Текст книги "Дипломаты в сталинской Москве. Дневники шефа протокола 1920–1934"

Сладкое бремя светскости

Флоринский следил за тем, чтобы дипкорпус не скучал, и даже в условиях изоляции дипломаты находили для себя полезные и приятные занятия. Вели светскую жизнь – в своем узком, уютном кругу. Чтобы не задаваться лишний раз тревожными вопросами о том, что же такое происходит в СССР.

Быть человеком светским непросто, а при этом еще и дипломатом – непросто вдвойне. Только со стороны кажется, что это милое дело – ходить на приемы, пить, есть и трепаться. Для серьезных людей – это работа, причем довольно изнурительная. Уметь правильно наладить контакт, разговорить собеседника, вызвать симпатию к себе и стране, которую ты представляешь, получить нужные сведения и «скормить» свою информацию.

Дмитрию Тимофеевичу нравилось то, чем он занимался, его «заряжала» бесконечная круговерть светских мероприятий, и он органично вписывался в мир, во многом им же и созданный. Светскость была бременем, но он взвалил его себе на плечи не без удовольствия. В конце концов это была его стихия.

Флоринский все успевал. «Фигаро здесь, Фигаро там» – этот шутливо-ироничный фразеологизм хорошо подходил к его modus operandi. Он сам был шутлив и ироничен, хотя, вероятно, в глубине души порой вздрагивал, сознавая, что его родина постепенно погружается в мрачную, чудовищную пучину, в которой таким людям, как он, не выжить. Но гнал от себя эти мысли.

Флоринский регулярно посещал театры и водил туда своих «подопечных». В Большом был завсегдатаем, имел там личную ложу. Но и в другие наведывался. В 1920-е годы театральная жизнь в Москве отличалась разнообразием и новаторством – похлеще, чем в других столицах. Поход в театр не ограничивался просмотром спектакля. Это превращалось в важное протокольное мероприятие.

«…На “Трех толстяках” во МХАТе с супругами Дирксен, Мольтке, ф. Раумером[734]734
  Г. Ф. Мольтке, советский разведчик, сотрудник Коминтерна; Г. Ф. Эрнст фон Раумер – немецкий политик, участвовал в переговорах с советской стороной как представитель промышленных кругов Германии.


[Закрыть] и Н. А. Луначарской. В антрактах был сервирован чай. По приглашению Дирксенов отправились затем интимно к ним ужинать».

«…Посещение оперы Евгений Онегин в студии Станиславского… Репетиции в театре Мейерхольда пьесы “Мандат”».

«Спектакль в театре “Комедия” по поводу 3-х летия Хлебопродукта[735]735
  Акционерная компания в СССР в период НЭПа.


[Закрыть]. В ложе французы, итальянцы, датчане. Пьеса, написанная сотрудником Хлебопродукта, воспроизводит зарождение, развитие Хлебопродукта, его достижения и борьбу с кулацкими и нэпмановскими элементами. Иностранцами пьеса была воспринята как своеобразная, но интересная реклама этого учреждения» [736]736
  АВП РФ, ф. 028 (Секретариат Ф. А. Ротштейна), оп. 3, п. 24, д. 51, л. 215; АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 401, д. 56558, л. 75; АВП РФ, ф. 057, оп. 5, п. 102, д. 1, л. 146.


[Закрыть]

В последней фразе проглядывается скрытый сарказм, но нельзя было не водить иностранцев на правильные, производственные, рабоче-крестьянские постановки.

В начале лета 1929 года Флоринский напомнил начальству об изоляции дипкорпуса, ловко сославшись при этом на Штейгера («по наблюдениям Штейгера») – чтобы получить разрешения на различные рекреационные мероприятия. «Дипкорпус находится в минорном настроении. Дипломаты ни на что определенное не жалуются, но настроение мрачное. Скучают. Муссируются старые жалобы на изолированность и грустные условия существования в Москве дипкорпуса, обреченного довольствоваться собственными весьма скудными ресурсами». Чтобы исправить положение, Флоринский предлагал «небольшие загородные экскурсии», занятия спортом одновременно с «ознакомлением с весьма крупными нашими достижениями в области физического воспитания и культурного проведения отдыха». На этом основании был поставлен вопрос об открытии «летнего клуба» (с постоянным дипломатическим клубом не вышло, так пусть будет хотя бы летний)[737]737
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 415, д. 56751, л. 130.


[Закрыть].

Эту идею поддержали Литвинов и Карахан, и вот уже Флоринский везет в летний клуб чету Дирксенов. 6 августа они провели там 2 часа, и «Дирксен сделал запись в книге посетителей, дающую должную оценку заботам “о развитии ума и тела”». Тем же летом шеф протокола неоднократно «сопровождал м-м ф. Дирксен на плавательную станцию. Загорали. Купались. Катались на лодке». Съездил с германским послом и его супругой в санаторий Академии наук «Узкое». Там познакомились «с академиком Кареевым, Глазенапом, проф. Кулябко[738]738
  Очевидно, имеются в виду историк Н. И. Кареев, астроном С. П. Глазенап и физиолог А. А. Кулябко.


[Закрыть]» и посмотрели подготовленный «силами отдыхающих импровизированный концерт»[739]739
  АВП РФ, ф. 028 (Секретариат Ф. А. Ротштейна), оп. 3, п. 21, д. 33, л. 106.


[Закрыть].

Из спортивных развлечений популярностью пользовался теннис – играли «все поголовно (даже афганский посланник)», а лучшими игроками считались шведы. Не знаем, играл ли Флоринский, но он, конечно, присутствовал на состязаниях.

Занимались конным спортом, совершали «выезды верхами» в Серебряном бору и в Петровском парке. Процветал и автомобильный спорт, но в основном им увлекалась молодежь. Из послов машину водил только Эрбетт, его супруга тоже была заядлой автомобилисткой. «М-м Эрбетт любит это дело и лихо с ним справляется»[740]740
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 404, д. 56601, л. 88.


[Закрыть].

Приемы шли сплошной чередой, за нкидовские отвечал Флоринский.

…«Большой вечерний прием для дипкорпуса и инкоров в нашем новом доме[741]741
  Особняк сахарозаводчика Н. А. Терещенко на Софийской набережной, 16. Речь идет о приеме 15 марта 1929 г.


[Закрыть]. До самого последнего дня заканчивали его дооборудование музейной мебелью и восстановление в прежнем виде. Съезд гостей с 10 часов. Около 11 заиграл джаз-банд и начались танцы. …потом концертная программа… Выступала певица Степанова[742]742
  Оперная и камерная певица Е. А. Степанова.


[Закрыть]… Балетные номера: маленькая Чен, исполнившая воинственный и революционный танцы, Ильющенко и Александров (испанские танцы), Абрамова и в заключение В. Смольцов[743]743
  Е. М. Ильющенко, А. А. Александров, А. И. Абрамова, В. В. Смольцов – артисты балета. Данных о «маленькой Чен» найти не удалось.


[Закрыть] (танец нищего). Затем ужин, а после ужина снова танцы. Разъезжаться начали после 2-х часов»[744]744
  АВП РФ, ф. 028 (Секретариат Ф. А. Ротштейна), оп. 3, п. 21, д. 33, л. 20.


[Закрыть].

…«Вечерний прием Литвинова на Спиридоновке. Богатый фуршет. Танцы»[745]745
  АВП РФ, ф. 057, оп. 13, п. 111, д. 2, л. 63.


[Закрыть].

Тогда, в 1920-е, еще работали прежние российские светские традиции. В дипкорпусе это не могли не ценить – как бы ни сокрушались по поводу «изоляции». Из мемуаров Карлиса Озолса:

«Часто устраивались большие вечера, званые обеды, концерты, что тоже помогало нашему сближению. Это было не только развлечением, но и необходимостью. На подобных приемах иностранные представители легче всего могли встречаться с руководителями и чинами НКИД и других советских учреждений. Те охотно откликались на наши приглашения. Подавались лучшие французские вина, шампанское, деликатесы, национальные блюда. Прельщали не только щи с кашей, но и русская черная икра, балыки, осетрина. Как еще недавно жила богатая Москва, так теперь жили в посольствах.

… В особняке Терещенко, где обитали Литвинов и Карахан, жизнь была безбедной и даже роскошной. Под тяжестью дореволюционных яств ломились столы, на больших приемах медведи изо льда держали в лапах громадные блюда с икрой и, казалось, глядели на нее, облизываясь. Так на этих приемах символизировалась ширь СССР, и медведь Ледовитого океана подавал продукты Каспийского моря, знаменуя таким образом объединение севера с югом»[746]746
  Мемуары посланника, с. 216–217.


[Закрыть].

Уместно привести описание приемов НКИД, сделанное Дмитриевским:

«Приемы, устраиваемые Наркоминделом, всегда – и особенно вначале – отличались большой пышностью, но и некоторой грубоватостью: сказывались и давили вкусы наркоминдельской верхушки, с которыми трудно было бороться.

Во время чаев, например, прекрасный “директориальный” белый зал Харитоненковского особняка из-за обилия крытых белыми скатертями столиков обращался прямо в ресторан.

Кормили всегда тяжело по-русски. Столы буквально ломились. Подготовка к большому весеннему приему начиналась обычно за несколько дней. Работало полтора десятка поваров – лучших из оставшихся от старой России. Были вначале трудности с фарфором, хрусталем: все это было сбродное, преимущественно из частных особняков, с частными гербами и инициалами. Так чаще всего на обедах пили из бокалов с инициалами, гравированными огромными золотыми буквами:

В. X. (Вера Харитоненко). “Бюробин” – бюро по обслуживанию иностранцев – ухитрялся иногда подсунуть на обед и оказавшиеся в его распоряжении сервизы, раньше принадлежавшие иностранным посольствам. Так, в распоряжении Бюробина был серебряный сервиз английского посольства. Его запрещено было подавать дипломатам – во избежание недоразумений. Но как-то все-таки его подсунули – и получился дипломатический скандал. Пишущему эти строки с величайшим трудом удалось в свое время убедить перейти на бывшие императорские сервизы – это было гораздо естественнее, здесь видно было, что подается не “краденое” у частных лиц, как промеж себя часто поговаривали некоторые иностранцы, но преемственное, государственное. Но сановников императорские гербы смущали больше, чем частные. Как-то не по себе было им есть с тарелок с двуглавым орлом и короной. Помню, как морщился Калинин, когда для устройства банкета на несколько сот человек во время празднования юбилея Академии Наук вытащили из Большого кремлевского дворца огромный сервиз Александра III, в узор которого были вплетены императорские гербы. Но потом привыкли, перестали замечать. Сейчас Наркоминдел обслуживается драгоценнейшим “королевским” сервизом и старинным английским хрусталем, который прежде во дворце подавался в исключительных случаях только»[747]747
  Советские портреты, с. 78–80.


[Закрыть].

С конца 1920-х годов иностранцев стали принимать также и в Кремле, но «это скромнее, официальнее, суше, чем делал и делает Наркоминдел»[748]748
  Там же, с. 82.


[Закрыть]. Кремлевские приемы устраивал тот же Флоринский.

Славились «чайные приемы» Айви Литвиновой, о которых уже говорилось, и которые не преминул прокомментировать Озолс:

«Устраивала приемы и мадам Литвинова, точнее, всем заправлял от ее имени шеф протокольной части Флоринский. На этих вечерах были большие красивые музыкальные отделения, там было всё, чем могла блеснуть артистическая Москва. И сама Литвинова на этих вечерах была отменно любезной хозяйкой. Очень воспитанная англичанка. В жизни она больше интересовалась литературой, чем политикой, много читала, обладала вкусом к книге и сама писала, словом, производила впечатление культурной женщины Запада, и это подкупало всех, знавших ее»[749]749
  Мемуары посланника, с. 245–246.


[Закрыть].

Свои личные приемы устраивал и Флоринский:

«Пришлись по вкусу данные мною два приема: для дипмолодняка и чайный прием в “Большой Московской”». На приеме для молодняка «танцевали под рояль и под граммофон»[750]750
  АВП РФ, ф. 09, оп. 3, п. 24, д. 8, л. 197.


[Закрыть].

Главы миссий часто собирали гостей, и эти встречи отличались большим разнообразием. Графиня Манзони взяла за правило устраивать субботние танцевальные вечера, а когда приехали Черутти, то перешли на бридж. Разумеется, карточной игрой дело не ограничивалось, это называлось «вторничный чай-бридж». Приглашались только «бриджеры», но в них не было недостатка. «С легкой руки м-м Черутти бридж вытеснил танцы и сделался самым модным развлечением среди членов дипкорпуса обоего пола». Особое рвение демонстрировали японский посол, шведский, норвежский и греческий посланники…[751]751
  АВП РФ, ф. 028 (Секретариат Ф. А. Ротштейна), п. 13, д. 402, л. 53.


[Закрыть].

Все хотели попасть на костюмированные вечера, или маскарады, причем миссии старались в этом плане перещеголять друг друга. В 1925 году отличились датчане. «Совершенно неслыханный и нелепый балаган. Гостей встречал молчаливыми поклонами Скау в маске и красном домино, увенчанный лавровым венком. В течение примерно часа маски не разговаривали, чтобы не быть узнанными, так что царила священная война. Однако, само собой разумеется, что вскоре всех узнали. После чего маски были сняты и все пошло обычным порядком. Наиболее удачный костюм был у Волстадта (Мартин Волстадт, 1 секретарь норвежского посольства – авт.), одетого и загримированного русским крестьянином. Хороша м-м Гейденштам в простом костюме мухомора, который она сама сделала с большим вкусом. Комична м-м Урби, одевшаяся с большой претензией девочкой. Шаблонные боярские костюмы у супругов Эбессен и костюмы “маркизов” у всего состава итальянского посольства. Замысел Рейтершильда, одевшегося женщиной, успеха не имел, его сразу узнали по рукам и ему удалось заинтриговать лишь ненадолго Кентчинского»[752]752
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 401, д. 56558, л. 48.


[Закрыть].

В начале 1926 года только и говорили, что «о совершенно невероятном “богемском”[753]753
  Так в тексте, правильно, конечно, «богемном».


[Закрыть] вечере, устроенном в германской миссии, на котором все гости были одеты апашами, матросами и сутенерами, а дипломатические дамы – проститутками»[754]754
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 404, д. 56601, л. 33.


[Закрыть].

Тогда же, на «детском вечере» в шведской миссии самый забавный костюм был у Лепковского (Станислава Лепковского, 1 секретаря польского посольства – авт.). «Он был одет мамкой и вез в колясочке м-м Бэрбери (супругу 3 секретаря британского посольства Вивиана Бэрбери – авт.), одетую бэбэ. Рядом шел муж в костюме мальчика, с голыми ногами»[755]755
  АВП РФ, ф. 057, оп. 6, п. 103, д. 1, л. 269.


[Закрыть].

А в 1929 году не менее восторженные отзывы вызвал костюмированный бал в персидском посольстве. «Много красивых или по крайней мере красочных костюмов. Костюмированы все дамы, кроме м-м Тахир-бей, костюм которой вследствие досадного усердия нашей таможни был отослан обратно в Константинополь. Шефы миссий во фраках, только Сельямаа наклеил себе бороду, сделавшую его совершенно неузнаваемым. Фурор вызвал костюм супруги датского посланника мадам Торп. Он был сшит в стиле 30-х годов XIX века, но из материалов, купленных в Москве, “чем она и хвалилась”»[756]756
  АВП РФ, ф. 028 (Секретариат Ф. А. Ротштейна), оп. 3, п. 21, д. 33, л. 25.


[Закрыть].

О маскарадном приеме у Твардовских прежде уже упоминалось, он стал «гвоздем сезона» (февраль 1931 года). Гостей встречал у входа сам фон Твардовски, одетый барменом, и угощал коктейлями. «Большая часть ряженных была не в салонных, а в кабаретных нарядах». Японцы облачились в русские крестьянские костюмы. Морской атташе Миякава переоделся женщиной и щеголял в сарафане и косынке. Норвежский посол Урби, преклонных лет, «в парике и усах изображал пылкого юношу». Итальянская послица мадам Аттолико красовалась в бразильском наряде, а британская, мадам Овий – в мексиканском[757]757
  АВП РФ, ф. 057, оп. 11, п. 109, д. 2, л. 73.


[Закрыть].

Нередко одним приемом за вечер дело не ограничивалось. Дипломаты (и не только они) входили во вкус, настраиваясь на «продолжении банкета». И веселье перехлестывало через край.

«После вечернего приема у Скау поехал с французами к Якуловым[758]758
  Имеются в виду армянский художник Георгий Якулов и его жена Наталья, к ним «на огонек» часто слеталась московская богема.


[Закрыть]. Поль, Эрбетт, Геллю, Генрио и Шартье. Встретил там Тер-Гибриельяна, Луначарских, Москвина, Гельцер, Петипа, а также других представителей артистического мира и преимущественно балета[759]759
  С. М. Тер-Габриелян, советский и армянский политический и государственный деятель, И. М. Москвин – известный актер, Е. В. Гельцер – балерина, Петипа – одна из сестер, Надежда или Ксения. Обе были актрисами, Надежда играла в драматических театрах, а Ксения – в Большом. Изюминка в том, что Ксения в 1929 г. вышла замуж за Флоринского.


[Закрыть]. Еще там был секретарь польской миссии Лепковский. Танцевали под музыку Поля на рояле. “Богемский вечер” в студии Якуловых протекал, пожалуй, слишком шумно, благодаря не только природной жизнерадостности артистов, но и довольно обильным возлияниям.

После отъезда Эрбеттов Москвин, не обращая внимания на сидящих почти рядом с ним Поля и Шартье, заявил: “корпус уехал, осталась одна шпана, можно веселиться”. Балетные девушки охотно отозвались на это предложение при полном содействии остальных гостей»[760]760
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 401, д. 56558, л. 38.


[Закрыть].

Вряд ли от Флоринского требовалось столь подробное описание дипломатических приемов и дружеских посиделок, но, похоже, заполняя дневник, он входил во вкус и с удовольствием делал такие зарисовки, черпая в них своего рода вдохновение. И не жалел слов для того, чтобы запечатлеть неумеренное употребление спиртного отдельными персонажами и случавшиеся кунштюки.

Обязательно подчеркивал пристрастие к выпивке японцев (на приеме у поляков «японцы с ожесточением подливали»[761]761
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 408, д. 566661, л. 12.


[Закрыть]). И не упустил случая привести в дневнике сообщение полпреда в Литве Баркусевича «о большом приеме в японской миссии, во время которого хозяин и гости порядком перепились и имел место ряд эксцессов»[762]762
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 404, д. 56601, л. 52.


[Закрыть].

Непременно обращал внимание на любовь к алкоголю людей известных, не обязательно дипломатов. В частности, писателя Бориса Пильняка, который, по наблюдению Флоринского, «теряет всякий такт и выдержку, когда выпьет»[763]763
  АВП РФ, ф. 057, оп. 13, п. 111, д. 2, л. 52.


[Закрыть].

«Интимная вечеринка у Штельцера[764]764
  Не удалось идентифицировать.


[Закрыть] 28 февраля 1932 года – в основном немцы, Луначарская, Пильняк, О. Н. Бубнова… из английской миссии Болтон (дипломат и сотрудник Интеллинджес сервис – авт.). Не в меру выпивший Пильняк атаковал Болтона резкими выпадами по поводу Англии. Настаивал, чтобы тот выпил за социальную революцию в Англии. Болтон выпил, заметив, что революция его не смущает, так как он будет работать в английском ГПУ. – Стало быть, будете продолжать работать по инстанции, прокомментировал Пильняк. Болтон промолчал»[765]765
  АВП РФ, ф. 057, оп. 12, п. 110, д. 1, л. 58.


[Закрыть].

Годом позже Флоринский с неудовольствием отметил поведение Пильняка «на приеме по случаю открытия польской выставки художников в Третьяковке»: «Пильняку лучше было бы воздерживаться от посещения подобных собраний»[766]766
  АВП РФ, ф. 057, оп. 13, п. 111, д. 2, л. 52.


[Закрыть].

Если на приемах и вечеринках шефу протокола что-то приходилось не по вкусу, он не жалел острых и злых комментариев, не исключено, что не всегда справедливых. Однажды ему не понравилось, как «раскрепостились» две дамы в летах, супруги французского и норвежского послов. «Грустную картину являли две пляшущие посольши. Облаченная в оранжевое очень открытое платье, с большим веером из страусовых перьев той же окраски и приправляющая свои танцы невероятнейшими ужимками, м-м Эрбетт казалась сошедшей с бакстовского картона достаточно красочной и в то же время злой и утрированной пародией не то на веселящуюся фурию, не то на пляшущую цирковую наездницу. Немногим лучше и молодящаяся старуха Урби, которой давно следовало бы отказаться от танцев. Картину дополняли несколько полновесных цветущих валькирий и пара унылых скандинавских дев – дочь Урби и недавно появившаяся на наших горизонтах племянница Скау. Грусть и тоска от таких развлечений»[767]767
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 401, д. 56559, л. 43.


[Закрыть].

Флоринский придавал большое значение качеству и ассортименту подававшихся яств и не прощал, когда хозяева проявляли прижимистость. Тем более, если приглашали наркома, других дипломатов с женами (Сабанина, Рубинина), ну и вездесущего Штейгера – как это было на вечернем приеме в датской миссии в июне 1930 года. «М-м Скау поднесла нам очередной сюрприз – оставила без ужина. Давали только сандвичи, сладкие пироги и бананы. Подавалось это питание горничной в фантастическом скандинавском наряде (очередной сюрприз). Вообще прием прошел уныло и вызвал общую критику. Танцевала престарелая Васильева[768]768
  Не вполне ясно, о ком идет речь. В Большом театре танцевала балерина В. П. Васильева, но в 1930 году ей было не больше 21 года.


[Закрыть], которой протежирует м-м Скау и которая всем надоела. Общие танцы не клеились, благодаря дурной таперше. Даже молодежь засела за бриджевые столы»[769]769
  АВП РФ, ф. 028 (Секретариат Ф. А. Ротштейна), оп. 3, п. 24, д. 51, л. 204.


[Закрыть].

Оценивая прием ВОКС для американской делегации в особняке НКИД в Мертвом переулке (август 1926-го), Флоринский с некоторым пренебрежением заметил. «Чай, легкие закуски и сладкие пироги»[770]770
  АВП РФ, ф. 028 (Архив С. И. Аралова), п. 4, д. 124, л. 12.


[Закрыть]. То, что он был истинным гурманом, страницы дневника подтверждают со всей очевидностью.

Шеф протокола с изяществом и остроумием живописал развлечения гостей на приеме в греческой миссии в марте 1929 года. Супруга французского посла довела себя там до изнеможения слишком активными танцами. «Вечер ознаменовался обмороком м-м Эрбетт, упавшей в зале. Якобы это с ней произошло оттого, что ей на ногу наступил Торп, танцевавший с А. В. Литвиновой. По другой версии ей наступили на обе ноги. Торп отрицал какую-либо вину со своей стороны. Случай этот дал повод для всякого рода двусмысленных замечаний и шуток среди молодежи»[771]771
  АВП РФ, ф. 028 (Секретариат Ф. А. Ротштейна), оп. 3, п. 21, д. 33, л. 24.


[Закрыть].

А в самом начале августа 1934-го Флоринский успел оставить запись о британском дипломате Хэнсоне, который «напивается на приемах и непозволительно держит себя с дамами. На приеме у Сельямаа м-м Саед (супруга персидского дипломата Мохаммада Саеда – авт.) жаловалась в самых резких выражениях на его приставания и заигрывания. Жену финского военного атташе он формально оскорбил, так что эта кроткая дама пригрозила ему финским ножом (которого по счастью при ней не оказалось). Хэнсон действительно переходит всякие границы приличия. Это может кончиться скандалом»[772]772
  АВП РФ, ф. 057, оп. 14, п. 111, д. 1, л. 151.


[Закрыть].

Юлиус Сельямаа тогда уже был министром иностранных дел и приезжал в Москву для обсуждения Восточного пакта о коллективной безопасности в Европе. Прием в эстонском посольстве был устроен по этому поводу, и по всей видимости стал последние мероприятием, на котором присутствовал Флоринский. Спустя несколько дней его арестовали. Но об этом еще будет сказано.

А вот случай из бесконечной череды светских мероприятий, который шефа протокола даже слегка шокировал, хотя он, конечно, был тертый калач и немало повидал. Как-то после приема у него «в клубе» (то есть на его квартире), он переместился с гостями к Луначарским, и уже оттуда, около пяти утра, Розенель и Татьяна Сац[773]773
  Танцовщица Большого театра, позже балетмейстер.


[Закрыть] «потащили» его к Постновым, на Цветной бульвар, 23. О личности мужа Флоринский умалчивал, а супруга, урожденная Бюсмон Бланко, была дочерью бывшего португальского посланника в Париже. «То, что я увидел в этом доме, превзошло мои самые смелые предположения». Первым делом бросилась в глаза парочка «в более чем непринужденной позе». Молодые французские дипломаты, увидев кто пришел, поспешили ретироваться во внутренние апартаменты. Но присутствовали, несомненно, не только французские, но и другие дипломаты. Потом Флоринский увидел, что «декольтированные женщины, мужчины в смокингах предавались самому разнузданному веселью». И дал ему отточенную характеристику: «Зрелище по сочности красок не уступает последнему действию “Зойкиной квартиры”[774]774
  Пьеса М. А. Булгакова.


[Закрыть], только в большем масштабе, ибо действовало около 100 человек». Возможно, не все увиденное шеф протокола доверил страницам дневника. А заключение сделал красноречивое: «Я не поверил бы в возможность подобных оргий в Москве, если бы не убедился в этом собственными глазами»[775]775
  АВП РФ, ф. 057, оп. 7, п. 104, д. 1, л. 1–2.


[Закрыть].

К началу лета интенсивность мероприятий спадала, большинство дипломатов разъезжались на отдых. И Флоринский с облегчением записывал: «В связи с окончанием зимнего сезона… Обедов и приемов больше не предвидится, так что можно, пожалуй, без особого риска сложить до осени парадные доспехи и пересыпать их нафталином»[776]776
  АВП РФ, ф. 04, оп. 59, п. 404, д. 56601, л. 88.


[Закрыть].