Текст книги "Принцип высшего ведовства"

Длань Правосудия

…То был странный день. После того, как уехал Андрей, я оказалась предоставленной самой себе. Эрик уединился в кабинете, когда я проходила мимо, то услышала как он с кем-то раздраженно спорит по телефону. Мне удалось разобрать только «не лезь не в свое дело», а затем Эрик стал говорить тихо, видимо, почувствовав мое присутствие.

За окном стоял пасмурный день, собирался дождь – небо обложили серые, низкие тучи. Рука моя болела нещадно, игнорируя инъекцию кеторола, температура наверняка перевалила за тридцать семь, но градусника в обозримом пространстве не было, а обращаться лишний раз к хозяину дома не хотелось.

Я вернулась в спальню, легла, не раздеваясь прямо на шелковое покрывало цвета кофе с молоком. Наверное, я заснула – но пришедшие сновидения были настолько реальны, что даже много лет спустя я искренне считала их не только эфемерными видениями.

…Я лежу на кровати, глаза открыты. Тишина в комнате, тишина в доме – словно Эрик отлучился ненадолго. Ведь когда инквизитор в пределах особняка, не бывает такого мертвого, пустого молчания. А сейчас я, пожалуй, совершенно одна. В пижаме с утятами, с перебинтованной рукой, которая выпивает все силы. И вдруг начинает открываться дверь. Сперва плавно поворачивается никелированная ручка, щелкает послушно замок… А я продолжаю неподвижно лежать, с равнодушием ожидая того, кто сейчас войдет.

Мне не было страшно, а сон не был кошмаром. Я действительно ждала кого-то… Близкого, понятного. Не врага.

И он вошел: высокий, плечистый. Кремовые брюки с наглаженными стрелками, белоснежная рубашка с коротким рукавом, открывающая взгляду крепкие загорелые бицепсы. Кистей рук почему-то я не разглядела, хотя, конечно, руки были на месте. Я подняла глаза и очень спокойно уставилась на размытое пятно вместо лица. Да-да, незнакомец из сна, с другой планеты! Но страха не было. Я смотрела на него с интересом, как будто он должен был сообщить нечто важное – не только для меня, для всех нас…

– Ждешь? – спросило меня это пятно.

Я кивнула.

– А я вот что подумал. Оставлю-ка я тебе жизнь, Лера. Вы можете искать меня сколь угодно долго, но никогда не найдете. Мне нет резона убивать Генриха.

А-а, так вот значит кто этот человек без лица!

Впору бы испугаться – но нет. Где-то в глубине души я точно знала, что сейчас… именно в эти мгновения Яков Шпренгер не причинит мне никакого вреда.

– Но он тебя разыскивает, – собравшись с духом ответила я.

– Он может меня разыскивать также долго, как будет стоять этот мир, – в голосе змейкой скользнула насмешка, – это его право. Мне же он не нужен. Разве стала бы ты рисковать собой, чтобы сохранить пустую консервную банку? Нет. Вот и он для меня… все та же банка. Я ему нужен, он мне – нет. Так что, леди и джентльмены, можете искать меня и дальше. Меня же нынешнее положение вещей вполне устраивает.

– И даже то, что мы связаны?

Яков пожал плечами.

– И что с того? Не стоит себя переоценивать, Валерия. Ты болтаешься на мне подобно мерзкому клещу, не буду отрицать. Но ведь это можно и потерпеть. В конце концов, все люди смертны, а молодые ведьмы в особенности. Что мне твоя жизнь против того, что было мной прожито? Тем более… тем более, что рана твоя медленно сводит тебя в могилу.

Перед глазами поплыло. А потом вдруг я увидела себя на дне глубокой ямы, сырой и холодной. Узкой настолько, что даже наклониться представлялось невозможным. Голубой квадрат неба сверху, пласт чернозема, ниже – коричневая глина, за ним – слой мусора, неведомо как сюда попавшего. Из земли, со всех сторон торчали корешки, тонкие, толстые. Я ухватилась здоровой рукой за толстый корень, подтянулась, уперлась коленками в колкую земляную стену… Еще чуть-чуть, и… Выбросила вверх перебинтованную руку, но ослабевшие пальцы скользят, а на предплечье стягивается колючая проволока, выжимая слезы из глаз…

– Держись! Я тебя вытащу!

Вдруг в голубой рамке неба появилось знакомое лицо. Зеленые глаза дикой кошки, рыжие волосы, заплетенные в две тугие косички… Джейн!

– Держись, давай руку…

И она вцепилась в мою ладонь. Я завопила, слезы брызнули из глаз – господи, да уж лучше сидеть в яме, чем терпеть такое.

– От…пусти!

– Я тебя вытащу, – быстро повторила Джейн, – терпи.

…И я оказалась снова в спальне. Ни Джейн, ни Якова, ни моей могилы. Как будто мне приснилось что я проснулась – такое бывает, реальность мешается с иллюзиями. А может быть, и нет никаких иллюзий? Говорят, что во время сна наша душа путешествует по множеству существующих реальностей, и какие-то из них – наше будущее, а какие-то – уже пережитое и неисправимое прошлое… Но, разжав здоровую руку, я увидела сережку Джейн, а под ногтями было черным-черно, как будто я руками рыла землю.

– Джейн, – прошептала я. Или мне приснилось, что я прошептала.

И тут же снова распахнулась незримая дверь, обрушивая на меня то, что помнила одинокое, потерявшее пару украшение.

…Таверна эта в предместье Базеля еще помнила ужасы чумового поветрия. Она горела не один раз, и все равно отстраивалась, вырастала вновь из пепелища подобно фениксу – хотя, конечно же, куда больше походила на альва, корявого и приземистого, чем на сверкающую бессмертную птицу.

Внутри, ранним утром, было пусто и тихо. Стены, покрытые слоем грязи и жирной копоти, земляной пол, в котором навеки остались втоптанные кости, столы, над которыми с интересом вились изумрудные мухи.

Мария… Ох, нет, Мария давно покоится в родовом склепе… Джейн сидела в углу, слепо глядя в наполненную водой кружку с отбитой ручкой. Первую неудачу тяжело пережить. Как смотреть в глаза Наставнику? Как сказать о том, что враг ускользнул, оставив на своем месте демона? Дар, неиспользованный дар палача скребся под грудиной словно живая личинка, требовал выхода. Казалось, еще чуть-чуть, и разорвет когтями живот, вырвется наружу, разбрызгивая кровь по засаленной лавке… Но нет. Наставник учил, как сдерживать свой Дар и одновременно свое проклятье. Это ведь просто, думать так, словно ничего и не было. Как будто не просыпалась она в каменном гробу, как будто не ломала ногти в отчаянной попытке выбраться, как будто не кричала, не звала Бога. И Он пришел, спас. Наставник, человек без имени, в простой коричневой рясе. Во взгляде его было искреннее, неподдельное сострадание, и бурчал он – мол, если бы не ночь, проведенная в каменном саркофаге, вызревший Дар был бы совсем другим. А так Джейн стала просто палачом, подобием своего карающего меча. Ну, а Дар – его можно стреножить, спеленать и усыпить, до поры до времени. Пока не покажется истинный враг, богомерзкая тварь, которую нужно было уничтожить.

Она неподвижно сидела – щуплый рыженький паренек – и почти не ощущала веса кольчуги. Привыкла за время путешествия, а ведь поначалу коленки подгибались и спину ломило… Сидела и все пыталась высмотреть на дне кружки грядущий путь. Но – отвлекли, протяжно заскрипела тяжелая дверь, и в зал ввалился монах-доминиканец, круглый как шар, ряса под мышками и на спине потемнела от пота, тройной подбородок трясется…

Джейн вздрогнула. Монах переваливался с ноги на ногу у порога и смотрел на нее совершенно бесстыдным, оценивающим взглядом. Ах, посмей он так смотреть на нее раньше, в прекрасном Виндзоре! Голова бы уже красовалась на острие пики, не меньше.

«Но я же рыцарь?» – Джейн тряхнула коротко обрезанными вихрами, вызывающе вздернула подбородок и руку положила на рукоять меча.

Монах двинулся к ней по-утиному, размахивая толстыми, потными руками.

«Ну так я тебя проучу по-рыцарски!»

Она так ничего и не успела предпринять.

Жирное тело слуги Господнего вдруг обрело ловкость охотничьего пса; грациозно склонившись к столу, он быстро пробормотал:

– Ищи в Шато де Шильон. Под основанием замка, отдельно от прочих узников.

И, крутнувшись на одной ноге, монах поспешил к выходу. Торопился он так, словно боялся быть замеченным кем-либо, кроме одинокого рыжего паренька.

Шато де Шильон…

Джейн слышала об этом месте, о неприступной твердыне на озере. Даже Наставник любил вспоминать годы, проведенные в каменных казематах, там, где холод скалы выпивает из тела самую жизнь, и где к столбам прикованы пленники…

Она хотела броситься вслед за монахом, чтобы расспросить его как следует – кто таков, кто подослал… Но внезапно передумала. Доминиканец очень боялся, что его заметят или запомнят. Ну, а в Шато де Шильон добраться можно. Осталось только найти того, кто мог бы вскрыть любой замок.

…Я открыла глаза. Теперь уже по-настоящему проснулась. Ногти чистые, в руках – ничего. Значит, все это приснилось? Яков, человек без лица, Джейн, туша неизвестного доминиканца, засиженная мухами таверна…

И вдруг медленно, очень осторожно повернулась дверная ручка. Я опустила ресницы – если это Эрик, пусть думает, что сплю.

– Эрик, ты просто идиот, – в сердцах сказала Джейн, – ты ее губишь. Зачем ты делаешь из нее еще одного палача? Ведь это совершенно, абсолютно бессмысленно в ее положении, о котором ты, между прочим, умалчиваешь.

Джейн, которая вернулась из родной Англии. Настоящая, реальная Джейн, потомок королей, которая… была когда-то Марией?

– Так она будет сильнее, а это может помочь. И мне, и ей же. – прозвучал тихий ответ.

– Сила не в том, чтобы убивать. Сила в том, чтобы оттолкнуть от себя прошлое и жить настоящим.

– Но ты-то не оттолкнула от себя твое прошлое, – он хмыкнул, – и, между прочим, только поэтому до сих пор существуешь.

Они о чем-то зашептались, затем снова раздался приглушенный голос зеленоглазой ведьмы.

– Что-то она неважно выглядит.

Эрик буркнул в ответ неразборчиво.

– И что, кроме обезболивающего ты больше ничего ей не колешь?!! Эрик, Эрик… Боже мой, она такая слабенькая, а ты ее не бережешь. Ты махровый эгоист. Да еще и садист! А кроме того, просто дурак.

– Она твоя, – устало отозвался Эрик, – делай, что нужно.

…Я вздрогнула от мягкого, ласкающего прикосновения к щеке. Наши взгляды встретились, и губы Джейн дрогнули в мимолетной, грустной улыбке.

– Мужчинам нельзя доверить ни одного важного дела, – сказала ведьма, щупая мой пульс, – я назначаю вам, мисс Лера, курс антибиотиков. Кроме того, я осмотрю вашу руку и попытаюсь, пусть и запоздало, наложить швы.

* * *

…Джейн вернулась. И все сразу изменилось в особняке: стало как-то светлее, веселее, как будто откупорили бутылку золотистого шампанского и пузырьки радости разлетелись по комнатам.

Я не спрашивала, зачем она здесь, подозревая, что из-за Якова. Совершенно случайно я увидела сквозь приоткрытую дверь, как Джейн стояла на коленях посреди комнаты, вцепившись в крестовину тяжеленного меча. Бледные губы ведьмы шевелились, словно та молилась Всевышнему, само существование которого столь упорно отрицал Андрей.

Эрик держался холодно и отстраненно, но с Джейн они много разговаривали, всегда при этом запираясь – что, правда, не мешало мне бессовестно подслушивать. Как-то так получилось, что их голоса я стала слышать даже лежа в собственной постели, наверное, завершалась моя инициализация.

Что и говорить, услышала я много… любопытного.

Джейн совершенно по-женски пилила Эрика за то, что он своими жестокими методами воспитания гнал меня по пути палача, тогда как изначально я могла стать прекрасной целительницей. А у Эрика, видимо, понятие «сила» вязалось исключительно с понятием «убийство», и старался он как мог. Перечислял Джейн всех великих магов эпохи, которые погибли глупо и несуразно только потому, что не умели себя защитить.

– О, да, – в голосе Джейн звенела обида, – себя-то ты умеешь защищать, кто бы спорил! Только какова цена, Эрик, какова?.. И какую цену ты готов заплатить за смерть твоего врага?

– А какую цену готова заплатить ты, палач, бредущий по следу?

– Речь сейчас не обо мне, – огрызнулась Джейн, – ты занимаешься бессмысленной работой. Уж ты-то знаешь, что незачем сейчас что-либо менять в этой несчастной девочке!

– Но я не знаю, сколько времени еще пройдет, до того как…

Судя по всему, Джейн вернулась только для того, чтобы наконец завершить свою миссию, которая длилась вот уже пол тысячелетия. Они – как я поняла из разговоров – искали Якова, и на этот раз не собирались дать ему ни единого шанса. Я, правда, еще не призналась в своих откровениях с врагом, но меня никто и не спрашивал. Меня усиленно лечили, инъекциями антибиотиков в самую мягкую часть тела. Надо сказать, самочувствие быстро улучшалось… Но это меня уже не радовало. То, как ворковала со мной Джейн, очень сильно походило на радость каннибалов при виде того, как хорошо кушает и поправляется незадачливый белый турист. Тревога в душе росла, в то время как все мы неотвратимо приближались к финальному сражению.

* * *

…Джейн ловко пеленала мою руку. Тонкие пальцы порхали, превращая мое предплечье в подобие египетской мумии, лицо застыло в задумчивости. Одно из тех лиц, какие мы встречаем на средневековых полотнах – умное, тонкое, по-особенному солнечное и не тронутое заботами серых будней.

Вообще, даже комната Джейн пропитана духом старины и английской аристократии: пузатый диван с полосатой обивкой, словно выдернутый из викторианской эпохи, резной комод, застланный ажурной салфеткой, маленький керамический кувшинчик. Изящный столик, два мягких стула, составляющие ансамбль дивану – а на столике, рядом с ватой, йодом и бинтами, приютился черный томик Энн Райс «Lestat, the Vampire».

– Не думала, что ведьмы это читают, – я кивнула на книгу, – выдумки ведь.

Джейн закрепила край бинта.

– Разумеется, выдумки. Но порой я думаю, что мы чем-то похожи на них.

– На вампиров?

– Мы долго живем, но годы жизни куплены слишком дорогой ценой, – сдержанно пояснила Джейн, – некоторые из нас живут, не задумываясь ни о чем, а некоторые пытаются найти ответы на вопросы кто мы такие и откуда вообще взялись. Некоторые проводят время в суете, а некоторые, вроде героя этой повести, пытаются найти великих древних или хотя бы их следы… Все, Лера, скоро рука будет в полном порядке.

– Что-то голова кружится, – соврала я, – можно у тебя посидеть немного?

– Разумеется.

В комнате повила тишина, а мы с Джейн застыли, уставившись друг на дружку, каждая напряженно ожидала продолжения. Ведь и дураку ясно, что внезапное головокружение – не более, чем предлог.

– Красивое кольцо, – наконец сказала Джейн, указав на мой перстень с изумрудом.

– Да, правда…

– Это он подарил?

– Да. – отрицать не имело смысла.

Джейн грустно улыбнулась и замолчала, глубоко задумавшись.

– Ты ведь даже не догадываешься, что это значит, – наконец проговорила она, усаживаясь на стул.

– Может, объяснишь?

Белые, полупрозрачные пальцы Джейн скользнули по волосам, и я поняла, что сидящая передо мной женщина очень волнуется. Кажется, она всегда приглаживала свою огненную шевелюру, когда ее споры с Эриком заходили в тупик, и она пыталась выиграть время.

– Это весьма и весьма сильный талисман, – наконец глухо вымолвила Джейн, – против некоторых видов магии, которыми могут пользоваться и Яков, и Эрик.

Ах, вот оно что. Выходит, господин инквизитор даже пытался беречь мою жизнь? Трогательно, ничего не скажешь. А может быть, мне ничего и не грозило в заброшенной водонапорной башне?!!

Я сунула здоровую руку в карман, нащупала филигранный бочок своей недавней находки.

– Вот, нашла твою сережку. Заберешь?

Джейн мягко приняла из моих рук золотое совершенство, взглянула на меня с укоризной.

– Чего ты хочешь, Лера? Почему сидишь здесь, хотя самочувствию твоему на текущий момент можно позавидовать? Зачем принесла это? Раз уж ты уверена, что она принадлежала мне, то, значит, дверь в прошлое приоткрылась для тебя?

– Я всего лишь хотела узнать, кто есть кто во всей этой истории, – тонкие брови Джейн насупились, лоб пересекла глубокая морщина, – пожалуйста, Джейн… Мария… Я ведь не много прошу! Просто… мне нужно во всем разобраться. И пусть это будет история в истории, как… там.

И я указала на черный томик «Вампира Лестата».

От меня не ускользнуло, как вздрогнула Джейн при упоминании ее же первого, данного при крещении имени. Затем она побарабанила ногтями по полированной столешнице, пробормотала – «что ж, может быть, к лучшему» – и грустно мне улыбнулась.

– Это будет короткая история, Лера. Перевалило за пять сотен лет, но недолгий рассказ. Потому что идея банальна, а все прочее – лишь декорации.

Она придвинулась к столу, оперлась на него руками; бледное лицо с россыпью веснушек и сверкающими, словно изумруды, глазами, больше чем когда-либо напоминало личико коллекционной фарфоровой куклы – а я вдруг поняла, что Джейн в эти короткие мгновения ухитрилась загнать все свои переживания в недосягаемые глубины собственного «я». Плохой рассказчик из того, кто рыдает над каждой фразой, и отличная повесть получается там, где все уже пережито, переболело и покоится в каменном саркофаге прошлого. Наверное, с этим можно было и поспорить, но в тот миг Джейн полагала именно так.

– Я родилась одиннадцатого августа в тысяча четыреста шестьдесят седьмом году от Рождества Христова, – наконец произнесла зеленоглазая ведьма. Медленно, мучительно, спотыкаясь на каждом слове. – Мой отец… он был королем Англии Эдуардом. Эдуардом Четвертым из великой династии Плантагенетов, ныне мертвой. Впрочем, в этом нет ничего странного, все конечно. Династии рождаются, переживают расцвет и угасают, вечный закон эволюции. Матушка моя, Елизавета Вудвилль, была старше отца, ходили слухи, что она околдовала короля, и поэтому он женился на ней – будучи до этого тайно помолвленным с одной благородной леди. Теперь уже никто не скажет, действительно ли мне передался материн Дар, или же он просто гулял в крови Йорков или Вудвиллей – но это не важно. Важно на самом деле проклятие Йорков, истинное проклятие дома Белой розы.

Джейн умолкла и взглянула на меня со светлой, робкой улыбкой на устах. Глаза ее сияли, словно видела она перед собой вовсе не меня, а тех, далеких… Мать и отца, короля и королеву, торжественные анфилады Виндзорского замка, редкие солнечные дни в дождливой стране.

– Тебе ведь известно, что во времена моей молодости, да и гораздо позже, быть женщиной означало постоянно ходить по острию бритвы? – мягко спросила Джейн. Я кивнула, соглашаясь.

– Материнство – это великое испытание, – тихий голос ведьмы зазвучал бодрее, – но тогда… Многие женщины из рода Йорков умирали в родах. Мне рассказывали, что проклятие наслала злая ведьма, которой потом отрубили голову, тело сожгли, а пепел развеяли по ветру. Теперь подобные вещи кажутся несуразной глупостью, но тогда… О, тогда я искренне верила… Да и не только я. Елизавета… Нет, не так. Elizabeth , моя старшая сестра, тоже уверовала в легенду. Бедняжка, она умерла на тридцать седьмом году жизни от родовой горячки, через несколько дней после смерти младенца! И я, я… Я, ведьма, ничем не смогла ей помочь, ибо дар мой стал даром палача.

Она уронила лицо в ладони и застыла. Едва заметный сквозняк шевелил легкие рыжие кудри, и казалось, что только они и живы, а тело наследной королевы обратилось в мрамор… Точно так же, как затвердевали тела древних вампиров в хрониках Энн Райс.

– Джейн, – я протянула руку и осторожно коснулась ее плеча, – если тебе больно, не надо. Я не знала твоей истории, и уж конечно не помру, если она так и останется только твоей.

Ведьма шмыгнула носом, глянула на меня исподлобья. Глаза покраснели от набежавших слез, розовые губы подрагивали… А потом Джейн резко выпрямилась, улыбнулась через силу.

– Да нет же, Лера. Это я… я сама должна дойти до конца и перестать бояться саму себя. Тут немного осталось рассказывать, скоро все станет на свои места, а ты наконец поймешь, где правда, а где ложь во всей этой путанице… Так вот, к чему все это?.. Ах, да. Меня должны были выдать замуж за будущего правителя Дании. Говорили, что он красив, мудр не по годам. Шушукались, что охоч до женщин, но это не казалось ужасным. Какой монарх не был любителем прекрасного пола? Мой отец, Эдуард Четвертый, не пропускал ни одной юбки, а мою мать это не задевало… Девки девками, а она крепко держала его в своих руках. И вот, когда вопрос о замужестве был практически решен, меня начали тревожить сны. Наверное, я слишком много думала о проклятии Белой Розы… А может быть, оно и вправду существовало? Повторялся один и тот же сон, как будто я рожаю, вот уже который день. Ребенок застрял и не хочет покидать меня, ребенок умер, не шевелится, и я… умираю вместе с ним, своим не родившимся малышом. Я пыталась бодрствовать по ночам под предлогом изучения священного писания, но к утру веки смыкались сами собой, и – снова он, мой кошмар, мой бред. Как-то я не выдержала и решилась поговорить с отцом. Все-таки он был королем, а моя несчастная судьба оставалась в его власти… Я разыскала его вечером, в обществе двух развратных женщин – отец был сильно навеселе и, надо признать, что лучше бы тогда я ему ничего не говорила… Но в тринадцать лет в душе живет надежда! Господи, как же я верила, как надеялась на то, что слезы мои разжалобят монарха. И как я жестоко ошиблась.

«Отец мой», – сказала я, поклонившись, – «позвольте мне посвятить себя служению Господу нашему. Позвольте оставить мир и удалиться в тихую обитель, где в трудах и молитвах я обрету покой».

«Что такое?» – он глянул на меня как на сумасшедшую, – «что еще за блажь?»

Взмахом руки король отослал шлюх, затем торопливо наполнил бокал вином и также торопливо осушил его до дна. Только тогда я поняла, что отец был сильно навеселе, и что следовало бы поговорить с ним чуть позже. На следующий день, к примеру.

Тяжело переваливаясь на отекших ногах он пошел ко мне, взял пальцами за подбородок и развернул мое лицо к свету.

«Ну-ка, дочь моя, рассказывайте. Что за дурь ударила вам в голову, вышибив остатки мозгов? Какая еще тихая обитель?»

Меня затрясло. Я всегда побаивалась отца, он был таким огромным, тучным в своем приближающемся сорокалетии… И совершенно непредсказуемым. Как-то я видела, что он ударил матушку, по лицу наотмашь, тогда мать проклинала его самыми ужасными словами и кричала «ты за все заплатишь». И мне показалось, что если он меня ударит, то я непременно умру. Ноги отнялись, меня прошиб ледяной пот, голова закружилась…

«Позвольте мне уйти в монастырь», – просипела я, не смея взглянуть в лицо королю.

«К чему вам в монастырь, дочь моя?» – вкрадчиво поинтересовался он, – «уж не предпочитаете ли вы монашескую келью ласкам датского короля?!!»

Я ничего не смогла ответить, потому что в этом и была правда. А через мгновение почувствовала, как отец подхватил меня под мышки и поволок к окну. На вид он был спокоен, даже слишком, но я кожей чувствовала его обжигающий гнев.

«Посмотрите вниз, дочь моя».

Под окном развлекались гвардейцы. Они были пьяны настолько, что не держались на ногах, мочились на стену и богохульствовали.

«Я отдам вас этим людям», – прошептал мне король, обдавая винным духом, – «если вы не выбросите из своей глупой головы мысли о монастыре. И вы будете рожать ублюдков от них, а не от сына и внука королей».

Тогда я потеряла сознание.

* * *

Джейн сидела, упершись острым подбородком в сцепленные пальцы рук, и задумчиво смотрела перед собой, даже теперь продолжая взвешивать все «за» и «против» давно принятого решения.

– Знаю, сейчас это звучит совершенно по-дурацки,– спокойно продолжила она, – но тогда я была абсолютно уверена, что не переживу появления на свет первенца. Наверное, виноват был все тот же кошмар, он возвращался и возвращался, сводя с ума, заставляя молиться денно и нощно о том, чтобы датчане изменили свое решение… Я пробовала поговорить с матерью, но что она могла сделать?

«Дитя мое», – сказала матушка, – «монархами рождаются не для счастья, но для блага государства, и ты должна это понимать».

Вот и все. Надежды таяли как дым, а клочья ночных кошмаров кружили надо мной как воронье над трупом. Вот тогда-то я и решилась… Раз уж мне было суждено умереть при рождении ребенка… А так – быстро, без мучений. Просто уснуть…

Ведьма встряхнула шевелюрой, медные колечки рассыпались по плечам, затянутым в черный бархат.

– На самом деле в то время было просто добыть яд, Лера. И не нужно так на меня смотреть, не забывай, что в тринадцать лет девушка еще совсем ребенок, а в эпоху юности человечества я искренне верила в то, что Господь меня простит, и Его ангелы заберут меня на небо, откуда я буду смотреть на матушку, отца, сестер и братьев. Я понимала, что Elizabeth будет горевать обо мне, но знала, что скорбь ее не будет долгой, она выйдет замуж, родит детей и забудет свою малышку Mary. Так что… Однажды я просто проглотила несколько щепотей серого порошка. Женщина, у которой я его приобрела, обещала, что я просто усну, а проснусь уже на небесах. Я поцеловала матушку, поцеловала сестру, а затем легла в постель и стала ждать. И, знаешь ли, это стало едва ли не самым большим моим разочарованием. Я ждала ангелов Господних – но никто не пришел за моей душой. Если они и существуют, Лера, то мы им не нужны. Совершенно. А там, где начинается смерть, всего лишь завершается жизнь. Я не увидела там ничего. Ровным счетом ни-че-го!

Джейн вдруг запнулась, быстро вытерла покрасневшие глаза. Покачала с сомнением головой.

– Но, быть может, я ошибаюсь. Ведь на самом деле я не умерла тогда, внезапно проснувшийся Дар удержал меня на краю жизни… И, верно, именно поэтому я не увидела ангелов. Странное это было состояние: я слышала голоса вокруг себя, узнала мать и отца, узнала мою любимую Елизавету. Но сознание оказалось будто запертым в черную коробку. Я все слышала, все понимала, чувствовала, как прикасаются ко мне… Но не могла ни шевельнуться, ни подать знак о том, что я их слышу. До сих пор я помню, как меня перевозили в Виндзорский замок, где я родилась, божественное пение хора в церкви… Я еще надеялась увидеть ангелов, Лера, я так хотела, чтобы они прикрыли меня своими лучистыми крыльями, согрели. И потом… стало очень холодно. Меня положили в каменный саркофаг и накрыли каменной плитой. А еще позже… я очнулась. Совершенно одна, живая, захороненная рядом с великими предками.

Джейн помолчала несколько минут, затем тихо спросила:

– Бывал ли у тебя кошмар о том, что тебя похоронили живьем? Если нет, то ты счастливый человек. Я сорвала голос, я изломала ногти, царапая мраморную плиту. Ангелы отвернулись от меня, Лера, а Господь наказывал за страшный грех самоубийства. Видишь, как забавно получилось? Хотела умереть без мучений, а обрела все страдания Ада. Легкие разрывались от нехватки воздуха, мышцы сводило судорогой, юбки промокли – от ужаса я обмочилась… Я кричала и кричала, словно бесы вселились в меня, я неистово хотела жить! А когда надежды не осталось, я в последний раз позвала Бога, позвала его ангелов… И он пришел. Нет, не Христос сошел с небес. Всего лишь монах, всего лишь… ведьмак, который смог отодвинуть плиту и вытащить меня из могилы.

Зеленоглазая ведьма глубоко вздохнула, повела плечами, словно пытаясь сбросить невидимый груз. Потом едва заметно улыбнулась мне.

– На этом, Лера, закончилась жизнь Марии Йоркской и началось существование Джейн. И на этом же заканчивается история моя, и начинается история двух чересчур ретивых инквизиторов.

– Ты уехала из Виндзора сразу же? – спросила я, невольно вспоминая свои видения.

– Ах, нет. Джейн еще долго жила там, обычной кухаркой, донельзя похожей на покойную Марию. Жестокосердная Джейн побывала у смертного ложа собственного отца, и он, одной ногой стоя в могиле, узнал дочь. Сострадающая Джейн была и рядом с умирающей Елизаветой, но ничем не помогла родной сестре… Но история наша не о том, правда? Тот, кто спас меня от мучительной гибели, возложил на меня миссию палача. Я должна была отправиться в Базель и убить некоего Генриха Крамера, поправшего все мыслимые законы ведовства. Да, таково было мое задание.

* * *

… – Наставник учил меня мало. Всегда говорил, мол, дара Палача, редкого, почти уникального, хватит для того, чтобы защитить себя и разнести в клочья любого врага. Даже самые сильные колдуны не могут долго противостоять Палачу, потому что, как бы это… Черные дыры все втягивают в себя, понимаешь? Так и Палач может вобрать в себя воздействие, оказываемое чужим ментальным полем. А тому, как действует ментальное поле самого Палача, редко кто может воспротивиться. Слишком это влияние… мм… чужеродно, чуждо. Слишком темно, напитано болью, страхом. Палач – это убийца, от которого можно спастись только одним способом: снести голову мечом, понимаешь? Но есть и слабая сторона такого Дара. Я не могу повелевать демонами, я не вижу призраков, я совершенно не умею читать прошлое по найденной сережке. Кем станешь ты? Понятия не имею. Сперва Эрик полагал, что Дар твой – магия истинного экзорсиста, но потом тебя едва не сожрал демон. Теперь вот ты кое-что обо мне узнала по безгласному кусочку золота…

– А какой знак… у Эрика? – не утерпела я, – он тоже… экзорсист, что ли?

Джейн хмыкнула, откинулась на спинку стула.

– Ты не поверишь, Лера. У нашего драгоценного Генриха Дар самый посредственный, хоть и чрезвычайно мощный. Он – простой ведьмак. Видит призраков, если те являются, видит чужие ментальные поля, филигранно владеет техникой магического боя, знаком с древними, тайными заклинаниями… У вас ведь говорят, что сила в знании, верно? И все. Никаких особых, выдающихся талантов.

– Он же демонов вызывал, – засомневалась я, – было ведь…

– Безусловно, – Джейн подмигнула, – но любой ведьмак, достаточно старый, владеющий соответствующими техниками и просто очень сильно развитым Даром, может это проделать. Все просто! Жаль, измельчали нынче ведьмаки и ведьмы, измельчали. Число их растет, а умения…

И она притворно вздохнула.

– Расскажи мне о нем, Джейн, – попросила я, – ты ведь, получается, нашла Генриха… так почему он до сих пор жив?

Взгляд ведьмы затуманился воспоминаниями, тонкие морщинки разгладились. Передо мной сидело совершенно юное создание, вернее, существо-без-возраста. И, боже мой, как странно было думать о том, что она почти ровесница Эрика, и что лет ей уже… Перевалило за пол тысячелетия.

– Да, я его нашла, – задумчиво пробормотала Джейн, – но не сразу. Сперва был убитый демон, дорога в Шато де Шильон, Малика. Да-да, Малика, ты не ослышалась. Она и положила начало моим мучениям, но зато благодаря ей Эрик здравствует по сию пору.

На миг – всего лишь на миг – мне стало стыдно. Как будто, прочитав прошлое золотой сережки, я подглядела в замочную скважину.

– Про убитого демона я уже знаю.

– И это была моя самая первая ошибка, – Джейн грустно кивнула, – далеко не единственная. Порой мне кажется, что весь мой путь – это последовательность множества ошибок. Камешек за камешком мостит дорогу в ад, иначе и не скажешь.