Текст книги "Далила-web"

Глава тринадцатая

Стрелка указателя привела Нику в тупик. Узкий въезд полсотни метров длиной, без сомнения, был оборотной стороной деловой части города. Какие-то закусочные и прачечные сомнительного вида, в тупике – высоченные глухие ворота, а за ними – унылая серая стена без единого окна. Должно быть, зады административного здания. И спросить-то не у кого, даже если знать, о чем спрашивать. Не станешь же приставать к прохожим с вопросом: «Скажите, пожалуйста, где здесь у вас заминированный колодец?» – и так тоже: «Прошу прощения, где здесь главный магистральный волновод мэрии?» – не скажешь.

– Разгар дня, а здесь ни души, – буркнула Ника, оглядываясь. – Если не считать кибера. Андрей, не думаешь ли ты, что я стану допрашивать автоматического уборщика? И потом, он же занят! Интересно, какой ненормальный дал ему задание драить эту железяку? Она блестит уже, как... Ай!

Кибер дал задний ход, изящно развернулся, свистнув обрезиненными колесами, и поднял обе пары манипуляторов, те, что со щетками, и те, что с хваталками. И мигнул лобовым фонарем.

– Ну, здравствуй, – тихонько проговорила Ника. Уборщик молча указал правой хваталкой на черный провал колодца.

– Как-то страшновато, – призналась ему девушка. – Вдруг это ловушка? Залезу туда, а ты – хлоп! – крышку сверху. И поминай как звали. Такую тяжелую мне самой не поднять.

Кибер безмолвствовал, настойчиво указывая манипулятором в люк. Ника подошла ближе и невольно поежилась. Из люка несло затхлой сыростью, но колодец был не глубок и без воды на дне. Какие-то черные глянцевые трубы.

«Он и не может быть глубоким, – сообразила девушка, – там же перекрытие. Если пробить дно, через дырку можно будет увидеть Нижний Город. Ничего там страшного нет. Давай же, не трусь».

Она вздохнула и полезла в люк, бурча под нос:

– Бессовестный ты, Андрюшечка, сидишь там себе внизу в удобном кресле, а меня заставляешь лазить по грязным сырым колодцам. Ободок-то ты вычистил, а внутри? Если хочешь знать, я недавно встретила тут одного реалиста. Уж он-то не стал бы заставлять свою невесту изображать слесаря-волноводчика. Фу-у, как тесно тут. Какой-то шкафчик. И табло с кнопками. Не хочешь ли ты сказать, Дрю... Дрю!

Ника сняла кепку, чтобы не мешал козырек, полезла в карман и достала инсектобота.

– Что мне теперь делать? Ты бы крылышками помахал, что ли. Лежишь как дохлый. Эх ты, а ещ... О!

Шмель приподнялся на ладони, царапнул кожу, девушка дернула с перепуга ладонью и уронила черное тельце, но шмель не упал. Завис, жужжа, возле серой коробки, к которой прилеплено было табло с кнопками, а потом дважды ткнулся в невзрачную клавишу.

– Ты сам не сможешь. Сейчас.

Ника нажала кнопку, прибор пискнул, на табло зажглись цифры, и пошел отсчет. Шмель тут же сложил крылья и упал замертво. Ника подняла его и сунула в карман.

– И все? – разочарованно протянула она. – Ради этого нужно было заставлять меня сюда ехать? Это свинство, Андрюшечка. Платить кучу денег за визу, сносить хамство, отбиваться от всяких типов, пробираться через лес только для того, чтобы нажать кнопочку и пустить отсчет? Извини, но это даже не смешно. Сделал из меня террористку, загнал в колодец. Если твой глупый кибер сейчас вздумает закрыть крышку...

Тут мисс Нэйм пришло в голову, что отсчет, вообще-то, уже пошел. И кибер действительно может закрыть люк, если ему дали задание подождать немного, а потом закрыть.

– Подожди! – пискнула девушка и взлетела по неудобным осклизлым скобам короткой лестницы. – Не закрывай!

Уборщик стоял и ждал, пока взъерошенная террористка в теннисной куртке, короткой юбке и теннисных туфлях не выпорхнула из люка. Как только это произошло, он лихо развернулся, обрушил на тротуар тяжеленную, прислоненную до этого к ограде крышку и стал подпихивать ее к горловине колодца манипуляторами.

– Еле успела, – пожаловалась ему Ника. Очень хотелось поделиться с кем-нибудь переживаниями, но уборщик не подал виду, что его интересует внутренний мир девушки в теннисном костюме, а шмеля поблизости не оказалось.

– Ну и ладно, – обиженно проговорила она. – Дело я сделала и теперь не нужна никому. Я так и знала, Дрю, что этим кончится.

Она неспешно побрела прочь от колодца, обреченного на уничтожение. Уборщик обогнал ее и за угол завернул так, что дым из-под колес пошел. На углу в лицо дунул ветер, взъерошил волосы. «Кепку я оставила в люке, – сообразила Ника, оглянулась, но возвращаться не стала. – Все равно крышку поднять не смогу. И не надо. Кепка надоела. Дрю говорил, мол, если надвинуть на глаза и смотреть вниз, меня не узнают. Пусть узнают. Не хочу больше прятаться. Дело сделано».

Сознание выполненного долга – приятная штука, но для того, кому нужно бежать, очень уж неудобная. Ника жмурилась на солнце, – забытое ощущение, – подставляла лицо ветру, – в Нижнем Городе не ветер, а сквозняк! – шла неторопливо, расслабленно, и до того ей было хорошо, что хотелось мурлыкать. Она глянула мельком на рекламный экран реал-холла, но там ничего интересного – какая-то афрокожая девица с чашечкой кофе. Реклама.

– Не выпить ли мне кофе? – спросила ее Ника, рекламная девушка кивнула, загадочно улыбаясь. Мисс Нэйм огляделась – где-то здесь видела уличное кафе, – заметила на другой стороне крошечную, четыре столика всего, площадку за низкой плетеной изгородью и – без нее засну на ходу! – решила потратить немного наличных денег и десять минут времени на чашечку кофе.

Один из столиков справа от входа занимал солидный среброголовый старик. Он величественно знакомился со свежими новостями, причем не на экране какого-нибудь там налокотника, и не в чип получал (поскольку модифицирован не был), а сквозь старомодные очки в тонкой оправе разглядывал разворот бумажной – подумайте только! – газеты. Разворот – очень хорошее слово. Чтоб развернуть газету, седому любителю дорогих диковинок пришлось развести руки на ширину стола; может быть, поэтому он забыл о выпитой всего лишь наполовину чашке черного кофе и превращенной в серый столбик пепла драгоценной сигарете.

Ника повела себя бесцеремонно. Сказала старому естету: «Здравствуйте», прошла мимо него и уселась за столик по другую сторону от двери. Среброголовый мужчина встретил ее высокомерным подслеповатым взглядом поверх газеты, потом наклонил голову таким образом, чтобы видеть дерзкую девчонку поверх очков. Его брови, похожие на мохнатых белых гусениц, поползли вверх.

«У меня в одежде что-то не так?» – забеспокоилась Ника, поправила волосы и одернула юбку.

– Эгхм! – сказал пожилой господин в седые усы, глянул в газету сквозь очки, потом снова уставился на смущенную девушку поверх них. Засим и проговорил звучно:

– Здравствуйте, мисс Нэйм.

– Здра... – начала названная мисс, но осеклась. Здороваться во второй раз глупо. «Откуда он меня знает? Он сыщик?»

– Никогда бы не подумал, – осуждающе заявил среброголовый, опуская руки, занятые газетой, – что девушка с такими внешними данными, естетка, и к тому же неглупая, может быть социалисткой.

– С чего вы... простите... почему вы решили, что я социалистка? – возмутилась Ника. Нелепое замечание старика совершенно сбило ее с толку, спросить, откуда тот знает туристку, прибывшую в Верхний Город по одноразовой визе, попросту забыла.

– Мисс Нэйм?! – прощебетал рядом девичий голосок. – Вы что-нибудь закажете в нашем кафе?

Ника вздрогнула. Официантка смотрела на нее сверху вниз, но с таким подобострастием, к коему названная мисс Нэйм не привыкла.

– Ко... кофе, – ответила она. – Черный. Сахара не нужно.

– Спасибо, мисс Нэйм! – пропищала осчастливленная девушка. «На слабоумную не похожа, – думала Ника. – Может, это у меня уже размягчение мозгов? Что происходит, откуда они все меня знают?»

– Вы позволите? – пророкотал рядом звучный голос. Официантка словно бы испарилась, вместо нее Ника увидела рядом седого старика с его газетой.

– Пожалуйста, – пролепетала она, подвинувшись и снова без всякой нужды оправляя юбку.

– Так, значит, вы не придерживаетесь социалистических взглядов, – удовлетворенно констатировал старик, усаживаясь напротив нее. – Понимаете ли, мне, как человеку консервативных убеждений, показалось странным прочесть в свежем выпуске «Обсервера», что невеста господина Серова социалистка. Я хорошо знаю Юрия, и мне не хотелось бы...

– Ваш кофе, мисс Нэйм! – пропел над ухом Ники приятный голосок. На столике перед нею возникла изящная чашечка. Ника, привыкшая к автоматическому обслуживанию, поискала пальпатор, чтобы расплатиться, потом припомнила – Андрей просил расплачиваться наличными! – и полезла в карман куртки за деньгами.

– Ну, что вы, мисс Нэйм, как можно! – запротестовала официантка, прижимая к оборчатому переднику блокнот. – Для нас большая честь угостить вас за счет заведения. Хозяин приказал спросить, не согласитесь ли вы...

– Эгхм! – внушительно кашлянул сосед Ники по столику, глянув на служительницу кафе уничтожающим взглядом. Впрочем, официантку такое обращение не смутило.

– Не согласитесь ли вы, – продолжила, потупив глаза, эта настойчивая юная особа, теребя оборку передника, – расписаться в моем блокноте?

Ошеломленная Ника начертала первый в своей жизни автограф рядом с неразборчивой записью: «Коф. ч. б. с.-1», – не обращая внимания на презрительный возглас старого естета.

– Позор! – повторил тот с негодованием и проводил официантку взглядом из-под бровей-гусениц.

– Прислуга совершенно отбилась от рук, – пропыхтел он, обращаясь к Нике. – С каждым годом становится все хуже и хуже. Лет двадцать назад я говорил отцу господина Серова, что мир катится в тартарары. Мы крепко с ним поспорили тогда, он утверждал, что скоро в медные жилы консервативной партии вольется свежая кровь, а я сказал ему тогда – поговорим с тобою, когда сын твой, Юрий, введет в дом социалистку. Я бы и рад ошибиться, говорил я ему в тот же день за обедом. Мы даже слегка повздорили. И что же пишут сегодня в «Обсервере?»

– Что там пишут? – из вежливости поинтересовалась Ника, с наслаждением прихлебывая великолепный кофе мелкими глотками. Никогда раньше не пробовала такого; в сравнении с ним пойло из автоматов – помои.

– Полюбопытствуйте.

Седовласый господин напрасно просил девушку проявить любопытство. Сама по себе газета, независимо от содержания, вещь достаточно редкая и интересная, но когда она оказалась у Ники в руках, образ респектабельного консерватора несколько потускнел. Она не была настоящей, эта его газета. Пыль в глаза. Обычная электронная бумага, из дешевых. Даже блокнот служительницы кафе и ее ручка в глазах знатока редкостей ценились дороже. Ника украдкой глянула на официантку, оживленно болтавшую с кем-то по телефону, отпила глоточек кофе и посмотрела на фотографию, украшавшую первую полосу. Поперхнулась, закашлялась и вынуждена была поставить чашку. На фото – девушка в короткой юбке и теннисной куртке, снятая в странном ракурсе: снизу. Позади нее беснуется толпа. Глаза девушки смешно вытаращены, рот открыт, юбка раздута ветром – вид дурацкий, но хуже другое.

– Это же я! Моя фотка!

– Неудивительно, что в статье о вас есть ваша фотография.

Ника скользнула взглядом по гигантскому заголовку: «Ника Нэйм спрашивает», перед глазами ее запрыгали строчки: «Наш политический обозреватель в ходе короткой, но содержательной беседы... Белки... Едкий сарказм, выраженный в краткой и емкой форме, предназначался... господин Серов... дешевые лозунги... Только социальное согласие как результат компромисса, сказала социалистка Ника Нэйм...»

– Я ничего такого не говорила! – возмутилась она, сворачивая газету. – Я не социалистка! И вообще, я не давала разрешения на съемку в таком ракурсе и в такой...

Мисс Нэйм проглотила слова о «короткой юбке». Разрешение разрешением, а ведь одежду выбирала она сама.

– Это позор! – горячо поддержал ее друг семьи Юрия Серова. – Я полагаю, вы просто обязаны после вашей свадьбы подать в суд на этот бульварный листок.

– Свадьбы? – переспросила, хлопая глазами, Ника.

– Да! – ответил старый естет, раздувая усы. – Вашей с Юрием свадьбы. Вы простите мне вольность, но это уже ни для кого не секрет. Я очень рад за вас. Понимаете, я-то думал, что это очередная «утка» социалистических журналюг, но теперь вижу... Хо-хо!

Он пыхтел и посмеивался, разбирая пухлой рукой свои усы, глаза его стали похожи на щелочки, Ника мельком подумала, что седой господин смахивает на моржа, и тут суть известия дошла до нее.

– Что?! – Девушка вскочила. – Это... Это же...

Она хотела сказать «чепуха», но к ней бросилась официантка, не отрывая от уха телефон. Она кричала:

– Да я же тебе говорю, она здесь, у меня!.. Мисс Нэйм!.. Погоди, зайка, не вешай трубку, я как раз говорю с ней самой. Мисс Нэйм, скажите, вам понравился наш кофе?

– Да-а, – протянула, растерявшись от неожиданности, мисс Нэйм. – Очень хороший кофе, никогда такого не пробова...

– Ты слышишь, зайка? А еще, мисс Нэйм, мы с подругой очень интересуемся, правда, что ваше свадебное платье будет оранжевого цвета?

– Пф-ф! – фыркнул старый морж. – Оранжевого!

– Ну да, – трещала официантка, подсовывая Нике под нос телефонную трубку. – Такого, знаете, беличьего цвета. Так ведь, мисс Нэйм?

Нике стало нехорошо. То ли кофе был слишком крепким, то ли по какой-то другой причине, но на ногах она не устояла, пришлось сесть.

«Они сговорились! – метались в ее голове по-беличьи суетливые мысли. – Свадьба! Платье! Белки! Это сговор! Они узнали, зачем я здесь, и разыгрывают комедию! Сейчас сюда пришлют полицейскую машину, и меня затолкают в нее! Кто-то узнал о мине в колодце!»

– Ох! – выдохнула она, обращаясь к официантке. – Сейчас же будет...

«Бдум!» – грохнуло за углом, в окнах задребезжали стекла, из переулка вынесло облако пыли, потом оттуда лениво выкатилась крышка колодца, наткнулась на поребрик, подскочила невысоко, поворочалась с лязгом, устраиваясь на новом месте, и успокоилась окончательно.

– Взрыв, – хладнокровно прокомментировал старый консерватор, поправляя съехавшие очки. – Чего еще ожидать от города, в котором издают социалистические газеты. Позор!

Ника прислушалась. Ей почудился вой полицейской сирены. «Вот, милая моя, тебе и кофе, – сказал Нике внутренний голос. – Ты напилась? Теперь набегаешься». Может быть, показалось? Откуда звук? Девушка поднялась и, не обращая внимания ни на пожилого господина, ни на официантку, направилась к выходу. Нет, не почудилось, справа звук. «Ничего, – подумала она, оглядываясь через правое плечо, – мне же к южному входу в парк. Это налево по улице, между двумя небоскребами. Я помню. Что это?» Ника Нэйм, совсем было собравшаяся организованно отступить, случайно зацепилась взглядом за рекламный экран. Вместо кофейной девушки он показывал мисс Нэйм с изящной чашечкой в руке. «Выбор Ники Нэйм» – гласила гигантская оранжевая надпись. Потом все это исчезло, на оранжевом поле осталась только чашка с блюдцем и надпись, как бы от руки: «Очень хороший кофе. Никогда такого не пробовала», а под нею был изображен вполне достоверный автограф мисс Нэйм.

«Я схожу с ума, – сказала себе бедная девушка, просмотрев рекламный клип во второй раз. – Меня не в полицию заберут, а в сумасшедший дом. Да-да, там мне и место. Андрей просил ни с кем не заговаривать, а я...»

Сирена звучала явственно, но асфальт будто клеем намазан. Ника не могла сдвинуться с места и словно зачарованная смотрела, как на перекресток рядом с реал-холлом вывернула длинная черная машина с мигалкой на крыше. Синий – красный. Вой сирены вонзился в уши. Синий – красный. Из-за поворота за машиной выскочили какие-то люди. Много людей. «Шах! Ша-шах!» —

Вспышки. Синий – красный. «Очень хороший кофе. Никогда...» – долдонил экран.

«Никогда бы его не пила, если б знала заранее, чем это кончится, – думала мисс Нэйм. – Поймают, спросят: а чья это кепка осталась на месте преступления?»

Только этой мысли и не хватало, чтобы запланированное отступление превратилось в паническое бегство. Мисс Нэйм рванула с места, на секунду ей показалось даже, что она выскочила из туфель и бежит босиком, но это, конечно же, был самообман. Как ни спеши, все равно машина быстрее. Звук сирены толкал в спину, накатывал, подгонял. Думая только о том, чтобы не споткнуться, Ника смотрела под ноги, изредка оглядывалась через плечо, но внезапно ей показалось, что сирена не только позади. Спереди тоже, со всех сторон! Она глянула на бегу туда, где спасительный просвет ущелья между двумя небоскребами, и к невообразимой какофонии из воя полицейских сирен и рева толпы добавился ее собственный крик. Бежать некуда. Навстречу, мигая огнями – синий – красный! – неторопливо ползла вторая машина, а за нею валила, затапливая улицу, плотная толпа. Девушка заметалась как загнанный в западню зверь, но деваться некуда. С обеих сторон, уже совсем близко. Вспышки слепят. Под ногами красное. Ковровая дорожка, ступени. Может, попробовать туда? Ника проследила, – вверх! – куда ведут ступени, – еще выше! – и увидела над помпезными колоннами надпись «Реалон», под нею распахнутые настежь двери и швейцара, похожего на обряженную статую. Туда бежать тоже страшно.

– Уо-о! – ревели со всех сторон. За спиной стукнула дверца. Ника огляделась затравленно, но из-за вспышек не сразу поняла, что сдерживает беснующихся людей и почему на красной дорожке кроме нее всего только один человек. Его она тоже не сразу узнала – успел сменить костюм.

«Их теснят. Не дают приближаться», – догадалась она, щурясь от фотовспышек.

– Зачем вы здесь? – громко спросил у нее, оказавшись рядом, тот, кому разрешалось ходить по красному. – Теперь не получится объявить нашу встречу случайностью. Пойдемте внутрь, иначе они сейчас прорвутся. Моя охрана ненадежна.

«Тот самый тип, с которым я бегала в парке. Серов его фамилия. Имя я теперь тоже знаю».

– Послушайте, Юра! – Ника Нэйм горячо обратилась к бегуну, сменившему спортивный костюм на смокинг; и говорила громче, чем следовало, просто потому, что нужно было перекричать толпу. – Юра, это недоразумение! Все эти белки и платья – глупости!

– Недоразумение зашло слишком далеко! – кричал ей Серов, пытаясь поймать за локоть. Мизансцена получилась весьма аффектированной, не хуже, чем в старых видеофильмах.

– Пойдемте же! – уговаривал он. – Иначе нас разорвут в клочья!

Толпа бесновалась, глас народа был похож на гром, а блицы напоминали вспышки молний. И тогда случилось в Верхнем Городе еще одно знамение – пошел черный град. Сверкающие шарики запрыгали по тротуару и красной дорожке, один из них угодил Нике Нэйм в голову, следующий больно щелкнул в плечо. Толпа корреспондентов, побиваемая градом небесным, отхлынула; мисс Нэйм услышала, как выругался господин Серов. Кто-то из охранников бросился к нему с открытым зонтом. Внезапно Ника сообразила, где видела такую же черную, с металлическим блеском, градину. Терзаемая дурным предчувствием, она наклонилась, двумя пальцами подняла с асфальта трупик инсектобота и положила его на ладонь. «Андрей, ты говорил, у нас все получится. Ты говорил, все будет хорошо. Ты же обещал!» – думала она, рассматривая неживое тельце, частичку поверженного Андрея Нетребко, его прах. Вспомнила, как, прощаясь с ним, погладила стриженую голову, чувствуя ладонью короткие, жесткие, упрямые волосы. «Они отрастут, – сказал он тогда ни к селу ни к городу. – Они уже отросли немного».

– Что же я стою? – спросила она у господина Серова.

– Вот и я о том же, – раздраженно ответил он. Краем глаза Ника заметила, что над нею тоже раскрыт зонт, хоть черный град пошел на убыль.

– Пойдем, наверху все обсудим, – господин Серов, избавленный от ударов града, обрел толику обычной для него уверенности в себе.

Ника оттолкнула его, затем, убегая, обернулась и запустила в известного реалиста в знак прощания инсектоботом, но, кажется, не попала. Врезалась в толпу, пробилась, резко пихаясь локтями, сквозь изрядно поредевшие после градобития ряды корреспондентов и зевак и бросилась вон из опасной расселины в стене каменных джунглей к спасительному входу в парк. Задыхаясь от стыда, бежала все же довольно быстро.

– Я сейчас, Андрюша. Сей... час.

Последнее, что он сказал ей: «Возвращайся быстрее. Кто-то должен выключить модем. Боюсь, самому мне с этим не справиться».

– Дура несчастная! – вслух ругала себя Ника. – Вот он вход. Двадцать минут еще бежать до лифта. Ну, пусть пятнадцать. Да еще лифт какой медленный! Да еще от лифта. Дура и есть. Столько времени потеряла! Кофе! Орешки! Белки эти, чтоб их... О, господи!

Дорожка вокруг цветочной клумбы была запружена странным народом – все в рыжих балахонах и с плакатами в руках. «Хотим орешков!» Не протолкаться, разве что по головам пройти. Ника ввинтилась в рыжую толпу, с большим трудом пробилась на клумбу, пересекла ее наискось, с таким расчетом, чтобы оказаться на знакомой тропке. На счастье, по другую сторону от клумбы ряженые стояли не так плотно. «Хотим орешков!» – прочитала Ника Нэйм в последний раз, стыд снова обжег ее и погнал по тропинке, сквозь рощу, к северному входу. Потом она перескочила через шоссе, не тратя времени на подземный переход и думая лишь о том, как будет отбиваться от лифтера. На этот раз ей повезло. Ни машин на стоянке, ни оператора лифта, никого. Даже подбитый коптером электрокар куда-то делся. Пытаясь попасть паспортом в щель турникета, Ника Нэйм прикидывала, что станет делать, если ее разыскивают уже и не выпустят вниз, но турникет пискнул, – давай, поворачивайся! – пропустил ее беспрепятственно – как медленно! – к лифту. Кнопка вызова. «Если не пустят в лифт, придется слезать по лестнице», – подумала мисс Нэйм и приготовилась сделать это, но не пришлось. Разъехались двери. От волнения девушка не смогла с ходу попасть пальцем по шикарной золотой клавише и хлопнула по ней раскрытой ладонью. Пол кабины провалился под ногами. «Вниз он едет гораздо быстрее», – радовалась Ника, переводя дыхание. Не дожидаясь, пока двери раскроются полностью, скользнула в щель и в нарушение всех запретов мигом перелезла через перегородку паспортного контроля. Ее не остановили, потому что некому было остановить. «Дальше Нижнего все равно не вышлют», – запоздало сообразила мисс Нэйм и снова пустилась бегом, ощупывая в кармане ключ от двери. «Не потеряй!» – предупреждал Андрей.

– Я не потеряла, Дрю! Я сейчас. Вот она я. Теперь только дверь. Какой странный замок. Что там внутри за звуки?

За дверью глухое... – Ворчание? Мычание? Стон? – Ника задергала рукой, пытаясь провернуть упрямый ключ, замок щелкнул. Теперь ключ не хотел вылезать оттуда. Пришлось оставить его, а дверь бросить открытой настежь. В кабинете Кэтчера кто-то рычал по-звериному, изредка сбиваясь на стон.

– Андрей!

Перед терминалом никого, кресло в стороне. Отброшено. Посреди комнаты на полу извивался, выгибался дугой, бился в конвульсиях отвратительный... Нет, это не человек. Люди не бывают такими. Багроволицый. Хрипит. Язык наружу, на щеке кровавая пена. Шея перетянута ошейником, на ней вздулись жилы. Скрюченные пальцы за ошейник цепляются, силясь сорвать. Нет, люди не бывают такими!

И все-таки это был человек. Ника заставила себя узнать его. Андрей. На его поясе тлел рубиновый глаз индикатора, – заряда батарей могло хватить еще часов на шесть, если не больше.