Текст книги "Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи"

2.3. Теория повседневности, применяемая к поздней сталинской эпохе

В статье О. Лейбовича «Дом о трех этажах, или Как изучать повседневность поздней сталинской эпохи»[172]172
  Лейбович О. Дом о трех этажах, или Как изучать повседневность поздней сталинской эпохи // Астафьевские чтения (ноябрь 2008). Пермь: Мемориальный центр «Пермь-36», 2009. С. 250–264.


[Закрыть], приводится полеми ческий тезис, с которым нельзя не согласиться. Если, утверждает он, воспринимать повседневность только как «личностно ориентированные практики, в наименьшей степени подверженные воздействию современных им политической и даже экономической систем», реализуемые в быту и в рамках домашнего мира[173]173
  Там же. С. 251.


[Закрыть], то придется отождествить повседневность с частным миром, что означает упустить большую часть жизни людей, особенно в обществе, где власть целенаправленно в этот мир вторгается, если не сказать – его уничтожает. В противовес этой позиции он декларирует необходимость изучения повседневности как принадлежащей миру культуры: «многомерному, вертикально организованному, инертно му»[174]174
  Там же. С. 255.


[Закрыть]. Пов седневность, таким образом, включает «совместно разученные социальные практики», «инструменты (средства)», «пространство, осваиваемое в ходе этих практик» и «их смысловое наполнение, побуждающее их к этим действиям и позволяющее различать: хорошо или плохо это действие исполнено, распределять поступки, вещи и обстоятельства по важности, судить, насколько соот ветствует окружающий и возделываемый мир общим идеалам»[175]175
  Там же.


[Закрыть].

Такая трактовка повседневности представляется достаточно точной и удобной для исторического исследования. Особенно в совокупности с излагаемым в этой же статье представлением о трех уровнях повседневности поздней сталинской эпохи: повседневности лагеря, повседневности «будничной жизни» и повседневности идеального мира – праздничного, нарядного и гармоничного, существовавшего в «идеологической или медиальной сфере: газетах, кино, литературе». Эти уровни поданы через метафору трехэтажного дома, в котором существуют «лифты, лестницы и кабели высокого напряжения»[176]176
  Там же. С. 257.


[Закрыть].

И тем не менее эту схему можно детализировать. Во-первых, будничный мир повседневности не мог быть единым, поскольку единым не было и само общество. Различные социальные группы (например, обитатели заводских поселков, работники органов НКВД-МГБ, номенклатура, колхозники, интеллигенция) хотя и разделяли друг с другом некоторую часть социального пространства, но все-таки формировали свои варианты повседневности, хотя и осваивали некий общий набор практик, но имели и собственные практики в силу своей профессиональной деятельности или территориальной удаленности и проч.

Во-вторых, лестницы и лифты в этом доме работали не всегда исправно. Согласимся, для подавляющего большинства жителей большой страны повседневность партийного и государственного руководства оставалась закрытой, что только способствовало формированию мифа о вождях. Доносящиеся «сверху» образы, лозунги или грозные предупреждения выступали тогда (а впрочем, и по сей день) в качестве некоего сакрального знания, которое интерпретировать можно было только по единому канону.

В-третьих, в самом наборе практик (в том числе дискурсивных), которыми была наполнена повседневность поздней сталинской эпохи, вслед за социальными теоретиками следует различать как минимум два больших типа: практики, навязываемые сверху, т. е. дисциплинарные и паноптические, и практики, вырабатываемые иными участниками социальной жизни. На последнем различении стоит остановиться подробнее.

Как уже говорилось, термин «дисциплинарные практики» ввел в широкий научный оборот М. Фуко. В силу ряда особенностей его философского подхода, рассмотрение которых не входит в задачу этой работы, он рассматривает власть бессубъектно, как социальный конструкт, отражающий отношения подчиненности. При таком подходе дисциплинарные практики представляют собой механизм производства «нормальности», в ходе которого определяются границы нормы, а вместе с этим нормализуется и объект[177]177
  Волков В., Хархордин О. Указ. соч. С. 181–185.


[Закрыть]. Говоря более простым языком, дисциплинарные практики призваны полностью подчинить, «дисциплинировать» человека, научив и принудив его к выполнению необходимых власти действий. Сам М. Фуко, мыслитель левых критических взглядов, видел примеры дисциплинирующих практик во всех обществах, и особенно в западных.

Параллельно власть производит и паноптические практики (от понятия «Паноптикон» Й. Бентама), т. е. практики надзора. Главной целью паноптических практик является выработка у индивидов «внутреннего надзирателя», т. е. привычки и потребности в самостоятельном контроле собственного поведения.

Увидеть в поздней сталинской эпохе в целом и в политических кампаниях в частности примеры дисциплинарных и паноптиче ских практик не составляет труда. Особую ценность такому пониманию действий власти придает возможность увидеть в политических кампаниях не просто проект, который «спустили» сверху и заставили ему подчиниться, но набор ежедневных действий, осуществляемых на всех уровнях управления, включая самый нижний, затрагивающих каждого человека и заставляющих его лично включаться во все процедуры дисциплинирования и даже самому воспроизводить их с завидной регулярностью. Так, каждый рядовой советский человек, не говоря уже о людях, облеченных какой-либо властью, должен был не только становиться зрителем дисциплинарных действий, таких как собрание трудового коллектива, заседание партячейки, праздничные демонстрации или суды чести, но и быть их активным участником, а зачастую и организатором. Точно так же он должен был не просто читать газеты и смотреть кинофильмы, но и научаться самостоятельно отличать правильный текст от неправильного, истинный от вредного, инспирированного «враждебным» окружением, даже в собственных словах и поступках[178]178
  Хархордин О. В. Указ. соч.


[Закрыть].

Однако представление о том, что все практики инспирированы властью и служат «нормализации» и «дисциплинированию» индивида, изложенное в трудах М. Фуко, подверглось критике со стороны иных социальных мыслителей, в первую очередь – М. де Серто. «Во многом работа де Серто представляет собой критическую реакцию на исследование Фуко 1970-х годов и на преувеличение им возможностей современных аппаратов власти осуществлять господство»[179]179
  Волков В., Хархордин О. Указ. соч. С. 195.


[Закрыть]. В представлении де Серто помимо дисциплинарных практик в обществе присутствуют и другие, «низовые» практики, «паразитирующие на всевозможных дисциплинарных и паноптических аппаратах»[180]180
  Там же.


[Закрыть]. Чтобы обосновать этот тезис, он вводит различение между стратегиями – практиками, присущими «сильным», и тактиками – практиками, присущими «слабым» участникам социальных отношений. Стратегии (т. е. практики, используемые индивидами, облеченными властью) нацелены на установление контроля над социальным пространством, что означает его иерархическую организацию и распределение индивидов по отведенным им «местам». В изучаемый период это проявилось в полной мере – города, заводы, колхозы, спецпоселения и лагеря действительно являлись не просто территориями, но социальными «ячейками», помещение в которые уже заключало индивида в рамки особых правил. Далее следует производство и поддержание идентичности через присваивание названия (горожанин, член партии, рабочий, колхозник, трудармеец или заключенный) и определенных символов, эту идентичность выражающих (например, форма, значок, партбилет и т. д.). Наконец, стратегии включают непосредственное планирование и организацию действий «слабых» индивидов, в том числе через репрезентацию декларируемых целей и производство множества инструкций и предписаний[181]181
  Волков В., Хархордин О. Указ. соч. С. 198.


[Закрыть].

Напротив, практики «слабых», т. е. тактики, чаще всего являются ответом на стратегические способы действия со стороны власти. Их нельзя отождествлять с организованным и открытым сопротивлением: последнее самоубийственно, особенно в условиях тоталитарного режима. Но речь не идет и о пассивности, поскольку реального человека нельзя представить в роли простой «марионетки», если только в качестве метафоры. Скорее эти практики конформны в том смысле, что они нацелены на приспособление к действиям власти, «будь то изначальное слияние с вектором силы оппонента, с окружающей средой или различные виды притворства, мимикрирования, включая демонстративное следование букве закона»[182]182
  Там же. С. 199.


[Закрыть]. Переформулировав предложенные де Серто типы тактик применительно к изучаемому объекту, можно сказать, что они сводились к:

• избеганию предписанного места (например, известные случаи переезда людей, знавших о своем предстоящем аресте, либо переход колхозных крестьян в статус рабочих, причем даже не покидая деревни);

• созданию неформальных связей, помогающих их участникам выжить (системы блата, неформальных связей, неформальной экономики и т. п.);

• притворству и обману, в особенности при навязывании властью определенной идентичности (сокрытие социального происхождения, смена фамилии, отказ от родственных отношений);

• использованию властных практик для достижения собственных, не предусмотренных властью целей (использование политических кампаний и партийных норм для построения карьеры, сведения счетов, восстановления семьи, корыстные интересы).

Классификация тактик де Серто носит, разумеется, умозрительный характер. Здесь она приводится как пример возможного анализа, но не как руководство к действию. Микроисторическое исследование скорее предполагает сначала находить тактики в жизни людей, а затем пытаться их классифицировать. Впрочем, и сам де Серто считал, что у «слабых» есть огромное количество способов действия.

На уровне конкретных исторических исследований эта методология наиболее ярко воплотилась в трудах А. Людтке. В основе его Alltagsgechichte (истории повседневности) лежит утверждение: «…реконструкция повседневных практик совершенно отчетливо показала, что тотального контроля нацистской власти над германским обществом не существовало. Даже в самых сложных ситуациях у людей имелся выбор»[183]183
  Журавлев С. В. История повседневности – новая исследовательская программа для отечественной исторической науки. Предисловие // Людтке А. История повседневности в Германии: Новые подходы к изучению труда, войны и власти. М.: РОССПЭН, 2010. С. 18.


[Закрыть]. Людтке говорит о существовании «своеволия» или «своенравного упрямства», что трактуется «как отстаивание работником определенной автономии на своем рабочем месте… работники тем или иным путем стремились находить ниши в заводских порядках, чтобы “не мытьем, так катаньем”, а если надо – то и путем… “валяния дурака”, своевольно и упрямо утверждать собственное гордое и своенравное “я”»[184]184
  Там же. С. 19.


[Закрыть].

Таким образом, работы де Серто позволяют увидеть в политических кампаниях ту глубину, которая ускользает в простой обличительной логике тоталитаризма. Но учитывая, что его теория создавалась совсем по другому поводу, следует ее дополнить еще некоторыми замечаниями.

Прежде всего, не надо абсолютизировать способность людей противостоять воздействию власти, особенно в изучаемую эпоху. Не факт, что применяемые уловки всегда оказывались успешными, и не факт, что все без исключения жители Советской России ими пользовались. Напомним, речь в этой главе идет о методологическом аппарате исследования, но не о выводах. Сама возможность еще не означает ее реализации.

Далее, отождествление «стратегий» с действиями власти есть скорее абстракция, нежели реальность. Возвращаясь к метафоре трехэтажного дома, где верхний этаж представляет собой мир идеального, сконструированного по лозунгам и художественным произведениям бытия, необходимо признать: в сталинскую эпоху все социальные группы, в том числе непосредственно осуществлявшие власть (номенклатура и органы НКВД-МГБ), сами оказывались в роли определяемых и идентифицируемых «слабых», хотя и в разной степени. Поэтому можно говорить о тактических практиках не только применительно к «простым гражданам», но в не меньшей степени и к привилегированным слоям населения.

И последнее. В отличие от де Серто, создававшего теорию и строившего свои рассуждения на основании личных наблюдений и аналитических процедур, историк лишен возможности «глубокого исследования» своих персонажей, но должен описывать частные случаи. Он не может расспросить людей, о которых пишет, не может за ними пронаблюдать, добыть дополнительные документы, погрузиться в их повседневность. Чаще всего историк имеет дело с обрывочными сведениями и формальными документами, такими как протоколы собраний, письма в газету или в партийные органы, следственные дела, созданными не для удобства их изучения, а в логике бытовавших в то время практик. Это создает множество дополнительных трудностей при интерпретации истинных мотивов поведения людей. Большой удачей является обнаружение эго-документов, в особенности дневников, позволяющих понять не только канву событий, но и личное, не предназначенное для публичного воспроизводства, мнение, но такое случается не часто. Гораздо чаще приходится воздерживаться от искушения «полного объяснения» в пользу научной добросовестности, ограничиваясь простым указанием: «мы этого знать не можем».

Глава 3. Социально-экономическая ситуация и повседневность молотовской области в послевоенные годы

Город Молотов (ныне Пермь) был в послевоенные годы большим индустриальным центром страны. В городе по переписи 1959 г. проживало 629 тыс. человек (в области – 2 992 876 чело век[185]185
  Таблицы 3, 4. Распределение населения по национальности и родному языку // РГАЭ РФ. Ф. 1562. Оп. 336. Д. 1566а–1566д. http://demoscope.ru/weekly/ssp/rus_nac_59.php?reg=54.


[Закрыть]). Городов, в которых насчитывалось больше 500 тыс. жителей, было в СССР всего 25 в то время. Молотов занимал среди них 16-е место. Количество жителей Молотова по переписи 1939 г. – всего 306 тыс.[186]186
  http://www.mysteriouscountry.ru/wiki/index.php.


[Закрыть] Массовое перемещение населения на Урал было как добровольным, так и принудительным, да еще война привела эвакуированных вместе с заводами рабочих. Население Уральского региона росло опережающими темпами по сравнению с другими регионами страны. За 1939–1959 гг. население СССР увеличилось на 9,5 %, РСФСР – на 8,4 %, а Уральского региона – на 37,5 %[187]187
  Личман Б. В. Региональная индустрия в СССР. Екатеринбург: Уральский политех. ин-т, 1992. С. 217.


[Закрыть].

3.1. Заводской мир городского жителя

Ключевую роль в жизни города Молотова играли заводы. Жизнь в разных районах была организована заводами и фабриками. Люди работали на предприятии, жили в домах или бараках, им построенных, отдыхали здесь же в домах культуры. Связь с другими районами города была довольно слабой. У горожан отсутствовала необходимость часто перемещаться из одного района в другой. Аналогичная ситуация складывалась в небольших городах Молотов ской области.

В Молотовской области в послевоенные годы на учете состояло 832 действующих промышленных предприятия[188]188
  См.: Стенограмма 5 пленума [Молотовского] обкома КПСС. Запись от 11.04.1957 // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 24. Д. 5. Л. 67.


[Закрыть]. В их число входили реконструированные дореволюционные заводы и фабрики, новостройки сталинских пятилеток и эвакуированные оборонные заводы. Многие работали в состоянии постоянной аварийной или предаварийной ситуации. Упоминания о проблемах с оборудованием были даже в отчетах об успехах предприятий. В «Справке о работе химической промышленности и цветной металлургии Молотовской области в 1946 г.» указано, что на Березниковском азотно-туковом заводе в январе 1946 г. «была крупная авария, явившаяся следствием запущенности оборудо вания»[189]189
  Справка о работе химической промышленности и цветной металлургии Молотовской области в 1946 г. // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 12. Д. 218. Л. 186.


[Закрыть]. Много было недостроенного или требовавшего срочной реконструкции.

Несмотря на кампании по мобилизации населения на ударный труд, зачастую планы выполнялись менее чем на 50 %. Даже самая значимая государственная директива – «сталинское задание» – не исполнялась вовремя. «В Березниках еще не было случая, чтобы приказы за подписью товарища Сталина исполнялись в срок»[190]190
  Данилкин М. Т. Прассу Ф. М. 12.05.1950 // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176. Л. 5.


[Закрыть], – писал корреспондент газеты «Звезда» секретарю Молотовского обкома о долгострое магниевого завода.

Остановимся на ценах послевоенных лет. По дневникам А. Дмитриева можно восстановить некоторые реальные цены на продукты и промтовары. Сапоги на колхозном рынке города Молотова («Головки у них хромовые, подметки кожаные, а голенища кирзовые, но на вид приличные»[191]191
  Личные дневники А. И. Дмитриева. Дневник № 9–10 (Записки о жизни). Запись от 8.04.1947. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 6330. Оп. 5. Д. 13. Л. 2.


[Закрыть]) стоили 400 руб. Интересно, что носить их он собирался с галошами, которые раньше носил на полуботинках. В цехе на заводе № 19 был собственный сапожник, ему А. Дмитриев продал свои старые сапоги, у которых «только голенища были хорошие», за 200 руб.

Поношенное зимнее полупальто на рынке стоило 800 руб. «В цехе выписали свитер по цене 70 руб.»[192]192
  Личные дневники А. И. Дмитриева. Дневник № 8 (Записки о жизни). Запись от 4.11.1946. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 6330. Оп. 5. Д. 12. Л. 92 об.


[Закрыть]. В апреле 1947 г. в ком мерческих магазинах мука стоила 9 руб. за кг[193]193
  Личные дневники А. И. Дмитриева. Дневник № 9–10 (Записки о жизни). Запись от 21.04.1947. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 6330. Оп. 5. Д. 13. Л. 11.


[Закрыть]. В сентябре 1946 г. хлеб в магазине 3 руб. 40 коп. за кг, а коммерческая цена 8 руб.[194]194
  Личные дневники А. И. Дмитриева. Дневник № 8 (Записки о жизни). Запись от 23.09.1946. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 6330. Оп. 5. Д. 12. Л. 79.


[Закрыть]

Заработная плата на заводах была очень разной, в зависимости от квалифицированности труда, от занимаемой должности и от личных связей. И оклад отличался от реального заработка.

Таблица 2. Справка о размере заработной платы в 1948 г.

Источник: Справка о размере заработной платы заместителей директоров МТС по политчасти по последнему месту их работы до отъезда в МТС. 18.06.1948. Машинопись // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 442. Л. 78–84.

Получается, что в 1948 г. начальник цеха или отдела на заводе получал 1500–2000 руб., тогда как рабочий низкой квалификации, по данным из различных источников, в среднем получал 300–500 руб. в месяц. Но часто бывало и еще ниже: в «Промстрой конторе» города Кизела «среднемесячный заработок рабочего Бай С. И. составляет 170 руб. Заработок рабочего Грицук И. С. в декабре 1947 составил 64 руб. 81 коп…. Эти рабочие, как и другие, имели 24 выхода на работу, но в результате сильных морозов их бригада не могла выполнять земельные работы, что и отразилось на их заработке»[195]195
  ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 136. Л. 190.


[Закрыть].

В потреблении пищевых продуктов в семьях рабочих преобладали хлеб, крупы, бобовые и макаронные изделия, картофель. Частые перебои происходили именно в продаже этих продуктов. В «Информации Молотовского обкома от 3.04.1953 о проведении массово-политической работы… в связи с новым понижением государственных розничных цен» сообщается, например, что «в Ордынском районе имели место перебои в торговле хлебом. В г. Губахе, Кизеле, Углеуральске нет овощей, картофеля, хотя спрос на них очень большой»[196]196
  Информация Молотовского обкома от 3.04.1953 о проведении массово-политической работы… в связи с новым понижением государственных розничных цен // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 8. Д. 119. Л. 80.


[Закрыть].

Рассматривая таблицу расходов рабочей семьи, рассчитанную ЦСУ СССР, можно сделать вывод, что затраты на питание в начале 1950-х годов составляли 2/5 всего бюджета, а это соответствует стандартам потребления низкооплачиваемых слоев населения.

Таблица 3. Структура денежных расходов семей рабочих, в % к итогу

Источник: Структура денежных расходов семей рабочих // ПермГАНИ. Ф. 7214. Оп. 54. Д. 9. Л. 60.

При этом если сопоставить потребление основных продуктов питания с физиологическими нормами, картина будет еще более неутешительной.

Таблица 4. Сравнение физиологических норм с фактическим потреблением продуктов питания семей рабочих в пересчете на душу населения в год

Источник: Сравнение физиологических норм с фактическим потреблением продуктов питания семей рабочих в пересчете на душу населения в год // ПермГАНИ. Ф. 7214. Оп. 54. Д. 9. Л. 63–64.

В одном из отчетов за первое полугодие 1949 г. приведены результаты хозяйственной деятельности торгующих организаций (местные торги, облпотребсоюз, Управление рабочего снабжения комбината Молотовлес и Молотовуголь, ОРСы металлургической промышленности) по городскому фонду: фактический товарооборот составляет 475 руб. (запланировано 478 руб.) на человека за полгода (товарооборот на человека посчитан, конечно, приблизительно, ведь перепись населения была лишь через 10 лет)[197]197
  Результаты хозяйственной деятельности торгующих организаций за первое полугодье 1949 г. 19.09.1949 // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 15. Д. 142. Л. 58.


[Закрыть]. Цены тех лет свидетельствуют, что реальные затраты населения в магазинах были значительно больше, ведь покупки совершались еще в коммерческой торговле, на колхозном и на черном рынке. Тем не менее данные статистики показательны тем, что запланированные размеры государственной торговли совершенно не удовлетворяли потребности людей.

Многие промышленные рабочие недоедали и потому очень болезненно реагировали на достаток в начальственных семьях.

Тем более что для начальства многие дефицитные продукты, например мука и крупы, доставлялись по домам, оставлялись в магазинах либо распределялись по спискам в столовых.

Экономические различия касались не только личных доходов. Руководители предприятий пользовались казенным транспортом: дрожками, легковым автомобилем, автобусом, в некоторых случаях даже катером. Они располагали просторными квартирами, отремонтированными и благоустроенными за счет предприятий. Журналист М. Данилкин, публиковавшийся под псевдонимом М. Тихонов и объявивший в 1949 г. войну местной элите в городе Березники (Молотовская область), с возмущением писал в фельетоне об одном из крупных хозяйственников:

«Сведущие люди говорят, что на ремонт и оборудование квартиры (начальника ОРСа Березниковского азотно-тукового завода Дугадко. – А. К.) истрачено около 40 (сорока!) тысяч рублей. Нам достоверно известны только частности этого дела. Государственных средств потрачено без малого десять тысяч. В ванной комнате установлена не просто колонка, а колонка из нержавеющей стали. Знай наших!»[198]198
  Тихонов М. Дугадко процветает // Звезда. 1948. 4 апреля; Подробнее о борьбе М. Т. Данилкина с местной элитой см.: Лейбович О., Кимерлинг А. Письмо товарищу Сталину. Политический мир М. Т. Данилкина. Пермь: ЗУУНЦ, 1998.


[Закрыть].