Текст книги "О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?"

Усвоение амслена другими антропоидами

«Проект Коко»

К середине 1970-х годов в исследование языка животных были вовлечены еще три вида обезьян: бонобо, горилла и орангутан, но в конце 1960-х, когда работы в этой области только начинались, в качестве объекта изучения использовали исключительно шимпанзе. В то время они были (и остаются) наиболее изученным видом человекообразных обезьян, отчасти по причине относительной легкости их содержания в лабораторных условиях (по сравнению с более крупными гориллами и орангутанами и меньшей доступностью относительно недавно открытого вида антропоидов – бонобо), но также и в силу той репутации, которую гориллы приобрели в результате исследований Роберта Йеркса. Ученый описал их как чуждающихся человека, независимых, упрямых и неприятных животных. Он утверждал, что в плане послушания и добронравия гориллам настолько далеко до шимпанзе, что им не место в лабораториях.

Несмотря на дурную славу горилл как объекта исследований когнитивных способностей, Фрэнсин Паттерсон, сотрудница Стэнфордского университета в Калифорнии, специалист по сравнительной и эволюционной психологии, заинтересовалась перспективой повторить опыты Гарднеров на гориллах и обучить их амслену.

Такая возможность скоро представилась:4 июля 1971 г. в зоопарке Сан-Франциско у гориллы родился детеныш-самка. Ей дали имя Ханаби-Ко (япон. «искрометный ребенок»), сокращенно Коко. Когда обезьяне исполнилось 6 месяцев, из-за необходимости лечения хронической дистрофии и дизентерии ее отобрали у матери. К тому моменту Коко весила меньше 2 кг, почти как новорожденный детеныш. После интенсивного лечения ее поселили в доме директора детского зоопарка, где она провела следующие 6 месяцев. К году Коко была уже в отличном состоянии и не страдала никакими неврологическими отклонениями. Гориллу перевели в питомник для молодняка, где за ней почти весь день могли наблюдать посетители.

В июле 1972 г. Ф. Паттерсон получила разрешение обучать Коко амслену. Так появился «Проект Коко», который был направлен на изучение межвидовой коммуникации и оказался долгосрочным. Проект расширился в сентябре 1976 года, когда к Коко в качестве напарника и потенциального супруга присоединился самец равнинной гориллы по имени Майкл в возрасте 3¹/2 лет. Он рос на воле, с матерью, т. е. получил обычное для дикой гориллы воспитание. После поимки охотники продали его, и он попал в Австрию, в условия, близкие к условиям зоопарка. Там за ним ухаживала женщина, говорившая по-немецки. «Проект Коко» продолжается и по сей день. Обе обезьяны оказались долгожителями – в момент написания нашей книги Коко было 34 года, а Майкл умер за несколько лет до этого в возрасте 27 лет.

Вскоре после того как Майкла включили в проект, он, как и Коко, стал ежедневно общаться с людьми, обученными амслену, и одновременно с говорящими по-английски сотрудниками, т. е. постоянно находился в бимодальной (когда задействованы и зрение и слух) двуязычной среде, воспринимая параллельно два языка – амслен и устный английский. В этом условия «Проекта Коко» радикально отличались от условий воспитания Уошо, которая в первые пять лет своей жизни (1966–1970 гг., до переезда в Оклахому) практически не слышала устной речи, во всяком случае, ее воспитатели прилагали к этому немалые специальные усилия. Ход освоения амслена в целом походил на описанный для Уошо. Чтобы более точно представлять использованные в этом проекте (и достаточно типичные) подходы к обучению и критерии для сравнения, остановимся на них более подробно.

Успехи обезьян регулярно фиксировали с помощью подробных дневниковых записей. Для того чтобы продемонстрировать, что сделанные заключения базируются на точных фактах, и собрать представительный лингвистический материал, который можно было бы сравнить с аналогичными многолетними данными об усвоении языков детьми и шимпанзе, периодически проводили киносъемку. Авторы также ставили перед собой задачу использовать впоследствии собранные документальные материалы, чтобы проиллюстрировать роль когнитивных способностей в становлении и употреблении языка-посредника. Кроме того, предполагалось, что благодаря усвоению гориллами языков-посредников можно будет больше узнать об их интеллектуальном, эмоциональном и социальном развитии. В задачу проекта входило не просто изучить процесс усвоения слов, но и выяснить, как гориллы используют выученные жесты. Чтобы упростить прямое сравнение результатов, «Проект Коко» планировался по образу и подобию «Проекта Уошо» Гарднеров. Тем не менее, программы имели существенные различия. Во-первых, начиная с августа 1972 г. и на протяжении как минимум первых шести лет эксперимента в роли учителей Коко (а затем и Майкла) выступали люди, для которых амслен был первым освоенным языком (глухонемые дети глухонемых родителей). Они общались с Коко от 12 до 20 часов в неделю, т. е. примерно от ¹/8 до ¹/4 общего времени бодрствования животного. Кроме того, опять-таки в отличие от «Проекта Уошо», авторы приветствовали всякое использование устного английского в присутствии гориллы. В те шесть месяцев, что обезьяна жила в доме директора зоопарка, и затем в питомнике она регулярно находилась рядом с людьми, говорящими по-английски. Когда Ф. Паттерсон начала работать с гориллой, та уже отзывалась на несколько слов. Несмотря на то, что, как показали уже цитированные нами исследования начала ХХ века, даже после многих лет обучения обезьяны были в состоянии выговаривать не более полдюжины слов, их способность понимать речь, похоже, превосходила умение ее продуцировать. Авторы надеялись, что и Коко со временем начнет понимать значительное количество английских слов. Вполне вероятно, что некая избыточность, возникающая при одновременном использовании языка жестов и акустической речи, облегчает процесс обучения, а параллельное использование знаков двух модальностей облегчает решение тестов на понимание и кроссмодальный перенос.

Важное отличие методики, примененной для горилл, от реализованной в «Проекте Уошо» состояло в том, что она включала детальное протоколирование не только отдельных высказываний обезьян, но, что очень важно, и контекста, в котором они появлялись. Отсутствие такой регистрации было одним из замечаний, предъявленных Гарднерам. Наконец, в ходе первых восьми лет реализации «Проекта Коко» регулярно применялись различные тесты для оценки когнитивных способностей, результаты которых можно было непосредственно сравнивать с данными, полученными на детях и шимпанзе.

Первые одиннадцать месяцев (с 12 июля 1972 г. по 20 июня 1973 г.) «Проект Коко» осуществлялся на базе «детской площадки» зоопарка, на глазах у публики. Все это время примерно по 5 часов в день в вольере с Коко находились один или несколько сотрудников, обучавших обезьяну языку жестов. С конца 1973 г. по октябрь 1979 г. лаборатория переселилась на территорию Стэнфордского университета, заняв фургон размером 10 на 50 футов. Он был поделен на 5 комнат, оснащенных обычной домашней утварью и множеством прочных игрушек. Перемещение в новую обстановку привело к более тесному общению с воспитателями. Коко больше не отвлекалась на посетителей, и время уроков удалось увеличить с 5 до 8—12 часов в день. С 31 октября 1979 г. для реализации проекта использовали два тридцатифутовых трейлера, расположенных на участке площадью в шесть акров у подножия горы Санта-Крус к югу от Сан-Франциско (Калифорния).

Так же как и Гарднеры, Ф. Паттерсон следовала принципам перекрестного воспитания. Обстановку жизни горилл и характер их взаимодействия с окружающими старались сделать как можно более похожими на условия, в которых растет обычный ребенок. Так поступали по двум причинам. Во-первых, для того, чтобы добиться от горилл усвоения языка или подобных языку навыков, важно было создать благоприятную для этого среду и предоставить им возможность общаться с другими носителями языка. Во-вторых, чтобы удобнее проводить прямое сравнение с развитием языка у детей, нужно было обеспечить гориллам по возможности сходные условия обитания. В противном случае невозможно было бы выявить различия, обусловленные воздействием окружающей среды. Поэтому использованная в экспериментах с гориллами обстановка во многом напоминала семейную. У них всегда было много игрушек и несколько домашних животных. Пока обезьяны были молодыми, их часто выводили на прогулку. Им разрешалось играть на площадках вне дома и ежедневно общаться с людьми.

Как уже упоминалось, с момента, когда Коко и Майкл начали участвовать в проекте, их развитие ежедневно подробно описывалось. На разных этапах степень подробности протоколирования менялась. Возможность представить себе этот процесс во всей полноте дает статья (Паттерсон и др. 2000). В ней детально описаны все способы фиксации получаемых данных, которые применялись на разных этапах работы, с указанием временных рамок. С учетом критики, которой подверглись Гарднеры, в работах Паттерсон особое внимание было уделено ситуации, когда гориллы производили тот или иной жест. Это позволяло оценить, не является ли он прямым копированием высказываний тренера. Кроме того, письменно фиксировались наблюдения, касающиеся других сторон развития обезьян – их социального и игрового поведения, когнитивного и моторного развития. Периодические кино– и видеосъемки дополняли письменные отчеты.

Особенно детально описывался процесс обучения Коко в первые шесть лет эксперимента. Сначала фиксировалось каждое слово, каждый обмен жестами между Коко и ее собеседниками на протяжении 4–5 часов несколько раз в неделю. Затем протоколирование ограничилось 8—10 часами в месяц. Авторы случайным образом выбирали 1 час в период с 9 утра до 6 часов вечера, так, чтобы одно и то же время наблюдений не повторялось дважды за месяц; таким образом, им удавалось охватить весь спектр дневной активности Коко. Начиная с 40-й недели эксперимента стали использовать менее трудоемкий метод аудиозаписи: лаборант наговаривал на диктофон все высказывания Коко и ее собеседника (собеседников), а также фиксировал не связанные с языком особенности ситуации и все проявления необычных жестов. Чтобы полнее представить темп и объем жестикуляции Коко на протяжении дня, начиная с двенадцатого месяца реализации проекта, помимо восьми одночасовых наблюдений, раз в месяц проводили одно восьмичасовое. Когда в лаборатории появилось соответствующее оборудование (16-й месяц эксперимента, ноябрь 1973 г.), стали делать регулярные видеосъемки (от 30 минут до 8 часов в месяц – максимум того, что позволяли средства). Мы столь подробно остановились на описании этих методических деталей, чтобы показать, насколько тщательно и продуманно осуществлялся сбор данных.

Бо́льшая часть данных об усвоении и использовании жестов, которые обсуждаются в статье (Паттерсон и др. 2000), была получена в ходе первых десяти лет работы. По мере того как разворачивался проект, «словарный запас» горилл становился все больше, «фразы», которые они конструировали, все длиннее, и затраты (труда и времени) на получение подробных записей и фильмов перестали себя окупать. На протяжении всего эксперимента авторы как минимум раз в месяц снимали фильм, а также по-прежнему вели ежедневные записи. На базе анализа этих материалов сведения об использовании жестов заносились в отдельный журнал. Лаборантам-смотрителям вменялось в обязанность описывать все случаи общения с животными с помощью жестов и делать это как можно быстрее, пока все подробности свежи в памяти, но так, чтобы не прерывать общения.

Коко, а затем Майкла обучали двум формам амслена. С одной стороны, их учили естественные носители языка жестов, применяя при этом его грамматику. С другой стороны, обезьянам показывали вариант языка жестов, в котором использовался порядок слов, присущий английскому языку. Этот вариант иногда именуют ломаным английским языком глухонемых (ЛАЯГ). Второй случай чаще имел место, когда с гориллами занимались люди, усвоившие язык жестов ускоренно, специально для участия в проекте. Кроме того, наставники, пользовавшиеся этим вариантом амслена, чаще сочетали жесты с акустической речью. Со временем такая форма подачи материала стала преобладающей, хотя в каждый момент времени в штате обычно был хотя бы один сотрудник, бегло владеющий настоящим амсленом и использующий его грамматику.

Для пополнения «словарного запаса» горилл использовали те же две техники, что и при обучении шимпанзе: «формовка» и моделирование (имитация). При «формовке» учитель брал руку (руки) гориллы в свои, складывал их нужным образом, а затем двигал ими так, как того требовал изучаемый жест. При моделировании сотрудник показывал жест и побуждал обезьяну повторить его. На ранних этапах формирования словаря горилл применялись обе техники. По мере того как обезьяны овладевали языком жестов, необходимость в формовке постепенно отпадала, и они пополняли свой лексикон в основном за счет подражания жестам окружающих (моделирование).

Когда Ф. Паттерсон только приступила к «Проекту Коко», она делала упор на оценку объема «словарного запаса» обезьян и стремилась к его расширению. Она исходила из того, что объем словаря человека рассматривается как достоверный показатель его когнитивного и языкового развития. При этом особую ценность с нашей точки зрения имел тот факт, что при планировании исследования была предусмотрена возможность на каждом этапе развития надежно оценивать и сопоставлять словарный запас Коко, шимпанзе Уошо и обычного ребенка, обучающегося устной речи или языку глухонемых. Достоверности результатов такого сравнения способствовало сотрудничество с Джоном Бонвиланом, лингвистом из Голлаудетского университета (Вашингтон, США), специалистом по амслену и поведению глухих детей в процессе его освоения.

При оценке, особенно сравнительной, показателей усвоения языка многое зависит от принятых исследователями критериев. Ф. Паттерсон избрала достаточно жесткий критерий научения: знак считался достоверно вошедшим в лексикон гориллы, если она использовала его спонтанно – без подсказки человека и не менее 15 дней данного месяца. Гарднеры придерживались несколько иного критерия: жест считался выученным, если обезьяна использовала его 14 дней подряд. На ранних этапах обучения Коко Ф. Паттерсон вычисляла словарный запас, используя оба критерия, чтобы упростить прямое сравнение успехов Коко и шимпанзе Уошо.

К концу первого года обучения Коко только 13 жестов удовлетворяли критерию Ф. Паттерсон. Следующие 18 месяцев, как и у детей, ознаменовались скачком в развитии, и к концу третьего года занятий Коко освоила уже 184 знака. Когда горилле исполнилось 5¹/2 лет, она регулярно использовала 246 жестов.

Сравнение с Майклом хорошо демонстрирует размах индивидуальных различий этого непростого процесса. За первый год обучения его успехи оказались более значительны, чем в свое время у Коко: он выучил 24 знака. Но за три года Майкла удалось научить лишь 130 знакам, его развитие существенно замедлилось. К концу пятого года Майкл использовал 156 знаков, а знал 358. Очень важно отметить, что некоторым жестам он учился непосредственно у Коко. Когда Майкл обращался к ней (что случалось гораздо реже, чем обратное), он использовал варианты жестов, имитирующие движения Коко, а не ее учителей-людей. Например, он пользовался специфическими для Коко жестами для обозначения щекотки, женщины и мужчины.

Сравнение скорости научения Коко и Уошо

До того как у Ф. Паттерсон появилась вторая горилла, она сравнивала «словарный запас» Коко с успехами Уошо. Исследовательница рассчитывала «словарный запас» гориллы исходя из критерия Гарднеров – использование жеста в течение 14 дней подряд. Достижения Коко оказались весьма впечатляющими: за 36 месяцев обучения она выучила 127 жестов, а Уошо за тот же период усвоила 85 знаков. После 51 месяца тренировки питомица Гарднеров владела 132 знаками, а лексикон Коко за это же время обучения насчитывал 161 жест. Итак, строго говоря, различия между этими двумя обезьянами, так же как и между разными гориллами, отражали вполне ожидаемую индивидуальную изменчивость и не давали оснований для выводов о преимуществах какого-либо из видов в освоении амслена. К тому же выводу, как мы увидим в следующих главах, приводят и сравнения способностей обыкновенных шимпанзе и бонобо при освоении другого языка-посредника – йеркиша.

Сравнение скорости научения амслену горилл и детей

Совсем по-другому обстояло дело при сравнении горилл с начинающими говорить на амслене детьми. Как и следовало ожидать, дети намного превосходят горилл как по скорости языкового развития, так и по абсолютному размеру своего лексикона. Тем не менее, в тенденциях и формах освоения языка-посредника выявилось несомненное сходство. Независимо от того, по какому критерию оценивался уровень научения, дети достигали каждого этапа совершенствования словарного запаса на несколько месяцев раньше, чем Коко и Майкл. И хотя гориллы продолжали овладевать новыми жестами, скорость их обучения значимо уменьшалась. За первые десять лет участия в проекте Коко осваивала в среднем 35 «слов» в год. Маленькие дети обычно пополняют свой лексикон гораздо быстрее, а к 10 годам их словарный запас состоит уже из многих тысяч слов. Анализируя эти данные, авторы ссылаются на два фактора, которые – да и то лишь частично – могли объяснить выявленные отличия. Во-первых, это значительные различия в предрасположенности человека и горилл к освоению языка: то, что без особого труда дается детям, требует многих лет обучения у человекообразных обезьян. Другой важный фактор – критический возрастной период, в течение которого возможно освоение языка. До годовалого возраста Коко не сталкивалась с амсленом. Майклу в начале работы с ним было 3¹/2 года, так что занятия начались в конце этого критического периода, а то и после. Он начал учиться намного позже даже того возраста, когда у Коко произошел скачок в развитии. Следует отметить также, что он был старше Шермана и Остина, начавших учиться йеркишу сравнительно поздно, в 1¹/2 и 2¹/2 года, но тем не менее продемонстрировал убедительные достижения. Похоже, что Майкл – своего рода чемпион, поскольку из всех обезьян, освоивших в той или иной степени язык-посредник, он начал учиться в самом позднем возрасте. От Мататы, которую начали учить йеркишу в 6 лет, так и не удалось ничего добиться.

Справедливость гипотезы о значении раннего начала обучения была подтверждена многократно. Упомянем только различия между Канзи и Шерманом и Остином: «отрыв» в начале обучения от Канзи составлял у них всего 1¹/2 и 1 год, но степень овладения языком отличалась разительно.

Дети, с которыми Ф. Паттерсон и лингвист Дж. Бонвилан сравнивали достижения Коко и Майкла, попадали в среду глухонемых с момента рождения и делали первые распознаваемые жесты между 8 и 9 месяцами, когда обычные дети произносят свои первые слова. Поскольку у глухих детей было некоторое преимущество (фора) в самом начале освоения языка, авторы решили воспользоваться другими показателями для межвидового сравнения скорости научения. Один из них заключался в расчете времени в месяцах между первым случаем использования жеста и обучением 50 знакам. Из-за опасений, что успехи Коко сильно занижаются, для данного сравнения выбрали другой критерий научения: согласно «критерию использования» данный жест учитывался, если он хотя бы единожды был спонтанно применен «к месту». Большая часть детей овладела своими первыми 50 жестами за 10 месяцев. Для накопления подобного словаря Коко потребовалось 13 месяцев, а Майклу – 15.

Другой метод оценки темпа овладения словарным запасом заключался в подсчете скорости, с какой усваивались жесты с 10-го по 50-й. По этой шкале средняя скорость усвоения у детей составляла 7,8 новых жеста в месяц (от 3,6 до 13,3), у Коко она составила 4,4, а у Майкла – 3,6. Обе гориллы усваивали знаки медленнее, чем дети, но ни та ни другой не выходили за нижний предел нормы, характерной для детей. Более того, скорость освоения новых жестов у Коко значимо возросла между 2¹/2 и 4¹/2 годами жизни – в это время она пополняла свой лексикон примерно на 200 знаков в год, если пользоваться «критерием использования», и вдвое медленнее, если применять более строгий критерий Ф. Паттерсон.