, – это ведь леди Финнела вер Рис, да?

– Можно сказать, что да, – решил не хитрить Бренан. – Только о нашей будущей помолвке я все выдумал. Просто мысль о ней первая пришла мне в голову. Значит, вы слышали о ней?

– Конечно, слышал. Еще бы не слышать – принцесса, колдунья и двоюродная сестра ведьмы. А еще ее очень нахваливает в своих письмах тетя Бронах. Мол, и умная, и красивая, и изысканная; просто образцовая невеста. Кохран собирался было написать ее отцу, лорду Рису аб Тырнану, письмо с предложением выдать ее за меня, но я его отговорил.

– Почему? – спросил Бренан.

Монаган осторожно огляделся и, убедившись, что их никто не подслушивает, ответил:

– Потому что не хочу получить от ворот поворот. Я всего лишь графский брат, а мои семейные связи с ведьмой тут ничего не значат, ведь и у самой леди Финнелы есть родственница-ведьма. Кроме того, это бессмысленное сватовство могло бы испортить наши отношения с королем Тир Алмынаха. Мы с Игеласом аб Дегланом уже твердо договорились, что летом, когда его сестре Бринхильд исполнится пятнадцать, она станет моей женой, и я не вижу оснований нарушать этот договор. Когда мы с Кохраном еще были мальчишками, дед учил нас, что политика – это искусство возможного, и князьям не пристало гонятся за журавлями в небе, такая роскошь позволена лишь простым людям. Нам же приходится довольствоваться синицами в руках… – Юноша тихо вздохнул. – И дед знал, что говорит. Четверть столетия назад у него был реальный шанс стать королем, ведьмы всеми силами помогали ему, связывая с ним и его сыном, нашим отцом, планы на утверждение в Катерлахе наследственной монархии. Но всех ведьминских усилий оказалось недостаточно, и деду не хватило одного-единственного голоса. Если бы лишний голос нашелся, все сложилось бы иначе, и эта мысль никогда не двала покоя нашему отцу. В отличие от деда, он не мог примириться с реальностью, все мечтал о журавле в небе, думал только о следующих выборах короля, пытался заработать авторитет среди высших лордов и из-за этого пускался в разные авантюры. Последняя из них – попытка вернуть под власть Катерлаха Лаврадирские острова – стоила ему жизни. Вы, наверное, слышали эту историю.

– Да, слышала, – сказал Бренан, хотя на самом деле не знал никаких подробностей; ему было известно лишь о самом факте гибели Гарета аб Финнагана во время неудачного морского похода на Инисойд Лаврадир. – Сочувствую вашей утрате.

– Благодарю. – Монаган отпил из бокала глоток вина и мельком взглянул на жонглеров, вытворяющих в центре зала головокружительные трюки на потеху пирующим. – Мой отец, без сомнения, был выдающимся человеком. Но, на свою беду, он родился сыном не того графа.

– Простите? – не понял Бренан.

– Наше княжество – континентальное, – объяснил Монаган, – и всегда славилось своей сухопутной армией. Однако на суше Катерлах давно не воевал и в ближайшем будущем не будет. Вот если бы наш род правил одним из приморских княжеств, отцу удалось бы собрать флот больший, чем тот, с которым он отправился на Лаврадиры. Тогда, возможно, он достиг бы успеха. Лаврадирцы и сами рады вернуться под власть Катерлаха, им совсем не нравятся навязанные эйдальцами южные порядки. Они чуть ли не каждый год присылают к нам делегации с просьбой о помощи, поэтому рано или поздно нам придется решать эту болезненную проблему… А что вы думаете по этому поводу?

– К сожалению, пока ничего, – честно признался Бренан. Он не хотел отвечать хитрыми выкрутасами на искренность своего собеседника. – Я еще плохо ориентируюсь во многих вопросах, которые для каждого катерлахца кажутся очевидными, и именно по этой причине решил уступить лорду Ригвару. Сейчас этот вопрос – в его компетенции. Ну а я могу лишь передать вам позицию леди Эйрин вер Гледис, которая считает, что со стороны ее деда, герцога Рувинского, это была неправедная война, и защита единоверцев стала для него просто удобным поводом к захвату чужих земель.

– Вот как? – удивился Монаган. – Довольно неожиданно для внучки Амона аб Гована… А вы что, не доверяете ее суждениям?

– Почему же, доверяю. Но не высказываю ее точку зрения как свою, потому что хочу составить собственное мнение – на основании знакомства со всеми фактами, а не только с их толкованием.

– В общем, это правильно, – не стал возражать молодой графский брат. – В идеале правильно. А с другой стороны, короли и князья не в состоянии лично разобраться во всех вопросах, по которым должны принять решение. На это им просто не хватит ни времени, ни сил. Поэтому в большинстве случаев приходится полагаться на мнение министров и советников.

– Есть вопросы, в которых необходимо разобраться лично, – заметил Бренан. – Это вопросы войны и мира, жизни и смерти. Такие дела я буду рассматривать во всех деталях, от начала и до конца.

– Тогда вас ждет много работы, лорд-наследник, – сказал Монаган. – Очень много…

Корабль с Марвен и Грайне прибыл на следующий день, вскоре после двух часов пополудни. Еще на рассвете сестра Моркадес сообщила письмом ориентировочное время, когда они доплывут до Эйгайна, позже уточнила его, а в половине второго написала, что им осталось меньше часа. Поэтому Бренану не пришлось целое утро нервничать в неуверенном ожидании, отправляя вниз по реке патрульных, чтобы они оповестили его о приближении корабля. Последнее письмо от Моркадес он получил, уже готовясь к отъезду, и немедленно, но без лишней спешки, отправился из графского дворца в расположенный на окраине города речной порт.

Когда корабль стал приближаться к берегу, Бренан рассмотрел на его палубе двух молодых на вид женщин, одетых слишком легко для сегодняшней морозной погоды. Рядом с ними стояли две темноволосые девочки в нарядных и, наверное, очень дорогих шубках. Младшая из них была такого роста, какой он помнил старшую; ну а старшая уже доставала макушкой выше плеч обеих ведьм, – которых, кстати, нельзя было назвать низенькими. Обе девочки смотрели в сторону Бренана; младшая несмело махала ему рукой, а вот старшая стояла почти неподвижно.

«Великий Дыв, как они выросли! – подумал Бренан. – А Марвен почти взрослая. Стала настоящей красавицей. И так похожа на тетю Линед…»

Наконец корабль причалил, и матросы перекинули на берег широкий деревянный мостик. Бренан не стал дальше ждать и чуть ли не бегом перешел по мостику на борт. Младшая из девочек после недолгих колебаний бросилась ему навстречу, тоненько пропищала: «Бренан, братик!», и обхватила руками его за туловище, прижавшись лицом к груди. Он обнял ее и стал гладить по головке.

– Грайне, родная, наконец-то…

Между тем ведьма с роскошными рыжими волосами легонько подтолкнула вперед старшую девочку. Марвен подошла к нему и склонилась в довольно изысканном для ее теплого наряда поклоне:

– Мое почтение, ваша светлость.

Бренан порывисто схватил ее за руку и сжал маленькую ладошку в своей руке.

– Ой, Марвен, брось! Какая там светлость! Для тебя я просто брат… Я так скучал по вас, девочки. Мне вас так не хватало… И мне очень, очень жаль, что так случилось. У меня просто нет слов, как мне горько…

Грайне тихо заплакала, продолжая прижиматься к Бренану. Марвен не проронила ни слезинки, лишь горько вздохнула и наконец перестала сопротивляться, позволив Бренану прижать ее к себе.

– Ну как вы доехали? – спросил он через минуту. – Все в порядке?

– Да, братик, – прервав всхлипывания, ответила Грайне и подняла к нему заплаканное личико. – Леди Моркадес и леди Мирген были очень добры к нам. Правда ведь, Марвен?

Марвен молча кивнула, высвободилась из объятий Бренана и, достав из рукава шубы платочек, стала заботливо вытирать мокрое от слез лицо сестры. Тем временем к ним приблизились обе ведьмы и поздоровались с Бренаном. Как он и думал, рыжеволосая была Моркадес вер Риган, а брюнетка – Мирген вер Эвлин.

– Рада наконец встретиться, брат, – дружелюбно произнесла Моркадес. – Хотя благодаря нашей переписке мне кажется, что мы уже давно знакомы.

– Мне тоже так кажется, сестра, – учтиво ответил Бренан.

– А у меня такое впечатление, словно я знаю тебя с пеленок, – сказала Мирген, пристально всматриваясь в его лицо. – Тебе же известно, что Шайна была моей воспитанницей?

– Да, сестра, известно. И хочу поблагодарить тебя, ты хорошо позаботилась о ней. А вам обеим, сестры, моя глубокая благодарность за вашу заботу о девочках.

– Не за что, Бренан, – ответила Моркадес. – Мы же делали это для тебя, для нашего брата. Ну что, пойдем на берег?

Они перешли с корабля на пристань, где их уже ждала графская карета, которую Монаган еще утром предусмотрительно отправил в порт. Моркадес и Мирген не стали в нее садиться, сказав, что предпочитают проехаться верхом. Бренан помог кузинам забраться внутрь, подождал, пока они усядутся, а потом сел сам, устроившись напротив них. Но как только карета двинулась, Грайне пересела рядом с ним и вновь прильнула к нему. Бренан обнял ее за плечи и сказал:

– Сейчас мы едем во дворец графа Эйгайнского. Его самого там нет, он со своей графиней сейчас в Тахрине, зато есть его братья и сестры. Самый младший из них – такой, как ты, Грайне, а есть еще девочка твоего возраста, Марвен.

– Они принцы и принцессы? – спросила Грайне.

– Нет. Обычно их называют княжичами и княжнами.

– А мы встречались с настоящими принцами и принцессами. В Майнане. И с королем и королевой. А еще с королевой-матерью. Они передавали тебе привет. Правда, думали, что ты тоже станешь королем… А почему ты не стал, Бренан?

– Решил, что еще молод. Быть королем очень ответственно, для этого нужно научиться многим вещам. Вот я и буду учиться.

– Леди Моркадес говорила то же самое. Но я слышала, как они с леди Мирген говорили, что это из-за Гвен.

– Это тоже правда, – признал Бренан. – Гвен с детства воспитывалась, как принцесса, и вместе мы бы справились с королевскими обязанностями, но… – Он не сдержался и вздохнул. – Она снова стала ведьмой, поэтому больше не могла быть моей невестой.

– Мы знаем, – сказала Грайне, – ведьмам запрещено выходить замуж. Но это ничего, братик, найдешь себе другую. Легко найдешь. Теперь ты принц, когда-нибудь станешь королем – а какая девушка не хочет стать королевой?

Марвен скупо улыбнулась на такое наивное, хотя в целом резонное замечание, но не произнесла ни слова. Она и раньше была замкнутой, неразговорчивой, старалась не выказывать своих чувств, держа их в себе, а пережитое горе, судя по письмам сестер Моркадес и Мирген, лишь обострило эти черты. С обеими ведьмами Марвен была неизменно вежливой и послушной, выполняла все их указания, прислушивалась ко всех их советам, старательно обучалась под их руководством, однако всегда сохраняла дистанцию, не позволяя им заглянуть себе в душу. В отличие от нее, живая и открытая Грайне не скрывала своего горя, частенько плакала, вспоминая о родных, но быстро утешалась, почти мгновенно переходя от печали к веселью, и под влиянием новых впечатлений ее боль от этой утраты потихоньку утихала, теряла прежнюю остроту…

– Марвен, помнишь то письмо, – обратился Бренан к старшей из кузин, – где я писал, что подыскиваю тебе жениха среди юных катерлахских лордов?

Щеки девочки легонько зарделись, а взгляд смущенно заблуждал по уголкам кареты.

– Да, помню, – ответила она, пытаясь говорить ровно и беспристрастно, но легкая дрожь в голосе выдавала ее волнение. – Спасибо за заботу обо мне… А ты уже кого-то выбрал?

– Собственно, об этом я и хотел поговорить, – сказал Бренан. На самом деле он совсем не хотел об этом говорить, особенно сейчас, когда они только встретились. Но выбора не было, потому что еще вчера Кохран аб Гарет отправил своим братьям и сестрам письмо, в котором, среди прочего, упоминал о планах Финвара посватать Марвен за своего сына Туахала. И было бы совсем нежелательно, если бы сама Марвен услышала это от кого-то постороннего. – Тебе что-нибудь известно о лорде Финваре аб Дайхи?

Марвен утвердительно кивнула:

– Да. Леди Моркадес называла его твоим главным соперником.

– А еще говорила, что он очень хитрый и коварный, – вмешалась Грайне. – Она думала, что это он нанял тех разбойников со злым колдуном, чтобы похитить нас, но недавно, когда тебя сделали принцем, передумала. Рассказывала нам, что лорд Финвар очень помог тебе, даже уговаривал других лордов сразу избрать тебя королем.

– Так и было, – подтвердил Бренан. – Финвар аб Дайхи оказался непричастным к тому преступлению. Это еще не означает, что мы стали добрыми друзьями, однако наше соперничество осталось в прошлом. – Произнося эти слова, Бренан понимал, что скорее выдает желаемое за действительное. У Финвара были большие амбиции, и с отказом претендовать на престол он вовсе их не лишился, просто теперь будет искать другие способы удовлетворить свою чрезмерное честолюбие. – Лорд Финвар – очень богатый и могущественный человек, он влиятельнее многих катерлахских графов, а может быть, влиятельнее их всех. По этой причине мне нужно наладить с ним хорошие отношения – если не дружественные, то хотя бы уважительные, это пойдет на пользу стране. К счастью, лорд Финвар разделяет мое мнение, поэтому написал мне письмо и выразил готовность сотрудничать со мной и королем Ригваром для блага Катерлаха. А все это я веду к тому, Марвен, что в знак примирения он предложил обручить с тобой своего сына Туахала.

Если Марвен и собиралась задать Бренану совершенно естественные при таких обстоятельствах вопросы, то не успела, так как ее опередила младшая сестра:

– А этот Туахал уже взрослый?

– Нет, одногодок Марвен. В хвероде ему будет двенадцать.

– Он красивый?

– В общем, да. Довольно красивый, высокий, стройный. О его характере сам я судить не могу, потому что никогда с ним не общался, но по отзывам других людей он вежливый, воспитанный и умный.

– Старший сын? – не унималась Грайне.

– Да, старший, – ответил немного удивленный Бренан; он не ожидал такого практичного вопроса от девятилетней девочки. – Когда-нибудь Туахал унаследует большую часть отцовского состояния.

– Это хорошо, – довольно кивнула Грайне. – Когда будешь выдавать замуж меня, тоже найди мне старшего сына.

– Хорошо, – пообещал Бренан, погладив ее по головке. – Буду искать только старшего. Средних и младших даже рассматривать не стану. – Затем снова перевел взгляд на Марвен. – Ты только не бойся, я не собираюсь ни к чему тебя принуждать. И торопить тоже не буду. Вот приедем в Тахрин, там ты познакомишься с Туахалом, будешь часто общаться с ним, хорошенько узнаешь его – тогда и решишь относительно помолвки. И как скажешь, так и будет, это я тебе твердо обещаю. Поэтому, повторяю, не бойся, не переживай, все будет в порядке.

– Я не боюсь, – сказала Марвен. – Ты ведь желаешь нам с Грайне добра. А мы должны слушаться тебя, ведь теперь ты старший в нашей семье.

Немного поколебавшись, она пересела к Бренану, по другую сторону от сестры, и он обнял ее за плечи.

– Да, сестричка, мы семья. И я буду заботиться о вас, что бы ни случилось. Я сделаю все для вашего счастья.

Глава XXI
Возвращение младшей сестры

Несмотря на то что шла вторая половина месяца рагвира, в абервенском порту было почти по-летнему людно и шумно. Теплое течение делало судоходство по океану Ивырид достаточно комфортным даже среди зимы, и этим западное побережье Северного Абрада выгодно отличалось от восточного, где морская жизнь не то чтобы полностью замирала, однако существенно снижала свою активность в зимний период. К тому же Абервен был одним из мировых центров мореплавания, успешно конкурируя как с Динас Ирваном и Карфирдином, так и с расположенными значительно южнее Рондавом, Эйнахом, Эврахом, Брухайлом, Глахавом, Рувином и Айхином.

Гвен сошла с корабля налегке, прихватив с собой только сумку с самым необходимым, а об остальных ее вещах, находящихся в двух чемоданах, должна была позаботиться портовая управа. Никого из сестер в порту не было, на что Гвен и рассчитывала, так как вчера вечером, отправляя последние письма подругам и приятельницам, нарочно написала, что прибудет на Тир Минеган уже после обеда. Она не хотела, чтобы ей устроили праздничную встречу, а предпочла прибыть на родную землю привычно и буднично, словно два года назад просто отправилась в путешествие по Абраду, а не покинула остров разбитая и опустошенная, без малейшей надежды когда-нибудь вернуться сюда.

И хотя Гвен уговорила капитана при входе в бухту не отправлять на берег традиционный сигнал «ведьма на борту», ей это не помогло. Люди на набережной сразу сообразили, кто она такая, и первым делом к ней наперегонки бросились извозчики, предлагая свои услуги. Однако Гвен не стала нанимать ни бричку, ни карету, поскольку они были слишком медленными, а воспользовалась любезностью лейтенанта портовой стражи, охотно уступившего ей лошадь. В своем усердии он собирался отрядить с молодой ведьмой нескольких гвардейцев в качестве почетного сопровождения, но она убедила его отказаться от этой идеи.

Улица Белах Фаррагол, ведущая из порта в город, была, как и все главные улицы Абервена, широкой и просторной, поэтому Гвен могла быстро гнать позаимствованного коня, не рискуя ни с кем столкнуться. Колючий ледяной ветер порывисто бил ей в лицо, кусал щеки и подбородок, однако слезы, застилавшие ей глаза, были не из-за него.

«Я дома! – твердила она себе. – Дома, дома, дома!.. И теперь я ведьма. Я снова ведьма!»

И хотя с того момента прошло уже десять дней, Гвен все еще не до конца верила своему счастью. Наяву она понимала, что случившееся с ней невероятное чудо вполне реально, но каждую ночь ее мучили жуткие кошмары, в которых она была ведьмачкой. Тогда Гвен в ужасе просыпалась, торопливо проверяла свою Искру, а потом тихо плакала от радости, что ей это лишь приснилось…

В центре города ей пришлось придержать лошадь, так как движение здесь было куда более оживленным, да и представлялось крайне невежливым стремглав проноситься мимо встречных колдуний, не ответив хотя бы кивком на их искренние приветствия. А доехав до Белах-на-Гвайр, она встретила первых ведьм – четырех девочек-подростков двенадцати-тринадцати лет. Сегодня был довнах, свободный от занятий день, поэтому младшие сестры могли с самого утра гулять, где им вздумается.

И хотя в таком возрасте девочки быстро растут и очень меняются внешне, Гвен мгновенно узнала Олвен, Элинир, Шарлу и Энниш, которые, как и два года назад, были не разлей вода. Правда, в прошлом месяце между ними возникли горячие споры из-за Первозданной Искры, но в конце концов Олвен смирилась с досадным для себя фактом, что младшие подруги не собираются разделять ее враждебного отношения к Эйрин, и снова приняла их в свою компанию.

С радостным визгом все четверо бросились к Гвен через улицу. Она остановила лошадь и спешилась, чтобы по очереди обнять их и заверить, что тоже счастлива их видеть.

– А Бронах говорила, что ты будешь только после обеда, – сказала Элинир. – Ты же обещала написать с утра, когда точно прибывает корабль. Мы все собирались в порт, чтобы встретить тебя.

– Спасибо, сестрички. Простите, что так вышло. Капитан не рассчитывал, что за ночь мы так много пройдем, ну а я решила не беспокоить никого с утра. В конце концов, вы и так меня первые встретили.

Поскольку до Тах Эрахойда оставалось уже немного, Гвен не стала снова садиться на лошадь, а пошла дальше пешком. Девочки сопровождали ее, наперебой расспрашивая, что она испытывала, когда к ней вернулась ведьмовская сила, отличается ли ее новая Искра от предыдущей, а если да, то чем именно, как теперь ей даются чары, все ли у нее получается по-старому, или что-то приходится учить заново – и таких вопросов было бесчисленное множество. Гвен охотно отвечала на них, потому что говорить об этом было приятно; даже больше того – ей просто не терпелось обсудить это с теми, кто мог бы хоть частично ее понять. По дороге она жалела, что так поспешно оставила Тахрин, не попытавшись уговорить кого-нибудь из тамошних сестер поехать вместе с ней. Мораг, Шаннон и Норин вроде были не против сопровождать ее, но Гвен дала им слишком мало времени на раздумья. Лиама же она сама отговорила от этого путешествия – ведь он, из-за отсутствия способности к чарам, мог задержать ее в дороге. А письма, пусть даже и быстрые, ведьминские, не шли ни в какое сравнение с живым общением…

– К сожалению, я не очень хорошо помню прежний уровень твоей силы, – сказала Олвен. – Сейчас он выше или ниже?

– Насколько я могу судить, точно такой же, – ответила Гвен. – На первых порах был ниже, но по дороге в Рондав сравнялся с предыдущим и на этом стабилизировался. По логике, должен был еще немного подрасти, в соответствии с моим возрастом, но эти два года я не развивала свою силу, так что все правильно.

– А сестра Нерис, говорят, была слабенькой ведьмой, – заметила девочка. – Выходит, сила Искры действительно зависит только от ее носителя.

– Да, все Искры одинаковы, – подтвердила Гвен. – За исключением, разумеется, Первозданной.

Олвен досадливо скривилась, а Шарла позволила себе злорадно захихикать. Однако мигом уняла свой смешок, когда старшая подруга бросила на нее мрачный взгляд.

Перед самым Тах Эрахойдом им встретилась взрослая ведьма – сестра Глай вер Эсильт, учительница медицины. Она набросилась на Гвен как коршун и прямо там, посреди площади, окутала ее густой паутиной разнообразных диагностических чар. Все они засвидетельствовали, что Гвен полностью здорова, однако Глай этим не удовольствовалась и принялась настаивать на том, чтобы немедленно провести тщательное исследование в ее медицинской лаборатории.

– Со мной все в порядке, сестра, – отбивалась от нее Гвен. – Альса меня сразу проверила, промучила почти три часа…

Но Глай не уступала:

– Так когда же это было, дорогуша! Потом ты десять дней провела одна, без присмотра… Ох и ругала же я Альсу за такую безотвественность! Написала ей все, что о ней думаю, а она из-за этого так обиделась, что до сих пор не ответила мне ни слова. И главное, не опомнилась, не поехала за тобой вдогонку, а преспокойно осталась в Тахрине. Можно подумать, там от нее был какой-то прок; она же ничего не смыслит в политике… Да и ты, Гвен, сделала большую глупость: никто не требовал, чтобы ты немедленно возвращалась на Тир Минеган, могла бы и подождать несколько дней, подыскать себе спутницу. С твоей новой Искрой нельзя обходиться так безответственно – это в конце концов уникальное, невероятное явление, за ней нужно внимательно присматривать, оберегать ее. А ты, наверное, всю дорогу чаровала направо и налево, не слушалась моих советов…

И слышать не желая дальнейших возражений, она позвала ближайшего гвардейца из дворцовой стражи, приказала ему позаботиться о лошади лейтенанта, а сумку с вещами передать прислуге, и повела Гвен в северное крыло Тах Эрахойда. Тем времененм Олвен и ее подруги со всех ног помчались в южное крыло, чтобы первыми сообщить сестрам новость.

Впрочем, они наверняка опоздали, ведь разговор с Глай происходил на площади, куда выходили окна из коридоров жилых этажей и правительственных кабинетов, поэтому много людей во дворце могли их заметить. Во всяком случае, старейшая сестра Кейлион вер Маллайг точно заметила, так как встретила их еще на первом этаже и нисколько не удивилась, увидев Гвен. Она обняла ее, поздравила с возвращением, а затем обратилась к Глай:

– Сестра, я наперед знаю все, что ты мне скажешь, поэтому не стоит зря сотрясать воздух. Я согласна, что Гвен нуждается в пристальном внимании с твоей стороны, однако позволь девочке хотя бы отдохнуть с дороги. Она уже продержалась десять дней, как-нибудь переживет и еще один.

Глай для приличия немного поспорила, но в конечном итоге уступила, ласково потрепала Гвен по плечу и, бросив напоследок осуждающий взгляд на старшую из старейших сестер, отправилась к лестнице. А Кейлион сказала:

– Я не буду тебя надолго задерживать, младшая. Нужно лишь выполнить одну простую, но важную формальность. Пойдем.

Они вместе двинулись по коридору в восточный конец крыла. По дороге их догнала одна из взрослых младших сестер, двадцатитрехлетняя Альфид вер Гелед, у которой здесь были какие-то дела, а вскоре к ним присоединилась Эвлин вер Бетан, сестра-наставница по растительной и животной магии. Обе ведьмы, ввиду присутствия Кейлион, не стали останавливать Гвен, а лишь второпях, на ходу обняли ее и заверили, что очень за нее рады.

Вскоре все четверо вошли в пустой Зал летописей, находящийся под чисто символическим присмотром двух гвардейцев и вполне реальной охраной мощных защитных чар, не пропускавших сюда никого, кроме носителей ведьмовской Искры. Кейлион подвела Гвен к столу с Реестром Сестринства и произнесла:

– До сего дня ни одна ведьма не записывалась тут дважды. Но обстоятельства сложились так, что ты уже не можешь называться Гвенет вер Меган О’Ригнах. Твоя прежняя Искра теперь принадлежит младшей сестре Дайрин вер Гвенет, а ты получила свою новую Искру от сестры Нерис вер Дырдри, а значит, согласно нашим законам, должна быть Гвенет вер Нерис и продолжать ее ведьминский род О’Мирендайр.

Сдерживая внезапное волнение, Гвен села в кресло и раскрыла тяжелую книгу. На двести семнадцатой странице уже была ее запись, сделанная почти семь лет назад. С тех пор еще десятерым младшим сестрам исполнилось тринадцать и, соответственно, появилось еще десять записей, заполнивших и следующую, двести восемнадцатую страницу, где оставалось место только для одной сестры. Гвен взяла перо и старательно вписала туда:

Гвенет вер Нерис, рожденная в Карфирдине, что в Королевстве Ивыдон, 14 хверода 1675 года М. Д., в семье Конлайда аб Дагрина и Энайг вер Логан.

– Вот и все, формальности мы уладили, – сказала сестра Кейлион. – Мне нужно о многом с тобой поговорить; в частности, я хочу выяснить твои намерения касательно экзаменов. Однако сегодня трогать тебя не буду, это подождет. Отдыхай, общайся с сестрами, а со всеми делами разберемся позже.

Следующие часы оказались приятными, но немного обременительными. Как только разнеслась весть о возвращении Гвен, все без исключения сестры, находящиеся сейчас в Абервене, захотели увидеться с ней и поздравить с обретением новой Искры. Не остались в стороне даже Эрлиш вер Гвенет и Меган вер Шайна – ближайшие ей по возрасту девушки, которые раньше терпеть ее не могли, потому что она постоянно кичилась перед ними своей ведьмовской силой и успехами в учебе, а еще нередко насмехалась над их бестолковостью. Но они оказались незлопамятными – или, скорее, простили ей все обиды из чувства жалости, когда она стала ведьмачкой, а теперь решили не поминать прошлого, начав все с чистого листа. Гвен была очень благодарна им за это и поклялась себе больше никогда не измываться над ними, даже если они и дальше будут раздражать ее своей бездарностью, умноженной на лень.

Во время обеда Эрлиш и Меган пригласили ее к своему столу, который делили с семнадцатилетней Шонайд. Гвен приняла их предложение, но затем, когда подали сладкое, пересела к Эйрин и ее подругам. С этими девушками ее отношения всегда были теплыми и дружественными; в отличие от Шайны, она никогда не воротила нос от общества младших, чем сама, сестер, даже имела среди них любимиц, – в частности, Морин и Арвен. Ну а с Эйрин ее вообще связывала крепкая дружба, даром что они познакомились лишь в начале этой осени.

И до обеда, и во время него Гвен не удалось нормально поговорить с Эйрин, поскольку в их разговор постоянно кто-то вмешивался. Да и в любом случае она все равно не могла сказать ей самого главного, пока был риск, что их кто-то услышит. Когда обед закончился, Гвен извинилась перед девушками, рассчитывавшими еще хоть ненадолго удержать ее в своей компании, сказала, что собирается немного отдохнуть, и пошла в свою квартиру на четвертом этаже. Ее так и оставили за ней – ведь она, несмотря на потерю Искры и отъезд (как думалось, навсегда) с Тир Минегана, сохраняла за собой титул Высокой госпожи и все ведьминские привилегии, продолжая на протяжении этих двух лет фигурировать в официальных документах Сестринства.