Текст книги "Алан Тьюринг и тайная комната"

«Я слышал о Тьюринге, еще будучи в Кембридже, но знал о нем только, что он был более эксцентричен, чем кто бы то ни было. В действительности мне было мало что известно о его работе. Когда меня спросили, не хочу ли я приехать в НФЛ, то я туда приехал, побеседовал с Тьюрингом и пришел в восторг от его проекта. Конечно, я многого не знал об идеях, тогда буквально носившихся в воздухе, про создание цифровых компьютеров, поэтому это был мой первый контакт. И мне это показалось именно тем, что я искал, чтобы решать частные дифференциальные уравнения действительно эффективно. В этот момент времени я и собрался поступать на работу в НФЛ. Что и сделал в мае 1946 года, будучи принят на полставки к Тьюрингу. Мы должны были работать над логической схемой электронного компьютера и еще над тем, что он называл «командными таблицами» для решения основных математических задач.

Задержка с изготовлением «АВМ» привела к возникновению напряженной обстановки в НФЛ.

Если рассматривать математическое отделение само по себе, то большая часть работы в нем выполнялась секцией настольных вычислений. Там проявили интерес к проекту Тьюринга и были потрясены им как математиком, ведь он был просто потрясающим математиком. Его интересовали идеи в области численного анализа. (Между прочим, расчеты он делал отвратительно, и работать на настольных вычислительных машинах у него получалось хуже любого, с кем я имел возможность вместе трудиться.) Его гениальность просто бросалась всем в глаза, и проект сочли представляющим практический интерес».

В 1970 году Уилкинсон также поделился своими впечатлениями о совместной работе с Тьюрингом:

На человека, вроде Тьюринга, было невозможно полноценно трудиться на полставки, и почти с самого начала время, проведенное мной в секции настольных вычислений, было довольно непродолжительным. Однако моя работа по совместительству имела и свои положительные стороны. У Тьюринга случались дни, когда он был «недоступен», и тогда рекомендовалось проявлять сдержанность. Вскоре я научился распознавать симптомы и пользовался моим правом (или, как я это называл, «выполнял свои обязательства») переключиться на другую работу в секции настольных вычислений, пока его настроение не улучшится, что, как правило, случалось довольно скоро».

Интересным был и рассказ Уилкинсона про научные статьи Тьюринга. Ведь именно по научным статьям в НФЛ судили, насколько производительной была работа сотрудников:

«Я считаю необходимым отметить, что его печатные труды не дают адекватного представления о поразительной разносторонности его интересов как математика. Он является автором двадцати опубликованных статей, подготовленных более чем за 20 лет. Некоторые из них представляются выдающимися сами по себе, но в них показана только часть из того, что ему удалось бы сделать, если бы все обернулось немного иначе. В первую очередь надо упомянуть про 6 лет, которые, начиная с 1939 года, он провел в Министерстве иностранных дел. Он никогда не сожалел об этих годах, и у нас сложилось впечатление, что это были самые счастливые годы его жизни. Безусловно, именно здесь он приобрел свои знания об электронике, и, вероятно, именно это стало решающим фактором при принятии им решения о том, чтобы поступить на работу в НФЛ и заняться там созданием электронного компьютера, а не возвращаться в Кембридж. Математики часто говорят о таких периодах, как о «потерянных годах», но я думаю, что он был ученым слишком широкого профиля, чтобы употреблять подобные выражения.

Вторым обстоятельством, которое ограничило количество его печатных работ, стало отчетливое нежелание браться за перо. В школе считали, что он проявляет мало энтузиазма в отношении изучения «английских» предметов[161]161
  Богословие, английский язык, история и география.


[Закрыть] и, кажется, что скука, которую он испытывал в процессе подготовки статей к публикации, угнетала его много больше, чем остальных. Что касается меня, то я нахожу стиль его изложения довольно приятным и полным характерных черт, которые особенно привлекательны для тех, кто знал его лично. В муках сочиняя свое очередное творение, он барабанил по клавишам старенькой печатающей машинки (мягко выражаясь, он был равнодушен к тому, как выглядел напечатанный им текст), и именно в подобных случаях мои визиты к нему были для него особенно желательны».

По словам Уилкинсона, решение не учреждать в составе НФЛ аппаратную секцию, с самого начала представлялось ему достойным сожаления. Передать проектирование и аппаратного обеспечения «АВМ» из НФЛ в другие правительственные ведомства Англии не получилось. Тогда директор НФЛ Чарльз Дарвин распорядился уменьшить объем оборудования в составе «АВМ», чем вызвал сильное недовольство Тьюринга. Дарвин поручил американскому инженеру Гарри Хаски сделать опытный образец, являвшийся уменьшенной копией «АВМ». Хаски участвовал в создании «ЭЛЧИВ» и поэтому хорошо разбирался в том, что ему было поручено сделать Дарвином. Конечно, на опытном образце «АВМ» можно было проверить осуществимость проектных решений, предложенных Тьюрингом, но производить какие-либо серьезные вычисления было нереально. Тьюринг посчитал это решение Дарвина пустой тратой времени и ресурсов.

С одной стороны, опытный образец сам по себе являлся полноценным компьютером, и его аппаратное обеспечение было избыточным, чтобы проверить проектные решения Тьюринга. С другой стороны, он сильно не дотягивал до «АВМ». По свидетельству Уилкинсона, Тьюринг проигнорировал создание опытного образца «АВМ». Второй ассистент Тьюринга, Майкл Вуджер, рассказал, как во время написания им программы для опытного образца «АВМ» вошел Тьюринг и спросил, чем Вуджер занимался. Тот ответил, что писал программу для версии «Х» вычислительной машины. Тьюринг захотел узнать, что это за версия «Х» такая. Вуджер ответил, что буква «Х» в названии означала Хаски. Тьюринг возмутился и ушел.

Изготовленный опытный образец версии «Х» после нескольких доработок превратился в небольшую и вполне работоспособную вычислительную машину, названную «Пилотная АВМ». Но для этого потребовалось несколько лет.

В отсутствие реальной «АВМ» Тьюринг, Уилкинсон и Вуджер не могли протестировать написанные для нее программы. Поэтому Тьюринг стал искать, чем бы еще ему заняться. По его просьбе 23 июля 1947 года Дарвин отправил секретарю Департамента научных и промышленных исследований Англии[162]162
  Отвечал за организацию, развитие и стимулирование исследований в области науки и в интересах промышленности.


[Закрыть] Эдварду Эпплтону письмо следующего содержания:

«Как Вы знаете, доктор А. Тьюринг, В.С.Н.С.[163]163
  Ведущий старший научный сотрудник.


[Закрыть], является математиком, автором теоретической части проекта создания нашей большой вычислительной машины. В настоящее время она находится на стадии изготовления, и поэтому в течение некоторого времени основной работой по проекту будут заниматься другие. Я обсудил эту проблему с Уомерсли и Тьюрингом, и мы решили, что Тьюрингу полезнее всего будет временно покинуть проект. И хотя у меня здесь есть для него другая подобная работа, я считаю, что она не вполне ему годится и что совершенно иная область деятельности подойдет в данном случае больше.

Он хочет распространить свою работу над машинами в сторону биологии. Лучше всего я могу это описать, сказав, что до сих пор планировалось, что машины будут работать так же, как это делают нижние отделы человеческого мозга, а он хочет узнать, насколько машины смогут заменить верхние отделы; например, можно ли создать машину, которая будет в состоянии учиться на своем опыте? Его новая работа будет носить теоретический характер, и ею лучше заниматься не здесь. Таким образом, я предлагаю, чтобы ему было разрешено отсутствовать в течение года, который он проведет в Кембридже, где является научным сотрудником Королевского колледжа».

Вопрос о том, может ли машина мыслить, поначалу представлялся Тьюрингу делом отдаленного будущего. Но потом он понял, что если принять во внимание, что компьютерная программа – это просто данные, то поверить в машинный интеллект было не так уж трудно. Тьюринг попытался донести эту идею до людей, пришедших на его лекцию о мыслящих машинах в 1946 году:

«Как уже было сказано, вычислительные машины могут исполнять только те процессы, которые им приказано исполнить. Это без сомнения верно в том смысле, что если они сделают что-то другое, чем приказанное им, то получится, что они совершили ошибку. Верно и то, что первоочередная цель создания этих машин состояла в том, чтобы обращаться с ними, как с рабами, поручая им только работу, продуманную детально, такую работу, в отношении которой пользователь машины всегда имеет представление, что происходит. До последнего времени машины применялись только подобным образом. Но так ли это необходимо? Давайте предположим, что мы создали машину, имеющую начальный набор команд, устроенный так, что иногда при возникновении весомой причины в этот набор команд могут быть внесены изменения с помощью него же самого. Можно представить себе, что после того, как машина проработает некоторое время, набор команд изменится до неузнаваемости, но тем не менее все еще останется таким, что придется признать пригодность машины для выполнения полезных вычислений. Вполне возможно, что теперь машина сможет получать те же самые результаты, которые от нее требовались, когда она имела первоначальный набор команд, но значительно более эффективным образом. В этом случае придется признать, что о таких достижениях машины заранее никто не знал, когда в нее закладывался первоначальный набор команд. Она подобна ученице, которая многое узнала от своего учителя, но еще больше знаний приобрела благодаря собственному труду. Когда такое произойдет, то, по моему мнению, придется признать, что машина может мыслить».

В сентябре 1947 года Тьюринг вернулся в Кембридж, чтобы целенаправленно и без помех поразмыслить про разум у вычислительных машин. Размышления длились недолго: в этом же месяце он изложил их в теоретической статье под названием «Искусственный интеллект».

Согласно Тьюрингу, вычислительные машины следовало рассматривать как совокупность компонентов, которые выполняли требуемые операции, по-разному реагируя на поступавшие входные данные. К примеру, арифметические операции типа сложения и деления реализовывались несколькими компонентами, собранными вместе и соединенными между собой. В «Искусственном интеллекте» Тьюринг задумался и о других применениях для совокупностей крохотных компонентов, которые были в состоянии участвовать в коллективном принятии решений. А что если соединить их как попало – чтобы получилась, по выражению Тьюринга, «неорганизованная машина»? В качестве примера неорганизованной машины он привел младенческую кору головного мозга человека. И далее Тьюринг продемонстрировал, что неорганизованная машина была обучаема, то есть способна к познанию. Это был прообраз нейронной сети.

Идея Тьюринга создать мыслящую машину породила насмешки среди сотрудников НФЛ, которые рассматривали компьютеры исключительно как устройства для вычислений:

«Тьюринг собирается наводнить сельскую местность роботами, которые будут жить на деревьях и среди металлолома!»

При проектировании мыслящих машин Тьюринг предложил взять человека за образец для подражания:

«Один из способов приступить к решению задачи создания «мыслящей машины» состоит в том, чтобы взять человека целиком и попытаться заменить все его составные части на машинные. В нем появятся телевизионные камеры, микрофоны, громкоговорители, колесики и «манипуляционные сервомеханизмы» вместе с какой-то разновидностью «электронного мозга». Конечно, это очень трудно сделать. При использовании современных технологий мыслящая машина будет иметь огромные размеры даже со стационарным мозгом, который управляет телом дистанционно. Чтобы она могла обучаться, ей должно быть разрешено перемещаться по сельской местности, и обычным людям будет грозить серьезная опасность с ее стороны. Более того, если все из перечисленного выше будет иметься в наличии, мыслящая машина все же не получит возможность питаться, заниматься сексом и спортом, а также другими вещами, представляющими интерес для человеческого существа. Следовательно, хотя этот метод, вероятно, представляет собой надежный способ создать мыслящую машину, но в целом он слишком неспешный и непрактичный.

Вместо этого мы предлагаем попытаться узнать, что можно сделать в плане «мозга» без тела, обеспечивающего «мозг» органами зрения, слуха и речи. В таком случае перед нами встает задача найти подходящие мыслительные способности, которые могла бы продемонстрировать машина. Следующие области человеческих знаний, по моему мнению, имеют преимущества:

(1) Различные игры, то есть шахматы, крестики и нолики, бридж, покер

(2) Изучение языков

(3) Перевод с других языков

(4) Криптография

(5) Математика».

На директора НФЛ Дарвина идеи Тьюринга касательно мыслящей машины произвели впечатление, но больше не содержанием, а небрежностью в оформлении:

«Я получил Вашу статью, оформленную и подписанную.

Могу сказать, что я прочитал ее до конца с некоторым интересом и вниманием, но большую часть времени проклинал Вас за совершенно неразборчивую копию, присланную мне для ознакомления. Надеюсь, что кто-нибудь еще, но не я пострадает от Вашей следующей [так ее растак!], но я думаю, что лучше всего Вам было бы обзавестись копиркой получше.

Желаю Вам хорошо провести время в Кембридже».

Дарвин посчитал статью Тьюринга «Искусственный интеллект» непригодной для публикации, назвав ее «школьным рефератом». Она была напечатана только через 20 лет после написания.

Помимо научных устремлений было у Тьюринга занятие, к которому он пристрастился еще в Блетчли-Парке: длинные пробежки. Поступив на работу в НФЛ, он иногда пробегал тридцатикилометровый отрезок между зданием НФЛ в Теддингтоне[164]164
  Пригород Лондона.


[Закрыть] и Дорис-Хиллом. Встречавшиеся ему на пути люди больше слышали, чем видели, как Тьюринг бежал: обычно он мчался, издавая на бегу ужасные хрюкающие звуки.

Тьюринг был членом Легкоатлетического клуба Уолтона, основанного в 1942 году. Он регулярно принимал участие в забегах, организуемых этим клубом, и был его чемпионом на дистанции 3 мили. 26 декабря 1946 года Тьюринг участвовал в очередном таком забеге и отстал от победителя всего на немного. В письме матери Тьюринг так описал этот забег:

«Я бежал без предварительных тренировок и очень этим горжусь. На последнем круге я сумел опередить некоего Скотта и даже спринтовал в самом конце, но у Скотта это получилось лучше, и он пришел к финишу раньше меня. Гонка была поистине захватывающей».

В одном из других забегов, состоявшемся в 1947 году, Тьюринг пришел шестьдесят вторым среди трехсот участников и потом отметил в письме матери, что это место довольно верно характеризовало его тогдашнюю физическую форму.

Мать Тьюринга жаловалась на его чудачества, связанные с увлечением бегом:

«Поведение Алана, когда оно затрагивало других, не было таким уж забавным с точки зрения людей на приемном конце. Алан мог нагрянуть домой к кому угодно в любое время дня и ночи без предупреждения или уведомив за несколько часов до своего прибытия. Когда после войны он работал в Теддингтоне, то обнаружил, что расстояние оттуда до Гилфорда примерно соответствовало марафонской дистанции, поэтому о его скором прибытии мы первым делом узнавали, получив плохо сложенный сверток со сменой одежды. Примерно в полдень он прибегал, взбираясь по крутому холму вдоль Дженнер-роуд, а потом вбегал вверх по лестнице и сразу направлялся в ванную комнату».

Но если Алан мылся в ванной старшего брата Джона, а не в доме матери, то ее это вполне устраивало, и она была только рада прочесть хорошие новости об Алане в газете – например, о том, что он занял пятое место в чемпионате Англии по марафону в 1947 году. Это была бы хорошая заявка на участие в олимпийском марафоне в Лондоне в 1948 году, если бы не травма ноги, которая не давала покоя Тьюрингу на протяжении нескольких месяцев. Один из членов Легкоатлетического клуба Уолтона позднее вспоминал:

«Он был типичным рассеянным профессором, Он отличался от остальных парней; был довольно неряшливо одет, обратите внимание – в качественную одежду, но не отглаженную; брюки он подвязывал галстуком, а если галстук красовался у него на шее, то ни разу не был правильно завязан. В нашей среде он пользовался популярностью, но никогда не был одним из нас. У него был странный характер, очень сдержанный, но он умел хорошо общаться с любым; он даже стал членом нашего выборного комитета. Мы были не в курсе, чем он занимается и что он был выдающимся человеком. Мы об этом не догадывались, пока не стало известно про «Энигму». Мы даже не знали, где он работает, пока он не спросил нас, не желаем ли мы посоревноваться с НФЛ. В другой раз мы должны были отправиться за границу в голландский город Неймеген; он не смог поехать с нами, но дал мне большую по тем временам сумму денег и сказал: «Купи парням выпивку от меня».

В этот период времени Тьюринг близко общался с юношами в Кембридже, где появилась новая группа математиков. Одним из них был Невилл Джонсон, чувствовавший себя не в своей тарелке на фоне великолепия Королевского колледжа. Чаепития с ним в комнате Тьюринга постепенно переросли в более близкие отношения, и Тьюринг на всю оставшуюся жизнь сохранил в своем сердце теплые воспоминания о Невилле Джонсоне. Большей самобытностью, чем Невилл Джонсон, отличался другой студент Королевского колледжа – Норман Рутледж, умный, броский и иногда эпатажный. В 1952 году он писал Тьюрингу:

«Дорогой Алан, какую прелестную новогоднюю открытку ты мне прислал – у меня никогда раньше не было открытки с таким прекрасным мальчиком из церковного хора (хотя однажды кто-то отправил мне восхитительного юношу в пижаме, выглядывающего из-за шторы с очаровательной подписью «Желаю тебе всего, что ты захочешь…»).

Я учусь на оператора «АВМ» в НФЛ и считаю свою работу очень увлекательной».

В 1948 году в НФЛ все еще не было своего компьютера. И перспективы его создания в ближайшем будущем выглядели весьма туманными[165]165
  Опытный образец «АВМ» версии «Х» заработал на полную мощность только в 1952 году. «АВМ» в том виде, в каком ее задумал Тьюринг, была введена в строй только в конце 1958 года.


[Закрыть]. Для Тьюринга все это было очень огорчительно. Тем более что в компьютерной лаборатории Ньюмана в Манчестере электронно-вычислительная машина начала функционировать еще в августе 1947 года.

В 1945 году Ньюман стал профессором математики в Манчестерском университете и сразу же занялся организацией собственной компьютерной лаборатории. Он считал, что компьютеры должны использоваться не только в математических расчетах. Покидая ПКШ, Ньюман добился разрешения руководства забрать с собой в Манчестерский университет комплектующие, из которых можно было бы изготовить 2 «Колосса» плюс несколько тысяч резисторов и конденсаторов, оставшихся от других машин. Их общий вес составил 7 тонн. Все это Ньюман планировал использовать для создания собственного электронного компьютера.

В начале 1946 года Королевское общество Англии[166]166
  Ведущее английское научное сообщество, одно из старейших в мире, создано в 1660 г.


[Закрыть] получило заявку на выделение дотации для создания компьютера в компьютерной лаборатории Ньюмана в Манчестерском университете. Для рассмотрения заявки был сформирован комитет, в который среди прочих вошел директор НФЛ Дарвин. В мае 1946 года этот комитет поддержал выделение дотации Ньюману и вынес решение о том, что его заявка могла быть передана на рассмотрение в Министерство финансов Англии. Ньюман получил необходимое финансирование.

Ньюману удалось не только разжиться деньгами и несколькими тоннами комплектующих для своего компьютера. К работе над своим компьютерным проектом он убедил присоединиться инженера Фредерика Уильямса, который придумал, как решить проблему компьютерной памяти более элегантным способом, без использования акустических линий задержки. Он предложил строить память компьютеров из электронно-лучевых трубок. В середине 1947 года Уильямсу удалось продемонстрировать работоспособность такой памяти.

В начале 1948 года Тьюринг встретился с Ньюманом и рассказал ему, что разочарован достигнутым прогрессом в создании «АВМ» и перспективами продолжения работы над ней. Решение проблемы было очевидно для Ньюмана: он пригласил Тьюринга к себе. В мае 1948 года Тьюринг покинул НФЛ и поступил на работу в Лабораторию вычислительных машин Королевского общества Англии, руководимую Ньюманом.

Исполнительный комитет НФЛ потребовал от Дарвина объяснить уход Тьюринга. Дарвин призвал не драматизировать ситуацию, поскольку по большей части Тьюринг уже исполнил все свои обязательства перед НФЛ:

«Доктор Тьюринг взял отпуск и уехал в Кембридж в соответствии с договоренностью о том, что он вернется в НФЛ на 2 года, прежде чем окончательно перейдет на университетскую должность. Пока Тьюринг оставался в Кембридже, он получал половину своей зарплаты в НФЛ, чтобы компенсировать затраты на пребывание в Кембриджском университете и прочие расходы. А недавно Тьюринг прислал отчет, который, хотя и не годится для опубликования, но свидетельствует о том, что, будучи в отпуске, он занимался довольно важными исследованиями.

Переход Тьюринга на работу в Манчестерский университет был важным шагом в его жизни. Ему было суждено прожить в Манчестере до конца своих дней. Он не потерял контакт с друзьями и коллегами по Кембриджу. Но впервые за свою научную карьеру Тьюринг занял довольно высокий университетский пост – заместителя заведующего Лабораторией вычислительных машин Королевского общества Англии. На заработанные деньги он купил дом. В Манчестере Тьюринг обрел новые возможности в профессиональной деятельности и в личной жизни. Его взгляды на предназначение компьютеров вполне соответствовали представлениям Ньюмана. Но не все было так безоблачно, как казалось на первый взгляд. Уильямс не очень позитивно отзывался о Лаборатории вычислительных машин:

«Ее название звучало замечательно. А что в реальности? Она занимала комнату в здании викторианской эпохи, построенном в архитектурном стиле, который лучше всего назвать «позднетуалетным». Стены были сложены из глазурованного кирпича, а на двери красовалась табличка «Помещение для изучения магнитных явлений».

Это здание прежде использовал английский физик новозеландского происхождения Эрнест Резерфорд для своих опытов по расщеплению атомного ядра. Табличка сохранилась еще со времен Резерфорда, и стены были слегка радиоактивными. Примитивным было не только само здание, но и машина, которую в этом здании создали сотрудники Лаборатории вычислительных машин. Не зря промеж себя они называли ее «Манчестерская малютка». Ее память состояла из трех электронно-лучевых трубок, каждая из которых могла хранить до 1024 бит данных. Одна была отведена под сумматор, другая – под контроллер, третья – под оперативную память. Подобно дешевым новогодним украшениям, провода «Манчестерской малютки» тоскливо свисали с потолка, как попало собранные вместе, а электронно-лучевые трубки на стеллажах испускали слабое свечение, их монохромные дисплеи зловеще мерцали среди разнообразных деталей, металлолома и прочего хлама, доставшихся Лаборатории вычислительных машин в наследство от двух «Колоссов». Уильямс следующим образом охарактеризовал «Манчестерскую малютку» на начальном этапе ее развития:

«У нашей первой машины не было устройства ввода, и мы пользовались методом записи отдельных цифр в требуемые места памяти. А так как отсутствовало и устройство вывода, то ответ считывался напрямую с электронно-лучевой трубки, отведенной под контроллер. В этот момент Тьюринг внес свой главный вклад в наше общее дело. Он описал простое оборудование минимального объема, которое мы должны были изготовить, чтобы он мог организовать ввод данных в машину с перфоленты, имевшей 5 отверстий, и вывод данных из машины аналогичным образом».

Ну и пусть «Манчестерская малютка» не впечатляла своими размерами и мощью, имела неопрятный вид и сделана из комплектующих со свалки. Зато она стала первой английской полноценной электронно-вычислительной машиной, способной выполнять программы. И несмотря на все ограничения с ее стороны, Тьюринг и Ньюман могли использовать ее для решения реальных задач.

Например, для проверки гипотезы Мерсенна. В семнадцатом веке французский математик Марен Мерсенн высказал гипотезу, что числа вида 2ⁿ – 1 всегда являются простыми (делятся только на самих себя и на единицу). Он составил список таких чисел для всех значений n ≤ 257. Вручную проверять, простые ли они, утомительно. Ньюман решил протестировать числа Мерсенна на «Манчестерской малютке». Вердикт был вынесен примерно за час: 2⁶⁷ – 1 и 2²⁵⁷ – 1 простыми не являются. Это дало повод английской газете «Таймс» опубликовать 11 июня 1949 года статью под заголовком «Механический мозг»:

«С тех пор как окончилась Вторая мировая война, эксперименты, которые проводятся в Англии и Америке по созданию работоспособного «механического мозга», увенчались успехом в Манчестерском университете. Он не только функционирует удовлетворительно, но и впервые позволяет решать задачи, для которых практически невозможно найти решение на бумаге. Манчестерский «механический мозг» был создан профессором Ф. Вильямсом, заведующим кафедрой электротехники, и сейчас им занимаются 2 университетских математика – М. Ньюман и А. Тьюринг. За несколько недель с помощью «механического мозга» им удалось решить задачу, которая держится в секрете, о ней известно только, что она возникла в семнадцатом веке и была решена совсем недавно путем расчетов, произведенных «механическим мозгом».

Выглядит он как-то невзрачно и состоит из стеллажей с электрической аппаратурой – большого количества спутанных проводов, электронных ламп, шасси и дисплеев. Когда «механический мозг» функционирует, то катодный луч становится узором из точек, который показывает, какая информация в нем содержится. Прослеживается близкая аналогия между его структурой и тем, как построен человеческий мозг. Он отличается от других подобных устройств электронным методом хранения информации. Этот метод делает хранимую информацию более доступной.

ОТ ВЫЧИСЛЕНИЙ К СОНЕТУ

Мистер Тьюринг заявил вчера: «Это только предвестник грядущих перемен и всего лишь слабое подобие того, что нас ждет. Мы должны провести эксперименты с машиной, чтобы понять, на что она способна. Потребуются годы для привыкания к новым возможностям, но я не вижу причин, которые помешали бы ей заняться областями знаний, традиционно зарезервированными за человеческим разумом, и на равных конкурировать с ним. Я не думаю, что это не распространяется на сонеты, хотя сравнение слишком нечестное, потому что сонет, сочиненный машиной, лучше всех оценит только другая машина».

Делать далеко идущий вывод о возможности сочинения сонетов машинами представляется неуместным всего лишь при наличии простенькой программы, выжимавшей максимум из слабого «железа» «Манчестерской малютки». Но в оправдание Тьюринга следует отметить, что его намеренно спровоцировали.

Начиная с 1924 года Королевское общество хирургов Англии вручало медаль Листера[167]167
  Английский хирург (1827–1912), чьи работы по антисептике заложили основу стерильной хирургии.


[Закрыть] в знак признания вклада награждаемого в хирургическую науку. В 1948 году медалью Листера наградили невролога из Манчестера Джеффри Джефферсона. 9 июня 1949 года на церемонии ее вручения Джефферсон произнес благодарственную речь, озаглавленную «Разум механического человека». Ее предметом стали заблуждения ученых-компьютерщиков, безосновательно решивших, что компьютеры могут мыслить:

«Машина может решить логическую задачу, поскольку логика и математика, по большей части, это одно и то же. Но нельзя согласиться, что машина не уступает по своим возможностям человеческому мозгу, пока она не сможет сочинить сонет или концерт, руководствуясь своими мыслями и эмоциями, а не случайно выпавшими символами. Когда мы слышим, как говорят, что электронные лампы мыслят, то можем впасть в отчаяние от таких слов. Я дерзну предсказать, что никогда не настанет тот день, в который это бесценное домовладение, принадлежащее Королевскому обществу хирургов, переделают в ангары, чтобы вместить всех его новых членов, преуспевших в создании мыслящих машин».

Репортер из «Таймс», который написал статью о церемонии вручения медали Листера, связался с Тьюрингом по телефону, чтобы проинтервьюировать его по поводу благодарственной речи Джефферсона. Тьюринг раньше не имел дела с газетными репортерами и не знал об уловках, к которым они прибегали при интервьюировании, чтобы вызвать собеседника на откровенность. Поэтому он довольно смело высказался по поводу будущих интеллектуальных возможностей компьютеров. Увидев свое интервью, опубликованное в «Таймс», Тьюринг пришел в ужас. Не понравилось оно и Ньюману, и тот написал письмо главному редактору «Таймс», чтобы как-то разрядить обстановку и сбить накал страстей:

«Это может помочь избежать недопонимания вычислительной машины, которая проходит испытания в Манчестерском университете, если Вы мне позволите добавить кое-что к репортажу о ней в «Таймс» от 11 июня 1949 года. Она является универсальной автоматической вычислительной машиной того же обобщенного типа, как и остальные машины, которые сейчас находятся на разных стадиях разработки. Все они обладают возможностью выбирать, какую следующую команду выполнить в соответствии с результатом работы, достигнутым к текущему моменту времени. Именно это позволяет таким машинам достичь высокой степени гибкости и при наличии достаточно небольшого набора команд выполнять огромное количество простых операций, чтобы находить решения трудных задач. Такая особенность также заинтересовала физиологов, которые пытаются отыскать возможные схематические модели человеческого мозга».

Далее Ньюман продолжил свое письмо рассказом про числа Мерсенна и тем самым придал этому письму вполне прозаический и специфически математический характер. Это была хорошая попытка сгладить острые углы. И она бы удалась, если бы 11 июня 1949 года вместе с фотографией неряшливо выглядевшего манчестерского «механического мозга» в «Таймс» не было опубликовано письмо английского священника, философа и писателя в одном лице Илтида Третхована:

«Ваш специальный корреспондент цитирует А. Тьюринга из Манчестерского университета, который заявил, что его «университет был очень заинтересован в исследовании возможностей, которыми обладают машины, как таковые». Их исследования были направлены на то, чтобы определить уровень интеллектуальной деятельности, на которую способны машины, и выяснить степень их самостоятельного мышления. Если судить по благодарственной речи, которую произнес профессор Джефферсон на вручении ему медали Листера и на которую ссылается Ваш корреспондент, то респектабельные ученые спешат отмежеваться от этих исследований. Нам всем это должно послужить хорошим уроком. Даже наши диалектические материалисты несомненно сочтут необходимым принять меры, как это сделали эревониане Самюэля Бутлера[168]168
  Английский писатель, переводчик и художник (1835–1902). В 1872 году в Англии был опубликован его роман «Эревон». Действие «Эревона» разворачивается в одноименной вымышленной стране, открытой и исследованной главным героем. Представляет собой сатиру на английское общество того времени.


[Закрыть], чтобы защититься от враждебных машин. Те из нас, кто не только признается на словах, но и сердцем чует, что все люди являются свободными личностями (это недостижимо, если мы не обладаем нерастраченными умами или душами, а у нас есть только мозги), должны спросить сами себя, насколько мнение доктора Тьюринга сейчас разделяют или будут разделять наши правители».