Текст книги "Метро 2033. Хозяин Яузы"

Вместо широкой морды Кабана померещилось ему другое лицо – темные глаза, прядь волос, прилипшая ко лбу. Он чуть не задохнулся от ненависти. И врезал от всей души. Потом еще раз. И еще. За Лефорта. За Нелю. За Верку. За всю свою незадавшуюся жизнь. Потом под руку ему попался камень, и Федор с силой треснул Кабана по голове. Кабан замер и больше не двигался. Рука его разжалась. И тут Федор понемногу стал приходить в себя.

– Что ж я наделал? – пробормотал он. – Но ведь он первый начал? Да, вот теперь я и впрямь попал.

Он неуверенно нагнулся, посветил фонариком в лицо Кабана, опасаясь, что тот только притворяется и сейчас вскочит и кинется на него. Но Кабан лежал без движения. Лицо его, и так не отличавшееся красотой, теперь было просто страшно – обезображенное раной, залитое кровью.

– Все, блин. Кажется, и этот отмучился. Растворился в Нагвале, – сказал сам себе Федор. У него уже сил не было расстраиваться по этому поводу. Одно он понимал ясно – теперь ему точно конец. Если смерть Верки сильнее всего волновала одного Кабана, то, убив Кабана, Федор даже здесь, на бандитской станции, поставил себя вне закона. Этого ему не простят. Хотя, может, этот придурок еще жив? Но, кажется, это было уже неважно: даже если Кабан останется жив, ему, Федору, на Китае больше делать нечего.

Федор лихорадочно соображал. Если он сейчас продолжит путь, то скорее всего, не успеет дойти до Таганки: на Кабана скоро наткнется патруль, поднимет тревогу, за ним отправят погоню. Оставалось вернуться и попробовать пройти по поверхности. Он оглядел себя, кое-как пригладил всклокоченные волосы, вытер окровавленные руки об майку Кабана. Потом решительно зашагал обратно на станцию.

Патрульные удивились, увидав его снова.

– Чего тебе неймется-то? – буркнул один из них. – А Кабана ты не встретил, что ли? Он за тобой следом пошел.

«Они, наверное, уже и не думали увидеть меня живым», – с холодным бешенством подумал Федор.

– Кабана? – удивился он, стараясь потянуть время, лихорадочно соображая – как бы получше соврать. – Так это он мимо меня промчался? Я еще подумал – куда он так спешит? Он меня и не заметил.

Охранники дружно заржали. «Кажется, сработало», – подумал Федор. Он кинулся в палатку и быстро собрался, каждую минуту ожидая, что на станции поднимут тревогу. Когда шел к выходу, встретил, как назло, Леху Фейсконтроля.

– Ты куда это на ночь глядя? – удивился слегка протрезвевший Леха. Вид у него был такой, словно он ничего не помнит, и пьяных базаров с Федором на поминках – тоже. По крайней мере, Федор очень на это надеялся. Хотя про Леху говорили, что он только притворяется своим в доску парнем, а на самом деле – злопамятен и упрям. Если затаит обиду, способен как ни в чем не бывало улыбаться в лицо и шутить, пока не дождется удачного случая свести счеты, и уж тогда его не упустит.

– Да вот наверх решил сходить. Может, полезного чего найду, заодно и развеюсь. Муторно на душе как-то, – задушевно сказал Федор, стараясь, чтоб голос звучал как можно естественнее. С Лехой шутки были плохи.

– Ну ты прям крутым сталкером заделался! – фыркнул Леха. – А только зря ты уж так расхорохорился. Вот что я тебе скажу – рожденный ползать летать не может. Наше дело – в подземке сидеть, а не по поверхности шариться. Видал я таких, как ты, салаг. Сходит щенок раз, другой на поверхность – и думает, что всю науку он уже превзошел. В голову ему ударяет – тут он и пропал. Запомни – стоит только возомнить, что лучше всех все знаешь о поверхности – тут тебя и сожрут. Брось ты лучше эту затею. Это пьяная дурь в тебе бродит. Не нарывайся на неприятности, не ищи на все места приключений – пойдем, посидим, бражки еще выпьем, Верку помянем – целей будешь.

Федор покачал головой, соображая, как же ему отделаться от нудных поучений Лехи, которого явно разбирало поговорить.

– Кстати, ты Кабана давно видел? – озабоченно спросил Леха.

– Да видел вроде пару часов назад, а что? – стараясь говорить беспечно, спросил Федор.

– Да ничего, – пожал плечами Леха, – искал он тебя вроде.

Федор напрягся. И это не укрылось от Лехи, который свою кличку получил не зря.

– А чего это ты в лице переменился? – спросил он, пристально ощупывая Федора взглядом.

Тут Леху кто-то окликнул, и он зашагал прочь от Федора, буркнув: «Щас вернусь». Федор, сделав неопределенное движение руками, словно сожалея, что неотложные дела не дают вернуться к столь интересной беседе, быстро направился к герме, доставая химзу и противогаз. Напоследок он оглянулся на станцию – ближе к ночи становилось тише, и лишь из отдельных палаток долетали еще мужские голоса и пьяный женский смех. «Может, я сюда уже не вернусь, – подумал Федор. – Теперь совсем другая начнется жизнь, но какая?».

Он испытывал странную легкость, у него словно обострились все чувства и инстинкты. Это был уже не тот Федор, что прежде. Нынешний Федор уже мало чего боялся. Мысли стали резкими и ясными, многое из того, что беспокоило раньше, теперь потеряло значение.

«Я, конечно, не ангел, – думал он, – но и Верка сама виновата – не цеплялась бы за меня, жила б себе спокойно. Что ж, мне теперь повеситься? Да и придурок этот – кто его просил лезть ко мне? Я не хотел, он первый начал. Пойду теперь к старику. Заберу у него Нельку, уйдем с ней вместе куда-нибудь. Я теперь тоже убийца, как раз ей под пару. Как странно – во мне вроде ничего не изменилось. И про нее надо сначала все узнать. Нужно поговорить с ней самой, не верить слухам. Даже если и была какая-то история с мокрухой, наверняка ее случайно втравили. Ведь в ней нет ничего такого, садистского, нормальная она. Уж я-то знаю, на бандитов я насмотрелся. А в тяжелые обстоятельства любой может попасть – вот как я, например. А все эти разговоры о смерти – это все от Лефорта у нее, это пройдет, – решил он вдруг. – Надо ее забрать подальше куда-нибудь, пока он в тюряге сидит, и я сумею ее от этих глупостей отвлечь. А то, что она стрелять умеет, так это, по нынешним временам, очень даже неплохо. Спокойной жизни все равно не получится, так хоть прикрыть сможет в случае чего. Это хорошо – когда есть кому прикрыть. Мне главное – дойти. Не поддаться зову речного хозяина. Я увижу ее, погляжу ей в глаза. Она поймет, что я все знаю и простил. И больше нам ничего мешать не будет».

Его уже не пугали статуи, глядевшие на него словно бы с укоризной, – у всех статуй в этом городе было лицо Нели, теперь он знал это. И только внутренний голос чуть слышно нашептывал, что Верка-то его, несмотря ни на что, любила, а как с другой жизнь сложится – неизвестно. Но больше всего переживал он даже не из-за этого – в конце концов, Верку все равно уже не вернуть. Ему покоя не давал рассказ про хозяина Яузы.

Теперь Федору казалось, что все странные сны его объясняются именно этим – зовом издалека. Оттого ему и не сиделось на месте с тех пор, как вернулся он с Электрозаводской обратно.

«А может, нужно просто держаться подальше от этих мест, – думал он. – Ну ничего, еще поборемся, я так просто не сдамся. Мне бы только до Нели дойти».

Он даже не очень испугался, когда от одного из зданий отделилась массивная фигура. Каким-то чутьем угадал детину, которого в прошлый раз видел с Лефортом. Ну да – где-то тут они в прошлый раз и провалились в подземелье. Как его звали – кажется, Фитиль? Федор, успокаивающе подняв руки, шагнул вперед, не испугавшись наведенного на него автомата.

– Стой, – крикнул бугай.

Федор остановился.

– Не тем ты занят, приятель. Пока ты тут прохлаждаешься, ваш Лефорт на Ганзе на нарах чалится, – крикнул он.

Фитиль опустил автомат.

– А, это ты, что ль, снова? Пошли к нам, расскажешь толком, а то так и не понял я, чего ты гонишь.

Они спустились в подземелье, где горел костер. Федору, уже как своему, протянули кружку горячего, крепкого, почти черного чая, настоящего, а не грибного, который давно уже был редкостью в метро. Судя по всему, обитатели подземелья ни в чем себе не отказывали. Федор, с наслаждением прихлебывая напиток, от которого тепло разливалось по телу и в голове прояснялось, объяснил Фитилю, где и при каких обстоятельствах он встретил Лефорта.

– Блин, надо его с кичи вынимать, – опечалился Фитиль. – В ганзейских тюрьмах запоры крепкие, да у нас везде свои люди. Только вот беда – выручишь его, а он через малый срок обратно загремит. Стремно стало с ним работать, пьет много с тех пор, как телка его свалила от нас. Через то и попался, небось. Чую я – не сегодня-завтра засыпемся мы. Пропадет он, а обидней всего – что из-за бабы, совсем раскис из-за нее. Эх, чуял я – надо было ее в Яузе утопить, пока не поздно. А теперь уже поздняк метаться, пора от него валить куда-нибудь подальше и на дно ложиться.

– Больно ты умный стал, Фитиль, – процедил полулежавший на полу мужик.

– Да ладно, Меченый, – отмахнулся Фитиль, – будто ты не о том же мне вчера говорил.

– Мало ли что я вчера говорил. Без Лефорта нам всем хана.

– Может, я пойду уже, а вы тут сами разберетесь? – спросил Федор. – А то мне спешить надо.

– И то верно. Ладно, Меченый, дай человека проводить, потом перетрем с тобой, – осадил его Фитиль.

Он довел Федора по подземному ходу до ступенек, ведущих наверх.

– Куда направляешься-то? – спросил он.

– На Курскую, – небрежно сказал Федор.

– Ну, ты отчаянный, – с уважением сказал Фитиль. – Мы и сами-то туда, к вокзалу, иной раз ходить боимся. Опять же, одержимые там лютуют – слыхал небось? Говорят, если им случается кого из наших изловить, они их живьем на костре поджаривают.

– Да что мне одержимые! – с досадой махнул рукой Федор. В эту минуту он и впрямь не боялся одержимых. Он и сам сейчас был как одержимый, и еще большой вопрос – кто кого должен был бояться. – Ты мне лучше скажи – Яуза далеко отсюда? И в какой она стороне? Мне б туда не свернуть ненароком.

Фитиль слегка удивился, но охотно объяснил, куда и как надо поворачивать, выйдя из подвала на улицу.

– Ты на домах названия улиц читай, чтоб не ошибиться, – наставлял он. – Если правильно пойдешь, Яуза по правую руку от тебя будет, но до нее отсюда прилично, вряд ли тебя туда занесет.

«Если меня оттуда позовут, то еще как занесет», – мрачно подумал Федор. Оказавшись на улице, он двинулся вперед, сосредоточенный и серьезный. Все чувства его обострились, он успевал и заметить подозрительное движение поблизости, и определить, насколько оно может ему угрожать. Как будто древний инстинкт охотника, дремавший до тех пор, вдруг проснулся в нем.

«Вот что называется – красиво уйти, – бормотал он про себя. – Я ухожу красиво. Уходит капитан в далекий путь и любит девушку из Нагасаки. Ничего, проживем как-нибудь. Мне бы только к реке не свернуть ненароком, в пасть хозяину Яузы». Он вдруг понял, что безумно соскучился по Неле. И несмотря ни на что, его рот сам растягивался в улыбке от одной только мысли, что скоро он ее увидит».

«Ничего, жди, и я вернусь, – бормотал он про себя. – И никаким монстрам, хоть речным, хоть наземным, хоть подземным, сожрать себя не дам!»

Когда он вновь дошел до широкой улицы, забитой машинами, которая называлась Садовым кольцом, ему пришлось-таки свернуть направо. И он так увлекся своими мыслями, что проскочил мимо Курского вокзала, мимо «Атриума» и спохватился лишь тогда, когда понял, что путь ощутимо идет под уклон, а внизу все затянуто туманом. Федор вгляделся в туман, и ему показалось, что он различает мост и реку там, внизу. На секунду он все же испытал искушение спуститься, скинуть химзу и окунуться в прохладную воду. Но тут же мысль о Неле заслонила все.

«Я должен спешить, – сжав зубы, сказал себе Федор. – Я должен остаться в живых ради нее. Я обещал ей, что приду».

И словно тиски, мягко сжавшие мозг, разжались. Он повернулся и двинулся обратно к Курской. Теперь дорога шла в гору, и сначала каждый шаг давался с трудом, словно к ногам привесили свинцовые гири. Но чем дальше, тем становилось легче, и вскоре Федор вновь был напротив «Атриума». Напоследок он еще обернулся и погрозил кулаком в сторону реки.

«Что, взял, проклятый упырь с присосками? – злорадно думал он. – У тебя нет больше власти надо мной. Жди меня, девочка моя, я скоро приду к тебе!»

Мелькнула было мысль – не зайти ли в «Атриум» за подарком для Нели. Но он тут же передумал. Не нужно сейчас лишний раз рисковать. Главное – встретиться с ней. А потом Федор достанет ей все, что ей захочется, они вместе пойдут на поверхность и возьмут все, что приглянется.

На Курской-радиальной в наряде стояла та же смена, и его приходу даже не удивились.

– Что, опять заплутал? – понимающе спросил знакомый уже часовой.

Глава 17
Возвращение

Придя на Электрозаводскую, Федор первым делом сунулся было в палатку Данилы, но она была пуста. Федор чертыхнулся – он так хотел увидеть Нелю, и вот теперь жди, пока они вернутся из очередного похода. Ну ничего, главное – он добрался сюда. Осознав это, он почувствовал, что силы как-то разом кончились, ему безумно захотелось спать. Федор отправился искать место для ночлега и столкнулся с Виталей, который точно нарочно его подкарауливал.

– О, привет, решил к нам все-таки? – обрадовался тот.

– Не знаю пока, – буркнул Федор. – Данилу не видал?

– Ушли они.

– Давно?

– Да нет, два дня уж будет с тех пор.

– А как… как она? – голос Федора невольно дрогнул.

– Кто? Девчонка? – скривился Виталя. – Больная она, так я думаю. Бледная, кашель бьет ее. Наверное, потому старик и увел ее – люди уж косо поглядывать стали.

– Почему – косо? Что тут такого, что она заболела?

– Э-э, да ты ничего не знаешь, видать? – Виталя радостно оживился. – Болезнь жуткая по метро идет. Кто заболеет – помирает в одночасье в страшных муках. Температура у него такая подымается, что кровь закипает. Да это бы еще полбеды. Перед смертью он в такое страшилище превращается, что и сказать жутко. Потому всех больных велено тут же в госпиталь на Таганку отвозить. Вот старик и увел ее от греха подальше.

Федор чертыхнулся. Виталя, понятное дело, молол чушь, но как теперь узнать, когда вернутся старик и Неля? Оставалось только ждать. Еле распрощавшись с Виталей, он, как назло, наткнулся на Дарью и с трудом отделался от нее, хотя она гостеприимно предлагала ему для ночлега свою палатку. Федор сумел от нее избавиться, лишь пообещав заглянуть попозже. Заплатил одному из работяг, уходившему отрабатывать свою смену, и тот пустил его отоспаться на свои нары. Федор на удивление хорошо спал – без сновидений, а проснувшись, отправился разжиться чаем. И снова столкнулся с вездесущим Виталей, который, казалось, не спал никогда.

– Ну что, вернулся старик? – спросил он.

– Вернулся, – буркнул Виталя нехотя. И подумав, добавил: – Злой, как черт.

Федор кинулся туда, где стояла палатка Данилы. Старик сидел внутри и что-то вырезал из дерева. Увидев Федора, совсем не удивился.

– А Неля где? – впопыхах спросил тот.

– Сядь, – голос старика был как треск сухой ветки. Федор сразу почувствовал неладное. Когда он опустился на пол, старик разлил брагу в две кружки и одну протянул ему.

– Давай помянем ее душеньку. Отмучилась.

Федора будто поленом по голове огрели.

Как же так? Он мог представить себе все, что угодно, только не это. Тут какая-то ошибка. Это он должен был погибнуть. Он думал, что не дойдет до Курской, что его сожрут по дороге мутанты, что хозяин Яузы заберет его к себе. И не брал в расчет только одного – что Неля может его не дождаться.

– Этого не может быть! – убежденно сказал он. Потом в глазах у него потемнело, потом он обнаружил, что лежит на полу, а старик чем-то брызгает ему в лицо.

– Экий ты хлипкий, – с состраданием сказал Данила. И Федор понял, что все – правда. Неля больше никогда сюда не придет, он больше никогда ее не увидит.

«Никогда» – страшное слово, от него становится больно, потому что это уже непоправимо. Можно поссориться, можно даже сделать вид, что навсегда расстались, но при этом знать, что если захочешь, постараешься, то есть еще надежда все изменить, вернуть, переиграть. Если бы он появился здесь три дня назад, он успел бы ее застать, и все вышло бы по-другому. А теперь уже ничего не вернуть назад. Случилось то, что случилось. Он опоздал совсем чуть-чуть. Пока он ругался с Веркой, пока навещал Катю, она была еще жива. А теперь, когда он понял, наконец, что только она ему нужна по-настоящему, оказалось, что уже слишком поздно. Это было уж чересчур жестоко – как будто судьба до поры до времени выжидала, а потом нарочно постаралась врезать ему как можно больнее.

– Но как это вышло? – ошеломленно спросил он, все еще не решаясь поверить окончательно – так это было страшно, беспощадно и безнадежно. – Где, когда?

Данила отвел глаза.

– За ней пришли. Кто-то ее сдал. Нас предупредили, мы еле успели уйти. И пошли вниз по реке.

Федор похолодел, вспомнив типа с незапоминающимся лицом, который так внимательно слушал его на Ганзе. Старик, пристально глядя на него, продолжал:

– Неподалеку от монастыря пришлось выбраться на берег. Но там на нас напали выродки. Они кидались камнями. Один угодил ей в висок. Она упала. Я думаю, она сразу умерла, не страдала. Камень был такой здоровый, – и старик отхлебнул браги. Ошеломленный Федор последовал его примеру.

– Это ты ее убил, – сказал он. – То ли от браги, то ли от жуткого известия он перестал бояться и первый раз в жизни говорил, не колеблясь, то, что думал.

– Да что ты знаешь? Ты, щенок, – Данила приподнялся, побагровев. Но Федору уже было все равно.

– Я все знаю. Вы возили дурь, и ты ее подсадил на эту дрянь! Ты не хотел, чтоб она от тебя уходила, потому что твои помощники слишком часто мрут, старик. Проводник! Скольких ты уже проводил на тот свет? Фила ты тоже угробил! Но сколько веревочке ни виться, все равно конец придет. Я тебя своими руками убью, если ты не расскажешь мне, что за чертовщина тут творится.

Данила неожиданно сник. Опустился обратно на старый ватник и уже спокойнее сказал:

– Ты ничего не знаешь. Ей все равно оставалось недолго. Она болела. Лучше уж сразу умереть, пока боли не начались. Это не самая плохая смерть.

– И все равно ее убил ты. Если б не таскал ее в походы, она бы, может, и не заболела. Ты не думал о том, какой радиационный фон наверху? Это тебе ничего не делается, ты, небось, проспиртовался весь. Да может, ее еще можно было вылечить! Я показал бы ее врачам! Отвез бы в Полис…

Федор орал, как ненормальный, но Данила, казалось, понимал, что ему нужно выговориться.

– Если бы не я, она погибла бы гораздо раньше, – угрюмо сказал сталкер, когда запас обвинений у Федора иссяк. – Она была слишком слабой для работы. Кроме меня, оберегать ее здесь не нашлось охотников. Здесь ее ненавидели и боялись. И никуда бы ты ее не отвез, ее схватили бы еще на Ганзе и, скорее всего, тут же расстреляли бы. Ее ищут.

– Из-за Лефорта, – уверенно сказал Федор. Старик не ответил.

– Так она и правда была в его банде, убивала людей?

Старик долго молчал.

– Она без матери росла, у чужих, – произнес он, наконец. – Она мало рассказывала, но догадаться можно было – плохо с ней обращались. Когда совсем невмоготу стало, она сбежала и жила с такими же, как сама, беспризорниками. Они воровали, голодали. Жили в туннелях, в подсобках всяких. И людей остерегались не меньше, чем мутантов, если люди шли группой и с оружием. А если кто-нибудь в одиночку им попадался, могли и убить. Налетали всем скопом, как волчата, драли зубами, ногтями. Я эту малышку тогда еще приметил – девчонки иногда приходили на станцию попрошайничать. Пытался с ней заговорить, еду давал. Я видел, что она на других не похожа. Не очень-то она была приспособлена для такой жизни. Но она молчала, я даже не был уверен, что она вообще умеет говорить. Может, и лучше, что молчала. От того, как выражались остальные, меня, взрослого, мороз пробирал по коже. Мне хотелось взять ее к себе, заботиться о ней, но она уже никому не верила – и правильно делала.

– А потом все-таки подружилась с тобой? – спросил Федор.

Старик покачал головой:

– Нет, тогда она от меня шарахалась. Дичилась, никого не слушала. Потом появился человек, который сумел этих волчат организовать, приручить, заставить служить себе. Он подкармливал их, защищал, и они за него готовы были убить кого угодно.

– Лефорт, – пробормотал Федор. Старик кивнул.

– Он и ее сумел приручить. Книжки ей читал.

– Ну да, – пробормотал Федор, – книжки. Вот откуда она стихи знает.

Старик кивнул.

– Было время, когда она всюду ходила за ним. Хоть в бой, хоть в поход. Каждое слово его ловила. Верила во всем, слушалась как бога. А потом что-то у них разладилось. Она заболела, стала чахнуть, надломилось в ней что-то. Ему она больная уже не нужна была.

– Мне рассказывал один на Китае про подругу Лефорта. Только имя перепутал, назвал Аленой. Но я сразу понял – это она, – сказал Федор.

– Может, она, а может, и нет. Вокруг Лефорта много девчонок крутилось – было из кого выбирать. Кстати, я слышал сегодня – его убили при попытке к бегству на Ганзе. Если тебе от этого легче.

– Мне от этого не легче, – пробормотал Федор. – И почему-то мне кажется, что мы о нем еще услышим. Но черт с ним, с Лефортом. Скажи, а была у нее татуировка в виде бабочки?

– Кажется, был рисунок на плече, – нехотя буркнул Данила. – У них почти у всех были татуировки. Я ее подобрал в туннеле, когда она совсем ослабела. Податься ей было некуда – в банде она уже сама не хотела оставаться, а на станциях ее никто не ждал, и заботиться о ней было некому. Да ей, кажется, было уже все равно, что с ней будет. Но я ее немного подбодрил, подлечил, стали мы с ней на поверхность ходить. Сын мой погиб, так она мне вместо дочери была. Только все молчала, замкнулась в себе. Когда ты появился, она с тобой хоть разговаривать стала понемногу. Я уж обрадовался – думал, приходит в себя потихоньку. Да видишь, как оно все получилось.

– Я тоже виноват. Я пришел слишком поздно, – пробормотал Федор. – А когда она умерла?

– Да пару дней назад, – неохотно ответил Данила. Федор вспомнил свой сон про поезд мертвецов, где он встретил Нелю. Черт, почему, ну почему он сразу не остался с ними? Тогда он успел бы ее спасти.

– Где ты похоронил ее, старик? Или?.. Куда ты ее дел? – слова застряли у него в горле – он вспомнил истории о мертвецах, которых старик якобы скармливал хозяину Яузы.

– Она осталась… там, – неопределенно махнул рукой Данила.

– Так ты просто бросил ее, – дошло, наконец, до Федора. – Бросил там, а сам удрал, струсил. Может, она была еще жива? Может, ее можно было спасти?

– Я давно живу на свете, – сказал Данила. – Мне необязательно щупать пульс человеку, чтоб понять, что он умер. Она была мертва, иначе я бы ее не оставил.

Но в голосе его Федору почудилось что-то странное.

– Да как вообще все это случилось, что ее убили на берегу, а ты успел уйти? Ты что-то темнишь.

– Я не хотел, – пробормотал Данила, – но разве ее остановишь? Она сказала: «Дед, я сама пойду». Да, так и сказала. Нужно было кое-что передать одному человеку. Я хотел оставить ее в лодке – как чувствовал. Лучше бы меня убили. Но я не успел. Она сказала: «Я сама», и глядь – она уже на берегу.

– Да, это на нее похоже, – согласился Федор, – она отчаянная была. Но я же ей писал, просил, чтоб побереглась. Она мои записки получала?

– Только одну, – удивился Данила, – Лелик с Третьяковки передал через кого-то. Она обрадовалась, все перечитывала ее. Такая веселая была одно время. А потом опять затосковала.

– А еще одну я Дарье для нее передал, когда заезжал сюда несколько дней назад.

– Вот гадина Дашка, – в сердцах выругался старик, – она Нельке ничего не отдавала. Когда вернулись мы последний раз сюда, Виталя Нельке рассказал, что ты был. Она спросила: «А записки не было?» Тот сказал: «Нет, не передавал». Ну, она и сникла опять, заскучала.

– Да, – сказал Федор, – у нее настроение все время менялось. Нельзя мне было надолго уходить. Она меня ждала, а потом отчаялась, и ей стало все равно, что с ней будет. Ты говоришь, ты потом хотел ее найти, а ее уже не было? Думаешь, выродки унесли ее с собой?

Федор даже застонал от такой мысли. «Счастье, если Неля и впрямь к тому времени была уже мертва», – подумал он.

– Нет, – сказал Данила, – они потом тоже разбежались. Может, я уже старый и вижу плохо, но одно я точно знаю – странные вещи там творятся, возле того моста. Я, как сейчас, вижу – вот она падает, и выродки бегут к ней. Я даже выстрелить не успел, ну, и ее боялся задеть – думал, чем черт не шутит, может, все же жива? Хотя, может, лучше тогда было ее убить, чтоб не попала им в лапы живой, но я бы не смог. И вдруг один урод свалился на землю, потом другой. И остались лежать неподвижно, словно их громом поразило. Вот честно, никаких выстрелов не слышно было, только листья шелестят. А они только что были живехоньки, и вдруг ни с того ни с сего замертво лежат. Остальные разбежались тут же кто куда.

– Может, этих двоих из лука подстрелили? – предположил Федор.

– Не знаю, – сказал Данила. – А потом вообще какие-то непонятки начались. Померещилось мне, что вижу я на берегу фигуры в черных балахонах. Темно было, не разобрать ни черта, то ли это кусты, то ли вправду кто-то движется там. Вот я грешным делом и побоялся из лодки вылезать, затаился. Потом луна за тучу зашла, а я все сидел в лодке под мостом. Ни на что решиться не мог. А когда вышла луна снова, Нельки уже там не было. Те двое так и лежали, а она пропала. Вот я и не знаю – кто это был-то? Люди или кто? Даже думать об этом боюсь.

– А может, ты все врешь, старик? Может, ты все это придумал? А сам просто спрятал ее где-нибудь, чтоб переждать опасность? – с надеждой спросил Федор.

Старик помолчал. Глотнул еще браги. Потом, словно не услышав вопроса, произнес:

– Пойдем сегодня наверх, я тебе покажу кое-что.

– Я никуда не пойду с тобой, старик. Откуда я знаю – может, ты бросишь меня в реку на съедение своему хозяину? Мне уже рассказали про зов. Но я так просто не дамся, не собираюсь я покорно ждать, пока какой-то гигантской пиявке с присосками, сидящей в реке, вздумается перекусить! Я-то думал, вы и вправду свободные люди, но свободы, видно, нигде нет. Все кого-нибудь боятся – не бандитов, так хозяина. Но я не Фил, угробить себя так легко не дам.

Данила с удивлением глянул на него.

– Я не думал, что ты веришь в бабьи сплетни. Нет никакого зова.

– Почему же люди уходят?

– Фил объяснил бы лучше, – неожиданно спокойно сказал старик. – Я много говорить не умею. Но зова нет. Фигня это все.

– А что же есть?

– Есть страх. Люди боятся неизвестного и непонятного. Им надо дать имя своему страху – так им легче. Они называют это – зов. А я называю – тоска. Эта тоска по прежней жизни сидит в каждом из нас. Людей тянет наверх, особенно тех, кто родился там и хоть что-то помнит из прошлого. И даже у тех, кто родился в подземке, она в крови, досталась от отца и матери. И когда человек не может больше бороться с тоской, он уходит. И никто не может его остановить. Такая судьба, – и старик развел руками.

– А как же тогда хозяин Яузы? – спросил Федор. – Как можно плавать, зная, что он караулит под водой и в любой момент может напасть?

Старик покачал головой:

– Настоящие хозяева Яузы – мы. А с монстром приходится считаться, конечно. Тут нужно просто знать, как обезопасить себя, уметь угадывать, где он и в каком настроении.

– Да ведь говорят, что река совсем мелкая. А он, по рассказам судя, огромный. Как же он там живет?

– Ну, думаю, не такой уж огромный – у страха глаза всегда велики, – усмехнулся Данила. – А Яуза и впрямь неглубока, но кое-что изменилось со времен Катастрофы. И появились такие ямы, где он может устроиться вполне вольготно.

– А он один или их несколько?

Старик задумался.

– Не знаю, – с сомнением ответил он, наконец, – хотелось бы думать, что один. Мне кажется, он заплыл когда-то в Яузу из большой реки, а потом решил обосноваться в ней насовсем. А может, просто не сумел выбраться обратно. Я уже немного изучил его привычки, могу даже предсказать его появление. Обычно, когда он поблизости, вся живность в реке затихает. А ночные птицы на берегу, наоборот, поднимают гвалт, словно предупредить хотят. Когда я подхожу к реке, я всегда смотрю, что происходит вокруг. Надо уметь смотреть и слушать, в этом все дело. Будешь ходить со мной – я и тебя научу.

– А этот… который чуть не влез к нам в лодку? Эта ходячая груда металлолома?

– Ручейник? – спросил старик. – Да они обычно днем вылезают, ночью спят. Этот какой-то шалый был. Но и с ними можно сладить.

– Хорошо, – сказал Федор, – допустим, ты мне не врешь и Неля в самом деле умерла.

Эти слова дались ему с трудом – словно от того, что он произнес их вслух, они стали правдой. Федор подумал еще немного и продолжал:

– Я пойду с тобой наверх, раз ты просишь. Но не оттого, что я тебе верю. Просто все беды случились из-за меня. Ты не знаешь, а это я во всем виноват. И если мне суждено умереть – значит, я это заслужил.

Старик остро посмотрел на него.

– Не забивай себе голову ерундой. За девочкой все равно пришли бы, рано или поздно.

* * *

Вечером они с Данилой выбрались на поверхность в переулке, недалеко от того места, где прошлый раз Федор встретил прядильщиц. Он оглядывался по сторонам, но пока никого не видел. Лишь пару раз померещились ему темные фигуры – но они так быстро исчезали, что трудно было с уверенностью сказать, впрямь ли там кто-то был, или же Федору показалось. Они со стариком дошли до вестибюля станции, где все так же возвышались навеки застывшие в трудовом порыве фигуры, и, обогнув его, прошли еще немного вдоль полуразрушенных киосков.

Оказались перед черным четырехугольным проемом под железнодорожной насыпью, старик застыл, приглядываясь и прислушиваясь. Ничего опасного не заметив, он шагнул в проход, поманив за собой Федора. Под ногами оказалась какая-то дрянь вроде сопревшего тряпья, у стены лежало скрюченное, полуистлевшее тело. Пройдя каменный коридор до середины, старик повернул направо, здесь ступеньки вели наверх. Они поднялись и, толкнув стеклянные двери, вышли наружу.

Федор оглядывался – они оказались на платформе. С одной стороны рельсы, разветвляясь, уходили вдаль, и там угадывался такой простор, что сердце защемило. И такими ничтожными показались вдруг Федору все их попытки выжить в метро. Вот уйти бы туда, вдаль, идти долго-долго – может, удастся найти чистые земли и там начать новую жизнь? Федор обернулся – с другой стороны рельсы терялись между каменными громадами домов. А неподалеку на путях застыл состав.

В грудь ударил ветер, толкнул. Федору захотелось стащить резиновую маску, чтобы воздухом обвеяло разгоряченное лицо. Казалось, ветер принес с собой запахи неведомых цветов издалека. Странное это было место – совсем как в его сне.