Текст книги "Колокол"

Тоби огорчало то, что под водой слишком темно и ничего не видно. Он решил, что все равно нырнет и узнает, где основание волнореза, совпадает ли оно с дном озера. Глубины озера в этом месте он не знал. В подводном плавании Тоби был силен. Перевернувшись вниз головой, он вертикально ушел под воду и, распрямившись, нащупал край волнореза. Раскрыл глаза и увидел мутную, пронизанную солнечным светом зеленую воду и белесые камни волнореза, на которых играли блики от ряби наверху. Наконец волнорез уперся в трясину озерного дна. Рука Тоби погрузилась в ил. Он быстро выдернул ее и всплыл на поверхность. Не такое уж озеро и глубокое.

Он отплыл чуть вперед, снова нырнул и оказался прямо у того места, где обрывался волнорез, поплавал вдоль рыхлого дна. Открыл глаза, но, кроме темно-зеленого света, ничего не увидел. Скользя вперед, он загреб руками мягкий ил. Тот был податливый, как вода, и все же какой-то зловещий. А ну как он наткнется на утопленника? Могла же его давно засосать трясина? Тут рука Тоби наткнулась на что-то твердое и шершавое. Напугавшись, он всплыл наверх и, переводя дух, сделал круг по воде. Довольно долго он пробыл внизу. Дыхание восстановилось. Наверняка он наткнулся на консервную банку, он осмотрел руку – не порезался ли. По опыту Тоби знал, что под водой можно серьезно пораниться и даже не заметить этого. Руки он вроде не повредил. Наверно, пора возвращаться к ланчу.

Он решил нырнуть напоследок и посмотреть, на что он наткнулся. Гирей плюхнулся вниз и, раскрыв глаза, распластал по дну руки. Слегка разгреб ил и нащупал твердую выпуклую поверхность. Он подсунул под нее пальцы и дернул. Предмет, чем бы он ни оказался, был, видно, крупный, и тина его засосала глубоко. Вода от поднявшегося со дна ила совсем замутилась. Чтобы удержаться под водой, Тоби ухватился одной рукой за предмет, а другой принялся ощупывать его. Из тины выдавался толстый дугообразный край. Это вполне может быть большая ваза. Только вот край широковат для вазы. Предмет, видно, громадный – может, это старый паровой котел? Тоби осторожно повел пальцами от края по внешней стороне. Какие-то рытвины, зазубрины – может, ржавчиной изъело, а может, моллюсками. Дыхание было на исходе, и он вынужден был подняться наверх.

Совершенно задыхаясь, он всплыл и услышал со стороны монастыря звон ручного колокольчика, призывающего к Anngelus[32]32
  Молитве к Пресвятой Богородице.


[Закрыть], это означало, что уходить надо немедля, если он не хочет бежать как угорелый всю дорогу. Он решил все же нырнуть последний раз и попытаться откопать предмет. Нырнул, нашел его на сей раз сразу и, держась одной рукой за широкий край, начал отгребать от него тину. Верхняя часть без труда очистилась от ила. Край, за который он держался, был самой широкой частью предмета, и теперь по очищенной от ила окружности он мог прикинуть, что в ней побольше метра. Похоже, это круг, нижней своей частью ушедший в ил. Внутри, за ободом, была постепенно сужающаяся полость. Это вполне мог быть огромный колокол. Тут дыхание у него опять кончилось, и он вынужден был подняться.

Он подплыл к волнорезу, отдохнул с минутку. Погружение оказалось довольно изнурительным. Он дотянулся мокрой рукой до одежды и извлек из кармана брюк часы. Господи, да он опаздывает! Он быстро выскочил из воды, кое-как обтерся и начал одеваться. Поход был чудо! Он обязательно сюда вернется. Занятно будет обследовать эту штуковину прямо под водой, хотя в ней, может, и нет ничего интересного. Тем не менее он решил ничего не рассказывать остальным про это славное местечко и держать язык за зубами.

Глава 11

Идею подал Джеймс Тейпер Пейс – взять Тоби в поездку на «Лендровере». Майкл собирался в Суиндон за механическим культиватором. Хотя со дня собрания минуло уже несколько дней и Майклу не терпелось заполучить свою игрушку, он никак не мог выкроить времени для этого путешествия. Наступила среда, и он решил во что бы то ни стало ехать сегодня, ближе к вечеру. Пока он доберется, магазин уже закроют, но он все уладил по телефону, управляющий, с которым он не раз имел дело, сказал, что культиватор можно забрать и позже, до семи вечера.

– Почему бы вам не взять с собой Тоби? – предложил Джеймс. Они вместе выходили из конторы. – Освободить его часом раньше, пусть хоть немного полюбуется на природу. А то работает, как негр.

Майклу эта мысль в голову не пришла, он за нее ухватился и, перед тем как выезжать, зашел за Тоби в огород. Тоби с Пэтчуэем мотыжили брюссельскую капусту.

– Да не цацкайся ты с ней, – наставлял мальчика Пэтчуэй. – Рубай кругом, ей это только на пользу!

Тоби разогнулся и поздоровался с Майклом. Мальчик уже хорошо загорел, лицо его лоснилось от пота. У оголенного по пояс Пэтчуэя на голове по-прежнему возвышалась его устрашающего вида шляпа.

– Вот, пришел спросить, не хочет ли Тоби прокатиться со мной до Суиндона – так просто, для развлечения. Если, конечно, вы не возражаете.

Пэтчуэй хмыкнул, скосил глаза на Тоби.

– Я бы с радостью, если меня отпустят, – сказал Тоби.

– Голуби нам пока не очень досаждают, верно? – спросил Майкл Пэтчуэя.

– А чего им?! Этим заразам и так есть что есть. Зато смотри в оба, когда холода придут.

Тоби побежал переодеваться, а Майкл постоял немного с Пэтчуэем. У Пэтчуэя была завидная деревенская способность, отличающая еще великих актеров, – стоять, ничего не говоря, и давать знать о своем присутствии с чувством собственного достоинства, не испытывая при этом ни малейшей неловкости.

Это молчаливое общение кончилось, Майкл отправился за «Лендровером» в конюшню, вывел его и поставил перед домом. Грузовик пришелся бы как нельзя кстати – культиватору в «Лендровере» будет тесновато, – но грузовик по-прежнему был неисправен, а Ник Фоли так и не удосуживался посмотреть его, хотя его просили об этом дважды. Это был непорядок, и вызван он был нехваткой времени, нехваткой людей. Майкл понимал: надо либо проследить за тем, чтобы Ник справлялся со своими обязанностями, либо нанять рабочего из деревенского гаража. Но он медлил с решением этого вопроса, и перегруженный «Лендровер» вынужден был пока возить овощи в Пенделкот.

Майкл пребывал в хорошем расположении духа. Он возлагал большие надежды на культиватор – он избавит от львиной доли тяжелой физической работы, и в управлении он так прост, что сладить с ним могут и женщины, та же Маргарет, Кэтрин-то скоро уйдет, или какая-нибудь еще женщина, которая приедет в общину. При мысли о возможном появлении женщин сердце у Майкла дрогнуло, но он тут же взял себя в руки – смог же он приноровиться к этим двум. Увеличение общины было желательно с любой точки зрения, а стеснение, которое испытываешь, когда разрывается тесный круг общения, в конце концов скоро проходит. С бо`льшим числом людей и с большей механизацией труда община крепко встанет на ноги, и теперешние хлопоты во имя хлеба насущного, весьма докучные, хоть и не лишенные определенного очарования жизни Робинзона Крузо, наконец-то кончатся. Радовался Майкл и поездке в Суиндон. Уже много недель он никуда дальше Сиренчестера не выбирался и сейчас по-детски предвкушал удовольствие от поездки в большой город. Приятно и то, что рядом будет Тоби, и приятно вдвойне оттого, что предложил это не он сам.

Путешествие, во время которого Майкл отвечал на расспросы Тоби о сельской жизни, заняло чуть больше часа. Один раз они остановились ненадолго у деревенской церкви. Приехав в Суиндон, они направились прямиком в магазин, запакованный культиватор ждал их во дворе. С помощью рабочего из магазина Тоби с Майклом взвалили это замечательное приобретение на багажник, закрепили веревками, чтобы он не выпал по дороге. Майкл смотрел на культиватор с любовью. Большие, будто игрушечные колеса в желтых покрышках и квадратный сверкающе-красный корпус прорвали по углам упаковку. Рукоятки руля антилопьими рожками упирались над передним сиденьем в крышу. Культиватор устроили вполне надежно, и Майкл не мог на него налюбоваться. Ему было обидно, что Тоби, мечтавший сесть на трактор, похоже, разделяет мнение Пэтчуэя и считает, что культиватор забава для неженок.

– Теперь надо бы и перекусить, как считаешь? – спросил Майкл. Ужин из-за раннего отъезда они пропустили, и пара бутербродов в кабачке их вполне бы устроила. Майклу на память пришел симпатичный деревенский кабачок неподалеку от Суиндона, как раз по дороге домой.

Когда они туда приехали, было половина седьмого. Кабачок оказался куда больше, чем помнилось Майклу, и они прошли в бар, сохранивший старую почерневшую дубовую обшивку, высокие деревянные сиденья, обитые, правда, современной красной кожей, блеклые викторианские гравюры с охотничьими сценками и занавески с рисунком из пивных кружек и стаканов для коктейлей. Весело поблескивали бутылки за стойкой бара, у которой, облокотясь, стояли разгоряченные краснолицые мужчины в твидовых костюмах – не то фермеры, не то торговцы, сказать наверняка было трудно.

Майкл усадил Тоби, к великому его удовольствию, на уютную просторную скамью у окошка, откуда виден был внутренний двор, так что они могли приглядывать за «Лендровером» и его бесценным грузом.

– В общем-то это незаконно – то, что я тебя сюда привел. Тебе восемнадцать-то хоть есть? А, только исполнилось. Тогда ладно. Так что будешь пить? Что-нибудь не очень крепкое?

– Что вы! – Тоби был шокирован. – Я бы отведал какого-нибудь традиционного местного напитка. Есть тут такой?

– Хорошо. Тогда, раз мы в западных графствах, пить будем сидр. В меню он у них, вижу, есть. Он довольно крепкий. Хочешь попробовать? Ладно, сиди здесь. Я принесу – и сидр, и сэндвичи.

Сэндвичи были отменные – свежайший белый хлеб и постный, крошащийся ростбиф. К ним подали пикули, горчицу и хрустящий картофель. Сидр был золотистый, шипучий, не кислый на вкус и очень крепкий. Майкл сразу отпил большой глоток – сидр был привычен ему с детства. Он грел душу, будил воспоминания, причем одни лишь приятные.

– А разве это западные графства? – спросил Тоби. – Я-то всегда считал, что Суиндон довольно близко от Лондона. Хотя, может, я путаю его со Слоу!

– Именно отсюда они и начинаются – так мне по крайней мере думается. Сидр – верный признак. Я сам из этих мест… А ты где рос, Тоби?

– В Лондоне. А жаль. Мне всегда хотелось учиться в закрытой школе.

Они поговорили немного о детстве Тоби. Майкл был так счастлив, что готов был кричать об этом во весь голос. Давно не сидел он в баре, и сидеть здесь, беседовать с мальчиком и потягивать сидр было так чудесно, что лучшего и желать было нечего. Майкл смутно догадывался, что душевный подъем этот необычен; знал он и то, что не тоскует по его утрате и не мечтает о его возврате, и все же, предаваясь наслаждению, он подспудно чувствовал: что-то в его жизни безвозвратно утрачено, принесено в жертву. И вмиг перед ним ожило видение, которое одно время часто преследовало его, а теперь уже редко ему являлось: Длинный зал в Имбере, полный людей, ковры, золоченые рамы зеркал, глянец старинных полотен, рояль на прежнем своем месте в углу, сверкающий поднос с напитками на приставном столике. Но и видение это не умалило его радости: знать точно, от чего отрекаешься и что обретаешь, – и не ведать сожаленья; вновь посетить места отринутых радостей – и не ведать боли зависти; вновь ощутить сиюминутность этих радостей – и испытать восторг, не омрачаемый знанием, что они преходящи, – вот оно счастье и, по всей видимости, свобода…

– Чем тебе хотелось бы заниматься после окончания колледжа?

– Не знаю, наверно, инженером буду. Я пока не знаю точно, чем бы мне хотелось заниматься. За границу мне точно не хочется. Знаете, мне хотелось бы заняться чем-то вроде того, чем занимаетесь вы.

Майкл засмеялся.

– Но, мальчик мой, я же ничем особым не занимаюсь. Я самый что ни есть дилетант.

– О нет, вы не правы! То, что вы совершили в Имбере, – это же чудо! Хотелось бы мне суметь такое. Нет, я не имею в виду, что смог бы когда-нибудь совершить подобное, нет, я хотел бы просто быть причастным к чему-то чистому и отрешенному от современного мира.

Майкл еще раз посмеялся над Тоби, и они поспорили о том, как следует понимать отрешенность. Майкл не подавал виду, что его глубоко трогает и слегка огорчает явное преклонение мальчика. Тоби видел в нем духовного наставника. Майкл знал, сколь искаженно представление о нем Тоби, но от рисуемого воображением мальчика образа ему все же передалось чувство уверенности в том, что такое возможно. С ним еще не все кончено, нет, не все. Он искоса глянул на Тоби. Для поездки в город Тоби надел чистую рубашку и пиджак, но галстука не повязал. Пиджак он оставил в машине. Рубашка, еще не обмявшаяся после прачечной, была расстегнута, воротничок жестко топорщился под подбородком, и в узкий просвет этой белизны проглядывала смуглая грудь. Майкл вновь отметил прямизну его носа, шелковистость длинных ресниц, застенчиво-пугливое выражение лица – пытливого, нежного, неиспорченного. В нем не было и следа той смазливости, беспокойной подвижности, которые обычны для мальчиков его возраста. Майкл глядел на Тоби, и в нем росла надежда на него, а с ней и радость, которая приходит с лишенной корыстных помыслов надеждой на ближнего.

– Боюсь, мне целой кружки не одолеть, – сказал Тоби. – Это очень вкусно, но для меня крепковато. Нет, спасибо, я больше ничего не буду. Может, вы хотите? – Он вылил остатки сидра в опустевшую кружку Майкла.

Майкл допил, взял еще одну кружку. На стойке он заметил шоколадные конфеты, прихватил их для Тоби. Вернувшись на место, он с удивлением заметил, что за окном совсем стемнело.

– Надо собираться, – сказал он, залпом осушив кружку. Тоби съел конфеты. Быстро пролетело время! Спустя несколько минут они поднялись и двинулись к выходу.

Выйдя во двор, Майкл ощутил страшную тяжесть в ногах. Глупо было пить вторую кружку. Он уже так отвык от спиртного, что захмелел от самой малости. Но он знал, что, едва только сядет за руль, сразу протрезвеет. Они уселись, Майкл включил фары и вырулил на дорогу к дому; за спиной уютно подрагивал культиватор, одна из резиновых рукояток доставала почти до головы.

Ночью дорога выглядела иной: яркой зеленью отливала трава, золотисто-серые фасады домов с высокими окнами вырастали из тьмы и вновь исчезали, таинственные деревья жались друг к другу над длинными пучками света от фар. То и дело попадались кошки: либо перебегали перед машиной дорогу, либо сидели у обочины, и когда на них падал свет, глаза у них ярко вспыхивали.

– Вот ты, Тоби, у нас будущий ученый. Скажи, отчего у людей глаза не горят зеленым пламенем?

– А вы уверены, что не горят?

– А разве горят? Не видел, чтобы у кого-нибудь вот так светились глаза.

– Может, это оттого, что люди всегда отводят глаза? Помнится, в школе нам говорили, будто герцога Монмутского[33]33
  Джеймс, герцог Монмутский (1649–1685) – побочный сын английского короля Карла II, претендовавший после смерти отца на престол. В июне 1685 г. поднял восстание против Иакова II, был разбит при Седжмуре и спустя несколько дней – во время бегства – взят в плен и казнен в Лондоне.


[Закрыть] после восстания поймали, когда тот скрывался во рву у Крэнборна, именно потому, что глаза у него при лунном свете ярко сверкали.

– Да, но не так ведь, – возразил Майкл. Тут впереди на дорогу выскочил какой-то зверек, два зеленых огонька полыхнули и скрылись.

– Я так думаю что за зрачками есть какие-нибудь особые клетки, – сказал Тоби, – и все же я абсолютно уверен, что и у нас глаза могут светиться, если направить на них луч света. Давайте попробуем! Я выйду, пойду навстречу, на свет, а вы смотрите – будут у меня светиться глаза или нет!

– Да ты и впрямь естествоиспытатель! – засмеялся Майкл. – Давай попробуем, только не теперь. Подъедем ближе к дому, ладно? Тогда и проведешь свой опыт.

Тоби умолк, и дальше они ехали молча. Немного погодя Майкл услышал, что Тоби зевает.

– От этого сидра меня что-то в сон клонит, – виновато сказал он.

– А ты поспи.

– Нет, что вы, я не засну.

Спустя несколько минут он спал. Краем глаза Майкл видел, что голова у мальчика упала на грудь. Тяжелая физическая работа и изрядная порция крепкого сидра взяли свое. Майкл улыбнулся.

«Лендровер» катился медленнее, чем по дороге в город. Майкл был еще немного пьян, но в пределах допустимого. Из состояния душевного подъема и восторга, пережитого в кабачке, он впал в мурлыкающее довольство, тело его налилось томной тяжестью. Лежа на руле и поворачивая его лишь слабым движением плеча, он тихонько напевал под нос. Тоби склонился вперед и спал как убитый. На повороте его качнуло, и он привалился к Майклу, мягко уткнувшись головой в плечо.

Майкл вел машину как во сне. Коленкой Тоби прижался к его бедру, худенькое тело было теплым, податливым, мягкие волосы щекотали щеку. Внезапное наслаждение от этой близости было столь острым, что на какой-то миг он закрыл глаза и лишь потом опомнился – он же ведет машину. Майкл попытался дышать тише, чтобы не потревожить сон мальчика, но обнаружил, что дышит глубоко и прерывисто. Он слегка замедлил ход «Лендровера» и перевел дух. У него было такое чувство, что телесная его оболочка потеряла свои прежние пределы и он ощущает, как опускаются и подымаются ребра не только у него, но и у Тоби. Он боялся громким стуком сердца разбудить спящего.

Медленно ехал он, едва ли не шагом. Если не останавливаться, Тоби вполне может поспать до Имбера. На поворотах Майкл выписывал «Лендровером» плавные дуги. К счастью, дорога была пуста. Пусть Тоби просто спит – больше ему ничего не нужно. Майкл с упоением чувствовал себя заступником, и ему вдруг припомнился старый крестьянин, которого он однажды видел высоко в Альпах, – тот сидел на зеленом склоне и стерег пасущуюся корову. Нелепость этого сравнения заставила его невольно улыбнуться. Улыбка так и застыла у него на лице.

На прямом отрезке дороги он рискнул взглянуть на Тоби. Мальчик свернулся около него калачиком – ноги поджаты, руки трогательно сложены, голова свесилась меж плечом Майкла и спинкой сиденья. Белая накрахмаленная рубашка расстегнулась почти до пояса. Майкл перевел взгляд на дорогу, и у него вдруг возникло отчетливое желание просунуть руку к Тоби за пазуху. Мысль эта полыхнула, будто искра, и в следующий миг он уже представлял себе, как съезжает на обочину и крепко сжимает Тоби в объятиях.

Майкл встряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Только теперь он понял, что голова у него разламывается от боли. Нет, нужно держать свое воображение в узде. Какие оно, однако, с ним играет злые шутки! Он был наделен, на счастье или на беду, могучей силой воображения, но видения, которые оно порождало, обычно не были столь ужасающими. Майкла охватил торжественный трепет – он в ответе за Тоби, он его заступник, – и на него снова нахлынула радость, которая от того, что он сознательно сдержал свой порыв, казалась еще более глубокой и чистой. В его власти оградить Тоби от всего дурного. Он представил себе Тоби выпускником колледжа, молодым мужчиной. Можно не упускать его из виду, приглядывать за ним, помогать. Да, нужно во что бы то ни стало упрочить, сберечь дружбу с Тоби; почему бы, собственно говоря, такой дружбе не быть полезной для них обоих? В собственной щепетильности в отношении Тоби он ни минуты не сомневался. Миг этого упоения сгинет как нечто из ряда вон выходящее, случайное, но останутся длительные и серьезные обязательства перед мальчиком. Миг этот никогда больше не повторится. Но отблеск его ляжет на скромные деяния, которые незаметно будут вершиться в будущем, и Тоби о том никогда не узнает. Майкл ощущал в себе неистощимые запасы любви и благоволения к этому юному созданию. Нет, Господь не может отвергнуть этот источник любви. Должен, должен быть путь, который обратит такую любовь во благо. В эти минуты Майкл не думал, что сделать это будет ох как трудно.

Майкл с огорчением понял, что близится Имбер. Стало быть, он ехал, не замечая дороги. Интересно, сильно ли он еще пьян. Слава богу, все обошлось. Он плавно вырулил на главную дорогу, и вскоре справа показалась высокая каменная стена. Тоби по-прежнему крепко спал. Грех будить его. «Лендровер» притормозил. Майкл инстинктивно не поехал к воротам сторожки, остановился в нескольких сотнях ярдов от нее и потушил фары. Затем выключил зажигание. Наступила страшная тишина.

Тоби вздрогнул. Затем отпрянул к своему сиденью и открыл глаза. Он сразу проснулся.

– О господи, я что, заснул? Простите меня!

– Нечего извиняться. Ты немножко вздремнул. И мы снова дома.

Тоби удивленно вскрикнул. Зевая, он потянулся. Затем с нетерпением в голосе сказал:

– А ведь мы можем сейчас проделать этот опыт с фарами. Хотите? Включайте, а я пойду навстречу и буду смотреть прямо на свет.

Майкл послушно включил фары на всю мощь. Тоби тем временем выскочил из «Лендровера». Мальчик бежал вперед, пока его доставал луч света. Затем развернулся и медленно пошел назад, устремив взор туда, где за снопом света скрывался Майкл. Его ярко освещенная фигурка медленно приближалась. Широко раскрытые темные глаза не мигали и странно походили на глаза лунатика. Они не светились и не горели. Он шел медленной изящной поступью, худенький, стройный, закатанные рукава рубашки скатились к запястьям. Шел он долго.

Подойдя к машине, он просунул голову в окошко к Майклу. Майкл положил руку ему на плечо и поцеловал.

Все случилось так быстро, что мгновение спустя Майкл вовсе не был уверен: было это на самом деле или ему снова что-то привиделось. Но Тоби, отпрянув от Майкла, стоял как вкопанный, и на лице его было написано крайнее изумление.

– Извини, это недоразумение. – Голос у Майкла неожиданно сел. И слова идиотские, совсем не те, что хотел сказать. Наступило молчание. – Извини, Тоби, зайди с той стороны, сядь в машину, я подвезу тебя к сторожке. Мы немного не доехали.

Тоби обогнул спереди машину, отворотив от него лицо. И только он взялся за дверцу – на дороге кто-то появился. На сноп света медленно надвигалась еще одна фигура. Это был Ник. Едва завидев его, Майкл инстинктивно потушил фары и замер. Ник прорезался из темноты и стал у машины. Тоби по-прежнему стоял на дороге.

– Привет обоим, – сказал Ник. – Я уж думал, вы никогда не вернетесь. Что это за штучки – останавливаться так далеко от ворот?

– Я спутал, – ответил Майкл. – Вы не проводите Тоби? Я поехал. Всего доброго, Тоби.

Он включил фары, резко рванул машину с места и помчал по дороге, въехал в ворота сторожки, которые, по счастью, были распахнуты. Их с Тоби скрывал слепящий свет фар, и все же Ник мог что-то увидеть. Именно эта мысль мучила его больше всего, когда он ехал к погруженному во тьму дому.