Текст книги "Джейтест"

* * *

– Ну вот мы и встретились, – вздохнул Том, протягивая руку полковнику. – Так я и знал, что это дело еще сведет нас вместе. Однако ваше ведомство играет не слишком честно.

Стырный, похоже, удивился его словам, но не слишком, что и означил легким поднятием левой брови, бесцветной и потому по-детски невидимой. Точно такой же, впрочем, как и правая.

– Что вы имеете в виду? – осведомился он и кивком головы предложил коллеге пройтись с ним вдоль набережной.

Том поглубже засунул руки в карманы плаща и последовал за полковником. Ветер бросал в их лица пригоршни холодной соленой мороси, но это не мешало им общаться всерьез и, скорее, усиливало взаимопонимание, делая товарищами по этому маленькому несчастью.

– Я имею в виду то, – уточнил Том, внимательно глядя в глаза собеседнику, – что еще до прибытия на Джей я сразу после получения задания направил в региональные компетентные органы запросы относительно всех лиц, связанных с... с известными вам событиями. Такой запрос получил и ваш Комитет. Наш здешний филиал этот запрос дублировал. И в обоих случаях в полученном ответе про Марику Карои – всего только строчка: данные о ее теперешнем местонахождении и занятиях в файлах Комитета и подчиненных ему служб отсутствуют. Что вообще-то уже само по себе удивительно, учитывая, как говорится, историю вопроса. Так что, как видите, мне пришлось самому принимать меры розыска. И вот теперь я обнаруживаю, что стоило мне почти добраться до цели, как вдруг...

– Вы так уж убеждены, что добрались именно до той цели, к которой стремились? – с едва заметной иронией осведомился Стырный.

– А вы хотите уверить меня, что Слепая Цыганка – это вовсе не госпожа Карои? – вопросом на вопрос ответил Том.

Некоторое время они молча шагали по набережной, обдаваемые седой мелкой водяной пылью прибоя. Наконец полковник повернулся к Тому:

– Ладно. Не стану врать. Она. Она самая. Но Комитет вам не лгал. Да и никто здесь, на Джее, не станет врать ни Управлению, ни людям Директората вообще. – Он усмехнулся: – Вы даже не знаете, насколько законопослушен этот Мир. Республика Джей. Понимаю ваше недоумение, почему же ваш покорный слуга здесь, а не за своим рабочим столом? Прошу вас учесть, что этот самый ваш покорный слуга находится здесь не в качестве... э-э... должностного лица, а как персона сугубо частная. Сам по себе, так сказать.

Тому не оставалось ничего, как высоко поднять плечи, означив этим крайнюю степень недоумения.

– Вы просто не в курсе того, насколько сложно все здесь, в Мирах Периферии, – вздохнул Стырный. – И насколько все сложно с этим конкретным «делом археологов» – так его здесь окрестили. Так вот: все материалы по «археологам» примерно через год после... после тех событий, о которых вы говорите, были переданы комиссии Спецакадемии. И нам достаточно прозрачно намекнули, что интересоваться вопросами, связанными с этими материалами, далее не следует. Я, право же, думал, что вы в курсе дела.

Том промолчал, мысленно помянув крепким словом и Спецакадемию, и режим секретности, доведенный до вершин маразма прилежными усилиями нескольких поколений конкурирующих компетентных служб Федерации. Полковник криво – понимающе – улыбнулся. Водяная пыль сделала его брови отчетливыми и пушистыми.

– Так что я, – Стырный энергично потер нос и откашлялся, – в известной мере превысил свои полномочия, когда по собственной инициативе продолжил отслеживать... м-м-м... судьбу доктора Васецки и госпожи Карои. Сами понимаете, когда берешься за такое, приходится немного мудрить в отчетности, но дело стоит того. Не могу, конечно, поклясться, что руководство Комитета ни о чем не догадывается, но пока ни Академия, ни Директорат не проявляли особой нервозности. На такую самодеятельность иногда смотрят... э-э... сквозь пальцы. Как на резервный вариант. Можно считать, что ничего и не было, а можно, если надо, соорудить оправдательный отчет, подкрепленный железными фактами. Да и в конце концов они там тоже люди, не лишенные любопытства.

– Ну так что же. – Том остановился у тянущегося вдоль набережной парапета. – Пусть это будет ваша личная инициатива. В сущности, это мало что меняет. Так или иначе, понять вас можно только так: вы хотите поставить какие-то свои условия, без выполнения которых наш разговор с госпожой Карои не состоится?

– Я не могу ставить вам условий, – натянуто улыбнулся полковник. – Повторяю: я действую как частное лицо, на свой страх и риск. Но вот пожелания... Некоторые пожелания... в отношении того, что вы затеяли, у меня есть. Пожелания. Просьбы.

Роббинс всем своим видом изобразил величайшее внимание к собеседнику.

– Да о сущем пустяке хочу я вас просить, – махнул рукой Стырный. – О совершенно очевидной вещи. Я всего лишь хочу присутствовать при этом вашем разговоре. Совершенно открыто, только как частное лицо, повторяю. Но только откровенно заинтересованное в том, чтобы знать... ну, хотя бы догадываться о тех сюрпризах, которые поджидают тот мир, в котором этому частному лицу приходится жить. Поймите меня правильно: если бы речь шла только о ваших личных судьбах, то я и не стал бы совать нос в ваши опасные игры. Но все дело-то в том, что с самого начала это оказались не только ваши игры. И сверх того, еще и очень опасные игры. Собственно, для нашего Мира, для Республики Джей, если выражаться формально, они, игры эти, гораздо опаснее, чем для вас лично. Гибель пятерых любителей приключений, согласитесь, пустяк по сравнению с Эпидемией или визитами технодраконов. А вот безопасность Республики – это, если хотите, уже мое личное дело. Не заработок и не обязанность. Мне кажется, вы из тех, кто должен понять, что это – не демагогия. Так что, согласитесь, у моей просьбы есть свой резон. Как-никак, хочется загодя иметь хоть какое-то представление о том, чем планете придется расплачиваться за следующий ход в этой вашей игре. Ведь вы – уже в игре, господин следователь?

Это был не вопрос – снисходительное утверждение. Том не стал возражать полковнику. Промолчал.

– И я понимаю, что вам не по своей воле приходится делать эти ходы. – Стырный отвел свой взгляд от лица Роббинса и уставился в туманную даль моря, затянутого пеленой дождя.

– Вы... госпожа Карои рассказала вам свою историю? – выдержав небольшую паузу, спросил Том.

Стырный покачал головой:

– Я и не пытался расспрашивать ни ее, ни Васецки. После того, разумеется, как пришлось сдать это дело. Это, в общем-то, и бессмысленно. Однако многое в этой истории поддается... Ну, вычислению, что ли. Логическому анализу. В конце концов, я уже полный десяток лет копаюсь в делах этой... теперь и вашей компании. Не грех было бы и самому догадаться кое о чем. Другое дело – догадливость моя проснулась с солидным запозданием. С самого начала этой истории мне только и приходилось, что хлопать ушами, пока по милости этих затейников нам на головы сыпались непредсказуемые беды и несчастья. А затем, после исчезновения Сухова, оставшиеся двое, что называется, легли на дно так основательно, что... К тому же как раз в это время дело это у нас, как я вам уже сказал, отобрали.

– Я боюсь... – Том посмотрел в ту же промозглую даль, в которую внимательно всматривался полковник, точно так же видя в ней только что-то свое. – Я боюсь, что в таком случае у нас с госпожой Карои не получится никакого разговора.

– Это, пожалуй, верно. – Стырный бросил на него короткий взгляд. – Бог с вами, с вашими секретами. Они – не для этого Мира. Давайте поставим вопрос так: и вы, и я понимаем, что значит ответственность. Немножко лучше понимаем, чем все прочие смертные. Если бы не некие... м-м... особые обстоятельства, связанные со всей этой историей и с наличием у госпожи Карои так называемого Дара... Если бы не это, я не преминул бы прибегнуть к специальной технике наблюдения. Но в предлагаемых обстоятельствах это точно так же испортит все дело, как и мое прямое присутствие. Поэтому мне остается полагаться именно на то, о чем я только что сказал, – на общее для нас чувство ответственности. Надеюсь, у вас будет его достаточно, чтобы поделиться со мной той информацией, которую вы сочтете достаточно важной. Я уже сказал вам, что предвижу новые сюрпризы. А к сюрпризам надо быть готовым. Хотя бы немного. Надеюсь, мы поняли друг друга.

– Во всяком случае, я понял вас. Я сам прежде всего заинтересован в том... В том, чтобы эта адская игра хоть чем-то закончилась. – Том сделал неопределенный жест и поежился от налетевшего порыва холодной мороси. – Только... Только мы имеем дело с настолько неопределенной, непредсказуемой... сущностью. Думаю, что вряд ли смогу сообщить вам, полковник, что-то хоть сколько-нибудь путное.

Он помолчал немного.

– В одном только вы совершенно правы – продолжать эту... игру нам приходится не по своей воле. Может, каждый новый ее шаг и приносит Джею новую беду, но если его не сделать, этот шаг, то события окончательно выйдут из-под контроля.

Стырный усмехнулся:

– Если бы я не понимал этого, вся ваша компания уже давно сидела бы за решеткой. И за крепкой решеткой, поверьте мне. Будь на это хоть сто запретов Директората. Тем не менее повторяю: я верю, что никто из нас не желает зла ни Джею, ни себе. И я верю в то, что мы с вами достаточно хорошо понимаем друг друга.

– Вы можете верить в то, – Том повернулся лицом к полковнику и посмотрел ему в глаза, – что ничего я не желаю так сильно, как того, чтобы все... это оборвалось. Закончилось. А лучше – вообще забылось бы. Как дурной сон.

– Я бы тоже не возражал против того, чтобы забыть кое-что. Кое-что из дурных снов. – Стырный оторвался от парапета и не оглядываясь зашагал к своей машине.

* * *

По ступенькам маяка Том поднимался, неся в душе тяжелое чувство полной неопределенности. Что может сказать он незнакомой, в общем-то, женщине, которая перенесла тяжелейшую душевную травму, столкнувшись с темной стороной тайного, нечеловеческого Мира Джея? И которой он не мог предложить ничего иного, кроме как снова ступить на зыбкую тропу Испытания.

Он неуверенно взялся за рукоять дверного молотка – странноватый архаизм, впрочем совсем не удивительный здесь, на тяжелой дубовой двери этого старого, времен Изоляции, сооружения. Подождал ответа, не дождался и толкнул тяжелую створку. Та отворилась с таким душераздирающим скрипом, словно претендовала на главную роль в триллере ретро. Возникший проход закрывали тяжелые гардины. Том откашлялся, сдвинул полотнища в сторону и шагнул в сумеречное пространство за ними.

Этим пространством оказалась полутемная комната – приемная гадалки, судя по всему не загроможденная мебелью и демонстративно аскетичная. Комната с восьмью неровными углами, пожалуй, даже чересчур просторная, очевидно, раньше разгороженная на несколько подсобок заброшенного теперь маяка. Амулеты в двух-трех витринах, развешанных в промежутках между узкими, неправильной формы окнами; причудливой, грубой ковки люстра, асимметрично висящая в стороне от трудно определяющегося центра сводчатого потолка, потемневшие балки, три старинные, тоже грубой работы, скамьи. Тяжелый, из рок-дерева, стол с разложенными на нем проспектами и образцами изданий о сверхъестественном и побрякушек.

Роббинс откашлялся еще раз.

– Не надрывайся, – посоветовал ему из-за спины хорошо знакомый голос. – Хозяйка сейчас спустится к нам. Только приведет себя в порядок.

– Господи, Цинь! – с досадой вздохнул Том. – Все-таки первой пришла к финишу и чувствуешь себя победительницей.

Странная усталость навалилась на него, похожая на ту, что одолевает солдат, поднятых по тревоге, которую тут же отменили.

– Что поделаешь, я это люблю – чувствовать себя победительницей, – отрешенно взмахнула рукой Циньмэй, обошла Тома и, подойдя к столу, стала длинными, тонкими пальцами перебирать разложенные на нем безделушки.

Со стороны она напоминала угловатого паренька-воришку, пытающегося выбрать добычу в оставшейся без присмотра лавке бижутерии.

– А еще я удачно разминулась с господином Стырным, – сочла нужным сообщить она. – Он тоже немного запоздал навестить свою... подопечную. Я тут через окно насмотрелась, как вы полчаса морочили друг другу головы. Ты вымок? – вскинула она на Тома чуть потеплевшие глаза.

– А ты давно здесь? – устало спросил он, опускаясь на лавку у закопченной стены.

Цинь дернула плечом:

– Я сюда просочилась еще в полночь примерно. И мы с Марикой долго разговаривали – всю ночь. Хотя и не обо всем стоит говорить вслух в этом домике.

Странная усталость заставила Тома прислониться спиной к прохладной каменной кладке стены и на минуту прикрыть глаза.

– Ну и до чего же вам удалось договориться? – с каким-то ему самому непонятным безразличием спросил он.

В этот момент дверь, ведущая на верхнюю площадку лестницы, сбегавшей вдоль неровных стен со второго этажа, с глухим скрипом отворилась и пропустила хрупкую женскую фигурку, затянутую в темный дорожный костюм с капюшоном. При виде нового неожиданного гостя фигурка замерла.

– Это Том, – не оборачиваясь от стола с безделушками, пояснила Цинь, – Томас Роббинс. Я вам про него рассказывала. Как видите, он тоже вычислил вас. Знакомьтесь.

– А вы – Марика Карои? – для порядка осведомился Том, поднимаясь и приглядываясь к скрытому в глубине капюшона лицу хозяйки странного дома.

Та еле заметно пожала плечами, явно подумав: «А кого еще вы хотели здесь застать?» – и, постукивая каблучками, стала быстро спускаться по глухо резонирующим в такт ее шагам ступеням.

Том с удивлением отметил, что госпожа Карои, кажется, почти совершенно не изменилась по сравнению с тем хрупким и женственным созданием, которое было запечатлено на голограммах и в видеофайлах десятилетней давности. То же – почти без следов косметики – чистое, с еле заметной родинкой над уголком рта лицо, та же чуть летящая походка, тот же светлый и тревожный взгляд, похожий на взгляд вспугнутой птицы. Только отчужденности, строгой замкнутости прибавило Марике время.

– Нам лучше поговорить не здесь. – Цинь с легким презрением швырнула на стол цепочку с имитацией старинного медальона, которую вертела в руках за секунду до этого. – Здесь все слишком хорошо пристреляно нашим добрым полковником. А если не им, так его конкурентами.

Марика еще раз вздернула плечи. Но не сказала ни слова.

Они молча вышли из странного дома. На мокрых ступенях высокого крыльца Том задержался на секунду-другую, высматривая в дождливой мгле «лендровер» Стырного. Но ни его, ни полковника окрест и в помине не было.

Марика достала из кармана плаща дистанционный пультик и послала сигнал куда-то за угол. Оттуда, послушно похрюкивая, тут же выполз темненький «форд-уникум» и аккуратно приткнулся к крыльцу. Марика заняла место за рулем, Том пропустил Цинь вперед и сам втиснулся рядом, на заднее сиденье. Повертел головой, оценивая обстановку.

– Здесь у меня поставлено две глушилки, – наконец произнесла Марика.

Голос был приятный, с чуть заметной хрипотцой.

– Нестандартные, – пояснила она. – Штучная работа. От благодарных клиентов. Так что, если у вас есть о чем говорить всерьез, то...

– Все-таки подождем с этим, – перебила ее Цинь. – Вот пересядем в мою тачку, тогда можно стать и поразговорчивее.

Наступила пауза. Марика вопросительно обернулась к подруге.

– Туда, на перекресток, – кивнула та.

Девушка тронула кар.

После короткого перегона под нервную дробь капель по тонкому пластику крыши «уникум» выкатился на пустынный перекресток, а с боковой дороги навстречу ему из пелены усиливающегося дождя вынырнул и приткнулся к обочине фирменный фургончик «Линчжи». Том уже не удивился, разглядев за его лобовым стеклом добродушную и заспанную физиономию Павла.

* * *

Цинь откинулась на сиденье.

– Ну вот вы и снова вместе, – тихо сказала она. Словно самой себе. – Только Кайла нет, – добавила она. – Теперь – Кайла. Можешь думать обо мне все, что хочешь.

– Можешь не терзаться, – взмахнула рукой Марика. Теперь, когда они перебрались в гораздо более просторную кабину фургончика, который Павел уверенно гнал по дороге на север, она могла позволить себе жестикуляцию – скупую, но – как того и требовала ее профессия – очень выразительную.

– Можешь не терзаться: я знала, что... – она запнулась, – что продолжение последует. С самого начала знала. Так что все эти годы я... Я скорее от себя самой пряталась. И когда вы меня вычислили... Когда Цинь забралась ко мне. Я даже испытала облегчение. Только... – Она крепко сжала переплетенные пальцы. – Только мне кажется, я страшно, страшно боюсь, что все это уже никогда не кончится!

– Не стоит паниковать! – не оборачиваясь, прервал ее Павел. – Расшифровка текста на шкатулке – вполне недвусмысленная. «Джейтест» действует по жесткой программе, и программа эта в конечном счете разворачивается в линейный алгоритм. Там только вспомогательные циклы. Больше никаких! Она в чем-то ужасно логична, эта программа. Даже не ужасно, а ужасающе. Другое дело, что она вовсе не на людей рассчитана. Но все равно, мы упорно набираем какие-то очки по его, «Джейтеста», шкале. И когда наберем их достаточно, то программа закончит свою работу. – Тут Павел тяжело вздохнул: – Правда, ни бог, ни черт не подскажут нам, чем она ее закончит.

– Тем, что вобьет каждому из нас в лоб бляху с Белым Знаком, – мрачно предположила Марика. – Только уже не глиняную, а из металла.

– Так или иначе, но эта штука не успокоится, пока не доведет дело до команды «стоп», – подведя черту под сказанным, заявил Павел.

– А мы – пока не пройдем Испытание, – твердо определила Цинь. – До конца.

– И вот тогда, – Сухов повернулся к Тому, – эту заразу можно будет со спокойной совестью замуровать где-нибудь в заброшенной шахте. И вход в ту шахту, которой выпадет такая честь, взорвать и засыпать!

– Вы... Вы всерьез верите, что это нам удастся? – как-то отрешенно спросила Марика.

Не своих попутчиков, а так – вообще.

– Ты сомневаешься, что мы сможем пройти Испытание? – повернувшись к ней, строго спросила Циньмэй. – Мы ведь уже прошли несколько ступеней. И – не легких.

– Я не про это, – снова мрачно сказала и как-то особенно обреченно взмахнула рукой Марика. – Совсем не про это.

Некоторое время они молчали. Павел вырулил с тянущегося вдоль унылого побережья проселка на широкий федеральный хайвей и переключил управление на автопилот. Помассировал освободившимися от руля руками затекшее лицо и повернулся к Марике.

– Думаете, господа в мундирах не оставят в покое ни нас, ни чертову коробочку? – спросил он хрипловато. – Так ведь на такой случай...

– Я не знаю, что у вас там придумано «на такой случай», – резко перебила его Марика, – только, думается мне, любопытство господ из Спецакадемии и из Комплекса – это, наверное, не самое страшное из того, с чем нам предстоит встретиться. Дело не в каких-то там опасностях вообще. Дело – в нас! В том, чем мы станем, когда пройдем Испытание, как это назвала Цинь. Когда и если. Да вы и сами видите, какое превращение уже началось – мы с вами уже не те люди, которые нашли проклятый коробок! А скоро, может быть, и вообще перестанем быть людьми!

– Я лично не собираюсь никем другим становиться! – раздраженно пожал плечами Павел. – Был, есть и остаюсь Суховым Павлом Николаевичем, рожденным в...

Он запнулся от отчужденного, ставшего вдруг бешено-прозрачным взгляда Марики. Совсем не той Марики, которая прилежно очищала кисточкой камушки, извлеченные вместе с Кайлом из стен раскопа где-нибудь в степи под Вестуичем.

– Это ты-то не изменился, Павел? – звенящим голосом произнесла она. – После того, как провел эти десять лет с Лесным народом и со своим Случайным Стрелком?

Лицо Сухова застыло. Только в уголке рта чуть заметно дергалась жилка.

– Да... – У него сразу пересохло в горле. – Да. Десять лет во Внутренних Пространствах – это обстоятельство капитальное. Чуть было не забыл про это. Спасибо, что напомнила, Марика.

– Я не хотела вас задеть, Павел, – вздохнула она. Это – просто, чтобы вы лучше поняли, что... Это ведь – со всеми нами. С теми, кто нашел. Это очень жестоко задумано с самого начала. С первого хода. – Ее глаза расширились. – Ведь первое, что Джей сделал, – это отсек нас от всех. От рода людского. Ведь подумай, не мог же Кайл вот так просто пойти сдаваться: мол, это по моей глупости Дракон явился в Мир. И тут Джей подбрасывает тебе вполне достойный вариант: ты, оказывается, сам можешь победить зло, которое спустил с цепи. Только включись в Игру.

Павел покачал головой:

– Нет. Ты очеловечиваешь эту систему, Марика. Здесь – другая логика. Нечеловеческая. – Он помолчал. Вздохнул. – И все-таки придется делать следующий ход.

– Придется, – согласилась Марика. – И не бойтесь: я его сделаю. Мне не страшно.