Текст книги "Время Мечтаний"

Наконец сбор пищи закончился, и женщины вернулись в лагерь. Джоанна с Бет шли в толпе женщин ниже их ростом, темнокожих, тела которых не прикрывало ничего, кроме слоя жира эму и пепла. Джоанна и Бет несли свои корзины за спиной, как аборигенки, чтобы руки оставались свободными. Женщины пели, благодаря за щедрость Прародителя Белых Личинок, а также Прародителя Варана и Прародителя Розового Какаду, потому что брать, не выражая благодарности, запрещалось. Подходя к стоянке, находившейся среди вулканических глыб у колодца с пресной водой, женщины услышали песню мужчин, благодаривших Прародителя Валлаби за удачную охоту. Кунаварра шла, пританцовывая, и твердила, что собирается наесться в этот вечер до отвала, так, чтобы никогда больше не хотеть есть!

Джоанна с Бет жили в отдельном шалаше, и у них был собственный тлеющий костер, а рядом стоял шест, чтобы вешать имущество. У аборигенов личных вещей почти не было, и потому на шестах у других палаток мало что висело, кроме плетеной сумки, копья и священных камешков и перьев для отпугивания Яиу – Ночного Зверя. Но на шесте возле жилища Джоанны, на который она повесила корзинку с извивающимися личинками, висел китель капитана Филдинга, кожаная сумка Джона Мейкписа, два одеяла из шкур валлаби, которые они ежедневно вывешивали проветриваться, а также связка гребней, изготовленных из кости и дерева Джоанной вместе с Бет.

– Бет, принести воды умыться, – попросила Джоанна. – А я пока поговорю с Налиандрой. Может быть, она расскажет мне, что происходит.

Как и всегда, Налиандра горбилась у своего костра, помешивая угли и бормоча магические формулы.

– Налиандра, – Джоанна присела рядом со старухой. – Есть причина нам с дочерью сегодня беспокоиться? Нам есть чего бояться?

Их взгляды встретились. Почти невидимые под нависшими бровями, на Джоанну смотрели меленькие, проницательные глазки, светившиеся умом.

– В тебе есть страх, – сказала мудрейшая. – В тебе всегда жил страх.

Уже давно Джоанна объяснила Налиандре причину своего путешествия в пустыню. Она рассказала старой женщине о своей матери, о песне-отраве, которая, как та верила, была пропета, и о чувстве, что ее что-то ждет в Карра-Карра. Налиандра слушала с каменным лицом, прикрыв глаза, словно пряча их под веками. Когда Джоанна закончила свои рассказы, мудрейшая не сказала ей ничего. Теперь же она поразила Джоанну словами:

– Ты подходишь к концу своей песенной линии, Джана. Осталось совсем немного.

– Что вы имеете в виду? – потрясенно спросила Джоанна.

– Ты все узнаешь сегодня, во время корробори.

Корробори состоялось, когда высоко поднялась луна. Угощение включало жареного валлаби, варанов и птиц, а также соты диких пчел и ягоды. Распределялось все, как и каждый вечер, в соответствии с очень сложной системой приоритетов и табу. Никто ничего не хватал, не было никаких ссор из-за еды, порции раздавались, как требовали строгие правила. Охотник, убивший валлаби, сначала давал куски своим родителям и родителям жены, своим братьям и тем, кто с ним охотился. Они, в свою очередь, делились со своими семьями или теми, кому были должны, иногда ничего не оставляя себе. Затем женщины раздавали собранные за день фрукты в соответствии с семейной родословной, брачными узами и другими критериями, в которых Джоанна до конца не разобралась. Молодые люди не нарушали строгих запретов: юноше, добывшему варана, не полагалось есть его самому, а следовало отдать его своим родителям. Женщина могла принять пищу только от мужчины, прошедшего посвящение. Девочке, которая начала менструировать, запрещалось есть определенную пищу.

Джоанна смотрела на это, как на веселое и шумное зрелище. Несмотря на все правила и табу, род ел досыта. Но ее не оставляло беспокойство, что этот вечер чем-то отличается от других. Сильнее обычного был шум, и в смехе чувствовалась какая-то суетливость. После окончания трапезы Джоанна удивилась, что часть еды осталась. Это противоречило обычаю аборигенов. Джоанна знала, что им случалось голодать, а когда еда была в изобилии, они предпочитали наедаться до отвала, пока не распирало животы. Но в этот вечер аппетит намеренно был ограничен, и еду собрали и отложили про запас – такое она видела впервые.

Пока мужчины готовились к исполнению танца, Джоанна пошла в свой шалаш за одеялами из шкур валлаби для себя и Бет. Становилось прохладно, а танец, как ей было известно, мог продолжаться до рассвета. Она посмотрела на луну, блестевшую на небе начищенной серебряной монетой. Джоанна попыталась представить, что в этот момент Хью тоже мог смотреть на луну. Может быть, он где-то неподалеку и скоро приедет?

Перед тем как вернуться к общему костру, Джоанна проверила компас, как делала каждый вечер. Теперь стрелка кружилась не переставая.

Она заняла место рядом с Бет в большом круге сидевших вокруг костра аборигенов. Женщины вокруг оживленно переговаривались, но слишком быстро, и Джоанне ничего не удавалось разобрать. Она смотрела, не отрываясь, на пустое пространство внутри круга, где мужчины скоро должны были исполнить свой танец – корробори. Представление наблюдали всем родом почти каждый вечер, однако некоторые танцы, имевшие религиозное или ритуальное значение для мужчин, не разрешалось наблюдать женщинам, и такого же значения танцы женщин были закрыты для глаз мужчин. Бывали корробори для развлечения: в танце передавалась какая-нибудь история, либо исполнялись шутливые танцы, или представлялись сцены особенно удачной охоты. Но в этот вечер Джоанна не сомневалась, что корробори будет необычным.

Мужчины и юноши готовились к представлению: раскрашивали себя, втыкали в волосы перья, надевали ожерелья из раковин и зубов животных, а женщины в это время жевали листья ядовитого кустарника питури. В малых количествах яд не убивал, а служил сильным возбуждающим средством. Действие его Джоанна наблюдала по суженным зрачкам и быстрой речи женщин.

Наконец танцоры завершили свои приготовления.

При первом знакомстве с корробори Джоанне с Бет показалось, что они наблюдали дикую пляску без порядка и смысла. Но в дальнейшем они поняли, что каждое движение, каждый жест и прыжок имели свое значение и место в общем рисунке танца. И вот теперь среди необъятных просторов пустыни под бледным светом звезд и луны в круг вышли исполнители танца.

Налиандра сидела с Джоанной и Бет, и они вместе наблюдали за началом представления. Самым лучшим танцором в этих краях считался Тумимбери. Когда все племя собиралось на общее корробори, роды приходили отовсюду ради того, чтобы посмотреть на искусство Тумимбери. Танец начался, и он стал прыгать с ноги на ногу, сгибался, раскачивался и кружился в центре круга. Затем к нему присоединился другой танцор, раскрашенный голубой и красной красками с веточками и листьями в волосах. Он с Тумимбери исполняли какую-то неистовую пляску: они сходились, затем отскакивали друг от друга, как будто изображали борьбу. Сидящие по кругу женщины взяли копья с бумерангами и начали выстукивать ими четкий ритм.

– Что это за история? – обратилась к Налиандре Джоанна.

– Очень важная легенда, – ответила премудрая. – Смотри дальше.

Мужчины танцевали вокруг огня под оглушительный бой барабанов и стук бумерангов. Женщины запели высокими голосами. Слова из песни Джоанна не понимала.

– Пожалуйста, Налиандра, – попросила она. – Расскажите мне эту историю.

Старуха объяснила, что это легенда о Дьяволе Макпидже, о том, как он однажды сражался с Змеей-Радугой. Джоанна наблюдала, как двое мужчин взметали пыль вокруг костра; их движения походили одновременно и на военный танец и на вальс. Голос Налиандры, напоминавший сухой бумажный шелест, рассказывал историю о Макпидже и его беременной жене, которых считали духами, посланными мертвыми, потом что кожа их была белая.

К танцу присоединился новый исполнитель, который поразил Джоанну своим видом и приковал к себе ее внимание. Его тело с ног до головы покрывала белая краска, а на голове был длинный травяной парик.

– Но Макпидж был очень плохой, – продолжала свои объяснения Налиандра. – Он рассердил Змею-Радугу, и она проглотила Макпиджа.

В круге появилось больше танцоров. Раскрашенные в цвета радуги, они слаженно двигались змейкой. Приблизившись к танцору, выкрашенному белой краской, они окружили его, и он исчез.

– Но из-за того, что Макпидж был очень плохой, – говорила Налиандра, – Змея-Радуга срыгнула, и из нее вышла девочка, белая, как Макпидж.

Появился покрытый белой краской танцор маленького роста и принялся кружить, пошатываясь, вокруг костра под нарастающее клацанье бумерангов.

– Теперь Змея-Радуга должна уничтожить белого ребенка, – объясняла Налиандра, – но молодая женщина племени обратилась к своему тотему – Прародителю Черному Лебедю. Она с белым ребенком взобралась ему на спину, и они улетели на запад, к заходящему солнцу.

Джоанна смотрела во все глаза, как двадцать или более исполнителей пританцовывали и топали по пыльной площадке, а их тела блестели от пота. Она обвела взглядом женщин, сидевших по кругу: пламя костра освещало их возбужденные лица. Ночь заполнялась бешеным ритмом пения. Джоанна чувствовала, что Бет рядом с ней напряглась, как струна.

– Мама, ты знаешь, о чем это?

Она видела в глазах дочери страх, смешанный с любопытством, слышала настойчивость в ее голосе. Джоанна повернулась к премудрой.

– Так, значит, вы все знали. Знали с самого начала, кто мои дед с бабушкой и что они делали здесь. Налиандра, пожалуйста, расскажите, что с ними случилось.

Но старуха покачала головой.

– Я ничего не могу тебе сказать, Джана. Ответы в тебе самой. Ты должна их найти сама.

В ту ночь никто не спал. Танец продолжался, снова принесли еду: все поели, в костре поддерживался огонь. Возбуждение достигло пика. Женщины, взбодрившие себя листьями питури, вскочили со своих мест и танцевали сами по себе. На рассвете Джоанна ожидала, что утомившиеся люди разойдутся по своим шалашам и проспят целый день, как обычно бывало после корробори, но в этот раз они снова удивили ее тем, что вместо отдыха собрали свои пожитки и продолжили путь на восток.

Род всегда путешествовал налегке. Чтобы выжить, им требовалась ничем не обремененная свобода. Налиандре доверялось нести драгоценную дымящуюся головню, чтобы на следующей стоянке было чем разжечь костер. Остальные женщины несли палки-копалки, корзины и жернова, а также детей. В руках у мужчин было только оружие, на случай, если по пути им встретится валлаби или эму. Перед тем как покинуть стоянку Вунона, они набросали на себя грязи для защиты от насекомых.

Джоанна шля рядом с Налиандрой, которая «пела» ориентиры на пути, проложенном в древние времена: старицы реки, колодцы и странной формы скальные образования, созданные предшествующими духами-властителями. Она показала Джоанне священное место, где семья добывала охру для корробори, оно называлось Мечтание Собаки. Высохший овраг носил название Мечтание Белого Журавля, а сухая акация была Мечтанием Муравья. Люди Йолгерупа приветствовали духов, обитающих в таких местах, и тщательно следили, чтобы никто не ступил на священную землю, не потревожил ни камня, не задел ни ветки. Они шли, растянувшись длинной неровной линией, навстречу солнцу. И хотя ночь они танцевали и угощались, все выглядели бодрыми и веселыми.

– Что с ними такое? – спросила Бет. – Глядя на них, можно подумать, что они все пьяны. Посмотри на Кунаварру. Она такая нервная, что пугается любого звука. А Йолгеруп совсем не выглядит усталым, хотя и не спал всю ночь. Он шагает так бодро, разговаривает с мужчинами, размахивает руками. Что все это значит, мама?

Джоанна обняла дочь за талию.

– Я уверена, что скоро мы все узнаем.

Они шли все дальше и дальше, а солнце потихоньку ползло своим путем над красной пустыней. Джоанне в какой-то момент стало казаться, что ветер, дувший навстречу, приносил с собой какие-то незнакомые звуки.

– Мама, ты слышишь? – спросила Бет. Неожиданно Йолгеруп остановил своих людей. Когда Джоанна с Бет поравнялись с ними, они увидели, что род стоит у края огромного плато. Казалось, земля обрывалась у их ног, и открывался простор равнины.

– О, мама, – выдохнула в изумлении Бет.

На песке внизу расположились лагерем сотни, а может быть, тысячи аборигенов. Дым от их костров, сливаясь в сплошную завесу, тянулся над стоянкой, насколько хватало глаз.

– Бет! – Джоанна чувствовала, как ее охватывает восторг от увиденного зрелища. – Это, должно быть, встреча родов!

– Но, мама, я никогда еще не видела так много аборигенов. Откуда они все взялись?

Джоанна смотрела, потрясенная, а люди Йолгерупа тем временем торопливо спускались в долину. Она увидела, как навстречу им бегут люди из разных лагерей. Встречаясь, они радостно обнимались, высоко поднимали малышей, прижимали их к седым бородам. Все говорили наперебой, указывали друг на друга с радостными возгласами и смеялись. Ей наконец стало понятно общее волнение, в котором находился род несколько последних дней. Их волновало приближение этого грандиозного события.

– Бет, – сказала она, – все в точности так, как описывал это в своих записках мой дед пятьдесят два года назад! Они устраивают такие встречи раз в пять лет: возобновляют дружбу, обмениваются рассказами, укрепляют связи между родами.

– Посмотри на Кунаварру! – Бет показала в конец тропы, где у подножия скалы собралась большая группа людей. – Должно быть, этот тот мужчина, о котором она говорила, что хочет выйти за него замуж. А вон Йолгеруп! Неужели та женщина, которую он обнимает, его мать?

Но Джоанна ей не ответила. Как зачарованная, смотрела она на огромную гору, возвышающуюся над равниной. Куда ни кинь глаз, ровная пустыня тянулась до самого горизонта. Но неожиданно вздымалась над ней, выпирая из песка, квадратная громада красной горы. Джоанна стояла на краю равнины, горячий ветер овевал ее лицо. Мимо спешили вниз люди Йолгерупа, и внезапно она вдруг начала ощущать свою причастность к происходящему. Воздух вокруг горы дрожал от зноя, и она, казалось, двигалась, дышала. Джоанна почувствовала, как неведомая сила исходит от горы и притягивает ее к себе.

Бет достала из кармана компас.

– Мама, посмотри, как вертится стрелка! Может быть, на нее так действует гора? Может гора быть намагниченной каким-то образом?

Джоанна не могла отвести глаз от громады, возвышающейся перед ней. Горячие красные стены, казалось, излучали волны тепла, лужицы серебра появились у основания, дрожа на солнце, и вдруг исчезли, чтобы возникнуть в другом месте. Джоанне показалось, что она слышит, как от горы доносится глухой шум, словно от гудения миллиона пчел.

Налиандра подошла и встала рядом.

– Карра-Карра, – сказала она, указывая на гору.

– Почему вы не сказали, что мы идем сюда? – спросила Джоанна. – Вы же знали с самого начала, что я ищу Карра-Карра?

– Я не могла привести тебя, Джана. Ты должна была привести себя сюда сама. Ты следуешь своей песенной линии, и никто другой не может пройти ее вместо тебя.

– Тогда вы, может быть, знали моего деда. Вы были здесь, когда вождем был Джугал?

– Это было очень давно, Джана. Меня тогда здесь не было. Я была в школе христианской миссии.

– Но вы знаете о церемонии, которая проходила когда-то внутри горы? Думаю, моя мать могла принимать в ней участие.

– Только тем, кто входит внутрь, известны секреты горы, Джана. Я не бывала внутри. К тому времени, когда я подросла, сила Карра-Карра была похищена.

«Похищена моим дедом», – подумала Джоанна.

– Мама, если это и есть Карра-Карра, что мы буем делать дальше? – спросила Бет.

С благоговением, чувствуя присутствие тайны, смотрела Джоанна на гору в окружении дрожащего марева. Это была скала, но она казалась одушевленной. Джоанна подумала о том, что преследовало мать, виделось ей во снах, невыразимое словами событие, свидетелем которого стала Эмили, и по этой причине ее разлучили с родителями. Песня-отрава, раскрытие тайны Змеи-Радуги и диких собак и, наконец, «другое наследство», ждавшее возвращения леди Эмили – все было заключено в ней, в этой горе. Думая о долгих годах поисков, о милях, которые ей пришлось изъездить, Джоанна с трудом верила, что наконец-то нашла это место. Но теперь ее охватило необычное нетерпение. Она не станет ждать еще день, даже час.

– Я пойду в эту гору, Бет, – заявила Джоанна.

– Мама, а это разве не опасно? – забеспокоилась Бет.

– Бет, милая, это то, что я должна сделать, – успокаивала ее Джоанна. – Со мной ничего не случится. Как говорится в записях деда, женщины веками совершали ритуалы внутри горы. Разве это могло быть опасно?

– Тогда я пойду с тобой.

– Нет, Бет, ты останешься с Налиандрой, – она повернулась к старой женщине. – Вы покажете мне, как войти туда? Мой дед писал, что у подножия горы есть пещера.

– Я покажу ее тебе, – согласилась Налиандра. – Но помни, Джана, Змея-Радуга все еще живет в этой горе.

31

– Странно, – озадаченно проговорил Фрэнк, постукивая по стеклу компаса. – Он никак не хочет работать. Чертова стрелка все время поворачивается на юг. Ты только посмотри, Хью.

Был вечер, они сидели у костра, оставив за плечами четыре недели пути от Калагандры. Им пришлось долго добираться до Западной Австралии из-за штормов, бушевавших в Большом Австралийском заливе. Капитану их судна приходилось то и дело искать тихую бухту и пережидать непогоду. И в Калагандре не сразу нашлись желающие отправиться в пустыню на поиски потерявшейся женщины, когда золото лежало буквально у них под ногами. И вот, 1 ноября, спустя почти три месяца после отъезда из «Меринды», люди, верблюды и припасы – все необходимое было в наличии, и экспедиция смогла наконец отправиться навстречу неведомому.

По расчетам, они должны были находиться поблизости от места, где прошел ливневый паводок. Фрэнк с Хью навестили Эрика Грэхема в больнице св. Албана, где за ним ухаживала сестра Вероника.

– Так получилось, что мы заблудились, – объяснял Грэхем. – Компас как будто сошел с ума. А потом на нас обрушился ливневый паводок. Если бы на меня не наткнулись золотоискатели, я бы погиб, как и остальные.

Хью достал свой компас.

– Да, с моим тоже творится непонятное, – сказал он Фрэнку. – И мы как раз в тех местах, где это начинает происходить, как и говорил Эрик.

Грэхем начертил приблизительную карту их похода в неизведанные земли. Его блокнот пропал во время паводка, но он смог восстановить в памяти несколько ориентиров. Хью достал теперь карту Эрика и принялся рассматривать ее при свете костра.

– По словам Эрика, они старались, сколько могли, выдерживать направление на восток и делали примерно двадцать пять миль в день. Через четыре недели они находились приблизительно здесь, где на карте изображена гряда крутых холмов. Мы миновали их три дня назад, значит, до места, где их застиг паводок, совсем недалеко, – заключил Хью.

Фрэнк посмотрел на карту, обозначения заканчивались на этом месте.

– А куда нам идти дальше?

– А дальше будем рассчитывать на знания Иезекииля и двух местных проводников, – с этими словами Хью скатал карту и отправил в свой седельный вьюк. – Завтра поищем в окрестностях следы первоначального лагеря Джоанны. Если она и Бет или кто-то из них спасся, они, возможно, собрали уцелевшие припасы, устроили новый лагерь неподалеку и ждут спасателей. Они едва ли отважились бы идти куда-то наугад.

– А что, если они были вынуждены уйти? – предположил Фрэнк. – Я к тому, что мы не нашли поблизости воду. Возможно, им пришлось отправиться на поиски воды.

– Если и так, то уйти пешком далеко они не смогли и остались бы у первого попавшегося на пути источника. Идти дальше не имело смысла.

Хью пристально посмотрел на друга, сидевшего по другую сторону костра.

– О чем задумался, Фрэнк?

– Хью, зная Джоанну, могу предположить, что она могла продолжить поиски Карра-Карра. Проделав такой путь, она, может быть, не смогла сидеть и ждать, когда ее придут спасать.

– Да, мне тоже приходила в голову такая мысль, – Хью задумчиво отхлебнул из кружки.

Он посмотрел на Сару, не сводящую с огня красновато-карих глаз. Она продолжала утверждать, что Джоанна и Бет живы, ее уверенность крепла по мере их продвижения на восток.

– По крайней мере, у нас есть возможность ориентироваться по солнцу и звездам, – сказал Фрэнк, убирая в карман бесполезный компас. – Слава богу, небо ясное.

Спасательная экспедиция состояла из десяти человек. Хью с Фрэнком, трое рабочих с фермы «Меринда» и Сара со стариком Иезекиилем прибыли из Мельбурна в Перт на пароходе, а в Калагандре к ним присоединился констебль Ральф Каррадерз и два проводника-аборигена Джеки-Джеки и Том. В их распоряжении было пятнадцать верблюдов, провиант и вода на несколько месяцев, медикаменты, компасы, палатки и инструменты, ружья и патроны.

– В какую сторону отправимся завтра, мистер Уэстбрук? – полюбопытствовал констебль Каррадерз. Он видел в этом походе увлекательное приключение. Бесконечная череда дней пути в неизвестность под жарким солнцем и ночевки у костра. Каррадерз был молод и не женат, а в полицию в малообжитых краях его в первую очередь привела любовь к приключениям. И когда он услышал от комиссара Фокса о готовящейся спасательной экспедиции, он не мог упустить возможность утолить жажду приключений.

– Мы продолжим путь на восток, мистер Каррадерз, – ответил Хью, всматриваясь в обступившую их ночь. Мысли его были о Джоанне. В эту ли сторону она направилась? На самом ли деле она где-то неподалеку? В небе висела белая круглая луна, и, глядя на нее, Хью пытался представить, смотрит ли в этот момент и Джоанна на эту луну. Сколько ночей они провели вместе, как страстно любили друг друга. Он вспоминал, как они смеялись и радовались вместе, вспоминал обо всем, что им пришлось разделить: о печалях и радостях. Он молился, чтобы Джоанна и Бет остались живы, и отказывался верить, что это не так. Он решил найти их, во что бы то ни стало, и намерен был оставаться в этих местах, пока не найдет их.

– Интересно, куда ушел Иезекииль? – спросил Фрэнк.

Хью смотрел на друга, мысленно подсчитывая, сколько лет они знакомы. Ему вспомнился несколько напыщенный молодой владелец Лизмора и мельбурнской «Таймс», который поддержал его в то время, как другие овцеводы оставили его, неопытного выходца из Квинсленда, в одиночку бороться с трудностями. На память ему вдруг пришли давнишние воспоминания: как с ним впервые заговорил на овцеводческой выставке Иан Гамильтон и как на одном из сельских праздников Фрэнк предупредил его: «Берегись, Хью, кажется, моя сестра Полин положила на тебя глаз». И Хью подумал, что звезды и молчание пустыни влияют на память очень странно.

– Старик сказал, что собирается пройтись и поискать следы лагеря. Иезекииль видит в темноте не хуже кошки.

– Ну, а я пойду на боковую, – Фрэнк поднялся, потирая спину. Он заметно сбавил вес, но все же для такого путешествия закалки у него недоставало. Он ругал на чем свет стоит свой сидячий образ жизни и жалел, что не прислушался к советам Айви сделать свою жизнь более активной. Фрэнк стоял на пороге пятидесятилетия, и в этот вечер все эти годы давали о себе знать особенно отчетливо. Направляясь к палатке, которую он делил с Хью, Фрэнк дал себе слово, что после возвращения домой будет ездить верхом, охотиться, кататься на лодке и даже попробует заняться новым видом спорта – теннисом.

Каррадерз объявил, что намерен как следует выспаться, чтобы раньше встать и быть готовым к долгому пути, и с этими словами он отправился осуществлять свое намерение. Проводники-аборигены и трое парней из «Меринды» устроились на своих тюфяках возле привязанных верблюдов, и у костра остались только Хью и Сара. Некоторое время они сидели молча, наблюдая за паром, поднимающимся над котелком с чаем, и время от времени поглядывали на небо, словно желая убедиться, что звезды никуда не исчезли. Хью чувствовал, что Сара за последние недели изменилась. Ее кожа потемнела от солнца, жара разгорячила. Но были и другие изменения. Она стала очень молчаливой и все больше уходила в себя. Он подумал о том, что каждую ночь она отправлялась в пустыню, когда, по ее расчетам, все должны были спать. Иногда она проводила там час. А иногда возвращалась на рассвете.

– Думаю, пора спать, – сказал Хью. – С завтрашнего дня нам придется двигаться без карты и компасов.

– Я еще посижу немного. Спокойной ночи, Хью. Она снова уставилась на тлеющие угольки и вернулась мыслями к Филипу, вспоминая, как он поцеловал ее на прощанье в гавани у всех на глазах, не обращая внимания, кто и как на него смотрел. За четыре недели у нее было предостаточно времени, чтобы о многом передумать: о Джоанне, которая сделала свой выбор, отправившись на поиски своей судьбы, о Филипе. «Так и мне надо поступать, – думала Сара. – Я должна решить, что хочу, и следовать своей песенной линии, пока не приду к цели. Но как это сделать? Все, что мне нужно – это Филип. Он – все для меня. Но на нашем пути столько законов и запретов».

Когда, как ей казалось, все уснули, Сара ушла от лагеря как можно дальше, но не теряя его из вида. Она остановилась и посмотрела на звезды. Сара чувствовала вокруг себя предков, ощущала движение духов, прошедших этим путем до нее, либо как творцы-прародители, либо как реальные люди: молодая чета Мейкпис, ищущая рай, Эмили, мать Джоанны, и девушка аборигенка, спасающиеся от опасности. Она знала, что чувства и мечты всех, кто проходил по этим местам, продолжали здесь существовать. Они перешептывались, собравшись вокруг Сары, как стая мелких рыбешек вокруг большой рыбины. Она ощущала их дыхание, слышала трепет их сердец и подумала: «И я оставлю свою страсть на этом месте».

Сара закрыла глаза и попыталась перенестись душой сквозь ночь, представив, что Филип за тысячу миль ее ждет. Она почувствовала крепость и жар его тела, вкус поцелуя на губах. Ей до боли захотелось, чтобы он был рядом. Но внезапно перед ней промелькнула другая картина: лица людей на причале, которые смотрели, как белый мужчина целует на людях аборигенку. А они не знали, что он к тому же и женат.

Ах, Филип, что же нам делать?

Она услышала шаги в темноте и обернулась. К ней по песку шел Иезекииль. Он сел рядом и поднял глаза к звездам.

– Вот наше место, – тихо сказал он. – Здесь, в этом краю аборигенов. Мы с тобой аборигены: ты и я.

Сара молчала. Старик протянул к ней раскрытую ладонь. Она присмотрелась и увидела голубую сережку.

– Это сережка Джоанны! – узнала она. – Где ты ее нашел?

– Вон на том дереве. Она отметила место, оставила знак. Она идет туда, – он указал на восток. – Миссис там.

– Ты говоришь, что она оставила след?

– Она сотворяет песенную линию.

– Это же замечательно, Иезекииль! Мы должны сейчас же рассказать Хью!

Но он остановил ее жестом и сказал:

– Я не пойду. Вы теперь ее найдете.

– Почему ты не пойдешь, Иезекииль?

– Меня зовут Гириджин, – сказал он. – Давно-давно белые забрали у меня мое имя. Они называют меня Иезекииль. Но я Гириджин. Сегодня мы прошли мимо Места Мечтания Прародителя Эму. Я вернусь туда и там останусь. Я возвращаюсь к моим предкам.

Он замолчал, в его глазах был влажный блеск. Потом он обнял ее. Она почувствовала на лице его колючую бороду и поразилась его худобе. Иезекииль всегда казался здоровым и крепким, но теперь перед ней был уставший старик, жаждущий покоя. Она смотрела ему вслед, пока он не исчез в ночной тьме. Сара не пыталась его удержать, зная, что он следует обычаю своего племени и хочет встретить смерть в одиночестве, достойно и в положенный срок.

И вдруг собственный путь предстал перед ней настолько явственно, словно это была тропа, проложенная по песку, залитому лунным светом. Эта тропа вела через землю аборигенов, через землю белых людей прямо к Филипу. И в конце Сара увидела, как бежит она в объятия любимого человека и целует его у всех на виду, потому что нечего было стесняться, потому что они не нарушали никаких законов. Она аборигенка, как сказал ей Иезекииль-Гириджин, а по законам ее народа она могла объявить мужчину своим мужем, и у него могла быть не одна жена.

Ей захотелось продолжить поиски, чтобы как можно скорее возвратиться в «Меринду». Сара задержалась, молча прощаясь с Гириджином, и поспешила в лагерь рассказать Хью радостную новость.

Джоанна вступила под темные своды пещеры и, прежде чем идти дальше, проверила, крепко ли привязана к поясу кожаная сумка. Она высоко подняла факел. Гора издавала приглушенное гудение. Джоанна ощущала идущую от горы силу, и ей казалось, что она входит внутрь чего-то живого. От самого входа в непроглядную темень уходила утоптанная тропа, выбитая, как видно, многими поколениями матерей и дочерей. Дневной свет за спиной ее слабел, она углублялась в недра громадной пульсирующей горы с мыслью о том, что может ждать ее в конце тропы.

Снаружи, волнуясь, прислушиваясь к затихающим шагам матери, осталась ждать Бет. Она смотрела на аборигенов, собравшихся внизу на равнине, чувствовала запах дыма многочисленных костров, слышала пение и бой барабанов. Когда шаги матери затихли во тьме пещеры, Бет вдруг стало страшно. Спокойствие и уверенность, которое давало присутствие рядом матери, ушли вместе с ней, и Бет осталась одна в окружении сотен аборигенов. Не в силах усидеть на месте, она вскочила и заходила перед входом в пещеру. Бет посмотрела на солнце, неспешно ползущее к зениту, и подумала, долго ли мать пробудет внутри горы? Она волновалась все сильнее и сильнее. У одного из костров мужчины в танце рассказывали об охоте на кенгуру. Тела их были раскрашены, в руках они держали копья и бумеранги, сопровождая танец яростными воплями и криками. Бет смотрела на вход в пещеру. Солнце освещало начало тропы, теряющейся во тьме. Она оглянулась на шумную дымную долину и без дальнейших раздумий скользнула внутрь горы.

Двигаясь по темным извилистым коридорам, Джоанна потеряла счет времени. Пламя факела отбрасывало на стены пугающие тени. Она видела разноцветные прожилки в камне стен: ярко-зеленые полосы пересекались с красными, оранжевыми и коричневыми. Она чувствовала, как приподнимаются волосы на затылке, но не от страха, а от силы горы, возможно, это был магнетизм, как предположила Бет, или что-то еще. А могли быть у горы, как у человека, пульс и энергия?

Коридор сузился настолько, что она задевала стены плечами. И ей приходилось наклоняться, чтобы не удариться головой о низко нависший свод. Тропа уводила ее все дальше в глубины земли. Некоторые коридоры были такими узкими, что она сомневалась, сможет ли протиснуться сквозь них. Время остановилось, тьма стала еще плотнее. Джоанна ощущала давящую массу горы. Она слышала собственное дыхание, казавшееся очень громким. Ели бы она остановилась, то смогла бы услышать грохот своего пульса, эхом отражающийся от стен подземелья. Коридору не было конца. У нее начало закладывать уши. Изменился воздух, становилось трудно дышать. Трещал и шипел, грозя погаснуть, факел. Джоанна страшно боялась этого. Остаться без факела было все равно что ослепнуть.