Текст книги "Алан Тьюринг и тайная комната"

1 марта 1917 года Вильсон передал американскому журналисту Эдвину Худу телеграмму Циммерманна, декодированную и переведенную на английских язык. Вильсон не сказал Худу, как она была добыта, но поручился за ее подлинность. В этот же день информация о телеграмме Циммерманна попала на первые полосы всех американских газет.

1 марта 1917 года Лансинг срочно телеграфировал Пейджу:

«Некоторые конгрессмены пытаются дискредитировать телеграмму Циммерманна, утверждая, что наше правительство получило ее от одной из воюющих сторон. У нашего правительства нет и тени сомнения в ее подлинности, но английское правительство оказало бы нам величайшую услугу, если бы позволило какому-то сотруднику нашего посольства лично декодировать исходный текст телеграммы, которую предоставил нам служащий телеграфной компании, а потом телеграфировал полученный результат в Государственный департамент. Заверяю господина Бальфура, что в Государственном департаменте некоторое время раздумывали, стоило ли просить о подобной услуге, но потом сочли, что это послужит вещественным доказательством правильности нашей позиции и позволит Государственному департаменту утверждать, что телеграмма Циммерманна была получена от одного из своих людей».

Над взломом кода «0075» в «Комнате 40» работал Грей, а кодом «13040» занимался Монтгомери. Когда Холл пригласил Грея в свой кабинет, чтобы Белл под руководством Грея декодировал телеграмму Циммерманна, то Грей по ошибке захватил с собой рабочую тетрадь, в которой фиксировал результаты своей текущей работы, а не рабочую тетрадь Монтгомери, где был записан реконструированный код «13040». К счастью для Грея, к этому времени он уже знал открытый текст телеграммы Циммерманна наизусть и смог проинструктировать Белла, не дав обнаружить свою ошибку. Через несколько часов Белл покинул кабинет Холла, унеся с собой открытый текст телеграммы Циммерманна.

Однако к этому моменту времени подлинность своей телеграммы подтвердил ее автор – сам Циммерманн. Утром 2 марта 1917 года на пресс-конференции он сказал, что не может отрицать отправку преданной гласности телеграммы, поскольку это было правдой. А 6 апреля 1917 года Америка объявила войну Германии.

Сам Циммерман, вместо того чтобы отрицать подлинность текста своей телеграммы, опубликованного в английской печати, признал его аутентичность. История с телеграммой Циммерманна заставила одну немецкую газету весьма остроумно заметить, что вот, мол, все говорили у нас, что наша дипломатия заполняется неспособными аристократами и что пора дать дорогу талантам из буржуазии, а назначили в виде первого опыта Циммерманна из буржуазии, и он наделал таких дел, которые не пришли бы в голову и десятку самых дегенеративных немецких аристократов.

Конечно же, не телеграмма Циммерманна в Мексику предопределила решение Вильсона объявить войну Германии. К участию в Первой мировой войне американский империализм влекли его собственные корыстные интересы. Однако для оправдания в глазах общественности решения Америки выступить на стороне Англии телеграмма Циммерманна сыграла решающую роль. Примечательно, что немцы наотрез отказались признать слабости своего кода и предположили, что вражеские шпионы просто получили доступ к открытому тексту телеграммы Циммерманна.

После того как Америка объявила войну Германии, Холл был готов делиться и дипломатическими, и военно-морскими секретами с американцами, если это шло на пользу Англии. Труднее дело обстояло с просьбами Государственного департамента и управления военно-морской разведки США привить им знания в области криптологии и помочь в создании у себя дешифровальной службы. Подобно Англии, Америка вступила в Первую мировую войну и не обладая нужными знаниями, и не имея такого бюро. В июне 1917 года начальник отдела военной разведки Генерального штаба сухопутных войск США майор Ральф Ван Деман приступил к созданию у себя дешифровальной службы. Первым его сотрудником стал молодой и дерзкий шифровальщик Государственного департамента Герберт Ярдли. Он был прирожденным криптологом и вскоре возглавил армейскую дешифровальную службу МИ‑8. Однако свою деятельность на этом посту Ярдли пришлось начинать практически с нуля, не имея задела, которым в свое время обладали его английские коллеги в виде немецких кодов, позволивших им быстро добиться успеха. Более того, Ярдли тратил большую часть своего рабочего времени на разработку собственных шифров в ущерб работе над взломом немецких. Военно-морские силы США тоже попытались создать собственную дешифровальную службу, но мало в этом преуспели и отказались от затеи.

В ноябре 1917 года начальник Белла в Государственном департаменте Леланд Харрисон попросил своего подчиненного взять у Холла копию второго издания немецкого «КТК». Тот с готовностью его предоставил, честно заметив при этом, что этот код больше не используется немцами и поэтому совершенно не нужен американцам.

Тем временем американцы через Белла продолжили снабжать «Комнату 40» копиями перехваченных закодированных телеграмм. Эти копии попадали сначала к Хершеллу, а от него к Монтгомери. Большинство были отправлены давно, но попадались и новые, которые были добыты в Стокгольме или в каких-то других столицах нейтральных стран. Прочитанные телеграммы возвращались Беллу. Из Науэна транслировались радиограммы немецким шпионам в Мексике и Южной Америке. Эти радиограммы фиксировались американскими станциями перехвата и поступали в МИ‑8. Но Ярдли не смог достичь ощутимого прогресса в их чтении.

В июле 1918 года Харрисон сказал Беллу, что его задача состояла в том, чтобы добиться более тесного взаимодействия и обмена информацией между «Комнатой 40» и МИ‑8. И хотя Харрисон надеялся, что в скором времени американские дешифровальщики смогут продемонстрировать хорошие результаты, но пока им предстояло многому научиться, ничего не давая взамен. Поэтому Холл противился обмену разведывательной информацией, добываемой с помощью дешифрования, со всеми военными союзниками Англии, опасаясь ее лишиться. С точки зрения недостаточного соблюдения мер предосторожности больше всего Холла беспокоила Италия. Холл сказал Беллу, что надеется договориться с французами о том, чтобы избегать дублирования разведывательной информации, передаваемой американцам. Белл сообщил Харрисону, что, по заверению Холла, американцы получат всю необходимую разведывательную информацию. И это было все, чего Белл мог добиться в текущих условиях.

Несмотря на сильное беспокойство, проявляемое Холлом по поводу соблюдения мер предосторожности при рассылке разведывательной информации странам – союзницам Англии, он продолжал поддерживать тесные связи с русскими, налаженные еще в октябре 1914 года, вплоть до большевистской революции. С итальянцами велась совместная работа над австро-венгерскими шифрами. Был налажен постоянный и значительный по объему обмен разведывательной информацией с французами. Но несмотря на это, Холл не собирался уступать лидирующее положение, которого с таким трудом добилась «Комната 40», не получая ничего взамен. Читать присылаемые американцами немецкие шифровки – это одно, а делиться своим умением это делать – совсем другое.

Но даже при добывании шифрованных сообщений противника американцам было чему поучиться у англичан. В июне 1918 года Харрисон пожаловался Беллу, что офицеру разведки при дипломатической миссии США в Стокгольме было предложено приобрести 10 немецких телеграмм. Но пока он запрашивал разрешение своего руководства, эти телеграммы успел перекупить английский военно-морской атташе в Стокгольме. Харрисон попросил Белла обратиться с просьбой к Холлу поделиться купленными немецкими телеграммами.

В августе 1918 года в Лондон приехал Ярдли. Белл представил его Холлу. Согласно Ярдли, Холл отказался предоставить Ярдли копию «ТК», чтобы читать переписку между Берлином и Мадридом. Вместо этого Холл передал Ярдли копии кодовых книг нейтральных стран и пообещал позже прислать копию двухтомного военно-морского кода Германии для личного и негласного пользования. Насчет двухтомника Ярдли, скорее всего, соврал, поскольку в мае 1919 года Харрисон написал Беллу про 2 немецкие кодовые книги в красном переплете, которые получил от англичан при строгом условии, что они никогда не покинут пределы его офиса. Харрисон некоторое время соблюдал это условие англичан. Но по окончании Первой мировой войны он счел, что обстоятельства изменились, и передал немецкий двухтомник в МИ‑8. Формально говоря, он не покидал пределы офиса Харрисона, поскольку МИ‑8 являлась частью этого офиса.

В конце 1918 года – начале 1919 года Ярдли снова предпринял несколько попыток выцыганить у англичан копию «ТК». 21 января 1919 года он написал Беллу:

«Я совершенно уверен, что если Вы сможете добыть для меня дословный текст двух прилагаемых немецких телеграмм, то я смогу реконструировать немецкий дипломатический код в полном объеме и таким образом самостоятельно добиться того, что англичане и французы отказались для меня сделать».

Белл доложил Харрисону об этой просьбе Ярдли, добавив, что в английском адмиралтействе не желали ничего про него слышать за его назойливость. Неудивительно, что агрессивный и пробивной Ярдли потерпел неудачу там, где не смог преуспеть даже обаятельный Белл, имея за плечами четырехлетний опыт успешного сотрудничества с Холлом.

Тем не менее благодаря своим максимально доверительным отношениям с Холлом, Хершеллом и Сероколдом Белл получил доступ к значительно большему объему секретной информации, добытой в «Комнате 40», чем даже Министерство иностранных дел Англии. Также надо отдать должное Харрисону и Лансингу за осмотрительность и лояльность, которые они проявили, используя в Вашингтоне разведывательную информацию, переданную им Беллом из Лондона.

Неограниченная подводная война

Разведывательная информация о немецких подводных лодках, которой в 1918 году обладала «Комната 40», была отличной, лучшей, чем когда бы то ни было. Увеличение количества подводных лодок противника, усовершенствование их и без того эффективных радиопередатчиков и необходимость передислокации в районы сосредоточения английских торговых судов привели к росту радиообмена с командованием подводного флота Германии. Это помогало английским дешифровальщикам вскрывать криптографические ключи, которые немцы меняли все чаще и чаще, определять координаты секретных квадратов, на которые немцы разбили карту Северного моря, и отслеживать изменения радиопозывных немецких подводных лодок. Немцы по-прежнему оповещали по радио об отплытии и прибытии своих подводных лодок, но это больше касалось океанских подводных лодок, базировавшихся в Эмдене и Вильгельмсхафене.

Командование подводного флота Германии с помощью радиостанции в Норддайхе передавало разведывательную информацию о местонахождении английских судов. Оно делилось опытом и советами командиров немецких подводных лодок, недавно вернувшихся с боевого задания. Эти немецкие радиограммы перехватывались и читались в «Комнате 40».

Эффективно действовала и английская радиопеленгаторная служба. Благодаря ей удавалось заполнять пробелы в разведывательной информации, если «Комната 40» запаздывала в ее предоставлении. Да и сами немецкие подводные лодки все больше полагались на радиосвязь. В начале 1917 года возросло количество операций подводного флота Германии, которые проводились на значительном удалении от ее территории и длились продолжительные периоды времени. В ходе таких операций от немецких подводных лодок требовалось более часто сообщать о своем местоположении, а от командования на суше – снабжать их разведывательной информацией. Районы патрулирования немецких подводных лодок часто обозначались буквами алфавита. С января 1918 года немецкие подводные лодки, проходя через Ла-Манш, докладывали о своем маршруте и о проблемах, которые возникали.

В результате «Комната 40» наладила бесперебойное снабжение Оливера и Даффа ценной разведывательной информацией о подводном флоте Германии. Она носила оперативный характер и позволяла судить о масштабах готовящихся атак в конкретных морских районах. Однако эта информация не позволяла определять местоположение подводных лодок с такой степенью точности, чтобы английские противолодочные корабли могли начать их преследование. В отсутствие радаров миноносцы, сторожевые корабли и траулеры обнаруживались немецкими подводными лодками прежде, чем они сами могли ее заметить. Применение гидрофонов не улучшило ситуацию, и поиск немецкой подводной лодки в походном положении был сродни гаданию на кофейной гуще.

На основе разведывательной информации, полученной из «Комнаты 40», Оливер и Дафф рассылали предупреждения военно-морским командованиям на местах. Например, 1 января 1918 года в Гибралтар была отправлена радиограмма следующего содержания:

«Ожидается прохождение через Гибралтарский пролив подводных лодок противника с 1 по 6 января включительно. Приложите все усилия, чтобы их перехватить».

В этот же день в Куинстаун было отправлено такое предупреждение:

«Можно ожидать, что подводная лодка противника, движущаяся в южном направлении, пересечет 51.30 градус северной широты в завтрашний вторник».

3 января 1918 года в Дувр была отправлена радиограмма о том, что «немецкие подводные лодки пройдут под сетевыми ограждениями недалеко от Гудвина[117]117
  Песчаная отмель в южной части Северного моря у побережья Англии.


[Закрыть] на глубине от 24 до 26 морских саженей рядом с бакеном 2А. Рекомендуется установить глубоководные мины рядом с дном».

Месяц спустя за ней последовала еще одна радиограмма:

«Нет никакого сомнения, что немецкие подводные лодки проходят вдоль французского побережья, где заграждения отсутствуют».

А уже на следующий день в Дувр было сообщено, что в течение ближайших 24 часов 5 немецких подводных минных заградителей проследуют через Па-де-Кале. В Дувре адмирал Реджинальд Бэкон отказался в это верить и запросил дополнительную информацию. Оливер ответил, что по их мнению, маршрут следования подводных минных заградителей будет пролегать к западу от Сандетти[118]118
  Отмель в середине северо-восточного входа в Па-де-Кале.


[Закрыть] поблизости от второго бакена. Неясно, имеется ли в виду второй бакен ближе к Гудвину или к Сандетти.

Несмотря на эту подробную разведывательную информацию, принятые Бэконом меры не принесли никакого результата.

4 апреля 1918 года командующий английской военно-морской базой в Куинстауне адмирал Бейли был проинформирован о местонахождении немецкой подводной лодки У‑30, у которой, предположительно, произошла поломка двигателей. Также сообщалось, что У‑30, вероятно, будет возвращаться на базу, двигаясь в северном направлении. Считалось, что она была не способна к погружению и могла двигаться со скоростью не более 3 узлов в час даже в надводном положении. Ее местоположение отслеживали английские радиопеленгаторные станции. О своем движении на север сообщала и сама У‑30. 13 апреля 1918 года она достигла окрестностей Сент-Килда[119]119
  Шотландский архипелаг в северной части Атлантического океана.


[Закрыть]. Сразу 10 английских миноносцев, несмотря на сильный шторм, бросились на ее перехват. Две недели они охотились за У‑30, но так и не смогли ее обнаружить. Она благополучно достигла датских прибрежных вод, где подорвалась на минном поле, недавно установленном англичанами, и затонула.

И подобных примеров можно привести великое множество. Они убедительно свидетельствовали о том, что, несмотря на наличие обильной разведывательной информации о местонахождении и передвижениях немецких подводных лодок, их редко удавалось пускать ко дну из-за нехватки средств обнаружения и уничтожения.

Наибольший урон подводному флоту Германии во время Первой мировой войны нанесли английские мины. В «Комнате 40» активно содействовали получению разведывательной информации о попытках немцев освобождать от мин проходы для своих подводных лодок через Гельголандскую бухту в Северное море. Одновременно это позволяло дешифровальщикам «Комнаты 40» добывать полезную сопутствующую информацию, облегчавшую вскрытие ключей к перешифровке и идентификации немецких радиопозывных. Перехват радиограмм немецких минных тральщиков и военных кораблей сопровождения, а также подводных лодок с лихвой компенсировал «Комнате 40» снижение объемов радиообмена немецкого военно-морского флота.

С начала 1918 года Холл регулярно снабжал командующего американскими военно-морскими силами в Западной Европе адмирала Уильяма Симса разведывательной информацией о перемещении крейсерских подводных лодок Германии, действовавших у североамериканского морского побережья. По просьбе Холла, передавая эту информацию в Военно-морское министерство США, Симс ссылался на донесения агентурной разведки.

В отличие от немецких подводных лодок военно-морской флот Германии не предпринимал никаких активных действий с октября 1916 и до конца 1917 года. Он участвовал только в операциях сторожевого охранения. Битти не желал форсировать события в Северном море, пока не будут устранены недостатки в корабельной артиллерии и бронезащите, выявленные в ходе Ютландского сражения. Большой флот был готов вступить в битву с военно-морским флотом Германии, если бы тот вышел в море для проведения военно-морской операции. Но в английском адмиралтействе опасались, что такая битва была бы более трудной, чем боевые столкновения последних двух с половиной лет, из-за перехода немцев на новый «Флотский радиограммный код» («ФРК») в мае 1917 года, смены радиопозывных и большей сдержанности в использовании радиосвязи. Эта сдержанность вряд ли была обусловлена подозрениями немцев, что их военно-морские коды были взломаны англичанами. Ведь радиообмен с немецкими подводными лодками, маломерными кораблями и дирижаблями с использованием «Универсального радиограммного кода» («УРК») по-прежнему превышал все мыслимые переделы. Скорее всего, немцы опасались, что местоположение их военных кораблей могло фиксироваться английскими радиопеленгаторными станциями.

В результате к 1918 году задача отслеживания действий и планов военно-морского флота Германии с помощью разведки средствами связи сильно усложнилась. Успешное решение этой задачи теперь зависело от возможности делать правильные умозаключения на основе разведывательной информации, добываемой о немецких подводных лодках, маломерных судах и дирижаблях. Убедительные подтверждения намерений военно-морского флота Германии в виде заблаговременных оперативных приказов, отданных по радио, стали недоступны. А ведь именно благодаря им англичане были заранее предупреждены о планируемой атаке на Ярмут, наступательных военно-морских операциях у Доггер-банки и Ютландского полуострова. На первое место вышли радиопеленгация, анализ траффика (слежение за интенсивностью и типом радиообмена противника) и идентификация радиопозывных. «Комната 40» оказалась на вторых ролях, на которых так и пребывала вплоть до окончания Первой мировой войны.

Алан Тьюринг

Предки

В 1690‑х годах английский король Вильям III призвал своих подданных переселяться из Англии в Ирландию. Одним из тех, кто последовал королевскому призыву, был англичанин Томас Стоуни. В 1768 году его внук Роберт женился в Ирландии на Ханне Ньютон ради ее денег. Он плохо обращался со своей женой, надолго запирал ее одетой в ночную сорочку (ходили слухи, что на самом деле совершенно голой) в тесном чулане и кормил одним-единственным куриным яйцом в день. Неудивительно, что их дети появлялись на свет мертворожденными. А в 1775 году Ханна и вовсе испустила дух, не выдержав плохого с ней обращения.

Год спустя после кончины Ханны Роберт Стоуни отправился на поиски новой супруги из Ирландии в Англию. Там он остановил свой выбор на богатой графине Мэри Боуз. Ее муж умер в 1776 году и оставил ей миллионное состояние. Претендентов на руку и сердце Мэри Боуз было великое множество. Но Роберта Стоуни это нисколько не обескуражило. По сговору с редактором местной газеты Роберт Стоуни опубликовал в ней анонимную статью с оскорблениями в адрес Мэри Боуз, а затем взялся защитить ее честь, вызвав редактора газеты на инсценированную дуэль. На этой «дуэли» Роберт Стоуни притворился смертельно раненным. Узнав об этом, Мэри Боуз была так тронута, что согласилась сочетаться с ним браком, полагая, что его скорая кончина неизбежна.

К этому времени Мэри Боуз уже успела забеременеть от одного из своих ухажеров. Своего будущего супруга Роберта Стоуни она как следует не знала. Опасаясь за себя и за ребенка, она на всякий случай передала все свое движимое и недвижимое имущество в доверительное управление, чтобы, женившись на ней, Роберт Стоуни не смог им завладеть.

Но и Роберт Стоуни был не лыком шит. После церемонии бракосочетания он первым делом к своей фамилии присоединил фамилию жены, поскольку таково было непременное условие ее отца для женитьбы на ней. Потом Роберт Стоуни-Боуз вдруг чудесным образом выздоровел и сумел убедить Мэри Боуз составить новый документ, отменявший передачу ее имущества в доверительное управление. После этого по сложившейся традиции он запер Мэри Боуз в первый попавшийся под руку чулан. Далее распродал ее имущество, вырученные деньги проиграл, обрюхатил кормилицу родившегося у Мэри Боуз ребенка, изнасиловал няню, а всем, кто интересовался здоровьем Мэри Боуз, говорил, что она сошла с ума.

Через несколько лет Мэри Боуз сумела сбежать из чулана и инициировала судебное разбирательство с целью аннулировать отмену передачи имущества в доверительное управление и развестись с Робертом Стоуни-Боузом. Тот всячески затягивал тяжбу, но в конце концов угодил в тюрьму. Но и там Стоуни-Боуз ловко устроился. Он купил себе пребывание в лучшей тюремной камере, которую мог время от времени покидать, и стал отцом двух детей, которых ему родила дочь сокамерника.

Стоуни-Боуз был хорошей иллюстрацией выражения «в семье не без урода». Однако он оказался единственным уродом в семье Стоуни. Два других его брата и их потомки стали весьма достойными, состоятельными и уважаемыми людьми. Одним из этих потомков был Эдвард Стоуни. В 1866 году он уехал из Англии в Индию, где много лет проработал инженером-железнодорожником, в 1899 году дослужился до главного инженера, писал научные статьи и в 1904 году за свои заслуги был удостоен ордена и ученой степени кандидата наук в университете в Мадрасе. Именно в доме Эдварда Стоуни в окрестностях Мадраса поселились после бракосочетания родители Алана Тьюринга – дочь Этель и ее муж Юлий Тьюринг.

Но какие-такие обстоятельства вдруг свели вместе двух членов таких разных семей – Тьюрингов и Стоуни? Ведь достижения Тьюрингов не шли ни в какое сравнение с успехами Стоуни. Начиная с самых ранних лет существования Британской империи Тьюринги были обычными представителями английского среднего класса – солдатами, священнослужителями и торговцами. Они проживали в Англии, Голландии, Индонезии и Индии. И тем не менее они вступили в близкое родство со Стоуни. А объединило их, как ни странно, пиво. Но все по порядку.

8 октября 1879 года в деревне Эдвинстоу в графстве Ноттингемшир у викария по фамилии Тьюринг родился восьмой по счету ребенок. А спустя 4 года после этого в возрасте 58 лет Тьюринга хватил удар. Он был вынужден оставить свой пост и переехать с семьей в город Бедфорд, административный центр графства Бедфордшир, где вскоре умер. Его сыну Юлию, пятому по счету ребенку в семье Тьюрингов, тогда было всего 10 лет.

После смерти Тьюринга ведением домашнего хозяйства занялась самая старшая из его детей – 21‑летняя Джейн. Вместе с двумя другими дочерями Тьюринга, которые были моложе ее, она подрабатывала репетиторством. Заработанных ими денег хватало, чтобы их братья продолжали обучение в школе. Юлий учился в бедфордской школе, выпускники которой обычно уезжали в Индию, чтобы поступить там на хорошо оплачиваемую государственную службу.

Вот и Юлий, окончив школу в Бедфорде, успешно сдал экзамен для зачисления на государственную службу. Потом у друга семьи он занял деньги, чтобы оплатить свой проезд в Индию, купить себе подходящую одежду, седло и пони. Заимодавец настоял, чтобы Юлий застраховал свою жизнь на сумму, равную сделанному займу. Юлий подчинился и вскоре отбыл в Мадрас, получив назначение на государственную службу в качестве муниципального чиновника.

В отличие от Юлия Тьюринга его будущая супруга Этель Стоуни родилась в Мадрасе. Там же прошло ее детство. В 1898 году в 16‑летнем возрасте Этель отправили учиться в женский колледж в английском городе Челтнем. Через 3 года она вернулась в Мадрас к своим родителям. Этель Стоуни была очень привлекательной девушкой, и предложения руки и сердца не заставили себя долго ждать. Но все они были отвергнуты Эдвардом Стоуни, поскольку не были подкреплены наличием достаточного количества денежных средств. Кандидатура Юлия Тьюринга в качестве жениха Этель Стоуни даже не рассматривалась, потому что он был постоянно занят на работе и находился в разъездах. В начале прошлого века английский муниципальный чиновник в Индии был очень занятым человеком. Он исполнял обязанности сборщика акцизов и земельного налога, ставил печати на документы, регистрировал права собственности на земельные участки, инспектировал школы, дороги, винокурни и оросительные системы, занимался судопроизводством, принимал прошения и жалобы, осуществлял надзор за качеством пищевых продуктов и лекарств, следил за правопорядком.

Со своей будущей женой Этель Юлий случайно оказался в 1907 году на борту корабля по пути в Англию через Тихий океан. Проплывая мимо берегов Японии, он пригласил ее пообедать с ним, попросил официанта, чтобы тот принес им пива, и продолжал приносить, пока не скажет, что пора остановиться. Этель была очарована Юлием, и они помолвились. Юлий объявил о помолвке Эдварду Стоуни, который сопровождал Этель. Тот, видимо, счел Юлия достаточно состоятельным человеком, раз он мог позволить себе заказать в ресторане столько пива, и разрешил ему жениться на Этель.