Текст книги "Мой большой греческий ремонт"

23. Розовые соседи

Осваиваясь и обживаясь, мы потихоньку продолжали знакомиться с людьми, живущими по соседству. Вы когда-нибудь задумывались о том, что, покупая дом, вы автоматически покупаете соседей? Причем последние могут оказаться как приятным бонусом, так и серьезным обременением. Важность этой темы прекрасно понимал еще Фемистокл. Если верить Плутарху, то, продавая свое поместье, древнегреческий стратег велел глашатаю объявить, что у него и сосед хороший. Летописец, правда, не уточнил, ускорила ли эта оголтелая рекламная кампания продажу недвижимости, но факт остается фактом: соседи важны ничуть не менее, чем вид или местоположение.

И в этом смысле нужно признать: насколько нам не повезло с качеством постройки нашего жилища, настолько же нам повезло с соседями. Начнем с четырех домов нашего кондоминиума. В самом дальнем из них живет уже знакомая вам Мэри с мужем Яннисом – человеком настолько занятым хлопотной юридической практикой, что мы видим его от силы пару раз в год.

Что касается ближайшего к нам дома, то тут живет весьма экстравагантная английская чета – Гилберт и Джудит Роузен, или попросту Гил и Джуди.

Свою цветочную фамилию хозяин воспринимает по-настоящему всерьез – я не помню случая, чтобы хоть один предмет одежды Гила не был розового цвета. Его дом с табличкой, на которой написано Villa Rosa, разумеется, тоже выкрашен ярко-розовым колером, а прилегающий к дому участок плотно засажен многочисленными разновидностями сами понимаете чего.

А еще Гил заядлый монархист: стены его эпидаврского дома увешены групповыми фотографиями королевских семей Европы – нынешними и затерявшимися в прошлом. Мой сосед без запинки способен назвать каждого из тех, кто изображен на снимках. Особую же ценность для хозяина представляют выставленные на видном месте именные подарки от ее величества Елизаветы II за его трудовые заслуги при дворе. Любовь Гила к королеве так сильна, что, оставив карьеру банкира в силу возраста, он устроился экскурсоводом в Виндзорский замок – летнюю резиденцию британских монархов и, похоже, получает от этой работы огромное удовольствие.

По моим представлениям, Гил самый что ни на есть настоящий джентльмен: он даже цветы в саду поливает, надев безупречно отглаженную сорочку, изящные кожаные лоферы и элегантные брюки, цветом идентичные дому.

Примечательна история жизни Гила: родился в Гонконге, его отец был начальником знаменитой гонконгской тюрьмы – весьма высокая должность в колониальной администрации. Получив образование дома, в Англии, Гил снова вернулся в Азию, где и проработал банкиром почти всю жизнь.

Помимо всего прочего, Гилу довелось быть казначеем султана Брунея – самого богатого на тот момент человека в мире. Как-то он рассказал историю о том, как однажды по ошибке списал деньги не со счета султана, а со счета его брата, чем сильно рассмешил обоих. Речь шла о сумме в двести миллионов долларов – и в самом деле обхохочешься.

В свободное от работы время Гил в молодости в качестве режиссера ставил любительские спектакли, о чем говорят выцветшие афиши, сохранившиеся с той поры. На одной из них – речь идет о пьесе Шекспира, уже не помню, какой именно, – значится имя Джуди, которая вместе с родителями долгое время жила в Джакарте и в один прекрасный день пришла на объявленный кастинг, благо уже имела сценический опыт.

Режиссеру до того приглянулась молоденькая актриса, что он не раздумывая предложил ей заглавную роль не только в постановке, но и в частной жизни.

Гила можно понять – висящий на стене портрет юной Джуди, сделанный в то время, завораживает так, что глаз не оторвать. Джуди Роузен – редкая красотка и по этой причине, несмотря на высшее образование, какое-то время работала стюардессой на круизных лайнерах, прежде чем вернулась к профессии учителя. Даже сегодня, хотя ей уже за шестьдесят, Джуди в купальнике выглядит так, что иные тридцатилетние могут позавидовать.

Роузены купили дом на пять или шесть лет раньше нас, но до сих пор, как и мы, бывают в нем наездами. Они ждут не дождутся пенсии, чтобы переселиться сюда навсегда. Любопытно, что англичане, во множестве оседающие в Греции, в отличие от граждан стран бывшего Советского Союза, по большей части покидают свою родину не по экономическим или политическим причинам, а исключительно в поисках благоприятных погодных условий. Ну, что-то вроде климатического убежища.

Не последнюю роль в решении о переезде играет и благолепие греческих пейзажей. По словам эмоциональной Джуди, всякий раз вернувшись в Эпидавр и выйдя на балкон, она что есть силы щиплет себя, чтобы убедиться, что видит окружающую красоту наяву, а не во сне, и в этом мы с ней очень похожи. К слову, и я, и Джуди уверены, что самая действенная талассотерапия – это когда ты просто смотришь из окна на море.

У Гила очень тонкое чувство юмора, и я обожаю слушать его бесконечные рассказы об азиатских приключениях. А еще в разговорах с Роузенами выяснилось, что с сантехником не повезло не только нам. Помнится, когда я за бутылкой вина в красках пересказал английским соседям туалетные злоключения, постигшие нас стараниями Лазаря, Гил начал так хохотать, что едва не упал со стула. Я поначалу самодовольно предположил, что причиной буйного веселья стало мое искусство рассказчика. Куда там. Вдоволь насмеявшись, Гил утер слезы, и едва сдерживая очередной приступ хохота, сказал:

– Считаете, вам попался плохой сантехник? Э-э, мои дорогие, это вы еще не видели Манолиса…

И, не в силах более сдерживаться, Гил снова зашелся смехом. А потом с тем же сдержанным достоинством, с которым оказавшиеся на соседних койках ветераны демонстрируют друг другу шрамы, полученные в былых сражениях, он показал нам многочисленные следы страшных увечий, нанесенных его дому извергом Манолисом.

Увиденное заставило меня содрогнуться. Особенно запомнилось то, насколько изуродованным оказался мраморный пол. Выяснилось, что дом наших соседей строился одновременно с двумя другими, и пресловутый Манолис выбрал его в качестве склада, где хранил несколько десятков унитазов и радиаторов. А поскольку аккуратно переносить тяжести с места на место в Греции считается дурным тоном, Манолис, в духе Лазаря и его подручных, многократно таскал все эти тяжести волоком из одного угла гостиной в другой. Впрочем, судя по состоянию мрамора, тяжелое сантехническое оборудование не только таскали, но и зачем-то много раз роняли с большой высоты.

Насмотревшись на эти ужасы, я с облегчением подумал, что отныне не только никогда не столкнусь с чем-то подобным, но даже не услышу зловещих имен Лазаря или Манолиса. О, каким же наивным идиотом я был!

24. Котики

Продолжу о соседях. Через дом от нас проживают Родней и Сьюзен, или попросту Род и Сью. Они носят фамилию Seal, и, хотя фамилии обычно не переводят, мы называем их «Котиками». Почему, например, не тюленями, ведь они по-английски обозначаются тем же словом, удивитесь вы? Ну, во-первых, начнем с того, что наши соседи совсем не похожи на тюленей: Род высокий худощавый джентльмен, а Сью так вообще бывшая бортпроводница British Airways, сохранившая фирменные модельные стати, несмотря на возраст. К слову, если судить по нашим соседям, то английские джентльмены женятся исключительно на стюардессах.

Но вернемся к ластоногим. Скажите же, «тюлень» звучит довольно обидно, почти как «фуфел», в то время как «котик» – это одно сплошное ми-ми-ми.

А еще, как и наши общие соседи Роузены, Котики, вопреки нравам захолустья, очень любят элегантно приодеться, даже, я бы сказал, попижонить.

Род – преуспевающий архитектор. Его дом выкрашен в строгий белый цвет, с которым приятно контрастируют серо-синие жалюзи – классическая гамма для Кикладских островов. Оно и неудивительно – недвижимость в Эпидавре не единственная греческая собственность Котиков.

Они владеют недвижимостью еще и на Крите. И хотя Крит это не совсем Киклады, приятные глазу сине-белые сочетания можно встретить там повсюду.

Что касается профессии Сью, то она, в точности как и Джуди, выйдя замуж и завязав с карьерой стюардессы, стала школьным учителем. А еще Сью очень недурно рисует. Ей, правда, далеко до другого нашего соседа – Ги, о котором я расскажу позже, но в целом ее работы смотрятся очень мило.

Как и Роузены, Котики, мягко говоря, не дураки выпить, что, собственно, и способствовало нашему стремительному сближению. Род – великолепный рассказчик, да и Сью тоже горазда сыпать забавными историями, ни одну из которых не хочется упускать, но тут вмешиваются проклятые национальные традиции. По английскому обычаю, в дружеской компании, как правило, нет общего разговора, в котором по очереди солирует кто-то один. Вместо этого всеми силами поддерживается перекрестный разговор по принципу «мальчик-девочка», что тоже не страшно, если бы не моя привычка одновременно следить за всеми застольными историями сразу. В итоге, упустив какую-нибудь побасенку, я, бывает, очень расстраиваюсь.

Меня очень впечатлила история про то, как через некоторое время после того, как они полностью оплатили стоимость дома, Илиас при встрече протянул Роду смятую бумажку, на которой карандашом было нацарапано «45 000».

– Что это? – спросил Род.

– Стоимость допуслуг.

– Каких еще таких услуг?

– Ну, вы же просили: тут калитку, здесь забор, там прочие мелочи. Вот и набежало.

– На сорок пять тысяч евро?

– Угу.

Род пришел в бешенство, но заплатил. Иностранцу выиграть в Греции у грека в суде – mission impossible.

Хорошо помню первую большую попойку с Котиками. Поскольку дом еще не был отремонтирован, а друзья уже загорелись желанием посетить наше греческое гнездышко, им приходилось останавливаться в гостинце или снимать один из домов неподалеку. И вот наши близкие друзья Ленка и Cepera, приехав на неделю, сняли гостевой этаж у Мэри, тот самый, что она задарма благородно предложила нам в тяжелую минуту.

Мы с Ленкой дружим уже тысячу лет, еще с института. Чтобы вы поняли, насколько она незаурядный человек, расскажу одну историю. Дело было в лихие девяностые. Ленкин муж Cepera, инженер-ракетостроитель по образованию, всегда умевший держать нос по ветру, в свое время стал одним из самых первых предпринимателей, а точнее кооператоров, и любит вспоминать о том, как проходил государственную регистрацию одновременно с самим Ходорковским.

Поскольку Cepera рано начал, он одним из первых стал жертвой организованной преступности. Рэкетиры принудили его выбирать между построенной им компанией и жизнью жены и дочери. Cepera, не раздумывая, выбрал второе, отдал свой бизнес и несколько последующих лет пребывал в глубокой депрессии.

Оставив неблагодарную стезю предпринимателя, он в какой-то момент был вынужден подрабатывать извозом. Когда денег не хватало, бомбилой становилась Ленка, причем она предпочитала работать в ночную смену. От ее тогдашних рассказов о некоторых из пассажиров у меня кровь леденела в жилах, а самой Ленке все было нипочем.

И вот как-то раз Cepera здорово припозднился. Мобильных еще не было, Ленка начала волноваться и даже вышла на балкон, дабы с девятого этажа высмотреть, не идет ли муж.

И тут – о, ужас! – она увидела, что внизу прямо под балконом лицом вниз лежит Cepera, а трое неизвестных избивают его ногами. А что, если это продолжение истории с рэкетирами? В такой ситуации любая другая женщина в панике позвонила бы в милицию. Но в том-то и дело, что Ленка и «любая другая женщина» – это два разных биологических вида. А потому Ленка, как была в домашних тапках, ссыпалась вниз по лестнице, пулей вылетела из подъезда и, одержимая яростью, набросилась на Серегиных обидчиков.

А надо сказать, что помимо природного бесстрашия, Ленка обладает целым рядом исключительных физических достоинств. Неспроста же она в юные годы стала одним из самых молодых игроков, которых когда-либо приглашали в сборную Российской Федерации по волейболу. Короче говоря, Ленка очень высокая и очень быстрая, с прекрасными рефлексами, что стало полной неожиданностью для трех уроженцев Кавказа, методично избивающих Серегу.

Собственно, тот, кому досталось первым, вообще ничего не понял – Ленка походя снесла его по инерции, на несколько ключевых мгновений выведя из борьбы. Второй же, оставив окровавленного Серегу в покое, успел развернуться и обозвать Ленку обидным словом. Зря он так.

Мигом пропустив удар мощной и бесконечно длинной Ленкиной ноги точно в пах, мужчина утратил не только боевой пыл, но и будущую способность к воспроизведению себе подобных мерзавцев.

Видя, как разворачиваются события, третий нападавший счел благоразумным отступить в ожидании подмоги. Воспользовавшись замешательством, Ленка подскочила к лежащему ничком Сереге и перевернула его на спину. Это был не Cepera!

Пробиваться обратно в подъезд дома Ленке снова пришлось с боем. Вот такая у меня подруга. Правда, красавица? Не зря по ней в институте вздыхала добрая половина нашей группы. Кстати, этот случай я упомянул не просто так. Он странным образом перекликается с одной историей, случившейся со мной в Эпидавре. Позже вы поймете, о чем я.

В отличие от меня, Ленка не забросила переводческое ремесло и превратилась в серьезного профессионала. Если сложить вместе все переведенные ею книги, получилась бы весьма обширная библиотека на любой вкус и возраст: от Гарольда Роббинса до Нила Геймана. А самое главное, Ленка очень веселый человек, с которым всегда легко и комфортно.

В общем, так вышло, что проживающие напротив Котики заприметили нашу расчудесную компашку и пригласили в гости, благо идти недалеко – из-за того, что въезды расположены под прямым углом друг к другу, расстояние между двумя калитками едва ли превышает десять метров.

Вечер получился прекрасным. В противовес скромной по русским меркам закуске, вина было море, а что еще нужно человеку, чтобы до основания разрушить коммуникативные барьеры, а образовавшийся в результате этого лом пустить на фундамент задушевного разговора? В результате мои друзья совершенно очаровали хозяев, да и мы с Кузей тоже, как могли, постарались не ударить в грязь лицом.

На следующее утро мы обнаружили засунутую в дверную щель почтовую открытку, подписанную соседями. Они, кстати, так и подписываются – Котики. Открытка содержала витиеватую благодарность за приятно проведенный вечер. Этот жест нас, помнится, очень тронул.

Что любопытно, практически каждая последующая попойка что с Котиками, что с Роузенами всегда выливалась в благодарственную открытку. Мы даже подумываем, не завести ли нам специальный альбом для хранения этих милых сувениров, имеющих притом и практическое значение. Представляете, как будет приятно когда-нибудь потом, годы спустя, одряхлев, сидя на лекарствах и начисто забыв про вино, сигареты и прочие радости жизни, полистать такой альбом, чтобы в деталях вспомнить, как молоды и как здоровы мы некогда были!

25. Десерт из асбеста и Евангелие от Иоанна

На следующий день после посиделок с Котиками мы с друзьями отправились отужинать в «Пётрино». Эта таверна расположена на отшибе, а потому в ней даже в сезон редко бывает много народа. В холодное время года посетители сидят внутри. А когда приходит жара, публика усаживается либо под навесом, увитым виноградом, либо в саду, где растут мандарины с апельсинами. Я обожаю после знойного дня усесться среди деревьев, сбросить обувь и елозить по траве босыми пятками, наслаждаясь прохладой вечерней росы.

Хозяина таверны зовут Афанасий. Он приехал с Крита, где многие годы подвизался в туристическом бизнесе и близко сдружился с одним из наших соотечественников, в те годы жившим в Греции, а ныне вернувшимся в Россию, по которому он теперь сильно скучает.

Жену Афанасия зовут Натаса. Вопреки имени, она чистокровная гречанка.

Натаса превосходно готовит, и я иногда расспрашиваю ее о рецептах. Впрочем, мои сомнительные знания греческого иногда приводят к комичным ситуациям.

Съев две порции моего любимого десерта и принявшись за третью, я вздумал выяснить способ его приготовления. Ленка, будучи знатным кулинаром, тоже заинтересовалась. Натаса сообщила, что важнейшим ингредиентом лакомства служит «азвёстис». Немного засомневавшись, я перевел это как «асбест», чем порядком подпортил аппетит и себе, и людям – кто же не знает о канцерогенных свойствах этого вещества. И только придя домой, я догадался заглянуть в словарь, где обнаружил, что словом «азвёстис» греки называют известь. От сердца сразу отлегло. Не то чтобы известь была здорово вкуснее или много питательнее асбеста, но хоть рака не будет.

И Натаса, и ее муж по-гречески радушны. Как-то закончив трапезу, Кузя захотела съесть мандарин. Рвать фрукты с дерева она постеснялась, поэтому подняла с земли более или менее свежий паданец. Увидев это, Афанасий притащил лестницу, подобрался к самым красивым плодам и, нарвав огромную сетку, вручил ее нам.

Мое любимое блюдо в этой таверне – свиная отбивная, фигурирующая в меню под названием «спесьяль». Помимо отменного мяса встречу с прекрасным дополняет фирменный соус, выложенный на салатном листе. Это тот случай, когда пальчики можно не только облизать, но и по неосторожности обгрызть.

А уж когда совершенно случайно выяснилось, что русским другом, по обществу которого так тоскует Афанасий, оказался тот самый Женя, что вместе с Леной некогда втянул нас в греческую авантюру, отношения стали почти что родственными.

С тех пор накануне каждого визита мы заранее звоним Натасе и рассказываем ей, чего бы такого вкусненького мы бы хотели съесть, а она затем разбивается в лепешку, только бы потрафить нашим желудкам. По этой причине большинство семейных праздников отмечаются именно здесь. У Афанасия в погребе всегда в избытке достойное вино, а уж про домашние наливки от Натаси я вообще молчу.

* * *

Утром, встав раньше обычного, мы отправились в дом к Мэри навестить друзей. Cepera все еще дрых, и мы устроились на улице. Ленка угостила нас кофе и какими-то фирменными сладостями, на которые она большая мастерица. Вскоре трапезу прервал голос Сереги, доносившийся из спальни:

– Лена, я проснулся. Поди погладь меня!

Услыхав призыв, Ленка послушно метнулась в спальню. Нас с Кузей настолько впечатлила эта умильная сцена, что мы тут же взяли Серегину реплику на вооружение и с тех пор поочередно используем по выходным, в зависимости от того, кто раньше проснется.

И снова о соседях. Прямо напротив нашего дома через дорогу лежат владения Фёклы Севастопулу. Она стала одной из самых первых афинских дачниц на нашем хуторе и в итоге переселилась сюда насовсем, лишь иногда проведывая свою столичную недвижимость.

В молодости Фёкла вышла замуж за бельгийца, а если быть точным, то за фламандца, и надолго укатила с ним в Бельгийское Конго. Когда дети подросли, семья вернулась в Бельгию. А после смерти мужа Фёкла переехала в Эпидавр – ее покойный супруг был большим поклонником этого места.

Вместе с Фёклой живет ее младший сын Ги Файён – прелюбопытнейшая личность, в которой чудесным образом сочетаются горячая греческая кровь и протестантская рассудительность.

В молодости Ги довольно долгое время проработал архитектором в сети клубных отелей Club Med, пока не влюбился в некую южноафриканскую красотку и, выполняя впитанную с молоком матери семейную программу, бросив все, отправился за ней в Африку.

Отношения с возлюбленной не заладились, поскольку ее религиозные родители в итоге настояли на том, чтобы она вышла замуж исключительно за человека той же веры. Несмотря на крушение матримониальных планов, Ги не стал возвращаться в Европу, а остался жить в ЮАР на целых пятнадцать лет.

Будучи прекрасным рисовальщиком, Ги зарабатывал на жизнь блистательными иллюстрациями к комиксам собственного сочинения, некоторые из которых мне довелось полистать. Его живопись и графика тоже невероятно хороши, особенно несколько жанровых сценок, списанных с натуры в каких-то давно исчезнувших с лица земли бантустанах.

Но самый большой восторг у меня вызывает сделанное углем изображение танцующей пары. Дело в том, что я немного коллекционер, оттого наше московское жилище по самое не балуй увешано современной живописью. И в этой коллекции имеется пара работ, посвященных танцу. Я всегда обожал танцевать сам и ничуть не меньше люблю наблюдать за танцующими. А поскольку Дега находится бесконечно далеко за пределами моих финансовых возможностей, мой выбор преимущественно сводится к российским дарованиям, благо их пруд пруди.

И вообще я уже давно смекнул, что если на оживленной улице Рима, Парижа или Вены среди откровенной туристской клюквы и мазни ты вдруг видишь по-настоящему классные работы, то, скорее всего, автором окажется выходец из СНГ. Чему-чему, а рисовать у нас учили превосходно. Ну а посетив знаменитую Венскую ярмарку современного искусства и вопреки изобилию экспонатов так и не обнаружив там ничего путного, я и вовсе уверился в правильности моего коллекционного патриотизма.

Тем не менее та работа Ги, о которой идет речь, абсолютно вне конкуренции и кроет не только мое чахлое собрание, но и все, что мне доводилось видеть, включая полотна признанных классиков. Фигуры танцоров столь естественны и необычны одновременно, что я могу смотреть на них часами.

Интересно, что Ги наклеил картон с рисунком прямо на стену в торце лестницы, ведущей на второй этаж дома, раз и навсегда перечеркнув любые поползновения Фёклы касательно будущего ремонта. Так что Лувр это полотно вряд ли увидит.

Поскольку я не владею ни французским, ни фламандским, мы с Ги обычно общаемся по-английски. Пятнадцатилетнее пребывание в ЮАР сделало свое дело: у моего соседа великолепный словарный запас, куда шире, чем в греческом, на котором он тоже прекрасно изъясняется. И эти мои разговоры с Ги – одно сплошное наслаждение.

«Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам», – учил Сократ, и эти его слова в полной мере относятся к моему другу Ги. Он приучил себя к чрезвычайной умеренности в одежде, пище и развлечениях, сводящихся по большей части к спортивным занятиям, научившись довольствоваться до смешного малым. Это дает Ги возможность не отвлекаться ни на что кроме работы в саду и все свободное время проводить в беспрестанных размышлениях.

Признаюсь, что, лишь познакомившись с моим соседом и пообщавшись с ним, я начал постепенно улавливать до этого недоступные моему пониманию бесчисленные смыслы, заложенные греческими философами в загадочное понятие «логос».

Его первой словарной дефиницией традиционно указывается «слово», но это лишь верхушка семантического айсберга. Только вдумайтесь, «логосу» в словаре соответствуют более тридцати основных гнезд, каждое из которых, в свою очередь, разветвляется еще на несколько, что в итоге составляет около сотни значений.

Я это к тому, что когда мы читаем первую строку Евангелия от Иоанна, а именно «В начале было слово», то вряд ли понимаем ее истинный смысл. По моему глубокому убеждению, во всем виноват святой Иероним. Работая над каноническим переводом Библии, он, похоже, взял да и ничтоже сумняшеся выбрал первое попавшееся на глаза словарное значение. Опусти Блаженный Иероним глаза чуть ниже, эта строка могла бы сегодня звучать как «в начале был космос», «в начале был разум» или «в начале была причина». А еще главный редактор Вульгаты при желании мог бы запросто заменить «слово» на «весть», «предсказание», «предание» или использовать десятки других альтернативных вариантов.

Однако, пообщавшись с Ги, я понял, что ни одна из этих версий не является правильной и припомнил, что читал у Толстого что-то на этот счет. Не поленившись, я нашел нужное место. Лев Николаевич уверял, что правильнее всего было бы сказать: «В начале было разумение» – вот вам еще одна версия непостижимого греческого слова. Тем не менее в своих размышлениях Толстой изначально отталкивался от следующего посыла: «В начале был логос». Вот оно! Лучше не скажешь, тем более что в качестве еще одного значения этого слова, поистине уникального в своей полисемии, в словаре фигурирует «разговор».

И в соответствии с воззрениями Ги, именно в разговоре, читай «логосе», и сотворяется мир. И этот мир, сотворенный «здесь и сейчас», затем неизбежно умирает, пока «там и тогда» все не повторится генезисом нового разговора.

Конечно, это весьма грубое и примитивное изложение куда более глубоких мыслей моего соседа, и он бы, наверное, сильно удивился, прочитав эти неуклюжие строки. Но, каюсь, я никогда не был силен в философии, и даже Ги, кажется, досконально познавший смысл того, что его древние высоколобые предшественники туманно окрестили «логос сперматикос», то бишь «логос осеменяющий», так и не сумел до конца меня «осеменить», как ни пытался это сделать. Уж больно неподатливым и малопригодным для этих целей материалом я оказался. Временами Ги очень напоминает мне кастанедовского дона Хуана, с той лишь разницей, что мексиканцу с учеником повезло куда больше.