Текст книги "Химера воспитания"

В библиотеке античной Александрии при Александрийском музее в начале IV-го века до н. э. хранилось и выдавалось читателям до 700 000 рукописных пергаментных свитков.

Сами же музеи (от греч. μουσεῖον – Дом Муз) как учреждения, занимающееся вначале коллекционированием, хранением и экспонированием, а позднее – и изучением предметов – памятников естественной истории, материальной и духовной культуры, а также просветительской и популяризаторской деятельностью возникли задолго до основанного в 270-м году до н. э. Птолемеем I Александрийского музея: с самого начала второго тысячелетия нашей эры в храмах Китая и Японии.

Однако до тех пор, пока не был изобретен печатный станок, о Просвещении как мощном и влиятельном идейном и культурном течении в обществе и речи не могло быть.

Ведь Просвещение – не только некий компендиум определенных идей, но и процесс и результат их распространения. Как можно более широкого.

Что и стало происходить всеускоряющимися темпами по мере внедрения типографского дела в общественную жизнь.

Как только в средине 1440-х годов Иоганном Генсфляйтером цур Ладеном цум Гуттенбергом был создан европейский способ книгопечатания подвижными литерами, материальные предпосылки для Просвещения как лавинообразного процесса приобщения читающей публики к Свету Разума обрели вполне реальные очертания.

В Европе начался подлинный бум книгопечатания.

Уже в 1460-м году в Страсбурге заработала типография Ментеля, в1461-м в Бамберге – издательство Пфистера, в 1466-м в Кельне – Ульриха Целля, в 1468-м в Аугсбурге – Гюнтера Цайнера, в 1470-м в Нюрнберге – Генриха Кеффера и Иоганна Зензеншмидта, после чего вступили в действие типографии во Франкфурте-на-Майне, Любеке, Лейпциге, Эрфурте и т. д.

В Нидерландах первым городом, в котором была основана типография, стал Утрехт (в 1473-м году); за ним следуют Лувен (1474-й г.), Брюгге (1475-й г.), Антверпен (1476-й г.).

Чуть позднее в бум книгопечатания были вовлечены Англия и Франция, Испания и Португалия, Венгрия и страны Скандинавии.

Только в одной Италии к концу XV-го столетия уже существовало свыше 250-ти типографий: в Венеции, Болонье, Флоренции, Неаполе, Риме.

Таким образом, плацдарм для победного наступления Просвещения как максимально широкого приобщения людей к Свету Разума был подготовлен.

Что, собственно говоря, стало реальной угрозой для существовавшего на тот момент в Европе тотального господства обскурантизма и мракобесия.

Совершенно естественно, что Горгоной Идеологии, ощутившей своим звериным чутьем опасность и своему доминированию, и даже самому своему существованию, проявив недюжинную реакцию, немедленно были предприняты ответные шаги по недопущению и предотвращению крайне нежелательного для Нее развития событий.

В частности, именно тогда создается фактически идеологическая жандармерия, функции которой поручается выполнять только что основанному на тот момент времени Игнатием Лойолой Ордену иезуитов, в обязанности которого включается надзор за соблюдением директив, содержащихся в Индексезапрещенных книг (см. ниже: фото его обложки):

Index Librorum Prohibitorum, издание 1564 года Павла Мануция

Нет ни возможности, ни смысла здесь перечислять все, учиненное с неугодными идеологической жандармерии изданиями и их авторами в период действия (с 1529-го по 1966-й т. т.) сего Индекса.

Отметим лишь, что, согласно данному Индексу, в число авторов запрещенных книг входили: Эразм Роттердамский и Пьер Абеляр; Рабле и Монтень; Декарт и Паскаль; Лафонтен и Монтескье; Вольтер и Ж. – Ж. Руссо; Дидро и Гельвеций; Стендаль и Бальзак; Виктóр Гюго и Флобер; Александр Дюма (отец) и Метерлинк; Анатоль Франс и Сартр; Спиноза и Локк; Беркли и Юм; Кондильяк и Даламбер; Поль Гольбах и Иммануил Кант; Ламетри и Сведенборг; Лоренс Стерн и Джонатан Свифт; Гейне и Бергсон.

При этом ни опус фюрера (см. фото ниже),

ни сакраментальное творение дуче (см. еще ниже)

в сей Индекс не вошли.

Вот такая изобретательная избирательность была проявлена составителями Индекса.

А по-другому, собственно говоря, и быть не могло, ведь библиографические откровения и Гитлера, и Муссолини как нельзя лучше приучают своих читателей к покорности и послушанию.

Фюреру и дуче.

И, конечно же, Режиму Правления.

Что само по себе уже гарантирует получение индульгенции от Горгоны Идеологии и ее верной прислужницы – Химеры Воспитания на какое угодно преступление.

Как уже совершенное, так и еще только планируемое к его совершению.

Лишь бы оно было санкционировано вышестоящей инстанцией.

Впрочем, такого рода занятиями – в той или иной мере – увлекались практически все главари всех диктаторских режимов правления: кто – более или менее тайно; кто – явно.

Подводя под сие свое увлечение то или иное идеологическое обоснование.

Так, например, согласно «Шанцзюнь Шу» («Книге правителя области Шан»), еще в 213-м году до н. э. придворные обратились к Сяо-гуну (князю) царства Цинь с инициативой «сжечь все книги, дабы те не будоражили умы подданных». В результате принятия Сяо-гуном сих рекомендаций тысячи свитков были сожжены, а ученых, их составлявших, закопали в землю живьем.

Наиболее откровенно и радикально сформулировал заветную мечту всех диктаторов Павел Афанасьевич Фамусов – один из героев грибоедовского «Горя от ума»: «Уж коли зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь».

«Забыв», по-видимому, добавить: «Вместе с их авторами».

«Рукописи не горят» только в магическом Мире булгаковского Воланда.

В реальной же жизни – увы! – горят.

Еще и как!

Весело, задорно, как говорится, «с огоньком»!

Как в 415-м году сгорело – по деликатной подсказке епископа Кирилла Александрийского – все, написанное умом и пером Ипатии Александрийской, пожалуй, самой выдающейся женщине-ученому – математику, астроному, философу – эпохи поздней античности.

Сгорело вмести с ней самой.

Правда, к тому моменту уже расчлененной живьем на куски.

С подачи того же Кирилла.

Просвещение, девизом которого, по словам Иммануила Канта (см. его «Ответ на вопрос: «Что такое просвещение?»), является «Sapereaude!» (лат.), что в кантовской интерпретации звучит как «Имей мужество пользоваться собственным умом!» (нем. «Habe Mut, dich deines eigenen Verstandes zu bedienen!»), у любого тоталитарного режима всегда и везде вызывало одинаково истеричное беснование.

Сопровождаемое, в том числе, и сожжением книг.

Будь то в азиатском царстве Цинь 213-го года до н. э., в североафриканской Александрии 415-го года уже нашей эры, или же – в европейском Берлине 1933-го года (см. фото ниже).

Сжигание книг в рамках «акции против негерманского духа» (нем. «Aktion wider den undeutschen Geist») на Опернплац в Берлине 10 мая 1933-го года

Беснование, сопряженное с сожжением книг, как правило, сопровождалосьумерщвлением еще живших на тот момент их авторов, ведь – по пророческим словам Генриха Гейне (см. его трагедию «Альмансор»), – там, тогда и постольку, где, когда и поскольку сжигают книги, обязательно будут сжигать и людей.

Книги с марта 1933-го года массово и публично сжигали в 70-ти городах Германии.

Под музыку оркестров, песнопение, «клятвы на огне» и соответствующие этим «пляскам святого Витта» речевки, что – по замыслу инициаторов и организаторов проводимой акции – должно было произвести на всю германскуюнацию потрясающий воспитательный эффект.

Второй этап этой «Просветительской кампании», как она была названа в официальной прессе III-го Рейха, стартовал 26 апреля 1933 г. сбором «подрывной литературы». Каждый студент должен был, прежде всего, очистить собственную библиотеку и библиотеки знакомых и членов семьи от «вредных» книг, затем обыскивались библиотеки университетов и институтов. Публичные библиотеки и книжные магазины также подвергались зачистке от запрещённой литературы. Члены Гитлерюгенда и Национал-социалистического студенческого союза распространяли от имени Комитета борьбы против негерманского духа требования к студентам: изымать отмеченные в прилагавшемся «чёрном списке» книги, а затем передавать их представителям Комитета для последующего публичного сожжения. Всего было сожжено 70 тысяч томов 313-ти авторов и соавторов.

В этом – по задумке авторов кампании по уничтожению книг – состоял воспитательный эффект мощнейшей идеологической силы.

Химера Воспитания вполне могла тогда торжествовать.

Что Она, собственно, и делала.

До тех пор, пока Она не испустила дух.

Именно в той, зажигательной и – сжигательной своей ипостаси.

Сегодня же оживший мертвец – Химера Воспитания – предстает перед нами в своем новом обличии и облачении.

Сейчас стало считаться дурным тоном сжигать книги.

Как, впрочем, и их авторов.

И теперь Химере Воспитания приходится изобретать иные, более изощренныеспособы взнуздания своего строптивого родственника по имени Просвещение.

В современных условиях Химера Воспитания, неустанно продолжая осуществлять свою гаденькую сущность принудительницы к повиновению, преимущественно озабочена тем, чтобы придать себе имидж респектабельной дамы.

Она теперь все более активно, хотя и предельно конспиративно совокупляется с Хамелеоном Изворотливости, порождая совместными с ним деторождающими усилиями причудливых мутантов: полухимер-полухамелеонов.

Действующих в соответствии с весьма своеобразным принципом: хулить ранее ими же хвалимое; хвалить ими же ранее хулимое.

Достаточно вспомнить, что хвалили и что хулили – с одинаково пламенным чувством глубокой убежденности – профессиональные блюстители Системы Идеологии, господствующей на территории самой большой страны в Мире, и что они же стали хвалить, а что – хулить после смены Системы.

Если конъюнктура на свободном рынке купли-продажи идейно-воспитательныхуслуг радикально изменяется, то кардинально изменяется и полярность.

Хвалимого и хулимого.

Идейно-воспитательным полухимерам-полухамелеонам безразлично, какой Идеологии служить.

Лишь бы эта Идеология была провластной.

Тогда и идейно-воспитательные мутанты будут привластными.

То есть, при кормушке.

Однако мимикрией чудеса изворотливости, проявляемые Химерой Воспитания, вовсе не исчерпываются.

Вопреки всем законам генетики современная Химера Воспитания обладает способностью скрещиваться с рыбой-прилипалой.

После чего продукты такого извращенного совокупления приспосабливаются присасываться особыми присосками и к Светлячку Просвещения, и к Ласточке Научения, и к Дятлу Обучения, и к Сове Образования.

Доказательства?

Извольте.

То, что Химерой Воспитания позиционируется в качестве физического воспитания, на самом деле в лучших своих проявлениях является физической подготовкой.

К полноценной и полнокровной жизни.

Именуемое трудовым воспитаниемпо своей сути представляет собой трудовое обучение.

Если оно действительно происходит, а не только декларируется и имитируется.

Называемое музыкальным воспитанием на поверку оказывается музыкальным образованием.

Иначе это – просто идеологическая накачка.

Идеологизируемых.

Под бравурные звуки, извлекаемые из музыкальных инструментов.

Преимущественно – духовых и ударных.

Призванных обеспечить укрепление Духовных Основ в Государстве и Обществе.

А чем же, собственно говоря, занимается все это время Сова Образования?

Ведь практически обо всех родственниках/цах Химеры Воспитания мы с Вами здесь уже вспомнили.

А про Сову Образования что, забыли?

Ну уж, нет.

Ей мы с Вами посвятим целую главу.

Отдельную.

И – последнюю.

По крайней мере, в этой книге.

Итак…

Глава XIV
«The most Ambiguous Kinswoman Chimeras Education» – «Самая неоднозначная родственница Химеры Воспитания»

«Государство обезобразилось бы, если бы все жители стали образованы, ибо вместо послушания они преисполнились бы гордыней».

Арман Жан дю Плесси де Ришелье. «Политическое завещание».

Произнесите перед англоговорящим человеком слово «еducation», и он не поймет о чем именно Вы говорите: то ли о воспитании, то ли об образовании, то ли о просвещении.

То есть, в данном случае для достижения Вами однозначного понимания Вас Вашим англоязычным собеседником Вам неминуемо придется применять дополнительные пояснения.

Ведь без них вероятность быть неправильно понятым будет чрезвычайно высока.

Сказанное в полной мере относится и к франко-испано-германо-и-прочая-и-прочая-язычным визави, ведь в подавляющем большинстве ныне здравствующих языков (и не только европейских) понятия: «воспитание», «просвещение» и «образование», – могут быть обозначаемыми одним и тем же словом.

Откуда взялась такая лингвистическая неразборчивость?

Оттуда, что изначально образование отождествлялось снатаскиванием на зазубривание прописных истин, что давало вполне определенные основания для того, чтобы отождествлять образованием с воспитанием.

Надо было и впрямь обладать поистине недюжинным политическим чутьем, свойственным таким незаурядным (в том числе – и в масштабах своей подлости) умам, как те, что характеризовали кардиналов Садолето, Ришелье и Мазарини, чтобы уловить ту опасность, что несет в себе для любой власти над людьми повсеместное и повселюдное распространение ОБРАЗОВАНИЯ.

Потенциально не только не исчерпывающегося суммой зазубренных прописных истин, но и не сводимого к ней.

Интуитивно об этой опасности догадывались правители еще в Древнем Риме – на всех уровнях правления.

Исходя из весьма скорбного для себя опыта, рабовладельцы Рима пришли к выводу о том, что покупка образованного раба сродни добровольному втаскиванию «под уздцы» в свою обитель Троянского коня.

Со всей его начинкой.

Именно поэтому на всех невольничьих рынках Римской империи образованныйраб стоил вдвое меньше, чем необразованный (см.: Плиний Старший. «Естественная история»).

По этому поводу каждый образованный раб мог бы сказать о себе, перефразируя слова Рене Декарта: «Cogito ergo sum periculosum» – «Мыслю, следовательно, я опасен».

Для любой власти над людьми.

Посему в качестве превентивной меры, призванной максимально обезопасить господствующий режим правления от любых посягательств на незыблемость , во всех тоталитарных системах устанавливался строжайший порядок и несокрушимость его устоев.

Относительно того, кого, чему и как именно образовывать.

Чтоопределялось, санкционировалось, регламентировалось, контролировалось и – при несоблюдении определяющих, cанкционирующих и регламентирующих требований – каралось Соответствующими Полномочными Органами тоталитарного государства.

Например, в Третьем Рейхе полномочия Главного Идеолога, Главного Образователя, Главного Просветителя и Главного Пропагандиста объединялись в одной должности – «Reichsminister für Volksaufklärung und Propaganda» – «имперский министр народного просвещения и пропаганды» – именно так официально именовался сей почетный пост.

Его бессменно – с 1933-го и по 1945-й годы – занимал небезызвестный Читателю Пауль Йозеф Геббельс – незаменяемый (с 1930-го года) рейхсляйтер по вопросам пропаганды НСДАП.

С целью же обеспечения того, чтобы в его деятельности не было ни малейших отклонений от политической и идейной линии Партии и Фюрера, эту деятельность вменялось в обязанность НАДЗИРАТЬ.

Уполномоченному Фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческимвоспитанием НСДАП (Beauftragter des Führers für die Überwachung der gesamten geistigen und weltanschaulichen Schulung und Erziehung der NSDAP) (1934–1945), руководителю Центрального исследовательского института по вопросам национал-социалистической идеологии и воспитания (1940–1945), рейхсминистру восточных оккупированных территорий (Reichsministerium für die besetzten Ostgebiete) (1941–1945), рейхсляйтеру НСДАП (1933–1945), обергруппенфюреру СА Альфреду Розенбергу.

Вот как тщательно оберегалась непоколебимость устоев нацистской Идеологии, укоренившейся в господствующей на тот момент в Третьем Рейхетотальной Системе Просвещения, Образования и Воспитания.

В то же самое время в другой тоталитарной стране, ее Вождь Иосиф Сталин в своей беседе с Гербертом Уэллсом заявил прямо и без каких бы то ни было обиняков: «Образование – это оружие, эффект которого зависит от того, кто держит его в руках, кого этим оружием хотят ударить» (Журнал «Большевик», 1934 г., № 17).

В государствах с самыми одиозными режимами правления этот принцип по отношению к образованию неукоснительно соблюдался и соблюдается, всемерно осуществлялся и осуществляется.

По сегодняшний день.

Включительно.

Такова уж традиция: в любой стране с тоталитарным режимом правления Система Образования, как и Система Воспитания, является вторичной по отношению к Системе Официальной Идеологии, и ей же беспрекословно подчиненной.

Соответственно, в силу того, что в лингвистических системах, называемых языками, слова, выражающие собой смысл понятий «образование» и «воспитание», возникли лишь там, тогда и постольку, где, когда и поскольку появились первые государства – все без каких бы то ни было исключений рабовладельческие (то есть, тоталитарные, по крайней мере, по отношению к рабам), – не следует нам удивляться тому, что в подавляющем большинстве ныне здравствующих языков такие разные по своему содержанию понятия, как образование и воспитание могут быть обозначаемыми одним и тем же словом.

Ведь если в вышеприведенной сталинской фразе слово «образование» заменить, казалось бы, иным по своему смыслу – «воспитание», – то и ее политическая и идеологическая направленность, и ее пафос сохранятся незыблемыми.

Тем не менее, в отличие от Воспитания, с самого момента своего появления в исторически первых государствах являющегося ничем иным, как принуждением к послушанию (а также, к: неукоснительному повиновению; беспрекословному подчинению; смиренной покорности и покорной смиренности), сущность Образования на всем протяжении и его собственной истории, и того, что называется Всемирной Историей, претерпевала и продолжает претерпевать кардинальные преобразования.

Из средства зазубривания прописных (читай – абсолютизированных, и уже в силу этого – абсурдизированных) истин, Образование все более и более превращается в нечто иное.

Во что именно – будем разбираться.

Прямо сейчас.

Сегодня уже ни один человек, находящийся, что называется, «в здравом уме и при трезвой памяти», не позволит себе кичиться своей необразованностью.

В отличие, от, например, Адольфа Гитлера.

Поместившего в свой сакраментальный опус «MeinKampf» довольно пространное рассуждение о, если и не вреде, то, по крайней мере, бесполезности образования: «Так называемая интеллигенция, как известно, всегда смотрит сверху вниз на каждого пришельца, который не имел счастья пройти через учебные заведения всех надлежащих степеней и «накачаться» там всеми надлежащими знаниями» (для справки: Адольф Гитлер не имел законченного среднего образования). «Для этих «образованных» людей», – продолжал далее будущий фюрер свои словоизвержения – самый талантливый молодой человек (на кого бы это намек, как Вы считаете?) в их глазах ничто, если ему не удается преодолеть (слово-то какое!: симпатичное или же здесь, все-таки, симптоматичное?) всю школьную премудрость».

В общем, как говорится, «мы университетов не кончали; мы их не начинали»: скромное обаяние мании величия, проистекающей из комплекса неполноценности.

Да, конечно, жизненные обстоятельства у человека могут сложиться так, что ему не удается получить образования.

Пусть даже законченного среднего.

Однако выставлять свою необразованность в качестве собственного достоинства – это уже патологический случай воинствующего невежества.

Чрезвычайно опасного не только для самого его обладателя, носителя и выразителя, но и для всех, имеющих несчастие быть ведомыми его убийственнойхаризмой, и страдающих от проявлений его гипертрофированных комплексов и маний.

Как написал в своем дневнике украинский поэт-«шестидесятник» Василь Симоненко, «нет ничего более страшного, чем неограниченная власть в руках ограниченного человека» (см. запись от 21.10.1962 г., вошедшую в изданный уже после смерти ее автора сборник под названием «Окрайці думок» – «Краюхи мыслей».).

Смерти – крайне преждевременной – в двадцативосьмилетнем возрасте.

И – инициированной «заплечных дел мастерами» – подручными Гарпии Идеологии.

Да, конечно, прямой кореляции между необразованностью и ограниченностью и не существует.

Да, безусловно, дураком и подлецом может быть обладатель целой кучи дипломов разного достоинства.

Да, несомненно, человек, не имеющий дипломов, может – благодаря упорной и самоотверженой работе над собой — достичь незаурядной эрудированности.

Однако, тем не менее, комплекс необразованности и ограниченности будет постоянно его преследовать, «как сумасшедший с бритвою в руке» (см.: Арсений Тарковский. «Первые свидания»), обостряя уязвленное собственной необразованностью честолюбие, и порой подталкивая к неадекватным, а в особо клинических случаях – к омерзительным действиям.

Особенно, если необразованный человек отягощен избыточным тщеславием и непомерным себялюбием и при этом еще и обременен непомерной властью над людьми, над их жизнями и смертями.

Как, например, шеф гестапо Генрих Мюллер (с 1939-го по 1945-й г. г.) или же генеральный комиссар Госбезопасности (с 28-го января 1937-го года по почти самый момент его казни 4-го февраля 1940-го года в застенках того же самого карательного Óргана) Николай Ежов, оба не имевшие законченого начального образования.

Да, конечно, образование не является лекарством ни от глупости, ни от подлости.

Да, безусловно, оно не служит панацеей от ограниченности.

Да, несомненно, образование никогда не была образцом совершенства.

Не является оно им и теперь.

Однако еще ни для кого необразованность никогда не была, не есть и не будет ни в какой, даже самой отдаленной перспективе «делом славы, чести, доблести и геройства» (словосочетание, заимствованное из зачитанного Сталиным И. В. политического отчета ЦК XVI-му съезду ВКП (б), от 27-го июня 1930-го года).

Да, у Совы Образования в шкафу затаились сразу несколько скелетов, но их наличие отнюдь не является поводом для того, чтобы стереть с лица Земли саму Обитель Разума со всеми ее обитателями.

Как живыми, так и мертвыми.

Речь идет о тех скелетах, что торчат в шкафу у Совы Образования.

Безотносительно к тому, клерикальное оно или секулярное.

Дорогущее оно или просто дорогое.

Дешевое оно или же вовсе бесплатное.

Перво-наперво, следует заметить, что нет такого скелета, от которого нельзя было бы избавиться.

Каким бы громоздким он ни был.

И для того, чтобы доказать сей тезис, прямо здесь и сейчас перейдем от слов к делу, и поможем благородной и мудрой птице – Сове Образования – избавиться от загромождающих ее шкаф скелетов.

С чего начнем?

Да, как обычно, с инвентаризации.

То есть, с установления того, что есть, в каком количестве и каких габаритов.

Сразу же по открывании пресловутого шкафа на нас падает и тотчас же попадает в наши, не успевшие даже как следует распростертись, объятия скелет.

Которому мы тут же и тотчас же прилепливаем бирку с инвентарным номером «01» и присваиваем ему инвентаризационное название: сумма знаний, накопленных и содержащихся в голове, мозгу, памяти человека как отождествляемое с понятием образованности.

Следуя заветам этого скелета, если довести их до их логического завершения, приходится признать, что самым образованным человеком мог бы считаться тот уникум, появись он на Свет («свят, свят, свят!»), который выучил наизусть и постоянно держит в своей памяти, к примеру, всю таблицу Брадиса.

Со всеми ее синусами-косинусами, тангенсами-котангенсами и прочими логарифмами и квадратными корнями до шестого знака после запятой включительно.

Да, конечно, как доказал основатель английской ветви империи Ротшильдов Натан Ротшильд «кто владеет информацией, тот владеет Миром» (см. об этом: Frederic Morton. «The Rothschild: a Family Portrait»).

Однако «владеть информацией» совсем не означает «обязательно содержать ее именно в своей голове, в своем мозгу и в своей памяти».

Есть, особенно – сегодня, достаточное множество других вместилищ, вполне приемлемых для помещения в них информации без обременительного и не-необходимого отягчения нею своей собственной головы и содержащегося в ней мозга, а в нем – памяти.

Более того, любая информация для человека разумного есть лишь пища для его ума.

Ум же есть универсальное средство осмысления информации, то есть то, без чего любой ее объем, содержащийся в голове, мозгу, памяти человека будет являться для него лишь тягостной и ненужной обузой.

Чем-то вроде очков.

Для мартышки (см. соответствующую басню дедушки Крылова).

Полизать их?

Пожалуйста!

Нанизать их себе на хвост – с дорогой, как говорится, душой.

Использовать же очки по прямому их назначению – дудки-с.

Тут уже лизательных-нанизывательных дарований явно недостаточно: нужно что-то другое.

Не-сводимое ни к каким инстинктам, рефлексам и обезьяньим ужимкам.

Как сказал в своих «Размышлениях» Марк Аврелий, «разум у тебя есть? Есть. Отчего же ты им не пользуешься?».

Но ведь разум дан человеку лишь в виде способности, которую необходимо развивать и усовершенствовать, то есть, образовывать.

Вот для этого-то и нужно человеку Образование.

Не-фрагментарное.

Не-обрывочное.

Не-«с-миру-по-нитке-голому-рубашка».

Не-поверхностное.

Не-верхоглядское.

Не-засоренное.

Никакими идеологически-воспитательными «заморочками».

Вроде той, которой гласится: «Если в образовании нет ничего, чего не было бы в нашей Главной Сакральной Книге, то такое образование лишнее. Если же в нем есть то, чего нет в нашей ГСК, то оно – вредное».

Однако даже в тех случаях, когда удается-таки избавить Образование от всей и всяческой идеологически-воспитательной мути, то парочка смутно белеющих своими мослами в сумерках невежества скелетов, мрачно торчащих за спиной у Совы Образования, все же остается.

Один из них нами уже узнан.

И назван.

Можем назвать его еще и по-другому: напичкивание образовываемого ЗАУЧИВАНИЕМ.

По сути – ЗАЗУБРИВАНИЕМ.

Формулы ли Жуковского, уравнения ли Бернулли, теоремы ли Вейерштрассе, закона ли Бойля-Мариотта, волновой ли функции Шредингера – де Бройля.

Не в них – действительно заслуживающих всемерного уважения и вызывающих благоговейный трепет у каждого не-посвященного в их таинства — суть нашего возражения против предложения их ЗАУЧИВАТЬ.

Она – в неприятии и непринятии самóй предполагаемой процедуры обращения со всеми и всяческими формулами и уравнениями.

Ведь вдолбить человеку в голову можно практически все, что угодно.

В том числе – любую формулу и какое-угодно уравнение.

Но что со всем этим вдолбленным делать?

Потóм.

Когда вдалбливаемое уже заучено и сдано.

На соответствующем зачете или экзамене.

Выбросить?

По принципу: «С глаз – долой, из сердца – вон»?

Жалко.

Своих титанических усилий, гераклических стараний и сизифовых страданий.

Затраченных на заучивание и зазубривание вдалбливаемого.

Держать же все вдолбленное в памяти – невыносимо!

И – чревато.

Попаданием в психоневрологический диспансер.

В качестве пациента.

И кому он, бедолага, там, в «желтом доме» будет рассказывать заученные им формулы?

Нянечкам-санитаркам?

Медицинским сестрам, разносящим ритуальные пилюли и микстуры?

Они и не такое слышали.

От пациентов из соседних палат – наполеонов и александров македонских.

Да, конечно, можно поиздеваться над своей многотерпной памятью, и сначала заставить ее впихнуть в себя всевозможные продукты человеческой премудрости, а затем еще и постоянно принуждать ее удерживать их – все! – внутри себя.

Но, спрашивается, зачем?

Для кого и для чего это нужно?

Для того чтобы на одном из многочисленных интеллектуальных телешоу самых умных вундеркиндов вызвать бурный экстаз, слезоточивое умиление и спазматический пароксизм довольства у ведущего: «Подумать только! Этот гениальный ребенок ужé знает, что напряжение измеряется напряжометром!».

Так это надо понимать?

Так чем тогда заучивание напряжометров отличается от выучивания наизусть таблицы Брадиса?

Давайте тогда будем выучивать и ее.

Много-много-циферную.

С тем, чтобы блистать впоследствии глубоким еезнанием?

Перед персоналом психлечебницы и своими коллегами – соседями по палате?

Да?

Да, формулы, безусловно, нужны.

Особенно, если ними концентрированно выражается суть объективных законов.

Но предназначение формул – быть не запоминаемыми, а понимаемыми.

И – знаемыми, где именно им быть находимыми, если в них возникнет необходимость.

Любая формула – будь то тригонометрическая, физическая, химическая или какая-либо иная – как таблица умножения: помнишь, что «пятью пять – двадцать пять»; «шестью шесть – тридцать шесть»; «семью семь – сорок семь» – молодец!

Купи себе пирожное!

С мороженым!

Или, все-таки, что-то там не так запомнено?

Так это же можно проверить!

Легко!

Если только понимать, откуда оно взялось.

Если же не-понимать, то и получится ободранный до костей скелетс налепленной на нем биркой: «Инв.№ 01», уныло торчащий в шкафу у Совы Образования, и при любом малейшем сбое в «блоке памяти» субъекта образования талдычащий себе под то, что когда-то было носом: «Семью семь – сорок семь».

На сем описание «Инв.№ 01» позволим себе считать исчерпанным.

Инвентарный же номер «02» обязательно будет присвоен другому скелету.

Названному нами так: овладение алгоритмами решения типовых задач.

Солидно звучит, не правда ли?

Подтвердим зычно звучащее не менее звучным примером.

Что называется, классическим.

Вот таким: «Из пункта А в пункт В навстречу друг другу выехали на двух велосипедах два пешехода».

Сии задачки существующая и поныне Система Образования научает нас решать.

Про «двух пешеходов», про «двух землекопов», про «две трубы», по одной из которых нечто «втекает», а по другой это же самое «вытекает».

Научились?

Научились.

Мо-лод-цы!

Что называется, профессионалы!

И теперь, переступив в последний раз в качестве образовывающегося через порог cвоей «almamater», наконец-то, уже образованный человек вступает обеими ногами в то, во что он вступает.

А именно – в самостоятельную Жизнь.

А тут – вот сюрприз так сюрприз! – оказывается, что Жизнь не ставит перед ним никаких задач.

Во всяком случае – в окончательно сформулированном и постулированном виде.

А ставятся Жизнью перед человеком исключительно проблемы.

А Задача и Проблема, как оказывается, такие же родные сестры, как Каин и Авель – родные братья.

Родство этих двух сестер состоит в том, что и одна, и другая могут быть представлены в виде системы уравнений.

Но есть нюанс: если в системе уравнений, представляющей собой задачу, количество уравнений строго равно количеству неизвестных, то в системе уравнений, составляющих проблему, такого равенства нет – количество неизвестных в ней неотвратимо превышает количество уравнений.