Текст книги "Жизнь, которую мы создали. Как пятьдесят тысяч лет рукотворных инноваций усовершенствовали и преобразили природу"

В 2008 году китайские ученые дали небольшие порции золотого риса 24 детям, чтобы сравнить, как усваивается витамин А из золотого риса по сравнению с овощами, богатыми бета-каротином. Оказалось, что одна детская порция золотого риса обеспечивает 60 % рекомендованной для детей суточной дозы витамина А – больше, чем порция шпината. Эти данные и эксперименты проверены несколькими независимыми комиссиями, и все они подтвердили, что результаты достоверны. Однако в 2013 году, уже после публикации результатов, гринписовцы уничтожили поле золотого риса на Филиппинах, где от авитаминоза А страдают 20 % детей.

Впрочем, некоторые перспективы у золотого риса все же есть. В 2018 году органы государственного регулирования Канады, США, Австралии и Новой Зеландии разрешили выращивать золотой рис как пищевой продукт для людей и животных. В 2019 году Филиппины одобрили золотой рис для массового потребления.

Большинство организмов, созданных при помощи инструментов синтетической биологии, не предназначены для решения гуманитарных проблем, и тем не менее многие из них обладают в этом отношении значительным потенциалом. Генно-модифицированные бананы, которые разрешено культивировать в Уганде с конца 2017 года, обогащены витамином А и устойчивы к бактериальному увяданию, бичу местных посевов, – а это сулит выход из продовольственного кризиса в стране. В ЮАР ученые из Кейптаунского университета работают над тем, чтобы методами генной инженерии внедрить способность к спячке при засухе, естественно эволюционировавшую у растения Myroflammusflabellifolius (скальный плаун), в геном туземного злака тэффа, чтобы создать тэфф, устойчивый к засухе. А на Гавайях удалось добиться разрешения культивировать генно-модифицированную радужную папайю, в которой экспрессируется часть белка оболочки вируса кольцевой пятнистости, и это спасло местную индустрию выращивания папайи, а также, возможно, вразумило кое-кого из тех, кто относился к ГМО скептически.

На рынках США постепенно становятся доступны цисгенные ГМО – генно-инженерные разновидности, которые можно было бы получить путем традиционной селекции. Сегодня в магазинах США продаются яблоки сорта арктик и шампиньоны, которые не темнеют на срезе: у обоих продуктов подавлена экспрессия одного и того же «коричневого» гена, и им обоим не требуется дополнительное регулирование министерства сельского хозяйства, ибо оно считает, что эти яблоки и грибы опасны для окружающей среды не больше, чем их собратья, полученные путем традиционной селекции. Казалось бы, отсутствие потемнения на срезе – чисто внешняя черта, однако чуть ли не половина пищевых продуктов, выращенных в США, выбрасывается, и нередко просто потому, что они утратили аппетитный вид. Учитывая, что по прогнозам ООН к 2050 году сельское хозяйство планеты должно производить на 70 % больше пищи, чем сегодня, технология, которая мешает выбрасывать то, что у нас уже есть, явно не приносит ничего, кроме пользы.

Безусловно, создание продуктов, преимущества которых очевидны потребителям, улучшает репутацию ГМО, однако люди должны иметь возможность оценивать риск, то есть вычленять факты из какофонии вранья и искаженной полуправды о ГМО. Нет никаких данных, свидетельствующих о том, что употребление в пищу ГМО вызывает рак, и никто еще не выявил механизм, который в принципе мог бы сделать это возможным. На рынке нет ни одного генно-модифицированного овоща с генами рыбы. А ярко-зеленая наклейка «Без ГМО» не означает, что в вашей пище нет никаких новых незамеченных мутаций, возникших в процессе селекции.

Да, генная инженерия меняет генетический код, это и есть ее цель и суть. Но неверно сваливать все генно-инженерные и негенно-инженерные продукты в одну кучу и утверждать, что покупатели должны выбирать из этих двух категорий. Попытки разделить генно-модифицированные продукты на разные категории и рассказать о них делаются, но их заглушает шумная пропаганда противников биотехнологии как таковой.

Есть признаки того, что отношение к ГМО меняется. В Африке и Южной Азии в законах против генной модификации появляются послабления, а иногда их даже отменяют. В США разрабатываются более четкие алгоритмы получения государственного одобрения. Некоторые ГМО-культуры одобрены в Евросоюзе. Эти перемены указывают на то, что нынешняя тупиковая ситуация не вечна. Путь к более широкому общественному признанию инструментов синтетической биологии может пролегать и вне границ сельскохозяйственного царства, поскольку подобные технологии уже восстанавливают здоровье экосистем и спасают биологические виды от вымирания.

Но даже если эти изменения и произойдут, для Принцессы и ее теленка, который, как выяснилось, не унаследовал комолый аллель Бури, будет уже слишком поздно. Принцесса отелилась 31 августа 2020 года. Элисон и Джози провели анализы ее молока в поисках каких-либо следов воздействия комолого аллеля Принцессы и, как и ожидалось, ничего не обнаружили, поскольку нет никаких оснований предполагать, что комолый аллель как-то проявится в молоке. Эти данные они добавили к длинному списку всего того, что у Принцессы было совершенно нормальным для обычной коровы голштинской коровы, – даже если это случайно ставшая трансгенной голштинская корова, у которой не выросли рога.

Глава седьмая
Предвиденные последствия

Как-то раз я спросила у своих слушателей:

– Как изменится мир, если мы оживим мамонтов?

Поднялось множество рук.

– Ух ты, это был бы просто улет!

– Мы на них посмотрим, и они будут огромные и мохнатые, и их можно будет погладить!

– Я бы взяла мамонтенка домой, но, наверное, от него много грязи, так что в зоопарке ему будет лучше. И на них можно будет кататься!

– Они будут жить в Сибири и дружить с северными оленями, а люди, которые там живут, смогут их есть и делать одежду из их меха!

Пожалуй, стоило сразу предупредить, что моими слушателями были второклассники, соученики моего сына. Их учительница миссис Джонас пригласила меня рассказать о моей работе и в этот момент, возможно, сильно об этом жалела.

Я демонстрировала фото и видео из своих экспедиций по поискам останков мамонтов в Сибири, чтобы показать детишкам, что ученый – это далеко не всегда старик в белом халате. И даже принесла несколько кусков мамонтового клыка и костей, чтобы пустить по классу.

Когда дети стали передавать окаменелости между партами в битком набитом помещении, я почувствовала, что атмосфера изменилась. Дети по-прежнему поднимали руки, но на этот раз робко, и совсем перестали галдеть.

– А вдруг слоны обидятся, что теперь всем интересно только про мамонтов?..

Несколько ребят согласно закивали.

– Мамонты, наверно, захотят жить в диких местах, но ведь людей там мало, и о них будет некому заботиться…

Было ясно, что их энтузиазм поутих.

– Их же будет сто или двести, и они потопчут все деревья! – воскликнул один мальчик. Чтобы подчеркнуть разрушительную силу сотни мамонтов, он стукнул кулаком по парте, и лежавшие на ней цветные карандаши раскатились в разные стороны.

Девочка напротив поморщилась, когда один карандаш подкатился прямо к ней, сердито посмотрела на мальчика и возразила:

– А вот и нет, потому что в Сибири деревья не растут!

Это было сильно. Мало того что девочка сдержалась и не стала швырять карандаш обратно в своего не в меру экспансивного одноклассника, она еще и запомнила мелкие подробности моего выступления: на фотографиях нашего лагеря в арктической тундре деревьев и правда не было.

– Да?! А что им тогда есть?! – не сдавался разрушитель карандашных пирамид.

Тут вмешался мальчик за соседней партой, постаравшийся разрядить обстановку:

– Наверно, им надоест голодать, и они вымрут обратно.

Кругом снова закивали.

После неловкой паузы подала голос еще одна девочка – на этот раз она даже не стала поднимать руку.

– Может быть, у них тут будет не очень хорошая жизнь? Тогда нам, наверно, не надо их оживлять.

Мы с второклассниками замолчали, задумавшись о том, на что мы обрекли этих прекрасных животных всего за несколько минут разговора: вот они восстанут из мертвых, на сей раз рукотворные, но после второго расцвета их ждет второй упадок. Новое рождение и новая смерть. Ведь очень может быть, что в современном мире мамонтам нет места, какой бы восхитительной ни казалась поначалу мысль вернуть их.

Зазвенил звонок – началась перемена. Я стояла у двери, пока дети выбегали из класса в залитый солнцем двор, благодарила за то, что слушали меня, и изо всех сил старалась не дать им уволочь окаменелости, которые принесла показать. Дети проталкивались мимо, кто-то говорил мне спасибо, кто-то нет: у них появились более насущные задачи – первыми добежать до лазалки или занять позицию «короля» на поле для игры в квадрат.

Выходившая последней девочка остановилась и глянула на меня снизу вверх:

– Если мамонты вымерли, потому что мы их убили, как вы думаете, может, мы обязаны дать им второй шанс?

Я глубоко вздохнула, придумывая умный ответ.

– Не знаю, – сказала я наконец. – Думаешь, с нашей стороны было бы честно возрождать их, если мира, в котором они жили, больше нет?

Она неуверенно пожала плечами и посмотрела себе под ноги.

– Грустно, – шепнула она своим туфлям и шагнула за порог.

– Да, – согласилась я, а когда она побежала на детскую площадку, крикнула ей вслед:

– Зато у нас есть слоны!

Вымирание – это навсегда

Большинство из нас, тех, кто работает в области древней ДНК, привыкли к вопросам о возрождении вымерших видов – предположительно, с помощью биотехнологий. Приходилось ли нам уже это делать? Нет? Тогда насколько ученые близки к тому, чтобы это осуществить? Возможно ли вообще воскресить вымерший вид? Как устроен процесс возрождения? Отвечаю я все время одно и то же – нет, пока нет, в ближайшем будущем вряд ли. Создать точную копию вымершего вида невозможно и, скорее всего, никогда не будет возможно. Но существуют технологии, которые когда-нибудь, вероятно, позволят нам возродить компоненты вымерших видов – их вымершие черты. Скажем, ученый может модифицировать слона, добавив фрагмент ДНК, возникший в ходе эволюции у мамонтов, и у слона отрастет шерсть и образуется толстый слой подкожного жира, в результате чего он сможет пережить арктические морозы. Можно модифицировать полосатохвостого голубя так, чтобы окраской оперения и формой хвоста он стал похож на странствующего голубя. Но будут ли эти модифицированные слоны и полосатохвостые голуби настоящими мамонтами и странствующими голубями? Мне так не кажется.

Почему же мы не можем вернуть вымершие виды? Есть тысячи причин, по которым давно вымершие виды трудно возродить: от чисто технических сложностей до этических вопросов по поводу манипуляций с биологическими видами и экологических задач, связанных с необходимостью выпустить возрожденные виды в среду, где их не было, вероятно, уже десятки тысяч лет. Одни технические проблемы можно преодолеть (отредактировать зародышевую линию птиц, пересадить эмбрион слона матери, содержащейся в неволе), другие едва ли когда-нибудь будут решены (восстановить микрофлору кишечника вымершего шерстистого носорога, найти суррогатную мать стеллеровой корове).

Возьмем, к примеру, мамонтов. Я знаю три исследовательские группы, которые в настоящий момент работают над воссозданием мамонтов. Из них две – под руководством Хван У-Сока из южнокорейского Суамского биотехнологического исследовательского фонда и под руководством Акиры Иритани из Университета Киндай в Японии – стремятся клонировать мамонтов, то есть возродить их при помощи процесса, самым знаменитым результатом которого было рождение овечки Долли. Поскольку для клонирования нужны живые клетки, Хван рассчитывает найти живые клетки мамонта, сохранившиеся в замороженных тушах, которые сейчас (благодаря глобальному потеплению) оттаивают в сибирской вечной мерзлоте. Его институт финансирует свою работу, предлагая клиентам за 100 000 долларов клонировать их любимых собачек и пуская эти деньги на взятки русской мафии, чтобы получить доступ к свеженайденным мамонтам. Недостаток такого метода в том, что в замороженных тушах мамонтов не может быть живых клеток, поскольку процесс клеточного распада начинается сразу после смерти. Рабочая же группа Иритани признает, что живые клетки мамонта едва ли удастся найти, и обращается к молекулярной биологии, дабы оживить мертвые клетки мамонта или по крайней мере добиться такого подобия жизни, чтобы их можно было клонировать. План Иритани таков: заставить белки из яйцеклеток мышей, предназначенные для восстановления поврежденной ДНК, реконструировать сломанные ДНК в клетках мамонтов. В 2019 году Иритани и его коллеги опубликовали статью, в которой описывают, как они попытались проделать это с клетками из особенно хорошо сохранившейся туши мамонта по имени Юка. В популярной прессе эту статью немедленно объявили предвестником неизбежного воскрешения мамонта, но данные, по-видимому, говорят об обратном. Несмотря на то, что клетки Юки сохранились просто превосходно по сравнению с клетками других мумифицированных мамонтов, мышиные белки не сумели достичь особых успехов в восстановлении ДНК клетки. Клонировать мамонтов невозможно, потому что все клетки мамонтов мертвы.

Третьей группой, которая надеется возродить мамонтов, руководит Джордж Чёрч из Института биологической инженерии Висса при Гарвардском университете. Ученые признают, что найти живые клетки мамонтов не удастся, – учитывая, что последние мамонты умерли три с лишним тысячи лет назад. Однако Чёрч не согласен, что это исключает возможность оживить мамонтов. Он подчеркивает, что в нашем распоряжении имеется бесконечный запас живых клеток почти что мамонтов – индийских слонов, – которые можно выращивать в лаборатории и превращать из почти что мамонтовых в полностью мамонтовые при помощи инструментов синтетической биологии. С этой целью Чёрч запустил программу по использованию CRISPR для внесения в ДНК клеток индийского слона мелких изменений (по одному за раз) до тех пор, пока геном клетки не совпадет полностью с геномом мамонта.

Превратить геном слона в геном мамонта – задача устрашающих масштабов. Линии, ведущие к индийским слонам и шерстистым мамонтам, разошлись более пяти миллионов лет назад. Поскольку остатки мамонтов хорошо сохранились, ученые, работающие с древней ДНК, имели возможность реконструировать несколько геномов из этих остатков полностью. Когда их сравнили с геномами индийских слонов, оказалось, что в них около миллиона генетических отличий. На сегодня внести в ДНК клетки миллион модификаций сразу невозможно – этого не позволяет ни один из имеющихся методов редактирования генома. Чтобы сделать такое множество изменений, придется физически разбить геном на множество фрагментов одновременно, а это потенциальная катастрофа, от которой клетка едва ли оправится. Кроме того, каждая модификация (или совокупность модификаций) требует своего собственного механизма редактирования, и попытки доставить все их в клетку одномоментно явно ничем хорошим не кончатся. Пока что группа Чёрча делает по одной или по нескольку модификаций за раз, проверяет, что они внесены правильно, а потом берет клетки с правильной модификацией и подвергает их следующему раунду редактирования. Когда я в последний раз спрашивала Чёрча, как у них дела, он сказал, что его команда внесла в геном слона около 50 модификаций, заменив часть генов мамонтовыми вариантами, которые, как показывают исследования, делают мамонта больше похожим на мамонта, чем на слона. Сегодня у команды Чёрча есть живые клетки, и, если их клонировать, они будут содержать генетические инструкции, восстанавливающие некоторые черты мамонта. Это не мамонтовые клетки, а скорее мамонтообразные.

Можно ли клонировать мамонтообразные клетки Чёрча? Технологии клонирования, особенно для домашних животных вроде овец и коров, с 2003 года, когда родилась овечка Долли, значительно усовершенствовались. Однако в случае других видов куча времени уходит на уточнение всех необходимых подробностей: как и когда забирать яйцеклетки, как создать идеальную культуру для раннего развития эмбрионов, когда подсаживать их суррогатной матери. А главное препятствие – этап репрограммирования, на котором соматическая клетка забывает, как быть клеткой своего типа, и превращается в клетку того типа, который может стать целым животным. Этот шаг редко удается осуществить правильно – настолько редко, что доля успешных попыток клонирования едва ли превышает 20 % даже для тех видов, которые ученые клонируют постоянно.

Слонов не клонировали никогда – отчасти потому, что на рынке нет ниши для клонированных слонов. Рынок клонов наших домашних животных растет. Биотехнологическая компания Boyalife Genomics строит фабрику по клонированию крупного рогатого скота в Тяньцзине и утверждает, что на ней можно будет выращивать миллион клонированных коров породы вагю в год, чтобы удовлетворить растущий спрос на говядину на китайском рынке. В компании Хвана Sooam Biotech готовы клонировать вашу собачку[18]18
  Хван также утверждал, что клонировал свиней, коров и койотов, а в 2004 году опубликовал статью в Science, в которой объявил, что клонировал человеческий эмбрион. В дальнейшем было доказано, что это неправда, и Суд Центрального района Сеула признал Хвана виновным в фабрикации данных, растрате денег на исследования и нарушении этических законов, поскольку он заставлял молодых сотрудниц из своей рабочей группы сдавать донорские яйцеклетки для исследований.


[Закрыть], а в фирме ViaGen Pets, базирующейся в Техасе, – и собачку, и котика, и даже любимого скакуна[19]19
  Мало того: 6 августа 2020 года ученые из ViaGen Equine объявили о рождении жеребенка лошади Пржевальского, клонированного из клеток, замороженных 40 лет назад. Клетки входили в коллекцию Замороженного зоопарка в Сан-Диего, а проект осуществлялся совместно компанией ViaGen, зоопарком и организацией Revive & Restore – некоммерческой организацией защитников природы, которая ратует за применение биотехнологий. Лошади Пржевальского обитают в азиатских степях и находятся на грани уничтожения. Сегодня все лошади Пржевальского живут в неволе и происходят всего от 12 предков. Так что этот жеребенок привнесет в генофонд содержащейся в неволе популяции долгожданное разнообразие.


[Закрыть]. Но почему-то мало кто стремится клонировать любимого слона.

Вероятно, клонировать слона и в самом деле невозможно. Слоны – огромные животные с соответственно огромной репродуктивной системой. Это осложняет важнейшие этапы процесса клонирования, в частности, забор яйцеклетки для ядерной передачи и введение развивающегося эмбриона в матку суррогатной матери, поскольку девственная плева у слоних между беременностями восстанавливается (в ней есть крошечное отверстие, в которое проникает сперма самца, но для эмбриона слона это существенное и, вероятно, непреодолимое препятствие). Индийские слоны тоже исчезающий вид, а значит, если эта технология все-таки не выходит за рамки возможностей науки, лучше всего было бы применить ее для размножения слонов.

Даже если клонирование слонов станет технически (и этически) осуществимым, не совсем понятно, сможет ли мама-слониха выносить мамонтенка. Пять миллионов лет – долгий эволюционный срок, а миллион отличий между ДНК – это очень много. В сущности, эволюционная разница между мамонтами и индийскими слонами примерно такая же, как между людьми и шимпанзе. Трудно представить себе, чтобы мама-шимпанзе выносила человеческого младенца (и наоборот).

Бывало, что суррогатные матери успешно производили на свет детенышей другого вида, так что эволюционная дистанция, возможно, не приговор. Домашние собаки рожали клонированных волчат, домашние кошки – здоровых детенышей степного кота, а одна домашняя корова родила здорового клонированного детеныша гаура. Эти эксперименты доказали то, что ученые подозревали с самого начала: чем дальше родство между двумя видами, задействованными в межвидовом клонировании, тем ниже вероятность успеха на каждой стадии процесса клонирования. На сегодняшний день самые дальние родственники, участвовавшие в успешном эксперименте по межвидовому клонированию, – это одногорбый и двугорбый верблюды (дромадер и бактриан), чьи эволюционные пути разошлись около четырех миллионов лет назад. Несмотря на такой долгий эволюционный срок, в 2017 году домашняя одногорбая верблюдица родила клонированного двугорбого верблюжонка. Это очень перспективно как для двугорбых верблюдов (они едва ли не первые в списке крупных млекопитающих, находящихся под угрозой исчезновения), так и для сохранения природы в целом, – ведь само это событие подчеркивает, насколько продвинулись технологии клонирования и как расширился диапазон видов, которые вполне может спасти такими методами. В 2003 году самочка пиренейского горного козла родилась через три года после того, как ее вид вымер. За четыре года до этого группа под руководством Альберто Фернандес-Ариаса, который сейчас возглавляет Министерство охоты, рыболовства и заболоченных территорий испанской автономии Арагон, собрал клетки Селии, последней особи пиренейского горного козла, и подверг их мгновенной заморозке, чтобы не повредить ДНК. Затем Фернандес-Ариас и его коллеги несколько лет разрабатывали стратегию возрождения горного козла. Они попытались забрать яйцеклетки для клонирования клеток Селии у других диких горных коз, но дикие животные не привыкли к людям и отлично умеют убегать, так что эксперимент провалился. К счастью, забрать яйцеклетки домашних коз оказалось проще. Ученые вместо ДНК домашней козы ввели в яйцеклетки ДНК замороженных соматических клеток Селии, после чего 57 трансформированных яйцеклеток имплантировали суррогатным матерям. Эти клетки были гибридами домашней козы и пиренейского горного козла. Семь эмбрионов прижились, и одна самка родилась живой. Увы, у клонированной самочки оказалась врожденная аномалия легких, вызванная, вероятно, сложностями процесса клонирования, и она умерла, не прожив и нескольких минут. Попытки возродить пиренейского горного козла из клеток Селии приостановлены, но эти клетки по-прежнему хранятся в замороженном виде.

Вероятно, когда-нибудь ученые смогут перекодировать геном слона в геном мамонта и клонировать эту клетку, подсадив ее маме-слонихе, однако воспрепятствовать возрождению мамонта может сам процесс развития. Клонированный мамонт, родившийся у матери-слонихи (или из искусственной матки, которую как решение проблемы клонирования слонов предпочитает Джордж Чёрч), вероятно, будет выглядеть как мамонт. Чуть ли не у каждого из нас среди знакомых есть идентичные близнецы, поэтому мы представляем себе, как сильно ДНК влияет на внешность. Но наши друзья-близнецы не взаимозаменяемы. У них разный жизненный опыт, разные стрессогенные факторы, разный рацион и разная среда… короче говоря, это абсолютно разные люди. Будет ли мамонтенок, прошедший слоновий путь внутриутробного развития, выращенный слонами, вскормленный слоновьим кормом и обладающий слоновьей микрофлорой кишечника, вести себя как мамонт – или все же как слон?

Это, разумеется, неважно, если наша конечная цель – создать слона с некоторыми чертами мамонта, а мы, вероятно, именно этого и хотим. Но если мы намерены создать мамонта, нам нужно воссоздать еще и всю среду обитания мамонта – с зачатия до смерти. А эта среда, увы, тоже вымерла.

Те же технологии, другие цели

Зачем нам вообще возрождать мамонтов? Кому-то, вроде моего сына-второклассника и его соучеников, просто хочется их увидеть. Кому-то хочется их изучать, одомашнивать, есть, охотиться на них. А вот Сергею Зимову, который вместе со своим сыном Никитой руководит заказником «Плейстоценовый парк» в Северо-Восточной Сибири, хочется, чтобы мамонты преобразили сибирскую экосистему и замедлили глобальное потепление.

Исследования Зимова показали, что при появлении крупных млекопитающих (а в Плейстоценовом парке живут привозные бизоны, овцебыки, лошади и северные олени) в регион вернулись травянистые равнины, которые когда-то были здесь очень распространены, а вечная мерзлота тает не так быстро. Если на первый взгляд это противоречит вашей интуиции, то задумайтесь, чем заняты эти животные. Они едят, испражняются и повсюду бродят. То есть рыхлят почву, удобряют ее навозом и распространяют семена. Зимой животные в поисках пищи в одних местах расчищают снег, оголяя землю и выставляя ее на арктический мороз, а в других, наоборот, утаптывают, создавая на поверхности почвы слой плотного льда. Сергей Зимов сообщает, что зимой температура почвы на тех участках парка, где есть животные, на 15–20 °C ниже, чем там, где животных нет. Значит, животные снижают темпы таяния вечной мерзлоты. Сейчас в арктической вечной мерзлоте заключено более 1400 гигатонн углерода (что почти в два раза больше количества углерода в сегодняшней атмосфере Земли), а значит, чем медленнее будет таять вечная мерзлота, тем медленнее будет расти доля парниковых газов в атмосфере.

Слоны – инженеры нашей экосистемы. Они производят 100 килограммов навоза ежедневно и преобразуют ландшафт, поскольку их стада уничтожают кусты и (как подсказал разрушитель карандашных пирамид) топчут деревья на своем пути. Мамонты, как предполагают отец и сын Зимовы, были такими же инженерами экосистемы. Поскольку пока играть эту роль в Плейстоценовом парке некому, младший Зимов ездит по его территории на старом советском танке, чтобы примять снег и повалить молодые деревца. Зимовы надеются, что группа Чёрча когда-нибудь добьется успеха и Плейстоценовый парк станет домом для стад диких мамонтов, которые будут делать свою работу по удержанию парниковых газов в вечной мерзлоте.

Я не могу подтвердить, что мамонты замедлят таяние вечной мерзлоты, и тем не менее резоны в пользу возрождения мамонтов, которые выдвигают Зимовы – создать устойчивую разнообразную популяцию диких животных, чтобы заменить утраченных исполнителей важной экологической роли и тем самым сохранить экосистему, – видятся мне самыми убедительными причинами для воскрешения мамонтов. Однако я не уверена, что для этого нужны именно мамонты, – может быть, ту же пользу принесут индийские слоны, которым при помощи генной инженерии придадут способность прекрасно себя чувствовать в Сибири? Иначе говоря, не стоит ли нам взять технологии генной инженерии, которые могли бы послужить для возрождения исчезнувших видов, и применить их с другой целью – с целью сохранить ту или иную среду обитания?

Биотехнологии во спасение (генетическое)

Рано утром 26 сентября 1981 года пес Джона и Люсиль Хогг по кличке Шеп с кем-то подрался. Схватка была краткой, а Шеп довольно часто с кем-нибудь дрался, поэтому Хогги не стали даже вставать с постели. Но выйдя утром на крыльцо, Джон обнаружил там результат этой драки – трупик какого-то зверька. Такого животного он еще никогда не видел. Его тельце было необычайно длинным, а черные лапки, черный кончик хвоста и черные кисточки на больших заостренных ушах оттеняли светлый мех. Кроме того, у зверька были маленький блестящий черный нос и полоса-полумаска черного меха поперек глаз. Хогг поднял тельце, осмотрел, швырнул в кусты и вернулся в дом.

Позже он описал зверька жене и детям – он не мог забыть полумаску и черные лапки. Наверное, какой-то подвид норки, решил он, а может быть, и нет. Люсиль Хогг заинтересовалась этим происшествием, и они решили, что трупик лучше не выбрасывать, а отдать таксидермисту в ближайшем городке Мититсе (дело было в Вайоминге), чтобы сделать чучело. Кроме того, таксидермист, возможно, скажет, кто это.

Они оказались правы. Местному таксидермисту Ларри Лафренчи достаточно было одного взгляда на черные лапки животного, чтобы догадаться, кто перед ним. Нахмурившись, Лафренчи скрылся с трофеем Шепа в задней комнате своей лавки и куда-то позвонил. Хогг помнит, что потрясенный Лафренчи, вернувшись через несколько минут, взволнованно выпалил:

– Господи боже, да вы же поймали черноногого хорька[20]20
  Министерство охоты и рыбной ловли Вайоминга выпустило несколько общедоступных видеороликов о повторном обнаружении и последующем восстановлении популяции черноногого хорька, в которые включены как интервью с Джоном Хоггом и Джули Сакс, младшей дочерью Хоггов, которой тогда было десять лет, так и со многими специалистами по охране природы, участвовавшими в проекте. Эти ролики наряду с дополнительными сведениями об истории черноногого хорька и несколькими программами по восстановлению его популяции можно найти на сайте blackfootedferret.org.


[Закрыть]!

Хогг впервые слышал о черноногом хорьке, но по поведению Лафренчи понял, что чучела ему не видать. И снова оказался прав. Лафренчи получил распоряжение конфисковать этот экземпляр и как можно скорее передать его чиновникам в Управление по охоте и рыболовству США.

Черноногие хорьки входят в Класс 1967 года – первый список видов, получивших охранный статус по закону об исчезающих видах. Благодаря этому закону были запущены программы спасения черноногого хорька как в дикой природе, так и в неволе, – но без особых успехов. Зверек Шепа оказался первым за семь лет черноногим хорьком, виденным в дикой природе.

Иногда черноногих хорьков называют охотниками на луговых собачек, и именно охотой на луговых собачек они и занимаются. В былые времена ареал их обитания тянулся от Канады до Мексики – черноногие хорьки водились в изобилии везде, где водились луговые собачки. Поэтому, когда численность луговых собачек упала, то же самое произошло и с черноногими хорьками. И первое, и второе – наша вина. Луговые собачки живут в городках луговых собачек, которые представляют собой лабиринты глубоких подземных ходов под холмиками из рыхлых отложений и подчас занимают больше площади, чем иные человеческие городки. Когда европейские колонисты и их потомки в начале XX века двинулись на запад, городки луговых собачек портили сельскохозяйственные угодья и мешали строить и ремонтировать дороги и населенные пункты, обслуживавшие эти угодья. Кроме того, луговых собачек было очень много – к началу XX века, возможно, миллиарды, – а значит, они были важными пищевыми конкурентами для крупного рогатого скота. Ради победы в этой конкуренции поселенцы массированно боролись с грызунами, разбрасывая отраву; одновременно по городкам луговых собачек распространялась новая европейская болезнь – туляремия. Сегодня никаких программ по истреблению грызунов уже нет, но туляремия продолжает поражать и убивать луговых собачек. Сейчас их популяция составляет около двух процентов от той, что была в начале XX века; правда, она все еще велика и генетически разнообразна. В некоторых группах луговых собачек есть даже признаки устойчивости к туляремии, что очень перспективно для дальнейшего восстановления и сохранности этого вида.

А вот у черноногих хорьков дело обстоит значительно хуже. Во времена истребления луговых собачек черноногим хорькам приходилось совсем туго, и вдобавок они тоже подвержены туляремии, которой заражаются, когда едят инфицированных луговых собачек. К концу пятидесятых годов прошлого века биологи предположили, что черноногие хорьки вымерли. Затем, в 1964 году, небольшую популяцию черноногих хорьков обнаружили в Южной Дакоте, возле городка Уайт-Ривер. Биологи решили подробно изучить эту популяцию в надежде узнать, какие методы восстановления могут оказаться полезными. Однако когда они понаблюдали за хорьками, то выяснилось, что многие зверьки явно больны. Биологи решили, что упускают время, и отловили девять хорьков для содержания в неволе. Увы, хотя несколько самок забеременели и родили детенышей, никто из потомства не выжил. Последнюю дикую особь из популяции в Южной Дакоте видели в 1974 году, а последняя особь в неволе умерла в 1979 году.

Когда Шеп в 1981 году обнаружил черноногого хорька близ Мититсе в штате Вайоминг, это дало возможность понять, чего не хватало хорькам в неволе, и предпринять еще одну попытку их спасти. Биологи из Министерства охоты и рыболовства Вайоминга и из Управления по охоте и рыболовству США несколько месяцев прочесывали те края и расставляли ловушки, после чего оценили, что в популяции в Мититсе около 120 особей, среди которых много молодняка, – а это, по мнению ученых, было хорошим признаком. Но вскоре все изменилось. Биологи перестали находить здоровых хорьков и обнаруживали только больных и мертвых. К 1985 году стало ясно, что и эта популяция вот-вот вымрет. Тогда было решено пойти на чрезвычайные меры: отловить как можно больше хорьков и содержать их в неволе.