Текст книги "Принцип высшего ведовства"

Прогулка в тумане

И все-таки человек – самое странное существо из всех ныне живущих. Накануне я мечтала о том, чтобы оставить замок Синей бороды хотя бы на время. Меня начали раздражать лоск и роскошь инквизиторского жилища, стройные ряды тарелочек в шкафу, ни одной, даже самой маленькой вещицы, которая была бы не на месте. Жизнь там непонятным образом ассоциировалась с жизнью в саркофаге: ничего не меняется, убирать нечего… и сорить тоже, кстати, некому. Мне хотелось глотнуть свежего воздуха, вернуться в город, побродить по кривым и грязным переулкам – там, где уже зацвели черешни. А еще я думала о том, что хорошо бы вернуться домой, поваляться на диване перед телевизором, выстроить в мойке пирамиду из немытых чашек. С точки зрения Эрика это был бы хаос, иными словами – бардак, но… в нем была жизнь, незамысловатая и одновременно сложная, мой след в этом мире, доказательство того, что я живая, что я не превратилась в призрак бестелесный, способный только пугать новорожденных ведьм.

Но – стоило кованым воротам особняка захлопнуться за спиной, как вернулся страх. Передо мной расстилалась степь, зеленая и шелковая, вдали вырисовывались саманные домики с белеными стенами и крышами из серого шифера, еще дальше – на фоне бледно-голубого неба вставала малахитовая гряда лесополосы. Ветер, свежий, напившийся травяного сока, взъерошил волосы, погладил по щекам… Иди, Лерка, иди. Так далеко, как только сможешь… А я все оглядывалась на покинутую клетку, на толстые темно-красные стены, на решетки, на двери – такие надежные, крепкие…

Все кончилось тем, что Эрику надоело ждать. Он взял меня за руку и потянул к тихо урчащему «Туарегу», черному, тонированному и похожему на гигантского жука.

Я послушно залезла на переднее сиденье, пристегнулась.

– Вот, надень, – Эрик сунул мне темные очки и широкий черный шарф.

Теперь я точно стала похожа на секретного агента. По крайней мере во всех виденных мною фильмах отчаянные дамы именно так и маскировались: на голову косынку, на глаза очки. Очень эффектно – а насколько эффективно, о том шедевры кино помалкивали.

И мы поехали.

Поплыли мимо поля, где зеленели колкие усики озимой пшеницы, неспешно крались навстречу саманные домики, а по левую руку нас торжественно встречало стадо коров – рыжие, черные, белые буренки, ощипывающие свежую траву.

– Не понимаю, чего ты боишься, – нервные руки Эрика подрагивали на руле.

– Откуда ты знаешь?..

– Могла бы и не спрашивать, – он усмехнулся.

Я смутилась, к щекам моментально прилила кровь. Ну вот, сижу и краснею как первоклассница.

– Там… где-то там – убийца.

Быстрый, но выразительный взгляд в мою сторону.

– Лера, не беспокойся. На сей раз мы его найдем и убьем первыми.

– А еще там инквизиция, – буркнула я, и тут же спохватилась, – я не тебя имела в виду.

– То, что случилось, больше не повторится, – в ежевичных глазах полыхнула ярость.

– Да, я понимаю, понимаю…

Господи, как было бы хорошо, умей человек стирать собственную память! Как мел со школьной доски, взял тряпку – и нет ни серого карцера, ни Михаила, ни больничной кушетки…

Эрик ударил по тормозам столь внезапно, что я чуть не клюнула носом приборную панель.

– Что такое?

Джип стоял на обочине, мимо пронеслась красная легковушка.

– Ничего, – он мягко взял мое лицо в ладони, заглянул в глаза, – послушай, Лера, внимательно послушай. Ты всегда вела себя очень мужественно. Даже там. Мне никогда бы не удалось повторить то, что сделала ты. Так не позволяй призракам прошлого овладеть твоим настоящим! Да, знаю, это нелегко. Но если хочешь, думай о мести – ведь когда-нибудь это станет возможным. Не теперь – так через десять лет. Если только тебе от этого станет легче…

Я слушала мягкую, шелестящую речь – в которой нет-нет, да проскальзывал непонятный акцент. Руки, пальцы, касающиеся моего лица, были теплыми и жесткими; я невольно прижалась щекой к ладони Эрика – внезапно захотелось закрыть глаза, ни о чем не думать… просто… быть рядом с ним…

– А тебе стало легче? – он вздрогнул и убрал руки. Положил их на руль и уставился на логотип Фольксвагена.

– Наверное. Я ведь знаю, что когда-нибудь мы поквитаемся за все, что произошло. А ты мне поможешь…

«Будешь приманкой, Лера», – закончила я про себя.

Все. Волшебство нескольких мгновений исчезло – остался сухой, нервный профиль инквизитора. Побеждай жертвуя, так, кажется, это звучит?..

– Поехали, – устало сказал Эрик, – сейчас мне не хочется будить воспоминания.

Замелькали одноэтажные дома, заборы, пышные розарии, беседки, оплетенные виноградом. Мы въезжали в город, о чем известили пыльные перекрестки, светофоры, грохочущие грузовики и сотни разноцветных легковушек – словно пестрые бусы протянулись по дороге.

– Эрик, – спросила я, – почему ты поселился именно здесь? В такой-то глуши?

– Мне было удобно сюда переехать, Лера. Здесь никто меня не знал. Здесь царил… столь любимый тобой бардак, когда вроде бы все друг друга знают, а на самом деле никто не знает никого. И потом, я не люблю больших городов. Когда я родился, жизнь была тише, как-то спокойнее… Хотя и смерть всегда была рядом. Войны, чумовое поветрие, проказа. Любой пьяный сеньор мог тебя разрубить пополам – и никто ему и слова бы не сказал…

– Ты когда-нибудь расскажешь о себе?

Он покосился на меня. Лоб пересекла глубокая складка, губы сжались в тонкую нитку.

– Не думаю. Ведь тайна, которую знают хотя бы двое, может очень быстро стать достоянием любопытствующей толпы… О, вот мы и на месте!

Действительно, я как-то не заметила. «Туарег», мягко урча, вползал во двор пятиэтажки, где проживали мои родители и младшая сестра Танюха.

* * *

…– Я, пожалуй, пойду, – Эрик напряженно уставился на вполне безобидную дверь, обитую узкими деревянными планками, – не хочу вам мешать.

Я протестующе замотала головой.

– Ты не будешь мешать. И потом, кто лучше тебя сможет объяснить моим родителям, что, собственно, со мной происходит?

– Ну, ты… сама расскажешь что-нибудь, – он нерешительно переступил с ноги на ногу, а мне вдруг показалось, что Эрик попросту боится.

Боится оказаться в незнакомой для себя обстановке. Страшится того, что называют семьей… Неужели у него никогда ее не было?

– Ты будешь моим менеджером, – ляпнула я первое, что пришло на ум, и эта глупость заставила инквизитора улыбнуться. Несмело, застенчиво… Господи, я еще никогда не видела его таким – ну все равно, что мальчишка. Или – незадачливый жених, которого насильно ведут делать предложение руки и сердца.

– У секретных агентов не бывает менеджеров, – проворчал он. Чуть более смело.

А затем кивнул на дверь:

– Тогда звони. Я побуду немного, потом съезжу по делам – а ты, пожалуйста, никуда без меня. Договорились?

– Конечно.

Я вдавила коричневую шишечку звонка. За дверью раздалось звонкое «ку-ку», послышались быстрые шаги. И вот – распахивается дверь, на пороге – Танька. Первым делом она верещит – «Вареник, ты?» – и бросается мне на шею. Еще через мгновение, внезапно от меня отлипнув, она окидывает Эрика нахальным взглядом студентки-второкурсницы и выдыхает:

– Вау!

– Танька! – шикаю я и ущиппываю ее за костлявый бок, – прекрати немедленно, это мой начальник. Мамуль дома?

– А-а-а, – Танюха продолжает рассматривать Эрика словно экспонат с выставки «мужской гламур», – дома, дома. И мамуль, и папуль… Проходите, что ли…

Эрик исторг вздох мученика и осторожно переступил порожек. Я, все еще пытаясь вырваться из объятий любящей сестры, последовала за ним.

…Откровенно говоря, я боялась. Чего? И сама не знаю толком. Наверное, легкого презрения в черных глазах Эрика, который привык жить не в домах, а все равно что в ларцах с сокровищами. А может быть того, что драгоценные мои мамуль и папуль набросятся на него с неприличными вопросами вроде – «ах, Эрик, а вы знаете, как Лерочка отменно готовит? Это нынче так редко встретишь, современные девушки совсем отбились от рук!». Или, например – «А скажите, Эрик, вы женаты?». А еще – и это уж точно! – мне совсем не хотелось, чтобы Эрику строила глазки Танька, которая в отличие от меня уродилась эффектной брюнеткой с ногами от ушей.

Но по крайней мере в начале семейных посиделок не произошло ничего страшного.

Потревоженные Танькиными воплями, в залитую светом прихожую выкатились почтенные родители. Мама в пушистом розовом халате и с бигудями на крашенной шевелюре, папа – в растянутых «трениках» и футболке. Едва завидев меня, мамуль тут же схватилась за сердце и была уведена на кухню Танькой (в скором времени оттуда потянуло запахом корвалола), а папа, как и подобает главе семьи, бросился пожимать руку Эрику и приглашать нас в зал – мол, вы проходите, а я похлопочу с чаем.

Затем папа все-таки убежал звенеть чашками на кухне, а мы – на несколько минут – остались одни.

Взгляд Эрика блуждал по комнате: сервант еще советских времен, маленький цветной телевизор, два кресла, столик и диван. В распахнутую форточку врывался шаловливый весенний ветер и раздувал парусом гардины, а заодно нес чуть заметный запах дыма – где-то неподалеку палили костер.

– Что? – не выдержала я.

Эрик вздрогнул, словно очнулся ото сна, непонимающе взглянул на меня.

– Что – что?

– Тебе здесь не нравится? – прошептала я. На самом деле, скажи он «не нравится», глаза бы выцарапала. За мои любимые обои в желто-зеленую полоску, за мохнатую игрушечную пчелку, угнездившуюся на спинке дивана…

– Откуда такие выводы? – инквизитор улыбнулся, – здесь очень мило. В прошлый раз мне пришлось стоять в пороге… И в прошлый раз я сильно рисковал быть избитым твоим почтенным родителем.

– Папой, что ли?

И я представила себе папу – кругленького, с внушительных размеров пузцом, подпрыгивающего и размахивающего кулаками под носом у старого колдуна. Только этого мне не хватало!

– Ну, он был не в восторге, когда к нему домой явился субъект вроде меня и заявил, что в ближайшее время они тебя не увидят, – спокойно пояснил Эрик.

– Не сердись на них, – я коснулась его ладони и с удивлением заметила, что руки-то у Эрика дрожат, – они же мои родители.

– Я понимаю…

И в эту минуту в зал ворвалось торнадо, состоящее из мамы, папы и Танюхи.

– Что же вы не садитесь? Будьте любезны, присаживайтесь!

– Лерочка, ты так похорошела! Новая работа тебе идет на пользу!

– Какой чай будете? Черный, зеленый? Может, просто кофе?

– Лерочка, а что же ты не представишь нам своего… мм… начальника?

Мамуль успела преобразиться: сменила халат на коричневое платье, сняла бигуди, а на шею повесила длинные бусы из яшмы. Танька – ну, она никогда себе не изменяла. Сестра моя обожала готику во всех ее проявлениях, а потому вырядилась в очень узкие черные брюки, угольную блузку с пышными кружевными манжетами и оч-чень глубоким декольте. А длинные ногти были ярко-алыми, ну ни дать ни взять – вампир, только что разделавший очередную жертву. Один папа остался прежним, разве что нервничал: крышка заварного чайника так и позвякивала, до тех пор, пока его не определили на стол.

–Ээээ… Папа, мама. Это Эрик, мой начальник, – промычала я.

Мама водрузила на стол блюдо с бутербродами.

– Очень приятно. Людмила Петровна, Владимир Игоревич. А это – Танечка, наша младшенькая, – мамуль бросила на меня исполненный надежды взгляд, – может быть, и ей какая-нибудь работа подыщется?

Ну да, да… Знала бы моя дорогая мамочка, чем я занимаюсь, а главное – какую цену плачу за бытие ведьмой!

Эрика, однако, это не смутило. Он пожал плечами, окинул Таньку заинтересованным взглядом и промурлыкал – может быть, может быть…

Потом мамуль по привычке защебетала:

– А что, Лерочка… да-да, разливайте чай, что ж вы сидите… расскажешь нам что-нибудь? А то Володя мне так и доложил – мол, нашу Лерку будут считать убитой, но на самом деле она жива, и у нее очень, очень секретная работа. Надеюсь, с криминалом это никак не связано?

Эрик преспокойно попивал чай. Зеленый, с жасмином. И на лице его было написано исключительное удовольствие от происходящего.

– Лер, что молчишь? – пискнула Танюха, – или рассказывать ничего нельзя?

– Спросите у Эрика, – я вцепилась зубами в овсяное печенье.

– Эрик? – тут уж папуля начал хмуриться, – а вы что-нибудь расскажете? Вы поймите, Лерка она такая… наивная, что ли. Двадцать пять уже, а вечно в какую-нибудь историю влипнет… Я уж думал, в секту какую попала…

– Папа! – возмутилась я. О возрасте, в конце концов, мог бы и помолчать.

– Это секретные исследования паранормальных явлений, – неожиданно вымолвил Эрик, – государственная программа. Надеюсь, что сказанное мной останется в пределах этой комнаты.

– Ух ты! – восхитилась Танька, – а я вот как раз… А вы, вы сам… специалист по этим паранормальным явлениям? Ну, призраки там, вампиры всякие?

– Угу. – Эрик царственно кивнул, – именно. Призраки и вампиры, их ведь пруд пруди вокруг, но не все замечают. А что у вас, мадемуазель, вопрос возник?

– Эмммм… как-нибудь потом, при случае, – и Танька глазами показала на папу. Ну не при родителях же, в самом деле, обсуждать ТАКИЕ дела!

– Как скажете, – невозмутимо ответил инквизитор. Затем поставил на стол пустую чашку, – к сожалению, должен вас покинуть. Лера, я заеду за тобой через два часа.

Я чуть не завопила – как, ты меня бросаешь? Обрекаешь на допрос в цепких объятиях мамуль и сестрички?

Но Эрик одарил меня воистину ангельской улыбкой и безмятежным взглядом, раскланялся и удалился. Как истинный джентльмен, на прощание приложившись к розовой ручке Людмилы Петровны и бледной лапке Танюхи.

И когда входная дверь закрылась за ним, я вновь ощутила себя в руках самой что ни на есть инквизиции. В добрых, нежных и любящих руках.

* * *

– Вареник, это че, правда? – следователь номер один обрабатывала ногти пилочкой, – я в первый раз слышу, чтобы вот так исследовали паранормальные явления!

– И где ты познакомилась с этим очаровательным мужчиной? – добавила следователь номер два.

Папа недовольно кашлянул.

– А что, что я такого сказала? – возмутилась мамуль, – ты сам-то вспомни, когда последний раз мне ручку целовал!

– Ну Вареничек, ну расскажи, – Танька подсела ко мне на диван, – ну что, жалко, что ль? Может, и я себе такого же шикарного мужика поймаю.

– Таня, прекрати паясничать! – вскипел папочка, – а ты, Валерия, рассказывай. Он правду сказал? Или это ваш гуру, или новый мессия?

– Да правду, правду! – я принялась отчаянно мять в руках салфетку, но глаза не опускала, – я с ним познакомилась в офисе, он заказывал Цапле рекламу. Ну, и он мне предложил хорошую работу, но ее содержание не подлежит огласке. Мы много ездим по старинным домам в пригороде, Эрик кое-что замеряет… У него в багажнике приборов куча, я таких раньше никогда и не видела… Ну и все.

– А живешь ты где? – с видом сыщика поинтересовалась Танька. Ох, ну и стерва у меня сестрица!

– В коттедже, в пригороде, – я солгала, нахально глядя ей в глаза, – там живет еще пять человек, таких как я.

– О, Господи, – папа торопливо налил себе самую большую чашку чая, – а ты-то, ты сама… что делаешь?

Пришлось фантазировать. Чтобы не краснеть, вообразить себя принимающей участие в кинопробах.

– Ну, до сих пор я читала документацию на приборы… Да, вот на те, что фиксируют паранормальные волны. Ну, па, я знаю что ты в это не веришь – а между прочим, зарплата у меня теперь аховская.

Это был последний аргумент в споре. Размер зарплаты. В конце концов, пусть мои любимые, мои дорогие будут уверены в том, что жизнь у меня складывается просто прекрасно.

– И какая же?

– Две тысячи, – я торжествующе улыбнулась, – долларов, конечно же.

Мамуль ахнула. Папочка поперхнулся чаем. А Танька… Ох, похоже, Танька не верила в эту придуманную мною историю.

– Зарплата, конечно, недурственная, – медленно сказал папа, – жаль, что нормальной работы с таким окладом не найдешь.

– В нашем городе – это уж точно, – поддакнула я.

Еще один осторожный взгляд на Таньку… Не-а. Она уже не верила ни единому слову, но старательно делала вид, что восхищается старшей сестрой и ее превосходной зарплатой.

– Ну, хорошо, – сказала мама, поправляя на шее бусы, – а какие у тебя, Лерочка, отношения с начальством?

– Прекрасные, – и я захлопала ресницами, – рабочие отношения. Я – сотрудник, он – начальник.

– Лерусечка, – в голосе мамочки появились вкрадчивые интонации опытного иезуита, – а ты ничего… от нас не скрываешь?

– Мам, ну что ты, в самом деле, – вступилась за меня Танька, – Вареник у нас взрослая и самостоятельная женщина. Даже если отношения с начальником и выходят за рамки… гхм… рабочих!

Мамуль ахнула. Папа насупил брови и осуждающе покачал головой.

– Да нет у нас ничего, – сердито буркнула я, – нету. Вы что, не видите, что я ему не пара?

– Это-то мы видим, – проворковала Танька, – но кто знает, кто знает?

Я вскипела. Ну стоило ли, преодолевая многочисленные опасности, так стремиться домой? И ради чего? Только ради того, чтобы попасть на очередной допрос?!!

– Ну, все. С меня хватит…

– Как скажешь, лапуля, – мама легко чмокнула меня в макушку, – мы тебе верим. Ты просто пойми, что мы тебя любим и о тебе беспокоимся. Вот и все. А так – не переживай ни за что. За квартиркой присмотрим…

– А может, и я там поживу, – встряла Танюха, – было бы с кем…

– Татьяна! – гаркнула папа, – пока учишься, будешь жить с родителями!

Я осторожно покосилась на настенные часы. Хорошие такие часы, коричневый домик, в котором жила очень старая и оттого немая кукушка. Ее сперва хотели починить, но мамуль воспротивилась первой, заявив, что с этим «ку-ку» скоро станет нервнобольной. До возвращения Эрика оставался час. Ну, ничего. Я мужественно выдержу еще парочку-тройку допросов, и потом, потом… Мы уедем. Чтобы когда-нибудь вернуться.

– Пойдем в мою комнату, пошепчемся, – Танька подмигнула, выразительно приподняла гладкую черную бровь. А родителям загадочно улыбнулась.

– Нам посекретничать надо. Не возражаете?

Никто не возражал. В основном потому, что выведанная Танюхой информация должна была стать достоянием общественности.

* * *

…Когда мы были маленькими, эта комната безраздельно принадлежала нам. Там стоял диван, на котором спала «взрослая» я, и детская кроватка, где счастливо посапывала Танька.

Потом, когда мы стали подрастать, нам купили двухъярусную кровать – и немало крови было пролито в боях за верхний этаж. Но зато какой из этой кровати получался звездолет! Я была штурманом, мудрым штурманом вроде менвита Кау-Рука, а Танька неизменно изображала смелого и мудрого вождя арзаков, Ильсора.

Еще позже наш бороздящий чужие галактики звездолет был подарен родственникам, а в комнату въехали два скромных диванчика, и так продолжалось ровно до тех пор, пока я не покинула этот эдемский сад детства. Сперва к любимому, с которым разошлась после первой совместной поклейки обоев, а затем в съемную квартиру. Танька осталась единоличным владельцем комнаты – но владельцем милостивым. Время от времени я ночевала здесь, и тогда мы поверяли друг другу самые страшные тайны. Например, о том, что одногруппница Лидка встречается сразу с двумя, а сокурсник Сашка… вообще встречается… с мальчиками.

– Ну, рассказывай, – Танька, сверкая накрашенными глазищами, уселась на свой диван, в то время как я присела на бывший свой.

– Я вроде все уже…

– Ой, ну вот не надо, – она хмыкнула, – кому ты лапшу на уши вешаешь? Я ж тебя насквозь вижу… Да и этот твой, начальник… Он же тебя буквально раздевает взглядом!

– Что, правда, что ли? – смущенно пробормотала я. Уж чего-чего, а этого я за Эриком не замечала. Мне все казалось, что порой смотрит он на меня злобно и раздраженно, как будто я заноза в пятке. Но если… если это так, как видит моя сестрица? Только этого мне не хватало. И как же, как же… Андрей? Мой Андрей, которого я, как мне казалось, успела полюбить по-настоящему! Да, сейчас нас разделяет пропасть, но что такое ущелье, когда сердцам было так хорошо друг подле друга?

– Правда-правда, – прощебетала Танька, – не боись, никому не расскажу. Только сразу признавайся, где такие роскошные мужики водятся…

– Мала еще, – недовольно буркнула я, судорожно сочиняя новую историю. Ту, которую была бы рада услышать Танюха.

– Вареник, лучше сама признавайся. И что он в тебе нашел-то?

Пришлось повторить слова Бриджит Джонс.

– Я – богиня секса.

– Что-то не замечала раньше, – Танька принялась разглядывать свои идеальные ногти, – ты скорее синий чулок, скрюченный и в перспективе ослепший от работы за компьютером.

Хм. Любопытно, так обо мне все мои знакомые думают или только родная сестра?

– Ну, хорошо, – я сдалась, – только смотри… никому!

– Если – кому, то отдам тебе свои духи, – поклялась Танька.

И тогда…

Я была в ударе.

История эта сама всплыла радужным пузырем, обрела твердость, яркий цвет, запах… естественно, клубничный запах. Со сливками. То, о чем мечтает каждая студентка-второкурсница.

На самом-то деле… Я встретила Эрика в офисе, где он носился с очередным заказом. Но Цапли не оказалось на месте, и мне самой пришлось побеседовать с клиентом. Обсудить дизайн календарей и записных книжек, после чего мы продолжили в кафе, а вечером и вовсе в его двухэтажной вилле, с шампанским, омарами и горячим шоколадом. Последний, между прочим, был эротично размазан по филейным частям моего тела, а затем с аппетитом съеден.

– А потом у нас была безумная ночь, – вещала я вдохновенно, – на шелковых простынях, с холодным шампанским, с клубникой…

– Ух! – прониклась Танька, зеленея от зависти.

– И утром… утром мы пили кофе, а потом купались в бассейне. Ну и все такое… представь себе, он меня… ну все равно, что похитил! Это так здорово!

Вот это и была та история, в которую Танька вполне могла поверить – и она действительно поверила, выспрашивая подробности.

– Одного только не понимаю, ну что он в тебе нашел, – наконец сказала она задумчиво, – на фотомодель ты не тянешь. На гламурную диву – тоже.

Я пожала плечами.

– Эрику уже не интересны фотомодели. Ему, понимаешь ли, хочется душевного и, заметь, умного разговора. Он сам сказал, что лошади с подиума выходят из моды…

– Что, так и сказал? – ужаснулась Танька.

– Да, так и сказал, – мрачно подтвердила я, после чего в комнате повисло молчание.

Сестричка моя напряженно обдумывала сомнительное и висящее на волоске будущее фотомоделей, а я – наконец-то!– с облегчением вздохнула.

– Ладно, Вареничек, никому не скажу.

Я потрепала ее по плечу, встала и потянулась.

По привычке прошлась по старенькому коврику, заглянула на книжные полки. Ого, да моя сестричка всерьез увлеклась чтением! На меня строго глядели: «Граф Дракула», «Омен», «Интервью с вампиром», «Повесть о похитителе тел»… Ну и ну!

Я провела пальцами по переплетам, вытащила крайнюю книженцию. «Молот ведьм». И тут же заскребло под ложечкой, и стало тревожно, как будто… Я приблизилась к чему-то страшному, неизведанному.

– Тань, а что это?

– Что? – она подскочила, распрямляясь как пружинка, – а-а-а, это… Ну, мне один паренек дает почитать. Он повернутый на всем этом. Но – симпатичный.

Молот ведьм.

В висках заухала кровь, руки задрожали. Книга, написанная двумя колдунами-доминиканцами… книга, обеспечившая им долгую, очень долгую жизнь… Ментальный код, предназначенный… Господи, да что же это за наваждение?!! И я снова вдруг увидела себя в полутьме, склоняющейся над старинным фолиантом, со страниц которого стекало кровавое свечение. Но то ведь была другая книга?..

Я торопливо раскрыла «Молот ведьм» на первой странице. Там издатели решили преподнести публике копию самой первой обложки книги – и я, как и раньше, прочла по складам: Malleus Maleficarum.

– Лерка, Лерка! – Таня жестоко трясла меня за плечи, – что с тобой? Вареничек, приди в себя! Может, водички?

…Но почему эта книга хранилась в доме Эрика?!! Зачем? И какой смысл простому, хоть и старому колдуну, держать при себе этот средневековый кошмар?

Ответ на этот вопрос был только один. Я перечла имена авторов… Но кто же из них?.. Эрик. Генри, как называла его Джейн. Генрих… Генрих Крамер. И второй, Яков Шпренгер. Jacob.

Пораженная жуткой и внезапной догадкой, я опустилась на диван. Книга вывалилась из рук, стукнулась корешком о пол. Господи, как же так? Как такое вообще возможно?

Хотя… А почему ты, Лерочка, так удивлена? Что тебя напугало? Истинный возраст Эрика? Или то, что именно он был одним из авторов этого оружия массового поражения?!! Или… ну, признайся себе. Лерочка… ты боишься того, что господин Крамер может сотворить с тобой?.. После того, как прикарманил не одну тысячу жизней?

Я медленно наклонилась, потянулась за книгой. Но в тот миг, когда наконец взяла ее за корешок, мои пальцы накрыла чужая ладонь, теплая и жесткая.

– Что случилось? – поинтересовался Эрик, – Лера, нам пора ехать.

Наверное, он все прочитал в моих глазах, в то мгновение, когда взгляды наши встретились, а мое сердце зашлось в безудержной пляске смерти. И он, колдун, переживший шесть столетий, все понял – усмехнулся, повертел в руках книжку и аккуратно поставил ее на полку.

– Забавно как, да? Столько лет прошло, а все еще бестселлер. Постарались доминиканцы в свое время, от души писали… Поехали. Нам и вправду пора.

… Я шла за ним на ватных ногах. И не знала – что делать, как себя вести. Кого он мог искать, Генрих Крамер? Кому мстить? Конечно же, соавтору. Господину Шпренгеру, профессору теософии кельнского университета. Якову.

– Куда мы сейчас поедем? – сипло поинтересовалась я, усаживаясь в машину.

– В ресторан, – буднично отозвался Эрик… Генрих… – пообедаем. А потом двинемся на природу. Нам ведь есть о чем поболтать, верно?

В ежевичных глазах я не видела ничего, кроме ярости. Но не той, что пылает пожаром, сжигая хозяина дотла, нет. Ярость Эрика… была подобна яду. Мягкому, тягучему, этакая отравленная карамель. Проглатываешь ее – и наступает ад, и молишь о смерти, но она не торопится. Потому что так решил приславший ее.

* * *

Как я выдержала трехчасовую пытку в самом дорогом ресторане города, куда пускали далеко не всех желающих? Сама не знаю. Кусок не шел в горло, а Эрик все смотрел, смотрел на меня, и сам почти ничего не ел – только потягивал гранатовый сок со льдом. Картинка получалась зловещей: бледный субъект в черном, лакомящийся сомнительным на вид напитком густого красного цвета.

А потом, когда небо подернулось вечерней дымкой, он повез меня на пруд. Тот самый, куда мы ездили с Андреем в первую ночь нашей недолгой любви. Но если Андрей предпочитал самую дикую и заброшенную сторону пруда, то Эрику явно нравились старые, подгнившие причалы, уходящие почти до середины водоема, бросающие зыбкие тени на колышущееся зеркало.

Пахло свежестью, тиной и мокрой землей. Незабываемый и неповторимый аромат пруда в небогатом ожерелье парка, где степенно, рядами стоят акации и тополя.

Темные доски заскрипели под ногами Эрика, он обернулся и протянул руку.

– Идем.

Строгий, как будто набросок углем, состоящий из одних только прямых. Черное пальто, черный свитер с высоки воротником – ни проблеска. И странная, блуждающая на губах улыбка, напоминающая о том, что невменяемых не судят.

Утопить меня решил, не иначе. И, наверное, стоило бежать, звать на помощь – но вместо этого я послушно шагнула на причал, вложила свою руку в жесткие пальцы инквизитора и пошла по гнилым дощечкам.

Над прудом собирались сумерки. Со стороны парка потянулась невесомая туманная шаль, осела на воде, зацепилась за сухие стебли камыша. Звуки вязли в этом разбавленном молоке, голоса нескольких подростков, гуляющих по противоположному берегу, все удалялись и удалялись, пока не затихли окончательно.

Эрик остановился на краю причала, спокойно посмотрел на меня и поинтересовался:

– Тебе здесь нравится?

Я неопределенно пожала плечами. В голове сумбурно прыгали мысли о том, что – вот он, колдун, обрекший сотни и сотни ни в чем не повинных людей на страшную смерть. И я… рядом с ним. И никто не знает, что будет дальше… Резкий рывок, хруст шейных позвонков – и меня принимает холодная вода, увлекая в темноту, навеки, навсегда. Или… Я все-таки еще нужна ему? Приманка для господина Шпренгера, червяк на крючке, которого рыбка почти проглотила? Наверное, если мне суждено пережить этот вечер, то только в качестве полезной приманки. Ведь не может же задеть шестисотлетнего Генриха то, что одну-единственную ночь мы были вместе?

– А я люблю это место, – тихо сказал Эрик, – когда собирается туман, то кажется, что во всем мире больше никого нет. Долгие годы жизни утомляют.

У меня на языке так и вертелось – особенно твои долгие годы, Генрих, купленные у смерти в обмен на сотни и сотни чужих жизней. Но я просто ничего не ответила, а колдун, как мне показалось, тихонько вздохнул.

– Мне понравилась твоя семья. Там, где я родился, к детям относились по-иному… Совсем по-иному. Много детей никому не было нужно, а они рождались и рождались, большей частью не доживали и до года, ангелочки, которым открылись небеса. А те, кто дотягивал до совершеннолетия, зачастую завидовали покойным братьям и сестрам.

– Где ты родился, Эрик? – тускло спросила я, – может, скажешь наконец правду?

– Разве я лгал тебе раньше? – он усмехнулся, развернул меня к себе спиной и подвел к самому краю причала.

А я вспомнила – в который раз – слова Джейн. О том, что моя кровь навсегда останется на его руках. Генри, Генрих… Его ладони на моей талии казались чересчур горячими для человеческих, запах одеколона отдавал полынью.

– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Единственное, о чем прошу – не причиняй им вред. Не стоит их втягивать в твою игру… Генрих…

Он вздрогнул – и это было единственным доказательством моей правоты.

– Лерочка, ты заговариваешься. Я – Эрик. И в документах можно прочитать это же самое имя.

И все-таки… я должна была посмотреть ему в глаза. Пусть я увижу там свой смертный приговор, но я должна…

– Не шевелись, – Эрик усмехнулся, – еще свалишься ненароком…

Его пальцы скользнули по голове, откидывая в сторону волосы, задержались на ямке под затылком. Эрик коснулся губами шеи, затем еще и еще…

– Не надо, – я не выдержала и всхлипнула, – зачем я тебе? Почему ты… учишь меня? Тратишь на меня время?

– Потому что ты должна дожить до последнего сражения, – таким был ответ.

– Ты все эти столетия ищешь Якова?

– Не понимаю, о чем это ты.

Он резко развернул меня к себе. Блестящие ежевичные глаза, словно два зеркала, в которых можно увидеть все, кроме правды.

– Это лишь твои догадки, – промурлыкал инквизитор с улыбкой, – только догадки, которые я не буду подтверждать, ясно? Довольствуйся тем, что есть… Иногда это полезно.

Мы стояли на самом краю причала. Вокруг плавал густой туман, в душу заглядывали сиреневые сумерки. Нас разделяла только одежда, и от этой мысли я сжалась в комок, разглядывая темные доски под ногами.