Текст книги "Некромант из провинции"

Потом Киреев стал размышлять о смысле странного сна, что посетил его под утро. Особенно – о первой его части – ведь эпизод с пропастью сенобитов был, скорее всего, просто отображением наиболее яркого впечатления предшествовавшей сновидению ночи, а столпившихся у холма зомби Егор уже видел прежде.

Совместный поход с Вадимом Дорогой… Куда? Абсолютно незнакомая местность – та поросшая лесом гора могла находиться как на необъятных просторах России, так и где-нибудь в Восточной или Западной Европе. А то и вовсе за океаном.

Егор сумел припомнить некоторые подробности сна. В финальной его части он был одет в свой повседневный городской наряд – джинсы и черную «косуху» (последняя, впрочем, являлась на деле заговоренным защитным панцирем). А вот во время падения в бездну и раньше, в процессе лесных приключений, на Егоре было надето нечто, напоминавшее классический колдовской балахон. Но ведь такие костюмы обычно носят адепты ранних ступеней… Да, у Киреева тоже был когда-то «капюшон волшебника», но только предназначенный для некромантов – черный, а не бордово-желтый, как во сне. И еще кое-что… Имя. Вадим называл своего спутника не Егором, и даже не Грегориусом, как полагалось при общении на уровне магических имен. Как-то совершенно иначе. Но точного звучания того имени Киреев, к сожалению, вспомнить не мог…

Так что же то был за сон? О чем предупреждал он мага, каким событиям служил предтечей? Непохоже было, что Кирееву, как это часто случается, приснились несколько видоизмененные картины из прошлого. Уж очень сильно должны они были измениться, чтоб организовать такой событийный ряд…

«Возможно, это был какой-то эпизод из его – Вадима – прошлого, – решил в конце концов некромант. – Ну да, точно, мы ведь, кажется, перепутали рюмки вчера, когда пили «Ягермайстер». Часть воспоминаний, которые Вадим ни от кого не скрывает, могла передаться мне вместе с каплями напитка. В жизни магов такое может случиться».

– Приехали, – Горри чертовски ловко вписался в брешь между двумя автомобилями на стоянке близ кладбища.

Ступив на землю Северного погоста, Киреев мгновенно понял – никаких злокозненных ритуалов, способных серьезно подорвать стабильность местной некросферы, здесь не производилось. Присутствовало множество следов деятельности одиноких Черных магов, да групп малолетних оболтусов, мнящих себя крутыми сатанистами. Но эти-то приходили сюда не за тем, чтоб разворошить могилы…

Довольно скоро Егор обнаружил отпечаток ауры Яна Грушницкого. Но – очень старый, более чем годичной давности. «Странно, – подумал Киреев, – если Ян замыслил поднять именно это кладбище, он должен был часто приходить сюда – прощупывать атмосферу, пытаться влиять на Хозяина, нагнетать напряженность. Такие вещи не делаются в последний момент. Или Грушницкий теперь настолько силен?».

– Я пойду поищу Хозяина Кладбища, – молвил Егор, повернувшись к спутникам.

– А мы пока посмотрим могилы, – прощебетала Олеся. – Они такие красивые…

Клыкастая кроха была права – давние и глубокие традиции ростовского похоронного дела привели к появлению целых кланов невероятно искусных мастеров, способных сотворить настоящие шедевры. Так исторически сложилось, что именно Северное кладбище стало своеобразной «выставкой» работ этих умельцев…

Чего стоит хотя бы этот маленький домик, что венчает могилу девочки, прожившей на свете всего-навсего девять лет! Черепичная крыша с чердачным окошком и печной трубой, миниатюрные колонны возле входа… Складывается полное впечатление, что его проектировал не гробовых дел мастер, а профессиональный архитектор.

А вот – могила, расположенная внутри самой настоящей часовни с небольшим куполом на вершине. Рядом с надгробной плитой, окруженной изящными литыми решетками, установлены массивная скамейка и стол для тех, кто придет сюда почтить память умершего.

Иные надгробия здесь прямо-таки просятся в художественную галерею. Как, например, памятник на могиле некоего Федора Дейнеги – черная плита, на которой изображен сам погребенный. С бокалом в руке он произносит тост, стоя над столиком, приютившим восемь бутылок с изысканными напитками. Возможно, при жизни этот человек был дегустатором спиртного или директором соответствующего производства…

Или же памятник на могиле, в которой покоится пожилая семейная пара – выполнен он в форме короны, разделенной надвое крестом с изображением распятого Спасителя. На каждой половине плиты – портрет одного из почивших супругов.

Много их – надгробных монументов, поражающих воображение, способных послужить объектом восхищения, и, как бы нелепо это ни звучало, радующих глаз – даже в таком невеселом месте, как кладбище. Плачущие ангелы, массивные высокие каменные кресты, дорогие мраморные мавзолеи… Мрачное величие посмертной тишины привлекает многих. В том числе и неформальную молодежь – двигаясь по погосту в поисках Хозяина, Егор приметил группу молодых парней и девушек, одетых так, словно они явились сюда после бессонной ночи в рок-клубе.

– О, смотрите, наш человек пошел! – донеслось с их стороны. Егор усмехнулся – ну да, конечно, «косуха». «Но знали бы вы, ребятки, что это такое на самом деле».

Человек, одетый в «косуху», где бы он ни появился, всегда привлекает к себе пристальное внимание окружающих. Явление это можно назвать своеобразной «загадкой металла», ведь казалось бы – а что особенного в проклепанных кожаных куртках, которые так любят носить поклонники тяжелой музыки? Одна из самых распространенных версий гласит, что наибольшие усилия в деле популяризации этого предмета одежды были приложены американскими байкерами. Но очень у многих людей «косуха» ассоциируется также со средневековым кожаным доспехом, то есть – атрибутом войны. И оба этих направления человеческой мысли целиком и полностью соответствуют действительности…

В наши дни «косуха» является одним из непременных атрибутов металлистов, панков, некоторых готов (большинство последних предпочитает, все же, кожаные плащи и костюмы из латекса). Но прежде чем она таковым стала, ей пришлось пройти довольно-таки долгий путь. А начался он…

Правильно. На войне.

Правда, различные источники говорят о разных войнах. Больше всего упоминаний об американо-корейской (1950–1953), но существуют и отсылки к временам Второй мировой. Ну а нестандартная застежка от левого бедра к правому плечу (благодаря которой куртка и получила свое имя) – та и вовсе заставляет вспомнить об американских же военных мундирах времен разборок между Севером и Югом.

В двадцатом же веке «косухи» первым делом вошли в обиход штатовских летчиков, для которых, собственно, и изготавливались. В летательных аппаратах того времени кабину пилота мало что защищало от холода – спасала только плотная кожа. На спине куртки была размещена специальная «гармошка», чтобы одежда не сковывала движения солдат. С тех пор, конечно, внешний вид «косухи» претерпел значительные изменения, но базовая дизайнерская идея по сути осталась прежней.

Чуть позже одетые в «косухи» летчики-ветераны вернулись в родные города. Привыкшие к скорости и бьющему в лицо ветру, они купили себе мотоциклы и создали байкерские клубы – либо же влились в уже существующие. Именно так «косуха» стала намертво связана с гордым и своенравным племенем байкеров. Лишь знаменитые «мотоциклисты-уголовники», Ангелы Ада, предпочитали нашивать «цвета» своего клуба на кожаные жилеты (но и среди Ангелов встречались обладатели «косух»).

Байкеры всея Америки стали перенимать новую моду, подражая суровым парням, прошедшим через военный ад. Весьма кстати пришлись и такие свойства «косухи», как непродуваемость и немаркость (для человека, постоянно имеющего дела с высокими скоростями и горюче-смазочными материалами – настоящий подарок судьбы). Да и внешний вид, всячески подчеркивавший нереальную «крутизну» хозяина «косухи», сыграл свою роль.

Мотоциклисты на достигнутом не остановились. Позднее в их среде стали модными кожаные штаны и даже кожаные банданы. Но качественная, добротная, прочная «косуха» и по сей день остается наиважнейшим аксессуаром падких на стильную атрибутику байкеров всего мира.

И не только байкеров, конечно. Сегодня «косухи» выше всего котируются у неформалов – на любом рок-концерте зрители сливаются в единый черный монолит из-за обилия кожаных курток. Но представители разных субкультур привносят что-то свое. Панки, например, придают своим «косухам» как можно более экстравагантный вид, добавляя множество ярких заплаток, нашивок и рисунков. А металлисты зачастую прошивают края куртки заклепками, но в целом относятся к одежде довольно бережно. Кроме того, все чаще можно встретить людей, которые не имеют отношения к субкультурам, но все равно носят «косухи» – просто для того, чтобы выглядеть стильно и красиво…

Как же этот предмет, бывший сначала униформой, а после – просто удобной одеждой для дороги или автомастерской, стал одним из главных символов металлической сцены? Да очень просто. Стоит лишь вспомнить, с чего, а точнее – с кого начинался мировой рок-н-ролл, официально считающийся предтечей всех возникших впоследствии направлений рок-музыки. Конечно, с Элвиса Пресли! Этот парень из Мемфиса имел не последнее отношение к дальним переездам – в молодости он вкалывал водителем грузовика. Прославившись, Пресли частенько выходил на сцену в своей рабочей одежде. Естественно, модифицированной сообразно его «королевскому» имиджу – заклепки, к примеру, использовались не простые, а сделанные из драгоценных камней…

Куртка Егора Киреева не могла похвастаться монархическим блеском, но имела куда более весомое преимущество перед концертным нарядом покойного Короля. Если бы на сцену во время выступления Пресли вскарабкалась пара-тройка зомби – несладко пришлось бы Элвису. Его-то «косуха» не являлась замаскированной кирасой с наложенным на нее заклинанием защиты от мертвецов.

Маскировка в данном случае была максимальной – «косуха» некроманта представляла собой не морок, скрывающий кирасу, а сам доспех, превращенный в современную неформальную одежду. Свой истинный облик броня могла обрести лишь при погружении в Плерому. По такому же принципу был сделан и кожаный плащ Яна Грушницкого.

Следуя за направлением энергетических нитей, Егор уходил все дальше в глубь Северного погоста, разыскивая Костяного Хозяина. Тот обнаружился в дальнем сегменте – паря в воздухе на высоте двух с половиной метров, он медленно перемещался от могилы к могиле, как будто врач, совершающий утренний обход. Киреев остановился, сложил ладони на уровне груди и устремил взор к подрагивавшему над крестами темно-серому облачку Сущности.

Он, обладавший магическим зрением, был способен увидеть больше, чем, например, оставшиеся позади рокеры – а уж они-то наверняка достигли невероятных высот хвастовства, рассказывая друг другу о фантастических видениях, что посетили их здесь. На деле, встретившись с Хозяином Кладбища, не-маг увидел бы в лучшем случае все то же неясное серое облачко, плывущее над могилами. Или совсем ничего не увидел. Лишь почувствовал бы дуновение ветерка на лице…

За струйками тумана, образующими общедоступный облик Хозяина Кладбища, Киреев видел шагающую между надгробиями высокую костяную фигуру со множеством рук. На черепе скелета поблескивал самоцветами железный венец. Время от времени Костяной Хозяин протягивал одну из своих конечностей к какой-нибудь из могил и начинал поглаживать пространство над ней – словно бы убаюкивал лежавшего внизу мертвеца.

Почувствовав присутствие некроманта, хранитель кладбища оторвался от своего занятия и уставился на Егора. В пустых глазницах плясали бледные огоньки, напоминающие пламя церковных свечей.

– Приветствую тебя, Мастер, – глухо промолвил скелет. В данном случае слово «мастер» имело иной смысл, нежели в отношениях учителя и ученика. То был официальный титул, которым принято величать некромантов, достигших надлежащей ступени владения ремеслом.

– Здравствуй, Хранитель, – кивнул Киреев. В отличие от слов «Костяной Хозяин», выражавших Сущность стоявшего перед ним создания, такое обращение подчеркивало своеобразную «должность» многорукого скелета.

– Можешь называть меня по имени, – молвил Хозяин.

– Спасибо, Северкласт. В последние дни у тебя спокойно?

– Более чем. От повседневных хлопот никуда не деться, но я справляюсь с ними очень оперативно. Уже и не припомню, когда здесь в последний раз происходило что-либо, требующее визита Мастера. Так что, признаться, я удивлен…

– У меня был весомый повод прийти сюда сегодня, – сказал Егор. – Возможно, скоро один мой коллега явится на твой погост с дурными намерениями.

– Что?! – глаза-свечки заполыхали факелами. – В городе объявился некромант-отступник? Кто-то из молодых, наверное?

– Хотел бы я, чтоб это было так, – вздохнул Егор. – Но увы. Это Ян, Северкласт. Ян Грушницкий.

Если бы скелеты умели нахмуриваться, сдвигая надбровные дуги, именно это и сделал бы сейчас Северкласт. По колебанию энергетического поля Киреев понял – настроение хранителя кладбища, еще секунду назад благодушное, стремительно ухудшается. Но внешняя реакция Костяного Хозяина на услышанное была не столь уж бурной.

– Ян, – задумчиво произнес скелет. – Он был здесь недавно…

«Что?! Значит, все-таки, был. И сумел замаскировать следы своего пребывания? Похоже, я сильно недооцениваю своего противника».

– Когда именно? И что делал?

– Примерно полтора года назад. Ничего особенного не делал. Просто прохаживался по аллеям, что-то напевая себе под нос. Даже со мной не удосужился пообщаться.

«Отбой тревоги. Конечно же, для того, чей возраст сочетает в себе лета всех похороненных здесь, полтора года – это как для меня несколько дней».

– На этот раз он придет с другими «песнями». Я очень прошу тебя, Северкласт – пообещай мне, что ты не позволишь Яну воскресить покоящихся здесь.

– Ты хочешь, чтобы я поклялся? – уточнил Хранитель.

– Да.

– Что ж, хотя особой нужды и нет, я сделаю это, – молвил Северкласт. – Подъем погоста совсем не в моих интересах – это ведь чревато для меня смертью или потерей контроля над собой. Клянусь тебе, Мастер Грегориус, что я не допущу ничего подобного.

– Я принимаю твою клятву, Хранитель Северкласт, – сказал Киреев.

Крошечный вихрь возник на земле между ними, унесся в небеса и там растаял. Клятва, принесенная покровителем Северного кладбища, только что стала частью Плеромы. Одной из невидимых нитей, скрепляющих ткань мироздания.

– Больше тебе ничего не нужно? – спросил костяной великан.

– Пока что нет.

– Тогда позволь мне вернуться к моим обязанностям. Работы еще на несколько часов.

– Конечно. До встречи, Северкласт, – Егор развернулся и пошел к выходу с кладбища.

Компаньоны его, видимо, вдосталь налюбовались шедеврами похоронных дел мастеров – и черт, и упырица уже сидели в машине.

– Ну как? – поинтересовался Горри. – Получилось?

– Конечно, получилось, – сказал Егор, присаживаясь на пассажирское сидение рядом с рогатым. – Но все могло сложиться иначе, если бы Грушницкий нас опередил. В любом случае, расслабляться рано – впереди ещё восемь кладбищ.

– Так чего же мы ждем? – черт повернул ключ в замке зажигания. – Поехали.

В течение следующих нескольких часов их «отряд превентивного реагирования» побывал на остальных ростовских кладбищах: Александровском, Армянском, Братском, Еврейском, Ливенцовском, Магометанском, Верхнегниловском и Нижнегниловском. И раз за разом Костяные Хозяева, носившие причудливые древние имена: Кольмендорф, Арменгвальд, Барагрим – говорили одно и то же. Ян Грушницкий не появлялся на погостах уже очень давно – но в понимании Хранителей, разумеется, недавно. А на мусульманском кладбище о нем и вовсе никогда не слыхивали.

Заручившись клятвами всех девяти Костяных Хозяев, Егор принял решение ехать домой. Теперь можно было заняться слежкой за непосредственным виновником нынешней суматохи. Дормидонт покамест не позвонил. Стало быть, Ян еще не предпринял никаких серьезных действий.

Глава 15
И льется кровь…

Площадка близ Центрального рынка, расположенная аккурат напротив Ростовского кафедрального собора, видела многое. Бывали здесь пьяные драки, милицейские облавы, разборки скинхедов с кавказцами, и массовые танцы опьяненных отчаянием бомжей. Но того, что произошло здесь в десять часов утра шестнадцатого июня две тысячи восьмого года, не видели ни серые бетонные плиты, ни чугунные столбики с цепями, ни купола и кресты устремленного к небесам храма, ни памятник религиозному деятелю Димитрию Ростовскому. И никто из случившихся там в то утро людей – даже пара бравых парней, проходивших срочную службу в Чеченской республике в самые горячие ее годы…

Откуда она взялась, так никто и не понял. Словно сама собой возникла из ниоткуда посреди толпы спешащих по своим делам граждан. Абсолютно голая девушка, лет шестнадцати-семнадцати на вид. Что ж, такое порой случается – слишком много алкогольных напитков с не изученными до конца свойствами поступает в последние годы на прилавки торговых точек нашей страны. Да и сумасшедших тоже хватает. Но… кое-какие признаки мешали воспринимать ситуацию как, пусть и неприятный, но все же рядовой эпизод повседневной действительности.

– Господи, Боже мой! – произнесла абсолютно неверующая продавщица солнечных очков, когда увидела, что творится в паре десятков метров от нее.

Виновница переполоха двигалась, покачиваясь из стороны в сторону и выставив руки перед собой, словно глаза ей застил туман. Время от времени она натыкалась на кого-нибудь из прохожих, хватала этого человека за одежду и пыталась что-то сказать. Но изо рта девушки вырывалось только бессвязное бормотание. Люди брезгливо отшатывались от нее, или отталкивали несчастную, привычно принимая ее за пьяную. В адрес девушки звучали при этом весьма нелестные эпитеты. Не имело никакого значения, что от нее совсем не пахло спиртным – сформировавшийся на протяжении десятилетий общественный стереотип был куда сильнее живого человеческого интереса к творящемуся вокруг, и сострадания к ближним. Последние два качества, впрочем, давно покинули души огромной части населения России.

Те, кто наблюдал за происходящим с противоположной стороны – то есть, видел спину девушки – реагировали несколько иначе. Зрачки их расширялись, как у только что уколовшегося наркомана, а рты непроизвольно раскрывались. Кое-кто даже коротко вскрикивал и тут же стыдливо зажимал рот ладонью.

Первыми, кто воздержался от ругани и пассивно-идиотского созерцания, были двое крепких мужчин военной выправки, стоявшие близ автобусной остановки. Бойцы ВДВ Алексей Орлов и Сергей Кузнецов выбрали этот день, чтобы встретиться и поговорить о делах минувших. Эти двое были единственными, кто выжил из всего их отряда, воевавшего в Чечне.

– Леха, смотри, – Кузнецов кивнул на площадку за памятником Димитрию. – Девку-то конкретно колбасит.

– Вижу, – кивнул Орлов. – Как думаешь, что с ней?

– Да понятно, что, – лицо Сергея исказила болезненная гримаса. – Какие-нибудь ублюдки напоили, оттрахали, да и выбросили на улицу. Куда страна катится! – Кузнецов смачно сплюнул на проезжую часть.

– А народ-то, народ! – презрительно произнес Алексей. – Ты только погляди на них! У каждого на морде написано: «Хорошо, что у меня все в порядке». Блядь, и это за их безопасность мы с тобой в горах свою кровь проливали? Да я Шамиля Басаева уважаю больше, чем это быдло!

– Так, а мы какого члена стоим? – рыкнул Сергей. – Пойдем, поможем девчонке.

Бесцеремонно расталкивая собравшихся вокруг бедолажки зевак, бойцы приблизились к девушке, взяли ее под руки и отвели в сторону.

– Ну ни хрена себе! – воскликнул Орлов, когда взгляд его упал на спину пострадавшей.

– Да, брат, – мрачно сказал кузнецов. – А мы с тобой думали, что на войне побывали. Вот она где, война-то…

Спина девушки – от лопаток и до самых ягодиц – была испещрена надписями, нанесенными при помощи какого-то острого предмета. Вероятнее всего, ножа или даже скальпеля – образующие текст надрезы были ровными, четкими и глубокими. Но разобрать надписи возможным не представлялось – сделаны они были не русскими буквами и даже не латиницей. Какие-то странные символы, отдаленно напоминавшие древние иероглифы мертвых языков Азии. Лишь то, что многие из них повторялись, перемежаясь привычными знаками препинания, позволяло сделать вывод об осмысленном тексте.

– Маньяк поработал, – со знанием дела произнес Орлов.

– Скорее уж, сатанисты, – на это мысль его сослуживца натолкнули кровавые литеры.

Согнав продавщицу очков с ее раздвижного стула, десантники усадили туда несчастную девушку. Сергей присел перед ней на корточки и попытался выяснить, что произошло. Но в ответ слышался лишь бессмысленный набор звуков. Как если бы изуродованная собеседница Кузнецова не просто была пьяна, а… вовсе не умела говорить.

– Слушай, Серый, да она, по-моему, не видит и не слышит ни черта, – предположил Орлов.

– Да что это такое?! Уйдите отсюда! – заверещала опомнившаяся торговка.

– Заткнись, мразь! – рявкнул Алексей, посмотрев на толстую тетку так, что та на некоторое время тоже потеряла способность произносить слова.

– Слушай, Лех, по-моему, от нас тут толку мало, – сказал, выпрямляясь, Кузнецов. – Значит, так – сейчас я Витьке Ляхову позвоню – пусть к себе заберет ее.

– А это кто такой?

– Кореш мой один. В уголовном розыске работает. Нормальный парень, не успел еще прогнить. Так что должен помочь.

– И то верно, – согласился Орлов. – Мы с тобой простые граждане, а это, все-таки – дело для милиции.

– Милиция уже здесь, – раздалось у них за спинами. Развернувшись, бойцы увидели высокого мужчину в форме. На плечах его мундира красовались майорские погоны. За спиной старшего офицера маячили фигуры двух сержантов.

– Что здесь произошло? – спросил майор.

– Вот эти вот… – попыталась встрять торговка, но тут уже страж порядка подарил ей полный холодного яда взгляд.

– Я не у вас спрашиваю, – сказал он таким голосом, что у толстухи заныл подгнивший коренной зуб.

– Вот, девчонку кто-то искалечил, – кивком головы Кузнецов указал на жертву. – Еще и изнасиловали, похоже.

– Вот суки! – вырвалось у майора. Такая реакция показалась десантникам странноватой. Все-таки, милиционеры – неважно даже, «хорошие» или «плохие» – в таких ситуациях ведут себя равнодушно. Просто потому, что насмотрелись на работе такого, в сравнении с чем изнасилование, членовредительство и беготня голышом по базарной площади – не семечки даже, а сладкие кукурузные палочки…

– Вы молодцы, ребята, – майор пожал бывшим солдатам руки. – Родина вас не забудет. А с этим мы разберемся, – служитель закона шагнул к пострадавшей, чтобы помочь ей встать.

В этот миг девчонка вдруг странно преобразилась. Своим невидящим взором она уставилась на майора – так, будто от него исходили волны некоей энергии, которую эта несчастная могла чувствовать. Из уст девушки снова хлынул поток неразборчивых звуков – но на этот раз они уже сливались во что-то более-менее осмысленное. Алексею Орлову почудилось даже, что жертва маньяка признала в честном майоре старого приятеля, которому и жалуется теперь на случившуюся с ней беду…

– Ну тихо, тихо, милая, вставай, пойдем, – тут милиционер совершил поступок, которого от работников его ведомства не ждут, должно быть, со времен михалковского дяди Степы. Подхватил потерпевшую на руки и понес к пыхтевшему у обочины УАЗу.

– Ну надо же, – несмотря на общую остроту ситуации, Орлов заулыбался. – Герой прямо.

– Вы уйдете, наконец, отсюда, а? – осмелев, напомнила о себе продавщица очков. – Торговать мешаете!

– Главную сделку в своей жизни вы, я вижу, уже совершили, – обернувшись на полпути, произнес майор. Десантники не успели, как собирались, обложить торговку отборным матом.

– Это какую же? – опешила толстуха.

– Да душу Дьяволу продали, – спокойно ответил страж порядка и продолжил свой путь к машине. Эта фраза окончательно уверила двух бойцов – не все еще прогнило в российском государстве. Сергей даже отказался от возникшего было намерения перевернуть стеллаж с очками. «Бог еще накажет эту гадину».

– Что-то я разнервничался, Леха, – сказал он другу. – Пойдем в «Фанагорию», накатим вина, грамм по двести. Чтобы ублюдка этого поскорее нашли и кастрировали. По пояс.

– Лучше по шею.

– Нет, по пояс. Чтоб остаток жизни промучился.

Гарик проснулся от телефонного звонка. А еще – от того, что организм его был одновременно атакован сразу несколькими симптомами похмелья. Сушняк, дикая головная боль и мерзостный вкус во рту. За свои девятнадцать лет панк переживал все это не раз. Но никогда прежде гнусные ощущения не наваливались на него всем скопом и настолько резко. А тут еще и этот хренов телефон…

Открыв глаза, Гарик обнаружил себя лежащим в мусорной куче, примостившейся в углу какого-то дворика. Для русских панков такое положение дел является вполне естественным, можно даже сказать – привычным. Да только Гарик-то себя всегда считал панком умеренным, как он сам любил говорить – «вменяемым». Следил за одеждой и обувью, а ночевок на помойках, или кормежки там же, был чужд.

«Бля, сколько же я вчера выпил? – не обращая внимания на разливавшийся соловьем мобильник, подумал парень. – Где? С кем? По какому поводу?», – последний вопрос он, впрочем, задал себе исключительно для проформы.

Постепенно тяжелая голова начала наполняться обрывками воспоминаний о прошедшем дне. Вскоре Гарику удалось сложить из них цельную и более-менее четкую картину. Сперва он пил пиво на «Яйцах» с Алисой и Завулоном. Потом эти двое ушли проводить какое-то дурацкое «посвящение в готы», а к Гарику подсел старый дед, назвавшийся колдуном… Колдун тот умел делать пиво прямо из воздуха. Ну да, теперь понятно, откуда этот шум в голове… Хотя… Нет, пивом вчера дело не ограничилось. Колдун зазвал в гости к своему приятелю-некроманту. Алиска тоже напросилась, и там, в гостях, они снова пили… Какую-то дрянь зеленую. Абсент, что ли? Да, тот парень – некромант который – сказал, что это абсент. И что пили его не просто так, а это вроде как ритуал какой-то. Посвящение в ученики некроманта… Повезло, значит, Алиске. Два «посвящения» в один день. А этот абсент, кстати, фигня полная. Невкусно, да еще и не торкает ни разу…

Ну и с чего ж тогда такие «дрова»? Блин. Поскрипев извилинами, Гарик сумел припомнить еще одну подробность. Покинув дом «некроманта», они с девчонкой поехали в центр. Да, Зед ведь просил вернуться по какому-то важному делу. Но на Садовой парочка встретила еще одного персонажа из «светской» тусовки ростовских неформалов. Отмороженного на всю голову панка Мюллера. В отличие от Гарика, за своим внешним видом тот не следил, да и экстремальных приключений, тесно связанных с мусором, не чурался…

Мюллер где-то разжился сразу тремя бутылками портвейна, который и предложил распить коллегам-неформалам. Новоиспеченная готесса от неблагородного напитка гордо отказалась, а вот Гарик… а что Гарик? За милую душу пошел с Мюллером пьянствовать в какой-то дворик на улице Чехова… Так, стоп. С местоположением в пространстве, кажется, теперь все ясно. С причиной столь неприятного самочувствия – тоже. Да, точно – вот и бутылки из-под портвейна, стоят на врытом в землю деревянном столике. Выпитые досуха…

А Мюллера в пределах видимости нет. Ну да, он же, вроде, где-то поблизости обитает. Хотя, в общем, странно, что Мюллер спать домой пошел. Обычно за этим кадром такого не водится – может прямо на «Яйцах» под памятником прикорнуть.

Вроде, все вспомнил. Ан, нет – не все… Зед же еще просил на «Яйца» подойти. А не он ли это сейчас звонит, не переставая?

Трясущейся рукой Гарик полез в карман «косухи» за аппаратом.

Точно. Экран высвечивал номер Завулона. «Какого хрена ему от меня нужно в такую рань? Какого хрена вообще им всем нужно, когда я в таком состоянии?». Кого именно он подразумевает под «всеми», Гарик и сам затруднился бы сказать.

– Алло, – разлепив пересохшие губы, произнес панк.

– Привет, – интонация, с которой собеседник произнес это невинное слово, не сулила ничего хорошего. Гарик знал – за Зедом не заржавеет поддеть кулачищем челюсть или расквасить нос. «А ведь я, по ходу, перед ним слегка провинился, – подумал парень. – Обещал прийти на встречу, а сам…».

– Ты где пропадаешь? – поинтересовался гот. – Мы же с тобой вчера договорились, нет? Нехорошо так с друзьями поступать.

– Зед, извини, я…

– Знаю. Нажрался ты. С Мюллером. Если уж хочешь от кого-то что-то скрыть – не стесняйся общаться с окружающими. Мог бы Алиску попросит, чтобы она мне ничего не говорила. Ума не хватило, да? На будущее запомни – пригодится.

– Извини, – повторил Гарик. – Я не думал, что так получится.

– С Мюллером по-другому не может получиться, – хохотнул Завулон. – Плавали, знаем. Ладно. За то, что ты меня вчера продинамил, твой гонорар будет снижен с трехсот баксов до двухсот пятидесяти.

– За что гонорар-то? – процентов пятьдесят Гарикова похмелья улетучились, как по мановению волшебной палочки. По одному на каждый упущенный доллар.

– Это не телефонный разговор, дружище. Ты от «яиц» далеко?

– Нет. Совсем рядом. На Чехова.

– Отлично. Тогда подтягивайся через полчаса к памятнику, и мы с тобой все предметно обсудим.

Как вскоре выяснилось, дело, которое собирался поручить панку гот, заключалось в тяжелом «прессинге» в отношении одного из представителей азербайджанской диаспоры. Владелец пары рядов в мясном павильоне Центрального рынка почувствовал себя настолько вольготно, что посмел… снизить цены. Это довольно-таки ощутимо ударило по его соседям – а их «крышевали» парни из бригады, в которую входил Завулон. Попытки договориться по-хорошему ни к чему не привели. Ахмед Газизов считал, что поступая так, как поступает, он является кем-то вроде филантропа, благоволящего к обездоленным студентам и пенсионерам. Законы рынка и здоровой конкуренции бизнесмен опрометчиво решил «пустить по бороде».

И нездоровой конкуренции тоже – опираясь на связи в милиции и городской администрации, Газизов забыл о том, что схемы, по которым делался русский бизнес десятилетие назад, были не уничтожены, а всего лишь законсервированы. И могли быть в любой момент снова пущены в ход. Когда угодно и где угодно.

Но не кем угодно, разумеется…

Всех карт Завулон, конечно, раскрывать перед панком не стал. Сказал лишь, что встретил неких «суровых ребят», ищущих исполнителя для «острой» акции. Согласно придуманной Зедом легенде, азербайджанец надругался над сестрой одного из упомянутых ребят. Лично они устраивать разборки не хотят, деловая репутация не позволяет. Сам же Артур в данном раскладе фигурировал исключительно в роли посредника.