Текст книги "12 лучших рассказов о Шерлоке Холмсе (по версии автора)"

Несколько минут мы сидели молча. Холмс был подавлен и потрясен, прежде я никогда не видел своего друга таким мрачным.

– Это задевает мою гордость, Ватсон, – сказал он, наконец. – Это, без сомнения, мелкое чувство, но оно задевает мою гордость. Теперь это становится моим личным делом, и, если Бог пошлет мне здоровье, я приложу руку к поимке этой банды. Молодой Опеншоу пришел ко мне за помощью, а я отослал его на смерть!

Холмс вскочил со стула и расхаживал по комнате в неконтролируемом возбуждении, на его желто-пергаментных щеках проступил румянец, а пальцы рук сжимались и разжимались в нервическом припадке.

– Они, должно быть, хитрые дьяволы, – воскликнул Холмс. – Как они сумели заманить Опеншоу? Набережная находится чуть в стороне от дороги на вокзал. Мост, несомненно, был слишком переполнен даже в такую ночь, а их целью было убийство без свидетелей… Что ж, Ватсон, посмотрим, кто выиграет в итоге. Я ухожу.

– В полицию?

– Нет. Когда я сплету паутину, полиция сможет переловить всех мух, но не раньше.

Весь день я был занят пациентами, и появился на Бейкер-стрит лишь поздно вечером. Шерлок Холмс еще не вернулся. Было почти десять часов, когда он вошел, бледный и измученный. Он подошел к буфету и, отломив кусок хлеба, жадно съел его, запив водой.

– Простите, Ватсон, я ничего не ел с завтрака.

– Совсем ничего?

– Ни кусочка. У меня не было времени подумать об этом.

– Вы сумели распутать этот жуткий клубок?

– Да. Они у меня в руках. Молодой Опеншоу недолго останется неотмщенным. Давайте, Ватсон, поставим на этих дьяволов их собственное клеймо.

– Что вы имеете в виду?

Он достал из шкафа апельсин и, разломив его на части, выдавил косточки. Выбрал пять штук, засунул в конверт. На внутренней стороне клапана он написал «ШХ за ДО». Затем запечатал его и адресовал «Капитану Джеймсу Кэлхауну, барк «Одинокая звезда», Саванна, Джорджия».

– Письмо вручат убийце, когда его парусник войдет в американский порт, – сказал Холмс, посмеиваясь. – Уверен, это подарит ему бессонную ночь. Капитан сочтет это таким же верным предвестником своей судьбы, как и все прочие жертвы Ку-клукс-клана.

– А кто этот капитан Кэлхаун?

– Лидер банды. Я доберусь и до остальных, но он будет арестован первым.

– Как вы его отследили?

Холмс вынул из кармана большой лист бумаги, весь исписанный датами и именами.

– Я провел весь день, – сказал он, – просматривая регистры Ллойда и архивы торговых кампаний, отслеживая каждое судно, которое заходило в Пондишерри в январе и феврале 1983 года. Под описание подходили тридцать шесть кораблей. Один из них, "Одинокая звезда", сразу привлек мое внимание, поскольку, хотя сообщалось, что он покинул Лондон, это название принадлежит одному из американских штатов.

– Я думаю, Техасу.

– Это не так важно, хотя Техас как раз на юге. Я просмотрел записи из Данди, и когда я обнаружил, что «Одинокая звезда» заходила в порт в январе 1985 года, мои подозрения превратились в несомненную уверенность. Затем я поинтересовался, какие суда находятся в настоящее время в лондонском порту.

– И?

– «Одинокая звезда» прибыла на прошлой неделе. Я спустился к Альберт-докам и обнаружил, что сегодня утром ранним приливом ее унесло вниз по реке. Парусник отправился домой, в Саванну. Я телеграфировал в Грейвсэнд и узнал, что судно прошло совсем недавно, и поскольку ветер восточный, я не сомневаюсь, что она сейчас миновала Гудвинз и приближается к острову Уайт.

– И что вы будете делать?

– О, Кэлхаун и двое его подельников, как я узнал, единственные американцы на корабле. Остальные – финны и немцы. Я также знаю, что все трое не были на корабле вчера вечером. Мне подтвердили это докеры, который загружали груз в трюм «Одинокой звезды». К тому времени, когда их парусник достигнет Саванны, почтовый пароход уже доставит письмо с апельсиновыми косточками, а телеграмма сообщит полиции Саванны, что эти трое джентльменов разыскиваются в Лондоне по обвинению в убийстве. Поверьте, скоро мы услышим об аресте этих негодяев.

Однако даже в самых лучших планах, которые придумывают лучшие люди, всегда бывает изъян. Убийцы Джона Опеншоу так и не получили апельсиновые косточки, которые показали бы им, что некто, столь же хитрый и решительный, идет по их следу. В том году штормы в Атлантике разгулялись нешуточные. Мы долго ждали новостей об «Одинокой звезде» из Саванны, но никаких сообщений не было. Лишь полгода спустя мы узнали, что где-то в океане капитан пакетбота заметил разбитую корму барка, раскачивающуюся на волнах, и записал в судовой журнал буквы «ОЗ», высеченные на ней. Думаю, это все, что мы когда-либо узнаем о судьбе «Одинокой звезды» и ее экипажа.

Случай в интернате

Нам с Холмсом приходилось быть свидетелями многих ярких драм, но ничего подобного первому появлению у нас доктора Гекстабля я не припомню. Появление этого почтенного джентльмена, носившего титул члена академии и доктора филологии, было внезапно и поразительно. У этого господина было столько разных званий и отличий, что они не могли уместиться на одной визитной карточке.

Он вошел в нашу приемную на Бейкер-стрит важный, торжественный, недоступный. Он олицетворял чувство собственного достоинства и солидность. Но что из этого вышло? Едва затворив за собой дверь, он зашатался, судорожно ухватился за край стола и вдруг шлепнулся на пол. Мы с удивлением и испугом созерцали это зрелище. Почтенный человек лежал недвижимый, без сознания, на медвежьей шкуре около камина.

На наших глазах потерпело крушение судно весьма и весьма большого калибра, оно, конечно, стало жертвой какой-нибудь ужасной бури, которые то и дело бушуют в жизненном море. Холмс и я бросились к упавшему в обморок. Мы подложили ему подушку под голову и влили в рот несколько капель водки. Мясистое белое лицо нашего посетителя носило следы изнурения и беспокойства, мешки под глазами приобрели, – очевидно, после многих бессонных ночей, – свинцовый цвет, губы были страдальчески сжаты, а подбородок покрывала трехдневная щетина. Воротничок рубашки носил следы пребывания в железнодорожном вагоне, волосы были растрепаны и спутаны. Перед нами находился человек, на которого обрушилась лавина неприятностей.

– Что это значит, Ватсон? – спросил Холмс.

– Полное истощение, – ответил я, – истощение это является результатом голода и усталости.

Я пощупал пульс, который бился еле заметно.

Холмс запустил руку в карман нашего посетителя и произнес:

– Обратный билет из Маклтона. Это на севере Англии. Теперь еще двенадцати нет. Он выехал спозаранку.

Закрытые ресницы начали дрожать и, наконец, пара серых блуждающих глаз устремилась на меня. Еще минута и наш гость встал на ноги. Лицо его покраснело от стыда.

– Простите меня, мистер Холмс, – сказал он, – я немного переутомился. Не могли бы вы дать мне стакан молока и кусок хлеба? Мне надо немного подкрепиться. Я приехал лично, мистер Холмс, чтобы удостовериться в том, что вы поедете со мною. Я боялся ограничиться телеграммой. Дело очень-очень важно и мне хотелось вас лично в этом убедить.

– Когда вы совсем оправитесь…

– О, я теперь чувствую себя отлично. Я даже не могу понять, как это я поддался обмороку. Я прошу вас, мистер Холмс, отправиться со мной в Маклтон следующим поездом.

Холмс отрицательно покачал головой.

– Мой товарищ, доктор Ватсон, может засвидетельствовать, что у нас в настоящую минуту пропасть дел. Вы, наверное, слышали о деле с документами Ферзера? Кроме того, я думаю, вам, как и всем, известна история убийства в Абердине. Я веду оба расследования, и только очень важное дело может заставить меня уехать из Лондона.

– Важное дело! – воскликнул наш гость, поднимая вверх руки, – неужели же вы ничего не слыхали о похищении единственного сына лорда Холдернесса?

– Как? Что! Это какой лорд? Бывший министр?

– Ну да! Мы старались, чтобы эта история не проникла в печать, но из этого ничего не вышло. Вчера в «Глобусе» была заметка об этом деле. Я думал, вы уже прочитали…

Холмс протянул свою длинную, тонкую руку к книжной полке и достал книгу, на корешке которой значилась литера «Х».

– «Холдернесс, – прочитал он, – герцог, шестой в роду, барон Вевергей, граф Каретон»… Боже мой, кажется, титулам конца не будет! «Состоит с 1900 года лордом-лейтенантом Галланшира, женился на Эдите, дочери сэра Чарльза Эплдора в 1888 году. Наследник и единственный сын – лорд Сэлтэйр. Недвижимость – около двухсот пятидесяти тысяч акров. Минеральные копи в Ланкашире и Уэльсе. Адрес… Так, это не существенно. Лорд адмиралтейства с 1872 года. Министр внутренних дел с…» Довольно и этого, мы имеем дело с одним из знаменитейших людей Англии.

– Да это знаменитейший и богатейший, может быть, во всей Англии, – подтвердил доктор Гекстабль. – Мне приходилось слышать о том, мистер Холмс, что вы любите искусство для искусства и что часто производите расследования бесплатно. Но его светлость богатый человек. Он уже объявил, что уплатит пять тысяч фунтов тому человеку, который укажет, где находится его сын. Тысяча же фунтов обещана тому, кто назовет имя похитителя или похитителей.

– Это царская награда! – произнес Холмс. – Я полагаю, дорогой Ватсон, что нам придется отправиться на север Англии. А вы, доктор Гекстабль, расскажите, что такое у вас случилось и каким образом это случилось. Мне хотелось бы знать, какое отношение к этому делу имеет директор Приорской школы близ Маклтона, и почему он приехал ко мне только три дня спустя после события… Не удивляйтесь! Состояние вашего подбородка говорит, что похищение мальчика имело место три дня тому назад… Расскажите мне все, чтобы я знал, как помочь?

Наш гость успел выпить стакан молока и съесть два-три бисквита. Глаза его стали яркими и выразительными, на щеках появился румянец.

– Я должен вам сообщить, господа, – начал он, – что Приорская приготовительная школа основана мною. Я состою в ней директором. У меня есть ученая репутация. Может быть, вы слышали о «Комментариях к Горацию» Гекстабля? Это мой скромный труд. Могу сказать без хвастовства, что моя школа считается самой лучшей, самой аристократической школой во всей Англии. Лорд Леверсток, граф Блэкуотер, сэр Казкарт Сомс оказали мне величайшую честь, доверив своих сыновей. Достигла же, так сказать, своего зенита Приорская школа три недели тому назад, когда герцог Холдернесс прислал ко мне своего личного секретаря, господина Джемса Вильдера. Этот последний уведомил меня, что скоро в мою школу прибудет единственный сын герцога, десятилетний лорд Сэлтэйр. Боже мой! Думал ли я, что это событие будет началом величайших бедствий?!

Мальчик прибыл к нам 1 мая. В этот день у нас начинается летний учебный сезон. Это – очаровательный ребенок. К нашим школьным порядкам он привык очень скоро. Я должен вам сказать… Я говорю это без боязни совершить нескромность, уж если говорить все… Ну, да, так вот я должен вам сказать, что мальчику дома жилось нелегко. Все знают, что герцог не особенно счастлив в семейной жизни. У него были с супругой какие-то неприятности, окончившиеся тем, что супруги разъехались. Герцогиня живет в настоящее время на юге Франции. Случилось это недавно, и мальчик находится всецело на стороне матери, которую очень любит. После отъезда ее из Холдернесса, он сильно заскучал, это-то и послужило поводом к тому, что его отдали ко мне в школу. Герцог думал, что общение со сверстниками развлечет его сына. И, действительно, в две недели мальчик совершенно освоился с нашими порядками и был весел.

В последний раз я его видел вечером 18 мая, то есть вечером в прошлый понедельник. Спальня его находилась во втором этаже, а в смежной комнате спят еще два мальчика. Эти двое решительно ничего не слышали, так что очевидно, что молодой лорд Сэлтэйр, тайно покидая школу, не проходил через их комнату. Зато в его комнате оказалось отворенным окно, а под ним как раз растет старый тис, по которому можно спуститься на землю. Следов, впрочем, мы под окном возле дерева не нашли, но это ничего не значит. По всем признакам, мальчик ушел через окно.

Отсутствие его было замечено во вторник, в семь часов утра. Постель оказалась несмятой. Очевидно, мальчик совсем не ложился спать. Перед уходом он оделся в форменную пару, надев черную куртку испанского образца и темно-серые брюки. По всем признакам, в его комнату ночью никто не входил, – следов борьбы или насилия заметно не было. Если бы мальчик закричал или заплакал, то, наверно, разбудил бы Кацитера, старшего ученика, который спит в соседней комнате. Но Кацитер никаких криков не слышал.

Узнав об исчезновении лорда Сэлтэйра, я немедленно созвал всю школу – не только учеников, но и учителей, и прислугу. Все были подняты на ноги. Вот тут-то и оказалось, что лорд Сэлтэйр бежал не один: вместе с ним исчез учитель немецкого языка, Гейдеггер. Комната этого Гейдеггера находится во втором этаже, но в противоположном конце здания, хотя окна выходят туда же, куда и окна спальни лорда Сэлтэйра. Постель Гейдеггера оказалась смятой. Ушел Гейдеггер полуодетый. Его крахмальная рубашка и носки валялись на полу. Было также очевидно, что он вылез в окно, и спустился по дереву, растущему под этим окном. Следы его ног были явственно видны на лужайке. Гейдеггер имел велосипед, хранившийся в сарайчике, близ этой лужайки. Велосипед исчез вместе с ним.

Гейдеггер служил у меня уже два года, поступил он в школу с лучшими рекомендациями. Это был молчаливый, сухой человек, его недолюбливали и учителя, и ученики. Мы пустились на поиски, но беглецы исчезли бесследно. Сегодня четверг, сэр, а мы знаем об этой истории ровно столько, сколько знали во вторник. Сперва мы, разумеется, отправились в Холдернесс. Замок отстоит от школы в нескольких милях. Я предположил, что мальчик соскучился по отцу и убежал домой. Но, увы, там лорда Сэлтэйра не было. Герцог страшно взволновался. Ну, а что касается меня… вы сами видите, до чего я дошел. Нервы мои расшатаны в конец. Я вас умоляю, мистер Холмс, займитесь, как следует, этим делом. Поверьте, оно достойно вашего внимания.

Шерлок Холмс слушал рассказ несчастного педагога с напряженным вниманием. Брови были нахмурены, на лбу появились морщины. Было совершенно очевидно, что дело его заинтересовало, и что он без всяких просьб готов им заняться. Выслушав доктора Гекстабля, он вынул записную книжку, набросал несколько строк и произнес довольно-таки сурово:

– Напрасно, сэр, вы не приехали раньше. Вы опоздали и ставите меня в затруднительное положение. Я неприятно удивлен. Лужайка и тис, растущий под окном Гейдеггера, так и остались необследованными.

– Я не виноват, мистер Холмс. Его светлость хотел избежать огласки. Он боится, что его семейные неприятности станут достоянием публики.

– Однако! Официальное следствие уже было?

– Да, но это следствие не привело ни к чему. С самого начала полиции стало известно, что с соседней железнодорожной станции отбыли на раннем поезде молодой человек и мальчик. Этих путников и проследили вплоть до Ливерпуля, но вчера вечером мы получили известие, что здесь вышла ошибка. Это совсем другие люди, никакого касательства к нашему делу не имеющие. Я прямо в отчаяние пришел, получив это известие, и поспешил к вам.

– И, конечно, – сказал Холмс, – идя по ложному следу, полиция местного расследования не предпринимала?

– Никакого. Инспектор ничего в этом направлении не делал.

– Три дня псу под хвост… Знаете, сэр, это дело попало в очень плохие руки.

– Сознаюсь, и я того же мнения.

– Но все-таки, по моему мнению, эту задачу решить можно. Я с удовольствием ею займусь. Скажите мне, пожалуйста, могли ли существовать какие-нибудь особенные отношения между мальчиком и этим немцем?

– По моему мнению, никаких.

– Сэлтэйр учился в его классе?

– Нет, я полагаю, что мальчик никогда даже с ним и не разговаривал.

– Все это очень странно. А у мальчика тоже был велосипед?..

– Нет.

– А скольких велосипедов вы не досчитались? Одного или двух?

– Одного.

– Вы уверены?

– Да, мы все проверили.

– Ну, а как вы думаете насчет такого объяснения дела: ночью немец сел на свой велосипед и, взяв мальчика на руки, уехал.

– Я думаю, что это невозможно.

– Так как же вы в таком случае смотрите на это дело?

– Я думаю, что велосипед был взят для отвода глаз. Он, наверное, спрятан где-нибудь, поблизости от школы. Гейдеггер и мальчик ушли, конечно, пешком.

– Очень хорошо, но не думаете ли вы, что такая уловка неудачна? Ведь, в сарайчике стоял не один велосипед.

– О, нет, там их много.

– Вот то-то и есть. Если бы Гейдеггеру хотелось вселить в других уверенность в том, что он и мальчик уехали на велосипедах, он взял бы и спрятал не один, а два велосипеда.

– Да, пожалуй, вы правы.

– Конечно, я прав. Ваша теория «отвода глаз» не годится. Велосипед нам послужит отправной точкой в нашем расследовании. В конце концов, велосипед вовсе не такая вещь, которую было бы легко скрыть или уничтожить… Я задам еще один вопрос: скажите, приходил кто-нибудь к мальчику в тот день, когда он исчез?

– Нет, никто не приходил.

– Но, может быть, он получил письмо?

– Да, одно письмо на его имя было.

– От кого?

– От отца.

– Вы вскрываете письма, получаемые учениками?

– Нет.

– Откуда же вы знаете, что это письмо было от отца?

– На конверте был герб, и затем адрес был написан рукой герцога. У него оригинальный почерк. Впрочем, и сам герцог помнит о том, что посылал сыну письмо.

– А прежде ваш питомец письма получал?

– В последние несколько дней – ни одного.

– А из Франции писем на его имя не приходило?

– Никогда.

– Смысл моих вопросов вам, конечно, понятен. Мальчик или был уведен насильно, или же ушел из школы по своей воле. Допустим, что верно второе. Но он слишком юн, чтобы решиться на такой шаг самостоятельно. На него, наверное, было оказано давление. Так как никто его не посещал, то, стало быть, это давление было произведено посредством письма. Мне надо попытаться узнать, кто был корреспондентом юного лорда Сэлтэйра.

– К сожалению, не могу сказать на этот счет ничего определенного. Насколько мне известно, его единственным корреспондентом был его родной отец.

– Да и отец написал ему письмо как раз в тот день, когда он исчез. Каковы отношения между отцом и сыном? Хорошие?

– Едва ли его светлость относится к кому-нибудь мягко. Он весь погружен в политику и недоступен обычным чувствам и ощущениям. Но к мальчику он относился хорошо… по-своему, хорошо.

– Но мальчик-то любит более мать, чем отца?

– Да.

– Он говорил с вами на эту тему?

– Нет.

– Стало быть, вам герцог об этом говорил?

– Герцог! Господи! Ну, конечно, нет.

– Так почему вы так уверены в этом?

– Я, изволите ли видеть, имел несколько разговоров, – конфиденциальных, конечно, – с личным секретарем его светлости, господином Джемсом Вильдером. Он-то мне и сказал о чувствах лорда Сэлтэйра.

– Теперь понимаю. Кстати, я хотел спросить вас насчет этого письма герцога. Оно было вами найдено в комнате мальчика после его исчезновения?

– Нет, он взял письмо с собой… Знаете, мистер Холмс, не пора ли нам ехать на вокзал?

– Я закажу четырехместный экипаж. Через четверть часа мы к вашим услугам. Если будете телеграфировать, мистер Гекстабль, то устройте так, чтобы все в вашем околотке думали, будто следствие ведется в Ливерпуле или еще где-нибудь. А я пока что на свободе поищу истины по соседству с вашей школой. Надеюсь, что след еще не остыл, две старые ищейки сумеют его взять.

* * *

Вечером того же дня мы уже вдыхали холодный живительный воздух английского севера. Было совсем темно, когда мы прибыли в знаменитый интернат доктора Гекстабля. В передней на столике лежала визитная карточка, слуга, нас встретивший, шепнул что-то доктору. Гекстабль взволновался и сказал:

– Герцог здесь. Он вместе с мистером Вильдером ожидает меня в кабинете. Пожалуйте, джентльмены, я вас познакомлю с герцогом.

Герцог оказался совсем не похож на свои портреты, которые мне приходилось встречать в иллюстрированных журналах. Высокий, видный мужчина и одет безукоризненно. Лицо у его светлости было худое и истощенное, особенно сильно выделялся длинный и производивший комическое впечатление нос. Цвет лица был мертвенно бледный, и эта бледность составляла сильный контраст с длинной, постепенно сужающейся книзу бородой ярко-рыжего цвета. Борода же закрывала почти весь белый жилет, на котором сверкала золотая цепочка.

Герцог стоял на коврике у камина, важный, величественный и его неподвижное, словно каменное изваяние, лицо было устремлено на нас. Рядом с ним стоял молодой человек, это и был личный секретарь герцога, мистер Вильдер. Он был мал ростом, а светло-голубые глаза его все время бегали по сторонам.

Секретарь и начал разговор.

– Я был сегодня утром у вас, доктор Гекстабль. Узнав, что вы едете в Лондон, чтобы пригласить мистера Шерлока Холмса взяться за это дело, я поспешил к вам, чтобы сказать, что это излишне. Его светлость крайне удивился, узнав об этом. Я удивляюсь, доктор Гекетабль, что вы решились на это, не посоветовавшись предварительно с его светлостью.

– Видите ли, узнав, что полиция ничего не открыла… – начал растерявшийся доктор.

– Его светлость не придерживается такого взгляда на полицию.

– Но, так или иначе, мистер Вильдер…

– Вам должно быть известно, доктор Гекетабль, что его светлость всячески старается избежать огласки и скандала. Чем меньше лиц будут посвящены в это дело, тем лучше…

Доктор совсем упал духом.

– Во всяком случае, мою ошибку легко исправить, – сказал он, – мистер Шерлок Холмс может вернуться в Лондон с утренним поездом.

– Едва ли это возможно, любезный доктор, – произнес Холмс необычайно кротким голосом, – этот северный воздух живителен и действует на меня хорошо. Я решил, во что бы ни стало, провести несколько дней в этих местах. Где я буду жить все это время – зависит от вас. Я поселюсь у вас или же найму номер в деревенской гостинице.

Несчастный Гекстабль, попав в столь затруднительное положение, молчал и, видимо, колебался. Из этого затруднения он был выведен рыжебородым герцогом, низкий, громкий голос которого зазвучал наподобие обеденного гонга.

– Я согласен с мистером Вильдером, – заявил герцог, – вы поступили бы очень хорошо, если бы, прежде чем приглашать мистера Холмса, посоветовались со мною. Но теперь мистер Холмс посвящен в тайну, и с нашей стороны было бы неблагоразумно отказываться от его содействия. Вам незачем ехать в гостиницу, мистер Холмс, мой дом в Холдернессе к вашим услугам.

– Благодарю, ваша светлость, но мне удобнее производить расследование здесь, на месте происшествия.

– Как вам угодно, мистер Холмс. Я и мистер Вильдер охотно сообщим все, что вас может интересовать.

– Непременно воспользуюсь вашим предложением и повидаю вас в замке, – ответил Холмс, – а теперь я хотел бы спросить вас, сэр, что думаете лично вы об исчезновении сына. Имеете ли вы какие-либо подозрения?

– Нет, я ничего не понимаю в этом деле.

– Простите, что затрагиваю тяжелый для вас вопрос, но мне это необходимо знать для дела. Может быть, в исчезновении мальчика замешана герцогиня?

Герцог сделал паузу, а затем ответил:

– Не думаю.

Холмс продолжал:

– Можно предположить, что ребенка похитили для того, чтобы взять выкуп. Не получали ли вы в эти дни анонимных писем с требованием денег?

– Нет.

– Еще один вопрос, ваша светлость. Вы писали сыну в тот самый день, когда он исчез?

– Нет, я писал ему накануне.

– Совершенно верно, но он получил ваше письмо на другой день?

– Да.

– Не было ли в вашем письме чего-нибудь такого, что могло заставить мальчика покинуть школу?

– Разумеется, ничего подобного в моем письме не могло быть.

– Вы сами опустили это письмо в почтовый ящик?

Вильдер резко вмешался в разговор:

– Его светлость не имеет обыкновения носить письма в почтовый ящик. Это письмо вместе с прочей корреспонденцией было оставлено его светлостью на письменном столе в кабинете, и в почтовый ящик опустил его я.

– Вы уверены, что опустили в почтовый ящик письмо, написанное герцогом и адресованное лорду Сэлтэйру?

– Да, я уверен.

– А сколько писем в тот день написал герцог?

– Двадцать или тридцать, – ответил герцог, – я веду обширную корреспонденцию, но мне кажется, что это обстоятельство не относится к делу.

– Я придерживаюсь иного взгляда, – ответил Холмс.

Герцог, не обращая внимания на его слова, продолжал:

– Что касается меня, я советовал полиции обратить внимание на юг Франции. Как я уже сказал, я не верю, чтобы герцогиня могла быть замешана в этом ужасном деле, но мальчик отличался упрямством и легко может статься, что он при содействии этого немца бежал к матери. А теперь, доктор Гекстабль, я поеду в Холдернесс.

Холмсу хотелось задать еще несколько вопросов, но решительный вид герцога показывал, что все дальнейшие попытки в этом направлении будут бесполезны. Разговор о семейных делах с незнакомцем шокировал аристократа.

Когда герцог и его секретарь уехали, Холмс с присущей ему стремительностью начал расследование. Прежде всего, он тщательно изучил комнату пропавшего мальчика. Никаких улик Холмс не нашел, но убедился, что мальчик мог уйти только через окно. Изучение комнаты исчезнувшего немца и его вещей не принесло результата, только на зеленой траве двора были видны следы ног учителя, да еще, спускаясь по дереву, он сломал несколько веток.

Шерлок Холмс ушел из школы и вернулся только после одиннадцати. Он принес с собой добытую откуда-то карту местности и, разостлав ее на кровати, стал старательно рассматривать.

– Дело это меня очень заинтересовало, Ватсон, – произнес он, – в нем есть характерные пункты. Пока что, я нахожу нужным изучить получше географию местности: это может пригодиться. Взгляните-ка на эту карту. Видите темный квадрат? Это – Приорская школа. А вот эта линия обозначает большую дорогу. Видите, линия тянется мимо школы от востока к западу. Почти на протяжении мили от школы нет ни одного поворота в сторону. Если учитель и мальчик ушли из школы по дороге, они должны были идти именно по этой дороге.

– Совершенно верно.

– По странной и счастливой случайности мы можем восстановить, что происходило на этой дороге в ночь, когда произошло событие. Вот в этом пункте, – видите точку? – между двенадцатью и шестью, – дежурил деревенский констебль. Полицейский пост находится как раз на перекрестке, к востоку от школы. С этим констеблем я говорил и он ручается, что мальчик с учителем мимо не проходили. Полицейский, по-видимому, парень надежный, и на его слова можно положиться. Таким образом, восточная часть большой дороги нас не должна интересовать. Перейдем к западу. В этом направлении есть гостиница «Красный Бык». Хозяйка этого заведения была больна и в ночь, когда исчез мальчик, посылала за доктором в Меклтон. Доктор был на практике и прибыл только утром. Прислуга гостиницы по этому случаю не спала всю ночь, и то один, то другой выходил поглядеть, не едет ли доктор. Дорога была под постоянным наблюдением, и все люди гостиницы заявляют, что никто ночью по дороге не проходил. Вот видите! Если показания прислуги гостиницы верны, мы можем предположить, что беглецы не воспользовались большой дорогой.

– Но, ведь, они ехали на велосипедах?!

– О велосипедах речь впереди, но из того обстоятельства, что беглецы не воспользовались большой дорогой, явствует, что они шли или к северу, или к югу от школы. Южное направление мы можем тоже отбросить, так как местность с той стороны занята пашнями. Остается, стало быть, север. Я уже исследовал эту местность – это степь, Ватсон, голая степь. Пройдя шесть миль по этой пустыне, мы достигнем Холдернесскаго замка. Степь пересечена тропинками, и при лунном свете велосипедист тут мог отлично проехать.

В дверь постучали, и в комнату вошел доктор Гекстабль. Он быль взволнован и сжимал в руках детскую шапочку.

– Наконец-то мы напали на след нашего бедного мальчика! – воскликнул он и начал рассказывать.

Из его слов выяснилось, что шапочка принадлежала пропавшему лорду Сэлтэйру. Найдена она была в цыганском таборе, который ночевал в день исчезновения ребенка около школы. Полиция сумела проследить цыган, ушедших во вторник, произвела в таборе обыск и нашла шапочку. Цыгане были немедленно арестованы.

На другой день Холмс разбудил меня, как только стало рассветать.

– А я уже оглядел лужайку и сарайчик, в котором хранятся велосипеды, – сказал он, – а потом побродил по степи. Какао готово, Ватсон, пейте его поскорее: у нас сегодня будет много работы.

Началась наша работа неудачно. Пройдя несколько миль по степи, мы достигли болота, которое отделяло Холдернесс от школы. Если мальчик бежал домой, он непременно должен был пройти этой дорогой. Но как мы ни искали следов, наши поиски оставались безуспешными. Лицо Холмса становилось все более мрачным.

– Неудача номер один! – произнес он, – глядите, вот там есть другое болото, а между ними узкая полоска земли. Эге-ге-ге! Это что такое?

Мы стояли на маленькой тропинке, посреди которой виднелся след велосипеда.

– Ура! Наконец-то! – воскликнул я.

Холмс озабоченно покачал головой.

– Велосипед-то велосипед, – сказал он, – только не наш. Я изучал следы велосипедных шин и могу различить сорок две системы. Это след от шины Дэнлоп, а у Гейдеггера на велосипеде шины Пальмера.

– Ну, в таком случае это след мальчика.

– Очень может быть, но мы не знаем, ехал ли он на велосипеде.

И Холмс двинулся вперед по тропинке. Я последовал за ним. Мы подошли к перелеску, где следы кончились. Холмс сел на камень и задумался. Я успел выкурить две папиросы, прежде чем он пошевелился.

– Пожалуй, пожалуй… – произнес он, наконец. – Весьма может случиться, что господин этот настолько хитер, что переменил на своем велосипеде шины. Если так, то это совсем не ординарный преступник и мне приятно иметь с ним дело. Однако вопрос о шинах мы пока оставим и вернемся назад, к болоту. Там у нас кое-что еще не исследовано.

Мы опять принялись изучать степь, и наша настойчивость увенчалась блестящим успехом.

Шедший по топкой тропинке Холмс вдруг остановился и даже ахнул от удовольствия. Перед нами ясно вырисовывался след велосипедной шины. Это и была искомая шина Пальмера.

– Видите, Ватсон, мои предположения оказались совершенно правильными. Но нам придется еще долго идти. Будьте любезны, посторонитесь. А теперь пойдем по этим следам. Боюсь, что они не поведут нас особенно далеко.

Следы то исчезали, то снова появлялись. Холмс рассуждал на ходу:

– Заметьте, вот здесь велосипедист рутил педали быстрее, в этом не может быть никакого сомнения. Оба колеса ясно видны, а это что означает? Означает то, что велосипедист наклонился всей своей тяжестью вперед. Он налегал изо всех сил… А здесь он упал, право, упал!