Текст книги "Загадка о тигрином следе"

Глава 21

Генерал едва заглянул в колодец, в котором Луков обнаружил мертвецов. Затем бывший жандарм долго осматривал двор, зашёл в дом, после чего направился в степь. Более молодые подчинённые едва поспевали за широко шагающим стариком. По пути Вильмонт вытащил из кармана и показал несколько стрелянных патронов:

– Вот эта гильза от охотничьего ружья. Я нашёл её в доме. По всей видимости, хозяева пытались минувшей ночью дать отпор незваным гостям. А эти гильзы от британской винтовки нью-энфилда – со двора.

Конские следы тянулись от постоялого двора в неглубокую лощину с пологими склонами. В овраге примерно в ста шагах от станции экспедиционеры наткнулись на обезображенный труп женщины. Подол юбки у неё был задран, голова и часть плеча снесены ударом сабли. Живот вспорот, внутренности вывалились наружу невнятной массой. Луков поспешно отвернулся от страшного зрелища, его замутило. Вдруг Одиссей услышал знакомое мяуканье – его издавал уже знакомый ему кот, тоже пришедший поглазеть на тело одной из своих хозяек

Генерал наклонился, чтобы погладить ластящегося к нему мурлыку, после чего внимательно осмотрел убитую женщину.

– Белоказаки – деликатно подсказал ему водитель. – Они всегда так – наиграются с человеком, а потом шашкой голову с плеч, словно качан капусты.

Немца поразила жестокость убийц. Потрясенный Вендельмут воскликнул:

– Варварский страна! Я ещё понимать, когда мужчины убивать мужчин, но зачем резать голову и живот фройлян! Нам надо быстро ехать отсюда, шнель-шнель!

Для немца, который редко без крайней необходимости произносил за раз более пяти слов, столь длинная тирада была необычна и свидетельствовала о его крайнем волнении.

Генерал что-то пробубнил в ответ, трогая пальцем и даже нюхая конский навоз – он снова занялся следами на земле.

– Я бы этих станичников – всех под пулемёт! – процедил, скрипнув зубами комиссар Лаптев.

– Басмачи! – пробормотал Вильмонт себе под нос – впрочем, достаточно громко, чтобы все его расслышали.

– Басмачи?! – удивлённо переспросил водитель. – Я здесь не первый месяц, знаком со многими местными. И вот что я вам скажу, товарищ: басмачей в этих краях не видывали даже при царе. Они там, – шофёр махнул рукой на Восток, – в Туркестане, в Ферганской долине, в сотнях верст отсюда.

– И всё-таки это не похоже на «старания» казаков – стоял на своём генерал, стряхивая снег с колен. – Не их почерк.

– Не представляю, зачем басмачам понадобилось так далеко уходить от родных краёв? – пожал плечами шофёр.

– Возможно – жадность, – предположил генерал. – Быть может, за наши головы кем-то обещаны полные курджумы золота.

Генерал мог в подробностях рассказать о каждой лошади, которая прошла здесь, черпая всю информацию из отпечатков оставленных её копытами.

– Кони боевые, не крестьянские – под тяжёлыми кавалерийскими сёдлами. Это не казачьи кони и не «степняки». Я отлично знаю степных лошадок местной породы, много на них ездил. Они малорослые, быстрые и неутомимые. У «калмыков» короткая шея и узкая грудь. Круп у них как бы опущен. Но здесь прошли высокие и рослые скакуны туркменской породы – «кабаиры». Бывают «карабаиры» самаркандские, бухарские, ферганские, ташкентские, хотя лично мне более по душе «карабаиры» каршинские. Во главе отряда ехал человек на превосходном арабском скакуне не старше пяти лет.

Вильмонт продолжал всматриваться в следы на снегу, словно читая по писанному:

– Всего лошадей здесь прошло не менее пятнадцати. Но полагаю, что всадников не так много. Просто у них есть сменные кони, на которые они загрузили взятую на станции добычу. Злые и опытные мужики! Давно воюют вместе, – понимают друг друга с полуслова, и беспрекословно повинуются своему командиру.

Вначале Луков немного рассеянно слушал то, что говорит генерал. Молодой человек находился в некоторой прострации, стараясь не смотреть в сторону изуродованного трупа. Но то, как старый разведчик рассказывал подробности события многочасовой давности, заставило Одиссея забыть про головокружение и тошноту.

– Женщину приволокли на аркане, – определил Вильмонт. – Но надругались над ней и убивали её только трое. Вот следы узбекских сапогов-чувяков насильников. Их получившие временную свободу от удил кони свободно передвигались какое-то время, – искали траву под снегом. Остальные всадники, не дожидаясь, когда товарищи закончат забавляться с пленницей, уехали дальше.

Генерала удивила не столько жестокость, сколько жадность басмачей – по всей видимости, они захватили на станции нескольких лошадей и в том числе хромую кобылу. Проку от тощей больной лошадёнки было немного, зато она могла сильно замедлить скорость отряда. Разве что бандиты намеревались на ближайшем привале сварить из её мяса плов.

Генерал предложил вернуться к дому. Возле коновязи он определил, что, судя по количеству конского навоза, басмачи довольно долгое время провели на почтовой станции.

– Похоже на то, что они готовили западню. Но что-то изменило их планы.

Генерал взглянул на Лукова.

– Так что вам повезло, что вы не попали в капкан, поставленный опытными охотниками.

Лукова вдруг начало трясти. Его натянутые до предела нервы не выдержали. Из глаз сами собой брызнули слёзы. Окружающий мир вдруг поплыл, гулко застучала кровь в ушах. К горлу подступила тошнота, он даже пошатнулся.

– Ну, ну, спокойнее! – услышал Одиссей обращённый к нему участливый голос Вильмонта. – Дышите глубже.

Одиссей попытался последовать рекомендации генерала, но тут его вырвало. Он не знал, куда ему деться от стыда. Молодому человеку казалось, что товарищи с насмешкой смотрят на него. Было чрезвычайно обидно, преодолеть собственный страх, чудом разминуться со смертью, и вот когда всё уже осталось позади, смазать всё произведённое на товарищей впечатление внезапной истерикой!

Но генерал был другого мнения на его счёт:

– Похвально-похвально, коллега! Вы показали себя молодцом! Полагаю, к концу экспедиции вы будете крепко стоять на собственных ногах. А в будущем сможете возглавить научно-исследовательские партии…

После нескольких ночёвок в степи возможность выспаться на нормальных кроватях в протопленном помещении воспринималась как неслыханная роскошь.

Обед организовали из остатков привезённых с собой продуктов, ибо похозяйничавшие в доме бандиты очистили весь погреб. После трапезы Вильмонт расстелил на столе карту. Так как на почтовом тракте перехватить их было проще всего, генерал согласовал с водителем новый – витиеватый маршрут, идущий «вокруг» основной дороги.

Уже когда садились в машину, Одиссей случайно устремил взгляд вдаль. На вершине дальнего холма будто мелькнул силуэт всадника и тут же пропал. Одиссей решил, что ему просто показалось, ведь в степи подобный обман зрения не редкость.

Глава 22

Полная луна заливала окружающее пространство магическим голубоватым светом и отражалась белым диском в тёмных водах реки, которая почти освободилась от сковывавшего её ледяного панциря. Стремительное течение уносило прочь остатки ледяного покрова.

Мост, на который они рассчитывали – исчез: то ли был кем-то разобран, то ли снесён начавшимся ледоходом. Впрочем, к подобным сюрпризам путешественникам было не привыкать. Решено было на рассвете искать подходящий для переправы брод, а пока становиться лагерем.

Все так проголодались, что решили немедленно разжечь большой костёр, чтобы сварить в экспедиционном котле еду «на всю артель». Лукова послали набрать камыш для костра. Двигаясь по берегу реки, он то и дело останавливался, поднимал лицо к волшебному небесному фонарю, любуясь жемчужным сиянием, которым он наполнял подлунный мир.

Вдруг Луков заметил отчётливо отпечатавшиеся на подтаявшем снегу следы. Они тянулись вдоль берега и образовывали тёмную мокрую прогалину. Вернувшись к костру, Одиссей рассказал генералу о своей находке. Они вместе двинулись по цепочке следов и вышли к тому месту, где, судя по отпечаткам копыт, двоих мужчин ожидали стреноженные лошади.

Луков ожидал, что генерал немедленно свернёт лагерь, и они поспешат вниз по течению в поисках мелководья, подходящего для переправы. Но Вильмонт решил иначе:

– В любом случае мы в ловушке, ибо прижаты к реке. Наши враги – полные хозяева положения, они могут выбирать, где и когда нанести нам удар. Единственное, что мы можем в этой ситуации сделать, это набраться сил перед предстоящим сражением.

Наевшись пшенной каши, щедро приправленной салом, Луков раскрыл маленький блокнотик и стал писать химическим карандашиком прощальное письмо отцу, на тот случай, если будет убит. Была маленькая надежда, что мародёров не заинтересуют его записи, и они неведомыми путями окажутся в руках дорогого человека.

Покончив с письмом, он записал также путевые впечатления за последние несколько дней. Как ни странно настроение у него было вовсе не похоронное. Тепло костра вытесняли промозглую речную сырость из его членов. Луков шевелил пальцами ног в размокших валенках, зная, что вскоре им станет тепло и комфортно. После сытной еды, возле щедро одаривающего своим теплом костра хорошо думалось, даже поднадоевшая похвальба вклинившегося в чужой разговор комиссара на этот раз не отвлекала. Мысли неторопливо тянулись одна за другой – ясные, оригинальные, – такие, которые жаль будет, если вовремя не положишь на бумагу.

Иногда невольно отвлекаясь от писанины, молодой человек вслушивался в звук журчащей неподалёку воды. Это была настоящая симфония: вода плескалась на камнях-голышах, журчала, бормотала и даже звенела на отмелях, проходя сквозь туннели, образованные кусками застрявшего льда.

Понемногу все стали укладывались спать, тесно прижимаясь друг к другу. В конце концов, оставшись без слушателей, Лаптев тоже свернулся калачиком, подставил спину костру и вскоре начал мирно посапывать. Так как Одиссею не спалось, он вызвался первым охранять лагерь. Через два часа его сменил немец. Вдоволь надумавшись и, наконец, ощутив приятную усталость, Луков тоже заснул…

Сквозь сон Одиссей услыхал поднявшуюся суету вокруг себя и вместе с тем тревожный гул, похожий на стук многих копыт приближающегося табуна.

– Подымайтесь! Скорей к машине! – заорал генерал.

– В чём дело? Чего горланить спозаранку! – послышался недовольный заспанный голос комиссара. – Я только отдежурил, имею право ещё поспать. Обрыдла ваша солдафонская дисциплина!

– Хорошо, дрыхните дальше, только голову проспите! – рявкнул на Лаптева генерал.

Одиссей разлепил веки. Костёр давно потух, было страшно холодно и промозгло. Над рекой и по её берегам клубился туман. Комиссар вскочил на ноги. Спросонья словно пьяный, он едва не сбил сапогом подвешенный над потухшим костром котёл.

Над Луковым на мгновение склонился последним охранявший лагерь немец. В руках он воинственно сжимал карабин.

– Die Angst macht Beine55
  Страх придаёт прыти (нем.).


[Закрыть] – на своём гортанном языке «пролаял» Вендельмут, глядя куда-то в сторону. Словно спортсмен-спринтер он сорвался с места в сторону автомобиля.

Обернувшись на топот многих коней, Луков увидел картину, от которой у него всё мгновенно сжалось внутри. На них неслась чёрная стая всадников. Правда на таком расстоянии он воспринимал фигуры всадников, как расплывчатые пятна, но сколько энергии и злой решимости чувствовалось в их галопе даже отсюда! Между кавалерийской лавой и лагерем маячила фигура бегущего человека. Одиссей поспешно надел очки и ещё более ужаснулся. Это был водитель экспедиционного автомобиля! Похоже, он отошёл подальше, чтобы справить большую нужду и оказался в безнадёжном положении: бедняга во все лопатки улепётывал от кавалеристов, но с первого взгляда было ясно, что ему не спастись.

Тут взгляд Одиссея упал на оставленные возле костра на расстеленном куске дерюги консервные банки и свёртки. Без этих продуктов в голодной степи им не выжить, даже если повезёт уйти от басмачей! Луков принялся лихорадочно запихивать обратно в вещевой мешок сало, хлеб, картошку, пакеты с крупой и концентратами. Собрав провизию, молодой человек закинул мешок за плечи и оглянулся. Ужас пронзил каждую, клеточку его плоти. От общей массы басмачей отделились четверо и направили коней в его сторону.

Глава 23

Не передать чувство отчаяния и растерянности, овладевшее молодым учёным, который в своей жизни и мухи не убил. Прямо на него неслись четверо вооружённых головорезов! Лица их были искаженным яростью и смуглы почти до черноты, отчего казались ещё ужасней. Всадники перекликались на своём языке и скалили зубы, подобно хищным зверям. В руках их сверкали длинные острые клинки. Как востоковед, Луков понимал, что кричат всадники, и от этого ужас его становился только сильнее. И в такой момент он оказался безоружен! До карабина, с которым он этой ночью охранял спящий лагерь, теперь уже не успеть!

Каким-то озарением, шестым чувством Луков понял, угадал единственную возможность выжить. Он нахлобучил на голову остывший котёл, предварительно выплеснув из него остатки каши. А уже в следующее мгновение на него налетели конные джигиты и начали рубить.

Удары и ругательства посыпались на Лукова, как град. Некоторые удары принял на себя ранец с продуктами. Но хуже всего были те, которые, не будь на нём защиты, раскроили бы Лукову череп. Ярость бандитов ощущалась даже через сталь! Они рубили с потягом, стремясь разрубить странный «доспех», и зверели от собственного бессилья! Тяжёлые сабельные удары гулко отзывались в мозгу, однако импровизированный шлем надёжно спасал от заточенной, как бритва, клинковой стали.

Вдобавок к его находчивости Одиссею ещё и фантастически везло: один удар пришёлся вскользь по шее. Другой в руку, которой Одиссей прикрывал лицо, но к счастью плашмя. Кто-то из всадников ткнул его в спину острием палаша. И снова удача! Лезвие вошло в заплечный мешок и застряло там.

Позднее Одиссей вспомнил, что, пытаясь защититься, укусил одного верхового за подставленную ляжку, а второго ткнул подвернувшейся под руку палкой в бок. Он не знал, кто из них наградил его за это пистолетным выстрелом, потом другим, но ни одна пуля даже не ранила его. Но такое везение не могло продолжаться вечно! В конце концов кому-то из всадников удалось бы зарубить безоружного чудака. Но тут наступил хаос. Лошади вставали на дыбы и сбрасывали седоков, другие валились вместе с хозяевами. Вакханалия смерти сопровождалась конским ржанием и криками раненых. И всё это перекрывал методичный, как лязг заводской машины, грохот «машины смерти» системы Шоша.

В конце концов басмачи не выдержали меткого кинжального огня и повернули коней в степь. С собой на аркане они уволокли беднягу-шофёра.

Трое всадников, вырвавшиеся вперёд в начале атаки, и отрезанные от своих пулемётным огнём, попытались на конях переплыть реку. Двоих смертоносный свинец настиг в воде, и над их головами навсегда сомкнулись серые воды. Последнего басмача Лаптев достал, когда его конь уже выбрался на противоположный берег. Басмач взмахнул руками и кулем повалился с коня.

О преследовании бандитов нечего было и думать – винтовочная пуля пробила радиатор мотора и из него вытекла вся вода. Пока немец гадал, как исправить положение, Лаптев обходил поле закончившегося боя, любуясь на трупы убитых им бандитов. На плече герой гордо нёс дымящийся «Шош».

– Честное пролетарское жалею, дружище Фридрих, что я не успел накрошить их всех! – хвастливо досадовал комиссар.

Немец уважительно кивал. Германский ас понимал толк в хорошей пулемётной стрельбе, но впервые наблюдал «мясорубку по-русски». Комиссар, «снимая» с лошадей одного за другим вражеских наездников, ещё находил время оборачиваться к немцу и спорить на следующую цель: то на папиросы, то на бутыль первача.

– А ведь у нас получилось! – горделиво крикнул Лаптев генералу, имея в виду, конечно, прежде всего самого себя. – Мы удержали этих сукиных сынов на расстоянии вытянутой руки, и даже послали их в нокатут, прямо как в английском боксе.

– Да удержали – согласился генерал, хотя и упрекнул комиссара, что тот мог бы расходовать боеприпасы более экономно, чтобы в следующий визит бандитов им снова было чем их встретить. Впрочем, Вильмонт должен был признать, что своим спасением они в большой степени обязаны человеку, который в последнее время находился среди них на положении презираемого парии. В критический момент, когда всё казалось потерянным, комиссар сумел справиться с заклинившим пулемётом (замёрзла оружейная смазка или льдом сковало затвор) и так лихо повёл огонь из него, что мгновенно переломил ход боя и заставил гораздо более многочисленного противника бежать.

Но упивающемуся собой Лаптеву было мало сдержанной похвалы начальника и молчаливого уважения немца. Ему страшно хотелось вновь ощутит власть. В качестве жертвы он мог выбрать только Одиссея, который был слегка контужен и имел довольно жалкий вид: волосы молодого человека были перепачканы остатками каши из опрокинутого котла, одежда изорвана, мешок болтается на одной лямке у поясницы.

– Слушай, профессор! Тебе революция доверила винтовку не для того, чтобы ты имел воинственный вид, а для того, чтобы, даже погибая, ты разил её врагов! – напустился на Лукова комиссар. – А ты бросил оружие, как последний трус! Знаешь, что за это отправляют в трибунал?!

– Я не успел – пытался вставить слово Одиссей, краснея до корней волос.

Но комиссар не желал ничего слышать.

– Нет, ты струсил! Так скажи об этом прямо! Нечего петлять!

– Нечего я не струсил!

– Значит простофиля! А это ещё хуже – привычно чеканил слова недавний армейский комиссар. – Уметь обращаться с оружием – значит держать его всегда рядом с собой, чтобы не позволить классовому врагу застать себя врасплох. А ты прошляпил свой винтарь!

Луков сгорал от стыда. Неужели его могли заподозрить в трусости? Позор! Наверное, он действительно, поступил как дурак, ведь в бою первым делом надо думать об оружии, а не о спасении еды!

– Как представитель нашей революции я тебе больше не доверю оружия – презрительно объявил комиссар, который сам был лишён такого права, но как обычно в приступе принципиальности забыл про собственные грешки.

За Лукова вступился генерал.

– А, по-моему, вы несправедливы к научному руководителю нашей экспедиции. Надо понимать обстановку, и прежде выяснить, что двигало нашим товарищем, а не рубить с плеча.

Сказав это комиссару, Вильмонт повернулся к Лукову:

– Лично я признаться поражён вашей находчивостью! Помниться у Дон Кихота вместо шлема на голове был обыкновенный таз. Но как вас осенило – нахлобучить на себя котёл?!

Генерал смотрел на Одиссея так, словно тот побывал в Преисподней, и сумел выбраться обратно. Действительно, всё, что было надето на молодом человеке, включая вещмешок, было изрублено, как в шинкованную в капусту. Когда же генерал осмотрел раны, полученные Одиссеем, его изумление возросло ещё больше:

– Никогда бы не подумал, что человек, которого не менее пяти минут усиленно рубили саблями сразу несколько кавалеристов, может в итоге отделаться несколькими пустяковыми ссадинами и исполосованной в лоскуты одеждой.

– Наверное, я всё-таки везучий – скромно пожал плечами Одиссей.

– Полагаю, дело не только в одном везении. И ваша и моя одежда настолько пропитались парами бензина за последние дни, что резкий запах мог отпугивать лошадей, мешая их седокам, как следует прицелиться для смертельного удара.

Тут генерал спросил о том, что интересовало его больше всего:

– Но почему вы задержались у костра, когда все побежали к машине?

– Я не мог бросить продукты, – смущённо ответил Одиссей. – Тот, кто познал голод, не бросит еду. Сам не понимаю, как мне пришла в голову идея с котлом. Наверное, это случайность.

– Браво! – воскликнул генерал и даже заопладировал Лукову. – Запомните: случайностей в жизни не бывает. Вы оказались прирождённым солдатом, хотя наверняка не подозревали в себе такого таланта. К сожалению, современная война крайне редко предоставляет шанс так ярко проявить себя! Но вы показали себя, как истинный воин. Когда я говорю «воин», то имею в виду не функционеров в хаки из числа кадровых военных. Среди них часто попадаются случайные люди. Я имею в виду мужчин, для которых типичны такие качества, как врождённая отвага и сверхъестественная находчивость в критический момент, внутренняя самодисциплина и развитый самоконтроль, преданность своему Отечеству. Хотя им тоже свойственен инстинкт самосохранения, как и большинству нормальных людей, но при этом они уверены, что жизнь не является самой главной ценностью, что есть кое-что и повыше, например, честь или страх позора. Но даже из этой благородной когорты современная машинизированная война вытравляет рыцарский дух. Распространение пулемётов привело к тому, что даже истинный воин, если он не желает быть самоубийцей, не может вести себя, так как предписывает ему его натура, то есть идти на врага в полный рост в ритуальном боевом облачении, с вождями в первых рядах…

Луков почувствовал, что покраснел от волнения и удовольствия. Слышать такое от бывалого ветерана было почётно вдвойне. А генерал закончил свой монолог неожиданно:

– Не сочтите мои слова странными. Но поверьте старому солдату: чтобы почувствовать себя львом иногда полезно какое-то время поносить накидку из львиной шкуры. Поэтому советую вам начать носить сапоги и бриджи. Вот увидите: скоро вы почувствуете в себе важную перемену.

Затем Генерал обратился к комиссару:

– Не слишком заноситесь, товарищ Лаптев. То, что совершил Одиссей Гекторович, тоже подвиг. Он рисковал головой ради всех нас. В прежние времена я представил бы его к святому Георгию, как впрочем и вас… И запомните: нет больше нелепого мсье Паганеля! Господин Луков показал себя настоящим львом, редким храбрецом. Даже самый закалённый гладиатор на его месте мог бы потерять себя, а он не растерялся.

Когда комиссар отошёл генерал ласково сказал Одиссею:

– Я очень рад, что этим котлом вы спасли свою бесценную голову. Поверьте, голубчик: мне очень дорога ваша голова! Впрочем, вы спасли свой светлый ум не только для меня и этой экспедиции, – этим вы оказали большую услугу отечественной науке. В этом я ни секунды не сомневаюсь.

Как-то залатав с помощью подручных средств пробоину в радиаторе, немец сел за руль. Поехали. Двигаясь берегом, добрались до места, где, если верить карте, глубина позволяла машине достичь противоположного берега «вплавь». Правда ширина русла здесь всё равно была довольно приличная – метров пятьдесят, а из-за таяния льда уровень воды вполне мог подняться. В любом случае требовалось исследовать дно на наличие возможных омутов и прочих неприятных «сюрпризов».

Стоял солнечный день. Погода вроде бы благоприятствовала быстрой переправе. Но общая обстановка по-прежнему оставалась угрожающей. По всему берегу остались отпечатки копыт – где не было снега – на плотном песке и гальке. Басмачи знали про это место и в любой момент могли попытаться взять реванш за первое проигранное сражение.

На этот раз в воду решили идти втроём, чтобы в случае чего сразу прийти на выручку товарищу. Лаптева с пулемётом начальник оставил на берегу – прикрывать их на случай внезапного нападения. Чувствующий себя героем после недавней успешной стычки с басмачами комиссар воспринял это как должное. Раздеваясь, Одиссей слышал, как Гранит втолковывает генералу:

– Правильно, что мне доверились. Комиссар любому командиру должен быть ближе родной жёнки! Вам теперь надо постоянно держать меня рядом и спрашивать моего совета, тогда у нас в экспедиции полный порядок будет.

Тут Одиссей заметил, что мутные талые воды несут мимо них какой-то предмет.

– Смотрите! – крикнул он, указывая другим рукой. – Вон плывет!

Мешок из красной шерсти быстро плыл по течению, постепенно погружаясь в воду. Немец бросился в реку. Послышались веселые возгласы, советы. Генерал с Луковым и комиссаром побежали по берегу, готовые прийти на помощь товарищу. Но Вендельмут справился и сам. Он поймал мешок и, схватившись за конец брошенного ему каната, выбрался на берег.

– Интересно, чей он? Кто хозяин? – заинтриговано спрашивали друг друга путешественники.

Генерал перерезал ножом шерстяную петлю, на которой висел миниатюрный, красивой ручной работы посеребрённый замочек. Остальные столпились вокруг.

В одном кармане переметной сумы или курджума лежал Коран в переплёте из зелёного бархата, костяные чётки, шкатулка, запертая на ключ, шерстяной плед, винтовочные патроны с английской маркировкой на капсюлях и мешочек с золотым песком. Генерал пока отложил его в сторону.

В другой половине находились лепешки, завязанные в платок, восточный халат, небольшие кожаные ичиги, несколько пачек бумажных денег бухарского эмирата и английских фунтов-стерлингов, кусок вареной баранины, мешочек со специями, неполная бутылка с коньяком и шесть нефритовых мундштуков. Комиссар, понимавший в них толк, сразу поднес к глазу один из мундшутоков и в светлом глазке увидел изображение обнаженной красотки. В отдельном мешочке хранились крохотные золотые самородки – 19 штук. Луков с интересом наклонился над ними, взял и стал рассматривать в увеличительное стекло, которое имел с собой.

Генерал попросил у Одиссея лупу и тоже долго рассматривал в неё самородки, а затем золотой песок, высыпав его себе немного на ладонь.

– Столь значительные примеси платины встречаются только на Памире. А так как сумка должно быть принадлежала одному из подстреленных вами – генерал поднял глаза на комиссара – басмачей, то теперь я могу утверждать, что банда пришла сюда с Памира.

– Не морочьте нам голову, генерал! – усмехнулся комиссар, который почувствовал себя вновь вправе претендовать на первую роль в экспедиции, и потому желал подорвать авторитет Вильмонта.

– Ещё скажите, что они пришли сюда специально ради нас! Лично мне ясно, что это случайная шайка бродячих разбойников, которую занесло в эти края шальными ветрами. Но мы им дали хорошего пинка, так что скорей всего они быстро уберутся восвояси.

– Как я понимаю, вас не устраивают мои формулировки – спокойно принял вызов генерал. – Вы желаете точности? Извольте. Я считаю, что золото было найдено на Памире по ту сторону Заалайского хребта, а именно – в районе Алтын-Мазара. Думаю тут также есть золото из района Ляхша, где Мук-Су впадает в Кизыл-Су. Этот мелкий песок мог быть собран в реках Алайского хребта, даже по эту сторону.

Генерал пояснил, что может определить, из каких мест это золото, так как в своё время выполнял на Памире специальное задание Российского императорского географического общества, а именно его геологического отделения.

– Если бы в последнее время меня не стала иногда подводить память или при мне были бы сейчас мои дневники, я бы, конечно мог определить ещё точнее.

Наступила молчаливая пауза, сопровождаемая плеском воды и шорохом лёгкого бриза, веявшего над рекой. Все стояли в задумчивости. Похоже, генерал убедил всех за исключением комиссара. Теперь Лукову стало совершенно ясно, что бандиты ни за что от них не отвяжутся, не для этого они прошли такое значительное расстояние по незнакомой местности.

Генерал будто прочитал его мысли:

– Мы рано обрадовались. Полагаю, что нас атаковала только часть отряда – разведчики. Главные силы этой банды наверняка не так уж далеко. И составляют её не мобилизованные насильно «палочники», то есть бедняки-дехкане, воюющие топорами, вилами, мотыгами, а то и обыкновенными палками. Судя по оружию и снаряжению, которое я видел на убитых басмачах, против нас сражаются отборные джигиты – «мерганы» или по-нашему «стрелки». Если судить по содержимому сумки одного из утонувших нукеров, а он вряд ли являлся командиром разгромленного нами отряда, то можно предположить, что эти бандиты имеют большую власть там, куда мы направляемся. Им платят дань местные кланы, контролирующие золотые жилы Памира…

После тщательной разведки брода экспедиционеры законопатили щели в бортах и под капотом автомобиля смесью из речной глины и песка и благодаря этому сумели без проблем переправится на противоположный берег.