Текст книги "Схизматрица Плюс"

Паучья роза

Паучья Роза не чувствовала ничего – или почти ничего. Раньше были какие-то чувства – узел сгустившихся за двести лет эмоций, – и она раздавила их черепной инъекцией. Теперь от чувств осталось не больше, чем от таракана, когда по нему ударят молотком.

В тараканах Паучья Роза разбиралась; они были единственной местной фауной в орбитальных колониях механистов. Выносливые, плодовитые, адаптивные, они с самого начала стали настоящим бедствием на космических кораблях, избавить от них так и не смогли. Поневоле механистам пришлось пустить в ход генетические технологии, украденные у своих конкурентов, шейперов, чтобы превратить тараканов в разноцветных питомцев. Одним из любимчиков Паучьей Розы был таракан в полметра длиной, чей блестящий черный хитин покрывали красно-желтые разводы. Сейчас насекомое сидело у нее на голове. Оно пило пот с идеального лба, а Роза ничего не чувствовала, она находилась в другом месте, высматривала гостей.

Смотрела Роза через восемь телескопов – изображения с них сопоставлялись и поступали в мозг через неврокристаллический узел в основании черепа. Теперь у нее было восемь глаз – как у ее символа, паучихи. Уши – слабый ровный пульс радара: они слушали, постоянно слушали, искали странное искажение, которое сообщит о присутствии корабля Инвесторов.

Роза была умной. Она могла бы сойти с ума, но техники мониторинга вычислили химический базис здравомыслия и поддерживали его искусственно. Паучиная Роза считала это нормальным.

И это было нормальным; не для людей, а для двухсотлетнего механиста, обитающего в кружащейся паутине на орбите Урана: тело, бурлящее от гормонов юности, мудрое старо-молодое лицо как будто только что из гипсовой формы, длинные белые волосы – рябящая копна имплантированных оптоволоконных нитей с косо подстриженными кончиками, откуда сочились бусинки света, словно микроскопические самоцветы… Она была стара, но не задумывалась об этом. Одинока, но эти чувства сокрушила наркотиками. И она нашла то, чего хотели Инвесторы, – то, за что эти инопланетные торговцы-рептилии отдали бы даже свои глазные зубы.

В ее полиуглеродную паутину – широко раскинувшуюся грузовую сеть, давшую ей имя, – попался драгоценный камень размером с автобус.

И потому Паучья Роза наблюдала – с мозгом, подключенным к инструментам, без устали, без особого интереса, но и без скуки. Скука опасна. Она ведет к неусидчивости, а в космосе, где люди гибли от злобы и даже простой беспечности, неусидчивость могла быть смертельна. И потому, чтобы выжить, лучше всего было вести себя так: притаиться в центре мысленной паутины, откуда во все стороны разбегаются чистые евклидовы линии рациональности, и выжидать, пока лапки не почувствуют мельчайшую дрожь тревожных эмоций. А когда Роза чувствовала, что чувство спутывает нити, то спешила к нему, оценивала, аккуратно окутывала коконами и пронзала метко и верно паучьим клыком – гиподермической иглой…

Вот оно. Восемь глаз уставились в космос на четверть миллиона миль и заметили звездную рябь от корабля Инвесторов. У кораблей Инвесторов не было традиционных двигателей, они не испускали различимую энергию; секрет их звездного двигателя бережно оберегался. Все, что было наверняка известно фракциям (все еще условно называвшимся «человечеством» за неимением термина получше), – что двигатель Инвесторов рассылал от хвостовой части длинные параболические полосы искажений, вызывая эффект ряби на фоне звезд.

Паучья Роза частично вышла из режима статичного наблюдения и снова почувствовала свое тело. Обычное зрение теперь приглушало компьютерные сигналы – они казались отражение собственного лица в окне, когда в в него смотрела. Дотронувшись до клавиатуры, Роза поймала корабль Инвесторов лазером связи и отправила сигнал с данными – деловое предложение (пользоваться радио было слишком рискованно; можно привлечь пиратов-шейперов, а ей и так уже пришлось убить троих).

Ее услышали и поняли, корабль Инвесторов замер как вкопанный и выполнил ускорение под углом в нарушение всех известных законов орбитальной динамики. В ожидании Паучья Роза загрузила программу для перевода с языка пришельцев. Та была пятидесятилетней давности, но Инвесторы – народ довольно постоянный, не столько консервативный, сколько незаинтересованный в переменах.

Когда до станции уже было слишком близко для маневров со звездным двигателем, корабль Инвесторов с выбросом газа раскрыл массивный солнечный парус. Его хватило бы, чтобы упаковать, как подарок, маленькую луну, и был он тоньше двухсотлетней памяти. Несмотря на фантастическую тонкость, его расписали фресками толщиной с молекулу: титанические картины с грузовыми караванами, сцены, в которых хитроумные Инвесторы облапошивали пупырчатых двуногих и доверчивых, раздутых от богатства и азота газовых мешков с тяжелых планет. Огромные матки инвесторской расы, в драгоценных камнях и в окружении обожающих мужских гаремов, демонстрировали свою витиеватую мудрость в текстах с милю высотой, где иероглифы Инвесторов были размещены на музыкальной сетке для обозначения правильного тембра и интонации их полупевучего языка.

На экране перед Паучьей Розой полыхнули помехи, затем появилось лицо Инвестора. Она выдернула из шеи штепсель. Пригляделась к лицу: большие остекленевшие глаза, наполовину закрытые мигательными перепонками, радужная пелеринка за крошечными ушами, бугристая кожа, рептилья ухмылка с зубами размером с гвозди. Оно издало какие-то звуки:

– Говорит лейтенант корабля, – перевел компьютер. – Лидия Мартинес?

– Да, – сказала Паучья Роза, не потрудившись объяснить, что зовут ее иначе. Она сменила уже много имен.

– В прошлом мы проводили прибыльные сделки с вашим мужем. Как он поживает в наши дни? – с любопытством спросил Инвестор.

– Он умер тридцать лет назад, – ответила Паучья Роза. Тут же раздавила печаль. – Его прикончили убийцы-шейперы.

Инвестор расправил пелеринку. Он не смутился. У Инвесторов нет врожденного стыда.

– Плохо для бизнеса, – заявил он. – Где драгоценный камень, о котором вы говорили?

– Приготовьтесь к получению данных, – сказала Паучья Роза, дотронувшись до клавиатуры. Она следила за экраном, где разворачивалось аккуратно подготовленное торговое предложение – луч связи защищал ее от вражеских ушей.

Находка была одна на миллион. Камень начал свое существование как часть ледяного спутника протопланеты Уран – крошился, таял и рекристаллизовался в первобытные эпохи непрерывной бомбардировки. Он раскалывался по меньшей мере четыре раза, и каждый раз внутрь зон раскола под огромным давлением втискивались минеральные потоки: углерод, силикат марганца, бериллий, оксид алюминия. Когда спутник наконец распался на знаменитый Кольцевой комплекс, массивный кусок льда миллиарды лет дрейфовал в космос, его омывали ударные волны жесткой радиации, он накапливал и терял заряд в причудливых электромагнитных мерцаниях, типичных для всех формаций комплекса.

А затем, в один критический момент несколько миллионов лет назад, он оказался в центре титанической вспышки молнии – того беззвучного и невидимого выплеска электрической энергии, который рассеивает накопленный за десятилетия заряд. Большая часть внешней оболочки ледяного куска тут же испарилась в виде плазмы. А остальное… изменилось. Минеральные включения теперь стали прожилками берилла, которые тут и там переходили в куски чистого изумруда размером с голову Инвестора, пересеченные сетями красного корунда и пурпурного граната. Были там вкрапления огненно-жидкого бриллианта – сияющего бриллианта невероятных расцветок, возникающего только благодаря странным квантовым состояниям металлического углерода. Даже сам лед превратился во что-то насыщенное, уникальное и потому по определению драгоценное.

– Вы нас заинтриговали, – сказал Инвестор. В их случае это означало бурный энтузиазм. Паучья Роза улыбнулась. Лейтенант продолжил: – Это необычный товар, его цену трудно определить. Мы предлагаем вам четверть миллиона гигаватт.

– У меня хватает энергии на управление станцией и оборону, – сказала Паучья Роза. – Это щедрое предложение, но я не смогу столько хранить.

– В придачу мы снабдим вас стабилизированной плазменной решеткой для хранения.

Такая неожиданная и баснословная щедрость должна была ее ошеломить. Создание плазменных решеток оставалось далеко за пределами человеческих технологий, и получить такую было чудо, происходящим раз в десять лет. И это же – последнее, что ей хотелось.

– Неинтересно, – ответила она.

Инвестор приподнял пелеринку:

– Неинтересна базовая валюта галактической торговли?

– Нет, если тратить ее я могу только у вас.

– Торговля с молодыми расами – неблагодарное дело, – заметил Инвестор. – Полагаю, тогда вам нужна информация. Вы, молодые расы, всегда хотите торговать технологиями. У нас есть некоторые техники шей-перов – для продажи в их фракции. Это вам интересно?

– Промышленный шпионаж? – сказала Паучья Роза. – Спросили бы меня восемьдесят лет назад. Нет, я слишком хорошо знаю вас, Инвесторов. Вы только продадите им самим техники механистов, чтобы поддержать баланс сил.

– Мы любим конкурентный рынок, – признался инопланетянин. – Это помогает избегать болезненных ситуаций с монополией, как сейчас, в сделке с вами.

– Мне не нужна никакая сила. Статус ничего для меня не значит. Покажите что-нибудь новенькое.

– Не нужен статус? А что подумают ваши сородичи?

– Я живу одна.

Инвестор спрятал глаза под мигательными перепонками.

– Подавили свои стадные инстинкты? Зловещий поворот. Что ж, тогда новый подход. Согласны ли вы рассмотреть оружие? Если согласитесь на некоторые условия касательно его применения, мы можем снабдить вас уникальным и мощным арсеналом.

– Я уже сама разобралась с этим вопросом.

– Вам могли бы принести пользу наши политические навыки. Мы можем значительно повлиять на основные группы шейперов и защитить вас с помощью договора. Это займет десять-двадцать лет, но вполне осуществимо.

– Это они боятся меня, – сказала Паучья Роза, – а не наоборот.

– Тогда новое жилье, – Инвестор был терпелив. – Вы можете жить в сплошном золоте.

– Мне нравится то, что у меня есть.

– У нас есть некоторые артефакты, что могут вас заинтересовать, – сказал Инвестор. – Приготовьтесь к получению данных.

Паучья Роза восемь часов изучала список товаров. Спешка была ни к чему. Она стала уже слишком стара для нетерпения, а Инвесторы жили для того, чтобы торговаться.

Ей предлагали разноцветные плесневые культуры, производившие кислород и инопланетные духи. Конструкции из метафольги, сделанной из сжатых атомов, для защиты от радиации и нападений. Редкие техники, превращавшие нервные ткани в кристалл. Гладкий черный жезл, благодаря которой железо становилось таким податливым, что его можно было лепить руками. Маленькую люксовую подводную лодку из прозрачного металлического стекла для исследования аммиачных и метановых морей. Самовоспроизводящиеся сферы из узорного кремния, в которых по мере роста разворачивалась игра с симуляцией рождения, роста и упадка инопланетной культуры. Судно для суши, воды и воздуха – такое маленькое, что его нужно было надевать как костюм.

– Меня не интересуют планеты, – сказала Паучья Роза. – Не люблю гравитационные колодцы.

– В определенных условиях мы могли бы предложить генератор гравитации, – ответил Инвестор. – Он будет защищен от несанкционированного доступа, как жезл и вооружение, и сдаваться внаем, а не продаваться. Мы обязаны избежать утечки подобной технологии.

Она пожала плечами:

– Нас сокрушили наши собственные технологии. Мы не можем ассимилировать и то, что уже имеем. Не вижу причин отягощать себя чем-то новым.

– Это все, что мы можем предложить не из запретного списка, – сказал пришелец. – Конкретно на этом корабле находится множество предметов, подходящих только для рас, проживающих при очень низкой температуре и очень высоком давлении. И у нас есть то, что наверняка доставило бы вам удовольствие, но оно вас убьет. А то и весь ваш вид. К примеру, литература на [непереводимо].

– Если мне понадобится инопланетная точка зрения, я могу почитать литературу с Земли.

– [Непереводимо] – не настоящая литература, – добродушно заметил Инвестор. – На самом деле это нечто вроде вируса.

На ее плечо влетел таракан.

– Питомцы! – воскликнул инопланетянин. – Питомцы! Они вам нравятся?

– Это мое утешение, – сказала Роза, разрешив таракану сжевать заусенец с ее большого пальца.

– Надо было подумать об этом сразу. Дайте мне двенадцать часов.

Она легла спать. Проснувшись, изучила инопланетное судно через телескопы, пока ждала ответа. Корабли Инвесторов покрывали фантастические рисунки из кованого металла – головы животных, металлические мозаики, глубокими рельефами со сценками и надписями, – а также грузовые отсеки и оборудование. Но эксперты обращали внимание на то, что базовая форма под украшениями всегда одинакова: простой восьмиугольник с шестью длинными прямоугольными бортами. Инвесторы немало постарались замаскировать этот факт; и нынешняя теория предполагала, что корабли были куплены, найдены или украдены у более развитой расы. Инвесторы со своим легкомысленным отношением к науке и технологии явно не могли построить их сами.

Лейтенант возобновил связь. Его мигательные перепонки выглядели белее обычного. Он держал маленькую крылатую рептилию с длинным шипастым гребнем цвета пелеринки Инвестора.

– Это любимец нашего командира по имени «Малыш с чутьем на прибыль». Мы все его обожаем! Расставание с ним стоит большого горя. Мы должны были выбрать между тем, чтобы потерять лицо в этой деловой сделке или потерять его, – лейтенант поиграл с рептилией. Та ловила толстые пальцы иноплане своими чешуйчатыми лапками.

– Он… милый, – сказала Паучья Роза, отыскав полузабытое слово из детства и произнеся его с гримасой неприязни. – Но я не собираюсь менять свою находку на какого-то плотоядного родственника ящерицы.

– Но подумайте и о нас! – посетовал Инвестор. – Обречь нашего Малыша на инопланетное логово, кишащее бактериями и гигантскими паразитами… Однако ничего не поделать. Вот наше предложение. Примите нашего любимца на семьсот наших дней плюс минус пять. Мы вернемся на обратном пути из вашей системы. Тогда вы выберете, оставить себе его или свою находку. Тем временем обещайте не продавать драгоценность и не извещать никого о ее существовании.

– Хотите сказать, что оставите мне своего питомца в качестве некоего задатка.

Инвестор закрыл глаза мигательными перепонками и прикрыл пупырчатые веки. Это был признак острого стресса.

– Он заложник вашей жестокой нерешительности, Лидия Мартинес. Откровенно говоря, мы сомневаемся, что можем найти в этой системе хоть что-то, способное удовлетворить вас лучше нашего любимца. Если только вам не сгодится какой-нибудь новейший способ самоубийства.

Паучья Роза удивилась. Она никогда не видела, чтобы Инвестор проявлял столько эмоций. Пришельцы отличались отстраненным мировоззрением, по случаю демонстрируя поведенческие паттерны, напоминавшие чувство юмора.

Она наслаждалась собой. Роза уже прошла ту точку, когда ее могли соблазнить обычные товары Инвесторов. В сущности, она обменивала драгоценный камень на умонастроение – не эмоцию, ведь их она раздавила, но на более слабое и чистое ощущение: интерес. Ей хотелось чем-то заинтересоваться, найти, чем себя занять, кроме мертвых камней и космоса. И предложение пришельцев определенно интриговало.

– Ладно. Я согласна. Семьсот дней плюс-минус пять. И я храню молчание, – она улыбнулась. Паучья Роза не разговаривала с людьми уже пять лет и не собиралась начинать.

– Позаботьтесь о нашем Малыше с Чутьем на Прибыль, – сказал Инвестор – это была и просьба, и предупреждение одновременно, причем он подчеркнул оба нюанса так, чтобы компьютер ничего не упустил. – Нам он нужен, даже если вам, из-за какого-то необратимого осквернения души, нет. Он ценный и редкий. Мы отправим вам инструкции по уходу и питанию. Приготовьтесь к получению информации.

Они выстрелили грузовой капсулой с существом в тугую полиуглеродную паутину ее логова. Та была сделана из восьми спиц с каплеобразными капсулами на концах, их вращение создавало центробежную силу, которая натягивала всю конструкцию. При столкновении с грузом паутина грациозно выгнулась, и восемь массивных металлических капель подтянулись в невесомости к центру по изящными дуговым траекториям. На паутине поблескивал слабый солнечный свет, пока она расширялась из-за отдачи, а вращение слегка замедлилось из-за того, что энергия шла на гашение инерции. Дешевая и эффективная стыковочная техника, поскольку скоростью вращения управлять намного легче, чем сложным маневрированием.

По полиуглеродным волокнам заспешили промышленные боты с ногами-крюками и подхватили капсулу с питомцем зажимами и магнитными щупальцами. Ведущим роботом Паучья Роза управляла лично, все ощущая захватами и наблюдая за обстановкой камерами. Роботы перенесли грузовое судно в воздушный шлюз, извлекли содержимое и присоединили маленькую бортовую ракету, чтобы отправить обратно на корабль Инвесторов. После того как та выполнила задание и пришельцы отбыли, роботы собрались обратно у капсул-гаражей и отключились в ожидании, пока паутина не задрожит в следующий раз.

Паучья Роза отсоединилась и открыла шлюз. Питомец влетел в комнату. В сравнении с лейтенантом Инвесторов он выглядел крохой, но сами Инвесторы были огромны. Зверек оказался ей по колено и на вид весил килограммов десять. От незнакомого воздуха он дышал с мелодичным присвистом, пока облетал помещение, то ныряя вниз, то время от времени бросаясь из стороны в сторону.

От стены отделился таракан и поплыл, стрекоча крыльями. Зверек с писком ужаса упал на стол и там замер, комично ощупывая тощие ручки и ножки в поисках ран. Прикрыл свои шершавые веки. Глаза как у детеныша Инвесторов, вдруг подумала Паучья Роза, хотя ни разу не видела молодого Инвестора и сомневалась, что их вообще кто-то видел. Когда-то давным-давно до нее доходили слухи, о которых остались лишь смутные воспоминания – что-то насчет домашних любимцев и младенцев, их больших голов, больших глаз, их мягкости, их зависимости. Она вспомнила, как смеялась над мыслью, что неряшливая зависимость, скажем, «собаки» или «кошки» может сравниться с экономической чистотой и эффективностью таракана.

Любимец Инвесторов вернул самообладание и теперь расположился на плесневом ковре, присев на корточки и мурча про себя. На его миниатюрной драконовой мордочке появилось что-то вроде лукавой ухмылки. Суженные глазки оставались начеку, а тонкие, как спички, ребра двигались с каждым вдохом. Зрачки казались огромными. Паучья Роза подумала, что освещение должно казаться ему очень темным. На кораблях Инвесторов свет был как от обжигающе-синих горелок, омывал ультрафиолетом.

– Придется придумать тебе новое прозвище, – сказала Паучья Роза. – Я не говорю по-инвесторски, так что не могу пользоваться тем, которое дали они.

Питомец дружелюбно взглянул на нее и приподнял полупрозрачные клапаны на крошечных ушах-дырочках. У настоящих Инвесторов таких клапанов не было, и ее очаровало это отклонение от нормы. Вообще-то, не считая крыльев, он очень походил на миниатюрного Инвестора. Эффект почти пугал.

– Буду звать тебя Пушок, – сказала она. У него не росли волосы. Личная шутка – но все ее шутки были личными.

Питомец скакал по полу. Здесь и центробежная псевдогравитация была легче, чем 1,3 g у массивных Инвесторов. Он схватился за ее голую ногу и лизнул колено шершавым языком-наждаком. Роза рассмеялась, немало встревоженная, но она все-таки знала, что Инвесторы никогда не проявляли агрессию. Их питомец не мог быть опасен.

Он энергично зачирикал и залез к ней на голову, хватаясь за поблескивающие оптические волокна. Она села за консоль и вызвала инструкции по уходу и питанию.

Инвесторы явно не ожидали, что отдадут кому-то собственного любимчика, потому что инструкции было почти невозможно расшифровать. Их словно перевели с перевода, а то и не одного, причем с какого-то чужеродного языка. Впрочем, в соответствии с традицией Инвесторов самые прагматические аспекты были подчеркнуты.

Паучья Роза расслабилась. Оказывается, эти питомцы ели почти что угодно, хотя и предпочитали правосторонние белки и нуждались в некоторых легкодоступных микроэлементах. Они отличались невосприимчивостью к токсинам и не имели своих кишечных бактерий (как и сами Инвесторы – и на расы с бактериями они смотрели, будто на дикарей).

Роза смотрела, есть ли какие-то требования к воздуху, когда питомец соскочил с ее головы и начал кувыркаться на контрольной панели, чуть не отменив программу. Она шуганула его, стараясь найти что-нибудь членораздельное среди кластеров инопланетных графиков и исковерканного технического текста. И тут неожиданно Роза увидела нечто знакомое еще по старым временам, когда она занималась промышленным шпионажем: генетическую карту.

Роза нахмурилась. Похоже, она проскочила нужные разделы и добралась до какого-то совершенно другого исследования. Стала разбираться в данных и нашла трехмерную иллюстрацию какого-то фантастически сложного генетического конструкта с длинными спиральными цепями инопланетных генов, размеченных неестественными цветами. Цепочки генов обвивали длинные завитки или спикулы, радиально расходившиеся из плотного центрального узла. Новые цепочки туго свернутых спиралей соединялись завиток к завитку. Судя по всему, они запускали разные секции генетического материала от своих узлов, поскольку от активированных участков тянулись призрачные цепочки вторичных протеинов.

Паучья Роза улыбнулась. Несомненно, опытный генетик шейперов может извлечь из этих чертежей огромную прибыль. Ее веселило, что этого никогда не случится. Очевидно, это какой-то инопланетный промышленный генотип, поскольку материала в нем было куда больше, чем могло понадобиться любому живому существу.

Она знала, что сами Инвесторы никогда не занимались генетикой, и задумалась о том, какая из девятнадцати разумных рас создала эту штуку. Та могла появиться даже из-за пределов экономического мира Инвесторов – или же оказаться пережитком какой-нибудь вымершего вида.

Возможно, стоило удалить данные. Если Роза умрет, они могут попасть не в те руки. При мысли о смерти к ней начали подкрадываться первые тени глубокой депрессии. Размышляя над ситуацией, Паучья Роза позволила ощущению обрести силу. Инвесторы поступили беспечно, когда оставили ей эту информацию; или, возможно, они недооценивали генетические возможности сладкоречивых и харизматичных шейперов с их зрелищно накачанным IQ.

В голове как будто что-то пошатнулось. На головокружительное мгновение химически подавленные эмоции хлынули со всей своей подавленной мощью. Роза ощутила мучительную зависть к Инвесторам, к их тупой самоуверенности, позволяющей странствовать меж звездами, издеваясь над теми, кто якобы ниже их. Ей хотелось быть с ними. Ей хотелось подняться на борт волшебного корабля, чтобы кожу опалило чужеродное солнце где-нибудь в световых годах от человеческой слабости. Ей хотелось кричать и чувствовать себя, как кричала и чувствовала себя маленькая девочка сто девяносто три года назад на американских горках в Лос-Анджелесе, – кричать от чистой яркости чувства, она хотела, чтобы ее захлестнули эмоции, прямо как в объятиях ее мужа, ее мужчины – мертвого уже тридцать лет. Мертвого… Тридцать лет…

Паучья Роза дрожащими руками выдвинула ящик под контрольной панелью. Почувствовала слабую медицинскую вонь озона от стерилизатора. Не глядя убрала поблескивающие волосы с пластмассового клапана на голове, вдавила инжектор, вдохнула раз, закрыла глаза, вдохнула еще, убрала шприц. Глаза остекленели, пока она наполняла шприц заново и убирала в футляр на липучке, лежащий в ящике.

Роза подняла флакончик и посмотрела на него пустым взглядом. Оставалось еще много. Хватит на несколько месяцев, ничего синтезировать не нужно. Казалось, будто на мозг наступили. После смеси так было всегда. Роза выключила данные Инвесторов и рассеянно отправила в какой-то темный уголок компьютерной памяти. Питомец что-то пропел, сидя на лазерном интерфейсе, и начал чистить крылышко.

Скоро она опять стала собой. Улыбнулась. Эти внезапные приступы Роза считала естественными. Чтобы прекратить дрожь в руках, у нее был транквилизатор для орального применения, а от беспокойного живота – антациды.

Потом она играла со зверьком, пока тот не устал и не уснул. Четыре дня она аккуратно кормила его, внимательно следила за тем, чтобы он не переел – поскольку, как и его прообразы Инвесторы, это было жадное создание, и Паучиная Роза боялась, что оно сделает себе хуже. Даже несмотря на шершавую кожу и хладнокровность, она к нему привязалась. Когда ему надоедало клянчить еду, питомец часами играл с ниточкой или сидел у Розы на голове, глядя на экраны, пока она следила за своими горнодобывающими роботами на Кольцах.

На пятый день, проснувшись, Роза обнаружила, что он убил и съел четырех самых крупных и толстых тараканов. Преисполненная праведным гневом, который даже не стала заглушать, она начала искать его по всей капсуле.

Но не нашла. А через несколько часов под туалетом обнаружила кокон размером со зверька.

Он впал в какую-то спячку. Роза простила его за расправу над тараканами. Их все равно было просто заменить – и они конкурировали за ее внимание. В каком-то смысле ей это даже льстило. Но потом острый укол волнения затмил все чувства. Она внимательно осмотрела кокон. Тот был сделан из перекрывающих друг друга слоев какой-то хрупкой прозрачной субстанции – засохшей слизи? – которая легко крошилась под ногтями. Кокон оказался не идеальной круглой формы; виднелись бугорки, возможно, там торчали колени и локти. Роза сделала себе еще один укол.

Зверек целую неделю провел в спячке, и все это время Паучью Розу не отпускало острое беспокойство. Она изучала записи Инвесторов, но те оказались слишком загадочными для ее ограниченных знаний. Она хотя бы поняла, что питомец не умер – кокон оставался теплым, а бугорки иногда шевелились.

Когда зверек начал вырываться из кокона, она спала. Впрочем, Роза поставила мониторы, чтобы они ее предупредили, и поспешила к нему с первым же сигналом тревоги.

Кокон раскалывался. В хрупких пленках появилась прореха, а в кондиционированный воздух просочилась теплая животная вонь.

Появилась лапа: маленькая пятипалая рука, покрытая блестящим мехом. Затем вторая, обе схватились за края прорехи и разорвали кокон. Оно вышло на свет, разбрасывая шелуху маленькими человеческими шажочками, и улыбнулось во весь рот.

Существо напоминало обезьянку – маленькую, мягкую и поблескивающую. За его человеческими губами скрывались человеческие зубки. Круглые пружинистые ножки заканчивались ступнями младенчика, а от крыльев не осталось и следа. Глаза были цвета ее глаз. Гладкую кожу млекопитающего на круглом личике заливал слабый здоровый румянец.

Оно подпрыгнуло, и Роза увидела розовый язычок, существо принялось громко бормотать, произнося нечто похожее на слоги человеческой речи.

Оно подскочило и обняло ее ногу. Паучья Роза чувствовала страх, изумление и невероятное облегчение. Она погладила мягкий и идеальный поблескивающий мех на твердой голове.

– Пушок, – сказала она. – Я рада. Я очень рада.

– Ва-ва-ва, – сказало оно, подражая ее интонации голоском ребенка. Потом отскочило обратно к кокону и с улыбкой начало его поедать, хватая пленки обеими руками.

Теперь она понимала, почему Инвесторы неохотно расстались с любимцем. Это был товар фантастической ценности. Генетический артефакт, способный оценивать эмоциональные потребности и желания инопланетных видов и адаптироваться к ним всего за несколько дней.

Она задумалась о том, как Инвесторы вообще могли его отдать, если все знали о способностях зверька. Как минимум она сомневалась в том, что они полностью разобрались в сложных данных, которые передали вместе с ним. Весьма вероятно, они приобрели своего любимца у других Инвесторов, в его рептильей форме. И возможно (от этой мысли по спине Розы пробежал холодок), что зверек старше всей расы Инвесторов.

Она уставилась на него: в его чистые, бесхитростные, доверчивые глаза. Он схватил ее за пальцы теплыми жилистыми ручонками. Не в силах удержаться, Роза прижала питомца к себе, и тот забормотал от удовольствия. Да, он легко мог прожить сотни или тысячи лет, распространяя любовь (или равносильные эмоции) среди десятка разных видов.

И кто мог причинить ему вред? Даже у самых опустившихся и зачерствевших представителей ее собственного вида были тайные слабости. Она помнила истории об охранниках в концентрационных лагерях, которые недрогнувшей рукой уничтожали мужчин и женщин, но зимой исправно подкармливали голодных птичек. Страх порождал страх и ненависть – но как можно чувствовать страх или ненависть к этому созданию или сопротивляться его гениальным силам?

Оно не было разумным; разум ему и не требовался. Еще оно было бесполым. Способность размножаться подкосила бы товарную ценность. Кроме того Роза сомневалась, что нечто настолько сложное могло вырасти в утробе. Не иначе как его гены строили спикула за спикулой в какой-то невообразимой лаборатории.

Тянулись дни и недели. Способность питомца улавливать настроение хозяина казалась сродни чуду. Когда нужно, он всегда был рядом, а когда нет – исчезал. Иногда Роза слышала, как он бормочет себе под нос, выделывая странные акробатические трюки или гоняя и поедая тараканов. Он никогда не хулиганил, а в редких случаях, когда ронял еду или что-нибудь сдвигал, незаметно прибирался за собой. Он оставлял маленькие безобидные фекальные капсулы в том же переработчике, которым пользовалась она.

Это были единственные признаки не совсем животного мышления. Раз – и только раз – он ей подражал, повторив предложение буква в букву. Она пришла в шок, а он тотчас почувствовал реакцию. С тех пор он больше не попугайничал.

Спали они в одной кровати. Иногда во сне Роза чувствовала, как он легонько тыкается теплым носом, обнюхивая ее кожу, словно питомец мог учуять через поры подавленные настроения и эмоции. Иногда он тер ей шею или давил на спину своими маленькими твердыми ручками, и в благодарность где-нибудь в теле обязательно расслаблялись напряженные мускулы. Днем она такого не допускала, но ночью, во сне ее дисциплинированность давала сбой, и между ними воцарялся тайный сговор.

Инвесторов не было больше шестисот дней. Она смеялась при мысли о своей будущей сделке.

Паучью Розу больше не пугал звук собственного смеха. Она даже снизила дозировки супрессантов и ингибиторов. Питомец казался намного счастливей, когда счастлива она, и с ним рядом древняя грусть переносилась намного легче. Одна за другой Роза начала пересматривать старые травмы и обиды, прижимая к себе питомца и роняя слезы исцеления на его поблескивающий мех. Одну за другой он слизывал слезы, чувствовал их эмоциональную химию, принюхивался к дыханию и коже, обнимал, пока хозяйку сотрясали рыдания. Воспоминаний оказалось так много. Она чувствовала себя старой, ужасно старой, но в то же время испытывала новое ощущение цельности, позволявшее выдержать возраст. В прошлом она много чего наделала – много жестокого, – и никогда не сталкивалась с беспокойством от чувства вины. Раньше она перемалывала его в труху.