Текст книги "Мой большой греческий ремонт"

14. Смотритель в придачу

Вас, верно, мучит вопрос, почему я ни словом не обмолвился о препонах, чинимых иностранцу греческой бюрократией на пути к вожделенному праву собственности? Прочитав книгу осевшего в Афинах англичанина под названием «Как выжить в условиях греческого бюрократизма», мы с Кузей загодя морально приготовились к суровым испытаниям, но на деле оказалось, что греческие чиновники в сравнении с их российскими коллегами – что малое дитя против разбойника с большой дороги. Смех на палочке да и только.

Все справки от государственных и прочих структур мы получили мгновенно и совершенно бесплатно, безо всяких там пресловутых «факелаки» – так греки называют взятку чиновнику. Дословно «факелаки» означает «конвертик», хотя, разумеется, способов дать на лапу великое множество.

Справедливости ради предположу, что относительное отсутствие бумажной волокиты в сделках с недвижимостью отчасти объясняется тем, что большую часть взаимодействия с госорганами в Греции, как и почти повсюду в Европе, берет на себя нанятый вами юрист.

* * *

Вдобавок к дому, купленному у ирландца, придавался еще и смотритель, также выполнявший обязанности садовника. Звали его Костас Параскевопулос. А надо сказать, что Костасов в Греции не меньше, чем в Бразилии донов Педро или в Испании парней по имени Пако – это уменьшительно-ласкательное от Франсиско.

У Хемингуэя есть рассказ, в котором один испанец, приехавший в Мадрид в поисках сына, опрометчиво поместил в столичной газете вот такое объявление: «Пако жду тебя в отеле Монтана вторник двенадцать все простил папа». В итоге папаше пришлось прибегнуть к помощи жандармов, чтобы разогнать собравшуюся у гостиницы многотысячную толпу.

Короче говоря, с Костасами в Греции та же фигня. Слава богу, у нашего смотрителя есть еще и фамилия. Если попытаться перевести ее на русский, получится что-то похожее на Пятницкий. Мы поначалу так и прозвали его промеж себя, но впоследствии с подачи Дефо остановились на хрестоматийном варианте Пятница. Как показал последующий опыт, в нашей греческой драме Пятнице была уготована одна из ведущих ролей.

* * *

Перед отъездом в Москву, обсуждая, кому поручить грядущий ремонт, и наивно полагая, что он будет кратковременным, мы подумали, что оплошности, совершенные строителями-селянами, может исправить только настоящий профи.

Поиски, как обычно, привели нас к Ангелике. Оказалось, что ее родная сестра Феофания, которую все звали Фани́, отучившись во Франции, где получила диплом дизайнера, собрала бригаду рабочих и выполняет заказы по обустройству жилья.

Собственно дизайнер был нам не нужен, ибо самая приятная часть греческой эпопеи как раз и заключалась в том, чтобы самим решить, как обиходить каждый квадратный метр, с наслаждением продумывая всякие мелочи. А вот для исполнения технической части были нужны рабочие руки, желательно произрастающие из правильного места, и знающий свое дело руководитель.

В отличие от России, в Греции найти полноценную бригаду, способную сделать ремонт под ключ, невероятно сложно. Тут, как, видимо, и везде в Европе, не существует специалистов широкого профиля. Другими словами, человек обычно обучается какой-то одной профессии, например ремеслу маляра или каменщика, и никакая сила во вселенной не заставит его освоить смежную специальность. И уж тем более никакой уважающий себя маляр даже в интересах бизнеса не станет на постоянной основе смыкаться с каким-нибудь там каменщиком в одну команду. Собрать их всех можно только одним способом – с помощью некоего прораба, приходящегося кому-то из рабочих другом, кому-то сватом, кому-то братом и так далее. В общем, мы вызвали Фани и показали ей наши ужасные санузлы, пребывая в твердой уверенности, что это наша единственная проблема.

Осмотрев ванные и туалеты, Фани подтвердила понимание стоящей перед ней задачи, но про цену отвечать отказалась, сославшись на необходимость все тщательно рассчитать, дабы не остаться внакладе. Нам такой подход показался разумным.

Месяца через два, ближе к Новому году я получил от Фани электронное письмо с указанием цены и сроков работ. И если сроки были вполне приемлемы, то цена неприятно поразила. Она была астрономической даже по московским меркам.

Одним из побочных эффектов глобализации стал следующий: греки, не долго думая, взяли и скопировали прейскуранты немецких да французских коллег, закрепив их в собственных профсоюзных расценках. И в отличие от таджикских, узбекских и прочих шабашников, ни на какие переговоры не идут. Мало того, как выяснилось, в отличие от той же Германии, Франции и России, в Греции не существует такого понятия, как гарантия на выполненные работы. Ну вот нету и все. Другими словами, если уже назавтра свежепокрашенная стена облупится, это ваша проблема, а маляр тут ни при чем.

* * *

Тем временем пришел ответ от редактора издательства, прочитавшего Ave, Caesar! Дословно он был следующим: «Это нужно печатать!»

О боже, моя книга понравилась! Такое известие просто нельзя было не отпраздновать, и мы устроили по этому поводу семейное торжество, как положено, сопровождавшееся обжорством и обильными возлияниями.

Щедро раздавая посулы будущего успеха, издательство предложило мне незамедлительно написать продолжение как непременное условие публикации первой части. Мне доходчиво объяснили, что даже появись сегодня новая Агата Кристи и напиши она всего одну книгу, никаких шансов достучаться до российского читателя у нее нет – нынче печатают только «серийных авторов». Ладно, подумал я, будет вам продолжение, тем более что я уже начал над ним работать.

Окрыленный этой иллюзорной востребованностью, я с удвоенной энергией засел за новую книгу, в то время все еще пребывающую на стадии плана. Почему я так медлил с началом? Дело в том, что составление плана – моя любимая часть писательской работы. Я называю это «плести интригу». В самом деле, нет ничего приятнее, чем чистое творчество, когда ты фонтанируешь идеями и образами, не отвлекаясь на тщательный подбор слов, логику мысли и другую малокреативную ерунду.

Это так же прекрасно, как, сидя у себя дома на любимом диване, а не где-нибудь в душной студии, сочинять новые мелодии и стихи, не зацикливаясь на последующей аранжировке, обработке записанных треков компрессорами да эквалайзерами и прочей рутине музыкального постпроизводства. Благодать, одним словом.

Тот Новый год выдался на редкость веселым и счастливым. По сложившейся традиции любимый праздник отмечали на даче у друзей. Звеня бокалами и треща хлопушками, мы с Кузей с улыбкой вспоминали о том, как ровно год назад, здесь же, заслышав бой курантов, оба, не сговариваясь, загадали одно и то же желание, а именно: «домик у моря». По правде говоря, это желание мы синхронно загадывали уже не один год подряд, но от этого его исполнение стало еще более приятным.

О, как чертовски здорово, захмелев от счастья и шампанского, предаваться грезам! Что принесет нам следующий год? Ведь с появлением долгожданной греческой дачи мечтать, кажется, уже больше не о чем. Всего-то и остается, что совсем чуть-чуть эту дачу подмарафетить. Но и тут мы, похоже, обойдемся малой кровью, поскольку дом, можно сказать, новый и в нем никто никогда не жил. А раз так, то это не ремонт, а плевое дело.

III. Год первый: Поэтажный план рая

15. Побочный эффект дружбы

В начале февраля я снова на неделю заселился в гостиницу к Ангелике, чтобы лично присутствовать при начале работ, которые, по заверениям Фани, должны были закончиться через месяц. Если бы я тогда знал, что наш ремонт на самом деле растянется больше чем на пять лет, то еще в день приезда, не раздумывая, уплыл бы как можно дальше в ледяное море в тайной надежде на то, что смерть от переохлаждения наступит быстрее, чем собственно утопление.

Еще не ведая масштаба грядущей трагедии и наивно веря в лучшее, я принялся надзирать за Фани, в свою очередь надзиравшей за рабочими. По плану, для начала предстояло сбить старую плитку. Вообще-то плитка была совершенно новая, – муха не сидела, – но, как я уже говорил, выглядела устрашающе, словно декорация к фильму ужасов, нарочно уделанная бутафорской кровью.

После того как санузлы обрели свой первозданный бетонный вид, наступил ответственный момент выбора нового отделочного материала. Поскольку мрамор в Греции в целом дешевле керамической плитки, я решил на нем и остановиться. Предварительно разузнав рыночные цены, я попросил Фани рекомендовать мне качественного и недорогого поставщика. В ответ та не только дала координаты, но и любезно согласилась сопроводить меня на одну из фабрик.

Просмотрев образцы мрамора, представленные в выставочном зале, я выбрал светло-серый для стен и бежевый с серыми прожилками для пола. Тут подошел сын хозяина фабрики, как оказалось, старый друг Фани. Они горячо расцеловались. Друг Фани? Хм, это может оказаться очень кстати. Есть шанс получить хорошую скидку.

Поскольку образцы не имели ценников, я сообщил нужное мне количество квадратных метров и попросил обсчитать заказ. Сумма меня обескуражила, она более чем вдвое превосходила предварительно разведанную мною рыночную цену. Может, я выбрал какой-то чрезвычайно редкий, а потому дорогой сорт мрамора? Непохоже, ведь ровно таким же материалом, который, как я уже знал, добывают здесь же на Пелопоннесе из недр горы Ди́дима, отделаны ванные комнаты в нескольких домах, которые мы осмотрели, прежде чем остановились на Эпидавре. Все остальное в тех домах, в отличие от плитки в санузлах, выглядело весьма бюджетно, из чего я заключил, что и мрамор, несмотря на свою природную красоту, тоже должен быть недорогим.

Я обратился за советом к Фани. Ее ответ меня удивил:

– Если вам говорят, что это столько стоит, значит, столько оно и стоит.

Странно как-то. Мы же в Греции, где по идее, как на базаре, все торгуемо. Почему же цены на мрамор являются исключением?

Поскольку от Фани, несмотря на близкое знакомство с хозяином, не было никакой пользы, я попытался торговаться сам. Однако продавец не желал уступать ни копейки. Поняв, что трачу время впустую, я вернул образцы и попрощался. Насупленная Фани последовала за мной.

А дальше началось самое интересное. Выйдя из ворот, я заметил, что на противоположной стороне дороги – метрах в пятидесяти, а то и меньше – стоит еще одна фабрика, только больше размером.

– А почему бы нам не попытать счастья напротив? – спросил я Фани.

– Это без меня, – неожиданно ответила она, села в машину и укатила, по виду очень недовольная тем, что оказала мне огромную любезность, а я, понимаете ли, закочевряжился почем зря. Чудно, однако.

Я перешел дорогу и попал в очередной выставочный зал. Образцов тут было намного больше, но я все равно остановился на так понравившихся мне местных сортах мрамора – бежевом и сером. И, о чудо, объявленная цена оказалась в два раза ниже!

– Можете еще немного скинуть?

– Пожалуйста.

– А еще чуть-чуть?

– Мм, ну хорошо.

Не веря своему счастью и сэкономив изрядную сумму, я сделал заказ и уже собирался уходить, но потом все же решил задать хозяину мучивший меня вопрос:

– Скажите, а почему цены конкурента напротив столь высоки по сравнению с вашими?

Мужчина пожал плечами, будто извиняясь за соседа:

– Пока отец не отошел от дел, все было нормально. А когда к рулю встал сын, все загнулось. Как вы уже заметили, коммерсант он неважнецкий. – И повеселев, добавил: – Зато мы теперь процветаем!

* * *

При следующей встрече я радостно сообщил Фани, что нашел мрамор по сходной цене, а заодно попенял ей на то, что это произошло не благодаря ее помощи, а, скорее, вопреки, и без обиняков спросил, почему она отказалась идти со мной на другую фабрику.

– Продавец, к которому я вас возила, мой одноклассник и друг, поэтому я никак не могла пойти с вами к его более дешевому конкуренту.

У меня отвисла челюсть.

– Так вы знали, что тот же самый мрамор в другом месте можно купить дешевле?

– Разумеется, – фыркнув, ответила Фани с интонацией, с которой у нас обычно говорят: «Чай не первый год замужем».

– Но почему вы не предупредили меня об этом?

– Я же сказала, это мой друг.

Я рассвирепел:

– Вы что, издеваетесь надо мной?

– Не понимаю, чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы объяснили, почему вы поставили интересы друга выше интересов клиента? Вы что, собирались взять за мой счет откат?

Фани поначалу не поняла английского слова kickback, а греческого эквивалента я не знал. Наконец до нее дошло.

– Что-что? – взвизгнула она.

– Что значит «что-что?». А что еще мне остается думать?

– Да как вы смеете? Вы что, ненормальный? Вам же говорят, это мой друг. Дру-уг. Не могу же я его подвести.

– А меня, значит, можете?

– Мы же не друзья.

У меня снова отвалилась челюсть.

– Но я же плачу вам вознаграждение. И делаю это именно затем, чтобы вы играли в моей команде, а не в противоположной.

Фани снова фыркнула и с искренним возмущением скрестила руки на груди:

– Что же тут непонятного-то? Это же элементарно. Например, когда я делала ремонт в собственном доме, то купила мрамор не где-нибудь, а у этого моего одноклассника. Да, вышло втридорога, но что поделаешь? Есть какие-то вещи, через которые нельзя перешагнуть. Например, дружба. Ей-богу, странно, что до вас не доходят столь простые вещи.

До меня и в самом деле наконец дошло. Поостыв, я понял, что мы с Фани до этого жили в разных галактиках, но коли вышло так, что я приземлился на ее планете, а не наоборот, то и приспосабливаться придется мне, а не ей. Ну ничего, как-нибудь приноровимся, тем более что выбранное для посадки место оказалось нечеловечески красивым.

Мы вновь расстались до крайности недовольные друг другом. Однако аванс заплачен и уже частично истрачен, так что отступать некуда.

Вернувшись в гостиницу, я пытался искать правду у сестры Фани, но Ангелика, выслушав рассказ, не разделила моего возмущения:

– А чего ты хочешь? Они же одноклассники. Не обижать же человека!

«Вашу мать! А я что, не человек?» – захотелось гаркнуть мне, но я сдержался.

* * *

Второй по важности задачей после заказа мрамора было обустройство окна, расположенного прямо над ванной в санузле при спальне. Существующее окошко и окошком-то не назовешь. Размером с лист формата А4, оно, видимо, задумывалось архитектором как бойница на случай внезапной турецкой осады.

Крохотные размеры помещения еще более усугубляли ощущение тесноты. И тут мне в голову пришла светлая идея расширить это карликовое окошко. И не просто расширить, а сделать его огромным, во всю стену – бетонная конструкция это позволяла.

Не знаю, насколько хорошо и быстро греки строят, но ломают они невероятно качественно и проворно. Стену разворотили буквально за полчаса. Раздолбали и ушли, оставив меня наедине с ветром, дождем и запахом моря.

Устало присев на стульчак и обозрев с нашего косогора подернутый рябью залив, развернувшийся передо мной во всей красе, я с удовлетворением убедился в том, что по окончании ремонта смогу прочувствовать абсолютно те же ощущения, которые испытывает свободно парящая в небе чайка, с головокружительной высоты гадящая прямо в море. Вот оно счастье-то! Я словно крылья широко раскинул руки в стороны и что есть силы попытался… нет, не нагадить, конечно, – самые важные коммуникации, к сожалению, были отключены – а по-птичьи крикнуть что-то вроде: «фюить». Не поверите, у меня получилось!

Та первая неделя ремонта выдалась тяжелой. А тут еще ужасная, почти что московская холодрыга и дождь, который, не переставая, лил шесть дней кряду. Как такое возможно? Ведь все кругом во время летних отпусков заверяли меня, что зима на Пелопоннесе очень теплая, а иногда вообще бывает жарко, как летом.

– Так это аномалия? – в тайной надежде спрашивал я местных жителей.

– Однозначно, – уверенно отвечали те.

Дождь закончился лишь рано утром в день отъезда, когда я уже отправился в аэропорт. За те два часа, что я ехал до Афин, все мгновенно высохло, вышло солнышко, и температура с пяти градусов моментально поднялась до пятнадцати. А мне уезжать, вот невезуха!

16. Греческая Масленица

Московская круговерть захватила с головой, но, несмотря ни на что, мне удалось закончить вторую книгу. Поскольку главному герою на каждом шагу приходилось ломать голову над хитросплетением, казалось бы, неразрешимых загадок, роман получил название «Энигматист».

Первым читателем, естественно, стала Кузя. Ее отзыв чрезвычайно важен для меня. И не только потому, что мы семья и все такое, а еще и потому, что моя жена за свою жизнь прочитала не одну тонну детективов и прекрасно ориентируется в жанре. Отзыв снова оказался хвалебным, и это было верным поводом напомнить о себе издательству. Я послал туда рукопись и, выждав недели четыре, позвонил сам.

– Вторая книга очень хороша, – с воодушевлением сказала редактор. – Теперь осталось написать третью. Три книги – это уже серия. А вот если бы в запасе было хотя бы четыре-пять таких романов…

Признаюсь, тот разговор меня не просто расстроил, а прямо-таки вогнал в депрессию. Я почему-то вбил себе в голову, что две положительно оцененные книги и толковый план третьей непременно должны запустить мои детективы в печать, но снова ошибся.

Честно говоря, написать несколько книг в стол я совершено не способен. В этом смысле я писатель понарошку. Почему так? Мне думается, что большинство состоявшихся авторов по большому счету графоманы, в которых самым счастливым образом сочетаются литературный талант и неуемная жажда писать. Возьмите хотя бы такого мэтра, как Золя. Знаете, какой девиз был выгравирован у него на камине? Nulla dies sine linea[2]2
  Ни дня без строчки (лат.).


[Закрыть]. А я не такой.

Насчет того, есть ли у меня талант, ничего сказать не могу, это дело читателя, а вот необоримой тяги весь день сидеть сиднем и кропать страницу за страницей у меня точно нету. Я знаю десятки, если не сотни куда более приятных способов времяпрепровождения.

В общем, новости меня сильно расстроили. И хотя я слышал, что первую книгу Джоан Роулинг о Гарри Поттере последовательно отвергли двенадцать издательств, а дебютный роман такого гиганта, как Джон Гришэм, в свое время отфутболили целых двадцать восемь раз, это знание меня не особенно утешило.

Признаюсь, в какой-то момент у меня опустились руки. Причем я удивительным образом утратил интерес не только к книгам, но и ко многим другим вещам: почти перестал писать музыку и стихи, стал реже видеться с друзьями и по большей части пребывал в дурном настроении. Дошло до того, что Кузя ненавязчиво предложила мне сходить к психологу.

Тетенька, которую я в рифму к ее фамилии прозвал про себя «доктор Депрессович», с ходу прописала мне прозак. Я, разумеется, слышал о «таблетках счастья», но никогда не думал, что докачусь до них сам. Впрочем, как сказал Софокл: «На свете все когда-то было в первый раз».

* * *

Сидя в заснеженной Москве, я рассматривал фотографии, которые в качестве отчета о проделанной работе присылала Фани. Судя по изображениям, рабочие быстренько сбили старую плитку со всех санузлов, но на этом работа застопорилась. Затем, в самом начале весны, буквально за пару дней до нашего прилета, я получил от Фани свежие фото, на которых стены санузлов мало по малу начали обрастать мрамором. Но вот что странно – цвет камня на глаз был здорово темнее, чем тот, что я собственноручно выбрал на фабрике. Может, камера подводит? Цвета на фотоснимках частенько выглядят не такими, как в жизни, правда же? Поскольку до возвращения в Эпидавр оставалось совсем немного времени, волноваться оснований не было. Приедем – разберемся.

* * *

Прилетев, мы обнаружили у входной двери дары от Пятницы – большую сетку лимонов с апельсинами. Остановлюсь на происхождении этих традиционных даров от нашего смотрителя, причитающихся каждому из его подшефных по приезде.

Дело в том, что Пятница присматривает за несколькими домами сразу. Когда приезжаем мы, он обирает сад соседей слева, а если они на месте, разорению подвергается сад соседей напротив и так далее. Понятное дело, что пока отсутствуем мы, а речь идет как минимум о десяти месяцах из двенадцати, все это время Пятница в качестве welcome food использует дары нашего собственного сада, и без того не шибко щедрого на урожай.

Поблагодарив смотрителя за презент, я кинулся обследовать наполовину выложенные мрамором санузлы. О, ужас! Вместо бело-серого тона, который я заказал, стены оказались покрыты темно-серым камнем.

Слава богу, владелец фабрики без звука согласился поменять мрамор и даже сделал это без доплаты. Грузовик примчался уже через три дня, и новая партия камня переливалась именно теми цветами и оттенками, которые я мечтал заполучить. В очередной раз сбив плитку, мастера вновь приступили к укладке.

Одного из плиточников звали Макис. Этот грузный ворчун в основном выполнял черновые работы и безостановочно костерил то геометрию стен и консистенцию клеевого раствора, то качество заточки режущего инструмента и излишнюю сноровистость напарника, то погоду за окном и политику премьер-министра.

Второй плиточник – подвижный, худощавый человек по имени Йоргос Перандонакис – был не в пример куда более улыбчивым и жизнерадостным. А еще Йоргос оказался настоящим перфекционистом. Даже когда я, глядя на его работу, считая ее законченной, говорил, что все отлично и можно двигаться дальше, Йоргос с улыбкой возражал:

– Отлично? Да. Но не идеально.

И продолжал выравнивать одному ему видимые микроны. Прежде чем приступить к укладке, Йоргос в сторонке подолгу занимался моделированием, выкладывая нечто вроде бесконечного пасьянса и проверяя, насколько хорошо отдельные фрагменты сочетаются друг с другом и какую картину они образуют в целом.

Благодаря такому высокохудожественному подходу наши санузлы в какой-то момент стали больше походить на арт-объекты, чем на отхожие места. Я даже опасался, что мой организм ни за что не осмелится облегчиться посреди этакого благолепия, что в итоге могло бы привести к серьезным проблемам со здоровьем. Впрочем, эти страхи мне удалось побороть довольно быстро. Ведь так устроены люди: чем красивее место, тем быстрее хочется там нагадить.

Окрыленный первыми результатами, глядя на ванные и туалеты, получившиеся донельзя роскошными, я про себя поблагодарил Фани и проникся уверенностью, что все остальные нанятые ею работники окажутся такими же супер-профессионалами, как Йоргос. Тогда ремонт оказался бы легкой прогулкой, и к этому, похоже, все шло.

* * *

Так вышло, что наш приезд пришелся на Масленицу, которую греки дословно называют Безмясицей, или Ао́бкриес. Надо сказать, это не исконно греческая придумка, а калька со слова «карнавал», предположительно происходящего от латинского carne vale, то есть «прощай, мясо!».

Несмотря на трагизм, заключенный в названии, мяса в эти дни верующие как раз таки едят до отвала. Готовясь к долгой и мучительной разлуке с «бифтеки» и «сувлаки», греки что есть силы стремятся создать стратегический запас этих продуктов в своем организме. Кроме повальной обжираловки праздники, понятное дело, сопровождаются карнавалами, самым крупным из которых считается тот, что проходит в городе Штры.

Не обошлось без шествия и в Эпидавре. Причем самым популярным карнавальным персонажем в ту пору стала Ангела Меркель. Греки дружно невзлюбили ее из-за того, что формально получалось так, что именно она стояла не только за введением болезненного режима жесткой экономии, но и за жутким ростом безработицы и нищеты.

Что правда, то правда, греков отчасти можно понять. На моих глазах одна за другой позакрывались мои самые любимые лавки, мастерские и много всего другого. И вот что странно – почти все, кого я перечислил, задолго до появления евро десятилетиями успешно вели свой бизнес, получая заслуженный доход. И вот на тебе! Эти люди уж точно не имели никакого отношения к тому, как их бездарное правительство распорядилось евротраншами, но их жизнь тем не менее полетела в тартарары. И таких было много, очень много. И с каждым днем их становилось все больше. Стоит ли удивляться, что этой толпе несчастных позарез хотелось найти виновника своих бед, на которого можно излить накопившийся гнев?

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что участники праздника не только массово рядились в костюм под названием «Меркель», но и использовали фигуру канцлера как основной мотив декора карнавальных повозок. Особо мне запомнилась одна, на которой стояла огромная кукла Меркель в образе этакого Приапа с эрегированным пенисом колоссальных пропорций.

Залихватски загнутый кверху фаллос, колом торчащий из-под юбки, размером не уступал самой фигуре и был покрашен в ядовито-розовый цвет. А еще кукла была снабжена скабрезной греческой поговоркой, текстуально схожей с нашим крылатым выражением «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует», только более забористой. Однако смысл этого изречения совсем другой. Речь идет о резкой по форме рекомендации не запускать пальцы в чужой кошелек.

Сразу оговорюсь, что совершенно не интересуюсь политикой. Тем не менее помню, что здорово обиделся тогда за госпожу Меркель, которую считал взвешенным политиком, достойным своего поста, и даже кинулся с пеной у рта защищать ее в застольных дискуссиях с греками. Четыре года спустя страсти, разыгравшиеся вокруг греческого референдума, заставили меня поменять точку зрения. Но я снова опережаю события.