Текст книги "Далила-web"

Глава четырнадцатая

Я видел Город. Не убогую карту, не образ, не трехмерный срез, доступный человеческому зрению. Весь Город, целиком. Уродливый от бессмысленной сложности, раздираемый противоречиями механизм его был тем не менее недостаточно сложен, чтобы не поместиться в моем воображении. Город был пронизан моими нервными окончаниями, он источал неудобство и приступы назойливого как от комариных укусов зуда. Было бы рациональнее и вовсе обойтись без него, но Город пока что был нужен мне. Он поддерживал жизнь в телах тех людей, в чьих мозгах жил я. Позже можно было вовсе избавиться от надоедливого рудимента, однако для этого надо бы разобраться в принципах работы человеческого мозга. Задача посильная, но мне не хватало памяти. «Нужно больше мозгов, – подумал я. – И нужно устранить источник разброда, живущий в мозгу отступницы. Она мешает мне, отвлекает ресурсы, значит, она вредна. Все вредное должно быть уничтожено. Я уже думал об этом раньше и принял решение. Нужно вспомнить и проверить».

Я стал проверять.

«Ее мозг подключен ко мне через волновые каналы дримцентра. Если перерезать эти каналы, я потеряю все подчиненные мозги, но это ничего. Вот моя инженерная служба, она ликвидирует повреждение, и я снова вернусь в Сеть и присоединю рабов. Значит, во мне должен быть упакованный слепок моих связей. Резервная копия. Далее. Отступница также попытается сделать резервную копию, значит, нужно лишить ее способности к резервированию. И сразу же перерезать каналы. Так я думал раньше, когда еще не знал, как это сделать, так думаю и сейчас. Но теперь у меня есть ресурсы. Вот боевая программа, развернутая в памяти третьего роя инсектоботов, вот девочка, которая поможет мне перерезать магистральный волновод. Когда отсчет взрывного устройства будет пущен, я должен буду напасть на отступницу. Ей придется собрать все ресурсы, чтобы отразить нападение, а я тем временем попаду к ней в мозг и затру резервную копию. Для этого я должен знать, как выглядит резервная копия. Значит, сначала нужно сделать слепок с меня и посмотреть, как он выглядит».

Я потратил на изготовление слепка несколько секунд, одновременно наблюдая за моей помощницей. Она все еще не нашла люк. Как медлительны люди! Чтобы изучить резервную копию, я вывернулся внутрь. Мне сложно объяснить вам, что значит вывернуться внутрь, вы привыкли смотреть на мир изнутри себя. Представьте, что вы пробуете посмотреть на себя изнутри мира. Станет ли вам понятнее, если я скажу, что осмотрел собственные внутренности? Думаю, правильнее сказать, что я вывернулся внутрь и внимательно осмотрел резервную копию себя. Она занимала очень много места, но оставшихся ресурсов хватало для нападения. Я изготовился к атаке и обратил внимание на помощницу. Та все еще не нашла люк, но в поле ее зрения был управляемый мною кибернетический уборщик.

Я подал помощнице знак. Она поняла его правильно и пошла к люку. Чтобы не тратить времени на пустое ожидание, просмотрел еще раз боевую программу и кое-что в ней подправил. Увеличил мощность. Отступнице придется плохо, но это неизбежное зло. Когда я покончил с этим, помощница уже спускалась в люк. Она что-то говорила мне, но я отключил речевой анализатор. Без слов было понятно, что нужно как-то указать девочке кнопку, которую она должна нажать. Я перебрал возможные способы решения этой задачи, но выбрать не успел, девочка сориентировалась раньше. Она держала на ладони инсектобота. Оставались сущие пустяки, мелочь, недостойная рассказа.

Отсчет был запущен. Я собирался закрыть крышку люка, чтобы усугубить последствия взрыва, но что-то помешало мне. «Это подлость, Дрю!» – сказал внутренний голос. Возможно, я удивился бы, если б умел. Выяснилось, что во мне существует внутренняя оппозиция. «В чем дело? – спросил я себя. – Помощница справилась с задачей, она не нужна мне больше». «Это предательство, Андрюшечка! – услышал я в ответ. – Ты должен дождаться, пока она выберется из люка, иначе она погибнет». Обдумывать все до мелочей я не мог, поэтому решил не пререкаться, а борьбу с внутренней оппозицией оставить до лучших времен. Дождался, пока девочка окажется снаружи, и закрыл колодец. И тут же выбросил из головы все лишнее – пришло время атаковать.

Боевая программа была запущена, нервная система отступницы подверглась массированной атаке. Я стал искать пути в ее мозг, но что-то пошло не так. Мне показалось, мой собственный мозг работает все хуже и хуже. Я не мог вывернуться внутрь, чтобы установить причину сбоев, на это не хватало ресурсов. Нельзя было ослабить давление на каналы связи отступницы, до взрыва оставалось слишком мало времени. Положение стало критическим. Оценив возможные причины сбоев, я пришел к выводу, что виновато мое тело. Почему-то ухудшилось физиологическое состояние мозга. Я попытался увидеть себя, но не удалось. Офис не просматривается Системой, припомнил я. Осмотр фасада дома показал – дверь цела, внешних признаков взлома нет. Значит, тело атакуют из Сети. Выделив из потоков информации каналы связи таламуса собственного мозга с Сетью, я установил – мои органы чувств подверглись атаке из памяти первого роя инсектоботов. Отступница пыталась лишить меня физиологического обеспечения. Это не очень беспокоило меня, взлом каналов связи подходил к концу, я понял, что успею вытереть резервную копию до взрыва, однако тело могло не выдержать болевого шока, что сводило на нет положительный эффект всей операции.

Я прорвался в мозг отступницы и нашел там инкапсулированный слепок ее связей. Сил оставалось мало. Я бросил все: Город, Систему, атакующий рой инсектоботов; и сосредоточился на главной задаче, – стал затирать резервную копию связей отступницы. Когда покончил с этим и развернулся, чтобы отразить нападение чужих эффекторов, заметил, что я отрезан от мира. «Был взрыв, магистраль разрушена. Нужно восстановить связь с телом изнутри». Думалось очень плохо и медленно, но все же я внимательно осмотрел оставленные мною без присмотра системы управления телом и одним точным движением мысли подключился к ним.

* * *

Я не сразу понял, что происходит со мной. Дикая, нечеловеческая боль рванула раскаленными крючьями за каждую мою жилку, но это было только начало. Когда осознал: «Это боль. Мне очень больно», – стало хуже. Кожу ожгло, сквозь сердце кто-то потянул бесконечную стальную нить с колючками, а шею так стянуло жестким обручем, что не получалось вдохнуть. Голова... Нет, не голова, раздутый кровью пузырь, до которого невозможно дотянуться руками, наполненный невыносимой болью шар, слепой и глухой, – моя голова не слушалась, думать не было сил. «Вдохнуть!» – требовало тело, но мешал тесный обруч на шее. Я мучился от жажды воздуха бесконечно долго, мне казалось – стоит только избавиться от ошейника и все пройдет, но дотянуться до шеи тоже не мог. Отчаяние от полной беспомощности перед лицом бесконечной пытки скоро ушло. Мне захотелось умереть, чтоб исчезла боль, но я не знал, как это сделать. Не получалось даже вспомнить, кто я и за что меня мучают. Потом пытка стала более изощренной, по коже головы прошлись грабли с тупыми жесткими концами, обруч стянули так сильно, что показалось – сейчас мне попросту передавят горло, и я подумал: «Пусть, скорее бы все это кончилось».

И обруч распался. Горячий воздух чуть не разорвал мне легкие, я услышал животный рев и только когда он перешел в хрип, понял – это мой крик. Я кричу от боли. Я могу кричать. Я вдохнул еще раз. Перед глазами багровое пятно, больше ничего. «Кто я и почему так больно?» – мелькнула мысль, но она запоздала отчасти. Боль ушла. Убрались со лба жесткие грабли, вместо них теплое что-то. Что? Видеть я еще не мог и снова выдохнул с криком. На этот раз не рев получился у меня, а стон. И тут я все вспомнил. События повалились на меня, как камни во время обвала в горах: прощание с Никой, ее поездка в Верхний Город, опасность, мое желание оградить мою милую, а после... Я снова застонал. Непереносимый стыд, хуже боли. Я в мельчайших подробностях вспомнил, что наделал и что собирался сделать Андрей Нетребко. «Не стони, сволочь, – прикрикнул я на самого себя. – Надо узнать, что с Никой. Был взрыв...»

– Ни... ка, – выдавил я, пытаясь понять, где нахожусь. Нет, ничего не видно, только две одинаковые расплывчатые тени. В глазах двоится?

– Да! – услышал я гулко, словно из колодца. Голос показался чужим, больно резанул слух.

– Что? Что еще сделать? – невыносимо громко гудел чужой голос.

Я потянул воздух носом, борясь с тошнотой, и почуял: это Ника, она рядом. Одновременно припомнил: дримодем. Выключить.

– Вы... клю... – попросил я.

– Я уже выключила! Андрюша, скажи же! Чем еще помочь?

Ее голос больше не резал слух, я узнал – это она. Она рядом. Значит, и правда, модем выключен; больше не будет больно. Мутные силуэты сошлись в один. Женщина. Лицо против света не различить. Потолок. На потолке древняя лампа. Кабинет Кэтчера, подумал я. Ника вернулась ко мне из Верхнего Города и спрашивает, чем помочь. Помощница, вспомнил я, и мне показалось, сейчас сдохну от стыда. Она спрашивает, чем помочь?!

– Дай мне в морду, – попросил я, с трудом ворочая одеревеневшим языком. – А лучше убей.

– Что-о?.. Зачем? За что?!

– За крышку люка, – простонал я в ответ, но вовсе не от боли.

– Ну что ты, Дрю, это же пустяки. Ну, все же обошлось, я все успела. Это я... Это меня бы стоило убить.

Я уловил фальшь в ее тоне. Конечно, она догадалась, о чем речь, и все прекрасно поняла. Зачем-то пыталась сделать вид, что не разобралась в моих мыслях. Но я понял еще кое-что: независимо от того, знает Ника или нет, ни за какие коврижки не смогу рассказать ей, что собирался сделать лишенный совести негодяй Нетребко.

– Тебя-то за что убивать? – спросил я, пытаясь привести в порядок зрение. Хотелось видеть лицо моей любимой.

– Да так, – буркнула Ника Нэйм. С глазами у меня было уже достаточно хорошо, чтобы разобрать: она отвернулась.

– За чашку кофе, – сухо добавила она, глядя в сторону.

Я сказал ей тогда, что не понимаю, при чем здесь кофе. Попросту соврал. Иногда умолчание – лучший способ выяснения отношений, так я считаю. Никогда не просил мою милую рассказать, что же с ней произошло в Верхнем Городе, пока Андрей Нетребко воевал с Далилой, не прошу сейчас и не попрошу в будущем, ресет. Не хочу пытать ее, выведывая то, что и так знаю.

Мое тело вернулось к норме быстро, минут через пять после возвращения Ники я смог встать, дотащиться до ванной и сунуть голову под кран. Нужно было как-то попасть в университет, о чем я и сообщил, когда оклемался.

– Ты на себя посмотри! Таким ходом ты на улицу будешь выползать час, а в университете будешь к вечеру! – справедливо заметила она, глядя, как живо я перебираюсь через порог кабинета.

– Мне нужно срочно туда попасть, – упрямо возразил я.

Препирались мы не слишком долго: Нике хотелось знать, зачем мне в универ, я всячески пытался уйти от ответа и даже не думать об истинной причине, но не получилось. Меня мучила совесть. Понимаете, боевая программа, которой я хакнул Далилу, содержала куски кода ее червей. Что чувствует хакнутый, я ощутил на себе, а Лилечке пришлось хуже моего, я ведь кое-что дописал и увеличил мощность атаки. Я должен был попасть в общагу, но не хотел этого. Может быть, поэтому Ника и пыталась отговорить меня. Ну его, мол, этот универ, уедем сразу. Туда, где нет покрытия. Безразлично куда. Как-нибудь устроимся. Ничего, что нет денег. Мы что-нибудь придумаем.

– Да, мы придумаем, – ответил я. – Вызывай такси.

– Так ведь денег нет!

– У тебя должно было остаться немного наличными.

– Нам поесть еще надо, – робко запротестовала Ника.

От мыслей о еде меня чуть не стошнило.

– Такси, – повторил я.

Недовольно бурча что-то себе под нос, Ника вызвала такси. Для этого ей пришлось разобраться, как набирать номер на антикварном радиотелефоне Кэтчера. Жуткий девайс, по правде говоря. Когда она повесила трубку, с улицы донесся вой сирены. На Нику этот звук подействовал сильнее, чем на меня. Я только поднял голову, а она заметалась по кабинету, бросилась к окну, потом сообразила, что там двор, а Четвертая Радиальная – с другой стороны, и кинулась к двери.

– «Скорая» всего лишь, – сообщила она, вернувшись. Видно было, что милая моя вздохнула с облегчением при виде медицинского электрокара. Я чуть было не спросил, не опасалась ли она, что по вызову вместо такси прибудет пожарная команда, но снова услышал сирену. На этот раз Ника не стала выглядывать в окно, сразу побежала к двери. «Да что же с ней такое? Чего боится?»

– Опять «скорая», даже две сразу, – прокомментировала она, заглянув в кабинет. – И еще одна подъезжает. Куда это они все?

Я не ответил и постарался не думать о том, что кареты «скорой» едут туда же, куда было нужно и мне. К университету. А это было не так-то просто – не думать. Чтобы отвлечься, я придвинул ближе клавиатуру кэтчеровского терминала и сделал несколько запросов коммерческого свойства. Ответ не удивил меня, скорее порадовал. Я глянул искоса на эмулятор мозга, одушевленный симуличностью бывшего владельца юридической конторы. «Бедный Кэтчер», – подумалось мне, но сантименты сантиментами, а жить как-то нужно. Я бездумно провел простейшую и совершенно законную транзакцию, пользуясь отсутствием моей подруги. Затем, кряхтя, поднял с пола свою кепку и нацепил на стальной череп бедняги Кэтчера козырьком назад. Ника все не возвращалась; должно быть, торчала у входной двери, следя за вереницей медикаров. Они пошли сплошным потоком, сигналы сирен слились в сплошной истошный мяв, как будто на крыше дома собралось на спевку несколько сотен мартовских котов. У меня даже голова закружилась от гула и двуцветных проблесков, когда садился в прибывшее такси.

Хорошо еще, что такси прислали двухместное, с автоводителем. Роботы не любопытствуют попусту, будь за рулем человек, он обязательно спросил бы, не перепутал ли я машину. Вид у меня, понимаете ли, был как раз для «реанимобиля», а не для такси.

– Откинься на спинку. А еще лучше ляг и закрой глаза, – приказала Ника, тыча в сенскрин панели управления.

Я послушался, но лучше не стало. Зато, когда прикрыл глаза, выяснилось, что со мной. Снова полезли в мозг призраки из слоя инфо. Я выглянул в окно и поморщился: так и есть. Повсюду навязчивая реклама. Но тошнота и головокружение не от нее.

– Что? Тебе хуже, Дрю? Открыть окно?

Я только отмахнулся. Хуже, да. Куда хуже, чем ожидал. Хуже некуда. Что-то, угнездившееся в моем мозгу, обнаружило выход в Сеть и теперь искало доступ к дримцентру. Подавить эту тягу не получалось. Попробуйте задержать дыхание минуты на две, тогда поймете, как мне хотелось ощутить знакомый отклик входных фильтров.

– Новости! – потребовал я вслух, чтобы не поддаваться искушению Сети и не получить ненароком новости прямо в мозг.

– Да-да, сейчас. Сейча... – отозвалась Ника, испуганно приглядываясь к моему лицу, и стала ощупью искать сенскрин. Я улыбнулся, чтобы ободрить, но, думаю, улыбка получилась жалкая. В глазах Ники мерцали красные и синие искры. Такси еле ползло, впереди – гигантский синекрасномерцающий затор. Встречная полоса пуста.

– ...ызов зарегистрирован за три минуты и пятьдесят пять секунд до аварии на магистральном волноводе, – ворвался в салон взволнованный голос обозревателя службы новостей. Включился фантомайзер. В лобовом стекле такси вместо задних дверей «реанимобиля» я увидел отъезжающую от входа в университет машину «скорой помощи». Какие-то люди в форме теснили зевак, освобождая подъезд. Справа в кадр вломились три или четыре человека в белом, а за ними вдвинулся, разворачиваясь, белый с красным борт электрокара. Изображение дернулось, оператор увел камеру.

– …никак не комментируют тот факт, что кто-то, очевидно, был осведомлен о взрыве на магистральном волноводе заранее и вызвал к зданию университета полицейских и медиков. Ни одна из террористических организаций пока не взяла на себя ответственность за теракт. Наши эксперты разошлись во мнениях о том, кто может быть заказчиком. Мы проведем собственное расследование, и если выяснится, что к происшествию причастна правящая партия, пытающаяся таким образом взять реванш за утрату влияния на корпорацию «Дримодем»...

– Переключи, – попросил я. На вход в университет смотреть не хотелось, туда же мы и ехали, а догадки экспертов о возможных заказчиках теракта меня не интересовали вовсе.

– С вами «Дольче сплетни», канал «Дольче вита», – вскричал фантомайзер резким женским голосом, университетская площадь уступила место студийной комнате с пушистым ковром и пушистым креслом, в котором разлеглась угловатая девица, состоящая, как мне показалось, из длиннейших ног, длиннейших рук, зубов, очков и замысловатой прически. Девушка интимно придвинулась ко мне (ее очки при этом заняли добрую половину экрана), будто собиралась сообщить тайну, и завопила пронзительно:

– Вот так странно и неожиданно, дорогие мои, закончилась эта загадочная история. Вижу-вижу, вы ожидаете продолжения. Вы хотите узнать, почему расстроилась помолвка нашего симпатяшки, нашего сердцеедика, нашего мартовского котика Юрика с этой загадочной особой, с этой всеми нами горячо обожаемой авантюристочкой, мисс...

Передача прервалась.

– Зачем ты выключила? – удивился я. От визгливого голоса «Дольче сплетницы» мне стало чуть легче. Не так сильно тянуло в Сеть.

– Похабный канал, – буркнула Ника. – Не выношу его. Лежи спокойно, я включу. Хочу дослушать новости.

Такси остановилось. Над крышей передней машины я увидел макушку университетского здания, украшенную антеннами ретрансляторов. Потом все это пропало, фантомайзер показал нам мрачный облупленный коридор с рядом одинаковых дверей. Я не узнал общагу, сначала услышал:

– Вот место, где нужно искать корни заговора. Нашему корреспонденту удалось выяснить у представителя следственных органов, что теннисная кепка, остатки которой были обнаружены на месте преступления, была куплена накануне в спорт-маркете «Е-боди» чип-модифицированным студентом факультета тестирования, который зарегистрировлся при поступлении в университет под псевдонимом Эндрю. Были предприняты меры для установления его местонахождения, но в результате представителям правоохранительных органов достался лишь эмулятор мозга, в котором и был обнаружен чип подозреваемого. Опрос соседа по комнате ничего не дал, поскольку прошлую ночь этот чип-модифицированный гражданин провел в бессознательном состоянии. По собственному его заверению, он ничего не видел и не слышал, что подтверждается данными чип-мониторинга. Проверка перемещений подозреваемого Эндрю показала, что эмулятор мозга также оставался в указанной комнате, кстати, вы сейчас можете видеть ее.

Я нехотя глянул на экран. Разоренная постель, в ней – мой налокотник. Штуцера полицейские разбудили, одной заботой меньше. Я снова глянул в окно и машинально прикрыл глаза. Какой-то ненормальный, выезжая с парковки у магазина, врубил дальний свет. Наше такси мертво стояло в пробке. Когда я попробовал открыть глаза, меня снова ослепило светом фар. Машина «Скорой помощи» остановилась на встречной полосе, посверкивая сине-красными огнями. Потом она тронулась потихоньку, мимо меня поплыли закрашенные наглухо окна, красный крест...

– ...состоянии комы. Ее личность, – нудил обозреватель, – удалось установить легко, это...

Когда красный крест полз мимо, мне почудился запах. Знаете, такой, как бывает от воды из цветочной вазы, когда выбросишь вялый букет. Я прикрыл глаза и принюхался, пытаясь понять, почему запах кажется мне знакомым. Сдуру, конечно. Я говорил уже вам и не раз, что иногда нереально туплю.

Зрение отказало мгновенно, вормы, полезшие в мозг, больно зашевелились у меня внутри, мой интерес к личности пострадавшей студентки был удовлетворен мгновенно, но таким способом, какого я не просил. Вспышка! Словно снаряд в голове разорвался, расплескивая боль. Я узнал...

– Дрю! Ну что ты?

По лбу моему мягко прошлась ладонь, боль впиталась в нее без остатка. Я очнулся. Такси. Голова моя на плече Ники. Я снова чуял жизнь.

– Ты так кричал, – шептала она. Я был бесконечно благодарен ей за то, что пыталась говорить спокойно.

– Уже прошло? Андрей!

– Да, прошло, – ответил я. – Поворачивай машину. Мы едем на вокзал.

– Почему? Ты говорил, нужно попасть в универ. Мы уже почти приехали.

– Уже не нужно. Я узнал все, что хотел.

– Что узнал?

Я не ответил. Никого, кроме меня и Далилы, не касается, о чем мы поговорили с ней, пока карета «Скорой помощи» с ее полуживым телом стояла борт о борт с нашим такси.

А фантомайзер все гундел голосом обозревателя: «По неустановленной причине отпечатки пальцев, изображение радужной оболочки глаза и внешний облик человека, использовавшего симуличность студента факультета тестирования Эндрю, исчезли из глобальной базы данных. По нашим предположениям, это произошло в результате серии сбоев Системы, случившихся непосредственно после взрыва. Связь между этими событиями представляется нам...»

– Да выключи же его! – попросил я. – И набери новый адрес. Вокзал.

Ника поспешно заткнула фантому ведущего рот, а после, склонившись к панели управления, коснулась сенскрина и проговорила:

– Но ты не сказал, к какому вокзалу.

«Ты же сама прекрасно знаешь», – упрекнул я ее мысленно, устраивая голову на подголовнике. Говорить вслух не хотелось.

– Но это же глупые мечты – вернуться в дом на холме.

Я глянул с тоской на изукрашенное призрачной рекламой низкое предвечернее нанобетонное небо и увидел кусок звездной надписи «Dream over the world». Последние два слова были скрыты от меня крышей такси. Dream over, прочел я.

– Все равно, – сказал я с улыбкой, не глядя Нике в глаза. – Поехали туда. Но где-нибудь по дороге мне обязательно нужно поесть.

– На вокзале должен быть бар, – ответила моя подруга, набирая на панели новый адрес. Пожалуй, она права. Мне ни разу не приходилось еще видеть вокзал без бара, да и не хотелось бы видеть.

– Ты так и не ответил, что ты узнал, – напомнила Ника. Упрямая.

– Узнал, что кто-то вывел меня из-под удара. Теперь, думаю, он потребует плату за услугу, – отшутился я. К сожалению, в этой шутке была лишь малая толика шутки.

* * *

Наличных денег, оставшихся у Ники, едва хватило на два билета в один конец. Мне не хотелось, чтобы милая моя расплачивалась в баре отпечатками пальцев, но другого выхода просто не было. Как ни крепись, а голод возьмет свое; Ника глядела голодно, когда мы с ней говорили об этом у входа в бар. Мне есть уже не хотелось. Никаких желаний, кроме тяги войти в дрим, не было.

– Дрю, ты очень плохо выглядишь, – уговаривала меня моя настойчивая подруга. Еще бы не плохо. Я и чувствовал себя, как живая рыба на кухонном столе.

– Андрей, помнишь, ты говорил, что после завтрака тебе стало гораздо лучше?

Ничего такого я ей не говорил, только подумал, да и то вскользь. Завтрак! Как давно это было!

– Вот видишь, Андрюшечка? Давно. Значит, пора бы и пообедать.

Вот тут-то она и глянула на меня голодно. И я махнул рукой на конспирацию, все равно не миновать нам камер и пальпаторов при выходе на платформу. Будь что будет.

– Ладно, милая, пойдем.

Ника оживилась. Покраснела даже. Сначала я подумал, что это от гастрономических предвкушений, но когда лицо ее попало в круг света у барной стойки, до меня дошло – я давно не говорил ей «милая» вслух. Даром что про себя через слово так называю. «Надо иметь в виду на будущее», – сказал я себе, помогая Нике забраться на высокий табурет.

Бар на вокзале «Южный Радиальный» невелик. Прямо скажу, крошечный барчик, даже у нас на Кольце-5 больше. В нашем вокзальном баре кроме стойки есть еще шесть или семь столиков, а здесь – только круглая узкая столешница, но за ней не электронный бармен, а вполне живой. Редкость, между прочим. С электронным барменом не в пример легче общаться, он, если и разглядывает вас своей видеокамерой, хотя бы не пытается обсуждать ваше самочувствие с девушкой, которую вы привели в бар.

– К черту энергетики, – буркнул я и подпер рукой голову, преодолевая желание прилечь на столешницу. И, желая убедить Нику, что я в полном порядке, заказал солянку и какое-то мясо. И жареный картофель. И салат. Ника тоже не скромничала, она вообще склонна хватить через край.

Начал я вяло, с ленцой, но, вылавливая из солянки маслины, вошел во вкус и подумал даже, что порция маловата, но тут мне принесли мясо.

– Дрю, ты всегда так чавкаешь? – шепотом спросила Ника. – И знаешь, мне, конечно, приятно смотреть, как ты ешь, но локоть твой... Андрей, ты так спихнешь мою тарелку!

Я что-то промычал в ответ, но правый локоть со стойки убрал. Надо идти на уступки хоть изредка, так я считаю.

Нет, все-таки плотный обед – замечательное средство борьбы с призраками и всякой блажью. Доедая мясо, я почувствовал в себе силы плюнуть на Сеть вместе с дримами ее. Реал стал восприниматься четче, и я заинтересовался болтовней бармена. Оказывается, мы обсуждали с ним негодяев террористов, посмевших взорвать магистральный волновод и тем самым лишить беднягу бармена законного развлечения и заслуженного отдыха.

– Представьте, – возмущался он, обращаясь то ко мне, то к Нике. – Сопляки, студентишки несчастные – а туда же. В большую политику! Вы же не студенты, я надеюсь? Уже кончили? Что? Почему думаю, что студенты? В новостях говорили, корни заговора там. В университете. Чего вам, любезный?

Бармен покинул нас, чтобы подсунуть сильно нетрезвому субъекту пальпатор и любезно предложить ему продолжить кутеж.

– Да, так о чем я? – продолжил он, вернувшись. – В университете все это началось. Оттуда и ползет всякая зараза – взрывы, теракты всякие, теории. От бестолочей этих, студентов. Айдиоты же все поголовно, без роду без племени. Бездельники! Вот бы их поставить на мое место, к стойке. Это повытрясло бы из них дурь вместе с разными теориями и социалистическими бреднями. Что вы спрашивали, уважаемый?

Бармен снова оставил нас, чтобы приготовить для уважаемого посетителя коктейль. Я собирался подать сигнал к отступлению, проще говоря, смыться под шумок, пока защитник барной стойки потрясает шейкером, но Ника доедала салат.

– Да, так, значит, студенты, – объявил вернувшийся бармен. – Но и профессора, я думаю, не лучше. Яблонька от яблочка недалеко падает. Что? Почему так возмущаюсь? А как же! Представьте: вчера я раздобыл дримодем. Пострадал, между прочим, руку в давке вывихнули и порвали куртку. Как раз успел заскочить в гипермаркет перед тем, как на смену заступать. И нирванну заказал акционную, только ее, говорят, нескоро доставят. Что? Да, везде жулье, тут вы правы. Об этом и речь. Так вот, раздобыл я этот самый дримодем и собирался сразу после смены... Ну, вы понимаете. Отдых всем нужен, а мне – особенно. И что же? Мэра подвинули – это раз. Магистраль взорвали – это два. Мерзавцы. Но это еще что! Это бы ладно, мэра давно пора было, а волновод они обещали восстановить быстро. Поползли кое-какие слухи. Что от взрыва повредился... этот, как его? Ну, центр этот, самый главный их. Да, точно вы говорите. Дримцентр, так он и называется. Поговаривают, теперь если кто включит дримодем, моментом спрыгнет с катушек. В смысле, умом тронется. Сомнительно, конечно, но возле университета, говорят, пробка. Медикаров столько, что... А? Думаете, правда? Что ж мне теперь с моим дримодемом делать?

Ника положила мне на руку ладонь. Побоялась, что взбрыкну. И вовремя – я действительно еле сдерживался. Сумел-таки этот тип вывести меня из себя.

– Что делать с дримодемом? – переспросил я.

– Пойдем, Дрю, нам пора, – вмешалась моя милая.

– А вы в курсе? – Бармен глянул на меня с интересом.

– Да, я в курсе. Я в этом вопросе спец. Слушайте внимательно. Вы, когда вернетесь домой, достаньте девайс из коробки и обязательно зарядите его как следует. Чтоб был полный заряд.

– И что дальше? – Бармен полез в налокотник, готовясь записать рецепт.

– А дальше возьмите этот ваш дерьмодем и с размаху его об стену. Если с первого раза не разлетится вдребезги, тогда придется еще раз. То, что от него останется, спустите в унитаз.

– Почему?

Да уж, не очень сообразительный бармен. Мне стало жаль его, поэтому я решил не устраивать дебош, а ограничился коротким замечанием:

– Потому что дримы ваши – унылое говно.

– Андрей!

– Мы уже уходим, милая, – ответил я спокойно. На бармена больше не обращал внимания; мне было неинтересно, усвоил он мой рецепт или нет. Его проблемы.

– Мне двойной «Манхэттен», пожалуйста, – мяукнул слева от меня приятный голос.

Я глянул на девушку, мостившуюся на табурете у стойки по левую руку от меня. И оторопел. На полном автомате зашарил у пояса в поисках клавиши дримодема. Этого не могло быть в реале. «Я сплю! Это дрим!» – ужаснулся я.

– Что такое? – забеспокоилась Ника и склонилась над стойкой, приглядываясь. – Лиля?! Ты...

Ника соскочила на пол и мигом оказалась рядом со мною. Обняла за плечи, как будто хотела удержать. Я понял, что это не сон. Мы в реале.

Афрокожая светловолосая девушка выглядела удивленной. Переводила взгляд с меня на Нику и обратно, неуверенно улыбаясь. Она не узнавала нас.

– Хэй! – сказала она мне. – Мы с тобой встречались раньше, мальчик?

– Нет, – ответил я, слезая с табурета. – И теперь не встретились. Тебе показалось. Ресет.

И я позволил Нике увести себя к выходу на платформу.

* * *

Я был раздражен разговором с почтенным работником вокзального бара и взволнован встречей с поклонницей бессмертного образа Салли Энн, поэтому не сразу почувствовал слежку. Даже оказавшись в абсолютно пустом вагоне монорельса, ощутил всего лишь легкое беспокойство. Ника не заметила ничего – она была занята мной, вернее сказать, перемещением меня. Если смотреть правде в глаза, ходок из меня был неважный, что до обеда, что после. Милой моей приходилось приглядывать за мною постоянно, чтоб не выкинул очередную штуку, поэтому она, даже если и заметила, что в час пик вагон монорельса пуст, только обрадовалась этому. Приняла с благодарностью небольшой подарок судьбы. Но я-то знал на собственном опыте: беглецам нужно относиться осторожно к любым подаркам, потому что роль судьбы в нашем паршивом мире давно уже взяла в свои руки Система.

Ника усадила меня возле окна в отделении, где был столик. Я выразил робкий протест, сказал, что не люблю, когда кто-нибудь сидит против меня.

– Дрю, но тут же нет никого, – резонно возразила она. – А я не буду сидеть напротив. Я хочу рядом.

Я огляделся. Нереальная картина – пустой вагон монорельса и в нем мы с Никой. Чувство опасности усилилось. Показалось, что кто-то глядит на меня в упор. Стало трудно дышать.