Текст книги "Пятый постулат"

Глава 15
Кто не работает… тот ест!

До столицы оставалось не так уж далеко, если Весьямиэль правильно оценил расстояние. Приметы местности, которые дал крылатый Реталь, он запомнил хорошо, и, если эта ходячая перина не обманула, они уже приближались к цели своего путешествия.

Изменился пейзаж. Прежде кругом были только леса да поля, мелькали деревушки, теперь поселения стали попадаться чаще. Да и на дороге стало куда оживленнее: то их телегу нагонял кто-то, то навстречу попадались конные и пешие. Особого внимания на престранную парочку не обращали, и на том спасибо, но все равно Весьямиэль нервничал. Не хотелось бы угодить в руки людей властелина раньше времени.

Кроме того, существовала одна крайне насущная проблема, решить которую требовалось как можно скорее.

– Как же так? – удивилась Маша, когда Весьямиэль потряс у нее перед носом почти пустым мешком из-под овса. – Мы же с запасом брали…

– Да, только ты эту клячу кормила, как призовых скакунов не кормят! – Он отбросил мешок. – А кроме того, у нас теперь две лошади, не заметила?

– Как же не заметить, если кормлю их я! – насупилась девица. – А ты пальцем о палец не ударишь! Ну разве что свою расседлаешь, а чистить – опять мне…

– Ну должна же от тебя хоть какая-то польза быть, – устало огрызнулся Весьямиэль.

Спорить с упрямой девицей ему давно надоело, он делал это больше по необходимости. У Маши на каждое его слово находилось десять, и противоречила она Весьямиэлю постоянно. Иногда ему казалось, что девица делает это исключительно ради того, чтобы позлить его и вывести из терпения, но наблюдения за ней убедили мужчину: спорит она из лучших побуждений. То правды доискивается, то справедливости, то еще какой-нибудь дряни… Опасная спутница, что и говорить! Отделаться бы от нее, и это было не так уж сложно провернуть, но… Весьямиэль прекрасно понимал, что Маша потребуется ему в столице как живое доказательство: вот, смотрите, это и есть смутьянка! Послушайте ее, полюбуйтесь: несет невесть что, а откуда у нее эта книга, одни боги знают! Задурил кто-то глупой девке голову, она и твердит, как говорящий скворец. А тут сразу – смута, заговор, враги!

Да, нужно срочно в столицу. Скрываться долго не получится, если только в лесах, но к такой жизни Весьямиэль не привык и привыкать был не намерен. Бежать бы за границу, только где она, граница эта? Реталь не упоминал о заморских странах, местные вовсе ничего дальше округи не видели, а если что слыхали, почитали сказками. Раххан-Хо тоже не слишком много рассказал, больше байки травил да с Машей песни распевал, а от расспросов умело уклонялся. Прижать бы его, вмиг бы раскололся… если бы был человеком! А пытаться допросить дракона… Весьямиэль пока разума не лишился!

Одно хорошо – теперь можно было ехать верхом. Лошадь оказалась не из самых скверных, разбойники себе ни в чем не отказывали, вот только седло неудобное. Но все не на телеге трястись – это Весьямиэлю давно обрыдло! Верхом он чувствовал себя куда увереннее: и видно дальше, и серпом, если что, полоснуть можно, да и скорость повыше будет, в том случае, если придется уносить ноги. О бегстве Весьямиэль думал без малейших угрызений совести. В конце концов, честь честью, а жизнь жизнью. Его бы воля, он от тех разбойников преспокойно скрылся бы в лесу, но… Пожитки, телега с лошадью, девица опять же… Пришлось ввязаться в бессмысленную драку, и душу грело только одно: минимум двоих он изуродовал. Жаль, не охолостил, как обещал, но уж как вышло!

А вот без Раххана-Хо он себя чувствовал, как ни странно, намного спокойнее. Улетел и улетел, и ветер ему в крылья! Пусть мир спасает, а Весьямиэлю бы собственную шкуру в целости сохранить… желательно в комплекте с головой и прочими органами.

Впереди показался очередной городок. Решать надо было сейчас, и Весьямиэль, наклонившись с седла, решительно подхватил Зорьку под уздцы и потянул налево, к поселению.

– А мы разве не мимо? – тут же спросила девица.

– Не мимо, – ответил он.

– Но мы же прячемся!

– А ты погромче кричи, не все еще слышали! – хмыкнул Весьямиэль. – Поворачивай, кому сказано!

– А что мы там делать будем? – не отставала Маша.

– Штаны снимем и будем бегать, – нарочито грубо ответил он, в надежде, что она отстанет.

– Зачем? – явно по инерции спросила она, осеклась и посмотрела на Весьямиэля гневно.

– Мы кого изображаем? – поинтересовался мужчина.

– Артистов бродячих, – недоуменно сказала она.

– А артисты что делают?

Девица нахмурилась.

– Народ веселят, – не дождавшись внятного ответа, сказал Весьямиэль. – Пора и нам делом заняться!

– Но мы же вроде не хотели привлекать к себе внимание, – напомнила Маша.

– Не хотели, – подтвердил он. – А что делать, если скоро лошадей кормить нечем будет? Да и припасов маловато осталось, этот наш попутчик лопал в три горла.

– Он дичь ловил! – вступилась Маша за Раххана-Хо.

– Да, только от окорока и сыра тоже не отказывался, а я на него, прямо сказать, не рассчитывал, – хмыкнул Весьямиэль. – И кроме того, я мечтаю хотя бы ночь провести под крышей и вымыться! И тебе это, кстати, тоже не помешает. Да-да, – перебил он, видя, что девица намерена возразить, – я помню, что запах трудового пота прекрасен, но, прости, не для моего обоняния. Так что…

– Но зачем показываться-то? – упрямо сказала девушка. – Можно просто денег заплатить, вот и все. У тебя же есть, я помню!

– А, так ты научилась все же считать деньги? – приятно удивился Весьямиэль. – Причем мои.

– Но мы ведь вместе путешествуем, значит, они общие… – попыталась было начать очередную проповедь Маша, но этого уж мужчина не вынес.

– Вот уж нет, – сказал он тихо, – общего у нас разве что эта вот телега и Зорька твоя ненаглядная. Крали вместе, если помнишь. А свои деньги на тебя тратить я не намерен, уж прости… Да и кроме того, – он улыбнулся, – ты помнишь, какие там монеты?

– Золотые, – неуверенно ответила девушка.

– Вот именно. Сказать, что будет, если нищие бродяги вроде нас с тобой попробуют золотым расплатиться? – спросил он. – Я вроде тебе уж говорил как-то…

– Отберут, – вспомнила Маша. – И еще накостыляют. Или в тюрьму посадят за воровство.

– Вот именно. – Весьямиэль вздохнул. – Да и в столице золотые пригодятся. Так что выходит?

– Что?..

– Нет у нас денег! – не выдержал он. – Стало быть, будем зарабатывать. Сколько медяков соберем, все наши. А теперь умолкни, сделай милость, посиди в холодочке на обочине, песенки свои вспомни, а я до поселка проедусь, узнаю, как тут, можно ли выступать.

Не дожидаясь ответа, он пришпорил резвого гнедого конька и направился к воротам. Давно не приходилось носиться вскачь, истинное наслаждение!..

Маша свела Зорьку на обочину в тенек, села на телегу, пригорюнилась. Ну вот, снова Весь выставил ее полной дурой! И ведь правда, как-то он упоминал про то, как опасно трясти перед чужими полным кошельком, всякие ведь люди бывают, но… У Маши это никак не укладывалось в голове: обокрасть кого-то, отнять лошадь, вещи… кем для этого нужно быть!

Но ведь они тоже воровали! Они Зорьку увели, телегу украли, так что же выходит, она, общевистка, на самом деле ничем не отличается от всех остальных людей? С другой стороны, она ведь участвовала в краже вынужденно, что ей еще оставалось? Но, может, другие люди тоже воруют не ради удовольствия, вдруг им еды купить не на что? Или это все отговорки? Можно ведь заработать, а не красть…

Маша поняла, что окончательно запуталась, и решила последовать совету Веся и вспомнить слова песен, которым учил ее Раххан-Хо, да так увлеклась, что прозевала прибытие белобрысого.

– Поехали, – скомандовал он, не тратя лишних слов. – Повезло нам. Сегодня и завтра ярмарочные дни, заплатим сколько надо, – пару медяков я наскребу, – и можем выступать. Что трясешься? Бери вожжи, и поехали! Я постоялый двор нашел подешевле, где в долг пустят. Оставим там лошадей и пойдем, делом займемся!

– Но я… – начала было Маша, но Весь не дал договорить:

– Что, голоса лишилась? Ты не фордыбачь, не то ночевать на конюшне будешь!

Маша подавила желание запустить в хама молотом и подогнала Зорьку. Силой ничего не докажешь, а разговорами с Весем ничего не добьешься, такой уж человек… трудновоспитуемый! Наверно, Вождь или хотя бы Второй секретарь смог бы достучаться до закоснелого в феодальных предрассудках разума Веся, но Маше это явно было не по силам. Говорят, любовью и лаской даже свинью воспитать можно, но белобрысый был намного упрямее любой свиньи, к тому же будто глох, стоило Маше начать говорить.

После тихой дороги городок оглушал. Узкие улочки, множество народу, телеги и подводы тянутся одна за другой еле-еле, толчея та еще! А уж запах… Маша с трудом подавила желание зажать нос. Как можно существовать в таких антисанитарных условиях? Она видела, как из окна второго этажа кто-то выплеснул помои прямо на улицу, чуть не на головы прохожим!

А Весь, такой утонченный, – запах пота ему не нравится, видите ли! – вроде и не замечал этого безобразия. Конечно, он на коне повыше над мостовой будет, чем Маша на телеге, но все равно, вонь стоит просто отвратительная, аж глаза слезятся! «Интересно, в столице у них так же живут?» – невольно задумалась Маша. Ее потянуло обратно в деревню, где хозяйки соревновались, у кого двор да улица перед воротами чище выметены!

На постоялом дворе оказалось шумно и неуютно, сновали туда-сюда подозрительные типы с бегающими глазками (Весь ткнул Машу локтем в бок и велел присматривать за пожитками как следует), пахло прогорклым маслом и капустным супом. Словом, ничего общего с чистеньким и опрятным заведением в Перепутинске!

Вещи пришлось перетаскивать наверх: оставлять их на телеге было попросту нельзя. Весь, кажется, опасался поутру недосчитаться и телеги с лошадьми, потому что сунул сторожу еще монету и приказал охранять хорошенько, если тот не желает лишиться какой-нибудь важной части тела. Вид у белобрысого был достаточно грозный, бородач-сторож закивал и клятвенно пообещал присмотреть за лошадками самолично.

– Клоповник! – констатировал Весь, осмотрев тесную душную комнатенку.

– Зато в долг верят! – не удержалась Маша. – А что, мы в одной комнате жить должны?

– Если тебя это смущает, марш на конюшню, – распорядился Весь, – заодно за лошадьми приглядишь, нет у меня доверия к этому сторожу.

– Вот ты и ночуй на конюшне, – возмутилась девушка, – раз так беспокоишься!

– Пожалуй, так и поступлю, – сморщил нос Весь, – там почище будет. Но это мы попозже решим. Давай-ка переодевайся в чистое, пора! Сейчас как раз самое время.

– Выйди, пожалуйста, – попросила Маша.

– Не императрица, поди, – хмыкнул Весь, без малейшего стеснения стаскивая пыльные штаны, чтобы заменить их на другие, поярче и почище. – Давай, что стоишь?

Маша краем глаза увидела Веся совсем без одежды и предпочла отвернуться сама. Ну что за человек?! Это же просто некультурно – так себя вести! Нехорошо малознакомым мужчине и женщине переодеваться в присутствии друг друга, не принято! Но разве ему объяснишь?..

– Готова? Пошли, – велел он. – И книгу свою оставь. Не бойся, не сопрут, тут читать-то мало кто умеет…

Пришлось послушаться. Маша, правда, спрятала драгоценный том под подоконник, нашлась там ниша, будто нарочно для того предназначенная. Весь только фыркнул на это.

Но девушка стала особенно дорожить книгой после того, как выяснилось, что это не просто память о родине и сборник мудрых мыслей Вождя, а живая помощница. Правда, гадать Маша пока больше не рисковала – это интересно, но ведь и страшно. Можно спросить, к примеру, вернется ли она в свой родной мир. А вдруг Книга ответит, что нет? Девушка предпочитала неизвестность обреченности, а потому все откладывала на потом новый сеанс гадания.

Маша, оказывается, совсем отвыкла от шумной толпы, да еще такой бесцеремонной: толкнут, на ногу наступят и даже не подумают извиниться, на тебя же и наорут, и ладно, если не матерно! А вот Веся почему-то стороной обходили: то ли из-за его острых локтей, то ли благодаря надменному выражению лица. Маша заметила: таких наглых тут опасались, не угадаешь ведь, благородный или бандит какой, зачем нарываться?

Добравшись до рынка, они попали в такую круговерть, что Маша едва не отстала. Весь уже успел сунуть кому надо пару мелких монет, а теперь выглядывал место поудобнее.

– Тут в самый раз будет, – кивнул он в сторону, где ярмарочная площадь вплотную подступала к жилым домам. Глухая стена какой-то постройки показалась Весю хорошей заменой театрального задника. – Пошли!

Ухватив Машу за рукав, он потащил ее мимо лицедеев. Маша только диву давалась: один глотал огонь и выдыхал его прямо в проходящих мимо (наверно, именно поэтому к нему никто не подходил настолько близко, чтобы бросить монетку), другой жонглировал, да так ловко, что оторопь брала. Третий показывал фокусы с живой курицей, у четвертого были дрессированные собачка и кошка, пятый разговаривал сам с собой разными голосами, так что публика хохотала и щедро сыпала монеты, шестой представлял кукольный театр…

«Да разве у нас получится с ними соревноваться? – расстроилась Маша. – Они вон какие ловкие и опытные, а мы?.. Именно что самодеятельность!»

– Что нос повесила? – заметил Весь перемену ее настроения. – Гляди веселее! Отработаем – семечек тебе куплю, будешь шелухой в конкурентов плевать!

– Нужны мне твои семечки, – буркнула Маша и встала к стенке, будто плененная бандитами общевистка перед расстрелом.

– Да улыбнись хоть! От твоей кислой физиономии куры нестись перестанут! – прошипел Весь, взмахнул широкими рукавами и вдруг завел неожиданно звонким голосом, какого Маша у него никогда не слыхала: – Подходи, честной народ, потешиться! Весь Сторож и Маша Звонкая все свое мастерство покажут, ничего не утаят, вам на радость, на потеху, себе на пропитание!..

– Откуда?.. – удивилась Маша, увидев в руках у Веся несколько коротких ножей. Он ведь говорил, что…

– У разбойничьей лошадки в переметных сумах много чего полезного нашлось, – широко улыбаясь, ответил Весь. – Не стой столбом, давай, продолжай вместо меня! У тебя голосище – не дай боги, всю ярмарку оглушишь!

– Подходи, честной народ! – прокашлявшись, начала Маша, дала петуха, но быстро справилась с собой. – Подходи, будешь семечки кушать да песенки слушать! Уж душеньку вам распотешим, сказочкой утешим, острым словцом уколем, доброй шуткой…

– Да у тебя талант, – хмыкнул Весь. Ножи в его руках взлетали выше и выше, сверкая бритвенно острыми лезвиями на солнце. Сколько их? Раз… два… Маша насчитала шесть штук, но Весь управлялся с ними легко. – Валяй дальше, вон народ потянулся!

– Смотрите-ка на Веся Сторожа! – затянула Маша во весь голос. – Много лет был в дальних странах, ходил с караваном! Обучился разному, всякому прекрасному. Ножи в руках пляшут, видят радость вашу! Подходи, народ, не скупись, да немножко расступись – не ровен час, ножик сорвется, кому в грудь вопьется!

– А это ты зря, – прошипел Весь, когда собравшиеся заметно отпрянули назад, и принялся бросать ножи как-то хитро, с подвывертом, через плечо, через локоть, а то и вовсе через колено.

– Шутку пошутила! – поспешила исправиться Маша. – Весь Сторож ножа не упустит, беды не допустит! Не бойся, народ честной, ближе подходи, в оба гляди! Такие трюки – всем артистам наука!..

– И правда, ловкач какой, – раздалось из толпы. – Ишь, ишь как машет!

– А ну уронит! – радостно предположил кто-то, и тут же Весь упустил два ножа.

Толпа (а народу собралось уже изрядно) дружно ахнула и подалась вперед, а потом снова ахнула, когда Весь четыре ножа поймал между пальцами одной руки, пятый – плашмя – на колено, а шестой – пальцами ноги. И когда разуться успел?

– Что, не видали такого? – задорно выкрикнул он. – Ну, еще не скоро увидите, проездом мы в ваших краях, так что в оба смотрите! Встань к стене, – велел он Маше, – живо! И не шевелись, а то нос отрежу!

Она повиновалась, не очень понимая, зачем это нужно.

– Красно говорить я не мастер, скажу по-простому, – продолжал Весь, ножи снова начали в его руках опасный танец. – Научили меня трюку этому на далеком юге, там этак на прочность молодых парней испытывают! А у нас и девки не трусливее, верно, Маша?

– Верно, – подтвердила она.

– Ну, гляди, народ!..

Тут, кажется, Маше очень повезло, потому что она оцепенела и не смогла сдвинуться с места: ножи один за другим полетели в нее, в грудь, в голову, в ногу…

Бац, бац, бац – все впились в бревенчатую стенку, один вжикнул прямо около уха, срезав прядь волос!

– Видали? – хвастливо спросил Весь. Толпа ответила восторженным гулом, а Маша так и не могла опомниться, пока Весь выдирал ножи из прочного дерева и за руку выводил ее в середину площадки. Прошипел: – Деньги собери, дура, да не забывай кланяться и улыбаться!..

Маша с застывшей на лице улыбкой пошла по кругу, подставляя пустой кошель. Кидали медяки, но щедро. Да даже и серебрушка одна попала!

Весь тем временем изображал что-то вовсе несусветное: прошелся на руках, потом снова взялся за ножи.

– Ну, хватит руками да ногами махать, – решил он наконец, заметив, что публика начинает редеть. – Пора душеньку потешить. Маша, давай печальную, про березу!..

От тычка под ребра Маша опомнилась и, хоть не думала, что сможет выдавить из себя звук, все же начала песню. Она и правда была печальная, про разлуку, и девушка увлеклась, вспомнив, как певала ее Раххану-Хо, а тот так славно слушал! Слушали и сейчас, да еще как! Даже бородатые купцы украдкой утирали глаза. Правда, Маша не была уверена, что это только ее заслуга: Весь вынул флейту, начал подыгрывать ей, а играл он чудесно. Вот на что пакостный человек, а такой талант! Бывает же…

– Иди собирай деньги, – велел он ей, на мгновение отняв флейту от губ, когда песня кончилась, а сам продолжил играть.

На этот раз сыпали еще более щедро, кошель приятно отяжелел.

– Ну, что в слезы ударились? – Весь вдруг прервал печальную мелодию, от которой щемило сердце. – Давай-ка плясовую, Маша!

Маша послушно «дала», одну из тех, которым обучил ее Раххан-Хо, веселую и разухабистую, а Весь подыгрывал так залихватски, что ноги сами пускались в пляс! Кто-то из зрителей даже вприсядку прошелся.

– Завтра-то, завтра будете, что ли? – спрашивали их, когда они выбирались с ярмарки. – Свояченицу приведу послушать, уж больно душевно девка поет!

– Дядя, дядя, а завтра ты в нее ножики метать будешь? – дергали Веся за рукава мальчишки. – А вдруг промахнешься?..

– Какие добрые дети, – хмыкнул он, покосившись на Машу.

– Мог бы и предупредить, – сказала она с обидой.

– Ты бы не согласилась, – пожал плечами Весь.

– А так? Вот я бы дернулась, тут бы ты меня к стенке и прибил! – вскинулась она.

– Не прибил бы, – хмыкнул он. – Я этому лет в десять научился, с тех пор рука только вернее стала. Хм… а неплохо! Еще день, и сможем вдоволь припасов купить!

– А теперь что? – спросила девушка, когда они уже входили в ворота постоялого двора.

Маша ужасно устала, не столько от самого выступления, сколько от внимания публики. Конечно, раньше она участвовала в самодеятельности, но ведь там были свои, товарищи! А здесь совершенно чужие люди, да еще и платят деньги!

Для девушки все это было в новинку. Ведь петь и плясать нужно от души, когда сердце поет в груди и хочется поделиться с остальными своими переживаниями! А за деньги… Как-то это было неправильно, нелепо.

Однако она чувствовала также и радость, что их выступление понравилось. Это особенное чувство для любого артиста, сладкое, как спелые летние фрукты, только что сорванные с ветки.

Маша даже зажмурилась, так явно вспомнился вкус терпкого яблочного сока на губах, когда она вместе с подругами прошлым летом ездила в сады, помогать со сбором урожая. Они рвали сочные плоды, укладывали их в большие корзины, а иногда и ели сами, не в силах устоять перед благоуханием августовских яблок, нагретых щедрым солнцем. Девушки шутили и смеялись, то и дело затягивая песни, чтобы работалось веселее. И что это были за дивные песни – многоголосый хор ладно выводил слова, будто все они стали на время частичками одного единого организма. Да что там – они и были все едины, и каждый общевист с полным правом ощущал себя частью великого целого, необходимым кусочком общевистского общества.

От этих воспоминаний Маше так отчаянно захотелось домой, что слезы выступили на глазах.

– Теперь в баню. – Весь отсыпал ей несколько медяков. – Пойди смену одежды возьми да вымойся как следует. Вон у служанки спроси, куда идти, она покажет.

– А ты?.. – Маша сперва задала вопрос, а потом поняла, что это было невежливо.

– А я… – Весь ухмыльнулся довольно. – Прогуляюсь, пожалуй!

– Куда это? – встревожилась Маша. Вдруг он намерен бросить ее здесь?

– А это не твое дело, – отрезал он. – Иди давай. За ужин твой заплачено. Это вот отдашь хозяину за постой. Будет еще вымогать или пристанет кто, дай промеж глаз, ты можешь.

С этими словами он какой-то особенно легкой, едва ли не танцующей походкой отправился прочь. Маша недоуменно проводила его взглядом, потом вздохнула и пошла искать хозяина. Есть очень хотелось, да и баня – дело не последнее. А вот оставаться одной на постоялом дворе, полном подозрительных личностей, она совсем не желала. Конечно, она и правда промеж глаз может двинуть, но… Не вышло бы, как с теми разбойниками.

Вот поэтому Маша, с наслаждением вымывшись в плохо топленной бане, предпочла уединиться в своей комнатушке с Книгой Вождя. Она и так уделяла ей преступно мало внимания! Зато сегодня уснула с толстым томом в обнимку.

Весь явился под утро, мертвецки пьяный, открыл дверь пинком (как это ему удалось, Маша не поняла, закрылась ведь на ключ!), ввалился в комнату, распространяя удушливый аромат духов, и, не глядя, рухнул на кровать. Прямо на Машу, к слову сказать, кровать-то одна была! Нет бы на топчан лег!..

Маша спихнула с себя мгновенно захрапевшего Веся, возмущенно посмотрела на него: нет, сейчас смысла нет что-то предпринимать, он вообще невменяемый! Улыбается, говорит сквозь сон: «Ну, милая, не кочевряжься, заплачу щедро! Вот так, умница! А теперь повернись!» Это где же он был?

Маша поискала кошель, который Весь унес с собой, нашла и обомлела: почти пуст! Того, что там осталось, едва хватит на овес лошадям, а им же еще припасы нужны. Ах он…

Очень хотелось влепить мерзавцу оплеуху, – это ведь он их честно заработанные деньги прогулял, и там как минимум половина принадлежала Маше! – но толку? Пока не проспится, все равно не поймет. Да и бить беспомощного – это как-то…

Но правда, где он был? Пил, это точно. А вот запах духов чужой какой-то. И вот на подбородке след чего-то красного, и на щеке возле уха тоже… Кровь?! Нет, тут же поняла Маша. Это не кровь, это помада! Вот, значит, как… Он спустил все деньги на жду!

Маша поняла, что сейчас точно раскроит негодяю голову вот хотя бы табуреткой, и решила уйти, хлопнув дверью. Она рыкнула на попавшегося под ноги пьянчужку, попытавшегося ее обнять (еще один прохвост!), да так, что тот на пол сел, и отправилась на конюшню. Погладила Зорьку, разбойничьего конька, – его так и стали звать Разбоем, за подлый нрав, – всплакнула даже от обиды, а потом устроилась на мягком сене и сама не заметила, как уснула.

Проснулась, уже когда рассвело, умылась у колодца и, хмурая, поднялась наверх, в комнату.

Маша помнила, как страдают обычно мужчины с похмелья, и готовилась вдоволь поиздеваться над зеленым и охающим Весем, но не тут-то было! Судя по всему, поднялся он уже давно: окошко было выставлено вместе с рамой, так что в комнате немного посвежело, а Весь, успевший отмыться от ночных похождений и избавиться от отвратительного сладкого запаха духов, мурлыкал под нос фривольную песенку, заплетая еще влажные волосы в косу.

– Ты где бродишь? – спросил он благодушно, подняв глаза на Машу.

Вот так дела! И следа ночной гулянки нет: глаза не покраснели, синяков под ними нет, да и вообще вид у Веся неприлично бодрый и отдохнувший.

– Это тебя надо спросить! – сказала она, хотя сперва собиралась замкнуться в гордом молчании. – Как ты мог?

– Что я мог?

– Вот! – Девушка бросила ему на колени почти пустой кошель, в котором звякало несколько монеток. – Как ты мог все потратить?

– Да запросто, – ответил он, скручивая косу узлом. – Тут хоть и не столица, а цены… Опять же с улицы я девку брать не собирался, а шлюхи почище и дерут втридорога. Но ничего оказались девочки, ремеслу обучены.

– Ты… – Маша задохнулась от негодования. – Ты взял и спустил все наши деньги на… на… гулящих женщин! И тебе даже не стыдно?!

– Почему мне должно быть стыдно? – искренне не понял Весь. – Это естественная потребность, о которых ты, кстати, все время твердишь!

– Напиваться до полусмерти – тоже потребность?!

– Да, – сознался он весело. – Иногда нужно расслабиться. Ну, что ты надулась? Пойдем еще заработаем, дел-то на пару часов… На завтрак нам тут хватит, а там уж…

– Значит, я буду работать, а ты пропивать?! – Маша уперла руки в бока. Вид у нее был более чем грозный, но Веся это только насмешило.

– Семечек куплю, – напомнил он и едва увернулся от запущенных в него мятых штанов: Маша забрала у прачки. – Ох и грозна ты!

– Не смешно! – отчеканила девушка. Весь явно не воспринимал ее гнев всерьез, и от этого было обидно вдвойне. – Ты вот сегодня и развлекай публику, а я не буду у стенки стоять!

– Ну и не стой, – согласился Весь. – Будем траву жевать, как вон Зорька твоя. Я пошел. Догоняй, да двери запри! На два оборота, а не на один, как ночью, а то этот замок ногтем открыть можно, а у нас вещи тут.

Так он еще и понял, как дверь заперта, хоть пьян был до изумления!

Деваться некуда. Маша повторила про себя несколько неприличных слов, примерила их на Веся. Она подумала было, что негоже общевистке так ругаться, но ситуация вынуждала. Вздохнув, Маша пошла следом за мужчиной. Ладно, сегодня она поработает, но потом отберет у Веся кошель с деньгами… ну, хотя бы половину! Заставит сразу купить припасы, и немедленно – прочь из этого городишки!..

Выступление и на этот раз прошло неплохо, но на Веся вдруг напало скверное настроение. То ли мало заработали сегодня, то ли отходняк после ночных гулянок его наконец настиг, но он вдруг сделался зол и нетерпим.

Маша уже давно усвоила, что Весю нельзя перечить в такие моменты – чревато скандалом, так что молча отправилась по торговым рядам покупать то, что он велел. Надо отметить, что Весь, хоть и аристократ, торговался так, что Маша диву давалась. Вот непредсказуемый! То швыряется деньгами, то за медяк удавится.

А купить нужно было много чего, Весь вспоминал то об одном, то о другом. До сих пор об их быте заботился Раххан-Хо, как опытный путешественник, однако теперь он больше им не помощник. Маша вздохнула, в очередной раз подивившись, что обычный на вид парень оказался драконом. Балагур и сказочник сам являлся волшебным чудовищем, и это никак не укладывалось у Маши в голове.

Разумеется, тащить покупки пришлось ей, Весь милостиво согласился донести лишь корзинку со свежими яйцами, мотивируя это тем, что Маша их как пить дать разобьет!

Расплатившись с хозяином постоялого двора (в кошеле снова звякало на донышке), путешественники, к большой Машиной радости, направились прочь из городка.

Маша правила телегой, размышляя о Раххане-Хо, а потому не сразу заметила, что им преградили путь трое мужчин. Зорька была лошадью умной, потому остановилась сама, не дожидаясь возницы.

Самым старшим и по виду самым главным среди незнакомцев был худой как щепка тип с неприятным лицом. Маша и сама не понимала, чем он ей так не глянулся – вроде бы обычный человек, без уродств и особых странностей. Однако какой-то липкий, ощупывающий взгляд, перебегающий с Веся на Машу, лихорадочные движения, которыми он облизывал тонкие губы, волосенки мышиного цвета – все это вызывало общее ощущение брезгливости. Даже дорогой наряд и парочка охранников за спиной (по всей видимости, это были именно они), не спасали.

Маша скорее не увидела, а ощутила, как сразу напрягся Весь.

Наверняка незваные гости не сулили ничего хорошего. Сможет ли белобрысый справиться с ними? Тем более что сложно предугадать, как себя поведут жители селения, если артистам вздумается перечить этой, судя по всему, важной шишке. Того и гляди, что пособят своим, скопом скрутят чужаков.

– Что угодно благородному господину? – первым заговорил Весь. Он спешился, держа коня под уздцы.

В тоне его не было ни малейшего почтения, не привык сиятельный граф склоняться перед кем-то, кроме царственных особ, а сегодня ему еще и шлея под мантию попала!

Это заметил и пришелец, взъярившись:

– Ты как разговариваешь со мной, актеришка? Да ты знаешь, кто я?

Весь хладнокровно ответил:

– Разумеется, нет, вы ведь не соизволили назваться!

Только Маша, успевшая немного его изучить, видела, что он в ярости. К нему, урожденному графу и высшему жрецу бога Смерти, обращались на «ты», да еще и возмущались, что он недостаточно почтителен! Пусть даже в этом мире Весь – никто, однако привычки и представления о себе, впитанные с молоком матери, не так-то легко побороть! Он мог дурачиться на ярмарке, изображая циркача, но по своему желанию! А тут…

Формально Весь был совершенно прав – незнакомцы не представились, однако они с Машей сейчас играли роль артистов, представителей самого бесправного класса, которых здесь любой может обидеть. Маша подумала, что Весь мог бы быть и повежливее – не переломится, если отвесит поклон. В конце концов, и она не привыкла у себя дома кому-то кланяться, а как попала в этот мир – пришлось научиться, пусть и скрипя зубами.

– Я Ферий Кладовой, управляющий властителя равнин Ирона Вергийского, – важно объяснил худой.

– Приветствую вас, господин управляющий, – со всем изяществом поклонился Весь.

Лицо его при этом осталось невозмутимым, хотя понятно было, как ему тяжело почтительно обращаться к тому, кто настолько ниже его по положению!

Но выбора не было – с худого явно сталось бы и приказать палками проучить строптивого артиста.

Зато взгляд Ферия сразу стал благосклоннее – вежливый тон и глубокий поклон явно польстили самолюбию управляющего.

– Так-то лучше, а то я уж подумал, что ты из этих «революционеров», которые заявляют, что никому не собираются кланяться! – заметил он.

Маша понадеялась, что лицо ее сохраняет такое же спокойное выражение, как у Веся, или хотя бы никто не заметил, как ее передернуло при этом упоминании.

– Нет, что вы, господин управляющий! – опять поклонился Весь. – Мы простые артисты, какое нам дело до политики?

– Стало быть, вы послушны законным властям? – зачем-то снова уточнил худой.

– Конечно, – заверил Весь почти искренне. – Но что угодно господину?