Текст книги "Психология проблемного детства"

В отличие от взрослых, которые могут отдыхать, сколько им заблагорассудится, дети работают над собой каждый день, так что утомляемость тормозит развитие. Если силы восстанавливаются, то за время каникул или еще как-нибудь ребенок в состоянии догнать сверстников, если такой возможности нет, приходится мириться с более скромной позицией, чем раньше. Естественно, это влечет за собой проблемы психической средовой адаптации, так как родители и учителя тоже должны приноравливаться к изменившимся условиям, а мы прекрасно знаем, что взрослых, готовых считаться с обстоятельствами, гораздо меньше, чем тех, кто готов стоять на давно утраченных позициях и приносить жертву за жертвой на алтарь собственных иллюзий.

При педагогической толстокожести воспитателей (родителей и учителей), когда требования «подтянуться» игнорируют реальные возможности ребенка, тому приходится либо искать способы достучаться до взрослых, либо уйти в мир воображения, постепенно отчуждаясь от психологически неподъемной ситуации. Чем раньше начинаются проблемы, тем вероятнее ипохондрическая перестройка отношений, чем позже, тем отчуждение от реальности в мир воображение встречается чаще.

Паттерн. Обида на взрослых, которые не хотят вникать в обстоятельства, а лишь настаивают на достижениях. Ожидание неудачи. Страх очередных порицаний.

Драйв. Поиск понимающей и сочувствующей среды.

Защита. Уход в мир воображения с одухотворением игрушек, животных или неких отвлеченных образов, мистическая ориентация фантазий.

Наиболее уязвимым возрастом является отроческий, когда требования и ожидания начинают давить со всех сторон и статус «тихого дурачка» нависает над формирующейся личностью. В таких обстоятельствах отрыв духовных ценностей от социальной реальности вполне ожидаем.

При сочетании с умственной отсталостью в условиях педагогической депривации астения усугубляет чувство безнадежности и рано выключает волю из борьбы за достойное место в коллективе. Враждебность к культуре, от лица которой родители и учителя выставляют свои требования, уходит глубоко в мотивы поведения.

При сочетании с невропатичностью ипохондрические страхи появляются вполне закономерно и закрепляются как способ избежать давления со стороны родительских амбиций.

При сочетании с ретардацией личностного развития вполне логично удерживать инфантильное мироощущение с регрессом до статуса, который позволяют обстоятельства.

При сочетании с минимальной мозговой дисфункцией истощаемость побуждений становится ведущим компонентом поведения, когда любое проявление активности быстро окрашивается раздражением и слезами с гневливой истероидностью.

В целом преобладает тенденция защититься уходом от напряжения и отказом от борьбы (достаточно эффективный способ подняться над ситуацией), что способствует формированию психологии аутсайдера, чей внутренний мир оберегается от любой интервенции со стороны.

Изоляция позволяет долго скрывать утомляемость от столкновения с требованиями системы, когда родители берут на себя много работы вместо ученика. При этом их собственная невротическая предрасположенность незаметно «перетекает в психику» ребенка, усиливая психологический барьер с реальностью.

Паттерн. Стремление при любом неблагоприятном воздействии прятаться в скорлупу семейных отношений закрепляет тревожные опасения, индуцированные родителями, как собственные.

Драйв. Эмансипация, неотвратимая для подростка, будучи лишена возможности экспериментировать в социальном пространстве, реализуется в рамках устоявшихся семейных отношений как враждебность к близким, напоминая аутизм.

Защита. Комбинация внутренних смыслов поведения, продиктованная воображением, стиснутым узким социальным пространством, выглядит как утрированный индивидуализм.

Наиболее уязвимый возраст, когда подспудные изменения статусных ориентаций всплывают на поверхность, – переход от отрочества к подростковой отчужденности.

В сочетании с умственной отсталостью «наведенная невропатичность» становится индивидуальной характерологической чертой.

В сочетании с невропатичностью ипохондрическое развитие личности в целом весьма вероятно.

В сочетании с ретардацией личностного развития регресс к инфантильному мироощущению встречается довольно часто.

В сочетании с минимальной мозговой дисфункцией раздражительная слабость, совершенно неприемлемая в школе и среде, усиливает влечение в семью как экологическую нишу.

В целом страх оказаться вне тепличной обстановки, где созрели устойчивые невропатические комплексы, закладывает основы психологии отщепенца, чьи взгляды на жизнь отличаются от общепринятых не без враждебности, замешенной на тревожных опасениях относительно происходящего в социальной реальности.

Астенизированные дети страдают от запущенности больше всех из-за своей беззащитности (среда не склонна покровительствовать слабым). В каком бы возрасте ни появилась повышенная утомляемость, она обязательно вызывает чувство страха (в природе больной ищет нору).

Паттерн. Обида на семью и систему, которые не могут защитить от среды.

Драйв. Найти покровительствующего человека или компанию, где можно было бы не чувствовать изматывающего ожидания агрессии.

Защита. Зацепиться за статус убогого, покушение на которого было бы недостойным для сильных, а покровительство выглядело хорошо.

Наиболее уязвимы дошкольный и младший школьный возраст, когда социальная стихия в неконтролируемом детском сообществе еще очень жестока в своей близости к природе (безжалостной и целесообразной).

В сочетании с умственной отсталостью астения усиливает чувство беззащитности и стремление уйти в экологическую нишу под чье-то покровительство любой ценой.

В сочетании с невропатичностью астения способствует появлению и закреплению таких расстройств, как энурез, логоневроз, ночные страхи, в возрасте, когда обычно они детьми изживаются.

В сочетании с ретардацией личностного развития инфантильное, как способ защиты, удерживается до последней возможности.

В сочетании с минимальной мозговой дисфункцией астения у запущенных детей лишает их каких-либо надежд на успехи в школе, обрекая на отчуждение, чаще всего приводящее к деперсонализации (среда не склонна принимать детей такого склада).

В целом формируется психология изгоя, если и цепляющегося за социальный статус, то исключительно в качестве сателлита своего покровителя. Оставшись же один на один с социальной средой и обществом, люди такой судьбы, выжившие в обстановке гнетущего страха, испытывают чувство враждебности, под покровом смирения готовое прорваться наружу самым неожиданным образом.

Так выглядят крайние варианты психической средовой дезадаптации в период личностного развития, когда позиция неудачника становится для человека естественной, а успех воспринимается как случайность (по Э. Хекхаузену). Естественно, в жизни они встречаются довольно редко в «чистом виде». Обычно в реальной судьбе это лишь некие тенденции, которые не определяют, а только влияют на нее. Переплетаясь между собой, они формируют сложный ландшафт, меняющийся с возрастом. Искусство диагностики в том и состоит, чтобы расплести их тонкие нити, в клубке которых кроются источники напряжения.

В более общей форме причины социального отчуждения можно классифицировать по тем признакам, которые подсказывает сама жизнь. В аутсайдеры человека гонят педагогические толчки к недосягаемым целям, установленным системой и примкнувшей к ней семьей. Примитивно мыслящие скрываются в мире, созданном их простенькой фантазией (который порой влечет своей загадочной пустотой более совершенные натуры). Невропатичные уходят в невроз, как в монастырь (по З. Фрейду). Инфантильные оставляют за собой игровое отношение к ответственности, связанной с успехами в жизни. Органики дожидаются времени, когда можно вырваться на волю, с облегчением топча навязанные им привычки. Астенизированные упаковывают свой внутренний мир во внешне податливую, но непроницаемую оболочку. В отщепенцы человека готовят в семье, где ложные представления о мире становятся причиной неконструктивного выбора смыслов поведения. Примитивные становятся заложниками «наведенной» или «индуцированной» невротичности своих родителей. У инфантильных игровая девальвация ценности достижений освобождает от необходимости бороться с обстоятельствами. Органики становятся домашними тиранами. Астенизированные всю последующую жизнь любовно укрепляют барьер с действительностью при посредстве разного рода хобби и односторонних увлечений. В изгои человек дрейфует под давлением среды, когда система и семья бросают его на произвол судьбы. При этом у примитивно мыслящих самосознание остается в рудиментарном состоянии, что производит впечатление «задержки психического развития» или даже олигофрении. Невропатичные склонны юродствовать. Инфантильные остаются «вечно 12-летними». Органики зачастую становятся «неряшливыми неудачниками». Астенизированные вырастают забитыми мечтателями.

Для каждого из них социальное отчуждение выступает как способ примирения с самим собой, так что, работая с такими людьми, не следует забывать, что войти в общество им гораздо труднее, чем жить на его обочине. Советская социальная доктрина пыталась переломить ситуацию, но безуспешно. Нынче восстанавливается сложная картина социального ландшафта, где людям маргинальной ориентации остается пространство для жизни. Но дело движется медленно и с трудом. На общественно бесполезные мотивы поведения мы все еще смотрим подозрительно и оцениваем человека в первую очередь по его поступкам. Однако шаг за шагом роль и место перевоспитания и искоренения занимают взаимопонимание и сосуществование. Чему остается только радоваться.

Логика диагностического мышления

В своей работе с конкретным человеком психолог редко встречает так называемые «чистые случаи», где признаки того или иного отклонения были бы очевидны и явно доминировали. Разные по своему происхождению недостатки переплетаются своеобразным образом и дают некий суммарный эффект, распознать в котором роль и значение тех или иных тенденций не так просто. К тому же наши смежники и партнеры мыслят по-своему и делают выводы на своем языке. Так что у одного и того же ребенка может быть несколько диагнозов. С неизбежным соблазном возложить ответственность на того, кто более решительно высказался. По принципу «коли есть диагноз, то дальше дело не мое». А дальше вступает в силу привычка домысливать то, что неочевидно (присущая любому не очень компетентному специалисту). Получив конкретную формулировку, например, «последствия родовой травмы в форме органической недостаточности центральной нервной системы», педагог (а также врач, психолог, юрист и пр.) вспоминает, что написано в учебнике по этому поводу и дает ход воображению, приписывая ребенку то, что у него должно быть, не смущаясь отсутствием фактов. Или узнав, что родители разошлись, а с отчимом отношения не ладятся, на это списывают все отклоняющиеся поступки. Воображение вообще коварный помощник того, кто берется истолковывать мотивы чужого поведения. Так что мы напоминаем некоторые советы именно психологу.

«Его советы ориентированы на интересы человека, с которым работают другие, тогда как диагнозы тех, кто действует, нацелены исключительно прагматично на результат этого действия. Он не должен упускать из вида, что: а) диагнозы представляют собой упрощения и не воздают должное индивидуальности; б) диагнозы приводят к стигматизации и затрудняют реабилитацию; в) даже правильный диагноз иногда не несет в себе никакого практического смысла; г) диагностические системы пренебрегают измерительными понятиями, которые в исследовании личности более плодотворны, чем типологические; д) разные системы диагностических классификаций не совпадают по существенным позициям».

Сотрудничая с педагогами, врачами, психотерапевтами, юристами, психолог не должен терять своей профессиональной идентичности. Он обязан синтезировать информацию таким образом, чтобы, будучи знатоком ребенка, а не только его отдельных характеристик, иметь цельную картину его сильных и слабых сторон. Недаром в психологии так популярны термины «профиль», «поле», «пространство» – одним словом, «ландшафт». С такой установкой мы и намерены рассматривать присущие нашей специальности способы выявлять, интерпретировать и комбинировать факты в движении мысли от повода к факту защитного поведения.

Поводы обращения к психологу бывают разные. Важнее всего, естественно, когда сам ребенок, проникшийся доверием, жалуется на то, что заставляет его тревожится, опасаться, бояться, обижаться, негодовать. Но чаще всего он просто тянется к психологу и тому нужно самому спросить, вызвать на откровенность, разговорить. Родители еще не привыкли к школьному психологу и зачастую просто не знают о его существовании, но когда у ребенка возникает конфликт, могут и обратиться. Тогда поводом будет желание получить объяснения того, что происходит между учеником и педагогами. Иногда приходится разбираться в причинах отклоняющегося поведения, подлежащего административному наказанию. Но чаще всего в роли заказчика на психологическую помощь выступают педагоги в связи с проблемами школьной адаптации. При этом взрослые обычно сразу хотят получить какую-нибудь практическую пользу. Торопиться не следует.

Прежде всего, следует составить мнение о тенденциях адаптации. В самой общей форме. Анализ позиций, занимаемых ребенком в семье, системе и среде, потребует информации, которую никто в готовом виде не предоставит просто потому, что об этом специально не задумывался. Так что здесь потребуется основательная работа. Объем ее будет зависеть от готовности педагогов и родителей к сотрудничеству с психологом. И возможности получить и сопоставить полученные с их помощью данные. Плюс рассказ самого ребенка о своих впечатлениях. А далее, используя схему, которую мы предложили в первой главе, когда говорили о потребности в социальном статусе, наметить вектор движения мысли в направлении предположительного способа защиты (исключение третьего, экологическая ниша, деперсонализация). Сделав коррекцию на специфику возраста, можно с той или иной степенью вероятности очертить некое пространство, в котором накапливается психическое напряжение и возникают предпосылки психической средовой дезадаптации.

Следующим шагом будет установление того, что принято называть почвой.

Поскольку речь идет главным образом о школе, начать, по-видимому, стоит с того качества, от которого зависит успех в основном виде деятельности – учебе, и в качестве исходного факта взять возможности интеллекта и развитие ума. Здесь, в отличие от врача, внимание которого нацелено на врожденное слабоумие (олигофрению), когда самосознание (основа личности) не формируется вовсе, и педагога, для которого имеет значение способ взаимодействия абстракта и образа, психолога интересуют в первую очередь сообразительность, проницательность, интуиция, креативность – те качества, которые относятся больше к адаптивности, чем к эрудиции. Интеллект как способность ориентироваться в жизни и выражать свои переживания общепринятым способом.

Эмоциональная окраска когнитивного ему (психологу) важнее, чем формальные характеристики мышления как такового. В частности, для того чтобы работать с учеником, нужно ясно представлять себе, понимает ли тот происходящее или растерян, находится во власти воображения и созданных им мифов, уверен в своих знаниях или испытывает давление информационной неопределенности. Иначе эмоциональный барьер не позволит даже приблизиться к смысловому, который всегда отделяет поначалу человека, обратившегося за помощью, от того, кто берется ему помочь.

Затем определить, в какой мере человеку свойственно устанавливать ассоциации между впечатлениями на основе логики (по частоте встречаемости фактов, совпадении событий, на основе теории), а в какой – кататимно. В последнем случае можно не сомневаться, что и остальные характеристики архаичного мышления будут в той или иной мере влиять на расстановку приоритетов в картине мира. И это понятно, ибо чувственный фон определяет предвзятость мысли и податливость воздействию как извне (внушение на основе сопереживания), так и со стороны воображения (очарованность фантазией).

Составив мнение о степени развития «личностно ориентированного интеллекта», нужно ознакомиться и с эрудицией. Широта кругозора позволяет надеяться, что он знает много вариантов поведения, которые можно взять за образцы в поисках выхода из проблемной ситуации. Будучи знаком с людьми, которые предпочитают иные нравы, традиции, взгляды, он усилием своего «социального интеллекта» в состоянии преодолеть «ненависть варвара к чужеземцу», противопоставить неприветствующей социальной среде другие внутренние смыслы поведения и успокоиться, да и во внутреннем конфликте не быть заложником принципов, которые устарели или потеряли в силе убеждений.

Ознакомившись с адаптивными возможностями интеллекта, следует определить, в какой мере индивидуальные особенности высшей нервной деятельности могут препятствовать взаимодействию с окружающим миром и собственной личностью. Например, когда вязкость мышления раздражает близких (и педагогов), создавая у них впечатление несообразительности и лени, а стремление подхлестнуть темп психических процессов является причиной затяжных конфликтов с весьма серьезными последствиями. Или перцептивная недостаточность принимается за робость и побуждает стимулировать решительность обидными приемами. Не говоря уже о минимальной мозговой дисфункции, носителей которой наказывают гораздо чаще, чем они этого заслуживают. Практика убеждает, что житейский опыт родителей и стандартная подготовка учителей не гарантируют умения отличать психическую несостоятельность от дурного характера.

Третий шаг – установка специфики темперамента. И хотя современная психология предпочитает вместо классических четырех видов его различные уточняющие характеристики эмоционально-волевой организации, принцип остается прежний – врожденная манера поведения. Так что гипертимность с тенденцией игнорировать интересы окружающих, тревожная готовность с пессимистическим уклоном, флегматичная интровертированность или ровная устойчивость (стабильность) вполне сопоставимы с традицией, особенно если к ним добавить представления об экстравертированности.

Данные о темпераменте важны для оценки серьезности отклонения или расстройства. В патопсихологии есть понятие «гомономности» и «гетерономности» симптома, что означает: если он укладывается в присущую человеку от рождения манеру реагировать на происходящее, особого противоречия с природой нет и терапевтические перспективы лучше; если переживание чужеродно по отношению к складу психической деятельности, нужно предполагать нарушения на уровне биологической регуляции функций, так что полагаться надлежит больше на фармакологию, нежели на психотерапию.

За темпераментом следует характер в его фенотипически обусловленных проявлениях. Здесь необходимо сгруппировать предпосылки неконструктивного поведения вообще в представления об адаптивной устойчивости и «месте наименьшего сопротивления обстоятельствам» (рис. 24).

Другими словами, обозначить вероятность того, что называется «реакцией почвы» (по С. Жислину), когда ответ на стечение обстоятельств, а то и выбор мотивации в целом, зависят не столько от ситуации, сколько от имеющихся предрасположений. Тотальных, когда, например, истерик на любые огорчения (и радости) реагирует как истерик, или парциальных, когда ситуация как «ключ к замку» подходит к акцентуированной черте характера.

Рис. 24

И наконец, сориентироваться, какое значение имеют идеи в мироощущении человека и его самосознании; то есть личностный аспект. И прежде всего, установить, в какой мере усвоены нравственные ориентации под влиянием просвещения с его образами и примерами, которые следует переносить во внутренние смыслы личности. Сделавший это человек придает нравственным категориям серьезное значение и с высоты достигнутого может регулировать чувства, возникшие на уровне психофизиологических процессов. «Высокий дух тяготится телом». Способность к отчуждению от общепринятых смыслов и диалогу с собой позволяет психологу использовать разум для коррекции тревог, страхов, неуверенности в себе. Вместе с тем появляются и обиды на общество, не считающееся со статусом человека, взаимное недопонимание, что может в известной мере невротизировать.

Особенно если развитие достигло уровня идеалов и убеждений, жить в соответствии с которыми дано не многим, но тем, кто поднялся до этого уровня, уготованы серьезные испытания при взаимодействии психической спонтанности с ролями-принципами. Зато остальные проблемы психофизиологического, психического и характерологического свойства могут быть решены быстро и конструктивно благодаря развитым навыкам отчуждения.

Завершает анализ исходных данных некая обобщающая картина (профиль, пространство), где слабые места определяются по возможности появления тревоги при определенных обстоятельствах. Как заметил Р. Кэттел, факторы, отражающие индивидуальные различия, можно бесконечно вращать вокруг «тревоги» и «экстраверсии». Так что, приняв за основу адаптивную готовность выстоять или дезадаптивную – бежать от конфликта, мы рассматриваем свойства человека под определенным углом зрения.

При этом не следует забывать, что ни по одному из обозначенных направлений не будет количественно верифицированных выводов. Математически достоверные результаты отдельных исследований остались на стадии подготовки суждении. Здесь же мы только распознаем и соотносим, т. е. переходим к искусству атрибуции. Наша цель – окинуть взором ландшафт поля (по К. Левину), на котором будет разыгрываться драма конкретного расстройства, имеющего свои поводы, причины, закономерности развития, психологические защиты и разрушительные последствия.

И лишь когда составлено ясное представление о том, с кем мы работаем, можно переходить к анализу актуального переживания. При этом зачастую первичные сведения о ситуации, послужившей поводом к обращению, отходят на второй план. Дело в том, что любой из нас склонен судить по себе о том, что должен переживать человек при тех или иных обстоятельствах. И нередко оказывается, что тот, с кем мы работаем, невольно подыгрывает нам с учетом своих представлений о том, как, по его мнению, мы склонны оценивать обстановку. Его воображение, наслаиваясь на наше, в состоянии увести диалог далеко в сторону от реальности. Здесь не следует забывать хрестоматийное правило собеседования, которое гласит, что хорошо звучащий мотив сильно отличается от истинного. Нужно быть достаточно уверенным в том, что Вы установили искренний контакт, чтобы двигаться дальше. Порой на это уходит много времени, но жалеть его не следует.

Доминирующее стремление подводит нас к выводам о способе психологической защиты от проблем адаптации, которые не могут быть решены конструктивным способом.

Мы обозначили основные этапы движения мысли в той последовательности, которая логично ведет от исходных данных к итоговым выводам. Естественно, на каждом из них (этапов) информации может быть и много, и мало, а результат надежен и не очень, но каждый нужно пройти. И хотя у любого специалиста обычно возникает соблазн положиться на интуицию и сократить дистанцию, тем более, что люди, которые обратились за помощью, сами не любят затягивать обследование, поддаваться ему не стоит. Исходные данные нужно получить, анамнез собрать, почву изучить, актуальное переживание выявить, ситуацию оценить, стремление определить, защитную реакцию установить. Лишь после этого мы можем утверждать, что именно вызывает психическое напряжение на стыке между диспозитивным и ситуативным факторами дезадаптации; насколько глубоко защитные тенденции ассимилированы характером; в какой мере отклонения в развитии личности влияют на ценностно-ролевые установки; какие комплексные переживания будут беспокоить человека в будущем.