Текст книги "Алан Тьюринг и тайная комната"

В 1985 году Уилкис написал по этому поводу:

«Современному читателю трудно объяснить всю серьезность, с которой люди из разных слоев английского общества участвовали в этих дебатах, хотя их суть состояла в обсуждении всего лишь правильности и уместности употребления определенных слов. Некоторые считали безбожием даже саму попытку создать компьютер. Чтобы осознать причину этого эмоционального взрыва, я считаю необходимым вспомнить о двух вещах. Во-первых, компьютеры вели себя гораздо более сложно, чем обычные автоматические механизмы, к которым люди к тому времени уже успели привыкнуть. В результате человеку, далекому от науки, компьютер представлялся волшебным устройством. Компьютеры поражали своим великолепием, и люди охотно верили, что компьютеры на порядок превосходили другие машины. Во-вторых, при обсуждении вопроса о том, в какой степени компьютеры могли имитировать поведение человека, можно было легко перейти к дискуссии о том, насколько обоснованно рассматривать мозг человека как машину; а это приводило к возникновению разногласий, по поводу которых уже давно велись споры и у людей возникали сильные эмоции».

Самому Уилкису было от чего испытывать сильные эмоции в 1949 году. Он готовился провести свою собственную компьютерную конференцию, которая должна была пройти в Математической лаборатории Кембриджского университета. На этой конференции он собирался сделать доклад о своей работе над созданием собственного компьютера – «Автоматического электронного вычислителя» с памятью на акустических линиях задержки. Планировались выступления Тьюринга, Ньюмана, Уилкинсона, Уильямса, самого Уилкиса и других компьютерных экспертов. Конференция должна была начаться через неделю после того, как письмо Третхована было опубликовано в «Таймс». Тьюринг озаглавил свой доклад «Процесс проверки больших программ», то есть, говоря современным языком, посвятил его отладке программ. Уилкису доклад Тьюринга запомнился своей необычностью:

«В ходе своего доклада Тьюринг написал несколько десятичных чисел на доске и сложил их. Сначала никто из нас не понял, что Тьюринг сделал, пока мы не осознали, что он изобразил числа задом наперед – наименее значимые их цифры располагались слева. В Манчестерском университете и в НФЛ было модно так записывать двоичные числа, предположительно потому что именно в таком порядке импульсы появлялись на экране электронно-лучевых трубок. Но писать подобным образом десятичные числа было типичным тьюринговским отклонением от нормы. На самом деле, я считаю, что ему и в голову не пришло, как мелочи вроде этой могли неблагоприятно повлиять на восприятие его слушателей».

В это же самое время Тьюринг закончил работу над новой статьей. Но она не была математической или компьютерной и не содержала ни единой формулы. В отличие от «Искусственного интеллекта» ее быстро опубликовали – в 1950 году в английском философском журнале «Разум» под заголовком «Вычислительные машины и разум», а потом перепечатали в 1956 году, озаглавив «Может ли машина мыслить?» Наряду с «Вычислимыми числами» эта статья Тьюринга стала одной из самых известных его печатных работ.

Зачем Тьюринг написал «Вычислительные машины и разум», объяснил Ганди:

«Статья 1950 года замышлялась Тьюрингом не как глубокая исследовательская работа в области философии, а в качестве пропагандистской. Тьюринг считал, что для философов, математиков и других ученых пришло время всерьез задуматься над тем фактом, что компьютеры могли не только производить вычисления, но и были способны вести себя, как разумные существа; он хотел убедить всех, что так оно и было на самом деле. Он написал эту статью – в отличие от своих математических статей – быстро и с удовольствием. Я помню, как он читал мне вслух некоторые отрывки – всегда с улыбкой, время от времени посмеиваясь».

В мае 1951 года Тьюринг получил возможность выступить по радио с изложением своих взглядов. А в январе 1952 года вместе с Ньюманом он принял участие в радиодебатах с Джефферсоном. По прошествии долгих лет многие идеи, которые были озвучены участниками этих дебатов, по-прежнему звучали свежо и интересно. Тьюринг, Ньюман и Джефферсон спорили, могут ли компьютеры испытывать голод, жаловаться на программы, которые им приходится исполнять, обладать чувством долга и устраивать истерики. В заключение дебатов, обращаясь к Тьюрингу, Джефферсон сказал, что если все сбудется, как предсказывал Тьюринг, то через много лет будет забавно послушать, как по радио 2 компьютера обсуждают, почему люди считают, что они мыслят».

В августе 1948 года в Манчестерском университете началась разработка компьютера «Манчестер Марк 1». Он был изготовлен к апрелю 1949 года и начал функционировать в начале лета того же года. «Манчестер Марк 1» стал прототипом другого, более совершенного и коммерчески доступного компьютера – «Ферранти Марк 1». Его создала манчестерская компания «Ферранти». В феврале 1951 года «Ферранти Марк 1» был введен в эксплуатацию. Автором руководства по его программированию стал Тьюринг. Одно из новшеств в «Ферранти Марк 1» заключалось в наличии генератора случайных чисел. Он не годился для серьезных расчетов, зато подходил для использования в развлекательных целях.

Приспособить «Ферранти Марк 1» для этих целей сумел Кристофер Стрейчи. Он изучал математику в Королевском колледже в Кембридже, поступив туда в 1935 году. После Второй мировой войны Стрейчи преподавал в школе Хэрроу[169]169
  Старейшая частная школа в Англии для мальчиков. Основана в 1571 г.


[Закрыть]. В 1951 году он познакомился с бывшим помощником Тьюринга в НФЛ Вуджером и с его подачи заинтересовался программированием. Стрейчи хотел писать игровые компьютерные программы. Однако чтобы играть на компьютере даже в простейшие детские игры, сначала требовалось значительно нарастить компьютерную память.

Стрейчи внимательно послушал майскую 1951 года радиопередачу с участием Тьюринга и написал ему письмо на четырех страницах: дескать, интересуюсь проблемами обучения применительно к компьютерам и создал компьютерную программу для игры в шашки на опытном образце «АВМ», но не хватило памяти, поэтому вся надежда на «Ферранти Марк 1». Тьюринг прислал Стрейчи руководство по программированию «Ферранти Марк 1», и тот переделал свою компьютерную игру в шашки для «Ферранти Марк 1». Но на этом Стрейчи не остановился. Он заставил «Ферранти Марк 1» писать любовные письма с использованием генератора случайных чисел.

Затем пришла очередь воплотить в жизнь мечту любого программиста того времени – научить компьютер игре в шахматы. Тьюринг начал думать о том, как это сделать, еще в конце Второй мировой войны, когда пятничными вечерами играл в шахматы в пивной между Блетчли-Парком и Ханслоп-Парком. Тьюринг и Чемперноун сконструировали машину для игры в шахматы. Она существовала только в виде бумажной спецификации, то есть ее можно было с полным правом назвать бумажной машиной. Пользуясь ею, надо было по очереди вычислять ходы, которые делала бы соответствующая электронная вычислительная машина, если бы была построена. Для вычисления одного хода от имени бумажной машины человеку требовалось полчаса вести расчеты на бумаге. У реальной вычислительной машины на эти расчеты ушла бы доля секунды.

Мичи вместе с Шоном Уайли, с которым одно время служил в ПКШ, сконструировали свою бумажную машину для игры в шахматы. Они вызвали на шахматную дуэль бумажную машину Тьюринга – Чемперноуна («Тьюрочемп»). Игра должна была вестись по переписке.

В сентябре 1948 года Мичи показал Гуду бумажную машину, изобретенную Уайли и им самим. По мнению Гуда, у этой машины был существенный недостаток: она просчитывала шахматную партию всего на один ход вперед.

С началом эксплуатации «Ферранти Марк 1» Тьюринг приступил к конвертации «Тьюрочемпа» в программу на машинном коде, но так и не довел дело до конца. Рассуждения Тьюринга на тему компьютерных программ для игры в шахматы вошли в его статью «Игровые применения цифровых компьютеров», опубликованную в 1953 году.

Своими выходками Тьюринг иногда выводил Чемперноуна из себя:

«Моя жена и я однажды пригласили Алана погостить у нас под Оксфордом. Как-то утром мы получили по почте конверт с перфолентой и, исходя из почтового штемпеля (Манчестер) предположили, что это, вероятно, ответ Алана на наше приглашение. Мне понадобились 4 часа упорного труда, чтобы взломать код и выяснить, что он приедет завтра в 2 часа ночи и что из пакета с едой, который он выслал нам, надо немедленно извлечь содержимое и приготовить в соответствии с прилагаемыми инструкциями. Мое чувство глубокого удовлетворения от проделанной работы по дешифрованию сообщения длилось недолго. На следующий день Алан пояснил мне, что он потратил полминуты, чтобы вывести свое сообщение на бумажную ленту, и что он использовал для этого стандартный телетайпный код, и, как я понял, он вряд ли предполагал, что мне потребуется больше нескольких минут для прочтения его сообщения».

В сентябре 1949 года группа английских нейробиологов, инженеров и физиков учредила новое неформальное научное общество – клуб «Рацио». Его цель состояла в обсуждении тем из области кибернетики. В клубе «Рацио» можно было беспрепятственно выражать любое мнение, и в него не принимали профессоров, чтобы избежать преклонения перед научными авторитетами. После учредительной конференции было решено пригласить в клуб «Рацио» хотя бы одного математика в целях всестороннего освещения обсуждаемых тем. Выбор пал на Тьюринга, который стал прилежно посещать заседания клуба «Рацио» и дважды выступил на них с докладами – в мае и сентябре 1950 года. Один из них назывался «Обучение цифрового компьютера» и был посвящен вопросам, которые Тьюринг впервые затронул в своей статье «Вычислительные машины и разум». Этот доклад запомнился членам клуба «Рацио». Тьюринг был на пике своей формы, а после его выступления состоялась продолжительная и оживленная дискуссия.

Стараниями Ньюмана в марте 1951 года Тьюринг был избран членом Королевского общества Англии за вклад в науку, который он внес своей статьей «Вычислимые числа». Это избрание стало кульминацией всей его научной карьеры.

И правосудие для всех

27 февраля 1952 года на судебном заседании в английском городе Уилмслоу, расположенном недалеко от Манчестера, детектив-констебль Роберт Уиллис выступил с показаниями о том, как 7 февраля 1952 года вместе с детективом-сержантом Риммером пришел домой к Тьюрингу и сказал ему:

«3 февраля вы посетили полицейский участок в Уилмслоу и сообщили о двух мужчинах, которые, по вашему утверждению, совершили кражу со взломом в вашем доме. Мы навели справки и получили дополнительную информацию. Пожалуйста, вы могли бы нам их описать?»

Тьюринг ответил:

«Одному было лет 25, рост 178 сантиметров, черноволосый».

Тогда Уиллис уведомил Тьюринга:

«У нас есть основания полагать, что ваше описание фальшивое. Зачем вы лжете?»

В доме Тьюринга 3 февраля 1952 года и в самом деле произошла кража со взломом. У него украли небольшую денежную сумму, две медали, трое часов, две бритвы, две пары обуви, компас, одни наручные часы, початую бутылку шерри, брюки, рубашку, пуловер и набор вилок с ножами. Тяжелее всего Тьюринг переживал утрату наручных часов. Они принадлежали умершему отцу и достались Тьюрингу в наследство. Это была настоящая фамильная ценность семьи Тьюрингов. Часы были из золота и имели отверстие в крышке, чтобы, не открывая ее, узнавать, который час. Тьюринг не мог игнорировать их кражу.

На судебном заседании 27 февраля 1952 года Уиллис зачитал ответ Тьюринга на свой вопрос о том, зачем тот солгал 7 февраля 1952 года, описывая внешность одного из воров:

«Я попытался создать у вас ложное представление о личности моего источника информации. Я стал соучастником преступления, совершенного в моем доме. Я вступил с молодым человеком в определенные отношения, и рассматривал его поведение как разновидность шантажа, и проконсультировался относительно него со своим адвокатом. Его зовут Арнольд Мюррей. Я познакомился с ним на Оксфордской улице в Манчестере».

Тьюринг сказал Уиллису, что знает, кто мог совершить кражу со взломом в его доме – это был кто-то из вороватых приятелей Мюррея. А предоставляя полиции ложную информацию о внешности одного из воров, Тьюринг якобы пытался отвести подозрения от Мюррея.

В полиции предположили, что, побывав у Тьюринга дома в Уилмслоу, Мюррей рассказал про увиденные там ценности своему приятелю Гарольду Такеру, который и обокрал Тьюринга. Полицейские заинтересовались вопросом о том, с какой это стати уважаемый и состоятельный Тьюринг пригласил к себе домой, а потом покрывал от полиции никчемного бездельника Мюррея. И что за преступление было совершено в доме Тьюринга, соучастником которого он стал?

В мае 1952 года Тьюринг ответил на письмо Рутледжа про новогоднюю поздравительную открытку и учебу на оператора «АВМ»:

«В настоящее время я сам навлек на себя неприятности, которые считал вероятными для себя, хотя оценивал их вероятность, как 10: 1 против того, что столкнусь с ними. Скоро я признаю себя виновным в сексуальных преступлениях в отношении одного молодого человека. История о том, как об этом узнали, длинная и захватывающая, и я когда-нибудь поведаю ее в сокращенном виде, но сейчас у меня нет времени ее рассказывать. Я не сомневаюсь, что в результате я стану совсем иным человеком, но каким именно, я еще не выяснил».

Тьюринг также поведал о своих неприятностях Ганди, который выразил Тьюрингу свою поддержку:

«Как это грустно; могу только сказать, что желаю Вам найти хорошего адвоката и избежать наказания; а еще я полагаю, что люди гораздо менее склонны осуждать других за подобные вещи, чем принято считать».

В начале 1950‑х годов статистические данные в Англии свидетельствовали об обратном. В 1937–1938 годах там было совершено 4448 уголовно наказуемых сексуальных преступлений, из которых 73 % являлись гетеросексуальными и 27 % гомосексуальными. В 1954 году это число выросло до 15 636, а пропорция между гетеросексуальными и гомосексуальными преступлениями стала 59 % против 41 %. На каждые 100 гомосексуальных преступлений, зафиксированных полицией в 1937–1938 годах, в 1947 году приходились 232 гомосексуальных преступления, в 1951 году их было уже 407, а в 1954 году и того больше – 530.

27 февраля1952 года суд постановил отправить дело Тьюринга и Мюррея на рассмотрение суда квартальных сессий в городе Натсфорд, расположенном в 19 километрах от Манчестера[170]170
  Съезд мировых судей графства, созываемый 4 раза в год для разбирательства уголовных и гражданских дел.


[Закрыть]. Они обвинялись в совершении преступлений откровенно неприличного характера. Тьюринг был отпущен под залог до суда квартальных сессий, а Мюррея оставили под арестом. О том, как дальше складывалась судьба Тьюринга, рассказал его старший брат Джон:

«Однажды утром пришло письмо от Алана, что само по себе было выдающимся событием, поскольку это была не телеграмма и не открытка. Я открыл письмо и прочел первое предложение: «Полагаю, ты знаешь, что я гомосексуалист». Я ничего такого про него не знал. Я засунул письмо в карман и дочитал его в офисе. Далее в письме рассказывалось про вора. Алан посоветовался с университетскими друзьями, и они настоятельно порекомендовали ему оспаривать обвинение, поручить ведение своего дела известному адвокату и бог знает что еще. А пока суд да дело, не проинформировать ли мне мать о сложившейся ситуации? Я коротко ответил, что не стал бы это делать. Потом бросил все и поехал в Манчестер, где проконсультировался у мистера Г., руководившего ведущей адвокатской конторой. А тот в свою очередь встретился адвокатом С., который посоветовал Алану признать себя виновным».

В конце марта 1952 года мировые судьи собрались в Натсфорде для участия в заседаниях суда квартальных сессий. Помимо дел об изнасиловании молодой девушки, об уклонении от налогов и о нескольких кражах со взломом, рассмотрению подлежали и преступления откровенно неприличного характера. В списке обвиняемых присутствовали Гарольд Такер, 20 лет, безработный, признавший себя виновным в краже собственности Тьюринга, Тьюринг, 39 лет, университетский лектор и Арнольд Мюррей, 19 лет, изготовитель оправ для очков. Тьюринг и Мюррей обвинялись по 6 пунктам каждый в преступлениях откровенно неприличного характера в отношении друг друга. По версии следствия, каждый из обвиняемых совершил 3 преступления откровенно неприличного характера, датированные тремя различными числами, а также принял участие в трех преступлениях откровенно неприличного характера, совершенных вторым обвиняемым. И Тьюринг, и Мюррей подали ходатайства о смягчении приговора.

В качестве свидетеля защиты на судебном процессе по делу Тьюринга и Мюррея выступил Александер, который во время Второй мировой воны служил под началом Тьюринга в ПКШ. Теперь Александер возглавлял дешифровальное подразделение в Центре правительственной связи Англии, пришедшем на смену ПКШ. Александер назвал Тьюринга национальным героем. Еще одним свидетелем защиты стал Ньюман, который охарактеризовал Тьюринга как исключительно правдивого и надежного человека. Кроме того, по свидетельству Ньюмана, Тьюринг был полностью поглощен своей важной работой и являлся одним из наиболее сильных и самобытных математиков своего поколения.

Адвокат Тьюринга Линд Смит заявил на суде:

«Он с головой ушел в свои исследования, и для всех нас было бы большой потерей, если бы человека с такими способностями, которые выходят далеко за рамки обыкновенных, лишили возможности ими пользоваться. В этом случае он перестал бы приносить пользу широкой общественности благодаря своей исследовательской работе. Его могут подвергнуть лечению. Я прошу вас подумать над тем, что если его отлучить от важной работы, которой он занимается, то это будет противоречить общественным интересам».

Адвокат Мюррея Эмлин Хусон рассказал про своего подзащитного:

«Мюррей не является университетским профессором, он делает оправы для очков. К нему стал приставать другой человек. У Мюррея нет таких извращенных наклонностей, как у Тьюринга, и если бы Мюррей не встретил Тьюринга, то не предался бы порочным занятиям и не украл бы 8 фунтов».

Суду не потребовалось много времени, чтобы вынести приговоры. Тьюрингу назначили условное наказание с испытательным сроком продолжительностью 12 месяцев и отправили его на принудительное лечение. А Мюррея суд обязал просто хорошо вести себя на протяжении ближайших 12 месяцев, приняв во внимание его добровольное признание в другом преступлении, по которому еще не был вынесен приговор. Это преступление состояло в том, что Мюррей украл 8 фунтов в доме Тьюринга.

Вынесенные приговоры выглядели несправедливыми. Тьюрингу присудили условное наказание. А Мюррею, который совершил точно такое же преступление, как Тьюринг, все сошло с рук только потому, что он вовремя признался в другом своем преступлении.

На самом деле наказание, назначенное Тьюрингу, не было каким-то необычным. Вплоть до 1957 года, согласно английскому законодательству, гомосексуализм считался уголовным преступлением. За него было предусмотрено наказание в виде лишения свободы. Оно могло быть назначено условно и сопровождаться установлением испытательного срока для осужденного за гомосексуализм. К примеру, в 1955 году доля условных наказаний за гомосексуализм составляла 25 %.

Но принудительное лечение назначалось английскими судами исключительно людям с психическими расстройствами. Оно могло включать длительные поездки на велосипеде, хирургические операции, посещение проституток, различные терапевтические процедуры (электрошок, вдыхание запаха химикатов), гипноз, религию, лекарства и психоанализ. Тьюринга приговорили к принудительному лечению с помощью лекарств и психоанализа.

По поводу недавних драматических событий в своей жизни Тьюринг написал Филипу Холлу, несколькими месяцами ранее поздравившему его с членством в Королевском обществе Англии:

«Мне было назначено условное наказание с годовым испытательным сроком, и за этот период я должен пройти курс органотерапии. Предполагается, что во время его прохождения сексуальное влечение снижается, а по окончании возвращается к нормальному уровню. Надеюсь, что они правы. Мне кажется, психиатры считают, что пытаться применить ко мне психотерапию бесполезно.

День, в который состоялся судебный процесс, принес мне огорчения. Но потом, сидя в тюрьме с другими преступниками, я обрел приятное чувство безответственности наподобие того, которое я испытывал в школе. Охранники очень напоминали наших классных старост. А еще я обрадовался, когда снова встретил своего соучастника преступления, хотя и не доверяю ему ни на йоту».

В письме Рутледжу Тьюринг постарался продемонстрировать, что ему по-прежнему были присущи сила духа, чувство юмора и здоровый скептицизм. Бывший коллега Тьюринга по работе в Службе безопасности связи Бейли рассказал, что Тьюринг воспринимал все происходившее с ним как шутку. Однако его напускная веселость оставалась на уровне старомодного совета ухмыляться и терпеть.

Английская пресса проявила сдержанность по отношению к Тьюрингу. Про его дело и судебный приговор писали сухо и кратко. Возможно, потому, что журналистов популярных английских изданий тогда больше интересовала другая криминальная история – про мужчину, отравившего свою жену при содействии домработницы, с которой у него был роман.

Похоже, что органотерапия и психоанализ не повлияли на способность Тьюринга удивлять окружающих своим своеобразным поведением. В начале 1950‑х годов он получил грант на проведение научных исследований в Королевской компьютерной лаборатории в Манчестере. Местная уборщица привыкла убирать за неряшливыми профессорами, которые разбрасывали свои бумаги, где попало, и не стирали с досок написанные мелом математические формулы. Она была наслышана про «электронный мозг», с которым они экспериментировали, и в принципе готова лицезреть всякие там научно-фантастические чудеса. Но увиденное превзошло ее самые смелые ожидания. Посреди одного из кабинетов на полу валялись брюки. Все выглядело так, как будто их обладатель без одежды неожиданно телепортировался в другое измерение.

Объяснение увиденному уборщицей было вполне прозаическим. Владельцем брюк являлся Тьюринг, который отправился на пробежку. Он переоделся в спортивную форму прямо у себя в кабинете, потому что сторонним исследователям в Королевской компьютерной лаборатории не предоставлялся доступ в раздевалки.

В ходе одной из таких своих пробежек Тьюринг познакомился с другим бегуном – неким Аланом Гарнером, который поделился своими воспоминаниями об этой встрече в 2012 году:

«Это случилось в 1950‑х годах, когда мне было 16 или 17 лет, и я всерьез занимался легкой атлетикой. В те времена дороги еще не были забиты бегунами. Поэтому когда я тренировался, мне редко приходилось видеть, как кто-то еще, помимо меня, совершал пробежку. Я разговорился с незнакомым мужчиной, который сильно отличался от меня своим внешним видом: я был худой и длинный, а он коренастый с бочкообразной грудью. Было странно видеть его бегущим, он не бежал в обычном смысле этого слова, он молотил ногами по дороге, как будто стремился проложить себе путь под землю, а не по ее поверхности. И у него был очень необычный голос. Это был пронзительный голос английского аристократа с замечательным чувством юмора. Как только мы разговорились, я сразу понял, что у нас много общего, у обоих была тяга к абсурду. Вот так и начали крепнуть наши дружеские отношения. Мы стали давать друг другу ни к чему не обязывавшие обещания: «Ты собираешься на пробежку во вторник? Хорошо, тогда встретимся во время пробежки». Так продолжалось 3 года, пока я не поступил на военную службу. Вместе мы только бегали. И я понял, зачем он это делал. Он думал. Он использовал пробежки, чтобы размышлять».

По утверждению сына Ньюмана, Тьюринг хорошо ладил с детьми:

«Алан стал близким другом нашей семьи. Несмотря на свою застенчивость, он, как мне казалось, легче шел на контакт, чем другие математики, приходившие к нам в гости. Его выбор подарков на мои дни рождения отличался продуманностью и щедростью: один раз это был замечательный паровоз, другой – любительский набор инструментов. Он играл в игры со мной и моим старшим братом Эдвардом и однажды позорно продул нам в монополию. На короткие весенние каникулы он поехал с нами в Северный Уэльс, где мы арендовали дом для проживания. Я помню, как Алан совершал пробежки по пляжу, исчезая из виду вдали и возвращаясь обратно. Когда он купил себе дом в Уилмслоу, то пробегал примерно 25 километров оттуда до нашего дома. Как-то ранним утром я услышал шум и выйдя на улицу встретил там Алана, одетого в спортивную форму. Он хотел пригласить нас к себе на обед, но думая, что мы еще спим, и не имея при себе бумаги, чтобы написать приглашение, он нацарапал его щепкой на листе рододендрона и опустил в наш почтовый ящик.

Как-то во второй половине дня было облачно и назревал дождь. Алан переоделся в синие спортивные трусы и исчез из виду на некоторое время. Когда он вернулся, мы спросили его, где он был. Алан указал на мыс в пределах двадцати километров, до которого нельзя было добраться по автомобильной дороге. Нам казалась привлекательной мысль о том, чтобы дойти туда пешком, но обязательно взяв с собой еду и макинтоши, а также сделав примерно часовой привал по пути. Для нас это был бы однодневный поход, но Алан сумел пробежать туда и обратно между обедом и вечерним чаепитием. С этого дня – хотя его ходьба ничем особенным не отличалась и была почти неуклюжей – мы восхищались им, как будто среди наших знакомых оказался сам Меркурий»[171]171
  Древнеримский быстроногий бог, покровитель торговли.


[Закрыть].

Жена Ньюмана Лин убедила Тьюринга прочесть «Войну и мир», а также «Анну Каренину». До этого он ограничивался только романами Джейн Остин. Возможно, что именно благодаря Толстому Тьюринг решил попробовать свои силы в беллетристике. В результате на свет появилась шестистраничная рукопись. Дата на ней отсутствует, но есть все основания полагать, что она была написана в середине 1952 года. Это черновой набросок, в нем очень много зачеркиваний, и некоторые слова неразборчивы. В результате смысл написанного Тьюрингом не всегда понятен.

В ноябре 1952 года Тьюринг отправил письмо Ганди, в котором сообщил, что хочет вплотную пообщаться с каким-нибудь психиатром. Тьюринг был уверен в том, что если бы удалось усмирить присущий ему бунтарский дух, то это уже можно было расценивать как существенное достижение психиатрии в его лечении. По совету Лин Ньюман и тайком от матери Тьюринг обратился за помощью к психиатру Фритцу Гринбауму.

Гринбаум эмигрировал в Англию из Германии в 1939 году и поселился в Манчестере. Неизвестно, насколько Гринбауму удалось усмирить бунтарский дух Тьюринга, но направить ход его мыслей в нужном направлении получилось. Благодаря сну, который приснился Тьюрингу в декабре 1952 года, он осознал, что превращался в натурала. Правда, как отметил сам Тьюринг, это не вызвало у него радости ни во сне, ни наяву.

Тьюринг часто переписывался с Ганди. Иногда для написания своих писем Тьюринг использовал компьютер. На нем не было текстового редактора, поэтому чтобы распечатать каждую букву письма, приходилось прибегать к программированию.

В начале 1953 года в одном из своих писем, адресованных Ганди, Тьюринг вскользь упомянул про кризис в отношениях с молодым норвежцем Кьеллом Карлсоном. С ним Тьюринг познакомился во время отпуска в Норвегии. Туда Тьюринг поехал специально, чтобы вступить с кем-нибудь в любовную связь, которая в Англии признавалась незаконной и влекла за собой уголовное наказание. И, похоже, ему это удалось. В результате в 1953 году все имена, которые Тьюринг давал своим компьютерным программам, имели норвежское происхождение («Ибсен», «НорПринт», «МедиальныйКьелл» и т. д.).

Тьюринг более подробно рассказал про этот кризис в одном из своих писем Рутледжу. По словам Тьюринга, в течение некоторого времени английская полиция усиленно разыскивала его норвежского бойфренда, приехавшего погостить у него. И все потому, что под влиянием алкоголя Тьюринг и Кьелл позволили себе публично поцеловаться под норвежским флагом. Это был легкий поцелуй, ничего более. Но для Тьюринга он мог обернуться реальным сроком вместо испытательного. Опасаясь нового уголовного преследования, Тьюринг начал подыскивать себе работу во Франции.

Кризис продолжался неделю и потом утих, о чем Тьюринг сообщил в письме Ганди 11 марта 1953 года. К тому времени Карлсон уже уехал обратно в Норвегию. Тьюринг даже не смог лично проститься с ним.

В письме Ганди Тьюринг также отметил, что по накалу страстей обстоятельства приезда к нему Карлсона мало чем отличались от событий 1952 года, когда в его доме была совершена кража со взломом и на него было заведено уголовное дело. А еще Тьюринг посетовал, что стал безудержно тратить свое время на что угодно, но только не на то, чем должен был заниматься.

В течение нескольких месяцев Тьюринг посещал сеансы психоанализа у Гринбаума. Тьюринг считал, что эти сеансы приносили ему некоторую пользу, и находил их занимательными. Большую часть времени Гринбаум уделял толкованию снов Тьюринга. В письме Рутледжу Тьюринг даже пошутил, что после психоаналитических сеансов у него не оставалось сил на занятия математической логикой.

9 марта 1953 года Тьюринг побывал в школе в Шерборне, чтобы прочесть тамошним учащимся лекцию о компьютерах. Некоторые школьники опасались, что не поймут ни слова из сказанного Тьюрингом. Но они ошибались. На лекции Тьюринг провел аналогию между клерком, производившим свои вычисления на бумаге согласно имевшимся у него письменным инструкциям, и компьютером, в котором и команды, и данные хранились вместе. Достаточно было ввести программу, состоявшую из команд, и исходные данные в компьютер на перфоленте, и вся эта масса проводов, сопротивлений, емкостей и электронных ламп через некоторое время выдавала ответ – тоже на перфоленте. Согласно Тьюрингу, у компьютеров были свои ограничения, состоявшие в том, что они ничего не могли делать по своей воле и время от времени совершали ошибки, которые были не в состоянии сами исправить. Тьюринг показал слайды, на которых схематично было изображено внутреннее устройство современных компьютеров и машин, изобретенных в 19‑м веке для выполнения расчетов. В конце лекции присутствующие задали Тьюрингу вопросы, по которым можно было судить, насколько понятно услышанное.

В мае 1953 года Тьюринг сообщил в письме Лин Ньюман об успехах, которых ему удалось добиться на психоаналитических сеансах у Гринбаума. Тьюринг считал, что им удалось подобраться к первопричине всех его проблем. Он также написал Лин, что готов на все ради переустройства своей жизни. По сложившейся привычке Тьюринг подружился и с детьми Ньюманов тоже. Для шестилетней дочери Ньюманов Марии он составил подробное описание, как преуспеть при раскладывании пасьянса. Для этого описания Тьюринг даже придумал специальную систему условных обозначений, понятных Марии.