Текст книги "Время Мечтаний"

Часть вторая
1873 год

12

По лесу шел незнакомец. Сара, крадучись, следовала за ним по берегу реки. Когда он останавливался, замирала на месте и она, он шел дальше, и она не отставала от него, как тень. Этого человека она раньше не видела. Сара пришла к пруду за корнями одуванчиков для Джоанны и у воды заметила необычно одетого мужчину. На нем были штаны из оленьей кожи и белая льняная рубашка с пышными рукавами. Он был без куртки, без галстука и с непокрытой головой. Сара обратила внимание, что у незнакомца светло-каштановые волосы почти такой же длины, как у нее, собранные на затылке в хвост. В руках он держал большую плоскую книгу и, часто останавливаясь, каждый раз что-то записывал в нее. Кисти рук у него были длинные и тонкие. Сара заключила, что это джентльмен. Он остановился у одного из деревьев, прищурившись, посмотрел на небо в просвет между густыми ветвями, затем сделал запись. Сара заметила, что на его правом запястье ярко блеснуло что-то металлическое.

Она напряглась всем телом и замерла. Мужчине не полагалось здесь находиться. Это место было особым для женщин – для Джоанны, для самой Сары. Здесь они выращивали свои растения, разговаривали, учились друг у друга, делились женскими секретами. Джоанна рассказывала Саре о большом мире, куда по бескрайним просторам океана ходили корабли и где военные, чопорные и учтивые, танцевали с дамами в красивых нарядах, а Сара рассказывала Джоанне о верованиях предков и о том, как они создавали мир. Сара считала также, что это место ее посвящения. В миссии преподобный Симмз прервал обряд ее посвящения, и старшие женщины не успели передать ей все секреты, но теперь она познавала другие тайны жизни, не менее заветные.

– Если положить семя в землю, – учила Джоанна, – и дать ему воду, солнце и любовь, оно вырастет, как растет человек.

Соплеменники Сары никогда не сеяли семян и не выращивали растений. Это была магия, магия добра.

И вот в этот мартовский день, когда лето уступало место осени, по их земле ходил незнакомец. Саре стало не по себе. Она не могла дать название возникшему у нее чувству. Может быть, потому что это был мужчина. Он мог принести с собой злую магию, мог нарушить песенную линию. И теперь этот человек подошел опасно близко к священным руинам. Сара поняла, что должна его остановить. Она наблюдала, как он шел мимо пруда, и очертания его высокой худощавой фигуры были видны на фоне опаловой глади пруда. Но вот он направился к руинам. Не сводя с него глаз, Сара кралась следом. У руин он остановился, остановилась и она. Он опустился на колено перед священными камнями и протянул руку, чтобы коснуться их. Сара вскрикнула.

Не отрываясь, смотрела Джоанна на изображение Змеи-Радуги, и по спине ее бежал холодок. Она выглядела в точности так, как описывала ее мать в своем дневнике: огромная змея, постоянно появлявшаяся в ее снах. Смотреть на это устрашающее причудливое создание и сознавать, насколько оно знакомо, было неприятно и тревожно. В единственном глазу змеи ей виделась насмешка и вызов.

– Я знаю, миссис Уэстбрук, что вас интересует всякая всячина, связанная с аборигенами, – говорил Джоанне владелец книжного магазина мистер Толбот. – И если мне попадется то, что, на мой взгляд, может вас заинтересовать, я это откладываю для вас. Эта книга довольно редкая и, по-моему, увлекательная.

Джоанна прочитала название: «Моя жизнь среди аборигенов», автор Финлей Кобб. Она была написана в 1827 году, спустя сорок лет после того, как первый белый человек ступил на землю Австралии, и за три года до приезда в Австралию ее деда.

– Да, мистер Толбот, книга, как видно, и правда, занимательная, – согласилась Джоанна, вглядываясь в тревожащее изображение Змеи-Радуги.

Глаз змеи завораживал, притягивал ее взгляд. Она вспомнила, что единственный глаз змеи часто появлялся в снах матери, и не только в кошмарах, но и, как ни странно, в сновидениях-воспоминаниях. «Я вижу, как моя мать выходит из пещеры, – писала леди Эмили. – А в следующее мгновение из пещеры вырывается громадная змея, и меня приводит в ужас ее единственный глаз. Но женщина, которая держит меня на руках, не боится, а темнокожие люди вокруг как будто радуются ей».

– Миссис Уэстбрук, – вывел ее из задумчивости голос мистера Толбота. – Желаете купить эту книгу?

– Да, – она передала ему книгу и потянулась к сумочке.

Другую руку она положила на живот и подумала о новой жизни, растущей в ней. Она ждала ребенка и радовалась этому невероятно. Однако ее радость омрачал страх, доставшийся от матери в наследство.

Прошло полтора года с тех пор, как «Эстелла» попала в штиль, а затем прибыла в гавань Мельбурна. Хью и Джоанна уже год как были женаты, «Меринда» процветала. Намерение разгадать загадку прошлого семьи и отыскать участок земли, принадлежавший ее деду и бабушке, не оставляло ее. Но пока она недалеко продвинулась в своих поисках. Публикации в газете Фрэнка Даунза находили отклик, однако всегда что-нибудь да осложняло дело: либо неверно назывались даты, или неточными оказывались описания Мейкписов, а случались также и подозрительные предложения, за сведения требовали деньги. Лондонское общество стенографии молчало, и Джоанна перестала надеяться на их помощь. Картографы из конторы «Фаррелл и сыновья» не сумели уточнить указанные в документе ориентиры, а чиновники из земельных ведомств, куда обращалась Джоанна, дружно заявляли, что им требуются дополнительные данные. Но Джоанна знала, что не должна отступать, тем более теперь, когда у нее должен был появиться ребенок.

И вот ее усердие как будто начало вознаграждаться. Она как могла, торопила лошадей, стремясь быстрее вернуться к Хью. В корзине для покупок вместе с только что приобретенной книгой лежала почта «Меринды», и, среди прочего, там было долгожданное письмо из Сан-Франциско от Патрика Лейтропа. Джоанне хотелось ехать еще быстрее, чтобы скорее оказаться рядом с Хью. Когда они были вместе, она ощущала такую тесную связь с ним, что даже кратковременная разлука отдавалась в ней болью. Ей не терпелось показать Хью письмо Лейтропа, обещавшее, возможно, скорое окончание ее поисков. Ее не покидала надежда, что он все еще жив, и одно из писем все-таки дойдет до него. Кроме того, письма не вернулись, и это обнадеживало. И вот спустя столько времени пришел долгожданный ответ.

Въехав во двор, она с волнением огляделась. Адам с самого утра помогал Мэтью в конюшне. Шестилетний Адам жил жизнью фермы, и все, что на ней делалось, не обходилось без его участия. Ни Хью, ни Сары нигде не было видно, и Джоанна пошла в домик.

Ряд неожиданных перемен в последний год не позволил приступить к строительству нового дома у реки, и они все еще жили в бревенчатом домике на центральном дворе фермы. Но основная его часть дополнилась пристроенными для большего удобства комнатами, были оштукатурены с внутренней стороны стены, появилось больше мебели. Джоанне очень хотелось, чтобы семья ее переехала подальше от грязи, мух и запахов скотного двора, туда, где воздух чистый, свежий и здоровый. И такой переезд уже был не за горами. После осмотра своего стада в десять тысяч голов Хью объявил, что в ноябре можно ждать отменного по качеству и количеству настрига, и ланолина удастся получить, как никогда, много. А управившись со всеми хлопотами, можно будет приступить к строительству их нового замечательного дома.

Джоанна поставила корзинку и достала купленную книгу. Она прочла подзаголовок: «Достоверное и подробное описание пребывания белого человека среди дикарей Австралии». Ее бросало в дрожь от волнения, когда она пыталась представить содержание книги. Возможно, ей встретится упоминание о красной горе из снов матери, или она найдет описание поклонения Змее-Радуге, или даже там будет рассказано о песнях-отравах. Джоанна склонялась к мысли, что ее бабушка с дедушкой вместе или кто-то один из них совершил нечто запретное и за это последовало наказание.

Она положила в карман нераспечатанное письмо Лей-тропа и вышла во двор, чтобы найти Адама и Хью.

Мужчина поднял голову и увидел в полутени девушку с коричневым цветом кожи. Она стояла среди деревьев, как и он, молчаливая и неподвижная.

– Здравствуй, – поздоровался он, но Сара только пристально смотрела на него и молчала.

– Красивое место. – Он поднялся с колен, отряхивая брюки. – Ты здесь живешь?

Сара по-прежнему молча смотрела на него.

– Это ты посадила здесь садик? – спросил он. Среди местных растений, обосновавшихся на берегах пруда, – лютика ползучего и австралийского колокольчика, ложной маслины и папоротникового дерева – циатеи древовидной Джоанна с Сарой посадили и чужеземные растения, такие как укроп, перец кайенский и розмарин, обладавшие, по словам Джоанны, целебными свойствами. А дальше по реке, в том месте, где небольшой водопад в окружении прокаленных солнцем валунов создавал необходимую влажность, она выращивала редкий имбирь лекарственный. Имбирь рос поодаль от руин, но Сара и здесь различала пьянящий аромат его запоздалых цветов.

Она заметила на руке мужчины массивный серебряный браслет с бирюзой. Ей впервые случалось видеть, чтобы мужчина носил драгоценности. Наклонившись, он присмотрелся к одному из растений.

– Желтокорень канадский, или «золотая печать», – пробормотал он. – Американские индейцы лечат им желудочные заболевания. – Он окинул взглядом посадки. – Это похоже на сад лекарственных растений – зеленую аптеку. Вы занимаетесь врачеванием?

Взгляд Сары взметнулся поверх его головы, и, оглянувшись, он увидел видневшуюся между деревьями ферму.

– Догадываюсь, что хозяин этого садика живет там. – Он улыбнулся. – По крайней мере, я теперь уверен, что ты понимаешь мои слова. Меня зовут Филип Макнил. – Он подал ей руку, но она словно оцепенела.

Мужчина охватил взглядом глубоко посаженные глаза, каштановые с рыжеватым отливом волосы, длинные и шелковистые, отметил, что она босая, а платье на ней перешитое. Ни испуга, ни смущения в ней не замечалось, но в ее облике чувствовались недоверие и настороженность. Вероятно, это дикое создание кто-то старается приручить.

Она заметно напряглась, стоило ему сделать шаг к замшелой стене руин.

– Тебе не нравится, что я здесь? Это священное место, верно? Мне кое-что известно о таких вещах. Я с большим почтением отношусь к священным местам.

Хотя ее взгляд сохранял настороженность, он уловил в нем искру интереса.

– Ты напоминаешь мне одну молодую женщину, с которой я был когда-то знаком. Она принадлежала к навахо – одному из племени американских индейцев. Она выхаживала меня, когда я был ранен. Ее звали Летящая Пыльца. Я пытался прочитать знаки на этих камнях. Ты знаешь, что они означают? Летящая Пыльца жила возле каньона, где есть руины, похожие на эти. Говорят, там жил народ, называвшийся анасази, что в переводе с языка навахо означает «древние чужие». Они оставили метки, сходные с этими.

Он повел рукой и заметил, что она смотрит на его запястье.

– Вижу, тебе понравился мой браслет, – он снял его и, показывая Саре, продолжал: – Это индейский браслет. Подойди, посмотри поближе.

– Тжуринга, – сказала Сара и попятилась.

– Так-так, – заулыбался он. – Значит, говорить ты можешь. Я не знаю, что такое… тжуринга. А браслет я ношу, как память о человеке, много значащем для меня. На нем целая история, видишь? Здесь вверху изображена радуга, а внизу – змея. Змея была личным тотемом Пыльцы.

Сара смотрела на него во все глаза.

– Расскажи мне об этом месте, – попросил он. – Мне было бы очень интересно послушать.

Сара перевела взгляд за реку на рыжевато-коричневые равнины, окрашенные в яркие краски позднего лета.

– Я, наверное, спрашиваю о том, о чем не следует? – говорил Макнил, возвращая браслет на руку. – Ты напоминаешь мне Пыльцу. Ее народ много лет вел борьбу с белокожими солдатами, но потом их силой заставили перейти пустыню и поселиться не на земле предков, а совсем в другом месте. Сначала Пыльца мне не доверяла, но потом пришло доверие. Мое правительство считало, что ее народ должен учиться жить в настоящих домах. Я – архитектор, и моя задача состояла в том, чтобы показать соплеменникам Пыльцы, как строить дома такие же, как у белых людей.

Сара по-прежнему не отводила от незнакомца глаз. На ее взгляд, он был красив, и его не портил слегка кривоватый нос, который, как она решила, ему случалось когда-то ломать. Он произносил слова мягко и немного в нос. И ее поразило, что он говорил о тотеме, племенах, священных местах, змеях-радугах. Она никогда не слышала, чтобы белый человек заводил разговор о таких вещах.

– Сара, – тихо сказала она.

– Тебя так зовут? – спросил он, поднимая брови. – Сара – очень красивое имя. Если ты живешь здесь, мы обязательно подружимся. Меня пригласили строить здесь дом.

Тень сомнения прошла по ее лицу, но прежде чем он успел что-либо сказать, послышались шаги, и, обернувшись, он увидел молодую женщину. Она направлялась к ним, держа за руку мальчика.

– Здравствуйте, – поздоровалась она. – Должно быть, вы мистер Макнил, а я – Джоанна Уэстбрук.

Они обменялись рукопожатием, и Макнил отметил про себя, что жена Хью моложе, чем он ожидал, всего на несколько лет моложе его самого, и очень хороша собой. Он заметил, что глаза у нее цвета янтаря, а густые каштановые волосы собраны над тонкой шеей и позволяют видеть в ушах серьги с яркими синими камнями. На ней было бледно-зеленое платье и брошь у ворота.

– Вижу, вы уже успели познакомиться с Сарой, – сказала Джоанна.

– Да, – подтвердил он. – Как видно, ей не нравится, что я пришел на это место.

– Для ее племени оно особое, мистер Макнил. Сара живет с нами на ферме.

– Сара – мой друг, – вступил в разговор Адам.

– Тебе повезло, – заулыбался Макнил.

– А это Адам, – представила Джоанна.

– А почему у вас длинные волосы? – спросил Адам, с любопытством глядя на него.

Макнил улыбнулся.

– Я привык носить длинные волосы, когда жил с одним племенем в Америке. Я многому у них научился. А почему эти руины священны для Сары, миссис Уэстбрук? – поинтересовался Макнил, поглядывая на девушку.

– Аборигены верят, что во Времена Мечтаний сюда пришла Прародительница Кенгуру и песней сотворила это место. Ее дух пребывает здесь и поныне. Сюда может приходить только тот, кто принадлежит к племени Кенгуру.

– У этого народа глубокие верования, – сказал Макнил, глядя на молчаливую Сару.

Он посмотрел вокруг, задержавшись взглядом на массивных старых эвкалиптах, отражающихся в поблескивающей поверхности пруда.

– Ваш муж говорил мне, что хочет построить дом здесь. Что будет, если я его здесь и построю?

– Что вы имеете в виду?

– Вызовет ли это осложнения? Я хочу сказать, как обычно относятся аборигены к тому, что их священные места потревожили? Сопротивляются ли они этому?

Джоанне пришли на память слова картографа Фаррелла: «Название Карра-Карра могло быть переименовано много лет назад. Не исключено, что сегодня это какой-нибудь Джонсонз-Крик или Нью-Дувр. Вы можете пройти по этому месту, не догадываясь, что это именно то, что вам нужно».

– В прошлом, мне говорили, они оказывали сопротивление. Но им было не устоять против лошадей и ружей европейцев.

– Там, откуда я приехал, борьба продолжается, – сказал Макнил. – Племена индейцев сиу навахо и апачей сражаются с белыми за право остаться на своей земле. Происходят чудовищные кровавые сражения с тяжелейшими потерями с обеих сторон.

– Мы слышали об этом, – откликнулась Джоанна. Макнил посмотрел на Сару, потом вновь обратился к Джоанне:

– А что может случиться, согласно верованиям аборигенов, если мы построим здесь дом?

– Это место находится на песенной линии, а аборигены верят, что изменять песенные линии, значит, менять Сотворенное, поскольку осквернять священное место запрещено. Это все равно что вернуть мир к хаосу, стереть все, что создано.

– Стереть все, что создано, – эхом повторил Филип Макнил, вспоминая день, когда распрощался с Пыльцой и ее племенем, и знал уже тогда, что никогда больше не увидит ни ее, ни мира, где она жила.

– Миссис Уэстбрук, а эта река разливается? – Макнил осматривался, подыскивая другое место для строительства.

– Я не знаю, надо спросить у мистера Уэстбрука, – ответила Джоанна. – Я в Австралии всего полтора года.

– Разрешите узнать, что привело вас сюда? – Макнил пытался понять, что связывает эту молодую женщину, которая держится с таким достоинством, мальчика и полудикую девушку-аборигенку.

– Моя мать умерла два года назад в Индии, – начала объяснять Джоанна. – Умерла она от душевного недуга. – Она помолчала, думая о песне-отраве, и продолжила: – Мама считала, что этот недуг как-то затрагивает и меня. Я приехала сюда, чтобы все выяснить и исцелить себя.

– Так вы поэтому развели садик с лечебными растениями?

– Эти растения для лечения тела, мистер Макнил. Боюсь, что мне требуется более сложное лечение. В определенной степени оно имеет отношение к одному месту.

– Какому?

– Название его Карра-Карра. По крайней мере, я так думаю. Моя мать считала, что там находится разгадка многих вещей. Но пока мне не удалось его найти.

– Это священное место?

– Возможно, но я в этом не уверена.

– Тогда в чем трудность поисков?

Джоанна вспомнила, как год назад она познакомилась в Мельбурне с одним джентльменом, ученым из Англии, который на протяжении пяти лет изучал жизнь аборигенов.

«Если Карра-Карра священное место, – говорил он ей, – вы вполне можете и не найти его никогда. Мне хорошо известно, что говорить с белым человеком о священном месте это табу. Вам может встретиться абориген, знающий, где находится Карра-Карра, но вам он этого никогда не расскажет».

– Миссис Уэстбрук, может быть, Карра-Карра это совсем не название места, – предположил Филип Макнил. – Возможно, за ним скрывается состояние духа или философия.

– А это что? – Адам показал на серебряный браслет с бирюзой.

– Адам, – укоризненно проговорила Джоанна.

– Ничего, я не против. Вот, смотри, Адам, – Макнил протянул браслет мальчику.

Сквозь деревья Джоанна увидела на противоположном берегу Иезекииля. Она уже привыкла, что он мог неожиданно появиться в этом месте, постоять, присматриваясь, а затем исчезнуть так же внезапно, как и появился. Они не разговаривали с того дня у реки, когда он подошел к ней с бумерангом. Но она знала от Сары, что старик больше ничего не имел против того, что Джоанна живет в «Меринде». Иногда, когда он смотрел на нее, Джоанну охватывало странное чувство, что он ее оберегает.

– О культуре аборигенов вам следует расспросить вон того джентльмена, – сказала Джоанна, и архитектор посмотрел на неподвижного, как изваяние, старика на противоположном берегу.

– Может быть, Сара сможет дать мне объяснения. Индейцы, в племенах которых я жил в Америке, тесно связывали свою жизнь с песнями. Пение одной песни могло у них растянуться на часы, а то и дни. Песни для них были всем: их историей, искусством, религией. «Песнь койота» состоит из трех сотен песен.

– А кто такой койот? – тут же спросил неугомонный Адам.

– Это американская дикая собака. Она не такая крупная, как ваши динго.

У Джоанны внезапно мороз пробежал по коже. Как-то утром на прошедшей неделе она работала здесь в своем садике и вдруг увидела бежавшую среди деревьев собаку динго. Она остановилась, посмотрела на Джоанну и убежала прочь. Больше всего Джоанну поразил и отпечатался в памяти ужас, охвативший ее при виде собаки. Ей стало ясно, что болезненный страх матери перед собаками передался ей.

– А что привело в Австралию вас, мистер Макнил? – в свою очередь поинтересовалась она.

– Можно сказать, что и меня привел сюда поиск. Я поступал в колледж на востоке Америки, надеясь приобрести все знания, какие есть. Но, закончив его, я понял, что не знаю многого важного и нужного. Мой отец погиб во время войны у местечка с названием Манассас, а мать не смогла с этим смириться. Мне захотелось понять, почему происходят такие беды, как война. Я отправился путешествовать по Америке в поисках ответов и некоторое время провел среди коренных жителей. А потом я уехал оттуда и оказался здесь.

Миссис Уэстбрук, – продолжал он, бросив взгляд на Сару, рассматривавшую браслет вместе с Адамом, – боюсь, что у нас серьезные трудности. Я все утро изучал здесь местность и должен сказать, что для строительства лучшее место то, где находятся руины. Несомненно, те, кто жили здесь в давние времена, сделали свой выбор не случайно. В других местах грунт либо песчаный и слишком сыпучий, либо почва заболоченная, кроме того, есть угроза затопления при разливах реки. Вам с мужем придется решать: строить дом здесь или непосредственно на ферме.

Хью торопился домой с новостями для Джоанны. Щурясь от мартовского солнца, он увидел приближающегося всадника и узнал его. Это был Джеко, владелец семи тысяч акров земли к северо-востоку от «Меринды».

– Можно с тобой поговорить, Хью?

Хью утомила жара и дорога, и к тому же ему не терпелось увидеть Джоанну.

– Что у тебя, Джеко? – спросил он.

Тучный Джеко соскочил с седла. Он обливался потом.

– Я к тебе насчет прислуги, Хью. Хочу спросить, не наймешь ли ты мою Пиони.

– Какой прислуги?

– Сегодня утром я был в городе и слышал от Полл Грамерси, что твоя жена собирается нанять прислугу помогать ей по дому, потому что она ждет ребенка.

Хью оторопело молчал.

– Пиони хорошая девушка, Хью. Пусть она не такая уж смышленая, но честная и тихая. Ей скоро восемнадцать. Не думаю, что ей найдется жених. Мы с женой беспокоимся о ее будущем. Что скажешь, Хью?

Хью почти не слышал, что говорит ему Джеко. Мыслями он вернулся на несколько дней назад. Ему вспомнилось, что Джоанне нездоровилось по утрам, он припомнил особое выражение, которое ему случалось замечать на ее лице. Вспомнил он также, что она уезжала в Камерон в приподнятом настроении.

Хью вернулся в реальность.

– Так ты говоришь, что тебе сказала об этом Полл Грамерси? – Хью знал, что вдова Грамерси была местной повивальной бабкой.

– Думаю, ты не в обиде, что я вот так к тебе сразу приехал. Знаю, что к тебе девушки толпами повалят, чтобы их наняли, как только об этом прознают. А моя Пиони, она…

Джеко умолк, и Хью смотрел в сторону своего домика и думал: «Так, значит, Джоанна ходила к повивальной бабке».

– Хью, так ты подумаешь о моей просьбе?

Он перевел взгляд на Джеко. Все в районе знали историю бедняжки Пиони Джексон. Жена Джеко пахала поле, когда у нее начались роды за два месяца до срока. Рядом никого не оказалось, чтобы послать за помощью, и Сэл, которой было всего семнадцать, пришлось справляться со всем самой, и, промучавшись почти сутки, она родила своего первого ребенка. Все в один голос заявляли, что ребенок не выживет, но он выжил. Пиони выросла славной девушкой, тихой и послушной, только немного обделенной умом.

– Я поговорю с женой, Джеко, – пообещал Хью, – но думаю, Пиони ей подойдет. А теперь я поеду, если ты не возражаешь. – Хью собирался уйти, но Джеко стоял на месте, отгоняя от лица мух, и было видно, что он еще не все сказал.

– Хью, – помявшись, начал он. – Ты, наверное, слышал о моих неприятностях.

– Меня здесь не было, я работал на дальних пастбищах. А что стряслось?

– На мое стадо напала чесотка. В этом году настрига мне не видать.

Новость ошеломила Хью. Он знал, какого труда стоит Джеко вести дела на ферме. Такая потеря могла обернуться для него полным крахом. А у Джеко было шестеро детей, и они ждали седьмого.

– Извини, я ничего не знал, – ответил Хью.

– Могу поклясться, что здесь не обошлось без этого мерзавца Макгрегора, – говорил Джеко, вытирая носовым платком вспотевшее лицо. – Он уже давно мечтает прибрать к рукам мою ферму. Готов поспорить, что он запросто мог запустить в мое стадо овцу с заразой. Помнишь Роба Джоунза? У него еще была ферма рядом со мной. Так вот, он разорился, и Макгрегор приложил к этому руку.

Доказать только я ничего не могу, но Роб продал ферму Макгрегору, и теперь этот негодяй до меня добирается.

– Но почему ты так уверен, что за этим стоит Колин Макгрегор?

– Да потому, что он подослал ко мне своего посредника и предлагал ссуду. Тут уж яснее ясного, что у него на уме, Хью. Если я возьму деньги, а на следующий год на меня свалится еще какая-либо напасть, и я снова останусь в прогаре, он приберет к рукам мою ферму.

Глядя в честное открытое лицо Джеко, Хью едва сдерживался, чтобы не выругаться. Он думал о том, как разительно изменился Колин Макгрегор за какой-нибудь год после смерти жены и нерожденного ребенка. Им овладела ненависть, желание мстить всем. А еще он оказался в плену жадности и скупал все земли в округе, не церемонясь в выборе средств для достижения цели. Казалось, он позабыл, что такое совесть и порядочность. Такая политика стала вызывать недовольство и других фермеров. Хью подозревал, что Макгрегор посматривает и на «Меринду».

– Мне не по душе, когда людей сгоняют с земель, Джеко, – сказал Хью. – Передай посланцу Макгрегора, что ты отказываешься от сделки с ним. Деньги тебе дам я.

– Ты это серьезно, Хью? – недоверчиво переспросил Джеко. – А ты сможешь?

Хью подумал о доме, который они собирались строить, о задуманной им покупке дорогого племенного барана, о колодцах, которые он собирался бурить. И теперь еще… ожидался ребенок. Но он осмотрел стадо, и настриг этого года обещал быть богатым.

– Не беспокойся, Джеко, – сказал он. – Я как-нибудь справлюсь. А на следующий год, когда закончится стрижка, ты вместе со всеми повезешь шерсть в Мельбурн.

Джеко уехал, а Хью поднялся по ступеням веранды и вошел в дом, где было значительно прохладнее. Джоанны в доме не оказалось, но на столе он увидел ее шляпу с корзинкой, а рядом еженедельные газеты и журналы, которые она всегда для него покупала. Он снова вышел на веранду и увидел, что кто-то еще въезжает во двор. Это был молодой человек по имени Тим Форбз. Он нанялся в Камероне рассыльным и также ездил с поручениями. Ехал он быстро, и Хью заметил на боку лошади почтовую сумку.

– Вам срочная посылка, мистер Уэстбрук. – объявил посыльный. – Вот она. Вам нужно за нее расписаться.

Хью поставил свою подпись и получил квадратную коробку, завернутую в упаковочную бумагу и перевязанную шпагатом. Хью увидел, что посылка предназначалась Джоанне. Пришла она из Бомбея от адвоката, присылавшего Джоанне раз в три месяца положенное содержание. Хью поспешил к реке и встретил там Джоанну вместе с Адамом и Сарой в обществе архитектора из Мельбурна.

С криком: «Папа!» – к нему бросился Адам и тут же спросил: «А это что у тебя?»

– Это что-то для твоей мамы. Здравствуйте, мистер Макнил, – поздоровался Хью и пожал руку архитектору. – Вижу, вы нас нашли без труда.

– Мы с вашей женой обсуждали место для дома.

– Прежде чем вы продолжите, мистер Макнил, – сказал Хью, обнимая Джоанну за талию, – хочу отметить, что при встрече год назад я хотел что-то в американском духе. У вас это называется стиль южных плантаций, с колоннами и фронтонами. Мы передумали. Мы с женой решили, что дом должен быть австралийским, соответствующим климату и окружающей природе. Мы хотим, чтобы наш дом показывал, что мы живем здесь, в Австралии, а не был отражением тех мест, откуда мы приехали или где хотели бы быть.

– Что-то не так? – спросил Хью, заметив нахмуренный лоб Макнила.

– Хью, – сказала Джоанна. – Есть одна сложность. – И она объяснила ему, что смущение вызывали священные руины.

– Но это единственное место, где мы можем построить дом, – возразил Хью. – Здесь прочная скалистая платформа, хороший сток и при разливе реки дом не пострадает.

– Но это Место Мечтаний, оно священно, – сказала Джоанна.

– Но, Джоанна, аборигены здесь больше не живут. Они даже сюда не приходят. Они забыли об этом месте. Они забывают о своих заветных местах Мечтаний. А нам надо где-то строить дом. Мы не можем и дальше жить в этой хибаре.

Увидев на лице Джоанны огорчение и тревогу, Хью обратился к Филипу Макнилу:

– А что думаете вы?

– Четкого мнения у меня нет, мистер Уэстбрук, но, возможно, удастся найти другое подходящее место. Мне надо провести исследование грунта, проверить уровни грунтовых вод и все такое прочее. Если вы отказались от дома в американском стиле, я постараюсь сделать проект, позволяющий решить проблему. – Он улыбнулся. – Это нелегко, но мне нравятся трудные задачи. А теперь, если вы не возражаете, я бы хотел еще здесь побродить и осмотреться.

– Конечно, пожалуйста.

Макнил зашагал прямиком через лес назад к реке, и, недолго поколебавшись, за ним последовали Сара с Адамом.

– Хью, откуда посылка? – спросила Джоанна.

– Что сказала Полл Грамерси? – взволнованно ответил вопросом на вопрос Хью.

– Откуда ты узнал, что я виделась с ней? Ах, Хью, я хотела сделать тебе сюрприз.

– Поверь, что это на самом деле неожиданность. И что же она сказала?

– Миссис Грамерси все подтвердила. У нас будет ребенок.

– А кого ты хочешь, мальчика или девочку? – спросил он, обнимая и целуя ее.

– Надеюсь, что для тебя будет сын. Но мне хотелось бы девочку. Я всегда хотела маленькую девочку.

– Мне тоже представляется девочка. Сестер у меня не было, матери своей я не знал. Я всегда думал о том, как хорошо было бы иметь дочь.

Он снова поцеловал ее и крепче обнял это чудо – женщину, которая так неожиданно вошла в его жизнь полтора года назад и круто изменила ее. Он вспомнил о балладе подсказанной вдохновением еще в позапрошлое Рождество:

 
Через просторы бурных морей
Пришла она в край золотой…
 

Это была самая длинная из всех написанных им когда-либо баллад. Работа над ней близилась к концу. И вдруг ему в голову пришло будущее название: «Мечтания – посвящается Джоанне».

– Посылку только что доставил Тим Форбз, – объяснил Хью, вручая ей посылку. – Она пришла срочной почтой.

– Это от мистера Дрекслера, – удивилась Джоанна и принялась распаковывать посылку.

– А теперь послушай мои новости, – сказал Хью. – Помнишь, Джоанна, я рассказывал тебе о человеке по имени Финч? Я познакомился с ним в Мельбурне, когда в прошлый раз возил шерсть в гавань.

Джоанна порылась в памяти и вспомнила, как в ноябре Хью рассказывал ей о неком мистере Финче, хозяине барана особой породы. Как объяснил ей Хью, это было животное французской породы рамбулье и оно обладало всеми качествами, которые требовались Хью для скрещивания с мериносовой овцой. Он надеялся вывести породу, достаточно выносливую для засушливых равнин Квинсленда. Но баран не продавался.

– Сегодня я получил телеграмму от Финча. Он принял решение вернуться в Англию и предлагает мне купить у него барана. Это необыкновенное животное, Джоанна, крупное и закаленное, с мощным скелетом и длинноволокнистым руном. По словам Финча, с него можно получить двадцать пять фунтов немытой шерсти. Подумай только, Джоанна, если мне удастся соединить этого барана с моими лучшими мериносами, мы сможем значительно продвинуться по пути создания породы, которую можно было бы повсеместно разводить в Квинсленде и Новом Южном Уэльсе. Я так давно мечтал о выведении новой породы, что теперь, когда она почти у меня в руках, я не могу упустить своей шанс.