Текст книги "12 лучших рассказов о Шерлоке Холмсе (по версии автора)"

– Ну, каково?

– Боже мой! – воскликнул я. – Это просто поразительно!

– Надеюсь, что за время моего отсутствия, моя изобретательность не уменьшилась, – сказал он, и в его голосе слышалась радость и гордость художника при виде своего творения. – Похоже на меня, не правда ли?

– Я готов был бы поклясться, что это вы.

– Честь исполнения принадлежит Оскару Менье из Гренобля, который в два дня отлил эту фигуру. Установку и все прочее сделал я сам сегодня после обеда во время своего пребывания в нашей квартире.

– Но для чего все это?

– По весьма важной причине: я хочу, чтобы некоторые люди думали, что я сижу дома, в то время как в действительности я в другом месте.

– Так вы думаете, что за комнатой следят?

– Я знаю, что за нею следят.

– Кто же?

– Мои старые враги, Ватсон. Милое общество, председатель которого покоится в Рейхенбахском водопаде. Вы должны помнить, что им и только им одним известно, что я жив. Они предполагали, что раньше или позже я все-таки когда-нибудь вернусь в свою квартиру, и поэтому беспрерывно следили за ней и сегодня утром узнали о моем приезде.

– Как вы это узнали?

– Выглянул в окно и узнал их часового. Это человек по имени Паркер. Он органист и сам по себе безопасен, а потому меня мало интересует, но зато его хозяин, закадычный друг Мориарти, швырявший в меня камнями, самый хитрый и опасный преступник в Лондоне. Этот человек собирается сегодня ночью охотиться за мной и не подозревает, что мы сами охотимся за ним.

Таким образом, я мало-помалу узнал, что предполагает сделать мой друг. Из этого уединенного места мы будем караулить караульных и преследовать преследователей. Черный силуэт напротив был приманкой, а мы были охотниками. Мы молча стояли в темноте и наблюдали за прохожими. Холмс не двигался с места и не шевелился, но он, без сомнения, был настороже и устремлял свой бдительный взгляд на всех проходящих по улице. Ночь была бурная и холодная, ветер резко свистал в подворотнях. Большинство прохожих были в пальто с поднятыми воротниками. Мне показалось, будто одна и та же фигура несколько раз проходила мимо дома, в особенности же обратили на себя мое внимание два человека, которые как бы укрылись от непогоды в подъезде дома, расположенного недалеко от нашего. Я указал на них своему другу, но он нетерпеливо отмахнулся и не отрывал глаз от улицы. Он несколько раз слегка барабанил пальцами по стеклу. Очевидно, это было признаком неудовольствия от того, что его предположения не вполне оправдываются. Когда улица постепенно опустела, он стал в волнении ходить взад и вперед по комнате. Я как раз собирался сказать ему что-то, когда мой взор случайно упал на противоположное окно, и я был поражен не менее прежнего.

– Тень шевельнулась! – воскликнул я.

И действительно, фигура была теперь обращена к нам не в профиль, а спиною.

– Конечно, она повернулась, – отвечал Холмс. – Неужели, Ватсон, вы считаете меня таким простаком, чтобы я мог выставить неподвижную куклу, рассчитывая провести ею самых ловких преступников в Европе? Мы стоим здесь около двух часов, и за это время миссис Хадсон каждые четверть часа немного поворачивала фигуру, так что всего она проделала это восемь раз. Само собой разумеется, она подбирается к фигуре таким образом, что ее собственная тень не видна. Ага! – прошептал он, затаив дыхание.

При тусклом свете я заметил, как он вытянул голову вперед и пришел в сильнейшее возбуждение. Однако на улице не было ни души. Те двое мужчин все еще, по-видимому, скрывались в подъезде, но я их уже не мог видеть. Все кругом было погружено в безмолвие и мрак, кроме освещенной шторы с темным силуэтом. Среди мертвой тишины я слышал порывистое дыхание Холмса. В следующий момент он потащил меня в темный угол комнаты и предостерегающе прижал палец к моим губам. Я чувствовал, как дрожат его пальцы. Никогда я не видел Холмса в таком возбужденном состоянии, а между тем на улице по-прежнему не было абсолютно ничего подозрительного.

Но вдруг я услышал то, что его более тонкий слух различил еще раньше. До меня донесся слабый странный звук, который шел не со стороны улицы, а со двора того дома, где мы притаились. Кто-то отпер дверь и снова ее запер. Затем послышались тихие шаги, которых нельзя было бы уловить, если бы не эхо пустого дома. Холмс прижался к темной стене, и я последовал его примеру, вынув револьвер. В дверях показался неопределенный контур человека. Он остановился на секунду, затем, нагнувшись, прошел вперед. Темная фигура находилась в трех метрах от нас, и я уже направил на него револьвер, но вдруг сообразил, что вошедший и не подозревает о нашем присутствии. Он прошел совсем близко от нас, направился к окну и бесшумно открыл его приблизительно на пол фута. Свет с улицы, уже не затемненный грязным стеклом, упал теперь как раз на его лицо. Казалось, он был страшно взволнован. Его глаза сверкали, а черты лица были судорожно искажены. Это был уже не молодой человек, с тонким выдающимся носом, гладким лбом и большими с сильной проседью усами. Лицо его было худое, смуглое, с множеством морщин. В руках он держал какой-то предмет, похожий на палку, но когда он положил его на пол, послышался металлический звук. Затем он вытащил что-то из кармана пальто и долго с этим возился. Наконец раздался резкий звук, точно пружина попала на свое место, и закрылся замок. Продолжая стоять на коленях, незнакомец изо всех сил налег на рычаг или что-то в этом роде и затем снова раздался похожий на прежний, но более резкий звук. Наконец он поднялся, и я увидел в его руке нечто похожее на ружье, но с каким-то странным прикладом. Он сел на корточки, положил дуло на подоконник и прицелился. Мишень ярко выделялась на светлом фоне шторы. Один момент убийца оставался неподвижным, затаив дыхание и не моргнув глазом. Наконец, он спустил курок. Раздалось странное жужжание и характерный звук вылетевшей пули. В этот момент Холмс прыгнул, как кошка и повалил негодяя на пол лицом вниз. Но тот с нечеловеческой силой вырвался и схватил Холмса за горло. Тогда я ударил его рукояткой револьвера по голове, и опять повалил на пол, а Холмс в то же время дал резкий свисток. Тотчас же на мостовой послышался стук каблуков и через парадную дверь в комнату ворвались двое полицейских с агентом сыскной полиции.

– Это вы, мистер Лестрейд? – спросил Холмс.

– Я, мистер Холмс. Я сам взялся за эту работу. Хорошо, что вы снова вернулись в Лондон.

– Думаю, что вы ничего не имеете против маленькой помощи. Три нераскрытых убийства за один год – это многовато, милейший Лестрейд. Но вы вели Мальсейское дело лучше обыкновенного… Я хочу сказать, вы прямо таки отлично его провели.

Мы все поднялись на ноги. Пленник, порывисто дыша, стоял между двумя дюжими полицейскими, державшими его за руки. На улице уже остановилось несколько прохожих. Холмс закрыл окно и спустил штору. Лестрейд зажег две свечи, которые принес с собой, а полицейские открыли свои потайные фонари. Наконец-то я получил возможность хорошо рассмотреть нашу добычу.

Я увидел мужественное, но очень злое лицо. У него был лоб философа и челюсть сластолюбца; человек этот был одарен большими способностями, как для добра, так и для зла. Дерзкие голубые глаза, с нависшими бровями, крючковатый нос и выпуклый лоб с глубокими морщинами указывали на врожденного преступника. Он не обращал ни на кого внимания, взор его был прикован к одному только Холмсу, с выражением ненависти и изумления.

– Да, да, господин полковник, – сказал Холмс, поправляя свой воротник, – повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. Кажется, я не имел удовольствия видеть вас с тех пор, когда вы удостоили меня своим вниманием у Рейхенбахского водопада.

Полковник все еще не спускал с Холмса глаз, полных ненависти, и продолжал твердить одно и то же: «Дьявол, проклятый дьявол!»

– Я еще не познакомил вас, – сказал мой друг. – Позвольте, господа, представить вам полковника Себастьяна Морана, бывшего офицера Индийской армии Ее Величества и лучшего стрелка, какой когда-либо существовал в британских войсках. Я, кажется, не ошибусь, полковник, если скажу, что при охоте на тигра у вас не было соперников.

Взбешенный убийца не отвечал и все еще с удивлением смотрел на Холмса: в настоящую минуту он сам походил на тигра.

– Собственно говоря, меня удивляет, – продолжал Холмс, – что такой старый охотник попался на мою простую приманку. Вы ведь должны были о ней знать. Разве вам не случалось лежать под деревом с козленком и ружьем и караулить тигра? И вот, этот пустой дом – мое дерево, а вы – мой тигр. Вы, вероятно, брали с собой запасные ружья на случай, если явятся несколько тигров, или, что вряд ли можно предположить, если вы промахнетесь? Вот это мои запасные ружья, – он указал на присутствующих. – Разве не прекрасная параллель?!

Полковник Моран бросился на Холмса с рычанием дикого зверя, но полицейские оттащили его обратно. Страшно было смотреть на его лицо, до того оно было искажено яростью.

– Признаюсь, правда, что вы преподнесли мне маленький сюрприз, – продолжал Холмс. – Я не рассчитывал, что и вы изберете для своей операции этот дом и это окно. Я думал, что вы будете действовать с улицы. Поэтому-то я и поставил там для караула моего друга Лестрейда с его людьми. Но, за исключением этой мелочи, все произошло так, как я и ожидал.

Теперь полковник обратился к сыщику из Скотланд-Ярда.

– У вас, быть может, имеется законная причина для моего ареста, – сказал он, – во всяком случае, я не имею желания выслушивать далее остроты этого господина. Я нахожусь во власти закона и могу требовать, чтобы все происходило так, как того закон требует.

– Против этого нельзя ничего возразить, – ответил Лестрейд. – Вы хотите еще что-нибудь сказать, мистер Холмс, прежде чем мы уйдем?

Холмс поднял с пола мощное духовое ружье и стал осматривать его механизм.

– Удивительное и единственное в своем роде оружие, – сказал он, – стреляет без шума и вместе с тем обладает страшной силой. Я был лично знаком с Гердером, слепым немецким механиком, который сделал его по заказу покойного профессора Мориарти. О существовании этого ружья было уже давно мне известно, но я не имел случая подержать его в руках. Специально рекомендую его вашему вниманию, Лестрейд, равно как и пули к нему.

– Можете быть уверены, мистер Холмс, мы хорошенько их рассмотрим, – обронил Лейстрейд, когда мы все двинулись к двери. – Что еще?

– Я хотел еще спросить вас, какое вы намерены представить основание для ареста?

– Какое? Ну, разумеется, покушение на убийство Шерлока Холмса.

– Ах, нет, Лестрейд. Я не хотел бы, чтобы мое имя упоминалось в связи с этим делом. Вам, и только вам следует приписать заслугу замечательного ареста, который бы только что произвели. Да, мистер Лестрейд, поздравляю вас. Со свойственным вам счастливым сочетанием хитрости и отваги вы, наконец, поймали его.

– Поймал его! Кого поймал, мистер Холмс?

– Человека, которого до сих пор безуспешно искала вся полиция: человека, застрелившего барона Рональда Адэра из ружья через окно второго этажа в доме номер 427 по Парковой улице тридцатого числа прошлого месяца. Вот о каком преступлении идет речь, мистер Лестрейд. А теперь, мой дорогой Ватсон, мы позволим себе поболтать еще часок-другой в моем кабинете за хорошей сигарой.

В нашей прежней квартире, благодаря попечению Майкрофта и заботливости миссис Хадсон, ровно ничего не изменилось. Правда, войдя в комнату, я был несколько удивлен непривычным порядком, хотя все стояло на своем месте. Вот химический угол с еловым столом, покрытым пятнами от кислот, вот полка с книгами и заметками, которые многие из наших сограждан охотно бы сожгли. Планы и картины, футляр со скрипкой, станок с трубками и даже персидская туфля с табаком, – все было на своем месте. В комнате была только одна новая вещь – замечательная фигура, сыгравшая столь важную роль в нашем ночном приключении. Это был восковой бюст моего друга, поразительно похожий на оригинал. Он стоял на столике, так искусно задрапированный старым халатом Холмса, что с улицы должна была быть полная иллюзия реальности. Когда мы вошли, к нам навстречу поспешила сияющая миссис Хадсон.

– Надеюсь, вы приняли все меры предосторожности, миссис Хадсон? – спросил Холмс.

– Я подползала к фигуре на коленях совершенно так как, вы мне приказали, мистер Холмс.

– Отлично! Вы прекрасно исполнили свою роль. Заметили ли вы, куда полетела пуля?

– Да. Боюсь, что она испортила прекрасный бюст; она прошла как раз через голову и ударилась о стену. Я подняла ее с ковра. Вот она!

Холмс протянул мне пулю.

– Настоящая револьверная пуля, как видите. Это гениальная выдумка, Ватсон, потому что никто не мог бы подумать, что такою пулей было заряжено ружье. Благодарю вас, миссис Хадсон, за ваше любезное содействие. А теперь, Ватсон, садитесь-ка на свой старый стул, я еще многое расскажу.

Он снял свой длиннополый сюртук и в своем халате мышиного цвета снова превратился в прежнего Холмса.

– Нервы старого охотника еще крепки и спокойны, – сказал он, смеясь и рассматривая пробитый череп своего бюста.

– Как раз посредине через мозг. Он был лучшим стрелком в Индии, да и в Лондоне вряд ли найдется стрелок, равный ему. Вам неизвестно это имя?

– Нет, я такого не слышал.

– Это удивительно! Впрочем, если не ошибаюсь, вы раньше не слышали и имени профессора Мориарти, одного из гениальнейших людей девятнадцатого столетия. Дайте-ка мне, пожалуйста, биографический словарь.

Холмс лениво перелистывал книгу, откинувшись на спинку кресла и выпуская огромные клубы дыма своей сигары.

– Хорошенькая у меня коллекция имен на букву М, – сказал он, наконец. – Вот сам Мориарти, человек, о котором можно написать целую книгу, затем отравитель Морган, а тут Мерридью, оставивший по себе страшную память, и мой приятель, Мэтьюс, с которым связано приключение на Чаринг-Кросском вокзале, а вот, наконец, мистер Моран.

Он передал мне книгу, и я прочел: «Моран Себастьян, полковник в отставке, бывший офицер первого саперного полка в Бенгалоре. Родился в Лондоне в 1840 году, сын Августа Морана, депутата и бывшего британского посла в Персии. Получил образование в Оксфордском университете и Итонской высшей школе. Принимал участие в походах в Джаваки и Афганистане, сражался при Чарасиаби, Шерпуре и Кабуле. Автор книг: «Охота на крупного зверя в Западных Гималаях», изд. 1881 г. и «Три месяца в лесах», изд. 1884 г. Адрес: Кондуит-стрит. Член клубов: англо-индийского, тэнкервильского и карточного клуба «Багатель».

На полях заметка Холмса: «Второй из опаснейших людей Лондона».

– Удивительно! – сказал я, возвращая книгу. – У него послужной список уважаемого офицера.

– Совершенно верно, – заметил Холмс. – До известного периода времени он был вполне порядочным человеком. У него всегда были железные нервы. Еще и теперь рассказывают, как он в Индии вполз в логовище тигра, унесшего человека, и вырвал добычу из когтей. Существуют деревья, Ватсон, которые до известного момента развиваются вполне нормально и потом сразу меняются. То же самое случается и у людей. По моему мнению, в развитии каждого индивидуума отражается развитие всей цепи его предков, и внезапный поворот к добру или злу является результатом влияния предшествующих поколений. Личность повторяет в некотором смысле историю своего рода.

– Это, как мне кажется, несколько фантастическая теория.

– Ну, я не стану подробно распространяться о ней. Как бы то ни было, полковник Моран постепенно свернул с пути добродетели. Хотя дело и не дошло до открытого скандала, однако «климат Индии стал для него слишком вредным», и он не мог более там оставаться. И вот он приехал в Лондон, но и здесь недолго пользовался хорошей репутацией. Как раз в то время его способности оценил профессор Мориарти, у которого он долгое время был правой рукой. Мориарти щедро снабжал его деньгами и пускал его один или два раза в дело при особенно трудных случаях, с которыми обыкновенный преступник не мог бы справиться. Вы, может быть, еще помните смерть миссис Стюарт из Лайдера в 1887 году? Я твердо убежден, что Моран был главным участником этого преступления, хотя против него не было никаких улик. Когда шайка Мориарти была поймана, он опять-таки сумел ловко выпутаться из расставленной сети, и мы никак не могли привлечь его к суду. Вы помните еще, как я тогда, будучи в вашей квартире, закрывал ставни, опасаясь духового ружья? Вы, наверное, считали меня болезненно-взволнованным и чересчур мнительным. Но я отлично знал, что делаю, потому что мне было известно о существовании этого удивительного оружия, а также и то, что оно находится в руках одного из лучших стрелков. Когда мы отправились в Швейцарию, он последовал за нами вместе с Мориарти, и не кто иной, как он бомбардировал меня камнями у Рейхенбахского водопада.

Вы, конечно, понимаете, что во время моего пребывания во Франции я внимательно следил за газетами, чтобы иметь возможность изловить его при каком-нибудь преступлении. Пока он находился на свободе, я ни одной минуты не мог быть спокойным за свою жизнь в Лондоне. Я не был бы спокоен ни днем, ни ночью и раньше или позже все-таки пал жертвой его мести. Что мне оставалось делать? Я не мог его застрелить, не рискуя сам очутиться на скамье подсудимых. Обращение в полицию было бы бесполезно, потому что она не имеет права возбуждать дела по простому подозрению частного лица. Итак, я был совершенно беспомощен. Поэтому я стал внимательно следить за уголовной хроникой, будучи убежден, что раньше шли позже все-таки изловлю его. И вот пришло известие об убийстве молодого Адэра. Наконец, мой час пробил! Разве на основании того, что я знал, не было ясно, что это дело рук Морана? Он играл с молодым человеком в карты, он последовал за ним из клуба домой и застрелил через открытое окно. Во всем этом для меня не было никакого сомнения. Одной пули было достаточно для того, чтобы его уличить. Я немедленно вернулся в Англию. Человек Морана увидел меня и, само собой разумеется, тотчас же дал ему знать о моем прибытии. Он должен был, безусловно, связать мой поспешный приезд с его преступлением, и это его страшно встревожило. Поэтому для меня было ясно, что он постарается немедленно устранить меня с пути и употребит для этого свое смертоносное оружие. Я оставил для него отличную мишень в окне, предупредил полицию и выбрал пост для наблюдения, который казался мне особенно для этого подходящим, правда, мне и в голову не приходило, что и он изберет его для осуществления преступления. Теперь, мой дорогой Ватсон, для вас, вероятно, все ясно?

– Не совсем, – отвечал я, – вы не объяснили мне, почему он убил молодого Рональда Адэра.

– Ах, да. Тут мы вступаем в область, где даже строго логичный человек рискует ошибиться. Каждый из нас может, на основании имеющихся фактов, составить свое собственное мнение об этом, причем одна гипотеза может оказаться столь же правильной, как и другая.

– А вы уже имеете свое мнение?

– Мне кажется, что найти мотив преступления вовсе не так трудно. Доказано, что Моран и Адэр выиграли немалую сумму, но Моран, без сомнения, играл нечисто – в этом я уже давно убедился. Я думаю, что в день убийства Адэр обнаружил обман и, по всей вероятности, откровенно заявил ему, что предложит исключить полковника из клуба, если тот не выйдет из него добровольно. Вряд ли можно предположить, чтобы такой молодой человек как Адэр захотел тотчас же устроить скандал и таким образом опозорить известного джентльмена гораздо старше его по возрасту. Мое предположение имеет все основания. Но исключение из клуба было бы для Морана, жившего шулерством, равносильно полному разорению. По этой-то причине он и убил Адэра как раз в то время, когда последний подсчитывал, сколько денег должен возвратить сам, дабы не воспользоваться нечистой игрой своего партнера. Он заперся на ключ, чтобы мать и сестра не застали его врасплох и не стали расспрашивать, что означают отдельные кучки денег и все эти имена. Ну, как, по-вашему, мое объяснение?

– Не сомневаюсь, что оно весьма точно!

– На следствии выяснится, прав я или нет. Впрочем, как бы там ни было, полковник Моран уж не будет более нас тревожить, знаменитое ружье системы Гердера украсит музей сыскного отделения, а мистер Шерлок Холмс снова сможет посвятить себя свободному и беспрепятственному изучению интересных проблем, которыми, право, так богата лондонская жизнь.