Текст книги "Психология проблемного детства"

Образно говоря, развитие личности происходит в мотивационном диссонансе с той социальной потребностью, на которой базируется воспитательная ситуация. Соответственно, характер ищет корни ответственности где-то вне ее, так что вовсе не обязательно, что из послушного и покладистого ребенка вырастет надежный и заслуживающий доверия взрослый.

К тому же, инфантильным людям свойственна такая особенность как «ретардация личностного развития», когда оно стабилизируется на том уровне, где психическая средовая адаптация не вынуждает совершенствоваться дальше. Когда на эту особенность – неумение и нежелание извлекать уроки из жизненного опыта – обратили внимание, появился термин «вечно пятнадцатилетние», а от обширной группы «морально дефективных» отпочковалось представление о «нравственно инфантильных». Как заметил Ф. Блум, «расстройства характера и личности, которые варьируют от одержимости, навязчивых состояний и явных антиобщественных поступков, зачатки которых наблюдаются в позднем подростковом возрасте, после чего устанавливаются на всю жизнь и редко осознаются субъектом как отклонения от нормы». Новый подход, как и прежний, не объясняет природу этого явления, но он открывает реальные методологические перспективы для воспитания, В твердых и доброжелательных руках взрослых людей (а большинство так называемых психопатов находятся именно в таких обстоятельствах) недостатки характера компенсируются верностью статусным ролям и привычкой к ролям-функциям, которые обволакивают дефицит ответственности, делая его незаметным не только для окружающих, но и для самого подростка. И хотя недостаток интуиции прорывается время от времени вопиющей нечуткостью в обхождении, последствия таких эксцессов не столь драматичны, чтобы заслуживать эпитеты, которые в изобилии встречаются на страницах специальной литературы.

Простое сравнение подростковых личностных реакций с особенностями мироощущения людей, которых привыкли относить к четырем основным вариантом психопатического склада характера, демонстрирует потрясающее сходство.

Реакция эмансипации дает о себе знать, прежде всего, тем, что подростки отказываются от общепринятого значения слов, выражающих непререкаемые ранее истины. Должно пройти известное время, чтобы личность отобрала из них моральные и этические категории в качестве внутренних смыслов поведения. Естественно, внешний рисунок поведения при этом будет отличаться стремлением отгородиться и в эмоциональном отношении по типу, как заметил Э. Блейлер, «подросткового аутизма». И если такой разрыв останется у взрослого человека, не способного связать когнитивное с аффилиативным, диагноз шизоидной акцентуации характера (а то и психопатии) вполне вероятен.

Реакция имитации – постоянная игра в социальные роли с неистребимой боязнью ответственности по вытекающим из этих ролей обязательствам – вполне нормальное явление в подростковом возрасте. Никто и не думает доверять их (подростков) намерениям и обещаниям, хотя и не сомневается в искренности побуждений здесь и сейчас. Все понимают, что роли-функции берутся из популярных и вполне банальных сюжетов «на пробу», что дало основание Э. Кречмеру выделить подростковый вариант истероидности, который проходит по мере того, как структура личности укрепляется статусными ролями. Не способные на этот переход (не говоря уже о ролях-принципах) в силу своеобразной гипотонии самосознания взрослые получают диагноз истероидной акцентуации или психопатии.

Реакция группирования как защита внутреннего мира (стройки внутреннего мира) от экспансии со стороны социальных институтов сопровождается ощущением несправедливости общественного устройства, где все места заняты и успеха достичь невозможно. Личность инстинктивно ищет среду, где «все по-новому и все на виду, чтобы не притворяться». Такое предпочтение социальной стихии системе и семье производит на окружающих впечатление враждебности обществу (по Э. Крепелину), а демонстративная безучастность к порицанию с явной склонностью сохранить изоляционистскую тенденцию с чувством морального превосходства за счет верности нравам среды неформального общения – испорченной натуры. У взрослого человека, не имеющего оснований разозлиться на общество, такая позиция неизбежно диагностируется как асоциальность или диссоциальность характера.

Реакция оппозиции, которой свойственно ощущать себя в центре мироздания, когда подросток начинает строить в воображении мир по собственным лекалам, полна переживаний, которые испытывает человек, ощущающий себя в центре недоброжелательного внимания, когда высокая самооценка ассоциируется с повышенной тревожностью. Иллюзия сугубой ценности происходящего во внутреннем мире позволяет бесцеремонно игнорировать интересы окружающих, заметить которые просто не приходит в голову. Когда чувство завершенности внутреннего мира так и не приходит, диагностика паранойяльной акцентуации или психопатии не заставляет себя ждать.

Ниже мы предлагаем иллюстрацию сказанного с помощью несложной графической схемы, которая освободит нас от многословного обоснования предложенной концепции.

На рис. 19 изображен квадрат, сторонами которого являются подростковые личностные реакции и вырастающие из них варианты психопатических черт характера. Чем ближе свойства человека к одной из сторон, тем ярче выражена акцентуация по данному типу.

Рис. 19

На рис. 20 истерик будет отличаться демонстративностью, не лишенной подозрительности, импульсивности и аутистического исполнения желаний.

Рис. 20

На рис. 21 сверхценные идеи, ассоциированные с чувством превосходства и ожиданием враждебных намерений со стороны, будут сочетаться с самолюбованием и наивностью воображаемого.

Рис. 21

На рис. 22 погруженный в мир своих переживаний эгоист, отрешенный от забот в пользу надуманных интересов, будет склонен уходить в болезнь от реальных неприятностей, а его поступки будут связаны с переоценкой своей роли.

Рис. 22

На рис. 23 облегчение криминальных мотиваций поведения будет окрашено позерством и склонностью истолковывать общепринятое с надуманных позиций.

Рис. 23

Патохарактерологическое развитие, когда защитные реакции на стечение тяжелых воспитательных обстоятельств вошли в привычку, может напоминать психопатическое поведение, но с некоторыми отличиями. Здесь дефицит потребности в общении формируется внешними условиями и выглядит гораздо многообразнее, чем в случаях фенотипической экспресии природных задатков. Чем раньше началось обкрадывание естественных социальных потребностей, тем, по образному выражению клинических психологов, «брутальнее» отклонения. Чем позднее – тем больше надежды, что при правильной организации воспитательной среды можно восполнить имеющиеся пробелы с помощью положительного жизненного опыта и ситуации успеха в развитии интеллекта.

Личность как источник переживаний

Сама по себе личность начинает всерьез мешать человеку лишь после того, как самосознание заставит его «отдавать себе отчет в своих действиях». До этого она развивается подспудно, не заявляя о себе тягостным расхождением принципов и убеждений с мотивами поведения, продиктованными соблазнами и угрозами. Тем не менее, воспитание следует «личностно ориентировать» с того времени, как слово начнет противостоять естественному побуждению, ибо некую общую характеристику спонтанности, нацеленной в направлении культуры, гуманизма, альтруизма, вопреки антропологическому эгоизму, можно заметить достаточно рано. Как и пресловутую «тягу к дурному обществу». И это понятно. Нравственные задатки личностного развития не у всех одинаковы. Так что о «трудновоспитуемых» или, как говорили предки, «негодящих» имеется воистину необозримая литература. Как заметил Х. Хекхаузен, «если определенное поведение мало изменяется при смене ситуации или сдвиге во времени и существенно отличается от поведения других людей в той же ситуации и те же моменты времени, то очевидно, что основная причина наблюдаемого явления коренится в индивидуальных особенностях данного человека: это объяснение лежит в основе теории свойств традиционной психологии личности». Примером расстановки значений при определении феномена личности может служить характеристика, данная Робеспьеру одним из его современников: «Узкий кругозор, желчный темперамент, упрямый характер, завистливая личность».

Однако хотя подобные метафоры понимаются всеми вполне однозначно, любой шаг в направлении от них к научным дефинициям, как правило, заканчивается безрезультатно. Иррациональная природа феномена личности не позволяет этого сделать. Строго говоря «нравственный закон в людях», как заметил И. Кант, подобен «звездному небу». Мы исследуем космос (безусловно, объективно существующий), навязывая ему наши представления о пространстве и времени в зависимости от тех задач, которые практически решаем. Иными словами, создаем условную модель непознаваемого в принципе. Также и в отношении личности. «В своей трактовке каждой теории мы исходили из того, что этв теория имеет отношение к любому из нас. Например, работники, получающие почасовую оплату, могут обнаружить, что концепция подкрепления Б. Скиннера проливает свет на их поведение на работе, однако сомнительно, что чтение Скиннера поможет им пнять, почему они посещают религиозные службы. Здесь скорее будут полезны сочинения К. Юнга, посвященные роли символов в значимости «я». Таким образом, в различные периоды времени и в разных сферах нашей жизни каждая теория способна стать для нас руко водством, просветить нас или внести ясность в какой-либо вопрос» – писали Р. Фрейджер и Д. Фейдеман в своей фундаментальной работе «Личность». И поскольку наша тема – «проблемное детство», было бы логично сосредоточить вни мание на том, что нас, собственно говоря, интересует. А именно, на спонтанности, побуждающей нарушать запреты.

Вообще-то склонность это делать свойственна природе человека. Но у каждого выражена по-разному. Дети вредничают соответственно силе характера и темперамента. Рождение личности в подростковом возрасте манифестирует бурным всплеском делинквентности, чему никто не удивляется. В дальнейшем обыватель в повседневной жизни ограничивает свои амбиции нарушением запретов в интимной жизни. Недаром сексуальная революция, разрешившая «делать все как нравится» на публике (с экрана и страниц журналов), сдвинула мотивы массового отклоняющегося поведения в направлении беспорядков по любому поводу и безмотивной жестокости самых, казалось бы, заурядных людей. Но у некоторых людей эгоистическая спонтанность по силе и упорству превосходит социально приемлемые рамки.

Примерно до середины XIX века проблему социальной адаптации «негодящих» решала община (с присущей для нее коллективной ответственностью за своих членов), руководствуясь здравым смыслом и житейским опытом. Дерзких мужчин, не подчиняющихся традициям, отправляли в рекруты на четверть века военной службы, а женщин (и плохих, и хороших) на всякий случай держали в строгих рамках семейного права, исключающих свободное волеизъявление. Когда же европейцы выросли как личность и перестали бояться «ледяной воды эгоистических расчетов», государству пришлось заниматься адаптацией социально неприспособленных людей самому. Оно обратилось к науке, так как администрация не может руководствоваться житейскими соображениями… Над «негодящими», которых нужно было каким-то образом классифицировать в интересах управления обществом, нависла концепция «морального вырождения», а эмпирический материал для соответствующих выводов стали черпать в среде уголовных преступников. Авторитет Ч. Ломброзо на долгие годы создал предвзятое отношение к тем, кто усваивает смыслы таких значений, как долг, добро, трудолюбие, честность, хуже и медленнее других. И даже в середине ХХ века А. Маслоу не стеснялся в выражениях. «Психопат (как в то время называли прежних «морально дефективных) характеризуется как бессовестный и бесстыжий человек, которому незнакомо чувство вины, который не испытывает любви к окружающим, привык ни в чем себя не ограничивать и не контролировать себя, который в любом случае поступит, как захочется ему. Среди них много мошенников, аферистов, проституток, многоженцев – словом им сподручнее зарабатывать себе на жизнь хитростью и смекалкой, а не тяжелым трудом. Не ведая, что есть стыд и вина, они, как правило, не могут сочувствовать угрызениям совести, мукам раскаяния, вины и сожаления, не в состоянии понять безответной любви, сострадания, чувства стыда и смущения. Это то, что они сами никогда не переживали и что не могут воспринять в других людях. Их истинная сущность рано или поздно заявит о себе, и вы неизбежно увидите, что перед вами мрачный, омерзительный, пугающий тип, который поначалу ухитрился высказать себя таким очаровательно-беспечным. Психопат удивительно прозорлив в отношении психопатического в других людях, как бы глубоко оно ни было сокрыто». По-видимому, единственным оправданием такой неуместной враждебности может служить по-человечески понятная брезгливая растерянность кабинетных ученых, вынужденных по ходу своих исследований соприкоснуться с нравами социального дна, где доброта считается глупостью и слабостью среди вполне нормальных людей определенного круга.

С течением времени, когда медицина отсеяла так называемые «тимические» варианты определенного эмоционального склада; физиология высшей нервной деятельности взяла на себя виды отклонений, когда фазовые состояния обусловливают специфику переживаний (на примере минимальной мозговой дисфункции и эпилептоидности); психология выделила индивидуальные отличия иначе воспринимающих мир (астено-невротический, сенситивный, психастенический варианты акцентуации) и по другому его понимающих; педагогика описала «вечно пятнадцатилетних», от прежней категории «дефективных от природы» не осталось почти ничего. Некое представление о «синергетичности» (по Р. Бенедикт), когда человек склонен накапливать опыт и силы для реализации спонтанности в интересах общества или, напротив, использовать их как инструмент порабощения других. В какой мере подобные тенденции доступны измерению или только более или менее отвлеченному описанию, на сегодняшний день сказать трудно. В этом вопросе мы стоим на пороге зкзистенциальной психологии, чьи подходы годятся для психотерапии, но в педагогике их роль и значение еще предстоит исследовать.

Литература

1. Блум Ф., Лайзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, разум и поведение. М., 1988.

2. Тополянский В.Д., Струкова М.В. Психосоматические расстройства. М., 1986.

3. Грачев Л.К. Программа социальной работы с семьями, имеющими детей-инвалидов. М., 1922.

4. Дементьева Н.Ф. Социальная работа с семьей ребенка с ограниченными возможностями. М., 1987.

5. Иполлитова М.В. Воспитание детей с церебральным параличом в семье. М., 1993.

6. Обуховский К. Психология влечений человека. М., 1972.

7. Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. М., 1980.

8. Клиническая психиатрия. / Под ред. Г. Груле и др. М., 1963.

9. Кречмер Э. Медицинская психология. СПб. 1997.

10. Абульханова-Славская К.А. Личностные типы мышления. // Когнитивная психология. / Под ред. Б.Ф. Ломова. М., 1986.

11. Выготский Л.С. Педология подростка. М., 1930.

12. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994.

13. Блонский П.П. Избранные психологические произведения. М., 1964.

14. Лупандин В.М. Психологический анализ легких форм интеллектуальной недостаточности. // Журнал невропатологии и психиатрии. 1980. № 3.

15. Кемпински А. Экзистенциальная психиатрия. СПб. 1998.

16. Бассин Ф.Б. Психическая травма. // Руководство по психотерапии. / Под ред. В.Е. Рожнова. М., 1976.

17. Кречмер Э. Строение тела и характер. СПб, 1997.

18. Березин Ф.Б., Мирошников М.П., Рожанец Р.В. Методика многостороннего исследования личности. М., 1976.

19. Хекхаузен Х. Мотивация и деятельность. М., 2005.

20. Маслоу А. Дальние пределы человеческой психики. М., 1997.

Глава 4. Девиантное развитие на измененной почве

Большинство социально неустроенных людей составляют психически неполноценные люди, которые, будучи лишены по тем или иным обстоятельствам поддержки со стороны семьи и общества, оказываются между проезжей дорогой, работным домом и тюрьмой.

По Э. Крепелину

Ненадлежащее воспитание само по себе может так исковеркать процесс формирования личности, что социальное отчуждение станет логичным и естественным его завершением, однако в большинстве случаев обстоятельства были не настолько драматичны, чтобы быть вовсе непреодолимыми. Чаще всего выход из ситуации можно было найти (что и делают те, кто умен, силен и активен), но этому препятствовал недостаток адаптивных ресурсов. Так что если углубляться в причины так называемого неконструктивного поведения, то там всегда можно найти влияние «ограниченных психических возможностей». Организм, мозг, психика, характер, личность выступают в качестве участников воспитательной ситуации, и их роль и значение не следует преуменьшать. В этой главе мы рассмотрим, как носители тех или иных отклонений реагируют на типичные издержки воспитания с учетом специфики возрастной психологии и педагогических ожиданий к человеческому фактору.

Движение мысли мы предлагаем подчинить определенной логике, следуя традиции, заложенной во второй главе книги:

• фактор почвы, то есть те недостатки психической средовой адаптации, которые делают ребенка недостаточно восприимчивым к традиционным формам обучения и воспитания;

• издержки ненадлежащей воспитательной ситуации, вынуждающие приноравливаться к трудной жизненной ситуации;

• актуальное переживание (паттерн), окрашенное фрустрационным напряжением и вынуждающее искать пути и способы освободиться от дискомфорта в отношениях с окружающими;

• вектор стремления (драйв) найти выход из неблагоприятной ситуации с учетом возрастной специфики в выборе средств и возможностей;

• способ психологической защиты, позволяющей «в обход» источника фрустрации адаптироваться неконструктивным образом.

В завершение делается прогноз относительно вероятности тех или иным комплексов, которые причинно связаны с тенденцией психологической защиты, более или менее типично присущей данному сочетанию почвы и ситуации.

Иначе думающие (умственно отсталые)

Дети с ограниченными умственными возможностями в отличие от взрослых, которые могут спокойно жить в привычной обстановке, не напрягая интеллект, вынуждены каждый день усваивать что-то новое. И не просто узнавать, а развивать при этом определенный способ познания так, как это требует школьная программа. А в последней все нацелено на развитие отвлеченного мышления с его умением отрывать абстракт от образа и управлять движением представлений согласно общим правилам. Это не всем доступно. Во-первых, кому-то присуще мыслить образами (пралогично, кататимно, архаично). Они хуже учатся, но лучше адаптируются к жизни. И пока практические навыки (в чем они сильнее), особо не нужны, им приходится чувствовать себя инакомыслящими. С неизбежным отчуждением от основного дела (учебы), которым занят коллектив. Их привычно (с подачи детских психоневрологов) называют детьми с задержкой психического развития, хотя речь идет всего лишь о задержке темпов обучения (программу начальной школы им рекомендуется проходить в течение четырех, а не трех лет). Но мы оставим за ними традиционную аббревиатуру ЗПР. Во-вторых, дети с так называемой «пограничной умственной отсталостью», когда на недостаточность отвлеченного мышления наслаивается дефицит воображения. Здесь ведущую роль играет слабость познающей воли, побуждающая останавливаться в развитии, как только наступает адаптация к условиям жизни. Потакать им и полагаться на их собственную инициативу и ответственность нельзя. Умственное развитие приходится все время подталкивать. Условно мы их обозначили словом «тугодумы». В-третьих, просто недалекие умом, где память и шаблон заменяют воображение и интеллект (умение на основе имеющегося знания создавать новое). Но поскольку из них получаются примерные ученики (трудности появятся при столкновении с нештатными жизненными ситуациями), мы этот вариант рассматривать не будем, а ограничимся лишь упоминанием о нем. И, естественно, в наш реестр мы не включили так называемые вторичные расстройства умственного развития (по классификации Г.Е. Сухаревой): а) задержка темпов психического развития вследствие неблагоприятных условий воспитания; б) при длительных астенических состояниях; в) в связи с инфантилизмом; г) из-за поражения слуха, зрения, речи, чтения и письма; д) по причине психического заболевания. Психологию индивидуальных различий по перечисленным параметрам мы будем рассматривать в соответствующих разделах.