Текст книги "В тени молнии"

20

Набережная Абажур – мощная деревянная конструкция – тянулась вдоль одного берега реки Тьен на северо-восточной окраине Оссы. Как и на улице Славы, здесь смешивались все оссанские касты: бедный торговец рыбой зорко стерег свой товар всего в паре шагов от роскошной витрины ювелира, матросский бар занимал помещение в дорогой гостинице для приезжих торговцев. Может быть, поэтому у всякого, кому довелось побывать на Абажуре, неизменно складывалось впечатление, будто он попал на карнавал. Только здесь, в отличие от улицы Славы, все было просто и мирно, почти по-домашнему, заведения закрывались с наступлением темноты летом и в девять часов зимой.

Киззи прибыла на встречу на два часа раньше времени, которое назначила сама, и прогуливалась, наблюдая за тем, как закрываются лавки и над ресторанными столиками во внутренних дворах гаснут фонари. Она присматривалась ко всем и вся, искала укрытия, высматривала засаду. Ей хотелось быть готовой к любому обману, на который может пойти Глиссанди. Она даже прибегла к колдовству и раскинула свою ментальную сеть над районом, выискивая гласдансеров: вдруг у Глиссанди есть связи среди них? Но гласдансеров не оказалось.

Около десяти вечера Киззи вывернула куртку наизнанку, сменив яркую вышивку на тускло-серую подкладку, вынула малиновое перо из фетровой шляпы и чуть сдвинула ее набок, а нижнюю часть лица повязала платком.

«Пальмора» была одним из немногих пабов, не закрывавшихся после наступления темноты; там выпивали рабочие, повара, уличные музыканты и продавцы, когда их клиенты расходились по домам. Киззи поднялась на второй ярус набережной, в полуквартале от «Пальморы», присела за толстенной деревянной опорой и стала наблюдать за входом в паб.

К ее большому удивлению, Глиссанди явилась ровно в десять. Алый жакет поверх черной туники явно отвечал ее представлениям о сдержанности в одежде, но принадлежность к сословию состоятельных людей бросалась в глаза даже издали: Глиссанди походила на даму, которая, выйдя из лавки ювелира, по ошибке свернула не туда. Она хмурилась, поглядывая то в одну, то в другую сторону, придерживая рукой что-то тяжелое, спрятанное под курткой.

Пистолет? Вряд ли, слишком велик. Два пистолета?

Киззи достала плетеные серьги и вдела по одной в колечко на каждом ухе. Витглас ускорял ход мыслей, форджглас взбадривал мышцы, но сейчас ей было нужно другое стекло, зрительное. Мир сразу стал ярче. Зрение и слух обострились. Рыбный запах с реки сделался невыносимым. Киззи немного подождала, привыкая, и стала оглядывать окружающие кварталы с высоты своего наблюдательного пункта. Никаких признаков телохранителей Глиссанди или иной ловушки. Может, они хорошо замаскировались? Или Глиссанди все же решила внять призыву Киззи и играть в открытую?

Киззи сунула руки в карманы, нащупала в левом короткую дубинку и пошла по кольцевой дорожке, а потом стала спускаться вниз, чтобы подойти к «Пальморе» с другой стороны. Поравнявшись с Глиссанди, она тихо сказала:

– Пойдем со мной.

Глиссанди раздула ноздри.

– Это ты отправила мне записку? – требовательно спросила она.

– Не здесь, – ответила Киззи и кивнула на темную набережную, ожидая, что Глиссанди откажется.

Но та лишь вздохнула и пошла в ногу с Киззи. Как только шумная «Пальмора» осталась позади, Глиссанди кашлянула.

– Кто ты такая?

– Никто, в общем и целом.

– Нет, ты станешь никем, если сегодня же не прекратишь эту игру.

Киззи остановилась и повернулась к Глиссанди. В ближайших заведениях, как закрытых, так и работавших, не могли слышать их разговор.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она.

Вблизи Глиссанди выглядела суровой и старой, с гусиными лапками в уголках глаз и пигментными пятнами, скрытыми косметикой.

– Я хочу сказать, – начала она высокомерным тоном человека, который говорил нечто подобное уже много раз, – что в этом мешке сорок тысяч оззо. – Она медленно извлекла из-под куртки кожаный мешочек и бросила его на землю между ними. – Возьми их и унеси с собой в могилу все секреты, которые тебе будто бы известны. Я больше не хочу ни видеть тебя, ни слышать о тебе.

Киззи развеселилась и посмотрела через плечо Глиссанди на «Пальмору», где двое гребцов затеяли драку на кулаках.

– Кажется, ты неправильно меня поняла, – сказала она.

На скулах Глиссанди заходили желваки.

– Я сделала тебе деловое предложение. Обсуждать его я не намерена. Бери деньги и радуйся, что тебя не прикончили на месте.

Киззи окинула взглядом ближайшие крыши. Стрелки на набережной? Нет, на такую дерзость не осмелится даже Глиссанди. Как только раздастся хоть один ружейный выстрел, набережная уже через минуту будет кишеть национальными гвардейцами. В темноте лучше обходиться ножом, Киззи это знала.

– Мне не нужны твои деньги, – сказала она. – Я хочу знать, почему вы убили Адриану Граппо.

– Ясно. – Голос Глиссанди стал еще холоднее, хотя, казалось, дальше было уже некуда. В глазах появился непонятный блеск. Она разозлилась? Или боится? Киззи явно застала Магна врасплох, и той потребовалось время, чтобы прийти в себя. Вдруг она яростно потерла нос и заявила: – Не понимаю, о чем ты.

– Понимаешь. Сейчас ты наденешь шеклглас и расскажешь мне, почему это случилось, – сказала Киззи.

– Кто тебя послал? Сжигатели? Национальная гвардия? Или ты частный сыщик? Кто? – Голос Глиссанди дрогнул. – Дело ведь закрыто. Закрыто!

– Я – сыщик, – солгала Киззи. – Так почему убили Адриану Граппо?

Она опустила руку в карман, чтобы взять стеклянную сережку и вдеть ее в колечко на ухе Глиссанди, и тут заметила, что Глиссанди снова яростно трет нос, а ее глаза блестят еще ярче. Киззи повернула голову налево, потом направо.

И поняла, что это был не зуд, а условный сигнал.

Сзади уже раздавался гулкий топот – кто-то мчался к ним по деревянному настилу. Киззи обернулась как раз в тот момент, когда из темноты выскочили две массивные фигуры. Она схватила Глиссанди и рывком поставила ее между собой и нападавшими. Дубинка взлетела и бессильно опустилась, не причинив никому вреда. Нападавший выругался и попытался остановиться, но по инерции пронесся дальше и врезался сперва в Глиссанди, а затем в Киззи.

Киззи пошатнулась, но удержалась на ногах, а двое других упали. Сайтглас обострил ее зрение, и она хорошо разглядела нападавших: два крупных пурнийца – наверняка те самые телохранители, о которых говорила Ветерикси. Второй оказался не таким увальнем, как первый: легко перескочив через напарника и босса, он бросился на Киззи, размахивая короткой дубинкой. Киззи уклонилась от одного удара, отпрыгнула от следующего и бросилась назад, к «Пальморе».

Соперник был на шесть дюймов выше Киззи и на четыре стоуна тяжелее. Ему было лет тридцать. В левом ухе болталась серьга из форджгласа, а широкое лицо выглядело так, словно в юности он пытался разбить им наковальню. Годглас не всегда уравнивал шансы. Он лишь усиливал способности бойца, а потому, хотя форджглас Киззи отличался более высоким качеством, громила все равно был намного сильнее. Но она не могла позволить ему победить. К счастью для Киззи, ей не нужна была избыточная сила. Острый нож позволял драться на равных.

Киззи и не подумала прибегать к колдовству, поскольку была слишком слабым магом для того, чтобы манипулировать стеклом в драке, где все меняется очень быстро. Увертываясь от града ударов, она выхватила стилет, ища случая пустить его в ход прежде, чем очухается второй телохранитель. Времени оставалось совсем мало, и как только противник замахнулся чуть сильнее, Киззи ушла от удара и сбоку обрушила свою дубинку ему на локоть.

Пурниец застонал. Киззи шагнула вперед, почувствовала, как он бесцеремонно схватил ее за куртку, и тут же ударила его ножом между ребрами. Выдернув нож, она ударила еще раз, и когда громила начал захлебываться кровью, стремительно заполнявшей легкие, Киззи оттолкнула его.

Тем временем Глиссанди встала, подхватила мешок с деньгами и побежала по набережной к «Пальморе». Киззи ощупала лицо, убеждаясь, что платок не сбился. Это оказалось ошибкой – второй телохранитель поднялся на ноги и бросился на нее.

Киззи едва успела отбить его дубинку, сделав выпад рукой, в которой держала нож. Очень некстати: ее рука приняла на себя всю силу удара мужчины и мгновенно онемела. Киззи отпрыгнула, споткнулась и откатилась в сторону, увертываясь от следующего удара, потом встала, но слишком медленно. Телохранитель грубо перехватил ее руку с ножом, сжав запястье, и поднял дубинку, целясь ей в голову.

Но Киззи опередила его: ее короткая дубинка врезалась ему прямо между глаз. Он отшатнулся, у него брызнули слезы. Киззи попыталась стряхнуть его руку с запястья, но безуспешно и тогда еще дважды врезала ему дубинкой – сначала в висок, потом в горло.

Колени громилы подогнулись, он поперхнулся, выронил дубинку и обеими руками схватился за горло, а Киззи вонзила свой стилет ему в то место, где шея переходит в плечо. Она уже гналась за Глиссанди, и тут телохранитель упал.

– Эй! – крикнул ей один матрос, когда она приближалась к «Пальморе». – Притормози-ка!

Киззи быстро глянула на окровавленный стилет у себя в руке, повертела головой, словно ища взглядом Глиссанди, и ответила:

– Эта сука и ее дружки напали на меня! Она украла мою сумку!

Средь бела дня это объяснение не сработало бы, но матросы были пьяны и потому приняли его за чистую монету – один из них указал головой налево. Киззи не дала им времени передумать и побежала в этом направлении, по лестнице, на второй ярус набережной.

Там было темно: почти все газовые фонари потухли, и только за рекой сверкали огни Оссы. Киззи ненадолго притихла: сделала глубокий вдох и задержала воздух в груди. Она слышала стук крови в ушах, а еще шаги: кто-то бежал по деревянному тротуару на другой стороне набережной. Сайтглас помог Киззи рассчитать скорость и расстояние, и она бросилась наперерез Глиссанди – тихо, жертвуя скоростью ради максимальной скрытности. Миновав один за другим два узких переулка, она повернула направо.

Перед ней мелькнула темная фигура с мешком в руках. Киззи заметила отблеск городских огней, мелькнувших в глазах Глиссанди, когда та оглянулась через плечо. Потом та споткнулась и упала лицом вниз. Киззи пришлось ухватиться за опору, чтобы не наступить на чертову бабу. Держа в одной руке нож, Киззи сунула дубинку в карман, свободной рукой схватила Глиссанди за куртку сзади, рывком подняла ее на ноги и прижала к стене.

Мешок с деньгами полетел на тротуар. Воспользовавшись замешательством Глиссанди, Киззи обыскала ее. Ножа при ней не было. Пистолета тоже. Значит, заносчивая Магна решила, что сможет откупиться, а если нет, обо всем позаботятся ее телохранители.

– Пошевелишься, и я нарисую тебе красную улыбку, – сказала Киззи, поднося стилет к горлу Глиссанди.

Самообладание и высокомерие Магна исчезли. Она смотрела на Киззи с ужасом, тяжело дыша. Свободной рукой Киззи ощупала мочки ее ушей. Крошечный гвоздик форджгласа и другой, из смотрового стекла, на ощупь – низкорезонансные.

– Что тебе надо? – спросила Глиссанди между вдохами.

– Это мы уже выясняли. Мне нужны ответы.

– Нет. Я дам тебе денег. Вдвое больше, чем здесь. Но больше ничего.

– А мне нужно больше.

Киззи порылась в кармане, нашла годглас и быстрым движением всунула его в колечко на правом ухе Глиссанди. Плечи Глиссанди поникли, тело расслабилось, лицо выражало покорность, но в глазах по-прежнему стыл страх.

– Не надо, – тихо прошипела Глиссанди.

Но Киззи не знала сострадания. Она только что убила двоих ради ответа на один-единственный вопрос. Ей нужны были не доказательства или деньги, а только ответ. И стекло их всех раздери, она должна была получить его.

– Говори правду, – потребовала она. – Ты участвовала в убийстве Адрианы Граппо?

Глиссанди сильно задрожала, совсем как Чуриан Дорлани. С ее губ сорвался слабый писк.

– Д-да, – выдавила она.

– Почему?

У Глиссанди задергался правый глаз. Сначала Киззи показалось, что с ней вот-вот случится припадок, но Магна выплюнула:

– Я получила приказ.

– От кого? – Киззи подождала немного и встряхнула Глиссанди за плечи. – Чей приказ? – снова потребовала она ответа. – Кто хотел смерти Адрианы? Как зовут других убийц? Почему именно Адриану?

Глиссанди пронзительно взвизгнула. Ее челюсть странно задвигалась, и через несколько мгновений что-то потекло из уголка рта. Киззи в ужасе отпрянула: Глиссанди улыбалась ей во весь рот, из которого хлестала темная жидкость, и торжествующе бормотала что-то непонятное.

Женщина откусила себе язык.

– Что за… – начала было Киззи, но не закончила.

Глиссанди вдруг бросилась вперед и с неожиданной силой налетела на ее нож. Тот вонзился ей в грудь. Глиссанди издала булькающий смешок и упала. Киззи знала, что будет помнить этот звук всю жизнь.

Киззи смотрела на мертвое тело у своих ног, разинув рот, не в силах осознать, что произошло. Ей вдруг стало очень холодно. Какой наемный убийца станет кончать с собой, если может просто сдать заказчика?

У Киззи стало сухо во рту, мысли путались. Взяв себя в руки, она опустилась на колени рядом с Глиссанди, чтобы проверить, нет ли у нее еще годгласа или записной книжки. Она схватила мешок. Избавляться от трупа было некогда, но все это могли счесть неудачным ограблением. Она тихо ругалась про себя, рука болела, сердце бешено колотилось. Надо было уходить, и как можно быстрее.

Вынимая из уха Глиссанди свой шеклглас, она заметила, что та еще жива. Вернее, жили ее глаза, они чуть заметно двигались, упорно глядя куда-то за спину Киззи. Та медленно обернулась.

В темноте – силы ее зрительного стекла чуть-чуть не хватало, чтобы разглядеть, – маячила фигура. Кажется, мужчина: лысый, очень высокий, почти семи футов ростом, и худой как палка. Киззи видела, как отражался в его глазах свет, когда он смотрел на нее – молча, не двигаясь. Сердце Киззи забилось еще чаще. Спешно похватав пожитки, она бросилась прочь от тела Глиссанди.

В соседнем переулке она остановилась и оглянулась. Мужчина стоял все там же и смотрел прямо на нее. На тело Глиссанди он даже не взглянул. Кто он? Ночной сторож? Третий телохранитель? Или просто псих с набережной? Выяснять не хотелось.

Хватит с нее на сегодня. Она добежала до «Пальморы», нырнула внутрь, вылезла через служебный люк и оказалась под настилом набережной. Затаившись, она услышала над собой тяжелые шаги.

Шаги замерли, и Киззи увидела сквозь щель между досками светлокожего мужчину, который стоял и смотрел на «Пальмору». Это определенно был тот, длинный. Он не стал подходить ближе – тяжело вздохнул, развернулся и пошел назад, к телу Глиссанди. Киззи дождалась, когда затихнут его шаги, отыскала лестницу и вернулась на набережную.

Еще ни разу ей не доводилось в страхе бежать от кого бы то ни было. Она не бежала и сейчас, но все же поймала себя на том, что шагает быстрее обычного. Наконец она поймала извозчика, заплатила ему, и тот отвез ее домой, в ее квартиру. У нее на глазах только что свела счеты с жизнью женщина из могущественной семьи-гильдии, предпочтя умереть, но не выдать того, кто велел убить Адриану Граппо. Умирая, она не сводила глаз с высокого незнакомца в тени.

В Оссанском королевстве что-то прогнило, притом намного сильнее, чем было принято думать.

21

Около двух часов ночи Идриан покинул территорию, занятую оссанцами, где было относительно безопасно. Он накинул плащ на гражданскую одежду; импровизированная повязка на лице скрывала стеклянный глаз. Мешок с гранатами Мики висел на поясе, что было рискованно: вдруг одна из них взорвалась бы? Серьги из сайтгласа помогали видеть в темноте, а форджгласа на нем было столько, что кости гудели от колдовства. При каждом шаге Идриан едва не отрывался от земли, словно его тело напрочь утратило вес.

Ночь выдалась очень холодной – Идриан не помнил таких морозов в Оссе, – и он видел пар от дыхания оссанских часовых, когда бесшумно скользил мимо них в темноте. Никто не повернул голову в его сторону, и он был очень этому рад.

Оссанский Иностранный легион контролировал почти весь богатый район у подножия дворцового холма, во многом благодаря железнорогим. Дальше простирался лесопарк – ничейная территория, зажатая между двумя армиями, – а за ним начинались укрепления и окопы грентцев, которые тянулись почти на полмили вверх по открытому склону холма. Там засели около двух тысяч грентских солдат, которые наверняка выставили часовых на случай ночного нападения. Еще у них было по меньшей мере шесть артиллерийских батарей, но грентцы пока не дошли до того, чтобы обстреливать шикарные дома своих же сограждан.

Укрывшись под деревом, Идриан разглядывал укрепления грентцев, освещенные факелами, которые располагались через равные промежутки. Переднюю линию прикрывали мешки с песком, за ними блестели глаза часовых. Даже будь за спиной Идриана целая бригада, он задумался бы. Идти туда в одиночку было попросту страшно. Хорошо, что Тадеасу удалось заполучить донесения разведки, в которых ясно говорилось, что семья герцога укрылась на Стеклянных островах, а дворец сделался казармой для офицеров Грента. Значит, внутри он столкнется с простыми солдатами, а не с дюжиной пробивников из личной охраны герцога.

Осторожно перебегая от дерева к дереву, Идриан пробирался вдоль укреплений, пока не оказался на берегу ручья. Вода, что брала начало из родника прямо перед дворцом, давно проделала овраг в склоне холма. Эта нерукотворная рытвина, единственная на всем склоне, прорезала оборону Грента ровно посередине.

Идриан был почти уверен, что грентцы выставили на дне оврага охрану, как раз на случай проникновения вражеского лазутчика. Они же не дураки, в конце концов. Хотя кто, будучи в здравом уме, заподозрит, что в стане врага найдется безумец-одиночка, который рискнет смешаться с грентскими солдатами?

У оссанцев такой безумец нашелся – им был Идриан. Он медленно двинулся вверх по оврагу, ступая аккуратно, чтобы не столкнуть даже самый маленький камешек. На каждое движение уходила уйма времени; мышцы, усиленные годгласом, буквально вопили от недогруза. Идриан то и дело останавливался, переводя дух и напоминая себе, что в детстве он вот так же лазил по скалам, охотясь на диких кошек Марна.

Правда, это было тридцать лет назад.

Так он преодолел десять ярдов, потом пятьдесят и, наконец, сто. Овраг становился все глубже и шире, так что Идриан все время внимательно осматривал края в поисках часового. Он слышал разговоры, ощущал запах табака – кто-то курил в темноте сигарету. Несмотря на годглас, без брони он чувствовал себя голым – уязвимым до такой степени, что обнаружение почти наверняка означало для него смерть. К счастью, в овраге никого не было.

До дворца осталось всего пара шагов, и тут Идриан услышал смех. Он присел на корточки и замер, глядя вверх: не двигается ли там кто-нибудь? Прямо над ним возникли две тени, совсем близко: он мог бы, подпрыгнув, схватить обоих за лодыжки и стащить вниз. Они стояли на краю оврага, ясно видимые в свете факелов.

– Стекло мне в задницу, чувак, – сказал один, – клянусь, в жизни больше не буду пить эту дрянь. Удовольствия никакого, зато ссать хочется, как из ружья.

И тут же, в подтверждение сказанного, в камни перед Идрианом ударила тугая струя. Пришлось проглотить отвращение и терпеть молча.

– Ты как знаешь, – усмехнулся другой, – а мне нравится. Кстати, слышал, говорят, оссанцы уходят?

Вторая струя зазвенела рядом с первой.

– Не-а, не слышал. В смысле, уходят?

– Говорят, несколько батальонов ушли, как только стемнело, другие отойдут завтра.

– Перемирие, что ли?

– Нет. Перебрасывают войска навстречу Селезням Керите.

– Спасибо и на этом. Герцог, наверное, потратил целое состояние, чтобы нанять их. – В его голосе слышалось отвращение. – Завтра нас небось погонят в наступление. Вот уж чего совсем не хочется, когда вокруг одни железнорогие.

– Не то слово. Слышал, что они сотворили с Двести семьдесят первым? В клочья их порвали. Баран сиганул с крыши четырехэтажного дома прямо на плечи гласдансеру!

– Брехня.

– Моя кузина служит в батальоне поддержки Двести семьдесят первого. Так вот, она говорит, что ничего страшнее в жизни не видела. Ей оторвало руку их долбаной гранатой.

Второй только фыркнул. Тем временем потоки мочи иссякли, и мужчины покинули овраг, перекидываясь на ходу словами. Оставшись один, Идриан с облегчением выдохнул. Он едва удерживался от смеха, слушая, что говорят о нем. Выдай он себя хотя бы сдавленным фырканьем, его бы тут же прикончили. Вот это был бы конец карьеры, ничего не скажешь!

Добравшись до начала оврага, он уперся руками в его край, подтянулся, высунул голову, убедился, что опасности нет, перебросил наверх все тело, перекатился по земле и нырнул под защиту одной из квадратных колонн на дворцовом фасаде – сомнительное укрытие, конечно, но лучше, чем ничего. Он долго стоял там, приглядываясь и прислушиваясь, не появятся ли часовые. Здесь, у самого дворца, думал он, их, наверное, не так много, но зато в освещенном месте его поймают куда быстрее.

Идриан попробовал представить себе, что делается внутри дворца, где квартировали офицеры. Там могло быть что угодно: порядок и тишина от заката до восхода или, наоборот, непрерывный разгул с морем выпивки и шлюхами, отплясывающими на бильярде герцога. К большому облегчению Идриана, верным оказалось первое предположение. Во дворце было тихо, только те два офицера вышли отлить.

Вдалеке раздался детский смех. Идриан раздраженно мотнул головой и решил не обращать на него внимания.

Найдя вход для прислуги, он скользнул внутрь и крадучись пошел по темному коридору. Вокруг было тихо. Ни офицеров, ни слуг. Неужели все окажется так просто?

Ответ на свой вопрос он получил, когда, вволю попетляв по служебным коридорам и дважды заблудившись, вышел наконец в главный вестибюль. Там ярко светили газовые лампы. Идриан прибавил шагу, боясь, как бы его случайно не увидели. На середине просторного зала он поднял голову и едва не вскрикнул от разочарования.

Витрина, в которой красовался самородок золита всего несколько месяцев назад, когда Идриан был здесь, опустела.

Идриан поспешно отступил в спасительную темноту служебного коридора, где первым делом тихо выругался на всех известных ему наречиях. Бранясь, он вспомнил, что пропал не только самородок: на стенах не было картин и гобеленов, со столиков-консолей исчезли статуэтки и вазы. Значит, все ценности и произведения искусства вывезли, как только Иностранный легион начал подступать к дворцу. А может, и раньше, еще в начале войны. Что ж, в этом был смысл.

Дурацкое поручение. Придется возвращаться к Демиру с пустыми руками и надеяться, что он даст ему второй шанс. Прислонившись к стене, чтобы перевести дух, Идриан надавил на стеклянный глаз, стремясь избавиться от головной боли, которая уже расползалась по всей передней части черепа. Детский смех стал громче, как будто ребенок смеялся в соседней комнате. Пора возвращаться – тем же путем, каким он явился сюда.

А может…

Идриан услышал тихие, но уверенные шаги – кто-то шел по мраморному коридору. Неужели патруль? Что делать – рискнуть? Стоит ли? Идриан принялся красться вперед, склонив голову набок и прислушиваясь к шагам. У открытой двери в центральный коридор он замер. Там было почти темно, не то что в вестибюле, но он все же разглядел высокую женщину в оранжево-белой ливрее служителей грентского герцога. Женщина медленно шла по центру коридора, удаляясь от Идриана, сцепив руки за спиной, – и, казалось, ничего не слышала и не видела. Кто она? Служанка? Или подруга офицеров, временно занимающих дворец? Женщина встала у лестницы так, что Идриан видел ее теперь почти в профиль, огляделась и села на нижнюю ступеньку. Она выглядела измученной; волосы растрепались, однако на одежде не было ни пятнышка. Зевнув, она прислонилась головой к перилам.

Пару минут спустя ее глаза закрылись.

Такой шанс нельзя было упустить. И Идриан рискнул: выскользнул из-за угла, бесшумно промчался по коридору и подбежал к женщине прежде, чем та успела открыть глаза. Он схватил ее за горло одной рукой, другой зажал ей рот и дернул на себя. Женщина вскрикнула, но его ладонь заглушила звук.

– Молчание или жизнь! – шикнул на нее Идриан.

К чести женщины, она не оставляла попыток закричать. Вот ведь стальные нервы! К тому же блеф Идриана стал очевидным. Он не собирался убивать служанку, ему нужна была только информация. Но вот хорошенько встряхнуть ее – пожалуйста. Что он и сделал.

– Говори, где все, – потребовал он. – Гобелены, картины? На складе? Здесь, в городе, или в деревне?

Женщина косилась на Идриана, перестав кричать и явно переосмысляя происходящее. Если перед ней убийца, то, может, стоит рискнуть жизнью, чтобы защитить обитателей дворца. Но умереть от руки вора, спасая чужую собственность? Идриан убрал руку с горла женщины, чтобы та считала его именно вором.

– Отвечай, и ты переживешь эту ночь.

Она опустила глаза, глядя на ладонь, которая зажимала ей рот. Идриан медленно отвел руку, готовый тут же вернуть ее на место, если женщина закричит снова. Та сказала – тихо, почти брезгливо:

– Все унесли в подвал, на случай обстрела.

Идриан едва сдержал вздох облегчения. Самородок прямо у него под ногами, стекло его раздери. Теперь женщина смотрела на повязку, которая закрывала его глаз. Идриан понадеялся, что она не увидит связи между одноглазым здоровяком-марнийцем и прославленным пробивником оссанской армии.

– Показывай! – скомандовал он.

Женщина свирепо зыркнула на Идриана, но покорно повела его назад по служебному коридору. Немного не дойдя до того входа, которым недавно воспользовался Идриан, женщина показала ему другую дверь, обшитую панелями так, чтобы ничем не отличаться от стены. Идриан толкнул дверь, и та со скрипом отворилась. За ней оказалась темная узкая лестница, ведущая вниз.

– Сколько выходов? – спросил он.

– Из подвала? Два – этот и еще один, в конюшнях, в западном крыле.

Идриан обдумывал варианты. Спуск в подземелье вполне может стать для него роковым. Здесь, в наземной части дворца, если поднимется тревога, он успеет сбежать под покровом темноты. Из подземелья, где выходов всего два, сбежать куда труднее. Идриан пригляделся, обнаружил газовый фонарь и зажег его.

Он все еще сомневался, когда в другом конце коридора, примерно в тридцати футах от него, вспыхнул свет. Человек в герцогской ливрее стоял, подняв над головой фонарь, пристально разглядывая Идриана и ту, которая невольно стала его спутницей. Пробивник не успел открыть рот, как человек с фонарем заверещал:

– Чужой! Здесь чужой! Тревога! Враг у нас в доме!

– Сукин сын!.. – выругался Идриан и оттолкнул пленницу.

Времени на раздумья больше не было. Снова ругнувшись, он метнулся на лестницу, что вела в подвал, и захлопнул за собой дверь. На ней не было даже защелки, поэтому он сунул руку в сумку и вытащил оттуда гранату Мики, которую та выкрасила в черный цвет. Граната была размером с его кулак в перчатке; с одного конца торчали чека и веревочка с крючком. Он осторожно подвесил гранату на дверь изнутри, так чтобы чеку сорвало, если кто-нибудь резко рванет дверь на себя.

Поставив ловушку, Идриан помчался вниз по лестнице.

Подвал представлял собой одно громадное помещение, без перегородок, с рядом мощных колонн, что шли из конца в конец, деля его надвое. Хотя у основания лестницы горели газовые фонари, другой край подвала тонул во мраке.

Но даже в темноте Идриан видел, что попал в настоящую сокровищницу. Как и говорила служанка, сюда перенесли все ценности. В подвале громоздились штабеля ящиков высотой с Идриана; между ними торчали свернутые в рулон гобелены. Картины, завернутые в льняное полотно. В молодости Идриан устроился на работу в музей Оссы и провел целое лето среди его коллекций. Там был почти такой же подвал.

Идриан бежал вперед, уже не заботясь о том, чтобы его не заметили. Даже отсюда, снизу, он слышал, какой переполох поднялся во дворце. Главное сейчас – не дать им забаррикадировать его здесь. Он прикинул величину золитового самородка и стал искать подходящий ящик, пропуская те, которые были меньше по размеру. Вскоре нашелся лом. Идриан принялся срывать с ящиков крышки так быстро, как только мог. Статуя философа. Старинная керамика. Золотые и серебряные безделушки. Сокровища не соблазняли его – рассудок был дороже, и он знал, что секунда промедления может стоить ему жизни.

Фарфоровый сервиз неизвестно на сколько персон. Серебряные кубки. Хрустальные кубки. Платиновые кубки. Кубки из годгласа. Стекло им в задницу, кто-то в семье герцога очень любит кубки.

Наверху затопали сапоги. Видно, в коридоры первого этажа сбежались солдаты со всего дворца и теперь допрашивали слугу, который поднял тревогу, недоумевая: каким же кретином надо быть, чтобы грабить дворец, внутри и вокруг которого стоит лагерем едва ли не вся армия Грента? Значит, нечего тратить впустую драгоценные минуты. Сколько времени у него есть, прежде чем они очухаются и придут за ним?

Прогремел взрыв, и по громадному подвалу прокатилось такое мощное эхо, что Идриан вздрогнул и машинально протянул руку к щиту, которого у него не было. Рвануло рядом с дверью – значит граната Мики. Солдаты на подходе. Если ему повезет, взрыв на какое-то время отобьет у них желание идти дальше.

Он продолжал поиски: пинал ящики, срывал с них крышки, долбил дерево ломом. Если бы это видела наставница из музея Оссы, то, поди, завопила бы не своим голосом. Что поделать, времени было в обрез. Он опрокинул плечом сразу целый штабель, схватился за крышку верхнего ящика и замер. Крышка треснула от удара, и сквозь трещину была видна знакомая текстура камня. Идриан затаил дыхание и осторожно, двумя руками, снял крышку. Самородок, имевший почти три фута в длину и четыре в ширину, как бы ветвился через неравные промежутки. Он походил на ствол молодого дерева, которое стало камнем. Идриан аккуратно вынул его из ящика и поднес к свету. Видимых повреждений не было.

Отшвырнув лом, Идриан расстелил на полу овчину. С верхней площадки лестницы раздавались громкие голоса: солдаты спорили, стоит идти дальше или нет. Кто-то кричал от боли – видимо, тот несчастный, что привел в действие растяжку Идриана. Идриан положил на овчину золит, подпер его по бокам двумя дощечками, которые оторвал от ящика, обернул все это овчиной и перевязал сверток шпагатом. Взяв кожаный ремень, он повесил сверток за спину и побежал к лестнице. Наверху шел ожесточенный спор. Все уже поняли, что во дворец проник не простой вор, и склонялись к тому, что это мародер или саботажник из числа своих. Еще секунда-другая, и кто-нибудь из них отважится спуститься. Идриан достал из сумки вторую гранату, на этот раз оранжевую, и положил ее на нижнюю ступеньку, чтобы она была на виду. Он надеялся, что это зрелище заставит преследователей задуматься и задержит их еще ненадолго.