Текст книги "Джейтест"

Она решительно захлопнула «бардачок» и вышла из кара, отомкнув предварительно замок багажника. Обошла машину и подняла крышку.

Зашедший сзади дежурный присвистнул.

– Ого! – с некоторым даже восторгом пробормотал он. – Да тут целый арсенал.

Арсенал не арсенал, а два отличных – боевых, не охотничьих – «ствола» были тщательно уложены между контейнерами с картечными патронами и другими ящиками с армейской маркировкой. И еще – пара бластеров в разборе и нечто, упакованное в толстую фольгу. Остатки одной из таких упаковок валялись на выстланном амортизирующей резиной дне багажника.

Марика подняла обрывки фольги, попробовала разобраться в маркировке.

Плазменные гранаты. Ее передернуло.

Снова сосредоточившись, она закрыла глаза и стала осторожно, кончиками пальцев гладить мягкий, податливый металл. У того явно была аура. Злая и совсем свежая.

Марика торопливо сняла с пояса блок связи.

– Вы слышите меня? Том? Павел? – сказала она в тихо шипящую пустоту. Подождала, пока те отзовутся, и объяснила: – Это должен быть Лес. Снова Лес. Павел, ты слышишь меня? У тебя должно быть «горячо»: Лес, Павел. Лес. И дом в Лесу. Снова дом в Лесу.

* * *

Охранник на КПП базы федерального десантирования посмотрел на Тома с недоумением, но пропустил, доложив по инстанции о появлении «гражданского к майору Циммеру». Майор Циммер никакого удивления при виде неожиданного визитера не выказал, а только молча пропустил его карту-идентификатор через щель своего терминала и осведомился, чем может быть полезен господину следователю.

– Мне нужен переговорный бокс, – объяснил ему Том. – И кодированный канал связи. На двадцать минут – не более.

Через две минуты он уже находился в стереотипном боксе напротив полковника Листера.

То есть сам Марк Листер – резидент Управления в системе Джей, конечно, пребывал себе спокойно в точно таком же боксе, но на геосинхронной орбите – на борту космокрейсера «Шторм», а переговорный бокс Тома делило с ним всего лишь достаточно точное голографическое изображение полковника. Настроено оно было чуть иронически. Задержка во времени на прохождение сигналов до геосинхронной орбиты и обратно почти не ощущалась.

– Ну что же, рад вас видеть живым и здоровым, следователь, после такого... э-э... каскада пережитых вами приключений. – Листер перекинул ногу на ногу. – Мы здесь уже наслышаны о ваших... м-м... подвигах. Рад также тому, что вы наконец вспомнили о том, что, кроме ваших новых и... э-э... странноватых друзей, у вас есть еще и довольно надежная поддержка здесь, на небесах. Как я догадываюсь, вас слегка прижало там, на планете.

Том улыбнулся, как мог более вежливо:

– Вы правы, полковник. Ваша помощь может потребоваться теперь в любой момент. Я, собственно, собираюсь просить вас только о двух услугах. Относительно небольших.

– Слушаю вас внимательно. – Листер подался вперед.

– Во-первых, мне нужно ваше заключение по программе поиска «направленный луч». Мне надо хотя бы приблизительно знать местоположение тех «управляющих центров», о которых говорит в своей записке декан Васецки.

– А во-вторых? – Глаза полковника прищурились: он явно сознавал, что «во-вторых» будет гораздо заковыристее, чем «во-первых».

– Во-вторых, нам может потребоваться огневая поддержка крейсера.

Резидент Управления поднялся и стал мерить шагами неширокий бокс. Остановился, внимательно разглядывая партнера:

– Конечно, я в курсе ваших полномочий, следователь. – Он остановился напротив Тома и некоторое время словно пытался выиграть у него очередной тайм в «гляделки». – Махнул рукой и, вернувшись на свое место, морщась, как от зубной боли, продолжил: – Я хочу сказать, что применение огневых средств Космофлота в пределах одного из Обитаемых Миров без санкции региональных властей – это нечто выходящее из ряда вон.

Том пожал плечами:

– Такая санкция у вас будет. Тем более что применять придется не главный калибр. И не против людей. Не против разумных существ вообще.

– Так что же тогда имеется в виду? – Теперь настала очередь полковника пожимать плечами. – Помогать протонными пушками в проведении землекопных работ? Или разгонять ракетами саранчу?

– Нет. Возможно, вам придется применить ваши ракеты более разумным способом. В полной увязке с программой поиска источника – того, что вы называете «направленный луч».

– Источников, следователь. Источников – во множественном числе. Их несколько. – Призрак полковника Листера назидательно поднял над столом сухой, как осенняя ветка, палец.

Том принял поправку без особых возражений.

– Так или иначе, – примирительным тоном продолжил он, – весьма вероятно, что потребуется заставить замолчать какие-то из этих... источников излучения. Во избежание повторения событий, подобных явлениям драконов и эпидемий «кокона».

– И когда вам потребуется такого рода помощь? – Листер нервно забарабанил пальцами по столу. – Вы сами понимаете, что такое вмешательство в дела региональной администрации требует... э-э... подготовки.

Вообще-то идея попугать вконец распустившийся народец, населяющий Республику Лжей, явно была не чужда полковнику. Некоторыми спецэффектами, на которые был горазд вверенный его попечению контингент Космодесанта, он не без основания мог гордиться. В чем он хотел быть уверен твердо, так это в том, что ответственность за возможные политические последствия такого вот фейерверка целиком ляжет на чудака из Управления расследований, в помощь которому группа Космодесанта, истосковавшаяся уже от безделья, лишь «придана».

– Надеюсь, что так круто действовать вообще не придется, – вздохнул Том, – но если придется, то боюсь, что счет идет уже не на сутки. На часы.

– На то, чтобы согласовать вопрос о бомбардировке, потребуется часов десять. – Полковник встал. – Не уходите из эфира. Я поставлю вас в известность, как только мы будем готовы. А информацию по местонахождению источников «направленного луча» вам перекачают на терминал вашего филиала немедленно.

Поднялся со стула и Том. Собственно, разговор прошел гораздо более гладко, чем он рассчитывал. Так что нотка благодарности в его голосе, когда он прощался с Листером, была вполне искренней.

* * *

Сухов внимательно осмотрелся вокруг. Куда-то сюда, в непотребную чащобу, направлен был управляющий луч. Отраженный от Темного Спутника, он предназначался для «Джейтеста», должен был проинтерферировать со своим отражением от причудливо расположенных граней кубиков, в которые играет дьявол, и донести неведомо где скрытому мозгу Джея, какое испытание должен он послать тем странным и неведомым разумным существам, которые после тысячелетнего перерыва вновь закопошились на его поверхности.

Сухов уже понял, что окликать Циньмэй бессмысленно: не для того она покинула их, чтобы играть в непритязательные «кошки-мышки». Он еще раз сверился с показаниями индикатора и бесшумно двинулся вперед. Годы служения Случайному Стрелку выработали у него тысячи совершенно автоматических рефлексов, которые делали все его движения неслышными и предельно скрытными. Но он не забывал, что лучшая ученица Мастера Лю тоже не лыком шита.

В облаках над головой стали все чаще и чаще появляться узорчатые разрывы, и каждый раз, когда в разрывы эти заглядывали торопливые, злые луны Джея, под ногами от каждого кустика и каждой былинки ложились веером на землю сразу несколько теней. Тоже злых и торопливых.

А потом он услышал птиц. Ночных птиц Джея, которые перекликались в темноте своими перекатывающимися голосами, так похожими на скрип попавших под каблук черепков.

Он почти никогда не видел этих таинственных порождений ночи, днем таких невзрачных, что глаз не останавливался на них. Но ночь была их временем. Точнее, временем их голосов. И Павел умел читать эти странные голоса.

Сейчас они говорили между собой о том, кто потревожил их, птиц ночи. И, подчиняясь тому, что подсказали ему птицы, Павел свернул с тропинки и двинулся поперек довольно глубокой, заросшей дьявольски колючим кустарником балки. Впрочем, и тут ему удавалось двигаться достаточно бесшумно. Только пару раз из-под ног посыпались вниз, в тихо журчащий там ручеек, мелкие камушки, сухая земля. И птицы заметили его.

Павлу это не понравилось. Кто знает, может быть Циньмэй не хуже его разбирается в звуках ночи. Наверняка – лучше. Он стал двигаться еще тише, напрягая уже привыкшее к ночному мраку зрение, чтобы максимально использовать те короткие мгновения, когда торопливые луны Джея высветят зыбкий пейзаж вокруг.

И все-таки свет, мелькнувший слева – вдалеке, меж ветвей, – был для него неожиданностью. Это был еле заметный трепетный свет свечи, теплящейся за каким-то укрытием, отсекающим ее из поля прямой видимости. Тьма образовывала вокруг этого пятна света неправильный четырехугольник. Окно. Это, без сомнения, было окно.

Павел сверился с индикатором, теперь прикрыв его ладонями. Похоже, что он действительно вышел на цель. Теперь действовать надо было с удвоенной осторожностью. Он короткими, бесшумными перебежками преодолел пространство, отделявшее его от неказистого каменного сооружения, которое он сначала и не приметил в ночном мраке.

Это был сложенный из здешнего тяжелого камня дом. Должно быть, еще самые первые переселенцы воздвигли его непонятно за каким чертом в этой лесной глуши. Впрочем, может, леса в те времена здесь как раз и не было – преобладали все больше с Земли завезенные породы деревьев и кустарников.

Когда-то дом был, по всей видимости, двухэтажным, как и та вилла, которую они покинули, но от второго этажа, насколько об этом можно было судить в кромешной тьме, мало что осталось.

Вокруг дома была возведена солидная стена. Тоже каменная – на века. Но они уже прошли – эти века, и стена местами осела, дала трещины, а окно, которое своим светом выдало ему местонахождение Цинь (или кого-то другого), было видно издалека благодаря тому, что часть стены вообще рухнула, образовав широкий проем.

К сожалению, идти прямо сквозь него было бы большой глупостью: если голоса птиц ночи хоть немного встревожили Циньмэй (или кого-то другого, притаившегося там), то она или кто-то сейчас не сводит глаз именно с этой части стены. Не следует считать противника глупее себя.

Но и тянуть резину было некогда. Павел, стараясь не выходить из-за деревьев, взявших в кольцо развалины, обошел дом и, сверившись еще раз с индикатором своего поискового прибора, убедился, что цель, на которую был сориентирован отраженный от Старой Сковородки луч, находится именно там, где он и предполагал: внутри прямоугольника, очерченного стеной ограждения.

Он машинально перекрестился и преодолел короткое расстояние от скрывавшего его кустарника до вполне целой на этом участке стены. Потом он подсветил стену фонариком и прикинул план дальнейших действий.

Выступов и неровностей на стене было вполне достаточно, только вот трудно было сказать, насколько они прочны, эти неровности. Пришлось перекреститься во второй раз и, погасив фонарь, в три приема перемахнуть через стену.

По ту сторону стены буйным цветом цвела крапива. Нашли же что из трав земных завозить в иные Миры господа Первопроходцы! Мысленно чертыхаясь худшими из известных ему слов, а знал он их немало, Павел преодолел расстояние от зарослей жгучей дряни до стен дома. Еще раз подсветил себе фонарем и увидел наконец, что находится в двух шагах от дверного проема.

Сама дверь безусловно наличествовала когда-то и вполне надежно, если судить по единственной оставшейся от нее доске, защищала дом от вторжения всяких посторонних.

Вроде доктора экзоархеологии Павла Сухова, например.

Но время сделало свое дело, и теперь провал двери был практически пуст, и через него уже вполне отчетливо были видны трепетные отсветы свечи.

«Ну что ж, – подумал Павел. – Нет двери, нет и скрипа дверных петель».

Он постоял, вытянувшись в струнку, сдерживая дыхание, прижимаясь к сгнившему косяку и мысленно собираясь в единый комок энергии, а затем, уже не заботясь о том, чтобы не производить шума, чертом-вертушкой влетел в подсвеченную зыбким пламенем свечи темноту.

Под ногами у него бубном загремело что-то жестяное и дьявольски корявое. Естественно, что в своем стремительном развороте он зацепился за это идиотство и чуть было не потерял равновесия. Естественно, что для Циньмэй его появление вовсе не было неожиданностью.

Собственно, ей, видно, было совершенно безразлично, кто и по какой причине вломился в засыпанную по колено сухими листьями комнату-келью, в былые времена служившую, видимо, небольшой детской. Циньмэй стояла на коленях и сосредоточенно пыталась втолкнуть на их места в шкатулке «Джейтеста» кубики, которые почему-то не желали слушаться ее.

И еще...

На старом, рассохшемся столе перед нею, на том же, где был рассыпанный «Джейтест», лежали четыре аккуратно связанные в пары металлические трубки с режущей глаз маркировкой – плазменные гранаты!

– Цинь! – окликнул девушку Павел голосом, с трудом вырывавшимся из мгновенно пересохшего горла. – Ты с ума сошла, Цинь!!

Даже не вздрогнув, как к чему-то само собой разумеющемуся, Цинь обернулась к нему:

– Понимаешь... Эта штука перестала слушаться. Она... Она начала мешать. Навязывать стала мне команду.

– Оставь все это в покое. – Сухов отодвинул рукой в сторону злобно блеснувшие отраженным пламенем свечи гранаты и осторожно взял девушку за руки: – Что случилось, расскажи.

Некоторое время Цинь судорожно сглатывала застрявший в горле комок, а потом стала говорить – быстро, короткими, рублеными фразами:

– Понимаешь, я хотела... ну, как и в прошлый раз, задать что-то осмысленное, но... Но они перестали слушаться.

– Кто? Кто перестал тебя слушаться? – постарался внести ясность Павел.

– Да камни эти. Кубики. Раньше, до этого... Раньше им было все равно, какой стороной ложиться, а сейчас они то ли изменили размеры, то ли стали как намагниченные.

Павел почувствовал, как что-то нехорошее тронуло изнутри его душу.

– Может быть, на них появился наведенный заряд? – как-то машинально предположил он.

Просто для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. Оттянуть время, прислушиваясь к тому, что хочет нашептать ему Демон.

– Может быть. Но они перестали становиться на какие попало места. Я знаю, что это было. – Она вдруг резко вскинула голову. – Как было в твоем заклинании: «Дар его возрастет безмерно, но волю его заменит воля Джея». Только одним-единственным способом удалось воткнуть их. Таким, каким захотел сам Джей! Ну и сразу он заработал. «Джейтест».

– Как всегда – звук и свечение? – уточнил Павел.

– Да, – кивнула Циньмэй. – Гул такой и янтарный свет. А потом я попыталась прочитать. Перевести, что же это была за команда. Условие.

Сухов посмотрел на рассыпанные по столу кубики.

– И что же это было? – спросил он, прекрасно понимая уже, что ответа не получит.

– Об этом – не стоит. Мы проиграли Джею. Проиграли свою игру. И не надо, чтобы кто-нибудь еще в нее играл.

– И поэтому ты и отправилась в бега? – Павел постарался заглянуть Цинь в глаза. – И вот это схватила. – Он кивнул на гранаты. – Ты хотела...

– Ее надо сжечь – эту штуку! – резко выкрикнула китаянка. – Сжечь, взорвать. Уничтожить.

– А ты подумала, как ответит на это Джей? – спросил Павел. Он подкинул на ладони несколько тусклых кубиков. – За какую команду он примет то, что продиктуют ему разлетающиеся на молекулы кубики?

Цинь отвернулась к стене.

Он стал вставлять кубики в шкатулку. Теперь «Джейтест» и не думал сопротивляться. Он снова был обычной мертвой вещью. Безделушкой, каких миллионы.

– Нам всем надо расстаться, Павел, – твердо сказала девушка. – И больше не встречаться никогда. Джей не сможет сделать нам ничего хуже этого.

– Успокойся, Цинь. – Сухов легко поднял ее на ноги. – Уйдем отсюда. И подумаем обо всем этом потом. На ясную голову. А это... – Он протянул руку к шкатулке и почувствовал, как рука Цинь напряглась в его ладони. Стала на миг стальной. Потом расслабилась. – Мы все-таки должны знать, что «Джейтест» приказал сам себе. Хотя, мне кажется, что я уже догадываюсь.

– Он приказал это НАМ!!! – словно глухому, выкрикнула китаянка. – Мы все погибнем. Мы погибнем, если не выполним приказ. Ему это легко – Джею. Ведь мы мухи для него – не более. Но я не буду... Не буду подчиняться.

Она задумалась, напряженно глядя в пространство перед собой.

– Тогда, Цинь... Тогда мы все-таки имеем право узнать, что нас убьет. Или ты уже решила это за нас? – Голос Павла приобрел твердость. – Вот что, давай договоримся.

Лицо девушки болезненно дернулось.

– После того как ты узнаешь, чего хочет от нас Джей, мы не сможем уже договориться ни о чем. – Она сняла руку Сухова с плеча. Помолчала. Потом тряхнула головой: – И все-таки договоримся, Павел. Давай действовать так: я напишу... точнее – нарисую на листке. У тебя есть бумага?

Он пошарил в планшете блока связи. Вытащил засунутый в его чехол блокнот с какими-то пометками:

– Вот это, пожалуй, подойдет. Ты помнишь рисунок наизусть?

– Не беспокойся. – Циньмэй горько улыбнулась. – Этого я уже не забуду. Так вот, я воспроизведу рисунок. И оставлю его. В городе. В гостинице какой-нибудь. В мотеле. А ты сейчас заберешь эту... вещь и будешь ждать. Где хочешь, только не надо идти за мной. И ждешь моего звонка. По блоку связи. Хотя – нет! Вы все собираетесь вместе и ждете моего звонка. Вызова. Я должна убедиться, что все мы будем играть на равных. Я не хочу, чтобы вы...

– С нами не будет Кайла, – напомнил Сухов.

– Господи, действительно, он же там... С людьми Джея. – Цинь тряхнула головой, словно просыпаясь после дурного сна. – Его. Его надо найти. Я знаю... как. Надо, чтобы все, обязательно все... – Она снова замолчала. Снова глаза ее стали пустыми. – Нет. Ничего не выйдет. Не получится.

– А вдруг все-таки и выйдет и получится? А, Цинь? Мы ведь все-таки люди. Сапиенсы.

– Ну что ж... – Китаянка снова пересилила себя и, снова тряхнув головой, продолжила: – Значит, когда я буду уверена, что вы все в сборе, я назову вам место, где я оставила... рисунок.

– И мы все вместе отправляемся его читать и переводить, – облегченно вздохнув, подтолкнул ее мысль к завершению Павел.

– Нет!!! – Циньмэй вскрикнула, как от боли. – Этого – ни в коем случае! Вы все расходитесь в разные стороны. И не говорите друг другу, кто куда. Но не выключаете свои блоки связи. А ты забираешь мой рисунок и зачитываешь с него свой перевод. Всем остальным. Я буду контролировать через мой блок. А там, может, обменяемся парой слов по радио и... И дальше – пусть каждый поступает как хочет. У нас останется что-то около суток. Чтобы что-то сделать. Или чтобы не делать ничего.

– Будет проще, если ты сразу скажешь нам без всяких рисунков и тому подобного – что ты там вычитала, – почесав в затылке, преложил Павел.

Цинь молчала секунду-другую.

– Я и сама об этом подумала. Но нет. Пусть будет твой перевод – профессиональный. Остается, видишь ли, слабая надежда. Надежда на то, что я по-своему, по-шамански поняла все шиворот-навыворот. Я напишу. Напишу рядом на рисунке и свой перевод. Я многое дала бы за то, чтобы все это было просто моей ошибкой.

– Ну что же. – Павел молча сложил кубики «Джейтеста» в сумку – отдельно от янтарного короба – и стал не без труда устраивать Ларец в походной сумке. – Расходимся прямо отсюда или тебя подбросить до города? У меня машина на шоссе, тут недалеко.

– Нет. Лучше сейчас, – покачала головой Цинь. – Я хорошо ориентируюсь здесь. И до города доберусь, пожалуй, побыстрее тебя. А еще мне надо встретиться с Кайлом.

Она повернулась и вышла из комнаты. Только на пороге повернулась и сделала тонкой рукой почти незаметный прощальный жест.

* * *

Трое сидели в придорожном круглосуточном кафе-автомате. Столик перед ними был завален горкой опустошенных одноразовых стаканчиков из-под кофе и обертками от бутербродов. У всех вид был основательно невыспавшийся.

– Если бы у меня был еще час свободного времени, я бы и сам точно вышел на Цинь, – мрачно заметил Том, с отвращением рассматривая остатки кофе на дне последнего стаканчика.

– Ты думаешь, что тогда дело бы повернулось иначе? Мне кажется, что уж скорее мы с нею как женщины поняли бы друг друга, – возразила Марика.

– Но уж вышло как вышло, – мрачно резюмировал Сухов. – Одного не хватает только – это чтобы опять она по пути передумала. Все-таки неприятно, когда не поймешь, от чего помрешь.

– Типун вам на язык, – вяло пожелала ему Марика.

Павел повернулся к Тому:

– Коробочка, кажется, уже сделала свое дело. Будет лучше, если она снова вернется к декану Васецки. Хотя, думаю, к ней в ближайшее время проявят самый невообразимый интерес ваши коллеги, господин Роббинс.

– И коллеги полковника Стырного, – устало добавил Том. – Но так или иначе, лучше будет поместить «Джейтест» в место ненадежнее. Кто знает, на сколько таких вот тренировочных циклов он рассчитан?

– А пока первое, что я сделаю, после того как мисс Циньмэй разрешит нам заняться своими делами, это помещу вещь, – Павел кивнул на сумку с треклятой шкатулкой, – в университетский археологический запасник: его довольно хорошо охраняют, как это ни странно. В случае чего там его и найдут компетентные лица. – Он помолчал немного. Потом вздохнул: – Предлагаю пари: по-моему, все мы уже сообразили, что в общих чертах сказано в той, последней инструкции, которую прочитала Цинь. Давайте напишем свои гипотезы на этом вот листочке. – Он вырвал страницу из своего блокнота. – Только вот так, как это делаю я. Чтобы не видел никто другой. А потом загну листок вот так, чтобы следующий не прочитал, и передаю листок, скажем, вам, Марика. А вы – Тому. А потом, когда я зачитаю перевод истинной команды, вскроем этот... э-э... пакет. Это – почти то, что у студентов называется игрой в «балду».

Невеселая игра едва успела закончиться, когда блок связи Сухова наконец зазуммерил. Павел спрятал многократно сложенный листок во внутренний карман куртки и поднес трубку к уху.

– Да, – подтвердил он. – Мы все в сборе. За исключением декана Васецки. Подтвердите, дамы и господа.

Цинь терпеливо выслушала голос каждого из трех, потом распорядилась:

– Теперь на минуту выйдите из эфира все, кроме Павла. Я назову ему место, где оставила записку. Никто не должен знать, куда он пойдет. Так надо. А потом расходитесь и ждите его вызова. У всех должны быть равные права.

– Слушаюсь и повинуюсь, – устало сказал Том и, щелкнув переключателем, положил свою трубку на стол.

Марика последовала его примеру.

– Готово? – спросила Циньмэй.

– Готово, – ответил Сухов.

Он тоже порядком устал от идиотской конспирации.

– Мотель «Кедры», – определила Цинь местонахождение своего послания. – Это на пересечении Второй авеню и...

– Я знаю, где это, – прервал ее Павел.

– У дежурного – конверт на твое имя. Это все. Жду твоего вызова. Удачи тебе.

– Спасибо, – вздохнул Павел.

* * *

Снова от того места, где сходит на нет заброшенный проселок, пешком, по берегу речки к озерам. Холодному Соленому и Ледяному Пресному. Вдоль черных, словно выгоревших опушек. Туда, где начинаются скалы.

Только уже не Кайл Васецки – заблудший ученик Мира Джея, а загорелая, похожая на угловатого подростка девушка спускалась по незаметным тропкам в переплетении заросших кустарником ложбин и высохших, забытых русел.

А сам Кайл издалека, из-за деревьев кустарника, надежно скрывавших его, даже стоящего в полный рост, от чужих глаз, смотрел, как быстро и уверенно находит Циньмэй правильный путь в этом серо-зеленом лабиринте, и который раз думал о том, как давно, Господи, это было тогда, в первый раз, когда еще мальчишкой он, почти на чистой интуиции распутывая присказки-подсказки Квинта, выискивал этот путь.

В распадке, в тени одного из Высоких Камней, где не было ветерка, Цинь опустилась на колени и прислушалась; когда-то давно так прислушивался Кайл к тому, как тишина рушится с небес, а тишину эту в клочья рвет потусторонний скрип черных гиффовых сосен – там, глубже, в ущельях. Стонущий скрип, такой приглушенно-гневный, совсем не вписывающийся в этот – один из последних этой осенью – теплый день затишья. А потом клочья тишины вновь смыкались в мертвое, лишенное памяти о только что истекших мгновениях, безмолвие.

Обрядовый костерок Цинь сложила неумело, но старательно – ей впервые приходилось приходить на встречу с людьми Джея на их территории. Она очистила грунт вокруг и зеркальцем-талисманом разожгла еле заметный в дневном свете огонек. Когда ввысь потянулась неуловимая, из странного аромата свитая, струйка дыма, китаянка стала скармливать огню то, что предписывал Уговор, то, что передал ей странный человек там, в Вестуиче: корни и травы, камни и кости диковинных тварей. Потом – кольца и цепь. И когда сигнал – столб золотистого, не ощущающего ветер дыма поднялся над Высокими Камнями, стала ждать.

И, как и сам Кайл много лет назад вот так же, перед костром, наконец впервые за много дней она не думала ни о чем. И точно так же не могла бы сказать, сколько пришлось ей ждать: минуты, часы, мгновения... пока не услышала наконец за спиной тихие знакомые шаги.

– Здравствуй Цинь, – сказал Кайл.

Цинь поднялась навстречу фигуре в серо-зеленом одеянии. Даже в наряде лесной секты Кайл остался доцентом Васецки, знатоком древних странностей и причудливых текстов, всегда чуточку чудаковатым, всегда где-то чуточку не здесь и не сейчас находящимся. Заваленный книгами и диковинными вещицами кабинет словно и не остался заброшенным и запертым там, в кампусе Вестуича. Он всегда и везде незримо окружал Кайла. Казалось, стоит ему протянуть руку, и в ней, как по мановению волшебной палочки, появится увесистый том справочника Грина и Уэста или слепок следов Невидимого Бога из дебрей Полярного материка.

Впрочем, это не мешало Кайлу быть самым настоящим – без дураков – человеком Джея. И это не было результатом чудесного, за пару недель приключившегося, преображения. Он всегда им и был – человеком Джея. С детства, странного и теперь уже такого далекого. И он не торопился дать знать, в каком из этих непохожих своих воплощений он пришел на встречу с Цинь.

Во всяком случае, пришел он на эту встречу не один.

Из-за деревьев, из зеленоватого дыма весеннего кустарника, из самого воздуха мглистого лесного распадка неторопливо, чтобы не спугнуть доверия, зыбко висящего в полуденном зное над причудливым костерком, появилась и направилась к ним еще одна, в седую зелень одетая тень. И еще одна и еще. Трое. Нет, четверо. Но они остались ждать поодаль. Только один из пяти стал участником разговора.

– Здравствуй, Квинт. – Цинь приподняла руку в принятом в Лесах жесте. – И ты пришел посмотреть, чем кончится Испытание?

Квинт молча опустился на широкий камень, притулившийся в двух шагах от костерка. Жестом показал, что говорить будет Кайл.

Он все-таки был стар. Очень стар, этот человек Джея.

– Все теперь будет зависеть только от нас. От того, что мы выберем. – Кайл жестом пригласил и Циньмэй сесть на прогретый лучами здешнего солнышка валун. – Даже точнее, от вас четверых. Я свой выбор сделал.

– Так ты знал? – наклонила голову Цинь. – Ты... вычислил, каким будет Последнее Условие?

Она все-таки опустилась на предложенное ей место, только для того, чтобы дать понять, что хочет продолжить разговор.

– Мне помогли. – Кайл присел рядом. – Ты же знаешь, что не нам одним выпало Испытание. Не один Ларец появился в истории Джея. И у них есть своя история – у Ларца и у Испытания.

– А эти... – Цинь кивнула на замершие невдалеке, у деревьев тени. – Зачем ты привел их?

– Это те, кто знает об Испытании больше, чем другие, – чуть неожиданно и очень тихо присоединился к беседе Квинт. – И о судьбе тех, кто прошел Испытание. Если хочешь, это – ваши посредники с Джеем.

– Экзаменаторы? – чуть заметно улыбнулась Цинь. – Приемная комиссия?

– Что-то в этом роде. – Кайл пожал плечами. – Где остальные трое? Они уже знают?

– Скоро будут знать. – Девушка зябко поежилась. – Как только Павел доберется до «Кедров», на Второй авеню. Я велела... Я попросила их всех разойтись. Спрятаться.

– Напрасно. – Кайл со вздохом подобрал с земли плоский камушек и подкинул его на ладони, словно загадывая на монетке. – Все наоборот. – Не глядя, он отбросил камушек прочь. – Надо будет собрать всех. Так будет лучше.

– Наверное, ты прав, – неожиданно кротко согласилась Циньмэй. – Но... но мне очень страшно за то, что будет. Не потому... Вы должны понять...

– Ты неспокойна. – Квинт положил старую, высушенную временем руку на впившуюся в камень кисть китаянки.

Она непроизвольно вздрогнула.

– И это – не из-за Испытания. Что-то еще есть. – Квинт присматривался к ней, словно художник, отыскивающий в лице своей модели, в ее облике какую-то одну, очень необходимую для рождающегося портрета черту. – Ты... Ты одна пришла сюда?

– За мной следил в городе, – Цинь дернула плечом, – один человек. Не знаю, кто это. Из тех, кто во вражде с моей семьей, может быть. Посторонний. Это уже не важно. Больше не следит.

– Напрасно ты так думаешь. – Квинт провел рукой по рукаву ее куртки. – Здесь не очень далеко чужие люди. И они следят за нами.

Он потянул за что-то, крепко засевшее в ткани штормовки, и вытянул тускло поблескивающую нить.

– Резонатор, – определил Кайл. – Еще один. Не только Джей следит за нами.

* * *

Собственно говоря, это была уже не Вторая авеню. Это было начало Северного шоссе. В том месте, где его пересекала кольцевая трасса, по которой то и дело с интервалом минуты в полторы проскакивали контейнеровозы-автоматы, Павел припарковал свой на прокат взятый джип у приземистых корпусов мотеля «Кедры».

Здесь, в главном корпусе мотеля, действительно за стойкой полированного дерева скучал дежурный – милая, патриархальная сценка, прямо для исторического боевика. На автоматику здесь, видно, не полагались. Или это была роскошь, на заезжих туристов рассчитанная, – настоящий, живой портье.

Дежурный выслушал Павла и, пожав плечами, повернулся к красного дерева ячейкам, украшавшим стену за его спиной. Из одной из ячеек он извлек чуть помятый конверт – уйма таких для постояльцев пылилась на столиках в вестибюле – и протянул его Сухову. Удостоверением личности посетителя он даже не поинтересовался.

Павел отошел к одному из столиков, пристроил на нем блок связи, переключил его на режим «конференции» и набрал поочередно номера каналов связи своих товарищей по «Джейтесту». Убедившись, что все трое находятся на линии, он откашлялся и вскрыл конверт.

Взглянув на рисунок, вынутый из конверта, он, не разворачивая, смял сложенный гармошкой лист «балды» и молча швырнул его под ноги – к неудовольствию автомата-уборщика.

Дежурный из-за своей стойки с вялым интересом следил за его манипуляциями.