Текст книги "12 лучших рассказов о Шерлоке Холмсе (по версии автора)"

Однако поднять плиту было делом трудным для двух лиц, из которых, к тому же, одна была женщина. Нелегко это было и для нас – дюжего сассекского полицейского и меня. Что же они могли выдумать, чтобы помочь себе? Вероятно, то же, что сделал бы я сам. Я встал и внимательно осмотрел разбросанные по полу поленья и почти сразу убедился в точности моего предположения. На одном полене, длиной около 3 футов, явственно виднелась выемка, а несколько других были сплющены с боков, как будто сжатые какою-то тяжестью. Очевидно, приподняв плиту, они стали совать одно полено за другим, пока не образовалось отверстие настолько большое, что человеку удалось пролезть в него. Тогда они положили одно полено вдоль отверстия; этим и объясняется выемка на его нижнем конце, так как плита придавливала его своей тяжестью к противоположному краю щели.

Очевидно, в яму спустился только один человек, и именно Брентон. Девушка должна была ожидать наверху. Брентон отпер сундук и, надо полагать, передал найденные им вещи сообщнице, так как в сундуке вещей не оказалось. А потом? Что случилось потом?

Вспыхнула ли ярким огнем жажда мести, тлевшая в душе страстной кельтской женщины, когда она увидела в своей власти человека, причинившего ей столько зла… Может быть, куда больше, чем подозревали окружающие. Случайно ли подались поленья, и плита закрыла вход в подвал, который стал могилой Брентона? Или резким движением руки она отбросила опору, и плита рухнула на прежнее место? Как бы то ни было, мне казалось, что я вижу лицо женщины, судорожно сжимающей найденное сокровище и в безумном ужасе бегущей по винтовой лестнице, между тем как в ее ушах раздавались глухие крики и яростные удары в плиту заживо погребенного неверного любовника.

Итак, вот тайна ее бледности, ее нервного состояния и истерического хохота на следующее утро. Но что же было в сундуке? Куда она подевала вещи? Вероятно, то были обломки металла и стекла, вытащенные из озера Реджинальдом. Рэчел бросила их при первом удобном случае, чтобы скрыть последние следы своего преступления.

Минут двадцать я просидел, не двигаясь, обдумывая происшедшее. Мейсгрэйв, весь бледный, продолжал стоять на прежнем месте, раскачивая фонарь и смотря вниз, в яму.

– Это монеты Карла Первого, – сказал он, взяв несколько кругляшек, оставшихся в сундуке. – Видите, мы верно определили время учреждения обряда.

– Может быть, мы найдем еще что-нибудь, оставшееся от Карла Первого, – предположил я.

Внезапно мне показалось, что я понял значение двух первых вопросов обряда.

– Дайте мне взглянуть на вещи в мешке, который вытащили из пруда.

Мы пошли в кабинет, и Реджинальд разложил передо мной обломки. Я понял, почему хозяин замка не придал им никакого значения: металл был почти черный, а камни тусклые и бесцветные. Я потер один из них о рукав, и он засверкал у меня на ладони, словно искра. Одна из металлических вещей имела вид двойного кольца, но сильно поломанного, так, что оно потеряло свою первоначальную форму.

– Вам не мешает припомнить, что королевская партия существовала в Англии и после смерти короля, а когда его приверженцам пришлось, наконец, бежать из страны, они, вероятно, спрятали куда-нибудь многие из своих драгоценностей, намереваясь вернуться за ними в более мирные времена.

– Мой предок, сэр Ральф Мейсгрэйв, был ярым приверженцем Карла Второго и сопровождал короля во всех скитаниях, – сказал Реджинальд.

– Ну, это обстоятельство доставляет последнее, недостающее нам звено, – ответил я. – Должен поздравить вас со вступлением в обладание – хотя и очень трагическим образом – реликвии, имеющей большую ценность, но еще большее историческое значение.

– Что же это такое? – задыхаясь от изумления, проговорил он.

– Древняя корона английских королей.

– Корона?

– Именно. Обратите внимание на слова обряда. «Чье оно было?»– «Того, кого уже нет». Это после казни Карла Первого. «Чье оно будет?» – «Того, кто придет следом». Это говорилось о Карле Втором, чье восшествие на престол предвиделось заранее. По-моему, не может быть сомнения в том, что это изломанная, потерявшая всякую форму диадема украшала некогда головы Стюартов.

– А как она попала в пруд?

– Это вопрос, для ответа на который потребуется время…

Я изложил ему длинную цепь предположений и доказательств, развитую мной в подвале. Уже стемнело и луна засияла на небе, прежде чем я окончил свой рассказ.

– Как же случилось, что Карл Второй не получил своей короны, когда вернулся? – спросил Мейсгрэйв, собирая обломки обратно в холщовый мешок.

– Это вопрос, ответа на который мы, вероятно, никогда не получим. Предположу, что ваш предок, знавший тайну, умер, не успев объяснить своему потомку значение оставленного им документа. С того времени и до сих пор бумага эта переходила от отца к сыну, пока, наконец, не попал в руки человека, сумевшего понять тайну и потерявшего жизнь при попытке добыть спрятанное сокровище.

Вот история «Мейсгрэйвского обряда», Ватсон. Корона и до сих пор в Херлстоне, хотя владельцам пришлось иметь дело с судом и уплатить значительную сумму денег для того, чтобы оставить ее у себя. Я уверен, что, если вы упомянете мое имя, вам покажут эту корону. Об исчезнувшей девушке никто ничего не слышал. Вероятно, она бежала из Англии и унесла воспоминания о своем преступлении в далекие края.

Рейгетские помещики

Прошло немало времени, прежде чем здоровье моего друга, мистера Шерлока Холмса, вполне поправилось после его напряженной деятельности весной 1887 года. Вопрос о нидерландской компании на Суматре и колоссальных планах барона Мопертюи еще слишком жив в памяти публики и слишком тесно связан с политическими и финансовыми вопросами, поэтому я не рискну касаться его в своих записках. Однако, вследствие этой деятельности, возникла странная и сложная задача, разрешение которой серьезно подорвало здоровье моего друга.

В моих заметках упоминается, что 14 апреля я получил телеграмму из Лиона, извещавшую меня, что Холмс лежит больной в гостинице Дюлон. Спустя сутки я уже стоял у его постели и с облегчением убедился, что симптомы болезни не представляли ничего опасного. Однако и железное сложение Холмса не выдержало напряженного состояния, в котором он находился во время следствия, продолжавшегося два месяца. Он работал не менее пятнадцати часов в сутки, а иногда, как он признался мне, и по пять суток кряду, без отдыха. Блистательный исход дела не мог предотвратить реакции, последовавшей за крайним напряжением сил, и в то время, когда имя его гремело по всей Европе, а комната, в которой он лежал, была завалена поздравительными телеграммами, я нашел Шерлока в полном упадке. Даже осознание того, что он добился успеха в деле, с которым не могла справиться полиция трех государств, и перехитрил самого искусного мошенника Европы, не могло вывести моего друга из нервной прострации.

Через три дня мы вернулись на Бейкер-стрит, но ясно было, что Холмсу нужна перемена места и климата, да и мне мысль провести недельку-другую в деревне казалась весьма привлекательной. Мой старинный приятель, полковник Хэйтер, которого я лечил в Афганистане, жил теперь близ Рейгета в Суррее и не раз приглашал меня погостить. В последний раз он писал, что был бы рад, если бы знаменитый детектив приехал со мной. Пришлось пустить в ход разные дипломатические уловки, но когда Холмс узнал, что мой приятель – холостяк, и что гостям его предоставляется полная свобода, он согласился принять приглашение, и через неделю после нашего возвращения из Лиона мы уже сидели под гостеприимной кровлей полковника. Хэйтер был славный старый солдат, много повидавший на своем веку, и, как я и ожидал, у них с Холмсом нашлись общие темы для беседы.

Вечером в день нашего приезда мы все сидели в кабинете полковника, стены которого были украшены оружием. Холмс полулежал на диване, а Хэйтер и я пересматривали небольшой запас пистолетов и кинжалов.

– Между прочим, – вдруг сказал полковник, – вам лучше взять к себе наверх что-нибудь из этого арсенала, на случай тревоги.

– Тревоги? – переспросил я.

– Да, недавно у нас был переполох. В прошлый понедельник напали на дом одного из моих соседей, Эктона. Кража ни велика, но воров еще не удалось поймать.

– А следов никаких? – заинтересовался Холмс.

– Никаких. Но дело это пустяшное, одно из мелких преступлений, обычных в нашей местности. Слишком ничтожных для того, чтобы привлекать к расследованию вас, мистер Холмс, после знаменитого международного дела.

Холмс сделал знак рукою, как бы отстраняя комплимент.

– Были в деле какие-нибудь интересные подробности?

– Кажется, нет. Воры обшарили библиотеку, но получили очень мало за свой труд. Все там перевернуто вверх дном, шкафы открыты и обшарены, а исчезли только один разрозненный том Гомера, два подсвечника накладного серебра, пресс-папье из слоновой кости, маленький дубовый термометр и пучок веревки.

– Что за странный подбор вещей! – воскликнул я.

– О, воры, очевидно, схватили, что попалось под руку, – отмахнулся полковник.

Холмс проворчал что-то себе под нос.

– Местная полиция должна бы заняться этим, – сказал он. – Ведь очевидно, что…

Но я погрозил пальцем.

– Вы здесь для отдыха, мой дорогой друг. Ради Бога, не выдумывайте себе новой работы, когда у вас нервы так издерганы.

Холмс с видом комичной покорности взглянул на полковника, и разговор перешел на менее опасные темы.

Однако судьба решила, чтобы вся моя профессиональная осторожность пропала даром, потому что на следующее утро дело явилось перед нами в таком виде, что его нельзя было игнорировать, и наше посещение деревни приняло совершенно неожиданный оборот. Мы сидели за завтраком, когда в столовую вдруг вбежал дворецкий с совершенно растерянным видом.

– Вы слышали новость, сэр? – задыхаясь, проговорил он. – Слышали, что случилось у Каннингэмов, сэр?

– Воровство? – воскликнул полковник, не донеся до рта чашку с кофе.

– Убийство!

Полковник свистнул.

– Черт возьми! – проговорил он. – Кто же убит? Сам мировой или его сын?

– Ни тот, ни другой, сэр. Убит Вильям, кучер. В самое сердце…

– Кто же убил его?

– Разбойник, сэр. Выскочил, как стрела, и след простыл. Он только что влез в окно кладовой, как Вильям бросился на него и поплатился жизнью, спасая имущество своего господина.

– Когда это произошло?

– Вчера ночью, сэр, около полуночи.

– А! Ну, так мы сейчас же отправимся туда, – сказал полковник, хладнокровно принимаясь опять за завтрак. – Скверная история, – прибавил он, когда дворецкий вышел из комнаты, – старик Каннингэм – один из самых выдающихся наших помещиков, весьма порядочный человек. Это убийство расстроит его, потому что кучер жил в имении много лет и был хорошим слугой. Очевидно, это те же негодяи, которые забрались в Эктон.

– И украли ту странную коллекцию? – задумчиво сказал Холмс.

– Вот именно.

– Гм! Может быть, дело окажется совершенно простым, но на первый взгляд оно все же любопытно, не правда ли? Шайка воров, действующая в известной местности, догадалась бы разнообразить свои похождения и не нападать в течение нескольких дней на два дома в одном округе. Когда вчера вечером вы заговорили о предосторожностях, я помню, мне пришла в голову мысль, что едва ли какой-либо вор или воры обратят внимание на эту местность Англии в ближайшее время. Оказывается, однако, что мне следует еще многому поучиться.

– Я думаю, это какой-нибудь местный профессионал, – сказал полковник. – В таком случае он, естественно, выбрал поместья Эктона и Каннингэма, как самые большие.

– И богатые?

– Должны бы быть самыми богатыми, но они долгие годы вели судебную тяжбу друг с другом, которая, как я полагаю, высосала соки из обоих. У старого Эктона есть какое-то право на половину имения Каннингэма, и адвокаты ухватились за это дело обеими руками.

– Если это местный негодяй, то поймать его не трудно, – зевая, проговорил Холмс. – Хорошо, хорошо, Ватсон, не смотрите так строго. Я не стану вмешиваться в это дело.

– Инспектор Форрестер, сэр, – проговорил дворецкий, отворяя двери.

В комнату вошел франтоватый молодой человек с умным лицом.

– Здравствуйте, полковник, – сказал он. – Извините, что помешал, но мы слышали, что у вас гостит мистер Шерлок Холмс с Бейкер-стрит.

Полковник указал на моего друга. Инспектор поклонился.

– Мы думали, что, может быть, вы согласитесь пойти с нами, мистер Холмс.

– Судьба, положительно, против вас, Ватсон, – со смехом сказал мой приятель. – Мы только что говорили об этом деле, инспектор. Может быть, вы сообщите нам подробности.

По тому, как он откинулся на спинку кресла, я увидел, что все мои врачебные советы и дружеские увещания будут напрасны.

– В деле Эктона у нас не было никаких данных. В этом же их очень много, и нет сомнения, что в обоих случаях участвовала одна и та же личность. Человека этого видели.

– А!

– Да, сэр. Но он убежал с быстротой лани, после того, как выстрелил в бедного Вильяма Кирвана. Мистер Каннингэм видел его из окна спальни, а мистер Алек Каннингэм – с черного хода. Тревога поднялась в три четверти двенадцатаго. Мистер Каннингэм только лег в постель, а мистер Алек, уже в халате, курил трубку. Они оба слышали, как кучер Вильям звал на помощь, и мистер Алек бросился вниз, узнать, что случилось. Дверь черного хода была отперта, и внизу лестницы он увидел двух человек, борющихся друг с другом. Один из них выстрелил, другой упал, убийца бросился в сад и перескочил через забор. Мистер Каннингэм, выглянув из окна спальни, видел, как он добежал до дороги, но затем потерял его из виду. Мистер Алек нагнулся, чтобы посмотреть, нельзя ли помочь умирающему, а негодяй тем временем убежал. Мы знаем только, что это человек среднего роста, одетый в темную одежду, усердно разыскиваем его и надеемся скоро найти, так как он здесь чужой.

– Этот Вильям… Успел он сказать что-нибудь перед смертью?

– Ни слова. Он жил в сторожке с матерью, и так как был очень преданный малый, то мы думаем, что он пришел в дом взглянуть, все ли там в порядке. Понятно, что происшествие в поместье Эктона заставило всех быть настороже. Разбойник, должно быть, только что взломал дверь – замок оказался сломанным, когда Вильям бросился на него.

– Не сказал ли Вильям чего-нибудь матери, когда уходил из дома?

– Она стара и глуха, и мы ничего не можем добиться от матери. Она чуть с ума не сошла от постигшего ее удара, да и прежде, кажется, не отличалась сообразительностью. Но у нас в руках есть одна замечательная вещь. Взгляните, пожалуйста, на это!

Он вынул клочок бумаги из записной книги и разложил его на коленях.

– Вот что найдено в руке убитого. По-видимому, это клочок, оторванный от целого листа бумаги. Заметьте, что обозначенное тут время как раз совпадает с тем, когда убили беднягу Вильяма. Вы видите, что или убийца вырвал остальной лист, или, наоборот, Вильям вырвал этот клочок из рук убийцы. Сообщение, как будто, о свидании.

Холмс взял клочок бумаги, на котором можно было прочесть:

«…в три четверти двенадцатого…

…узнаете кое-что…

…может быть…»

– Если признать это за назначение свидания, – продолжал инспектор, – то можно предположить, что Вильям Кирван, хотя и пользовался репутацией честного человека, состоял в заговоре с вором. Он мог встретиться с ним, помочь взломать дверь, а затем между ними случилась ссора.

– Это чрезвычайно интересный отрывок, – сказал Холмс, рассматривая бумагу с большим вниманием. – Дело-то оказывается гораздо сложнее, чем я думал, – прибавил он, опуская голову на руки. Инспектор улыбался впечатлению, произведенному этим делом на знаменитого лондонского специалиста.

– Ваше последнее предположение о возможности соглашения между вором и кучером и о том, что этот клочок представляет собой отрывок письма одного из них, остроумно и не лишено логики, – заговорил, наконец, Холмс. – Но эта записка открывает…

Он снова опустил голову на руки и сидел несколько минут, погруженный в глубокое раздумье. Когда он поднял голову, я с изумлением увидел, что румянец играл у него на щеках, а глаза блестели, как до болезни. Он вскочил на ноги с прежней энергией.

– Знаете что! – сказал он. – Мне бы хотелось хорошенько и спокойно заняться подробностями этого дела. В нем есть что-то чрезвычайно привлекательное. Если позволите, полковник, я оставлю вас с моим другом Ватсоном и пройдусь с инспектором, чтобы проверить правдоподобность фантазии, пришедшей мне в голову. Вернусь через полчаса.

Прошло полтора часа, прежде чем инспектор вернулся один.

– Мистер Холмс расхаживает по полю взад и вперед, – ошеломленно сказал он. – И приглашает нас всех отправиться в дом.

– К мистеру Каннингэму?

– Да, сэр.

– Зачем?

Инспектор пожал плечами.

– Право, не знаю, сэр. Между нами, мне кажется, что мистер Холмс еще не вполне оправился от болезни. Он держит себя как-то странно и очень возбужден.

– Мне кажется, вы напрасно тревожитесь, – сказал я. – Я всегда убеждался, что в его сумасшествии есть известный метод.

– Или, наоборот, в его методе сказывается сумасшествие, – пробормотал инспектор. – Но он горит желанием отправиться туда, а потому, если вы готовы, полковник, идемте.

Холмс расхаживал взад и вперед по полю, опустив голову и засунув руки в карманы брюк.

– Дело становится все интереснее, – проговорил он. – Ватсон, наша поездка в деревню удалась как нельзя лучше. Я провел чудесное утро.

– Вы были на месте преступления? – спросил полковник.

– Да, мы с инспектором сделали маленькую рекогносцировку.

– И успешно?

– Да, мы видели несколько интересных вещей. Расскажу вам по дороге. Прежде всего, мы видели тело несчастного. Он, действительно, как и говорили, умер от выстрела из револьвера.

– А разве вы сомневались в этом?

– Ну, во всяком случае, следовало удостовериться. Потом мы поговорили с мистером Каннингэмом и его сыном, которые точно указали нам место, где убийца перескочил через забор. Это было чрезвычайно интересно.

– Конечно.

– Потом мы заглянули к матери бедного малого, но ничего от нее не узнали, так как она очень стара и слаба.

– И каков результат ваших исследований?

– Этот случай особенный. Может быть, наше посещение несколько прояснит его. Мы с инспектором, кажется, сходимся во мнении, что клочок бумаги, зажатый в руке убитого и указывающий час его смерти, весьма важный документ.

– Он должен служить исходной точкой, мистер Холмс.

– Он и служит ей. Автор этой записки заставил Вильяма Кирвана встать в поздний час. Но где же лист, от которого оторван этот клочок?

– Я тщательно осмотрел все кругом, надеясь найти его, – сказал инспектор.

– Он был вырван из руки убитого. Кому было так нужно овладеть им? Тому, кого могла уличить эта записка. Что же он сделал с ней? Вероятнее всего, сунул в карман, не заметив, что клочок остался в руке убитого. Если бы нам удалось добыть остальную часть листка, то, очевидно, мы сделали бы большой шаг к открытию тайны.

– Да, но как нам добраться до кармана преступника, не поймав его самого?

– Да, да, об этом стоит подумать. Затем еще один момент. Записка была прислана Вильяму. Автор принес ее не сам, иначе он мог бы передать все на словах. Кто же принес записку? Или ее прислали по почте?

– Я навел справки, – сказал инспектор. – Вильям получил вчера после полудня письмо по почте. Конверт он уничтожил.

– Превосходно! – сказал Холмс, похлопывая инспектора по спине. – Вы видели почтальона. Право, приятно работать с вами. Ну, вот и сторожка. Если вы пройдете со мною, полковник, я покажу вам место преступления.

Мы прошли мимо хорошенького коттеджа, где жил покойный, и, по аллее, окаймленной дубами, дошли до красивого старинного дома эпохи королевы Анны. Над входной дверью стоял год битвы при Мальплаке. Холмс и инспектор повели нас кругом до черного входа, отделенного садом от забора, идущего вдоль дороги. У двери в кухню стоял констебль.

– Откройте дверь, – сказал Холмс. – Ну-с, вот на этой лестнице стоял молодой мистер Каннингэм и видел, как двое боролись как раз на том месте, где мы стоим теперь. Старик Каннингэм стоял у второго окна налево и видел, как убийца убежал в кусты. Видел это и сын. Оба они сходятся насчет куста. Тогда мистер Алек выбежал и стал на колени возле раненого. Земля, как вы видите, очень тверда, и тут нет следов, которые могли бы помочь нам.

В эту минуту из-за угла дома на дорожку сада вышли двое. Пожилой человек, с крупными, резкими чертами лица, с тяжелым взглядом, и блестящий молодой человек, чье смеющееся лицо и щегольская одежда составляли странный контраст с приведшим нас сюда делом.

– Все еще возитесь с ним? – сказал он Холмсу. – Я думал, что вы, лондонцы, сразу схватываете суть дела. Оказывается, не так-то скоро.

– Ах, дайте нам немножко времени, – добродушно заметил Холмс.

– Да, время понадобится вам, – сказал молодой Алек Каннингэм. – По-моему, в этом деле нет никаких зацепок.

– Есть только одна, – ответил инспектор. – Мы думали, что если бы удалось найти… Боже мой! Что с вами, мистер Холмс?

Лицо моего друга вдруг приняло ужасное выражение. Глаза его закатились, черты исказились. С подавленным стоном он упал ничком на землю. Испуганные внезапностью и силой припадка, мы отнесли его в кухню. Несколько минут Холмс лежал в большом кресле, откинувшись на спинку и тяжело дыша. Наконец, он встал и со сконфуженным видом принялся извиняться, что перепугал нас.

– Ватсон может вам подтвердить, что я только что оправился после серьезной болезни, – объяснил он. – Я подвержен этим внезапным нервным припадкам.

– Не отвезти ли вас домой в шарабане? – спросил старик Каннингэм.

– Так как я уже здесь, то мне хотелось бы удостовериться в одном моменте. Это очень легко сделать.

– А именно?

– Видите ли, мне кажется, весьма возможно предположить, что бедняга Вильям пришел не до, а после того, как вор забрался в дом. Вы не сомневаетесь, что хотя замок и был взломан, но убийца не входил в дверь.

– Мне кажется, это – очевидно, – серьезно ответил мистер Каннингэм. – Ведь мой сын Алек еще не ложился спать и, конечно, слышал бы, если бы кто-нибудь ходил внизу.

– Где он сидел?

– Я курил у себя в уборной.

– Где окно уборной?

– Последнее слева, рядом с окном комнаты отца.

– Конечно, у вас обоих еще горели лампы?

– Без сомнения.

– Странно, – улыбаясь, проговорил Холмс. – Ну, разве не удивительно, что вор – да к тому еще опытный вор – решается ворваться в дом, когда видит по освещенным окнам, что в нем не спят еще как минимум двое?

– Должно быть, человек смелый.

– Если бы дело не было странное, нам не пришлось бы просить вас расследовать его, – сказал Алек Каннингэм. – Что же касается вашего предположения, что вор обокрал дом прежде, чем его накрыл Вильям, то я считаю это вполне нелепым. Разве мы не заметили бы беспорядка в доме и не хватились бы похищенных вещей?

– Это зависит от того, какие вещи пропали, – сказал Холмс. – Вы должны помнить, что мы имеем дело с необычным вором. Например, что он унес у Эктона?.. Пучок веревок, пресс-папье и еще какие-то пустяки.

– Мы вполне отдаемся в ваше распоряжение, мистер Холмс, – сказал старик Каннингэм. – Все, что укажете вы или инспектор, будет исполнено.

– Во-первых, – сказал Холмс, – мне бы хотелось, чтобы вы предложили награду лично от себя – когда еще полиция определит сумму! – а эти вещи нужно делать как можно скорее. Я набросал заявление; может быть, вы согласитесь подписать его. Я думаю, пятидесяти фунтов будет достаточно.

– Я охотно дал бы и пятьсот, – сказал Каннингэм, взяв из рук Холмса лист бумаги и карандаш. – Но здесь есть неточность, – прибавил он, взглянув на объявление.

– Я писал второпях…

– Видите ли, вы пишите: «Так как в среду, около трех четвертей первого, была сделана попытка…». На самом же деле было три четверти двенадцатого.

Мне было досадно за сделанную ошибку, поскольку я знал, как это будет неприятно Холмсу. Он отличался точностью в передаче фактов, но только что перенесенная им болезнь, очевидно, потрясла его, и этой маленькой случайности было для меня достаточно, чтобы видеть, что он еще не вполне поправился. Он сам сконфузился на минуту, инспектор поднял брови, а Алек Каннингэм громко захохотал. Но старый джентльмен исправил ошибку и отдал Холмсу бумагу.

– Пошлите ее напечатать как можно скорее, – сказал он. – Мне кажется, это превосходная идея.

Холмс аккуратно положил объявление в записную книжку.

– А теперь, – сказал он, – право, хорошо бы нам всем пройтись по дому и убедиться, не утащил ли чего-нибудь этот полоумный грабитель.

Прежде чем войти в дом, Холмс осмотрел взломанную дверь. Очевидно, было всунуто долото или крепкий нож, чтобы выдвинуть замок обратно.

– У вас, стало быть, нет засова? – спросил он.

– Мы не думали, что это нужно.

– Вы не держите собаки?

– Держим, но она на привязи по другую сторону дома.

– Когда прислуга ложится спать?

– Около десяти.

– Вероятно, и Вильям ложится в то же время?

– Да.

– Странно, что он не спал именно в эту ночь. Теперь я был бы очень рад, если бы вы были так добры и проводили нас по дому, мистер Каннингэм.

Коридор, вымощенный плитами, с выходящими в него кухнями, привел к деревянной лестнице, поднимавшейся на верхний этаж. Он выходил и на противоположную площадку, с которой начиналась другая, более нарядная лестница, ведшая в парадную переднюю. На эту площадку выходили двери гостиной и нескольких спален, в том числе спальни мистера Каннингэма и его сына. Холмс шел медленно, внимательно приглядываясь к архитектуре дома. По выражению его лица я догадался, что он напал на горячий след, но никак не мог себе представить, куда этот след приведет.

– Любезный сэр, – сказал мистер Каннингэм с некоторым нетерпением, – право же, все это совершенно бесполезно. Моя комната там, где оканчивается лестница, а за ней идет комната сына. Предоставляю вам судить, мог ли вор забраться сюда, не потревожив нас.

– Кажется, придется вернуться и искать новый след, – заметил сын с довольно злобной улыбкой.

– Попрошу вас потерпеть еще немного. Вот, например, мне хотелось бы знать, как далеко можно видеть из окон спален. Это, насколько я понял, спальня вашего сына, – прибавил он, отворяя дверь, – а это уборная, где Алек сидел и курил, когда началась тревога. Куда выходит ее окно?

Он прошел через спальню, отворил дверь и окинул взглядом следующую комнату.

– Надеюсь, вы довольны теперь? – спросил мистер Каннингэм с досадой в голосе.

– Благодарю вас, я видел все, что нужно.

– Тогда, если это действительно необходимо, мы можем пройти в мою комнату.

– Если вас это не затруднит.

Мировой судья пожал плечами и провел нас в свою комнату, очень просто убранную. В то время как мы подходили к окну, Холмс отстал от остальных так, что он и я шли последними в нашей группе. В ногах у кровати стоял маленький столик, а на нем тарелка с апельсинами и графин с водой. В ту минуту, как мы подошли к нему, Холмс, к несказанному моему изумлению, нагнулся вперед и преспокойно опрокинул столик. Графин разлетелся вдребезги, а фрукты раскатились во все стороны.

– Ах, Ватсон, что вы наделали? – хладнокровно произнес Холмс. – Вы испортили такой чудесный ковер!

Я нагнулся в смущении и стал подбирать фрукты, понимая, что мой товарищ по какой-то известной только ему причине желал, чтобы я взял вину на себя. Другие последовали моему примеру и поставили столик на ножки.

– Постойте! – крикнул инспектор. – Куда же он подевался?

Холмс исчез.

– По-моему, он просто спятил, – сказал Алек Каннингэм. – Отец, пойдем, посмотрим, куда мог направиться этот чудак.

Они выбежали из комнаты. Инспектор, полковник и я в недоумении переглядывались между собой.

– Честное слово, я склонен разделить мнение мистера Алека, – сказал инспектор. – Может, это следствие болезни, но мне кажется, что…

Его речь прервал внезапный возглас: «На помощь! На помощь! Убивают!» С ужасом я узнал голос моего друга и выбежал на площадку. Крики, перешедшие в хриплый стон, доносились из комнаты, в которую мы заходили раньше. Я влетел сначала в нее, а потом в смежную уборную. Оба Каннингэма навалились на лежавшего на полу Холмса. Младший схватил его за горло обеими руками, а старший, казалось, старался вывихнуть ему кисть руки. В одно мгновение мы трое оторвали их от Холмса, и он с трудом поднялся на ноги, весь бледный и сильно измученный.

– Арестуйте этих людей, инспектор! – задыхаясь, проговорил он.

– По обвинению в чем?

– В убийстве кучера Вильяма Кирвана.

Инспектор оглядывался вокруг в полном недоумении.

– О, мистер Холмс! – наконец, проговорил он, – я уверен, что вы вовсе не…

– Замолчите и взгляните на их лица! – отрывисто сказал Холмс.

Никогда в жизни не приходилось мне видеть на человеческом лице более явного выражения сознания вины. Старик казался совершенно пораженным; его лицо с резко очерченными чертами приняло угрюмое выражение. Сын же, напротив, утратил все свое изящество, ярость опасного дикого зверя засверкала в его темных глазах и исказила красивое лицо. Инспектор молча подошел к двери и свистнул в свисток. На зов явились два констебля.

– Не могу поступить иначе, мистер Каннингэм, – сказал он. – Надеюсь, что все это окажется нелепым недоразумением. А! Это что! Бросьте.

Он взмахнул рукой, и на пол упал револьвер, который выхватил молодой Каннингэм, собираясь застрелиться.

– Сохраните эту вещь, – сказал Холмс, поспешно наступая на револьвер, – он пригодится вам при следствии. Но вот то, что я искал.

Он протянул инспектору маленький кусок смятой бумаги.

– Остальная записка? – спросил инспектор.

– Именно так.

– Где же она была?

– Там, где и следовало ожидать. Я объясню вам все. Мне кажется, полковник, что вы с Ватсоном можете теперь вернуться домой. Я же приду к вам самое большее, через час. Мне и инспектору нужно поговорить с арестованными.

Шерлок Холмс сдержал свое слово и через час уже входил в курительную комнату полковника в сопровождении пожилого господина невысокого роста, которого представили мне как мистера Эктона, в доме которого произошел первый грабеж.

– Я желал, чтобы мистер Эктон присутствовал при моем объяснении этого дельца, – сказал Холмс, – так как ему вполне естественно интересоваться подробностями. Боюсь, любезный полковник, что вы от души жалеете, что приняли в свой дом такого буревестника, как я.

– Напротив, – горячо ответил полковник, – мне посчастливилось изучить ваш метод расследований в действии. Сознаюсь, что результаты превзошли все мои ожидания. Но я так и не понимаю, какие у вас были улики для того, чтобы выяснить это дело.

– Боюсь, что мое объяснение может разочаровать вас, но у меня привычка никогда не скрывать своего метода ни от моего друга Ватсона, ни от других людей интересующихся им. Прежде всего, так как я несколько потерпел от встряски, заданной мне в уборной, я намереваюсь подкрепиться глоточком вашей водки, полковник. Я так утомился за последнее время.