Текст книги "Принцип высшего ведовства"

Впрочем, Якову наверняка безразличны мои неуклюжие попытки уйти от погони. Времени у него хоть отбавляй: Инга мертва, Андрей уехал в город… А рядом со мной нет больше никого, равного по силе этому старому колдуну. Да и будет ли профессор Шпренгер смотреть на отпечатки моих подошв на глине? Готова поспорить, ему достаточно того следа, что оставляет мое ментальное поле и той связующей нити, что нас объединяет. Нас, троих…

Я никогда не умела толком бегать, а бегать быстро – в особенности. Стоило добраться до крутого склона, густо заросшего ясенем, как в боку немилосердно заныло, дыхание сбилось, а перед глазами запрыгали мелкие серые точки. Черт!

Овраг, на который я рассчитывала, оказался не в меру глубоким – метрах в десяти внизу сквозь молодую листву поблескивала речка. И зачем я только сюда помчалась?!! Сама себя загнала в ловушку. Вот если бы я сразу побежала в сторону трассы, то…

«То все равно не выдержала бы этот марафон», – холодно заключил мой рассудок, – «свалилась бы на пол пути, да еще на совершенно открытом месте. Идеальная мишень».

Ну и что? Можно подумать, что здесь я не мишень. Якову-то что? Не с ружьем же он за мной охотится. Это просто немыслимое везение, что он не может свернуть мне шею на том расстоянии, что пролегло сейчас между нами…

А что? И правда. Если для того, чтобы меня убить, ему нужно быть рядом… Ну, тогда еще можно попытаться улизнуть. Чтобы потом, если очень-очень повезет, добраться до Эрика – «если он завершит начатое, то тебе не жить». Эх.

Я выругалась про себя и начала спускаться по крутому склону. Сырая глина – скользит под ногами, мокрые от росы ветки ясеня так и норовят вырваться из пальцев. Так, спокойно, спокойно Лера – насколько вообще сейчас уместно слово «спокойствие». Может быть, спуститься немного, затем взять в сторону, во-он туда, где хмель оплел куст, превратив его в большой зеленый кокон. И выжидать… пока господин Шпренгер не начнет спускаться следом, меня разыскивая. Если повезет, то Яков спустится ниже. И тогда я наверное смогу опередить его, ударить в спину всей силой своей слабенькой магии… Ведь получилось же дом разнести в щепки… А тут можно и камнем по темечку, благо, что увесистые голыши под ногами так и выглядывают…

План, который постепенно складывался у меня в голове, конечно же был самым дурацким и самонадеянным. Уж очень вдохновило меня падение крыши на голову Якову. А ну как получится и булыжником по затылку?.. О том, что произойдет в случае неудачи, я старалась даже не думать. А если повезет, то я вернусь из этого оврага и помчусь в сторону трассы, чтобы поймать там попутку.

Но все, как и следовало ожидать, было решено без меня и моего на то согласия. Треснул корешок, поехали ноги – и замелькало все вокруг: зеленое, рыжее, дымчато-голубое, снова зеленое, рыжее.

Не-е-е-ет! Пожалуйста, нет!

Что-то больно зацепило руку, захрустела раздираемая рубашка, в лоб со всего маху врезало твердым и холодным… И я замерла, боясь шевельнуться. Джинсы мгновенно напитались ледяной водой, эта же водица шустро забралась за пазуху. О-ох. Я растянулась на дне оврага, за малым не захлебнувшись в речке, прозрачной и холодной. В толще воды красивыми цветными пятнами лежала галька.

…Так, Валерия. Не надо паники. Не нужно думать. Поднимайся, вот так, помаленьку. Кости вроде бы целы, на лбу, похоже, роскошная шишка растет. Встань и иди, прямо как в Библии. Куда идти? А-а, вот теперь можно и подумать. Наверное, туда, где можно забраться наверх. Интересно, а где сейчас твой дружок Яков?

Что-то кольнуло меж лопаток, я обернулась – а затем, взвизгнув, бросилась вперед, вдоль речушки, уже не разбирая дороги и слабо соображая, что делать дальше. Потому что Яков… Да, он уже спускался. Только не так, как я – медленно съезжая на попе и хватаясь за ясеневые ветки. Яков просто летел, ухитряясь нести свое тело над недружелюбным глиняным склоном.

…Все. Шикарный план об обрушении на голову колдуна тяжелого камешка рассыпался, словно песочный замок. Но самое жуткое было в том, что Яков ни капли не пострадал от того, что на него упали потолочные балки, пусть и трухлявые. И рубашка у него не запачкалась, и модная стрижка не растрепалась. Шикарный мужчина в черном, которому самое место в Голливуде где-нибудь.

Я задыхалась. Сколько я еще так продержусь? Перепрыгивая через вспученные мокрые корни, шлепая по воде, огибая так некстати вылезшую из земли ясеневую поросль?

Быстрый взгляд назад – расстояние между мной и убийцей медленно сокращалось. То ли Яков не научился за пятьсот лет быстро летать, то ли ему доставляло удовольствие следить за агонизирующей жертвой. Он молча летел над руслом речушки, раскинув крестом руки… мне показалось, что на губах колдуна играла беспечная и совсем не злая улыбка – «я же тебя, Лера, убиваю не потому, что ты мне навредила. Просто ты мне мешаешь, очень. А так – прости, дорогая, ничего личного».

Эх. А ведь Андрей обещал, что не даст меня в обиду.

Но не я ли отправила его к родителям? И… не я ли… сама отдала ему перстень, единственную вещь, которая могла бы… теоретически конечно, меня защитить от магии Якова Шпренгера?

Вот так оно и получалось. Не Эрик, отнюдь не Эрик лепил мою судьбу. Я сама.

Внезапная боль в лодыжке – и я лечу, лечу вперед, лицом в жидкую грязь вперемешку с битым стеклом. Последняя внятная мысль о том, что здешние ухитрились загадить даже этот овраг. Непроглядный мрак перед глазами. Все.

…Или нет?

Меня ловко подхватили под мышки. Чернильная тьма перед глазами оказалась мягким трикотажем с запахом мяты. Кто-то на мгновение прижал меня к себе, как будто хотел убедиться, что – вот она я, цела и невредима – и тут же отстранился.

– Ты все делаешь неправильно, – холодно заключил Эрик, оглядев меня с ног до головы, – ты готова слушать кого угодно, но только не меня. Это либо упрямство, либо просто непомерная глупость. Первое я еще готов простить, со вторым мириться не собираюсь.

Инквизитор выглядел так, словно только что совершил небольшую оздоровительную прогулку: ежевичные глаза блестели, на щеках появился легкий румянец, коротко остриженные волосы уложены волосок к волоску… И уж совсем он не был похож на человека, который готовился меня убить.

– А где Джейн? – сорвалось у меня.

Эрик еще раз окинул меня взглядом, в котором на сей раз мелькнуло беспокойство.

– Джейн? Она тоже здесь. Тоже в игре, ждет своего часа.

Он легонько встряхнул меня, давая понять, что не намерен держать на руках вечно. Поставил рядом с собой.

– Ну как ты?

– М-м-м, – неопределенно промычала я.

Все закружилось в хороводе: и стеклянная вода поверх голышей, и ясеневая поросль, и терракотовые лоскуты голого склона. Я невольно уцепилась за локоть Эрика, хотелось еще раз посмотреть ему в глаза, убедиться наконец, что – нет, он не мог желать моей смерти, потому что…

Но вместо этого желудок сжался до размеров лесного орешка, опустился куда-то вниз. А на лице Эрика вдруг появилось выражение сродни тому, что можно наблюдать на физиономии заядлого картежника при виде колоды карт.

– Яков, друг мой! – он развел руками и шагнул вперед, оставляя меня за спиной.

* * *

…Сколько лет они ждали этой встречи? Один – с пренебрежительным презрением победителя, другой – с жаждой путника, одолевающего пустыню ненависти и пестующего в сердце надежду на месть. Так просто и так сложно одновременно. Жить для того, чтобы когда-нибудь встретить и повернуть время вспять, припомнить подземелья Шато де Шильон, повредившуюся рассудком Малику и съеденного младенца. Жить, чтобы в итоге положить свою память и свою жизнь на алтарь справедливости – но справедливости той, что истинна только для одного человека в мире и кажется изощренным издевательством для прочих.

Я не могла ни понять, ни принять такого существования. Верю, что большая часть человечества разделила бы мою точку зрения.

…Их разделяло не более десяти шагов. Яков продолжал парить в воздухе, Эрик… вернее, Генрих, стоял на земле, закрывая меня собой. И в те бесконечно долгие мгновения они оба показались мне невероятно, непостижимо прекрасными. Таких, как они, просто не могло существовать в нашей серой действительности – два ангела, застывшие по разные стороны пропасти, с призрачными крыльями цвета антрацита.

– Значит, ты стал Михаилом, – нарушил молчание Эрик, – разумный ход. Мне стоило догадаться об этом раньше.

– Мне незачем было искать с тобой встречи, – кажется, голос Якова дрогнул. Или померещилось?

– Только одна ошибка, Яков.

– Я знаю. Случайность, не более.

– И не более, чем случайность то, что я встретил ее, доказательство твоего существования.

Яков поморщился и сложил на груди руки.

– Ты стал как они, Генрих. Ты даже говоришь как они, эти новые смертные.

Эрик пожал плечами.

– Не стоит полагать, будто меняюсь только я. Но ведь мы здесь не для этого, верно?

– Не представляю, для чего здесь ты. Мне нечего тебе сказать. И незачем. Я сделал то, что хотел и оказался сильнее.

– Полагаю, нам действительно не о чем говорить, – глухо промолвил Эрик.

– Конечно, друг. Vince sacrificans, не так ли?

– Воистину. Но только на сей раз жертвой будешь ты.

– А я не верю тебе, Генрих, – спокойно отозвался Яков, – и ты, Лера, не верь.

В следующий миг он резко выбросил вперед руки, как будто хотел сдернуть пласт реальности. И мир вокруг действительно содрогнулся, застыл на мгновение… А потом я почувствовала, как на затылке зашевелились волосы: земля под моими ногами потекла. Как теплый воск, как только что приготовленный гуляш из глины, камней, журчащей воды.

– Держись за меня, – прошипел Эрик, не оборачиваясь.

Ну конечно! Подошвы его ботинок уже давно не касались плывущей почвы, ему не нужно было подпрыгивать, балансировать, пытаясь удержать равновесие… Я что есть сил вцепилась в плечи инквизитору, повисла на руках – весь овраг продолжал двигаться к Якову большим червем.

– Это ненадолго, – уголком губ усмехнулся Эрик, – сейчас последует…

И он оказался прав. Последовало. Да еще как!

Все остановилось. А вокруг Якова засветилась полупрозрачная сфера, сотканная из гнилостно-зеленых светляков. Она росла, пухла, как воздушный шарик, отвоевывая себе все новое и новое пространство – а там, где потусторонний свет соприкасался с живым, оставалась серая, аморфная масса. Грязь, густо замешанная на пепле.

– Господи, – выдохнула я, отчаянно цепляясь за Эрика.

Смерть приближалась, подползала к нам – а он ничего не предпринимал. Все еще не предпринимал, хотя я чувствовала, как внутри инквизитора свился тугой, ослепительно белый кокон.

– Эрик…

– Ты мне поможешь? – невинно моргнул он, – когда я скажу, ударь врага. Как сможешь… и этого будет предостаточно.

– Хорошо.

Я кивнула. Подумала о том, что может сейчас делать Джейн и почему она держится в стороне, когда ее любовь может попросту погибнуть.

Прочь размышления! В висках гулко заухало, мир подернулся фиолетовой дымкой. И в тот миг, когда сотканная Яковом сфера коснулась Эрика, он отпустил на свободу то, что до сих пор носил в себе.

Ярость. Невыносимая боль, от которой можно сорвать голос. Горечь страшной потери. Возмездие…

Слепящая молния рванулась к колдуну, во все стороны брызнула зелень, точно кровь из разрубленной артерии, расколола этот мир на две обугленные половинки… И застыла, нависая над Яковом. Эрика затрясло.

– Бей! Сейчас же!

Они были равны, два старых приятеля. Один достойный враг другому. Но первый был одинок, а второй – нет. И я ударила изо всех сил, схлопывая вокруг Якова ткань нашего мира, что есть мочи сжимая переплет этой чудовищной и одновременно чудесной книги…

– Молодец, – прошептал Эрик, сжимая мои пальцы. Я успела увидеть, как блестят крупные капли пота у него на лбу.

Спустя мгновение все пропало. И Яков… Он открыл рот в немом вопле, поднял руку, потянулся ко мне – и в один миг осыпался на траву кучкой головешек.

А потом что-то взорвалось внутри меня, плеснуло горячим фонтаном. Поплыли куда-то вбок деревья, наливаясь темнотой. Кажется, меня тряс Эрик, его перекошенное лицо быстро таяло и расплывалось.

– Лера! Где кольцо?!! Где?!! Кольцо?..

– Какая же ты сволочь, – донесся издалека голос Андрея. И – выстрелы, один за другим.

* * *

…Я ждала, когда пред глазами начнет пробегать вся жизнь. Как об этом пишут – яркими вспышками, отдельно взятыми кадрами. Наверное, все этого ждут, с грустью и сожалением. Но воспоминания молчали. Осталась небывалая легкость, свет далеко вверху. Я оттолкнулась от невидимого, того, что меня удерживало, и… Вдруг увидела себя.

Я лежала в высокой траве, раскинув руки и уставившись в небо. В застывших глазах отражались кроны деревьев и белая точка солнца. Подбородок кто-то щедро разукрасил темной блестящей глазурью, она пачкала шею и тягучими каплями стекала на воротник клетчатой рубашки. В которой, как ни крути, было что-то неправильное. Чего-то не хватало… Отсутствовала нижняя часть кармана. Она провалилась в черноту, пропиталась темнотой. Вместо ткани рубашки были влага и беспросветный мрак, сложившиеся в аккуратную лунку. И на дне ее барахтался комар, увязая все глубже и глубже.

Разве это я? Как странно. И совершенно, ни капли не больно. Только вот рядом…

Вцепившись в мое предплечье, навзничь лежал Эрик. Черная водолазка расцвела багровыми цветами, а на щеке – Господи, как странно это видеть – стыла мокрая дорожка, как будто в последние минуты жизни старый инквизитор… плакал. И тут же, стоя на коленях, над тем, что осталось от Валерии Ведовой, глухо рыдал Андрей.

– Лерка, Лерочка… прости… меня… Вернись, ну вернись… Как же я без тебя?!!

Мне так хотелось его утешить. Сказать, что со мной ничего плохого не произошло – ведь на самом деле не больно, и даже не грустно. Чего убиваться тогда? Ему, наверное, стоило узнать о том, что теперь я всегда теперь буду рядом, но… Как странно. Я ощутила чужое присутствие. Существа, подобного мне.

…Лицо Джейн казалось выполненным из тончайшей золотой проволоки. Нет плоти, нет ни кожи, ни губ, ни носа – одни сверкающие контуры, постоянно меняющиеся, изгибающиеся, переходящие друг в друга. И вместе с тем я необычайно четко видела ее перед собой, светлую, лучистую, воздушную – вернее, невесомую. Джейн была исполнена тихой грусти и, как ни странно, искреннего сострадания. В обычной жизни его так остро не почувствовать, а здесь, в этом странном месте вне мира оно выглядело как рябь по воде на лунной дорожке. Согревало, утешало, давало надежду.

Но… если мы вместе, значит, и она?..

– Ты хороший человек, Лера, – услышала я чистый голосок Джейн, – возвращайся.

Андрей

… Как же я без тебя?!! Как?

Он заскулил и скорчился рядом с неподвижным телом своей любимой. Он вернулся с пол-дороги, почувствовав неладное, но все равно опоздал…

Ведьмак заглянул в ее застывшие глаза, увидел собственное отражение – вытянувшееся лицо, кривые острые зубы, торчащие из-под верхней губы – но даже не дрогнул. Какая разница, человек ты или еще кто, когда ее, единственной, больше нет?

Андрей положил голову на грудь девушки и замер. Ему не хотелось ни двигаться ни вообще… жить. Какое было бы счастье, окаменеть вместе с ней и быть рядом, касаться щекой ее шелковой кожи всегда!

Потом он вздрогнул и глухо зарычал. Враг, только что убитый, дернулся всем телом, шевельнулся и захрипел. Андрей оторвался от своей святыни, оперся руками о землю, готовясь к прыжку… Но это оказалось излишним: враг бился в агонии, все еще цепляясь за плечо Леры, его лицо уже походило на оскал черепа, а глаза все искали, искали кого-то.

«Он не должен к ней прикасаться», – мелькнула горькая мысль, – «она слишком чиста, чтобы он трогал ее своими грязными руками».

Андрей подался вперед, с усилием отодрал пальцы инквизитора от Леры. Если бы пришлось, то отгрыз бы всю руку. И случайно их взгляды встретились – его и врага.

Эрик задрожал всем телом, кровь толчками выплескивалась из аккуратных дыр в груди.

– К…коль…цо… где?.. – внутри инквизитора все хрипело, шипело и булькало, но взгляд…

Взгляд оставался чистым, осмысленным и ненавидящим.

– Отправляйся в ад, если он существует, – пробормотал Андрей.

Эрик стал черным расплывчатым пятном перед глазами, назойливым и не дающим смотреть на Леру.

Андрей поднял пистолет и два раза нажал на курок, выпуская в черное пятно остаток обоймы. Инквизитор последний раз дернулся и затих – но в этот миг ведьмак очень явственно расслышал женский стон. Горестный, полный безумного отчаяния.

– Лера?!! Ты жива?

Но нет. Она по-прежнему не дышала и, естественно, стонать не могла.

«Моя любимая», – он снова положил лицо на ее грудь, – «мы всегда будем вместе».

А потом раздался собачий лай. Где-то рядом оказалось множество крупных собак, овчарок – и они, похоже, приближались. Он завыл, взрывая ногтями землю. Кому могло понадобиться пригнать сюда собачью стаю? Да еще стаю, от которой волнами расходилось слабенькое, но все же колдовство?

…Конечно же, инквизиции.

Привычный страх оказался сильнее горя, сильнее любви.

И Андрей, вскочив на ноги, помчался прочь, вверх по обрыву, стараясь вырваться из стремительно смыкающегося кольца.

Вместо эпилога

…Возвращайся. Куда? И откуда?

Но это «возвращайся» до сих пор звенело в ушах, неприятно отдавая в челюсти. Потом где-то неподалеку зазвонил будильник. Кажется, пора просыпаться и перемещать свое невыспавшееся тело по направлению к ванной. Контрастный душ – лучшее средство от сонливости. Если я утром ополоснусь под холодной водицей, то потом весь день бегаю как заводной заяц на батарейке энерджайзер… Стоп.

Ведь я же… мертва?!!

В голове бухнула хлопушка с конфетти. Мертва, мертвее не бывает! Я же помню… себя, свое изувеченное тело, от которого магия – будь она трижды проклята – отхватила приличный кусок мяса вместе с ребрами… помню рыдающего Андрея, помню дикий, безумный взгляд Эрика… Кольцо, Лера. Где кольцо. А еще… были выстрелы, много, я так и не сосчитала, и все пули нашли свою цель…

Страх подкрался, стиснул сердце костлявой лапой. Да что же это? Сердце, между прочим, билось – следовательно, я по-прежнему была живой. Но после того, что со мной случилось, обычно отправляются сразу в морг…

Мысли завертелись цветной каруселью, все быстрее и быстрее, все закачалось, как будто я плыла сквозь бурю на утлой лодочке. Возвращайся, Лера. И живи дальше.

…Я открыла глаза и уставилась на потолок сомнительной белизны с отвалившимся куском штукатурки в углу. Черт, а? Наверное, я и видеть стала лучше, чем до того… как меня убили. Раньше глаза уставали от монитора, иной раз слезились. А теперь я взирала на потолок и с легкостью отмечала тонкие, как волос, трещинки.

М-да. Теперь осторожно, не спеша поворачиваем голову. Так и есть! Рядом еще койка, пустая, оставленный кем-то грязно-зеленый стул с железными ножками. А еще ближе ко мне – белая стойка с капельницей, из вены торчит игла.

Внезапно рот наполнился горечью, и я едва удержалась, чтобы не заорать. Я поперхнулась рвущимся из легких воплем, крепко зажмурилась, снова открыла глаза… Джейн! Господи, Джейн, зачем же ты так?!!

Я заскулила как побитый щенок. Потом расплакалась. А душа моя растерянно озиралась, оглядывалась в новом пристанище, с интересом осваиваясь в новом доме. В теле ведьмы Джейн.

Ох, Мария, Мария.

Будь на то моя воля, я бы никогда не приняла подобный дар. Значит, ты как-то умудрилась мою отлетающую душу водворить в живое – и могущее жить дальше – тело. Хватило бы для этого просто силы твоего сострадания? Или ты была знакома с тайнами древних магов, еще более древних, чем твои ровесники Генрих и Яков? Теперь уже не узнаешь… Теперь… У меня, Леры Ведовой, была бледная кожа, медные локоны и светлые зеленые глаза, похожие на кошачьи. И множество воспоминаний теснилось в голове – неясных и чужих, скорее принадлежащих этому шестисотлетнему телу. А в груди, под ребрами… Шевелился, ворочался с боку набок страшный дар палача – то ли мой собственный, выращенный Эриком, то ли оставленный Марией Йоркской… Так кто же я теперь на самом деле? И – о Боже! – как я в таком виде покажусь родителям? Как заставлю их поверить в то, что не погибла?!! Ведь наверняка тот, кто доставил меня сюда в беспамятстве, подобрал и тело Валерии, мое родное и навеки утраченное тело?..

Подушка намокла от слез, я все плакала – тихо, почти бесшумно. И не было ответа на совершенно дурацкий вопрос: кто заплатит за то, что со мной произошло? Кто?!!

Круглобокий флакон, из которого мне в вену лилось лекарство, опустел. Я механически выдернула иглу, согнула руку в локте – Валерия Ведова никогда бы на это не решилась, позвала бы медсестру. А Джейн… Ха, ее тело помнило еще и не такое…

А что дальше?

Допустим, уйду я из больницы, но куда податься? К родителям так сразу нельзя наверное. В дом Эрика… наверное, не стоит – при одном только воспоминании об инквизиторе по телу прошлась болезненная судорога. Нет его больше, Эрика, и вовсе не Палач тому виной…

О том, где могла жить Джейн самостоятельно, я не имела ни малейшего представления – а тело пока что предпочитало помалкивать.

Я уткнулась лицом в подушку, жалея и Эрика, и Марию, и себя. Если бы только забыть… Изумленный, горестный взгляд Эрика – и «где кольцо?». То самое, что я отдала накануне Андрею как талисман. И этот человек, по словам Инги, желал моей смерти? Никогда не поверю… Но – уже поздно.

Скрипнула тихо дверь. В больницах всегда они скрипят, где-то больше, где-то меньше. Неухоженное здание, несмазанные петли. Я оторвала тяжелую голову от подушки – в палату осторожно вошел мужчина в черном сюртуке, невысокий, крепкий, с роскошными седыми бакенбардами – «которым бы позавидовал и Базаров».

Я смело выдержала его взгляд. Интересно, кого он видел сейчас во мне, этот хранитель тайн Генриха? Джейн? Валерию?

– Good morning, Jannet, – тихо сказал Бернард.

Значит, все-таки Джейн? Что ж, так тому и быть…

Я ответила ему на прекрасном британском английском – тело помнило.

Бернард тяжело вздохнул, огляделся, покачал большой угловатой головой. Затем взял стул, поставил его рядом с моей койкой и уселся. От него хорошо пахло табаком. Не сигаретами, а именно табаком, которым набивают трубку… А ведь Лере Ведовой никогда не нравился этот запах!

– Ты просила, чтобы я принес тебе вот это, – он достал из кармана запечатанный конверт, – на тот случай, если с тобой что-нибудь случится.

Я и бровью не повела, принимая… возможно, ключ к жизни Джейн. Потом откашлялась.

– Где меня нашли?

Лицо Бернарда как будто потемнело. Насупились кустистые брови, в темных глазах появился опасный блеск.

– Разве ты не помнишь?

– Хочу услышать от тебя.

– Над оврагом. Как раз над тем местом, где нашли свою смерть Яков Шпренгер и та девчонка, связующее звено. Жаль ее… но ведь мы с тобой знаем, что она была обречена с самого начала?

– Да, – я стиснула конверт. Что ж, поплатитесь вы у меня. Все до единого…

– Тебе не удалось завершить миссию палача, – тяжело проговорил Бернар, – не печалься. Считай, что ты теперь свободна.

Я поежилась. Эрик, Эрик… Стоило ли тебя жалеть, после того, что ты сделал со мной? А может, тебя стоило ненавидеть? Или… наоборот, просто любить, как это делала Джейн, на протяжении столетий, совершенно бескорыстно и ничего не требуя взамен?

– Ты покажешь… где он похоронен? – голос сорвался. Ну и пусть, так Бернарду проще поверить.

– Вот, возьми, – он деревянным жестом протянул мне клочок бумаги. Аллея такая-то, могила такая-то. Я прикусила губу, чтобы не разрыдаться.

– Что… с тем… ведьмаком, что стрелял в…

– Ушел, – швейцарец пожал широкими плечами, – ведьмак оказался ушлым малым. Нахватался знаний, уж не знаю, откуда – и ушел. Я ничего не смог сделать… Как ты, Джейн?

– Почти… хорошо, – выдохнула я, – еще вопрос, Бернард. Что с телом… той… девочки?

– Не беспокойся, все нормально. Облили бензином и сожгли.

– Понятно.

Я закрыла глаза и откинулась на подушку. Будьте вы прокляты. Все-все.

…Он не стал засиживаться. Ушел быстро, словно опасался оставаться со мной наедине, не забыв при этом оставить на стуле пакет с одеждой. Ах, да. Совсем забываю о том, что я теперь прежде всего – палач. Создание, на которое не действует чужая магия – но которое может убивать быстро и эффективно. С-сволочи.

Я надорвала конверт, достала лист бумаги, исписанный мелким, четким почерком. Ноготки у Джейн были ухоженными, с непременным «французским» маникюром – и это бросалось с непривычки в глаза. Такими ручками – и тяжеленный меч ворочать? Хотя… что это я? Меч весит килограммов пять, не больше…

«Дорогая Лера. Если ты читаешь это письмо, значит, все сложилось именно так, как я и предполагала. Значит, ты не пережила тот момент, когда увязший в твоем теле крючок выдернули вместе с мясом. А это, прежде всего, означает, что меня, Марии, больше нет с вами, но ты, Лера, оказалась в чужом теле. Оно не молодо, конечно, но недурственно сохранилось».

Я невольно усмехнулась. Превосходный английский юмор. Шуточки с того света… Усмехнулась – и начала читать письмо, теперь уже внимательно, не упуская из виду ни одного словечка.

* * *

«Теперь, когда наконец закончилась эта неприятная история, ты можешь узнать правду. Все, как оно было на самом деле – и то, что старательно скрывал наш друг Генрих. Истина проста, Лера. И заключается в том, что ты была обречена с того самого момента, как тобой решил воспользоваться наш враг Яков: он непременно убил бы тебя сам, и также непременно должен был убить тебя, умирая. Да-да, я не стесняюсь называть господина Шпренгера врагом! Он хуже, чем враг, он предатель, алчущий безграничной власти и бесконечной жизни. Он держал своего друга в Шильонском замке, он совратил Малику на путь зла, он повинен в смерти не одного младенца – полагаю, этого довольно, чтобы считать Якова исчадием Ада (если таковой, конечно, не является чистой выдумой).

Но не будем о Якове, поговорим о тебе. И мне, и Генриху было хорошо известно, что стоит разделаться с Яковом – тебе не жить. Знаю, мое молчание было подлостью, но надеюсь, что искупила свою вину перед тобой. А Генрих… Он смотрел на тебя все более внимательно. Сперва как на объект исследования, потому что твой Дар оказался довольно редким, затем как на хорошего, достойного человека, а потом… Как на женщину, которую любят всем сердцем. Мы слишком много лет провели рядом, скрыть что-либо от меня непросто. И я знала, сколько бессонных ночей провел Генрих, разыскивая путь к твоему спасению. Ведь побеждая, чем-то неизменно приходится жертвовать, и в данном случае этой жертвой изначально была ты. Единственным средством казалось кольцо с наложенной ментальной формулой. Оно должно было положить начало ускоренной регенерации тканей на месте разрыва – но, коль скоро ты читаешь это письмо, мы с тобой знаем, что у Генриха не получилось тебя спасти.

Теперь поговорим о нас с тобой, Лера. Я не долго размышляла, чтобы принять то решение, которое было принято. Пожив немало, я уверена в том, что в моей жизни не было ни грана смысла, потому что убийство, моя единственная способность, всегда бессмыслица. Я была одинока, у меня не осталось родителей (а тебе должно быть известно, как давно они уснули вечным сном), у меня не было детей. Смешно, да? За пять столетий я не удосужилась обзавестись ребенком, потому что так и не смогла изжить страха перед проклятием дома Белой розы. Единственное, что у меня было – это моя безответная любовь к тому, кого я должна была убить. Но как можно лишить жизни того, кого безумно любишь? Миссия палача так и осталась невыполненной. Я бы не смогла отрубить голову Генриха и привезти ее своему наставнику, который и по сию пору живет в Италии, неподалеку от Рима, и не смогла бы в качестве «залога» отдать человека, который достоин жизни. Потом, когда я узнала тебя поближе, то поняла: ты не можешь так глупо и нелепо погибнуть, только потому, что случайно встретила Якова; Судьба слепа, но ее разорванные нити можно попытаться связать.

Я давно не встречала столь чистых людей, как ты, Лера. Твое существование есть добро для этого мира, я так полагаю. А отданная во имя добра жизнь уже не может быть бессмысленной.

Теперь мое тело в твоем распоряжении. Прости, что не удалось сохранить твое собственное – но я могу лишь соединить разорванную нить, не в моих силах подарить тебе нить новую.

Возможно, с тобой захочет поговорить Наставник, имени которого я так и не узнала.

Возможно, тебе захочется уехать из страны.

Ты вольна делать все, что пожелаешь, ты теперь абсолютно свободна.

Я вложила в твой почтовый ящик еще одно письмо – там номера моих счетов и пароли, кредитные карты и документы на имя Джейн Файерхилл, адреса моих домов в Европе – в общем, все, что тебе может пригодиться. Живи, и пусть хотя бы твоя жизнь не будет такой же пустой, как моя. Прощай.

P.S. Если кто-либо спросит тебя о том, что случилось с Генрихом, тебе необходимо убедить всех интересующихся лиц в том, что он мертв, а Эрика – в том, что ему следует исчезнуть. Иначе тебе придется самой сделать то, на что я оказалась неспособна. Если оба варианта окажутся для тебя неприемлемы, то жизни многих невинных подвергнутся опасности. Я надеюсь на твое благоразумие».

Я скомкала лист бумаги. За что ты просил прощения, Эрик? – «Ты никогда не узнаешь». Так было проще. Так было лучше. Смогла бы я столько ночей спать спокойно, если бы знала правду? Имею ли я право ненавидеть Эрика за эту ложь?

Заглянув в пакет, что оставил Бернар, я обнаружила там легкие туфли на шпильке, черные джинсы и такой же черный свитер с высоким воротником. Траур по Валерии Ведовой. Или по Генриху Крамеру?..

Я села, стянула ситцевую ночную сорочку – белую, с фиолетовыми колокольчиками, затем быстро, насколько могла, оделась. Делать в больнице было нечего. Я нырнула в лаковые туфельки, поднялась. Лера никогда не носила шпилек, зато их обожала Джейн…

В коридоре было темно и шумно, толпились больные в очереди на перевязку, бегали медсестры, что-то писал в журнале врач – большой, в смешном бирюзовом колпаке, отчего казался еще выше.

Я выскользнула из палаты и скорым шагом двинулась к лестнице. Никто меня не остановил. Больных здесь было слишком много, и никому не была интересна элегантно одетая молодая женщина с ярко-рыжими волосами.

Оставаться в больнице и правда не было ни малейшего смысла. Тем более, когда на меня обрушилась такая уйма дел: во-первых, освоиться с имуществом мисс Джейн Файерхилл, во-вторых – как-то дать о себе знать родителям, в-третьих – увидеться с Андреем, рассказать ему о том, кто я… Ну, и напоследок… наверное, побывать на могиле Эрика.

* * *

Очень скоро выяснилось, что Джейн была богатой женщиной, с многочисленными счетами в европейских банках и еще более многочисленными поклонниками, которые ежедневно набивали ее почтовый ящик письмами. Джейн недурственно водила вишневый «Опель», Джейн одевалась дорого и со вкусом, любила золото, предпочтительно с хризолитами, которые чудно оттеняли ее зеленые глаза, делая их теплее и как-то добрее.