Текст книги "В тени молнии"

И пошла кровавая потеха, настоящая бойня, провал ее возьми. Дольше всех держались гренадеры – личная охрана герцога: они сопротивлялись, пока Идриан не добрался до них и не зачистил позицию. Но в основном грентские пехотинцы гибли от оссанских штыков либо гранат Мики. Лишь немногим удалось уйти.

Меньше чем десять минут спустя Идриан, тяжело дыша, остановился: вокруг него валялись мертвецы и куски тел, издалека неслись крики раненых да редкие мольбы о пощаде, исходившие от недобитых грентских пехотинцев. Перекресток заняли зеленые, поспешно разбиравшие баррикады, чтобы перенести их на другое место и подготовиться к контратаке.

Идриан подумал: если противник решит контратаковать здесь, то это уже работа зеленых, пусть справляются сами. Он пошел искать Вэлиента, который уже собирал солдат, готовясь отправить их на исходную позицию.

– Пятеро убитых, восемнадцать раненых, – доложил Вэлиент.

Идриан кивнул. Неплохо, учитывая все обстоятельства.

– Вот это ты прыгнул так прыгнул. Таш говорит, что ты сел прямо на плечи их гласдансеру. Это правда?

Идриан ухмыльнулся. Соблазн был слишком велик, и он не устоял:

– Последнее, что этот ублюдок видел в жизни, были мои ботинки.

С этими словами он повернулся в сторону юга и поднял голову, глядя на вершину холма, где стоял дворец. Зеленые куртки заняли выгодную позицию, а значит, натиск оссанцев продолжится.

Вэлиент хлопнул его по плечу и тут же скорчил гримасу: его ладонь стала скользкой от крови грентцев.

– Давай вернемся, – сказал ему Идриан. – Сегодня мы все равно не будем брать дворец, зато можем полностью зачистить этот район. – Он вошел во вкус. Когда оссанцы начнут атаку на холм, он пойдет впереди них и первым ворвется в герцогский дворец. Там он заберет самородок, а если им всем повезет, захват дворца поставит точку в этой небольшой войне. – Кстати, мне нужна твоя помощь.

– Ха, после сегодняшнего прыжка можешь просить меня о чем угодно! Только скажи, что надо, я все сделаю.

– Найди мне овечью шкуру. Надо завернуть кое-что хрупкое.

16

Первые сутки на стекольном заводе Айвори-Форест измотали Тессу. Она проработала день, урвала несколько часов сна в общей спальне, которую делила с двадцатью другими заключенными, и встала рано, чтобы понаблюдать, как помощники зажигают обогревательные камеры. До полудня она едва успела сделать норму предыдущего дня, за себя и за Аксио, и тут же начала следующую.

Работая, она думала о канале феникса. Сидя в фургоне злосчастного арестованного семейства, она успела разобраться в проекте Касторы и теперь взвешивала разные идеи, чтобы занять свой ум чем-нибудь. Магический преобразователь, похожий на небольшую пушку, не шел у нее из головы, подставляя ее внутреннему зрению то один бок, то другой: Тесса буквально видела его со всех сторон, заодно думая, какие улучшения в него можно внести.

Если кто-нибудь из заключенных и заметил, что она прикрывает Аксио, то ничего не сказал. За ними вообще никто не присматривал. Заключенному определяли норму, он работал и либо выполнял ее, либо нет. Никакого вмешательства со стороны охраны или других заключенных. Только вольнонаемные помощники и чернорабочие порой заговаривали с ними, и всегда по делу. Как будто Тесса и другие стеклоделы, работавшие у печей, были не чем иным, как машинами, которые время от времени нужно смазывать, и все.

Бесчеловечно. Унизительно. Тесса твердила про себя эти слова, подпитываясь содержавшейся в них яростью.

Ее не сломают. Она этого не допустит. И обратит против них эту бесчеловечную тактику, чтобы спланировать свой побег. Если ей все удастся, она добьется справедливости и для себя, и для всех, кого тут держат.

Аксио учился медленно – никто не становится опытным стеклоделом за один день, – зато собирал для нее информацию. Он был второй парой глаз и ушей, наблюдал и запоминал все, что касалось работы охранников, их смен, рабочих, сочувствующих заключенным, и самих заключенных. А потом шепотом сообщал ей все, что узнал. Тесса запоминала, наполняя годгласом оба подноса – свой и его.

Разогрела, отщипнула, надрезала, скрутила, послушала, повторила.

Разогрела, отщипнула, надрезала, скрутила, послушала, повторила.

Тесса впадала в транс, ловко меняя инструменты, переходя от печи к верстаку и обратно. Разогрела, отщипнула, надрезала, скрутила, послушала, повторила.

Погруженная в свои мысли, Тесса не заметила, как к ней, прихрамывая, подошла пожилая женщина с черными, уже частью поседевшими волосами и остановилась у ее рабочего места. Тесса вздрогнула, заметив незнакомку:

– Извини, я не видела, как ты подошла.

Эта женщина тоже была заключенной. Здесь никто не интересовался именами соседей, и Тесса про себя звала их по номерам верстаков. Сама она была Девяткой. Эта женщина – Тройкой. Не поднимая глаз, Тройка тихо буркнула:

– Ты слишком много работаешь.

– То есть?

– Если и дальше будешь работать столько, сколько сейчас, то получишь стеклянную болезнь. Делай перерывы, как все.

Тесса едва не охнула, поняв, какую ошибку допустила. В Гренте одним из ее главных преимуществ была магическая афазия – нечувствительность к влиянию годгласа. Обычно стеклоделам приходилось чередовать рабочее время с отдыхом, но не ей, и теперь она пользовалась этим, чтобы работать за двоих. Ей даже в голову не приходило, что другие могут обратить на это внимание.

Тесса принялась расчесывать – с притворным равнодушием – несуществующую стеклянную сыпь у себя на предплечье:

– Ты права, конечно. Спасибо, что предупредила.

Женщина молча повернулась и, едва поднимая ноги, пошаркала назад, к своему верстаку. Обратил ли кто-нибудь внимание на их разговор? Тесса оглянулась на Аксио – тот озабоченно лепил годглас без резонанса. Время от времени она подменяла изделия на его подносе своими, а его стекло переплавляла и обрабатывала заново. На это уходило много времени и сил, но уловка, похоже, действовала.

Раздался свисток на перерыв. Заключенные стали складывать инструменты. Некоторые хлопали себя по спине кулаками, кое-кто тихо плакал, склонившись над верстаком. Но большинство просто побрело наружу.

Тесса нервничала из-за слов Тройки, зная, что придется последовать ее совету, иначе кто-нибудь заметит ее стойкость к стекольной болезни. Делать двойную норму будет сложнее, но ничего не попишешь.

Покинув свои рабочие места, они с Аксио вышли во внутренний двор, где отдыхали десятки заключенных из разных цехов. Воздух словно загустел от дыма печей; солнце уже заходило, и свет был тусклым. Но оказаться вдали от жары было приятно.

Тесса села на землю прямо у выхода и, тихо ругаясь, стала разминать плечи. Аксио уселся рядом с ней, поднял голову и начал разглядывать охранников на стенах. Тесса знала, что должна заняться тем же самым, но ей был нужен отдых. Пусть Аксио смотрит. Неужели прошел всего день? Казалось, что пролетела целая неделя. Тесса невольно спрашивала себя, как долго работают здесь остальные. Месяцы? Годы? Как им удается каждый день делать одно и то же так долго?

Во дворе стоял гул приглушенных разговоров, дым от горящих дров мешался с табачным: заключенные выпрашивали сигареты у охранников или рабочих. У двоих были книги, и они крепко вцеплялись в них всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо. Ни газет, ни других развлечений не было. Кто-то, похоже, заговорил о палочном бое между охранниками в выходные.

Расчеловечивание. Слово вертелось у нее на языке, будто она собиралась выплюнуть его в суде. Неужели все тюрьмы таковы? Заслуживает ли хоть кто-то такого обращения? Тесса не знала, что совершили ее коллеги-стеклоделы, чтобы попасть сюда, – может, они действительно убивали и грабили людей, а может, им, как и ей, просто не повезло: в войне Оссы и Грента они оказались на стороне побежденных.

– У боковых ворот, – прошептал Аксио, – только один охранник. Через тот вход привозят дрова, а мы можем использовать его для побега.

Тесса поглядела в ту сторону, но сразу поняла, что двустворчатые ворота прекрасно просматриваются из любой точки двора. Нужно было, чтобы все охранники разом отвлеклись или ослепли. Но тогда, подумала Тесса, с тем же успехом можно бежать и через главные ворота.

– Наметанный у тебя глаз, – сказала она своему помощнику. – Продолжай следить за охранниками, но незаметно для них.

Она одарила парня быстрой ободряющей улыбкой. Тот кивнул в ответ, вздернув подбородок. Аксио больше не плакал и старался держаться – то ли ради нее, то ли ради самого себя.

Тесса наблюдала за тем, как одна работница – молодая, высокая и жилистая, всего на несколько лет старше ее, с коротко стриженными каштановыми волосами и со светлой пурнийской кожей – толкает тяжелую тачку с дровами по неровному булыжнику двора. Никто не обращал внимания на то, как женщина борется с грузом. Вдруг левое колесо провалилось между двумя булыжниками и застряло. Работница потянула тачку на себя, нахмурилась, налегла на рукоять грудью. Тачка не двигалась.

Текли минуты. Работница обошла тачку кругом, снова попыталась вытолкнуть ее – безрезультатно – и куда-то ушла. Через пару минут она вернулась вся красная, бормоча что-то себе под нос. К тому времени многие уже увидели, что случилось, и заключенные исподтишка наблюдали за ее мучениями. Три охранника, посмеиваясь, смотрели вниз со стены.

На помощь никто не спешил.

Тогда работница решила подлезть под тачку и, поднажав плечом, сдвинуть непокорное колесо с места. Тесса, как и почти все во дворе, следила за тем, как молодая женщина, кряхтя от натуги, толкает тачку плечом. Наконец застрявшее колесо высвободилось и скользнуло вперед. Тесса хорошо видела, что происходит, и сморщилась, точно от боли, когда колесо прокатилось по круглому булыжнику и съехало с него на руку работницы. Та тихо охнула. Глаза ее расширились, лицо исказилось. Не издав больше ни звука, женщина отчаянно навалилась на тачку плечом, чтобы приподнять ее.

Тесса огляделась. Все видели, что случилось. Десятки заключенных, пять или шесть охранников. Многие открыто смеялись. Тесса презрительно фыркнула и поднялась на ноги.

– Не смешно, когда люди получают травмы на производстве! – рявкнула она, обращаясь к старику, который хихикал неподалеку, и поспешила к тачке с дровами. – Аксио, помоги!

Вместе они забрались под тачку и приподняли колесо. Работница, задыхаясь от боли, прижала руку к животу и заскулила тихо и жалобно, а когда Тесса подошла к ней, отвернулась.

– Кто-нибудь должен взглянуть на твою руку, – твердо сказала Тесса. – Покажи мне.

Женщина помотала головой в знак отрицания, но Тесса сделала вид, что ничего не заметила, и вытянула свою руку. Раненая кисть легла ей в ладонь. Выглядела она не то чтобы ужасно: указательный палец покраснел и распух, на нем виднелись две глубокие вмятины. Женщина пыталась сохранять спокойствие, но Тесса видела боль в ее глазах. Она осторожно коснулась подушечек у основания каждого пальца, внимательно наблюдая за тем, как ведет себя работница.

– Я потеряю руку, – прошептала та.

– Как тебя зовут? – спросила Тесса.

– Пари.

– Пари, ты не потеряешь руку. Колесо упало на один палец. Он сломан, но один день с кургласом, и палец будет как новый.

– Я не могу провести в лазарете весь день.

Работница дрожала от боли, хотя и старалась этого не показывать. Тесса встречала множество таких работников и помощниц, как эта, – людей из тех слоев общества, где любое проявление слабости могло дорого им стоить.

– Это же стекольный завод. У них наверняка есть курглас. Глупо не иметь его на таком производстве, как это.

– Нам, рабочим, его не дают.

Тесса заглянула в глаза Пари и с удивлением поняла, что та говорит правду. В ее взгляде читалась боль, а еще страх и стыд. Тесса тихо ругнулась, нашла в тачке с дровами длинную щепку и оторвала полосу ткани от подола туники Пари.

– Это шина, – пояснила она. – Примитивная, конечно. Захочешь, сходишь потом к лекарю, он сделает получше, но до конца дня доживешь. Если наложить шину правильно, недель через восемь все пройдет.

Работница не стала противиться, когда Тесса принялась перевязывать ей палец. Охранникам на стенах стало скучно, и они разошлись по местам; заключенные старательно делали вид, что ничего не замечают. Тесса отправила Аксио в столовую за разбавленным вином – один из немногих предметов роскоши, доступных здесь заключенным, – а сама закончила накладывать шину.

– Почему ты не попросила о помощи? – спросила Тесса работницу.

– Я просила, – раздраженно ответила та. – Просто здесь все уроды.

– Я имела в виду, когда тачка прищемила тебе палец.

Пари фыркнула:

– Ты, видать, новенькая. То-то я тебя раньше не видела.

– Меня привезли вчера.

– Из Грента?

Тесса кивнула, радуясь, что наконец разговорила женщину. Пари снова фыркнула:

– Тогда ты должна знать все про Магна.

– Я слышала, что они придурки.

– Перед ними нельзя проявлять слабость, – ответила Пари.

Именно это подозревала Тесса.

– Ты не клиентка?

Работница подняла другую руку. Ноготь на втором мизинце тоже был чистым.

– Я не хочу продавать Магна душу, но работаю на них, когда бывает туго с деньгами.

Как только Тесса отпустила руку женщины, та отдернула ее так, будто обожглась.

– На здоровье, – сказала Тесса.

Пари молча взялась за свою тачку и, внимательно глядя на булыжники, покатила ее через двор. На этот раз все получилось, и вскоре Тесса увидела, как она исчезла за углом.

Тесса вздохнула и огляделась. Аксио еще не вернулся – наверное, спорил с поваром, можно выносить вино из столовой или нет, – а прочие заключенные, похоже, меньше прежнего хотели иметь с ней дело. Она вернулась в цех, подошла к верстаку номер девять и опять выругалась при виде своих дешевых инструментов и тигля для плавки золы с песком низкого качества. Нет, она не заслужила этого. Она так старалась: потеряв семью, вкалывала у печей, заслужила звание подмастерья. Почему же с ней обращаются как с преступницей?

– Привет, синеглазка, – услышала она чей-то голос у себя за спиной.

Тесса обернулась и увидела одного из заключенных. Наверное, он вернулся в цех следом за ней. Он был примерно такого же роста, как она, но старше – лет тридцати, а может, и больше. Широкоплечий, руки сплошь покрыты шрамами от работы у печей. Про себя Тесса уже давно звала его Шестеркой, по номеру верстака.

– Чего надо, кареглазый? – спросила она.

– Добренькая, что ли? – спросил он, бочком подходя к ней. – Придуркам-вольняшкам помогаешь. Тайком подносишь дружку годглас, выполняешь за него норму.

Тесса внезапно прищурилась. Она не удивилась и не испугалась – для этого просто не было сил. Зато ярость и негодование, которые двигали ею все последние сутки, достигли предела и хлынули наружу, как жидкое стекло из прохудившегося тигля.

– Заткни хлебало и вали отсюда! – выпалила она.

– Э нет. Теперь ты будешь подменять и меня. Я тоже заслужил передышку. Станешь делать стекло за меня, иначе я скажу мастеру Магна, что твой друг не умеет изготовлять годглас. Его отправят прямиком к лесорубам, а те, бьюсь об заклад, сожрут его, как…

Мастер Кастора всегда говорил, что стеклодел может заслужить авторитет либо уважением, либо страхом. На его заводе страху не было места, но за последние сутки Тесса не раз воочию убеждалась, насколько действенно это средство. Она не дала Шестерке закончить фразу. Этот дурак довел ее до предела. Схватив со своего верстака тяжелые ножницы, Тесса ударила Шестерку в скулу, а потом, взяв ножницы за кольца, прижала острый конец к его ключице. Он застонал, дважды выругался и взвизгнул, почувствовав прикосновение стального острия. Тесса наступала на него, пока он не прижался спиной к соседнему верстаку.

– Не стоит принимать сострадание за слабость, – прошипела она. – Если скажешь мастеру Магна хоть слово, если из-за тебя моего друга выпорют или вышлют отсюда, с тобой произойдет несчастный случай. Потеряешь глаз или руку, а может, окажешься в печи тогда, когда никто не услышит твоих криков. – Тесса сама не верила в то, что она говорит такое. Это было совсем не похоже на нее. Тем не менее она продолжила: – Только попробуй, и увидишь, что с тобой будет. Я тебе обещаю. Ты все понял?

Шестерка осторожно кивнул, вытаращив глаза. Тесса мотнула головой и отступила, давая ему уйти. Как только он вышел из цеха, ее колени подогнулись, пришлось опереться на верстак, чтобы не упасть. Неужели дальше будет хуже? Неужели она должна превратиться в злобное чудовище, чтобы выжить здесь, в Оссе? Она подалась вперед и уткнулась лбом в прохладную стальную поверхность верстака.

– Что ж, неожиданно.

Тесса резко обернулась и вскинула вверх ножницы, все еще зажатые в ее руке, как оружие. Возле служебного входа стояла Пари, работница, которой она только что помогла. Тесса опустила ножницы.

– Чего тебе? – бросила она.

Внутреннее напряжение стало спадать, и она впервые в жизни всерьез задумалась о том, сможет ли в ярости убить человека.

Работница вытянула руки ладонями наружу и сразу поморщилась:

– Я пришла, чтобы поблагодарить тебя. Но сначала мне нужно было немного успокоиться. Я не хочу быть в долгу у заключенной, поэтому скажу сразу: если тебе что-то нужно, выкладывай прямо сейчас.

Тесса удивленно моргнула в ответ:

– Ты о чем?

– Ну, пронести что-нибудь на завод мимо охраны, – нетерпеливо стала объяснять Пари. – Сигареты, мелочь на расходы. Я могу не так много, но, если надо, сделаю что-нибудь приятное. Тогда мы будем квиты, ясно? Но сказать надо прямо сейчас. Потом – никаких поблажек.

Тесса в замешательстве огляделась, ее мысли путались.

– Ты можешь передать от меня сообщение? Тому, кто сможет заплатить за меня выкуп?

– Это нет, – сказала Пари, качая головой. – Слишком большой риск для меня, и даже если я сделаю это, вас запрещено выкупать до конца войны. Всех поголовно, начиная с правительственных чиновников и заканчивая ремесленниками. Магна не нарушит правило.

– Тогда… – Тесса попыталась придумать что-нибудь: что угодно, лишь бы это помогло сбежать. Было ясно, что благодарность Пари не безгранична: она явно не собиралась рисковать своей шкурой ради той, которая спасла ее руку. Тесса поморщилась. Рискнуть или не стоит? Есть ли у нее выбор? – Мастер Магна забрал у меня кое-что ценное. Не знаешь, где он может это прятать?

Работница приподняла брови:

– А ты смелая. Ну ладно, мне-то ничего не будет. – Она задумалась, потом кивнула. – Если это твоя личная вещь, кто-нибудь из охранников давно отнес ее в заклад, даже не сомневайся. А если что-нибудь более ценное, оно лежит в кабинете у Магна.

– Правда? – удивилась Тесса. Неужели так близко?

– Да. Все, что ему дорого, он хранит здесь, в лагере, чтобы не стащили его братцы-наркоманы.

– Возле его кабинета есть охрана?

Пари только покачала головой:

– Э нет, это без меня. Если тебя поймают… лесопилки покажутся тебе раем. И не пытайся соблазнить его. Многие уже пробовали, он только раздражается.

Тесса скорчила такую гримасу, что работница рассмеялась.

– Я и не собиралась.

– Тогда мы в расчете, да? – спросила Пари, поворачиваясь к служебному входу. – Больше никаких одолжений, ничего такого.

Тесса сделала полшага по направлению к ней:

– Может, расскажешь мне что-нибудь о конторе?

Работница помешкала.

– Слушай, я не должна даже… – Она вздохнула. – Ладно, все равно мне надо назад, в Оссу. С этим дрова не повозишь. Буду искать новую работу. – Она подняла свой забинтованный палец, снова поморщившись. – Так что слушай. Контора запирается редко. Ее сторожат два человека, которые всегда там, но спят вместе. Даже не помню, когда они в последний раз обращали на что-нибудь внимание. – Пари задумчиво склонила голову набок. – И вот еще что: мастер Магна верующий. Истовый реннит. Все, удачи тебе.

Махнув рукой на прощание, Пари вышла через служебный вход. Тесса почти не заметила этого. Она напряженно думала, строила планы. Религиозность мастера Магны может стать ключом к ее клетке. Теперь она знает, где искать чертежи Касторы. Надо их оттуда достать. А для этого – отвлечь Магна, и здесь его истовая вера может оказаться ей на руку.

17

Клуб «Хай Ворсьен» на окраине района Фэмили занимал большое одноэтажное здание, простиравшееся на целых два квартала; в нем играли, покупали дейзглас, шлюх, еду, сигары, смотрели подпольные палочные бои и много чего еще. Здесь собирались сливки оссанского общества, не смешиваясь с низшими сословиями, в отличие от клубов на улице Славы. «Хай Ворсьеном» владел Сибриал, старший единокровный брат Киззи.

Киззи проскользнула через черный ход вместе с грузчиками, которые затаскивали в клуб ящики с дорогим вином, и кивнула дамам, покуривавшим возле погрузочных дверей. Охранники слонялись вокруг, играли на полу в кости, а то и читали книги, забившись в какой-нибудь дальний уголок. Кое-кто из них удивленно поднимал брови при виде Киззи, но никто не думал останавливать ее, пока она шла по лабиринту служебных коридоров, мимо кухни и поднималась на высокую галерею, замаскированную огромным односторонним зеркалом, через которое прекрасно просматривался главный зал.

На галерее Киззи прижалась к стене, чтобы не мешать официантам, и стала наблюдать за упорядоченным смерчем, в поддержании которого и заключалась работа клуба. Центром смерча была статная темнокожая женщина лет пятидесяти, с хвостиком, одетая в полупрозрачную тунику – род клубной униформы. Женщина тоже стояла у зеркала и, глядя в него, раздавала приказы и распоряжения обслуге, точно генерал на поле боя.

Ветерикси Йорн начала работать в семье задолго до рождения Киззи и дослужилась до мажордома клуба «Хай Ворсьен» еще до того, как отец Ворсьен передал его Сибриалу. Здесь, в клубе, она обладала высшей властью, почти такой же, как у патриарха семьи-гильдии. К тому же ей можно было доверить все, что угодно, – Ветерикси не вмешивалась в семейную политику и никогда не держала ничью сторону в семейных распрях, включая ссору между Киззи и Сибриалом.

– Ты знаешь, что твой брат убьет тебя, если увидит здесь, – внезапно сказала Ветерикси, пользуясь коротким перерывом в потоке команд и сообщений. При этом она продолжала внимательно смотреть в зеркало.

– Это все еще семейный клуб, – сказала Киззи, поднимая руку с эмблемой на тыльной стороне ладони, – а меня пока еще никто не лишил привилегий.

– О, вот как? Что ж, Сибриал играет в карты за своим столом, – парировала Ветерикси. – Может, хочешь составить ему компанию?

– Я, конечно, дерзкая, но не глупая, – фыркнула Киззи. – Я пришла к тебе за одолжением.

Ветерикси подняла руку: в галерею, обливаясь слезами, вбежал полуголый юноша – один из официантов. Ветерикси нежно коснулась его плеча, и между ними произошел стремительный обмен репликами, причем оба говорили настолько тихо, что Киззи ничего не расслышала. Наконец юноша отправился восвояси.

– Выстави Нидору Планьи, – приказала Ветерикси портье, который ждал ее команды, вытянувшись по стойке смирно. – Скажи, что ей запрещен вход в клуб на целый месяц. Мне плевать, что она гласдансер. Если она еще раз поднимет руку на кого-то из моих сотрудников против их воли, доступ для нее закроется навсегда.

Как только портье ушел, Киззи кашлянула в ладонь.

– Я слышала, что прошлой ночью на один из стекольных заводов Планьи было совершено нападение. Испорчен годглас на сотни тысяч оззо. Охрана винит кого угодно – от иностранных граждан до гигантских птиц. Держу пари, все Планьи сейчас на взводе.

– А я, – сказала Ветерикси, – слышала, что тебя перевели в службу безопасности отеля Демира Граппо.

По тону Ветерикси было понятно, что она думает об этом: еще один шаг вниз по социальной лестнице, после впадения в немилость.

– Это хороший отель. Там я хотя бы не буду ежедневно застирывать кровь с мундира. Надоело уже.

– Бринен – мой коллега, – смягчилась Ветерикси, – и отличный работник. Надеюсь, отель не превратится в дерьмо теперь, когда Демир вернулся. – Она вздохнула и велела одному из портье отнести бутылку дорогого вина марнишским торговцам, которые проигрывали уйму денег. – Так за каким одолжением ты пришла ко мне, Киссандра?

Подавив желание защитить Демира, Киззи повернулась к зеркалу и стала внимательно осматривать клуб. Сибриала она увидела сразу: широкие плечи, светлая кожа, длинные белокурые волосы, которые так нравились его матери. Плотный, но не толстый, он был ширококостным и плечистым. Когда любовница, сидевшая рядом с ним, сказала что-то забавное, раздался его смех, похожий на ослиный рев. Один вид Сибриала вызывал у Киззи тошноту. За соседним столиком сидел Каприк с дейзгласом в ухе; его глаза были закрыты – он дремал, несмотря на громкие разговоры вокруг. Все девять чистокровных ворсьенских отпрысков посещали клуб и вполне могли бы оказаться здесь вместе. Но пока Киззи видела только Сибриала и Каприка.

Однако она пришла сюда не ради братьев, а потому продолжила осматривать толпу, пока не увидела женщину, которая была ей нужна. Глиссанди Магна, дама средних лет, коротко стриженная, в тонкой темно-синей тунике, сидела, откинувшись на спинку дивана, в кабинке неподалеку от зеркала. Покуривая толстую сигару, она наблюдала за своим двоюродным братом – третьим в очереди среди наследников Магна, – который играл в карты с отпрысками других семей-гильдий.

– Мне нужны сведения о Глиссанди Магна.

Ветерикси щелкнула пальцами, и портье, стоявшие по стойке смирно, покинули галерею. Женщины остались одни. Какое-то время тишину прерывал только приглушенный гул голосов с той стороны зеркала.

– Скажи на милость, с чего это тебе понадобились сведения именно о Глиссанди Магна? – спросила наконец Ветерикси.

– Она переманила кое-кого из поставщиков отеля Граппо. Демир попросил меня разобраться.

Одно из преимуществ репутации Киззи заключалось в том, что люди не ждали от нее подвоха: разве может лгать женщина, чья карьера прервалась из-за честности? А главное, эту дурацкую доверчивость проявляли умные во всех прочих отношениях люди. Но личный кодекс чести Киззи был довольно специфическим: она всегда держала слово и редко лгала представителям государства, зато невинная ложь, особенно такая, которую трудно проверить, давно вошла в арсенал ее приемов.

Продолжая наблюдать за тем, что происходит в клубе, Ветерикси искоса глянула на Киззи. Та притворилась, что ничего не заметила. Наконец Ветерикси заговорила:

– Она скандалистка. Самоуверенная, умная, безжалостная. Если она приняла решение, переубедить ее невозможно. На твоем месте я бы пошла к Демиру и сказала, что надо искать новых поставщиков.

– Думаешь, гласдансер Граппо испугается кузена Магна?

Ветерикси пожала плечами:

– Понятия не имею, чего он испугается, этот Демир, а чего нет. О нем вообще ничего не известно – ну, кроме того, что он сломался в Холикане. А Глиссанди не из тех, кому можно безнаказанно перечить.

– Поставщики – это клиенты, – солгала Киззи.

– Ясно. Тогда все усложняется.

– Мне надо поговорить с ней наедине.

– Вот это вряд ли получится, – сказала Ветерикси. – У нее есть пара громадных телохранителей-пурнийцев, которые везде ходят за ней. С Глиссанди можно увидеться только здесь, в клубе, или у нее дома.

– Думаешь, она согласится принять меня официально? – спросила Киззи.

Правда, она все равно не собиралась этого делать, так как не хотела оставлять никаких свидетельств своего разговора с Магна. Но почему бы не спросить?

– Может быть, если ты готова ждать полгода. Но скорее всего, она прикажет своим бугаям избить тебя до полусмерти только за то, что ты осмелилась просить ее об этом.

Киззи наблюдала за тем, как курит Глиссанди, и пыталась проникнуть в ее мысли.

– А вдруг у нее есть пороки? Такие, которые помогут мне снискать ее расположение?

Хоть бы один отвратительный порок, удобный для подкупа или шантажа.

– Ничего такого, – сказала Ветерикси, сочувственно нахмурившись. – Она любит деньги и саму себя. Никого не боится, включая гласдансеров, а чтобы подкупить ее, у Демира не хватит средств.

Итак, Глиссанди оказалась неприступной – по крайней мере, на первый взгляд. Киззи еще раз прикинула все варианты. Демир хочет сделать все быстро, а поиск компромата на Глиссанди в компаниях, где она бывает, среди служащих, родни и друзей потребует времени. А еще это опасно. Если Магна узнает о том, что задумала Киззи, можно ожидать визита не только телохранителей-пурнийцев.

И тут Киззи осенило. Пожалуй, это не так сложно, подумала она.

– Какая у нее репутация? – спросила она.

– Безупречная. Стоя здесь, я чего только не слышу о разных людях, но вот о Глиссанди не говорят ничего пикантного.

– Что, так чиста?

– Нет, скорее держит отличных уборщиц, которые заметают следы.

Что ж, может, ее замысел сработает. Киззи прикусила губу, пока идея созревала у нее в голове.

– Если вспомнишь еще что-нибудь, – попросила она, – дай мне знать.

Ветерикси притворилась, что снимает перед Киззи шляпу:

– Непременно. Это все?

Киззи кивнула на угловую кабинку в дальнем конце клуба, где играл в карты Сибриал:

– Если сумеешь расположить его ко мне, тоже дай знать.

– Я всего лишь управляющая клубом, а не всемогущее существо, – ответила Ветерикси.

– Неужели все так плохо? Не думала, что это окажется для него так важно. Штрафы-то – сущие гроши, для него уж точно.

Ветерикси издала горловой звук.

– Дело не в самих штрафах, а в том, что ему вообще пришлось платить. Ты унизила его, хотя тебе надо было представить мировому судье доказательства его алиби.

– Он переехал малыша своей проклятой коляской. Сломал ему ногу и вообще мог его убить.

– И даже если бы убил, что с того? Сибриал – наследник Ворсьена. Ты должна была солгать мировому судье.

Конечно, Ветерикси была права.

Наследники семей-гильдий стояли выше закона – если не формально, то фактически. Честный ворсьенский боец должен был подтвердить алиби Сибриала, чтобы избавить его от судебного разбирательства. А Киззи сказала правду только для того, чтобы посмотреть, как судья орет на ее идиота-братца. Оглядываясь назад, она понимала, что проявила мстительную глупость и впредь не должна вести себя так. Уже тогда она знала, что Сибриал разозлится на нее, но совсем не ожидала, что потеряет расположение отца Ворсьена.

– Мне хочется загладить свою вину перед ним.

– Желаю удачи.

Ветерикси сказала это искренне, но без тени надежды. Вдруг она прищурилась, и Киззи проследила за ее взглядом: к столику Сибриала скользнул портье, который наклонился к хозяину и что-то прошептал ему на ухо. Сибриал повернул голову и уставился прямо в зеркало, за которым стояла Киззи. Ветерикси выругалась:

– Этот гаденыш только что заложил тебя брату, стекло его раздери. Только этого мне не хватало сегодня. Я задержу его, а ты делай ноги.