Текст книги "Леди Удача"

Безумная суматоха внезапно закончилась. Подбежал Рейн, громко позвал Брокуэя и Эверсби и приказал вывести пса вон. В гробовом молчании лакей и дворецкий потащили упирающегося Вулфи к дверям.

– Но что нам с ним делать, милорд?

Рейн посмотрел сверху вниз на Вулфрама, который пыхтел, упирался и явно был чрезвычайно доволен собой. Рейн поймал взгляд карих собачьих глаз, прикинул, какой потенциал имеет эта зверюга в плане отваживания котов, и приказал:

– Поместите пса в мой кабинет.

Чарити выпрямилась, разгладила свое муслиновое платьице, одернула шерстяной спенсер. Она вдруг заметила, что Рейн следит за каждым ее движением. Вся унизительность произошедшего вдруг стала ясна ей. И это она навлекла на мужа такую катастрофу. Но тут она увидела, что глаза у него веселые и смотрят ласково… Взгляд его словно говорил: «Мы с тобой заодно, вдвоем против всех». Неужели он так легко отнесся к столь чудовищному происшествию?!

Рейн повернулся к дамам, которые понемногу оправлялись от испуга и начинали поглядывать на залитые чаем платья, на осколки фарфора и даже лепетать невнятные извинения за свою неловкость; леди Кэтрин сокрушалась по поводу их погубленных нарядов.

Дамы, впрочем, поспешили откланяться и, ссылаясь на неотложные дела, ринулись к выходу. Когда дверь закрылась за последней из них, леди Кэтрин в праведном гневе повернулась к внуку и заявила, что никогда в жизни не была еще так унижена. И как он вообще посмел привести в дом этого ужасного пса?

– Так ведь это же его дом, кажется? – встряла леди Маргарет, и сразу же гнев леди Кэтрин обрушился на нее.

– А вы, вы! Вы оскорбили моих гостей! Как вы посмели?! Вы, похоже, понятия не имеете, что такое любезное обращение!

– Ну уж я довольно знаю, что такое любезное обращение, чтоб не орать на человека в его собственном доме… да еще в присутствии его молодой жены и ее родственницы… с которой, кстати, кое-кому не помешало бы поздороваться!

Итак, конфликт перешел в новую стадию. Вцепиться друг в друга готовились надменная светская львица, закованная в броню безупречных манер, и провинциальная цыганистая чудачка, обвешанная амулетами. Чарити обратила умоляющий взор на Рейна в надежде, что он придумает, как разнять старух. Но Рейн только с интересом наблюдал за развитием конфликта, и губы его кривились в легкой улыбке. Дело кончилось тем, что леди Кэтрин, задохнувшись от негодования, круто развернулась и отправилась разыскивать Цезаря.

Когда Рейн, взяв Чарити под руку, повел ее в сводчатую переднюю, к парадной лестнице, вид у него был очень довольный.

– Пойдем, покажу тебе верхний этаж, – сказал он неожиданно благодушным тоном. – Полагаю, тебе не помешало бы чуть-чуть отдохнуть да и освежиться тоже.

Но наверху выяснилось, что с расквартированием будут проблемы. Леди Кэтрин вселилась в покои, которые должна была занять молодая жена виконта Оксли, то есть в спальню напротив его спальни. Так что свободными оставались только небольшие комнаты для гостей дальше по коридору… или же покои этажом выше, но их еще нужно было прибрать, освежить и обставить.

– Меня вполне устроит любая из спален для гостей, – поспешила сказать Чарити.

Рейн метнул на нее грозный взгляд.

– Ты здесь не гостья, Чарити. Это твой дом, – сердито сказал он.

Вдруг его осенило: есть прекрасное решение этой проблемы! Чарити просто вселится в его спальню и будет спать с ним каждую ночь! На лице его расплылась коварная ухмылка; итак, ему есть за что поблагодарить свою тщеславную, жадную, самоуверенную бабушку. Он выпрямился, улыбнулся.

– Совершенно ни к чему сгонять с насиженного места мою дорогую бабушку. Отнеси багаж виконтессы прямо в мои покои, Эверсби.

Чарити не имела ни малейшего представления, как принято распределять спальни между супругами в аристократических домах. Но из предыдущих слов Эверсби и по отчаянному выражению, промелькнувшему на его лице, она заключила, что вообще-то не принято, чтобы супруги спали в одной спальне. Но прежде чем она успела возразить, Эверсби спросил:

– Багаж виконтессы прибудет сегодня?

– Багаж виконтессы здесь. – И Рейн кивком указал на потертый кожаный саквояж, одиноко стоявший посреди передней.

Дворецкий бросил быстрый и смущенный взгляд на Чарити, и она сразу же залилась краской и опустила глаза. Это не ускользнуло от внимания Рейна.

– Кстати, чтоб не забыть: надо немедленно послать к лучшей лондонской портнихе – пусть мастерицы придут завтра же утром и займутся гардеробом миледи. Послать также к шляпнице и сапожнику. А потом я сам повезу виконтессу по модным лавкам, покупать остальное.

Брови Эверсби чуть приподнялись в изумлении, он повернулся, собираясь уходить, однако окрик Рейна заставил его оглянуться: – И вели приготовить ванну. Нам всем надо помыться и переодеться в свежее. И еще; бананов, полагаю, так и не удалось отыскать? – Эверсби подтвердил его опасения. – Ну тогда пусть подадут апельсины.

Рейн сам повел Чарити к громадным дверям красного дерева, которые вели в его покои. Эверсби же занялся леди Маргарет, которую следовало разместить в комнате для гостей. Покои Рейна оказались роскошно убранными комнатами с тяжелыми винно-красными бархатными шторами на высоких окнах, мягкими обюссонскими коврами на полу и огромными вольтеровскими креслами, обитыми дивным сафьяном. Спальня была обставлена изящной мебелью красного дерева, стены украшали три очень выигрышно размещенные картины в золоченых рамах, изображавшие охотничьи сцены. В центре на небольшом возвышении стояла кровать красного дерева с массивными резными столбиками, поддерживающими полог: бархат на парчовой подкладке, отделанный золотым галуном. Чарити широко открыла глаза при виде целой груды шелковых подушек в изголовье. Как хорошо было бы плюхнуться на эту мягкую груду… вместе с ним.

В следующую же секунду, придя в ужас от самой этой мысли, она взяла себя в руки и обернулась к мужу. Он наблюдал за ней и наверняка заметил, как она вся обмякла при первом же взгляде на постель.

– Нет, ваше сиятельство. Даже ваш дворецкий был шокирован таким решением. Что, скажите на милость, ваша бабушка станет думать обо мне, когда узнает, что я живу в вашей спальне? Нет, я не желаю оказаться в столь унизительном положении.

Она решительно вышла в коридор. И прежде чем Рейн успел затащить ее обратно, быстро направилась к одной из спален для гостей. Он догнал ее, когда она уже была в дверях, и, выйдя из себя, схватил за плечи.

– Не стоит горячиться, – твердо сказала Чарити. – Эта спальня мне вполне подойдет.

– А мне – нет! – пылко возразил он, прижимая ее к себе крепче и крепче, так что под конец она не могла даже и трепыхаться. – Ты моя жена, Чарити! – Но это напоминание только подлило масла в огонь, и она забилась в его руках сильнее. Потеряв наконец терпение, он объявил, не столько ей, сколько самому себе: – Хватит с меня этой чепухи! – И впился губами в ее рот.

Она постепенно перестала биться, и он сразу ослабил хватку, отвечая на ее неохотные уступки. Губы его уже не с властной яростностью собственника впивались в ее рот, теперь они умасливали, выпрашивая ответной ласки. Затем язык его принялся дразняще обегать контур ее губ…

Колени ее ослабли и подогнулись, так как вся кровь отлила от них и бросилась в те части ее тела, которые были прижаты к нему. Праздные ладони ее рук, безвольно свисавших вдоль тела, затрепетали, потянулись жадно к его бокам. Жаркое желание поднялось в ней, встало комом в горле, тело мятежно выгнулось, пытаясь противостоять крепкому мужскому телу, стремившемуся разбудить в ней страсть. Прошла минута… и он снова повернул голову… снова язык его скользнул по ее губам… Это всего лишь тело прикасается к телу, мысленно стонала она. Однако руки ее сами собой поднялись и вцепились в его сюртук, тело ее гибким движением прильнуло к его телу… но тут она собралась с последними силами и оттолкнула его.

– Нет! – Голос ее прозвучал хрипло, в глазах плясали огненные искры. – Я же объяснила, почему нельзя. И еще три дня будет нельзя…

Рейн был весь как в огне.

– Хорошо! – разгневанно крикнул он. – Пусть будет три дня, подавись ими! Но потом… – Челюсти его сжались, разжались, но почему-то слова, которые он хотел сказать, все не выговаривались. Красный от стыда, он круто развернулся и почти бегом направился к себе в покои.

Чарити стояла как громом пораженная. Эта ледяная ярость – нечто новое. Впрочем, перемена в нем должна была свершиться неизбежно. Собственно, этого она и хотела – развить в нем чувство неприязни и недоверия к ней, настолько сильного, чтобы он сам решил отослать ее прочь или позволил жить отдельно. Другого решения проблемы не было. Каждый его взгляд, всякое прикосновение его руки, нежный поцелуй будут подтачивать ее решимость, а она должна отказывать ему в близости, которой они оба желали так сильно.

Она окинула невидящим взглядом комнату, в которой ей предстояло пока жить. Розы, гвоздики и зелень, полированные столбики кровати и мягкие ковры. Наконец-то, впервые после того как они принесли обеты перед алтарем, она будет спать одна. Из задумчивости ее вывело появление Эверсби и горничной, которые пришли, чтобы застелить кровать свежим бельем и распаковать ее жалкий багаж. Она отвернулась и стянула с плеч шерстяной спенсер. Надо было попросить Эверсби кое о чем… Она повернулась снова, и глаза дворецкого широко раскрылись при виде множества кошмарного вида амулетов, висевших на шее у молодой виконтессы.

– Мне нужна соль, Эверсби. Не могли бы вы принести мне с полфунта соли?

Глава 17

Никому не удалось выспаться в эту ночь. Вулфрам, запертый в кабинете Рейна, лаял до тех пор, пока Чарити не сжалилась над ним и не забрала пса спать к себе в комнату. Леди Кэтрин в господской спальне полночи успокаивала беднягу Цезаря, который все никак не мог прийти в себя. Рейн без устали шагал взад-вперед по своим покоям, поглядывая на пустую кровать и заливая горе французским бренди, тем самым, которое Аптон Стэндинг успел контрабандой ввезти в страну по его заказу. Леди Маргарет чуть не до утра трудилась над изготовлением новой партии амулетов из доступных материалов, добытых для нее расторопным Эверсби.

А с наступлением утра все стало еще хуже. Леди Маргарет поднялась ни свет ни заря и принялась отлавливать прислугу, так и норовившую ускользнуть от старухи и заняться своими повседневными делами, и навешивать на шею горничным, судомойкам и лакеям гирлянды из желудей, мешочки с чесноком, конский волос, камешки с дырочкой и гнутые гвозди. Затем старуха предприняла обход дома, чтобы перевесить зеркала и убрать все хрупкие предметы убранства на полки повыше, мобилизуя для этих работ всю попадавшуюся прислугу и объясняя свои действия необходимостью обезопасить дом от всяких злосчастных происшествий. Прислуга озадаченно мялась и косилась на Эверсби, но тот, хотя и сам был удивлен, кивком подтверждал все распоряжения старухи.

От портнихи прибыли ровно в девять – суетливая кучка мастериц, носильщики и груда багажа. И закипела работа по изготовлению нового гардероба для молодой виконтессы. Все утро по верхним этажам шныряли мастерицы, швеи, торговцы шелковыми тканями и шляпницы. Всякий спорный вопрос, касающийся цвета и стиля, порождал дюжину новых проблем: отделка, туфли, спенсеры; шляпки, перчатки, шали. Леди Кэтрин поглядывала на все это торгашеское столпотворение довольно кисло, а потом и вовсе удалилась в свои покои.

Рейн расхаживал по коридору верхнего этажа, чувствуя себя ненужным и посторонним. Время от времени, когда на мгновение приоткрывалась дверь, ему удавалось мельком увидеть Чарити. Желание быть рядом с ней становилось все сильнее. Понравилась ли ей его щедрость? Как она будет выглядеть, облаченная в роскошный атлас и дивные шелка? Французские кружева и горностаевый мех? Покажется ли она ему еще соблазнительнее в новых нарядах? Когда сил дальше терпеть у него уже не осталось, он напустил на себя непринужденный вид и вторгся в это замкнутое царство женственности.

Чарити стояла посреди комнаты на небольшом возвышении, одетая только в корсет и нижнюю юбку. Ее страшно смущала вся эта суета вокруг нее и тревожило, что эта затея с новым гардеробом ввела Рейна в немалые расходы, что она вряд ли пробудет под его крышей достаточно долго, чтобы хоть раз надеть все эти изысканные наряды. Но в данный момент она была занята пререканиями с маленькой портнихой-француженкой. Сверкая глазами, Чарити говорила портнихе:

– Я не стану снимать их. Это амулеты, я ношу их на счастье и не снимаю никогда. Постарайтесь как-нибудь так.

– Но, миледи, – взмолилась черноглазая портниха, – так можно совсем испортить линию выреза.

– Ну и пусть, – упрямо заявила виконтесса. К ее великому облегчению, портниха не стала настаивать далее. Чарити с тревогой окинула взглядом хаос, царивший в ее комнате. Повсюду булавки, острые ножницы, тяжеленные сундуки, легковоспламеняющиеся нитки, обрезки, лоскутки, а рядом горячие утюги и щипцы для гофрировки кружев… самое место для несчастных случаев.

Она подняла глаза к двери и тут увидела Рейна – он стоял в дверях и смотрел на нее светлыми серебристыми глазами, его осунувшееся лицо выражало жадное внимание. Всем своим существом он был сосредоточен на ней, и от этого сердце у нее оборвалось.

Она не могла глаз от него оторвать, а он шагнул вперед и приостановился, расставив ноги и уперев кулаки в бока, не обращая внимания на ворчание портних. Взгляд его скользнул вниз по ее лицу, к губам, затем по сливочно-белой шее, спустился к прекрасной груди, полускрытой связкой амулетов самых разнообразных очертаний. Он смотрел на ее роскошное тело, немного досадуя на злосчастную вязку этой дряни на счастье.

– Мне… мне не нужна вся эта одежда. Это просто пустая трата денег, – сумела наконец выговорить она, очень надеясь, что слова ее прозвучат обидно. – Я не стану носить эти платья.

Глаза его вспыхнули.

– Что ж, можешь ходить совсем без одежды, голая. Меня это вполне устроит. – Он произнес это хрипло и даже не заметил, что портнихи заахали, а молодые швеи захихикали. Лицо его пылало, как и ее, взгляды их столкнулись.

– Ай-ай! – отчаянно вскрикнула вдруг одна из младших горничных, которая, заглядевшись на хозяина с хозяйкой, совсем забыла про горячие щипцы у себя в руках. Кружево, которое ей доверили гофрировать, тихонько дымилось и обугливалось. Начались стоны и причитания над погубленным дорогим кружевом, перемежающиеся завываниями горничной, которой портниха отвесила хорошую оплеуху. Чарити поспешила сойти со своего возвышения, дабы восстановить порядок, и на нее сразу же обрушился такой поток извинений и объяснений, что она растерялась. Рейн не сводил с нее глаз. Наконец она не выдержала и обернулась к нему:

– Без вас, ваше сиятельство, у нас все шло гораздо лучше.

Он напряженно выпрямился, глаза его раздраженно прищурились.

– Очень хорошо. У тебя два дня, Чарити. – И он вышел. Однако, покинув комнату, он не остановился, а побежал вниз по лестнице, вон из дома. Нужно глотнуть свежего воздуха, прийти в себя, передохнуть. Где-нибудь. Без шляпы и перчаток, он быстро шагал по улицам города, пока не оказался на перекрестке рядом со своим клубом. Он сделал глубокий вдох и, взяв нахрапом неодобрительно покосившегося на него швейцара, а также преодолев сопротивление одного из клубных старшин, проник внутрь. Уселся в глубокое кожаное кресло в уголке и решил полечить уязвленную гордость чашечкой кофе с коньяком. Но очень скоро покой его нарушили два щеголевато одетых молодых джентльмена.

– Э, да это Оксли!

Неустрашимый молодой граф Мектон и отважный Эверли Харрисон, сын графа Брейнерда, были из числа самых знатных знакомцев Рейна по охотничьим забавам. Оба взирали на него с плохо скрытым любопытством.

– Все только о тебе все утро и судачат, – объявил Мектон радостно.

– Надо же, женился! Хитрый тихоня! Говорят, ты отхватил себе очаровательную провинциальную мисс? Должно быть, она и вправду хороша, раз ты ее так прячешь! – добавил, ухмыляясь, Харрисон. – И как же ты ловко сумел выдать свою прежнюю пассию замуж! Это было умно – сплавить любовницу, прежде чем привозить в город жену. Больших хлопот удалось тебе избежать… А я сразу заподозрил, что неспроста эта Фанни Диринг связалась вдруг с каким-то типом из Саутгемптона.

Рейн осушил свою чашку с кофе, изумленно глядя на приятелей. Они же уселись и принялись выпытывать у него подробности его романа и женитьбы. Впоследствии он не мог даже вспомнить, что им наговорил. Он был поражен похвалой своему уму, что так ловко выдал замуж Фанни. А ведь в какой он был досаде, когда узнал, что та покинула его! Теперь он понимал, что ему страшно повезло. Хорош бы он был, если бы явился в Лондон с Чарити, не порвав прежде с Фанни… Пришлось бы объясняться, утешать. Но как странно: то самое, что недавно было для него несчастьем, оказалось благом – прошло немного времени, и он посмотрел на то же событие другими глазами.

Во второй уже раз он за эти два дня подвергал переоценке недавнее происшествие. Первый раз – когда речь шла о его беспардонной бабушке, которая вселилась в господские покои, вследствие чего Чарити придется спать в его покоях… через два дня. А теперь вот оказывается, что Фанни, покинув его, избавила его от серьезной проблемы, прежде чем она возникла.

Оба происшествия сначала привели его в шок, однако нежданно-негаданно обернулись благом. Может, все дело в том, как смотреть на вещи?

Обед в этот день оказался неудачным во всех, отношениях. Кухарка пережарила очень многообещающую форель, а телятина подгорела. Пудинг перекипел и убежал, да к тому же еще и не поднялся. Заварной крем вышел водянистым и неаппетитным. Кухарка была в слезах, Эверсби – в отчаянии, Рейн мрачнел на глазах. Леди Маргарет, решившая, что загубленный обед – предвестник грядущих катастроф, забегала вокруг стола, навешивая нитки желудей и сушеного портулака на все стулья, затем предложила вымести кухню новой метлой из соломы, чтобы переменить кухаркину удачу. Леди Кэтрин явилась с опозданием, держа на руках встревоженного Цезаря. Она страшно обиделась, когда леди Маргарет заявила, что кошки за столом – дурная примета.

Рейн пожелал дожидаться Чарити и даже послал сообщить, что ее ждут. Но когда Чарити, покончив с последней примеркой, спустилась вниз, все уже остыло, а Рейн и обе старухи, оголодав, налегли на вино, и потому никто не стал есть протертый суп, холодное мясо и разогретые булочки, которые Эверсби подал с множеством извинений.

Чарити, занявшая место хозяйки в торце стола, на протяжении всего обеда чувствовала на себе сердитые взгляды Рейна. Когда леди Кэтрин, решив преподать Рейну урок домоводства, принялась перечислять все несчастья, приключившиеся на кухне, Чарити багрово покраснела, руки у нее затряслись, и она больше не проглотила ни кусочка. Стоило ей пробыть в этом доме пять минут, как началось… Она неохотно отвечала на очень подробные расспросы Рейна о том, как прошла примерка, и отклонила предложение показать ей весь дом после обеда.

Не в силах больше выдерживать гневных взглядов Рейна, Чарити стала наблюдать за Цезарем. Кот сощурил желтые глаза, подумал, спрыгнул с колен хозяйки и не спеша направился к камину, на мраморной полке которого он имел обыкновение лежать после обеда. Но только сегодня каминная полка была заставлена подсвечниками и хрустальными вазами, перенесенными сюда по приказу леди Маргарет во время ее утреннего обхода. Кот в недоумении попытался протиснуться за рядом этих хрупких предметов, которые вдруг стали падать… один за другим…

И старухи, и Рейн, и Чарити, ошеломленные, наблюдали за тем, как валятся подсвечники и на куски разлетается ваза из хрусталя. Перепуганный Цезарь рванул вперед, скользя когтями по мрамору полки, в мгновение ока скинул все прочие хрупкие ценности и, не рассчитав, свалился с полки сам. Леди Кэтрин со сдавленным криком кинулась к своему любимцу.

– Какого черта хрусталь делал на каминной полке, скажите на милость? – взревел Рейн. Все не сводили глаз с леди Кэтрин, которая, с трудом встав на колени, подняла кота и прижала его к груди.

– Э-э… это я приказала переставить хрусталь на каминную полку, – призналась леди Маргарет. – Чтобы он того… не разбился…

– Черт возьми! – Рейн в бессильном гневе сжал кулаки. – Вы не у себя в Стэндвелле! Я не желаю, чтобы вы переставляли в моем доме вещи в угоду вашим дурацким суевериям! Я устал от бесконечных разговоров о дурных и хороших приметах, о привораживании удачи и прочих глупостях. Посмотрите, какой ущерб вы уже нанесли! Извольте поставить все как было… и снимите ваши дурацкие амулеты с прислуги! – Рейн швырнул салфетку на стул, вышел из столовой и направился в кабинет.

Чарити посмотрела на бабушку. Рейн ошибался. Не бабушка, переставившая хрусталь, была виновата; это она, Чарити, – джинкс. Чем еще можно, например, объяснить то, что кот упал с полки, с которой мог прекрасно спрыгнуть? И очень скоро джинкс начнет влиять на самого Рейна. Когда леди Кэтрин, прижимая к груди дрожащего кота, вышла из столовой, Чарити обернулась к леди Маргарет:

– Бабушка, что-то надо делать! Но что?

– Может, стоит объяснить ему, что ты джинкс.

– Он не верит даже в приметы. Он только рассердится и будет настаивать, чтобы мы… Нет, нельзя говорить ему про это.

Лицо леди Маргарет выразило сильнейшую тревогу. Лоб прорезала морщина, и она взялась рукой за свой амулет в виде полумесяца. Было новолуние, луны не видно, как же ей узнать ответ? Впрочем, сегодня должен появиться молодой месяц. Может, стоит попробовать снова…

Чарити, не сводившая глаз с бабушки, которая только молчала и хмурилась, вдруг почувствовала, что в душе ее поднимается гнев. Всю свою жизнь Чарити слышала от бабушки, что та знает все ответы, сможет предотвратить любое несчастье с помощью заговора, или снадобья, или амулета, так как за время, проведенное в цыганском таборе, успела познать все законы природы. И вот теперь, когда дело дошло до серьезных проблем, оказалось, что источник тайных цыганских знаний иссяк.

– Нет, я не могу сидеть сложа руки и ждать, когда что-то ужасное случится с моим мужем. – Глаза Чарити сверкнули решимостью.

Два часа спустя, когда сгустились сумерки, Чарити закончила прикреплять омелу ко всем столбикам его кровати. Она уже рассовала сушеные веточки ангелики по ящикам с его бельем и переставила по-новому все его сапоги и башмаки; теперь вся обувь стояла носками на север. Она положила желуди, кусочки сушеной лозы и яблочные семечки во все карманы его сюртуков, насыпала дорожки из соли по обоим подоконникам и вдоль очага, чтобы помешать беде войти сюда. Теперь надо было засунуть сковороду с залитыми углями под кровать и проверить, правильно ли лежат ножницы у него под матрасом, – это чтобы отрезать его невезение. Так как ей не удалось обнаружить в его гардеробной ни одной пары старой обуви, то она скинула башмаки, которые были на ней, и поставила один под кровать, а второй – за занавеску на подоконник.

Жаль, не было у нее сейчас найденных подков и щепок от дерева, разбитого молнией. Взгляд ее рассеянно блуждал по огромной кровати с горой шелковых подушек, с шелковыми простынями, атласными одеялами. Кровать манила ее, звала в свои сумрачные глубины, и она подчинилась этому зову.

Она прислонилась головой, а потом припала всем телом к одному из массивных резных столбиков кровати, ласково провела рукой по полированному красному дереву. Так вот где он спит. На одно короткое мгновение она позволила себе вообразить, как лежит рядом с ним в этой кровати, прижавшись к его сильному телу, ощущая соленый вкус его поцелуев… Могучая волна желания поднялась в ней.

В следующее мгновение она отпрянула от кровати и ее соблазнов, поспешно подошла к двери и выглянула в коридор. Там не было никого, кроме лакея, зажигавшего свечи в настенных светильниках с зеркальными отражателями. Опасаться нечего. Она тихо выскользнула из спальни, притворив за собой дверь. Затем извлекла из кармана платья коричневый бумажный кулек, в котором была соль, и начала насыпать тоненькую дорожку вдоль порога, приговаривая про себя бабушкин заговор. Она была так поглощена этим занятием, что перестала прислушиваться к звукам за своей спиной.

Рейн стоял в конце коридора и смотрел, как его жена, склонившись, водит рукой взад-вперед вдоль порога его спальни. Он подался вперед, пытаясь разобрать, что же она делает, но не смог, так как не видел ее руки. Озадаченный, он, однако, залюбовался движениями ее ладного тела. Рейн перехватил жену на полпути к ее комнате.

– Ах! – воскликнула она, заметив его, и стала торопливо убирать что-то в карман платья.

– Что ты там делала? – указал он на двери своей спальни.

– Я… э-э… булавку уронила и искала ее, – ответила она задыхаясь. Она чувствовала, как взгляд его бродит по ее фигуре. Ее охватил жар, губы стали пухлыми и горячими, вся она стала обмякать…

– Чарити, нам нужно поговорить. – Он подошел ближе, повергая ее в смятение. – Я как раз шел к тебе…

– Нет! – Она вскинула голову. Сердце у нее так и сжалось, когда она увидела, как он красив и какое чувственное у него выражение лица… И он рядом с ней. Стоит им провести вместе хотя бы несколько минут, и она не устоит. – Не сейчас, умоляю! – Она метнулась к своей спальне и закрыла дверь перед его носом. Сунула ключ в замок, всем телом навалилась на дверь, прислушиваясь к его сердитому ворчанию.

Он застонал, сжал кулаки и готов был уже забарабанить в дверь, но сдержался. Отчаяние и досада усиливались с каждой минутой, и если он даст волю своим страстям, начнет орать и колотить кулаками в дверь, то все только усложнится. Он провел ладонями по волосам, бессильно уронил руки. Боже, эта девушка сведет его с ума!

Еще два дня, сказал он себе, а уж потом он не позволит ей увиливать и потребует объяснений. Что так тревожит ее? Еще два долгих-долгих дня… Он повернулся и пошел обратно. Он собирался переодеться и выйти в город развеяться, может, зайти в клуб. Внезапно он понял, что стоит перед дверями своей спальни. Внимательно вгляделся в дубовые плашки паркета, затем наклонился ниже… Вдоль порога бежала тоненькая белая дорожка. Он присел на корточки, прикоснулся к белому порошку кончиком пальца. Поднял палец с несколькими крупинками порошка, понюхал. Затем его осенило. И он коснулся пальца кончиком языка.

Соль. Она сыпала соль на его порог. Он озадаченно нахмурился. Соль – это одно из средств леди Маргарет против беды… и невезения. Он встал, потер соль между пальцами. Когда он вошел в спальню и увидел, что к столбикам его кровати прикреплены веточки омелы, кровь быстрее побежала по его жилам. Омела что, тоже отводит невезение? И это Чарити прикрепила к его кровати омелу, надо полагать? Но она ведь совершенно не верила в суеверные бредни своей…

Внезапно он вспомнил, какой он увидел ее в коридоре. Она была без своего дурацкого спенсера… но на шее у нее болталась целая связка амулетов! Однако она говорила, что не носит амулетов, что они ей ни к чему. И сегодня утром на шее у нее были амулеты, портниха просила снять их, а Чарити отказалась – он сам слышал, своими ушами. Итак, она стала носить амулеты и следовать дурацким правилам, точь-в-точь как эта сумасшедшая старуха? Что, черт возьми, произошло?

Он выскочил в коридор и почти добежал до двери Чарити, когда на лестнице появилась леди Маргарет с целой корзиной жуткого вида растений и прочей чепухой для привораживания удачи. Он остановился. Старуха – тоже, глаза ее широко раскрылись при виде гневного выражения на его лице.

Взгляд его метнулся к корзине и вспыхнул недобрым огнем. Он схватил старуху под локоть и потянул к дверям отведенной ей комнаты.

– Мне надо знать, что произошло с Чарити накануне моего отъезда из Стэндвелла, – безапелляционно заявил он, грозно нависая над старухой. – Случилось что-то, из-за чего она приняла решение не выходить за меня.

Леди Маргарет съежилась и состроила сердитую мину, однако глаза ее смотрели на молодого человека пытливо. Должно быть, он сильно влюбился в Чарити, если примчался в Девоншир ради того, чтобы помешать ее браку с Пинноу, не побоялся скандала, женился на ней. Но достаточно ли сильна его любовь перед лицом грядущих бед?

– Да, вы имеете право знать. – Леди Маргарет добрела до кресла, стоявшего возле камина, тяжело опустилась в него. Она казалась такой старой! – Только вам, молодой человек, совсем не по вкусу придется то, что вы услышите. – Старуха грозно сверкнула на Рейна глазами. – На моей Чарити лежит проклятие. – Она увидела, как дернулся Рейн, как глаза его раздраженно сверкнули, и подняла руку, пресекая возражения. – Знаю, вы думаете, что я полоумная суеверная старуха, но я люблю свою внучку больше жизни. Никогда не сказала бы про нее такого, если бы это не было правдой.

В ее выцветших от старости глазах была такая боль, что Рейн понял: она и в самом деле верит в это проклятие.

– В жизни не слыхал ничего более нелепого…

– С тех самых пор, когда она была еще совсем крошкой, несчастья и неурядицы следовали за ней по пятам. Но все эти беды никогда не затрагивали ее напрямую… они происходили вокруг нее. То же происходит и сейчас. Иногда это мелкие неприятности: бьется фарфор, отлетают пуговицы. Иной раз – серьезные несчастья: экипажи разбиваются, конечности ломаются… посторонние люди вдруг получают пулю в… в…

– В зад, – подсказал Рейн и усмехнулся.

– Да. Так вот. – Голос старухи стал тише, плечи ее согнулись под грузом страшной тайны, которую она готовилась открыть. – Видите ли, Аптон тоже отказывался в это верить, хотя и не мог дать другого объяснения тому факту, что вокруг девочки все время что-то происходит. И потому он настоял на том, чтобы правда о ее злосчастном свойстве была скрыта от нее; так мы и поступили. Мы все переставили в доме, чтобы обезопасить себя от несчастных случаев, и совсем перестали выезжать, чтобы уменьшить размах ее зловещего влияния… и очень следили за тем, чтобы девочка не винила себя во всех происходящих вокруг нее несчастьях. Она всегда так близко к сердцу принимала чужие беды! Мы очень боялись, что с ней что-нибудь случится, если она узнает, что сама является причиной этих несчастий.

– Чарити не верит в эту чепу… – начал было Рейн и осекся. Она раньше не верила. А теперь она носит на шее жуткие амулеты и сыплет соль на порог. – Так что же произошло? – Он чувствовал, что старуха ведет к чему-то.

– Она узнала про свое злосчастное свойство навлекать беду. Она случайно услышала ваш с Гэром и Перси разговор в тот день, когда вы выследили этих олухов и устроили им разнос. И это сломило ее.