Текст книги "Грандиозная история музыки XX века"

Таким образом, рок-н-ролл появился тогда, когда для него сложилась аудитория; однако данная формулировка слишком телеологична, чтобы быть правдой. Если бы всякая аудитория, обладающая специфическим вкусом, немедленно получала требуемое, мы, вероятно, жили бы в раю (или аду, если учесть несходство вкусов различных социальных групп), но мы покамест живем на земле и должны искать земные объяснения. Разумеется, без аудитории нет музыки, но всякая аудитория нуждается в определенной инфраструктуре, логистике и ресурсах с тем, чтобы чаемые ею культурные продукты хотя бы добрались до нее. Стадионный рок возник в конце 60-х – начале 70-х оттого, что именно тогда возникли технологии, позволяющие озвучивать стадионы; в противном случае, как ни тавтологично это звучит, стадионному року было бы просто негде появиться. Вопрос, отчего рок-н-ролл зазвучал в 1955 (условно) году, а не десятью годами ранее или позднее, таким образом, требует предметного рассмотрения, иначе мы упустим все те механизмы рождения и удовлетворения спроса, без которых невозможно понять поп-культуру в целом.

Основу революции, как ни странно, заложила война копирайтов. До конца 30-х годов доступ публики к музыке неизбежно был опосредован Американским обществом композиторов, авторов и издателей (ASCAP), старейшей американской организацией, занимавшейся отстаиванием авторских прав и сбором гонораров в пользу издателей и музыкантов. Ее своеобразное безраздельное правление в ряде источников называется «олигополия»: организация осуществляла практически цензурные функции по отношению к доминирующим средствам распространения музыкального контента, навязывая им свои весьма консервативные стандарты вкуса, удовлетворяли которым по преимуществу лишь белые, профессиональные, известные исполнители. В 1939 году ряду вещательных сетей эта ситуация надоела, и они создали собственную организацию, Broadcast Music, Inc. (BMI), которая стала своего рода конкурентом ASCAP на рынке лицензирования и принялась перекупать у него авторов и исполнителей, но что еще важнее – предлагать свои услуги тем музыкантам и издателям, которых ASCAP традиционно игнорировало: среди них были музыканты ритм-энд-блюза, латино и кантри. В 1940 году в силу отказа ASCAP выполнить ряд требований вещательных сетей вся музыка, контролируемая им, была исключена из ротации на радио, и ее место заняли песни артистов, подписанных BMI. Произошла своего рода демократизация вкусов, и хотя ASCAP, начав терпеть убытки, довольно быстро в итоге согласилось с предложенными условиями, радиостанции теперь куда охотнее проигрывали музыкальную продукцию, имеющую отношение к BMI, в числе которой и были те стили и формы, что составили основу рок-н-ролла. BMI, конечно, не следует рассматривать как партизан, бросивших вызов олигархии из идеалистических побуждений, очень скоро она перестала принадлежать своим создателям и превратилась в сходного с ASCAP монополиста; однако к этому времени на национальных радиостанциях уже звучала новая музыка[123]123
  Там же. С. 224–227.


[Закрыть].

Была еще и «война скоростей». В 1948 году Columbia, одна из крупнейших компаний на музыкальном рынке, продемонстрировала новый формат грампластинки, призванный сменить устаревшие диски на 78 оборотов: 12-дюймовую долгоиграющую пластинку на 33 1/3 оборота (на презентации ее представители поставили рядом две стопки пластинок с одной и той же записанной на них музыкой: стопка пластинок нового формата была толщиной в 40 сантиметров, а стопка дисков на 78 оборотов – два с половиной метра[124]124
  Там же. С. 315.


[Закрыть]). Несмотря на то что Columbia предложила поделиться информацией об изготовлении такого рода альбомов со всеми участниками индустрии с тем, чтобы создать общий для всего рынка формат, ее соперники из RCA были возмущены тем, что их главный враг обошел их в вопросах технологий, и разработали свой собственный формат – сингл на 45 оборотов с увеличенным отверстием в яблоке, преимуществами которого были дешевизна и исключительная прочность[125]125
  Hull G. P. The Recording Industry. N. Y.; L.: Routledge, 2004. P. 2.


[Закрыть]. Эта война скоростей едва не обрушила рынок проигрывателей, так как потребитель не понимал, какой формат возобладает и, соответственно, какой скорости устройство воспроизведения им покупать; но производители быстро начали продажу проигрывателей, способных переключаться между различными скоростями, а музыкальный рынок характерным образом дифференцировался: на более дешевых синглах стала выпускаться музыка для подростков, а на более дорогих альбомах – «музыка для взрослых» (мюзиклы, сборники баллад, музыка к кинофильмам, «музыка под настроение» и академические записи). Это деление было настолько основательным, что одни и те же артисты записывали разный материал для разных носителей, причем нынешней практики издания синглов в поддержку альбома тогда не существовало: люди, покупавшие только синглы, могли даже не подозревать о том, какой материал их любимые музыканты издают на долгоиграющих пластинках.

В конце 40-х в Америке самым популярным средством массовой информации (и заодно самым популярным развлечением) стало телевидение, и большое число вещательных сетей принялось переводить свои радиошоу в телевизионный формат. В случае с ток-шоу, новостями и рекламными передачами особых проблем не возникало: тех же ведущих сажали в телестудию, и они произносили свой обычный текст. С музыкой дело обстояло куда сложнее, так как в то время на музыкальных радиопередачах проигрывали записи; электрофон же, понятное дело, в студию не поставишь. Так возник формат музыкальных телепередач, в которых приглашенные артисты (как правило, по-прежнему под фонограмму) исполняли песни или же танцевали: это позволило поп-музыкантам, согласно распространенной тогда поговорке, «войти в каждую гостиную», что сделало популярную музыку практически домашним развлечением[126]126
  Baughman J. L. Same Time, Same Station: Creating American Television, 1948–1961. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2007. P. 286–287.


[Закрыть]. Отныне, чтобы поглядеть на любимую звезду, не нужно было вычислять ее гастрольный график и идти на концерт, достаточно было включить телевизор.

Середина 50-х – это еще и время появления транзисторных радиоприемников, легких, надежных и портативных по сравнению со своими ламповыми прототипами. Такие приемники стали особенно популярны у молодежи и подростков, носивших их по улицам и даже в школу. Возникла хорошо нам знакомая ситуация, когда музыка начинает сопровождать всю твою повседневную жизнь, и музыка эта должна была быть простой и легко запоминающейся: с оперой Вагнера по улице не пойдешь и даже с помпезной музыкой танцевальных оркестров – тоже. Адорно в начале 60-х описывал с раздражением новую социальную привычку следующим образом: «Структура такого слушания похожа на структуру курения. Она определяется скорее неприятным ощущением в момент выключения радиоприемника, чем хотя бы самым незначительным чувством удовольствия, когда приемник включен.<…> Характер компромисса не может выразиться более ярко и драстично, чем в поведении человека, который одновременно слушает радио и работает. Рассредоточение внимания при этом исторически подготовлено типом развлекающегося слушателя и вполне стимулируется соответствующим музыкальным материалом»[127]127
  Адорно Т. Социология музыки. С. 22, 23.


[Закрыть].

Наконец, в конце 40-х годов радикально изменилась структура радиовещания. В начале 30-х годов, когда начался бум радиостанций, Федеральная комиссия по связи (FCC) во избежание проблем с интерференцией сигналов наложила ограничения на количество радиостанций для каждой зоны: не более трех – пяти станций на регион. На практике это означало, что три станции резервируются за крупнейшими вещательными сетями, NBC, CBS и Mutual, и лишь один-два слота могут заполнить независимые программы. Крупные сети в области музыкальной политики всегда были игроками консервативными, ориентируясь на своего идеального потребителя рекламы, которым был белый мужчина среднего класса с соответствующими вкусами, запросами и культурными табу. В 1947 году FCC, наконец, сняла все ограничения, и в течение четырех лет количество радиостанций удвоилось; большинство из новых станций было независимыми, финансово малообеспеченными предприятиями, и в своих музыкальных программах (на которые они, разумеется, не могли пригласить живых музыкантов) они могли ориентироваться только на недорогие записи, не требующие больших отчислений при воспроизведении: именно этими записями и были ритм-энд-блюз, латино и кантри, – жанры, считавшиеся в то время не слишком почтенными[128]128
  George N. The Death of Rhythm & Blues. L.: Penguin Books, 2004. P. 28.


[Закрыть]. Спрос родил и предложение: в 40-е годы начинается расцвет независимых лейблов, на которых записываются музыканты, играющие недостаточно респектабельную для крупных компаний музыку[129]129
  Santoro G. Highway 61 Revisited: The Tangled Roots of American Jazz, Blues, Rock, & Country Music. N. Y.: Oxford University Press, 2004. P. 99.


[Закрыть]. Так «нишевая» продукция, до того популярная лишь среди определенных социальных страт, получила возможность повсеместно звучать в радиоприемниках[130]130
  Peterson R. A. Why 1955? Explaining the Advent of Rock Music // Popular Music: Critical Concepts in Media and Cultural Studies / S. Frith (ed.). In 2 v. L.; N. Y.: Routledge, 2004. V. 2. P. 278.


[Закрыть].

Вдобавок появился и новый радиоформат музыкальной передачи. Согласно распространённой легенде, владелец радиостанции KOWH в Омахе Тод Сторц, посещая ресторан, раздражался тем, что официантки в нем заводили в музыкальных автоматах одни и те же песни; однако затем ему пришла в голову идея обратить это наблюдение себе на пользу. На своей станции он начал проигрывать только ту музыку, которая находилась в хит-парадах журналов, сменяя репертуар еженедельно с выходом очередного списка. Вскоре такой формат получил название Топ-40, потому что примерно такое количество песен и звучало в течение недели. Хотя сейчас создание Топ-40 многими считается началом процесса унификации поп-музыки, а Тод Сторц проклинается как человек, который «хорошую» поп-музыку убил, для своего времени это была весьма прогрессивная инициатива: поскольку списки хит-парадов учитывали не только музыку, звучащую по радио, но и ту, что заводили люди на автоматах (в Billboard для нее были даже отдельные чарты), внезапно оказалось, что вкусы простых потребителей могут влиять на репертуар радиопрограмм. Со временем было создано множество Топ-40 для различной аудитории: подростков, поклонников кантри, джаза, религиозной музыки и так далее, и в их рамках на радио стал появляться материал, который прежде туда не попадал[131]131
  Ibid. P. 282–283.


[Закрыть].

Таким образом, в силу целого спектра причин к середине 50-х годов музыкальный ландшафт Америки радикально изменился: музыка стала доступной, радиопередачи сделались куда более разнообразными, стили и жанры, прежде предназначенные только конкретной аудитории, получили существенно более широкое распространение, а привычки и вкусы потребителя стремительно демократизировались и делались куда более эклектичными[132]132
  Sun H. Op. cit. P. 43.


[Закрыть]. Среднему американскому радиослушателю, телезрителю и покупателю пластинок оказался доступным целый ряд жанров и форм, прежде находившихся в относительном небрежении; именно из этого стилистического набора и был вскоре составлен рок-н-ролл, так что имеет смысл поглядеть на сформировавшие его элементы. Мы возьмем только наиболее очевидные – блюз, буги, кантри, свинг и ритм-энд-блюз, – хотя, разумеется, ими одними дело не ограничивалось, да и представлять их как некие стилистически гомогенные явления – существенное упрощение; однако на более-менее подробное изложение данной темы не хватит и книги (точнее сказать, только на эту тему написан не один десяток книг), а у нас цель другая[133]133
  Существенная часть нижеследующих сведений о структурных элементах рок-н-ролла взята из Birnbaum L. Before Elvis: The Prehistory of Rock ’n’ Roll. Lanham; Toronto; Plymouth: The Scarecrow Press, 2013.


[Закрыть].

Блюз. Блюз чаще всего называют в качестве стиля, оказавшего на рок-н-ролл наиболее фундаментальное влияние, прежде всего в своем «электрическом» варианте, популяризованном в Чикаго Мадди Уотерсом и другими блюзменами, среди которых был и юный Чак Берри, впоследствии один из пионеров рок-н-ролла, привнесший в эту музыку множество блюзовых приемов игры[134]134
  Weissman D. Blues. N. Y.: Facts On File, 2006. P. 239.


[Закрыть]. Действительно, характерная блюзовая 12-тактовая гармоническая прогрессия и его своеобразный свингующий ритм (часто именуемый шаффлом) так или иначе слышны в песнях раннего рок-н-ролла (многие из которых являются переработанными кантри-блюзовыми хитами, как, в частности, всем известная в версии Пресли That’s All Right Артура Крадапа[135]135
  Guralnick P. Last Train to Memphis: The Rise of Elvis Presley. N. Y.; Boston; L.: Little, Brown and Company, 1994. P. 93–94.


[Закрыть]), а практика блюзовых гитаристов играть риффами, равно как и аффектированная манера вокального исполнения, позволяют многим в принципе считать рок-н-ролл «быстрой версией» блюза, что, разумеется, существенно упрощение.

Блюзу в его современном виде свойственная известная 12-тактовая прогрессия, в которой первые четыре такта играются в тонике, два следующих такта – в субдоминанте, за которыми следует два такта в тонике, и, наконец, последние четыре такта представляют собой так называемую плагальную каденцию «доминанта-субдоминанта-тоника (дважды)» (в числовом обозначении это можно изобразить как I–I-I–I-IV–IV–I-I–V-IV–I). Эти двенадцать тактов образуют три строки, текст которых поется в форме AAB, то есть первые две строки в целом повторяют друг друга, тогда как третья является как бы риторическим ответом на основное утверждение: блюз, как и многие другие образцы народной музыки, в основе своей имеет так называемую вопросно-ответную, или респонсорную, структуру. Иногда, впрочем, последние четыре такта образуют автентическую каденцию (два такта доминанты, два такта тоники), иногда во втором такте прогрессии играется субдоминанта, иногда весь блюз исполняется практически на одном аккорде (вспомните известный дельта-блюз Rollin’ Stone, в честь которого взяла себе название известная группа). Блюз также может играться и по шестнадцатитактовой, и по восьмитактовой схеме, и текстуальный план песни будет меняться в зависимости от этого[136]136
  Encyclopedia of the Blues / E. Komara (ed.). N. Y.; L.: Routledge, 2006. P. 109–111.


[Закрыть]. Словом, никакой стабильной, обязательной для блюза гармонической прогрессии не существует, и можно привести массу примеров, когда совершенно блюзовая «по ощущению» пьеса исполнялась в полностью отличной от описанной выше гармонической сетке. Тем не мене эта прогрессия (с разнообразными девиациями) встречается весьма часто, и ранний рок-н-ролл ее активно использует, что хорошо слышно по таким песням, как Rock Around the Clock, которая считается первым «настоящим» рок-н-рольным хитом, Blue Suede Shoes и многим другим.

Вторым критерием, выделяющим среди прочих песенных и инструментальных форм блюз, считается его ритм (часто именуемый, как уже было сказано, шаффлом). Структурно он довольно прост (как и большинство свинговых ритмов, впрочем): его можно интерпретировать как две группы триолей в такте стандартного размера 4/4, в которых пропускаются две средние доли; результатом является несколько «скачущий» ритм, в котором слабые доли такта смещены относительно метрической сетки. Шаффл может эксплицитно создаваться ритм-секцией, может подразумеваться, может и не звучать вовсе (примером чего может служить известный медленный блюз, ставший популярным в исполнении Би Би Кинга, The Thrills Is Gone). Тем не менее он действительно нередко слышен в песнях раннего рок-н-ролла, создавая во многом тот эффектный танцевальный ритм, за который рок-н-ролл и полюбили подростки.

Наконец, существует блюзовый лад, или блюзовая пентатоника. С ней история сложная хотя бы потому, что, во-первых, в чистом виде она не может быть воспроизведена на инструментах, использующих европейский равномерно темперированный строй, во-вторых, она уже довольно давно перестала быть пентатоникой, то есть звукорядом из пяти нот, и в целом, в зависимости от требований конкретных исполнителей, включает в себя до семи тонов. Конвенционально ее принято интерпретировать как стандартный мажорный лад с пониженными третьей, пятой (которая иногда рассматривается как повышенная четвертая) и седьмой ступенями (тона этих ступеней имеют наименование blue notes), что делает блюзовый лад в целом похожим на минорный европейский лад, отчего на западный слух блюз часто звучит довольно печально. Вопросы имплементации блюзового лада в поп-музыке – тема в достаточной степени специфическая и выходит за рамки настоящего курса; тем не менее не упомянуть о нем в разговоре о блюзе было бы странным.

Буги. Буги, или буги-вуги (boogie-woogie), – это быстрая танцевальная разновидность блюза, а потому большинство сказанного выше о блюзе вообще относится и к нему. Нас, однако, сейчас интересует одна характерная его особенность, благодаря которой, собственно, эта форма музицирования чаще всего и выделяется в отдельный стиль. Поскольку буги изначально было сольной фортепианной формой блюза, его исполнители вынуждены были решать проблему с ритмическим сопровождением, отсутствующую в ансамблевой игре и даже в случае с гитарой, где можно взять один аккорд, а затем, ударяя другой рукой по струнам сообразно с необходимыми ритмическими паттернами, решить таким образом проблему сопровождения мелодии без каких-либо проблем. На фортепьяно подобным образом, «постукивая» аккордом, добиться сходной ритмической убедительности довольно сложно; в силу этого исполнители буги (а до них – рэгтайма) со временем начали левой рукой играть характерную басовую партию, получившую название «шагающего» или «буги-баса» (walking bass, boogie-bass), а это и есть хорошо нам знакомый по раннему рок-н-роллу рисунок игры контрабаса, который можно услышать в массе всем знакомых песен вроде Blue Suede Shoes Карла Перкинса и Jailhouse Rock, ставшей хитом в исполнении Пресли. Со временем буги стали исполняться джазовыми ансамблями и биг-бэндами, так что к концу 40-х годов «шагающий» бас был весьма распространенной и даже в каком-то смысле заезженной формой аккомпанемента.

Кантри. Музыка кантри оказала весьма существенное влияние на ранний рок-н-ролл – куда более существенное, нежели обычно принято признавать: достаточно сказать, что рок-н-ролл перенял блюз из джаза и кантри. Бирнбаум полагает, что здесь нельзя рассуждать в чистом виде о блюзе, а стоит говорить о его своеобразной комической разновидности под названием «хокэм» (hokum); как бы там ни было, большое число влияний на ранний рок-н-ролл было опосредовано музыкой кантри, и первыми исполнителями рок-н-ролла были звезды кантри-музыки, такие как Билл Хейли и Карл Перкинс. Во многом это было обусловлено тем, что для музыкантов кантри переход к рок-н-роллу был достаточно естественным: кантри-ансамбли обладали наиболее «рок-н-ролльным» набором инструментов, а кантри-ритм имел характерную особенность, а именно бэкбит, позволявшую его исполнителям легко усваивать новую идиому.

Бэкбитом (backbeat) называется акцентирование слабых долей такта (в случае с метром 4/4 – второй и четвертой) либо звонким или «цокающим» ударом гитары (что характерно для кантри), либо, в составе более «рок-н-рольного» или же свингового ансамбля, высоко звучащим барабаном, который именуется «рабочим», «малым» барабаном или снэром (snare drum)[137]137
  Ripani R. J. The New Blue Music: Changes in Rhythm & Blues, 1950–1999. Jackson: University Press of Mississippi, 2006. P. 66.


[Закрыть]. Стиль рок-н-ролла с бэкбитом, своеобразной «икающей» манерой вокальной подачи и усвоенным буги-басом, довольно быстро получил название «рокабилли» (rockabilly); слово это является контаминацией понятий rock и hillbilly; последним понятием довольно долго назывались региональные формы музыки кантри, и оно в каком-то смысле было не менее стигматизирующим, нежели определение «расовой» записи. Слово это означает нечто вроде нашего «деревенщина»: им называли жителей сельских регионов Юга Америки, за которыми закрепился стереотип людей недалеких и бедных; синонимом «хиллбилли» является понятие «реднек» (redneck), «красношеий», ссылающееся на характерный «деревенский» загар людей, много работающих в поле или у себя на ферме[138]138
  Hubs N. Rednecks, Queers, and Country Music. Berkeley: University of California Press, 2014. P. 4.


[Закрыть]. С этого стиля начинали многие музыканты, как рок-, так и кантри, в частности Джонни Кэш; большое число ранних звезд рок-н-ролла считалось рокабилли-исполнителями, равно как и сам Элвис, песни которого в связи с этим часто попадали в хит-парад кантри-энд-вестерн (как с 1949 года в Billboard стал называться хиллбилли-чарт), к вящему раздражению поклонников кантри-музыки[139]139
  Frith S. Sound Effects: Youth, Leisure, and the Politics of Rock ‘N’ Roll. N. Y.: Pantheon Books, 1978, 1981. P. 26.


[Закрыть]. Бэкбит, в частности, очень хорошо слышен в Maybelline Чака Берри, где благодаря ему создается «ковбойский» скачущий ритм.

Кантри вдобавок опосредовало множество блюзовых приемов игры: рок-н-ролл воспринял блюз во многом именно в форме кантри-блюза и хиллбилли-буги, популярных в конце 40-х годов. Помимо этого, кантри-баллады очевидным образом послужили моделью для медленных песен раннего рок-н-ролла вроде Love Me Tender, а «повседневный» нарратив кантри-песен во многом обусловил «приземленную» тематику рок-н-ролла.

Свинг. Свинг – понятие многозначное: оно может обозначать метрическую «раскачку» материала, характерную для джаза и блюза, танец, стиль музыки 30-х—40-х годов и особую форму джаза, исполняемую относительно небольшими по числу участников группами; вдобавок, его употребление варьирует от автора к автору. Нам в нашем разговоре сейчас важны два последних из перечисленных значений, хотя многое из того, что относится к свингу, так же характерно и для джаза в целом. Эра свинга, которую обычно датируют 1933–1947 годами, породила особый, помпезный вид джазовой музыки, исполняемой большими оркестрами, которые были организованы по модели оркестров академических – с репетициями, партитурами, группами инструментов и дирижером. Эта музыка была весьма изощренной, профессиональной и, на взгляд многих (включая и самих участников оркестров), чрезмерно изысканной и лощеной для того изначально низового и буйного стиля, к которому формально принадлежала[140]140
  Jones L. (Amiri Baraka). Blues People: Negro Music in White America. N. Y.: Perennial, 2002. P. 181.


[Закрыть]; в итоге большинство обсуждаемых в настоящей главе музыкальных форм так или иначе родилось, выработалось или же трансформировалось в рамках своего рода партизанского противостояния данному жанру и во многом внутри инфраструктуры, его порождавшей.

В конце 30-х годов синонимом понятия «свинг» стало слово jump, что породило на свет такую форму джаза (с элементами блюза и буги), как «джамп-блюз»: энергичную, танцевальную, с яркими агрессивными партиями медных; в той же среде городских музыкантов зазвучало и буги с бэкбитом (название композиции трубача Гарри Джеймса Back Beat Boogie, написанной в 1939 году и являющейся по форме и звучанию эталонным свинговым номером, где в средней части внезапно начинает звучать совершено рок-н-ролльное буги, может служить уместным напоминанием о том, насколько условны все стилистические различия, диахронические разграничения и, как следствие, все попытки ясных и очевидных хронологий в такой пестрой среде, как поп-культура). Легендой джамп-блюза был Луис Джордан, прозванный Королем музыкальных автоматов, один из самых успешных хитмейкеров своего времени: именно в его ансамбле в сороковые годы стала подчёркиваться агрессивная и громкая ритм-секция, в которую входила еще не слишком популярная среди джазовых ансамблей электрогитара; также он был одним из первых музыкантов, использующих в своей групп электроорган; в силу этих новаций он считается человеком, проложившим дорогу ритм-энд-блюзу; другими его предтечами называют вибрафониста Лайонела Хэмптона и бэндлидера Лаки Миллиндера. В целом свинг повлиял на рок-н-ролл опосредованно, через набор производных стилей, более того, со временем джаз и рок стали считаться едва ли не оппонирующими жанрами; джаз рассматривался как «музыка взрослых».

Помимо прочего, эра свинга породила на свет набор танцев, тесно связанных с ранним рок-н-роллом, в числе которых был джиттербаг и джайв; джиттербаг был популярен вплоть до 60-х годов и даже сейчас часто исполняется под музыку раннего рок-н-ролла.

Ритм-энд-блюз. Как уже было сказано выше, понятие «ритм-энд-блюз» вошло в широкий обиход после того, как журнал Billboard заменил этой фразой название чарта, прежде именовавшегося «расовым»; отсюда нетрудно заключить, что ритм-энд-блюз в то время понимался как сугубо черная музыка[141]141
  George N. Op. cit. P. 26.


[Закрыть]. В хит-параде Billboard по этой рубрикой могли встречаться самые разные стили и формы, которые объединяло только наличие черных исполнителей; тем не менее у данного понятия есть и более определенный смысл. ритм-энд-блюз выделился из разнообразных быстрых джазовых стилей за счет более агрессивно звучащей ритм-секции, а также частой опоры на бэкбит и буги-бас. Между ритм-энд-блюзом, джазом и рок-н-роллом, однако, есть несколько существенных различий: первый практически непредставим без духовых инструментов, играющих в характерной скупой манере, без особого упора на импровизацию, с многократными повторами простых музыкальных фраз, часто создающих «ответ» вокальной линии (и оттого вступающих на слабые доли такта). ритм-энд-блюзовых музыкантов, играющих на духовых, часто называют honkers, то есть «клаксонами», за резкое и на иной вкус неразнообразное звучание инструментов. Неразнообразие это обусловлено совершенно иной функцией духовых в ритм-энд-блюзовом коллективе по сравнению с джазовым: здесь они исполняют роль, сходную с той, которую играет гитара в рок-группах, то есть создают остинатные фигуры, именуемые риффами, которые как бы толкают музыку вперед и вместе с тем, в силу своей упорной повторяемости, создают ощущение тематического и ритмического единства всей композиции. С другой стороны, для ритм-энд-блюза, в отличие от джаза, свойственна аффектированная манера вокального исполнения, что роднит его, собственно, с блюзом и формами религиозных песнопений, таких как госпел[142]142
  Wald G. F. Shout, Sister, Shout! The Untold Story of Rock-and-Roll Trailblazer Sister Rosetta Tharpe. Boston: Beacon Press, 2006. P. 68.


[Закрыть] (а также делает предтечей музыки соул и рок-н-ролла)[143]143
  Peretti B. W. Op. cit. P. 139.


[Закрыть]; вокалистов здесь часто именовали шаутерами (shouters, «кричащие»); это понятие в данном контексте имеет религиозное значение – to shout в черной церковной традиции означало состояние экстаза при ощущении слияния со святым духом[144]144
  Уолд Э. Указ. соч. С. 378.


[Закрыть]. Наконец, ритм-энд-блюз уже мало опирается на свинг, который здесь сменяется четким, основанным на риффах ритмическим рисунком. Разумеется, это все так или иначе упрощения, и примеров обратного названному в ритм-энд-блюзе не счесть, но без упрощений говорить о поп-культуре невозможно.

Еще раз стоит подчеркнуть: все вышеперечисленные формы были формами устоявшимися, в той или иной степени популярными и обладавшими своей аудиторией[145]145
  Holm-Hudson K. J. Foreword to Morrison C. Rock and Roll. N. Y.: Facts On File, 2006. P. x


[Закрыть]; когда Алан Фрид и другие диджеи вслед за ним стали заводить подобную музыку, маркируя ее как рок-н-ролл, она сама не слишком изменилась, поэтому говорить о какой-то революции в строгом смысле слова здесь не приходится. И все же 1955 год считается годом рождения рок-н-ролла, а рок-н-ролл – музыкой, изменившей мир. Следует попытаться понять, в чем тут дело.

Множество песен ретроспективно претендует ныне на звание «первого хита рок-н-ролла», но все же традиционный нарратив отдает предпочтение номеру Rock Around the Clock в исполнении Билла Хейли. Парадоксальным образом Хейли менее всего походил на будущую рок-звезду: был он человеком довольно застенчивым, склонным к полноте, слепым на один глаз и карьеру имел до того, как (в тридцать лет) стал знаменит, довольно скромную. Он начинал как кантри-певец, выступал в амплуа «поющего ковбоя» (в конце 40-х это был популярный образ в силу расцвета вестернов на киноэкране). Первый его аккомпанирующий коллектив назывался The Four Aces of Western Swing (вестерн-свинг был стилем, совмещающим в себе кантри-мелодику с джазовым свингом); затем группа сменила название на The Saddlemen и стал выступать на местной радиостанции (дело происходило в Пенсильвании), где Хейли был ведущим; заставкой его программы была ритм-энд-блюзовая песня Rock the Joint, «сугубо расовая», как отмечал позже Хейли. Вскоре он приметил, что песня в его исполнении пользуется среди слушателей исключительной популярностью, в отличие от кантри-номеров, которые он пел прежде. Он записал ее, и она сделалась местным хитом; тогда его группа сменила название на The Comets и стала включать в свои программы все больше ритм-энд-блюзовых хитов[146]146
  Уолд Э. Указ. соч. С. 286–287.


[Закрыть].

Rock Around the Clock, впрочем, никаким ритм-энд-блюзом не была: это был 12-тактный блюз, написанный в 1952 году Максом Фридманом и Джеймсом Майерсом, стянувшими, судя по всему, мелодию куплета из хита Хэнка Уильямса Move It On Over. Практикой того времени была продажа одних и тех же песен всем, кто захочет их исполнить; идея «уникального высказывания артиста» в контексте рок-музыки тогда еще была не слишком популярна. Хейли и его группа записали песню в 1954 году; расхожая легенда гласит, что на тот момент это был провал, но это не совсем так: песня попала в хит-парады, хотя и не на слишком высокие места. Спустя год кто-то из друзей посоветовал режиссеру Ричарду Бруксу, снимавшему подростковую мелодраму под названием Blackboard Jungle (в нашем прокате «Школьные джунгли») и желавшему озвучить ее «настоящей подростковой музыкой», взять под титры локальный и к тому времени уже порядком подзабытый хит: вот в этот момент и родился рок-н-ролл. Песня стала знаменитой, продалась к концу 1955 года тиражом в два миллиона копий и стала первым однозначно опознаваемым как рок-н-ролл номером, попавшим на вершину поп-чарта Billboard[147]147
  Morrison C. Rock and Roll. N. Y.: Facts On File, 2006. P. 271.


[Закрыть].

История эта не случайна: американский кинематограф в то время переживал бум подростковых картин. Вдобавок сам фильм, демонстрирующий подростковое насилие, вызвал существенное неудовольствие «взрослых инстанций»: он был изъят из программы Венецианского фестиваля и запрещен к показу в ряде штатов Америки. В Британии он иногда демонстрировался без вступительных титров – именно с тем, чтобы в начале его не звучала Rock Around the Clock (оставленная при этом внутри фильма); британские тедди (о них речь пойдет в следующей главе) воспринимали ее как призыв к действию и принимались ломать кресла в кинозале[148]148
  Brake M. Op. cit. P. 74.


[Закрыть] (во всяком случае, так сообщала пресса, склонная в то время преувеличивать масштабы «подростковой преступности»[149]149
  Cohen S. Folk Devils and Moral Panics: The Creation of the Mods and Rockers. L.; N. Y.: Routledge, 2002. P. 37–38.


[Закрыть]). Шумиха и моральная паника, связанные с фильмом, не только сделали картину знаменитой, но и в каком-то смысле обозначили линию фронта, и песня Rock Around the Clock, выбранная совершенно случайно, сделалась для подростков своего рода боевым кличем.

Всю эту революционную риторику, разумеется, не следует принимать совершенно серьезно: последующие поколения рок-критиков сформировали нарратив, согласно которому их любимая музыка сразу сделалась музыкой протестной. Менее идеализированные описания показывают прямо обратное: аудиторией раннего рок-н-ролла было вполне консьюмеристски настроенное поколение, еще не осознавшее себя как инстанцию социального недовольства. Стюарт Холл однажды отметил, рассуждая о доминирующих в обществе идеологиях и об отношении к ним поп-культуры: «Популярная культура это не популярная традиция сопротивления текущим [идеологическим] процессам, равно как и не форма, в которую данные процессы облечены. Она – основание перемен»[150]150
  Цит. по.: Lipsitz G. Time Passages: Collective Memory and American Popular Culture. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1990. P. 108.


[Закрыть]. Подростки, слушавшие рок-н-ролл и смотревшие телешоу, в которых их кумиры наперебой демонстрировали, какие они воспитанные и приличные мальчики и девочки, разумеется, не были никаким рассерженным поколением; однако их желание слушать свою музыку и смотреть свои телешоу создало основания всей последующей социальной критики, осуществляемой с помощью языка и образов поп-культуры, и в этом смысле их вклад, пусть и невольный, трудно переоценить.