Текст книги "Психология проблемного детства"

Внутри сообщества заключенных действуют типичные закономерности, присущие социальной среде: силы сцепления аффилиативны, выходить за рамки установленных традиций никому не приходит в голову, управляет лидер, достойность позиции остальных определяется степенью приближенности к лидеру, ощущение социальной защиты дается стадным чувством, изгнание означает уничтожение. Академик Д.С. Лихачев, отбыв свое в ГУЛаге, отметил первобытный стиль отношений и способ мышления в уголовной среде.

Естественно, такие мрачные перспективы не фатальны. Многие из социально запущенных детей в дальнейшей жизни своим умом и опытом компенсируют издержки воспитания, но выхолощенный эмоционально смысл нравственных понятий и очерчивающих их категорий восполнить новыми чувствами, как правило, не удается. Комплекс изгоя, погруженный в личность более или менее глубоко, в той или иной мере продолжает влиять на мотивы поведения. Ощущение того, что другие живут как-то иначе, не отпускает человека и вызывает некую ноту протеста, которая присутствует в разных формах социально неприветствуемого поведения. К тому же рано приобретенный навык взаимодействия с ролями-статусами в реальной практике выживания, когда сверстники занимаются исключительно ролями-функциями в игре, привычка помыкать и быть помыкаемым, жизненный опыт, в котором мягкость – это слабость, доброта – глупость, а сострадание и сопереживание – камуфляж для элементарной корысти, позволяет человеку считать себя выше толпы, которая всерьез верит таким глупостям, как гуманизм, а тем более альтруизм.

Редко кто из числа социально запущенных с детства минует в своем онтогенезе стадию более или менее систематического пьянства. Недаром в нетрезвом виде такого склада люди бывают, как правило, большими эгоистами; они просто перестают считаться с окружающими и ведут себя бесцеремонно (насколько это позволяет преимущество в силе). Видя, что вокруг никто помыкать не собирается, в молодости они воспринимают это как сигнал занять пустующую позицию, а по мере адаптации к обычным социальным традициям, будучи не раз поставлены на место законом об административных правонарушениях, а то и уголовным, в трезвом виде скрывают свои хулиганские намерения, а в пьяном осторожность может отказать. Однако алкоголь в их судьбе играет не только отрицательную роль. Он создает как бы буферную зону между обществом и невоспитанным человеком. Некую условную ситуацию, возможность маневра, пока новое и непривычное не закрепилось, вероятность отступления. Многие так и остаются на этой стадии, не в силах сделать следующий шаг, оторваться от алкоголя и принять общественную этическую норму как свою. Из таких людей формируется своеобразная прослойка «пьющих с досады» на то, что им приходится жить с людьми, которые их не понимают. Постепенно раздражение близких нарастает, надежды на конструктивный диалог блекнут, и пьяницу вытесняют на обочину, где он вливается в пестрое по своему составу сообщество маргиналов. Без алкоголя изгои редко становятся бомжами по внутреннему побуждению. Дистанция между их мироощущением и общепринятым – надежная защита от фрустраций разного рода. Чужой внутри себя человек очень адаптивен к любой социальной среде. Он может подыграть любым взглядам, вкусам и предпочтениям, пока это ему по тем или иным соображениям выгодно. Другое дело, что ощущение помыкаемого культурой не очень нравится. Изображать хорошего довольно противно и сильно утомляет. Среди бомжей все знакомо, привычно и вполне устраивает, но нет комфорта. Так что в обычном состоянии те, кто чувствует себя изгоем, нередко уходят в бомжи надолго.

Так выглядят пути девиантного развития личности в условиях ненадлежащего воспитания, которые ведут к более или менее предсказуемым последствиям. Мы в своем изложении постарались заострить внимание на вариантах в чем-то крайних, броских, маргинальных, однако в обыденной жизни так называемые типичные случаи, где причинно-следственные связи бесхитростны и прямолинейны, встречаются довольно редко. Значительно чаще на долю человека приходятся трудности в гораздо меньшей концентрации. К тому же они чем-то компенсируются, переплетаются с положительным, забываются. Из детства мы выносим лишь некие тенденции, которые сплетаются в комплексы, корни которых уходят глубоко в подсознание. И взрослому человеку сказать, почему он в чем-то и время от времени ощущает себя в той или иной мере аутсайдером, отщепенцем или изгоем, чаще всего не удается. Да в этом нет и необходимости. Пока он (взрослый) вписывается в конкретно-историческую реальность без кризиса идентичности. Как заметил В. Маяковский, «все мы, деточка, немножко лошади и каждый по-своему немножечко лошадь». И лишь при необходимости что-то менять в укладе жизни наши комплексы «всплывают на поверхность» и вынуждают к ним приноравливаться. Иногда, как в нашем отечестве в эпоху перестройки, это относится к целому поколению. Но в стабильной ситуации дети и взрослые избавлены от такого рода испытаний. Чего не скажешь о подростках. Тем приходится на старте самостоятельной жизни что-то делать с ними: избавляться или приспосабливать к своим социальным ориентациям и нравственным смыслам. И лучше всего, когда нам, взрослым людям, удается заранее все делать правильно и избавить формирующуюся личность от фрустрационного напряжения. А когда приходится считаться с тем, что есть, хотя бы понимать лежащие в основе отклоняющегося поведения защитные психологические реакции.

Нам же остается обратить внимание на специфику девиантного развития в зависимости от пола. Мы и раньше оговаривались по ходу изложения, что мальчики и девочки отличаются не только по поступкам, но и по их мотивам, но не вдавались в детали. Сейчас настало время определить если не подробности, то хотя бы общие принципы гендерных различий применительно к тематике нашей книги.

О гендерном подходе

 
Помнишь, Постум, у наместника сестрица,/
худощавая, но с полными ногами,/
ты еще спал с ней./ Недавно стала жрица./
Жрица, Постум, и общается с богами.
 

И. Бродский

Завершая главу, мы обязаны (и хотим) обратиться к теме, где еще многое не ясно, а новый термин, употребляемый для ее обозначения, интерпретируется по-разному, но он существует и с ним приходится считаться, в том числе и в педагогике. Даже особенно в деле воспитания подрастающего поколения, так как там противоречия мужского и женского начал сплошь и рядом выливаются в многообразные и многочисленные конфликты на почве борьбы за родительскую власть. Впрочем, и в повседневной жизни есть достаточно места для конфликтов. Чтобы в этом убедиться, достаточно мнения А. Денисовой в ее популярном «Словаре гендерных терминов». «Антропологи, этнографы и историки давно установили относительность представлений о типично мужском и типично женском. То, что в одном обществе считается мужским занятием, в другом может определяться как женское. Таким образом, возникло понятие «гендер», означающее совокупность социальных и культурных норм, которые общество предписывает исполнять людям в зависимости от их биологического пола. Гендер создается (конструируется) обществом как социальная модель, определяющая положение мужчины и женщины в обществе, что кладется в основу асимметрии гендерной системы из-за того, что приписываемое женщинам оценивается как второсортное. Таким образом, можно сказать, что гендерная система – это социально сконструированная система неравенства по полу. В процессе воспитания в сознание детей внедряют гендерные нормы, формируют определенные правила поведения и создают представления о том, каким должен быть настоящий мужчина и настоящая женщина. Гендерные стереотипы поддерживают различия на основе системы господствования и властвования…….

Основой гендерных исследований является не просто описание разницы в статусах, ролях иных аспектах жизни мужчин и женщин, но анализ власти и доминирования, утверждаемых в обществе через гендерные роли и отношения.»

Мы специально выделили жирным шрифтом мысли и утверждения, которые свидетельствуют о специфике отечественной ментальности по этому вопросу. Читая текст, можно подумать, что в европейской культуре новый термин придумали исключительно для того, чтобы еще сильнее закабалить несчастную женскую долю. Однако его авторы думали иначе.

До того, как Р. Столлер в 1968 г. ввел этот термин в обиход не только науки, но и литературной лексики, человечество вполне успешно обходилось привычным набором слов: пол, секс, полоролевое поведение, борьба за права женщин феминисток и т. п. И свою популярность он (термин) завоевал в странах, где, согласно данным ООН, женщины имеют самое высокое социальное положение. Так что, скорее всего, правы не те, кто опасается очередного унижения женщин с помощью науки, а те, кто считает, что авторство западной цивилизации в использовании понятия «гендер» обусловлено и подготовлено всем ходом исторического развития от восточной модели, где (по Г. Гегелю) «свободен один», через римскую, где «свободны некоторые», к германской, где «свободны все». По словам Н. Блохиной, «в мире, где все свободны, индивидам с разным набором мужских и женских качеств общество не навязывает выбора формы социального поведения, полагаясь на природное предназначение мужчины и женщины в воспроизведении потомства в физическом и нравственном отношении. Понятно, что при таком отношении к делу не предписания поведения в обществе, а рефлексия в представлениях об идентичности собственного «я» становится смыслом нового понятия. Так что речь идет всего лишь об отличиях в мироощущении мужчин и женщин и не более того. Сам Р. Столлер использовал его для противопоставления традиционному «sex» в понимании того, что есть мужчина и женщина как феномены той или иной культуры, но, будучи подхвачен феминистским движением, оно стало развиваться во многих направлениях. Во-первых, исследование самосознания представителей того или иного пола; во-вторых, соотношение полоролевых факторов в социальном пространстве; в-третьих, особенности внутренних смыслов поведения в зависимости от половой принадлежности. Из них нас интересуют те, что имеют отношение к воспитанию.

Изначально в основе различий по полу располагается биологический конструкт, обусловленный набором хромосом. Соответственно, организм настраивается на свою роль в детородной функции. Для этого формируются необходимые органы, строение тела отвечает поставленной задаче, а железы внутренней секреции обусловливают естественное влечение (либидо). Так бывает в норме, но, как свидетельствует теория эволюции, генетически обусловленные цепочки причинно-следственных отношений – довольно хрупкая субстанция. В природе постоянно появляются мутанты с нетипичными свойствами. Естественная среда уничтожает их безжалостно и целесообразно. Гуманные принципы обязывают человечество сохранять всех, кто женщиной рожден. Понятно, что количество людей, чьи органы не соответствуют строению тела, а влечения – физиологической функции, накапливаются в популяции. Авторитарные режимы, распоряжающиеся жизнью подданных, никакой самодеятельности относительно генофонда не допускают, а любые отклонения пресекаются карательными мерами уже на стадии влечения, обрекая носителей «нетрадиционных ориентаций» на более или менее серьезные страдания. Демократия значительно терпимее в смысле гендерной свободы, с этим приходится считаться.

Социальный конструкт берет свое начало в общине. Распределение обязанностей по выживанию и воспроизведению потомства, с учетом имевшихся средств производства, естественным порядком обусловливает главенство мужчин (нужно сначала выжить, а потом размножаться). В дальнейшем власть вождя и жреца перетекает в семью (общину в миниатюре), так как важнейшим условием сохранения ее целостности является хозяйственная самостоятельность. Законодательство закрепляет имущественные права за старшим сыном, оставляя братьям перспективу создавать новый хозяйствующий субъект или оставаться в зависимости от основного наследника. На этом базисе строилась и культурная надстройка. Общество считалось с волей того, кто обладал имуществом. Так что знания, вера, искусство, где требуется известная независимость внутренних смыслов поведения, отошли к мужчинам. Женщины, будучи бесправны в имущественном отношении, оставались как бы на обочине, в качестве объектов творческого начала, а не его субъектов. И лишь когда люди созрели до того, чтобы не бояться остаться один на один с обществом и государством, полагаясь лишь на свою рабочую силу, женщины выпорхнули на свободу. Не прошло и ста лет, как научно-технический прогресс вообще снял с повестки дня проблему выживаемости. В новых условиях любой человек может заработать на жизнь, так что семья перестала быть местом заточения женщины, а на первый план в ее взаимодействии с мужчиной вышло воспитание детей. Педагогический конструкт гендерных отношений заявляет о себе все более решительно.

Любая свобода поначалу опьяняет и будит захватнические инстинкты, так что, вполне закономерно, женщины захотели, чтобы государство не только признало их права, но и стало считать семьей мать и дитя. Ф. Фукуяма, на чьи работы мы и раньше ссылались неоднократно, убедительно доказал это с цифрами в руках. А тяготы воспитания возложить на общество в целом. Такая модель нам хорошо известна по недавнему советскому прошлому. Однако стоило сделать первый шаг к свободе предпринимательства, как такой эгоизм встретил сопротивление. Если работодателя обязать предоставлять матери условия, необходимые ей для воспитания детей, в полном объеме, тот попросту перестанет брать на службу женщин детородного возраста. Если же государство будет компенсировать ему все затраты – возмутится налогоплательщик, которому и на своих детей недостает средств. Логика его проста и естественна: твои дети – это твои заботы.

На заре перестройки пришлось отказаться от государственных гарантий общественного воспитания, перейдя на принцип социальной поддержки в условиях крайней необходимости. Прошло пятнадцать лет, но выветрить дух социального паразитизма из семейной ментальности, особенно в низах общества, все не удается.

Кроме того, нужно считаться и с тем, что мать, даже вполне прилично зарабатывая, не в состоянии обеспечить полноценного формирования гендерных установок в период становления личности. Особенно у мальчиков, когда наступает пора осваивать не только семью и систему, но и среду. Современное общество перегружено «маменькиными сынками». Чьих отцов легкомысленно выставили за порог, не опасаясь отдаленных воспитательных проблем. Кроме того, успешная карьера не только сильно отвлекает современных женщин от общения с детьми, но и вынуждает нередко вообще отказываться от материнства в пользу славы, власти, успеха.

В европейской культуре наступает протрезвление. Женщинам не навязывают обязательного материнства, но и уважают право мужчин считать воспитание детей своим главным интересом в жизни. Сейчас для общества считается важным дать людям возможность самостоятельно определиться в выборе предпочтений, чтобы детей воспитывали те, кто видит смысл в родительском долге и готов сотрудничать в семье, а те, кому это не по вкусу, приносили пользу обществу как-то иначе, но не получали преимуществ за счет своего эгоизма. Рациональная поддержка семьи со стороны общества пока что лишь нащупывает свои материальные основания, но этически она уже пустила глубокие корни в самосознание людей. Педагогика обязана учитывать социальную и психологическую реальность.

Став личностно ориентированной, она не в состоянии больше работать с «гражданами неопределенного пола». Даже в нашем отечестве, где, казалось бы, учащихся все еще считают не только равноправными, но и равнозначными членами первичного коллектива. Не отрицая, естественно, половых различий и сексуальных предпочтений, но и не придавая им особого значения, так как их влиянием на успехи в учебе можно смело пренебречь. И действительно, если ориентироваться на успеваемость и дисциплину, в гендерном подходе нет никакой необходимости. Дети ведут себя одинаково, если их деятельность правильно организовать. Однако если задачу учителя видеть еще и в воспитании человека, а уже потом «моряков, купцов, юристов и солдат», когда, продолжая мысль Н.И. Пирогова, школа должна не «согласовывать воспитание с направлением общества, не готовить к перемене направления общества, а приготовлять воспитанием к неравной жизненной борьбе», на первый план выходит гармоничное развитие личности, где без личностного конструкта гендерной аутоидентификации не обойдешься. Другими словами, формируя у детей соответствующий Я-образ, нужно разделить ценности и смыслы не по признаку «хорошо бы иметь то, что есть у представителей иного пола» и бороться за обладание, а в соответствии с тем, чему готов служить и жертвовать, работая над собой, а не над окружающими.

При таком профессиональном целеполагании учитель не вправе игнорировать тот факт, что мальчики и девочки конструируют личность по-разному, а соответственно, источники и побуждающие начала их страхов, тревог и фрустраций, как и способы психологической защиты от них, будут существенно отличаться.

Девочки гораздо комфортнее, чем мальчики, чувствствуют себя в системе, которая, как известно, уделяет основное внимание ролям-функциям. Это особенно заметно в школе, где учителя (учительницы) опираются в своей воспитательной работе исключительно на учениц, а те охотно берутся за командные должности и неплохо с ними справляются. Причем даже те, кто учится с трудом и не может похвалиться родителями, в своих защитный реакциях обычно не заходят дальше компенсаторно-уступчивого варианта (неискреннего, но приветствуемого взрослыми, которые за услужливостью не замечают скрытого ей психического напряжения). Любой педагог отлично знает, что девочек с плохими намерениями ничуть не меньше, чем мальчиков, но у тех они так и рвутся наружу, а у первых прикрыты хорошими манерами. И в зрелые годы женщины лучше приживаются и увереннее чувствуют себя в системно организованном укладе жизни. Там они, даже если не выдвигаются на ведущие роли, надежно отстаивают порядок (как они его понимают). Образно говоря, женщин, которые «замужем за работой», гораздо больше, чем мужчин, готовых принести в жертву системе свои личные интересы. Этому можно найти много объяснений за пределами психологии (неудачи в личной жизни, недоверие к мужчинам, эгоцентризм и т. д. и т. п.), но если искать объяснения не частного случая, а более общей тенденции, на первый план выступает стремление женщин избегать любых ситуаций, где нужно демонстрировать то, что располагается в структуре личности за оболочкой ролей-функций. Групповая психология социальной стихии, где люди взаимодействуют ролями-принципами или хотя бы статусами, им не интересна и отпугивает их. Так что еще в школе, если система отталкивает девочек, фрустрационное напряжение неизбежно. Особенно это заметно в интернатах, где воспитатели не контролируют ситуацию в коллективе воспитанников. Там доминирует среда (мальчишеская форма стихийного общения), и к ней нужно приноравливаться вопреки собственному гендерному конструкту личности. При этом вражда и недоверие к обществу пускают глубокие корни вглубь характера. Среда – не место для развития девочек. Она «гнет ломает и калечит личность», к чему женская психология не приспособлена. Недаром, как свидетельствует жизненный опыт, из мальчиков-хулиганов часто вырастают неплохие начальники, тогда как женщины-руководители получаются, как правило, из хороших девочек.

В не столь экстремальных обстоятельствах, когда позиции, занимаемые в системе, просто не устраивают, защитные реакции реализуются в семье. Нетрудно заметить, что чем надежнее место женщины в системе и чем меньше ей угрожает среда (в цивилизованном обществе), тем слабее семейные привязанности. Анализируя семейную ситуацию в разных странах, культурах и цивилизациях на пороге XXI века, Ф. Фукуяма убедительно подтвердил эту закономерность. Общественность же, в частности, озабочена тем, что мужчины Европы вынуждены жениться на эмигрантках, так их соотечественницы предпочитают безбрачный образ жизни.

Если же гарантии системы ненадежны, а среда агрессивна, семья выступает в качестве убежища. В отроческом возрасте (раньше эта тема еще не актуальна) она выполняет эту роль и для мальчиков. Но по мере того, как нарастает потребность в социальном отчуждении, которая погонит подростков путем эмансипации в направлении общества, отношение к семье начинает отличаться в гендерном отношении. Мальчики, а затем юноши и мужчины, стараются организовать свою среду обитания на семейный лад (стиль руководства, дружеские привязанности, отношения с соседями), тогда как женщины, напротив, переносят в семью то, что не удалось в системе и среде. Они хотят быть в ней и начальниками, и лидерами, перенося в дом состязательность, которая там совершенно неуместна.

Мальчики тоже тянутся к системе, но с оглядкой на среду. И хотя взрослые (особенно матери-одиночки, отвергающие мужские ценности и интересы с порога и категорически) видят в этом нередко просто испорченность натуры, мужчинами движет гораздо более серьезная потребность. Суровая реальность естественных закономерностей общения, присущих социальной стихии, вынуждает заранее готовиться к необязательным, но вероятным испытаниям. В тюрьме, казарме, а то и просто в общежитии, где полагается обнародовать роли-принципы, можно в одночасье лишиться не только достоинства, но и самой жизни. Так что на всякий случай нужно быть готовым «сменить постель на нары» и знать свои настоящие возможности. Особенно на старте жизни, когда тебя не защищает круг общения, которым взрослый человек отгораживается от социальной среды. Мальчики это ясно чувствуют и стараются подготовиться заранее. Им нужна тренировка, своеобразный полигон, где принципы и статусы можно испытывать на прочность как бы понарошку, больше в игровой, чем житейской ситуации. Естественно, что женщины (матери и учительницы) этого не чувствуют своей натурой и зачастую не знают в порядке профессиональной подготовки. Мальчикам остается статус «выставляемого за дверь» на полном серьезе. В чем-то мальчики и ждут такой войны. Во всяком случае, в воспитательную ситуацию нужно заранее закладывать известную конфронтацию, без которой не обойтись. Она нужна, а значит, и целесообразна.

Когда система в своей основе имеет идеалы, опирается на принципы и идеологически понятна детям, она сама вовлекает в процесс воспитания глубинные структуры личности. Тогда познать себя можно и не погружаясь в социальную стихию. Коллектив все берет на себя. Как у А.С. Макаренко. Если же система ориентирована лишь на внешнее послушание, мальчики воспринимают ее не как защиту, а как обузу. Особенно это заметно в интернатах, где за приличным, но неискренним послушанием скрывается самая отвратительная дедовщина. В обыденной жизни те, кто сильнее характером, ведут себя как «дезорганизаторы», а те, кто послабее, уходят от системы в семью. Но, в отличие от девочек, которые, уйдя в семью, чувствуют, что заняты делом, и иной судьбы могут и не ждать (гендерный конструкт современной культуры), мальчиков не оставляет ощущение, что они там временно и в осаде. За порогом дома остается среда, которая не только угрожает в будущем, но и сегодня выход на улицу может означать сигнал к нападению (что нередко и бывает). Это является причиной самых разнообразных защитных реакций. В частности, переход из детского непосредственно в супружеский статус им может казаться более или менее конструктивным выходом из тягостной ситуации. Иногда реальным, но чаще всего иллюзорным.

Ко времени, когда наступает пора предъявить обществу Я-образ, ориентированный в гендерном отношении, человеку предстоит разобраться в себе по нескольким направлениям.

Во-первых, ясно представлять, куда нацелено его либидо. От природы люди не делятся на мужчин и женщин достаточно строго. Много таких, чьи влечения чисто физиологического свойства противоречат вторичным половым признакам. В детстве, пока либидо дремлет, это не имеет особого значения, но воспитанные полоролевые навыки в подростковом возрасте могут напороться на иные чувства. Кризис идентичности на долгие годы, а порой и на всю оставшуюся жизнь, становится причиной защитных реакций, подробно описанных психоанализом. Для педагогической психологии в этой проблематике еще не много материала.

Во-вторых, противоречия могут складываться на уровне ролевых конструктов в рамках культуры, этики, религии, права, политики. Воспитание человека не всегда соответствует социальной реальности, и он далеко не в каждом случае бывает готов на пороге самостоятельной жизни к открывающимся перспективам. Например, женщина, нацеленная на демонстрацию успешности за счет силы и славы, оказавшись в семье, где состязаться с мужчинами не принято, оказывается не готова управлять ситуацией иными способами (толерантностью, тактом, уступчивостью). Или мужчина, воспитанный в духе сострадания и взаимопонимания, оказывается в среде, где мягкость принимают за слабость. Попадая в разряд «людей второго сорта», однобоко воспитанные юноши и девушки испытывают вполне понятные трудности психической адаптации как к окружающим, так и к самому (самой) себе в плане личностной идентификации.

В-третьих, структура личности должна быть сбалансирована на определенный гендерный склад. Иначе человек, внешне живущий без особых конфликтов и вполне конструктивно, испытывает внутреннее напряжение, истоки которого непонятны ни ему, ни окружающим. Возникает некий отрицательный эмоциональный фон, который окрашивает самые обычные житейские отношения «раздражительностью без причины». Об этом тоже не следует забывать.

Мы не можем, да и не готовы рассматривать все варианты отклоняющегося развития личности через призму гендерной специфики. Думается, не только мы. Вся психология пока что не располагает для этого достаточно надежной эмпирической базой. Так что мы видели свою задачу лишь в том, чтобы привлечь внимание к гендеру как таковому. А коль скоро по ходу изложения будет нужда конкретизировать случаи по полоролевому признаку, использовать его подходы для уточнения материала.