Текст книги "Забытый полигон"

В это время очнулся Саша. Он оказался в такой же ситуации. Прутья сдвинуть с места ему тоже не удалось. Что-либо разглядеть в темноте он не мог, но плачь Амины, услышал. Сердце заколотилось, но он взял себя в руки и решил сперва оглядеться, прежде чем дать ей знак, что он рядом. Всю ночь он не спал. Хватит, уже выспался. Впрочем, это ничего не дало. Что-либо различить он смог лишь с первыми кострами. Весь день в поселке была деятельность. Люди-обезьяны бегали туда-сюда. Саша отметил, что, несмотря на кажущуюся общую лохматость, они все разные. Некоторые были абсолютно нормальными людьми, только сильно заросшие, другие наоборот не походили на людей, даже передвигались на четырех лапах. В поселок несли много дров и дичи. Все это с поверхности, все радиоактивное. «Не мудрено, что в поселке столько уродов». К вечеру костры запылали сильнее, настолько сильно, что стало видно размах поселка. Он был огромен. Насколько? Саша судить не мог, но все пространство, которое удалось увидеть из клетки, было в кострах. Потолка в этом месте либо не было, либо он был настолько высок, что свет туда не доставал и клубы дыма терялись где-то вверху. Саша увидел, как в его сторону направились несколько людей-обезьян во главе с довольно приличным человеком, одетым в шкуры. На нем были украшения из зубов животных. Некоторые зубы Саша узнал. Ему самому приходилось убивать владельцев таких на поверхности. Человек открыл дверь клетки и жестом показал Саше выходить. Саше самому не хотелось в ней задерживаться, но приглашение он воспринял без всякого восторга. Сам человек хоть и был главным, но опасности не представлял, а вот с полуобезьянами Саша уже сталкивался.

Его плотно окружили и повели. Вокруг заплясали уродцы украшенные ленточками. Стоящие невдалеке плотной толпой люди молились, раскачиваясь и сложив руки вместе. Все это было бы смешно, если посмотреть на это со стороны. Сашу довели до границы поселка, и процессия остановилась на переходе света-тени. Впереди была подземная мгла, сзади отблески костров. Неожиданно ему заломили руки назад, связали и потащили в темноту. Совсем недалеко, буквально метров в десяти его с разгону ударили головой обо что-то твердое. Он обмяк, но голова выдержала, и он не отключился. Затем его плотно привязали спиной к столбу, вернее к засохшему дереву. Саша это понял, ощупав поверхность. Он открыл глаза. Из темноты на свет костров, все было отчетливо видно. Дикари, Саша уже примерно прикинул, что их не меньше пятисот, образовали широкий коридор в центре поселка, по которому его и провели. Теперь по этому же коридору вели Никиту. Выглядел тот не важно. Лицо было разбито. Один глаз заплыл. Саша закричал.

– Никита, беги.

Никита огляделся по сторонам, не понимая, откуда доносится голос. Это его подвело. Полуобезьяны тут же его скрутили. Оказалось, что рядом с привязанным Сашей есть еще одно дерево, а может и не одно. С Никитой сделали то же самое, что и с Сашей, но он, видать, отключился. Как Саша его не звал, Никита не отвечал.

Страсти дикарей накалялись. Они улюлюкали и издалека волной пробежали возгласы радости. Показалась еще одна процессия. На этот раз вели… Амину. Саша дернулся, но веревки крепко держали.

– Амина! – Закричал он изо всех сил.

Она не могла не слышать, не могла не узнать его голос, но она продолжала также спокойно идти, окруженная дикарями. Ее подвели на границу света и посадили прямо на землю, скрестили ей руки на груди, запрокинули голову. Она безропотно подчинялась, не обращая внимания на Сашины крики. Следом рядом с Аминой положили отобранное оружие и еще пару стволов, это те, которые забрали у дозора около Озерного. Потом все отступили, даже разряженные полуобезьяны. Все дикари пали на колени, согнулись головой к земле и начали снова молиться, только теперь всеобщая молитва произносилась в унисон нарастающим звуком. Стены задрожали. Стало жутковато. Сзади из темноты послышался звук. Очень знакомый, но давно забытый. «Тук-тук», – потом снова часто два раза, – «Тук-тук». Дикари еще ниже припали лицом до земли. Стук стих и вскоре послышался рык. Грозный, боевой рык монстра. Он все приближался сзади и только сейчас до Саши дошло, что они с друзьями принесены в жертву какому-то монстру, который с удовольствием их сожрет.

У Саши даже мурашки побежали по телу, когда он представил, что монстр подойдет к нему, вонзит когти в беспомощное тело, вырвет кусок мяса и вместе с костями запихает себе в рот. Отчего-то именно такая картина стала перед ним? А потом этот монстр подойдет к Амине, которая все также без движения будет сидеть на одном месте и…. Дальше его мозг представить не успел. В середине поселка, где начиналась толпа дикарей, вспыхнули яркие огни, осыпая искрами людей. Саша без труда узнал в них «огоньки» «бродяг». И тут же начался массированный обстрел. Дикари заметались, застигнутые врасплох, сбились еще теснее, топча под ногами упавших. Самих «бродяг» Саша не видел, но видел, как уплотняется толпа дикарей, зажатая между невидимой надвигающейся линией «бродяг» и линией перехода света-тени прям перед Сашей.

– Амина! Амина! – Закричал он что есть мочи.

Она вздрогнула и обернулась. Запылали хижины, и граница света отодвинулась, освещая привязанного Сашу и Никиту. – Нож, рядом с тобой нож. Быстрее развяжи меня. – Она, все еще не понимая и не веря своим глазам, сидела, не двигаясь с места.

Дикари вразнобой все-таки сумели организовать сопротивление и теперь посылали в сторону «бродяг» смертоносные стрелы. Многие из них бросались на автоматы и падали, скошенные пулями. «Бродяги» наступали и теснили дикарей в темноту, откуда все ближе и ближе раздавался рык.

– Амина! Очнись! Быстрее! Нож. – Уже стараясь перекричать шум приближающего боя орал Саша.

Наконец Амина вышла из оцепенения, взяла нож и начала перерезать им связывающие Сашу веревки. Дикари отступали в темноту, решив, что пули «бродяг» опаснее рыка монстра. И здесь Саша увидел в руках дикаря, который совсем не выглядел обезьяной, в руках сверток. Дикарь поджег его и бросил в «бродяг». Раздался взрыв. Несколько «бродяг» и хижину, за которой они скрывались, смело в одно мгновение. Следом раздался еще взрыв, и еще. Это были самодельные гранаты. Саша изучал действие настоящих гранат. Отец даже показывал ему, как они действует, но сам Саша никогда ими не пользовался. Насколько он знал на складе в «Солнечном» их было всего несколько штук, и то это было давно. Атака «бродяг» захлебнулась, не доходя до Саши с Аминой буквально двадцать метров. На какие-то минуты образовалась настоящая линия фронта. Дикари, сумевшие остановить «бродяг», залегли, закидывая их гранатами и стрелами. «Бродяги» тоже залегли с другой стороны. Обе стороны лежали, боясь встать. Все безоружные дикари убежали в темноту. Амина перерезала веревки, и Саша повалил ее на землю, прикрывая от свистящих вокруг пуль. Так продолжалось недолго. В очередной раз из темноты раздался рев разъяренного монстра. Смешиваясь со звуками боя, он не казался уже очень страшным, но из темноты хлынула толпа дикарей, теперь уже решив, что быть убитыми пулей куда более достойно, чем быть растерзанным монстром. Толпа людей смела обе линии фронта, перемолотив под ногами и своих воинов, и падающих людей, и «бродяг». Боясь упасть, Саша зажал Амину между собой и тем деревом, к которому был привязан, и стоял так до тех пор, пока лавина людей стала редеть. Поселок пылал и теперь там где они находились, было очень ярко. Саша увидел монстра и обомлел. Нет, он не растерялся, не испугался, а очень, очень удивился. Человек под три метра роста, огромный и сильный, двигался с неимоверной скоростью. Он ловил людей и разрывал их на части. Так ловко и быстро, что только кровавые брызги и куски мяса разлетались в разные стороны. Амина схватила Сашу и дернула.

– Бежим!

Как всегда в таких ситуациях Сашу заполнила решимость.

– Освобождай Никиту. – Он сунул ей в руку тот нож, которым она перерезала веревки.

– Нет! Бежим! – Закричала она. Но Саша уже был около оружия, на которое так никто и не обратил внимания в такой свалке.

Он резко поднял один автомат, проверил рожки, затвор. Потом другой. Монстр все приближался. Он был уже рядом, метрах в десяти. Вокруг монстра уже почти не осталось людей. Саша открыл огонь. Под пули попали и пробегающие мимо дикари, но Саша стрелял и стрелял. Пять метров до монстра. Он разрывает последнего живого человека между ним и Сашей, и оказывается вплотную. Саша сменил пустой рожок и, не отрывая палец от спускового крючка, полностью всадил все пули в этого монстра. Пули входили в него, отдирали кусочки мяса, но он стоял. Злость закипела в Саше и еще где-то страх, страх поражения. Адреналин сдавил голову. Саша сбросил автомат, перекинул со спины Никитин и снова открыл огонь. Монстр стоял буквально в трех шагах, возвышаясь над Сашей, и его удерживал лишь ветер пуль, который он не мог преодолеть. За те несколько секунд, пока вылетали пули из рожка, Саше успело показаться, что как только кончатся патроны, наступит и его конец. И вот патроны кончились. Саша понимал, что переставить рожок он не успеет и продолжал стоять, не отпуская палец со спускового крючка молчавшего автомата. Монстр тоже стоял, уже представляя собой груду страшного, кровоточащего мяса. Мимо продолжали бежать люди. Кто-то сбил Сашу с ног. За спиной вновь раздался рык. Саша вскочил, все-таки меняя рожок, и увидел, что его монстр уходит назад, в темноту. Медленно так уходит. Новый рык и новая волна людей. Амина с Никитой бросились к Саше, увлекая его вместе с толпой, и теперь Саша с ужасом увидел, что его не убитый монстр был не один. Он просто был первый. Трое или больше таких чудовищ шли цепью, уже никого не пропуская мимо себя. Люди бежали сквозь горящий поселок. Часть из них, зажатые толпой, попадали прямо в огонь, не в состоянии свернуть. Амина с Сашей тоже оказались близко к пылающей хижине и их волосы вспыхнули, открытые участки кожи обожгло пламенем. Было очень больно, но всеобщая паника и чувство еще большей опасности не дали потерять самообладание и поддаться боли. За это время толпа оттеснила Никиту, и он потерялся из виду. Вместе со всеми Саша с Аминой пробежали мимо клеток, в которых содержались последние сутки и побежали дальше. Вскоре они врезались в темноту. После яркого света пламени перед глазами стояли белые пятна, и ничего не было видно. Саша с Аминой крепко прижались друг к другу, боясь потеряться. Пробегавшие мимо люди сбивали их с ног. Они падали, поднимали друг друга и снова вместе с потоком людей куда-то шли. Вскоре они оказались в туннеле. Глаза постепенно привыкли к темноте, белые пятна исчезли, но полная тьма все равно не позволяла что-либо разглядеть. Человеческая река несла их по своему, известному только ей руслу. Пару раз они выскакивали из общего потока в боковые ответвления, где людей совсем не было, но подчиняясь закону самосохранения, вновь вливались в поток, следуя за остальными. Наконец их вынесло… на поверхность.

Яркая луна освещала деревья вокруг. Под деревьями собрались все оставшиеся в живых, видать не рискуя двинуться вглубь чащи. Появление Саши и Амины на поверхности не осталось незамеченным. На них бросились несколько человек-обезьян. Саша оттолкнул Амину, сам сумел уйти из-под удара, короткой автоматной очередью срезал двоих, и, схватив Амину за руку, увлек ее подальше в чащу. Остановились они лишь, когда шум толпы остался далеко позади. Тяжело дыша, они стояли под ветками, сквозь которые светила луна. Амина дрожала. Саша сам был в ужасе от происходящего, несмотря на освобождение, осознавая, что сейчас они всем своим телом впитывают смертельную радиацию. Долгой передышки судьба им не дала. Совсем рядом послышался шум и в темноте мелькнули глаза.

– Наверх. Лезь на дерево, – подтолкнул Саша Амину. На поверхности она никогда не была, деревья не видела, и забираться по ним ясное дело не умела. – Давай быстрее, – поторапливал Саша.

Зверь кинулся. Саша нажал на курок. Только три пули вылетели из ствола, но зато в цель. Зверь упал около ног Саши. Подсадив Амину, он сам залез на дерево. Вокруг дерева стали появляться еще огоньки глаз, а из оружия остался лишь нож. Темные спины закружились кругом, и вдруг со стороны выживших дикарей, послышался протяжный вой. Потом к нему присоединился другой, третий. Звери вскинули головы и, решив оставить строптивую добычу, засеменили в ту сторону, воспользовавшись приглашением своих сородичей на пир.

Последнего курьера Николай послал около двенадцати часов назад и тот до сих пор не вернулся. Шли третьи сутки после похищения Амины. После возвращения раненого Алексея ничего хорошего не происходило. Олег не выходил из своего безумного состояния. Руслан лежал и кашлял, выплевывая кровь из легких, видать ему осталось жить считанные часы. Народ все бурлил и бурлил. Толком никто не работал. Люди собирались в кучки, кто шушукал, а кто и в открытую призывал к свержению Николая. Таких, правда, было только трое, и их Николай посадил в камеру, чтобы не баламутили народ. Еще Озерские оборзели, отослали назад дозоры Солнечных. Сказали, что, как и раньше сами в состоянии справиться с охраной. Грубо сказали, мол, мы и без вас справимся. С другой стороны, освободилось шестеро здоровых мужиков, которые в создавшемся положении были не лишние. Посылать курьера к Владару пришлось самому, несмотря на договоренность, что сами «бродяги» должны были держать Николая в курсе событий. Толком Владар ничего нового не сказал. Ребята действительно погибли по глупости. Ту гелеобразную тварь он спалил. Подстрелили в туннелях небольшого зверька, кинули на съедение твари и, когда она упала с потолка, закидали «огоньками». След Николая и Саши они потеряли и по распоряжению Владара искали потайной вход в невидимый на первый взгляд туннель. На этом все сведения и заканчивались. Вторые сутки они искали этот чертов проход и, в конце концов, этот гад гонец пропал. Которые сутки Николай уже не спал? Опухшее лицо пылало огнем, сердце то учащенно билось, а то и пропускало удар-другой, видать, беря тайм-аут на отдых. Глаза были воспалены. Вроде как закрывались, даже удавалось на мгновение провалиться в забытье, но тут же подскочившая раздраженность вырывала его оттуда и снова воспаленный мозг, в который раз, прокручивал сложившуюся ситуацию. Вот и сейчас глаза сами закрылись, сердце замедлило свой ритм. Он как сидел за столом, так и склонил голову на руки. Мысли стали бессвязными, куда-то полетели, превратившись в белых голубей. Это вот «Крошка» взмыл над крышей, а вот «Битюг» еле крыльями машет. Снился родной родительский дом в Саратове. Его отец держал голубей, немного, три пары. И маленький Коля любил за ними наблюдать, как они часто машут крыльями, зависая над крышей, или облетают соседние усадьбы. Голуби никогда не улетали далеко, всегда были в зоне видимости. Николай даже подумал, что это всего лишь сон, но ему так хотелось продлить его еще на секунду, что он пытался откинуть все другие мысли, которые вокруг светлого туннеля воспоминаний толпились, ожидая ворваться в сознание. Образ летающих голубей исчез. Вместо него возникла горница: умывальник справа, печь чуть поодаль слева. В ней потрескивал огонь. В хате натоплено, и Николай с удивлением обнаруживает, что он одет в шубу и снежинки на ней быстро таят. Лицо с мороза свело, рукам холодно, пальцев на ногах он не чувствует. Стоит, дрожит, зуб на зуб не попадает. Мать открывает крышку в погреб в смежной комнате и говорит: «Лезь в подпол. Там согреешься». Николай смотрит в черную дыру погреба и ему становится страшно. Всем телом он ощущает давящую со всех сторон темноту, толщу земли над собой, безысходность замкнутого пространства. Сердце начинает колотиться быстрее, жар обдает его лицо и он открывает глаза.

Сон как рукой сняло, опять мысли, но они и в сознании уже разбегаются. Николай встал. Не мог он уже сидеть. Прошелся по комнате, посмотрел на часы. Одиннадцать. Уже ночь. Свет в поселке погасили. Он вышел из своей «квартиры». Не похожи последние ночи на остальные. Много людей не спит. Всех конечно не видно, но зато слышно, хоть они и пытаются говорить тихо. Хотелось пройти, но ходить по поселку только внимание привлекать. Все равно не дадут спокойно погулять. Он прошел от двери прямо к противоположной стене, сел на пол, вытянул ноги. Лампочка над его дверью тускло горела, как всегда. Еще с десяток таких же лампочек над дверьми вдоль поселка, тускло освещали лишь пространство в двух метрах от себя. Вот справа дверь главврача, дальше живут дети ротного, которого уже давно нет в живых. Следом механик, бывший лейтенант, следующая лампочка над дверью Олега. Хотя не Олега, Олег ведь жил в кабинете, где сейчас Николай живет, а та дверь с лампочкой квартира Оли с семьей. А свою квартиру Николай Никите оставил. Вон там, слева, через две лампочки третья горит. «Роскошно знать живет…», – вспомнил Николай слова одного из сидящих сейчас в тюрьме подстрекателей. Да, куда деваться. Аж целое помещение у каждого, метра три на четыре. Да и немало таких. Почти половина населения в них живет. На всех просто в этом секторе комнат не хватает. Николаю вспомнились усадьбы олигархов до катастрофы. А ведь эти подстрекатели совсем юнцы. Они даже и не знают, что такое богатство. Для них жилище, которое не надо латать каждую неделю уже роскошь. Стены и дверь, через которые ничего не слышно уже сродни замку. Тут мимо проходишь и слышишь, кто ругается, кто с детьми играет, а кто и сексом занимается. Все всё слышат, все так живут, все привыкли. А ведь правда, те, которых не слышно, получается особо привилегированные. Да так оно и есть, только привилегия не больно-то серьезная. Как низко пало человечество. Даже в далекое прошлое всегда признаком элиты были материальные ценности, власть над распределением благ, а сейчас? Чем Николай живет лучше любого посельчанина? Да ничем. То, что он в закрытой комнате ночи проводит, так ему свет нужен, он по ночам не спит, все о поселке думает, о людях. Что у него в квартире есть? Да опять-таки, ничего. Стол? Так за ним заседания проводят. Стулья? Так опять-таки, на них любой сидит, кто к нему заходит. Одна кровать его собственная. Чему завидовать? Из знати никто не жирует. Что одежда немного получше, да физической работы поменьше. Вот и все привилегии. Да и то не у всех. Вон Олег. Какой властью обладал. Слово против пискнуть боялись, а для себя так ничего и не сделал. «Тупые юнцы», – зло подумал про недовольных Николай.

Под тихий шепот поселка, Николая снова потянуло в сон. Голова склонилась на грудь, дыхание стало реже. Вдалеке зашумели голоса. Они все приближались и приближались, перерастая в шум. Николаю снилась толпа людей кишащих вокруг него. Он стоит прямо посередине, но все проходят мимо, словно его нет. Вспыхнул яркий свет…, и он остался один. Шум не прекращался, но свет залил все вокруг, и ничего не было видно.

– Смотрите, он здесь, падла, – крикнул кто-то из толпы из-за световой завесы.

Удар ногой под ребра привел Николая в чувства. Глаза открылись, но осознание происходящего пришло не сразу. Возраст, накопившаяся усталость и резкое пробуждение заглушили боль, хотя в районе груди явно треснуло ребро. Его подняли на ноги. Следующий удар под дых был ощутимее. Николай загнулся, корчась от боли, и ему снизу пинком в лицо сломали нос. Он повис на держащих с двух сторон руках, ничего не понимая, что происходит. Как назло он оставался в сознании, голова шла кругом, перед глазами все плыло, мысли заняла только боль. Его потащили волоком через поселок. Толпа вокруг шумела, кричала. Кто-то дрался, кто-то грабил соседей. Некоторые разносили вдребезги двери «знати», вытаскивали их на улицу и избивали. Царил полный беспредел. Николая притащили в тюрьму, бросили в камеру и заперли дверь. И только здесь, наконец, пришло забвение. Он потерял сознание.

Пришел он в себя от боли. Кто-то его перевернул, положил мягкое под голову. Николай открыл глаза, отметив про себя, что последнее время каждый раз эта процедура ничего хорошего не приносит. Над ним склонилась залитое слезами лицо Валентины. Николай хотел спросить, что происходит, но не смог. Губы не разжимались. Их слепила кровь. Николай стал языком вылизывать соленую противную слизь между губами, все больше и больше втягивая их в рот. Валентина смотрела на него и молчала. Лишь слезы капали с ее подбородка. Наконец он разлепил губы и все-таки спросил:

– Что происходит?

Ни свой голос, ни слов он не узнал. Почему-то губы были опухшие, пару зубов сломано. Видать разбил об пол, когда его бесцеремонно бросили лицом вниз.

– Николай, случилось страшное. – Она замолчала. Слезы душили ее, и она не могла говорить.

– Давай я расскажу, – со стороны послышался голос Бауржана. Николай повернул голову. Бауржан сидел у стены, рядом с ним еще двое. Начальник смены со своим сыном Степаном. – Дети наши вернулись. – Он кивнул на Степана. – Человек двадцать, не больше. Половина раненые. Они с дикарями столкнулись, потом с монстрами. Это тебе Степан расскажет. Началась паника. А здесь еще кто-то тюрьму открыл. Вышли эти уроды, которых мы сюда упекли, да и со своими дружками давай все громить. Полный бардак. Я пытался их остановить, но меня никто не послушал. Видел я, как пара наших ребят дерется с кем-то, и все на этом. Что там сейчас творится лучше не знать. Я вон Валентину пытался защитить, когда ее с мужем из квартиры вытащили. Мужа, наверное, убили, запинали. – Валентина еще больше разрыдалась. – Ее хотели изнасиловать, да я с Макаром не дал. Тогда и ее, и меня сюда притащили. С Макаром не знаю что, он там остался. Бауржан замолчал. То ли с мыслями собирался, то ли сказать больше было нечего.

– Вы здесь как? – Спросил Николай начальника смены.

– Так я автомат достал и мы со Степаном, да еще с парой ребят давай в воздух стрелять, чтобы этот бардак остановить. Не в людей же. А другие как с цепи сорвались, открыли по нам огонь. Семку с Герой наповал застрелили. Степана вон зацепили в ногу. Мы и сдались.

Николай посмотрел в потолок. «Вот и все». Сквозь закрытую дверь камеры слышалась беснующая толпа, вой женщин, крики мужчин. Где-то временами потрескивала автоматная очередь или одиночные выстрелы. «Вот и нет больше поселка. Нет человечества, нет надежды на возвращение». Николаю вспомнился пункт о последствиях ядерной войны. «…Человечество сможет подняться на поверхность только через пятьдесят лет. Но есть серьезные опасения, что оно претерпит значительные изменения и больше не возродится как разумный вид».

Никита очнулся в больничной палате. Он сюда часто попадал после вылазок на поверхность. Вот только кровати передвинули, да постельное белье давно не меняли. Раны были перевязаны, все так же профессионально, как умели это делать Катя и Лена, молодые врачи поселка Солнечный. Никита поднялся на ноги. Тело болело, но вроде все было на своих местах, что он никак не ожидал после того хаоса в котором побывал. Он дернул за ручку двери, но она оказалась запертой. Сюрпризы продолжались. Мало того, что он каким-то чудом оказался в Солнечном, так еще зачем-то дверь заперли.

Никита постучал.

– Эй, Катя, Лена, откройте. Я уже очухался. – Позвал он женщин, посчитав, что дверь заперли, чтобы ему никто не мешал.

Никто не торопился открывать дверь. Он прошелся по комнате и снова лег на кровать. Вскоре дверь отворилась, и в палату вошел незнакомый мужчина и женщина.

– Как наши дела? – С порога спросила женщина, держа в руке шприц, наполненный жидкостью, и пару перевязочных тряпок в другой руке.

– Спасибо, – удивился Николай. – Нормально. А где Катя и Лена?

Женщина переглянулась с мужчиной.

– Сегодня я вместо них.

И не давая дальше Никите открыть рот, затараторила.

– У вас ушибы в основном. Мелкие царапины. Есть правда ожог слева очень сильный и левая рука, вот здесь, – она подошла вплотную, за ней следом не отставал мужчина, – глубокий порез. Я вам укольчик сделаю, чтобы сильно не болело. Да и против заражения не помешает.

– Да не надо, – начал было отказываться Никита. Все-таки ситуация была ему непонятна.

– Надо, надо, – настаивала женщина, беря его руку.

– Ну, если вы настаиваете. Вам виднее, – нехотя согласился Никита.

Женщина сделала укол и облегченно вздохнула.

– Ну, вот видите, ничего страшного, – сказала она, больше, по-видимому, обращаясь к себе, чем к Никите.

У Никиты немного закружилась голова. Все тело налилось свинцом. Он стал тяжелым и неповоротливым.

– Что вы мне вкололи? – Медленно спросил Никита, растягивая слова. Даже язык ворочался во рту, как кусок железяки.

– Это «сыворотка», – сказал мужчина, садясь рядом с Никитой на кровать. – Это пройдет. Это временно. Извините. Меры предосторожности. Где вы, по-вашему, находитесь?

Никита повел глазами. Нет, ему точно ничего не кажется. Он все также в госпитале.

– В палате. У себя дома.

– Дома это где?

– В Солнечном.

Мужчина переглянулся с женщиной. Та только плечами пожала.

– Может, мои вопросы вам покажутся странными, но вы попытайтесь на них ответить. Хорошо?

Злость начала закипать в Никите: «Какого хрена этот мужик его допрашивает»?

– Где отец? – Спросил Никита.

– Кто? Простите.

– Где мой отец? – Стараясь предать голосу твердость, снова повторил Никита. Ох, как он пожалел в этот момент, что позволил вколоть себе эту дрянь.

– Я не знаю вашего отца. Не знаю, как вы там сказали, Солнечного. Я вижу, вы все-таки пытаетесь возмущаться. Не стоит. Вам только хуже будет. Если вам вколоть еще дозу «сыворотки», вы отключитесь. А если поколоть недельку подряд, то вы всю свою недолгую жизнь будете в штаны гадить и слюнями исходить. Как вам такая перспектива?

Сердце у Никиты все-таки заколотилось чаще, несмотря на то, что тоже казалось прочнее камня. С адреналином тоже все было в порядке. Лицо налилось красным. Он с трудом, но все-таки поднял руку в попытке дотянуться до мужчины. Тот просто взял руку Никиты, легко положил ее на место и более мягко произнес:

– Полно вам. Я ведь вам плохого не желаю. Вижу вы человек хороший. Будете с нами сотрудничать, больше вам эту дрянь не вколют. – Он показал на шприц в руках женщины, который она уже успела вновь наполнить.

Никита закрыл глаза, стараясь успокоиться. «Нужно выиграть время», – успокаивал он себя. – «Потом я ему шею обязательно сверну. Кто бы он ни был». Уняв свое колотящееся сердце и учащенное дыхание, Никита спросил:

– Что вам от меня нужно?

– Ну вот видите, – примирительно сказал человек. – Всегда лучше договориться, чем грозить друг другу. Вот вы скажите. Как вас зовут?

– Никита.

– А по отчеству?

– Николаевич.

– Ну а меня Игнат Семенович. Вот и познакомились. Что такое Солнечный? Вы сказали, что там ваш дом.

– Ты че, дебил? Или из меня дебила делаешь? – Не сдержался Никита.

Женщина взяла неподвижную руку Никиты и уже поднесла к ней шприц. Мужчина пристально посмотрел в глаза Никиты и видать увидел в них скрываемый страх.

– Не надо Ниночка. Он больше не будет, – твердо произнес Игнат. И когда Ниночка отступила, а Никита расслабился, вдруг со всего маху врезал ему по левому боку, туда, где был сильный ожог. Никита выгнулся от боли, но стон сдержал.

– Это было наказание за грубость, – Продолжал Игнат спокойным тоном. – В следующий раз Ниночка сделает вам укол. Как вы видите, я ей даже говорить об этом не буду. Ну что, продолжим наш разговор.

– Продолжим, – сказал Никита. Боль немного встряхнула мышцы и Никита почувствовал себя заметно легче. Еще немного и он сможет достать этого урода. Надо лишь не подавать виду раньше времени.

– Так что такое Солнечный?

– Солнечный, это поселок, в котором я живу.

– Много вас там?

– Не знаю. – Никита решил, что пред ним какой-то сумасшедший.

– Ну примерно.

– Я не считал.

– Ну десять человек, сто, двести? А может тысяча или десять тысяч?

Про тысячу и десять тысяч Игнат спросил с сарказмом. И так естественно он себя вел, что Никите вдруг стукнуло в голову, что может на самом деле он сейчас не в поселке, а где-то в другом месте. Ведь давно ходят слухи, что в смежных секторах может быть жизнь.

– Извините. Вас как зовут? Я не запомнил.

– Игнат Семенович.

– Игнат Семенович, а где я нахожусь?

– Ну вот это другое дело. Вы у нас в гостях. В городе Курчатове.

Никита знал о Курчатове. Город, который находится наверху. Город, из которого они спустились на землю.

– Мы что на поверхности? – Удивился Никита.

Еще больше удивился Игнат Семенович вопросу Никиты.

– А ты что, знаешь, что такое Курчатов?

Он даже перешел с Никитой на ты, как бы соглашаясь, что он ему ровня.

– Знаю. Это город на поверхности.

– Откуда ты знаешь?

– Я там жил. Правда, совсем маленьким.

Игнат почесал затылок и снова взял себя в руки.

– Нет. Мы под землей. Просто наш подземный город называется также как тот, наверху.

– Так вы все-таки существуете? – Восхищенно сказал Никита. Ему так вдруг стало весело, что он первый из всех нашел мифический поселок, о котором все шептались уже двадцать лет. Он расхохотался, тело стало легким, и он обнял Игната Семеновича.

Подскочила Ниночка. Игнат Семенович поднял руку, останавливая ее. А Никита, не обращая внимания на нее, похлопал Игната по спине. Потом отстранился и еще раз обнял. Он совсем позабыл, что совсем недавно хотел его убить.

– Игнат Семенович, – с волнением сказала Ниночка. – Действие «сыворотки» заканчивается.

– Я вижу, вижу. Думаю, обойдется.

Легкая веселость вдруг сменилась страхом. Никите показалось, что его специально притащили сюда, чтобы выпытать секреты, а потом уничтожить его дом со всеми жителями. Он почувствовал себя маленьким и беспомощным. Никита отбежал в самый дальний угол, присел там, зажимая голову руками, и затараторил.

– Этого не может быть. Этого не может быть.

Так он сидел, пока чувство страха не ушло. Когда он поднял голову, то в комнате кроме него никого не было. Никита сел на кровать. В голове прояснилось, и к телу вернулась прежняя чувствительность. Он помнил все, даже те ощущения, которые испытывал и не мог поверить, что все это происходило с ним. Ему было и стыдно перед самим собой за такое поведение, и в то же время обидно, что он не мог себя контролировать, и в то же время он злился на этих людей, которые с ним так поступили. В дверь он больше не стучал, даже не подходил к ней, решив, что сами явятся, кто бы это ни был. Свет в комнате не гасили, и он так и уснул, несмотря на голод. Проснулся он все с тем же чувством. Под ложечкой сосало, но он решил до конца дотянуть паузу, гордо не подходя к двери. Когда он уже в пятый раз вставал в порыве постучать в дверь и в пятый раз себя останавливал, дверь наконец-то отворилась. В комнату вошел уже знакомый Игнат и еще двое. На этот раз решили обойтись без лекарств, а более традиционной грубой силой. Они поставили перед ним пару плошек. Одну с супом, другую с каким-то месивом, видать кашей. Сами сели на кровати сбоку, а Игнат прям перед Никитой.