Текст книги "Тень Ирода"

Часть IV
ИСТИНА

По смерти же Ирода, – се, Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте.

И говорит: встань возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца.

Он встал, взял Младенца и Матерь Его и пришел в землю Израилеву.

Святое Благовествование от Матфея

Глава 2, 19—21

32

Было уже двадцать второе число. И было два часа дня, когда он решил ехать на квартиру, где оставил Инну Светлову. До встречи на Миусской площади оставалось еще пять часов. Если Дима Виноградов успел уйти из монастыря. Если он успел уйти.

Уже в аэропорту он увидел специальное бюро, помогавшее пассажирам добраться до города. Нужно было заплатить двести двадцать тысяч, что составляло почти пятьдесят долларов, и уставшему пассажиру предоставляли частный автомобиль, готовый отвезти его куда угодно. Все было нормально, если не считать того обстоятельства, что сами авиационные билеты зачастую стоили намного дешевле такой поездки на такси в один конец.

Тем не менее он исправно оплатил нужную сумму в кассу и уже через минуту ехал в город в довольно старом «жигуленке» темно-вишневого цвета. По дороге, несмотря на все попытки водителя завести разговор, он отделывался односложными ответами или, откинув голову назад, думал о чем-то своем. Через сорок минут водитель подвез его к дому.

Обычно Дронго никогда не подъезжал к этому дому, служившему ему своеобразным укрытием во время его вояжей в Москву. Он слишком ценил свою независимость, чтобы позволить еще кому бы то ни было узнать о местонахождении этой квартиры. Поэтому он всегда сходил за два квартала до своего дома и, сделав несколько контрольных кругов, чтобы исключить возможность наблюдения, только затем добирался сюда.

Из-за конспирации он даже не стал оформлять на эту квартиру телефон, чтобы невозможно было узнать, кто именно занимает это жилище. Но теперь он слишком устал. Или просто не хотел больше обращать внимания на подобные мелочи. Он просто подъехал на такси прямо к дому и вылез из машины, кивнув на прощание своему водителю, подивившемуся такой немногословности пассажира.

Дронго медленно поднялся к себе. Постоял у двери, прислушиваясь. Все было тихо. В подъезде, когда он поднимался, не было ни одного человека. Он еще раз прислушался. Где-то на другом этаже играло фортепиано. Он коротко позвонил в дверь три раза.

Послышались осторожные шаги. «Наверное, она подошла к двери», – подумал он. Кто-то посмотрел в глазок, и лишь затем дверь открылась. На пороге стояла заспанная Светлова.

– Добрый день, Инна Алексеевна, – сказал он, входя в квартиру.

– Добрый день, – неловко улыбнулась женщина. – Кажется, я заснула.

Она была по-прежнему в своих несколько измятых темных брюках, темной водолазке. Волосы рассыпаны на плечах. Он посмотрел на ее ноги. Она была в его тапочках, но надетых на голую ногу, очевидно, свои колготки она уже сняла.

– Ну, как у вас дела? – спросила Светлова. – Все в порядке?

– Да, – сказал он, входя в ванную комнату, чтобы умыться, – мне удалось поговорить с матерью Димы.

– Вы узнали название монастыря?

– Конечно, узнал, – он довольно долго мылся, а потом так же долго вытирался полотенцем. Он обратил внимание, что другое полотенце было почти мокрым. И вышел из ванной комнаты.

– Простите, – сказал она, чуть улыбаясь, – я воспользовалась ванной в ваше отсутствие.

– Ничего, – отмахнулся он, – все в порядке.

– Я верну ваши тапочки, – всполошилась она, видя, что он снял туфли, оставшись в одних носках.

– Не беспокойтесь, – отмахнулся Дронго. – Вы мой гость, поэтому можете брать все, что вам нравится.

Он прошел в комнату, сел в кресло, закрыл глаза. Она прошла следом и села в кресло напротив него. В однокомнатной квартире стояли югославская стенка, диван-кровать, большой стол со стульями и два кресла с небольшим столиком. Кроме того, здесь же был небольшой телевизор.

– Рассказывайте, – попросила она, – вы нашли монастырь?

– Нашел, – подтвердил он.

– И не были там?

– Не был, – он по-прежнему не открывал глаз.

– Почему?

– За сорок минут до того, как я позвонил матери Виноградова, ей уже звонили и узнавали адрес этого монастыря. Этот неизвестный монах всего лишь двоюродный брат Димы. Его зовут Арсений. Кажется, я опять опоздал.

– Вы об этом так спокойно говорите...

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

– Да, вы правы. Кажется, я просто перегорел. В общем, я понял, что сделать все равно ничего не успею.

– Значит, Диму схватили? – В ее голосе не было ужаса. Может, она тоже слишком устала?

– Не совсем. Он успел уйти. Я позвонил из Ленинграда, вернее, из Санкт-Петербурга в Москву своим друзьям и попросил их предупредить Диму. Что они и сделали. Он успел уйти только чудом.

– Почему бы вашим друзьям не забрать у него документы? – спросила Светлова. – Вам не кажется, что они давно могли это сделать?

– Нет, он им не отдаст. Он отдаст документы либо вам, либо мне. Меня он уже видел в Никитском переулке и знает теперь со слов Агаева, что мне можно доверять. Вы представляете, в каком он сейчас состоянии? Затравленный, преследуемый, напуганный смертью своих товарищей. А вы хотите, чтобы он отдал чужим людям? Так не бывает. Он ни за что не отдаст. Просто не придет на встречу.

– А к вам он придет? – спросила она.

– Ко мне придет, – сказал он. – Я уже успел назначить ему такую встречу.

– Где? – спросила она.

Он покачал головой.

– Я пойду один. Слишком опасно ходить вместе. Два раза мы спасались только чудом. Третьего раза быть не должно.

Она передернула плечами.

– Вы опять мне не доверяете.

– Доверяю, – очень усталым голосом ответил Дронго. – Вы красивая молодая женщина. И я не хочу подставлять вас под пули. Это даже нечестно. На встречу я должен пойти один. Вот если у меня ничего не получится, тогда вы останетесь последней надеждой. Надеждой на получение документа и его разглашение. Хотя на вашем месте я бы его никому не отдавал. Слишком велик риск. Сделал бы просто копии и разослал по всем редакциям газет и журналов, особенно оппозиционных. Вот тогда мог бы получиться грандиозный скандал. И операция «Возвращение Голиафа» попала бы на первые полосы всех ведущих газет мира.

– Страшная картина, – покачала она головой. – Так вы можете свалить все руководство страны.

– Да, – кивнул он и вдруг спросил: – А вам, простите, нравится это руководство?

– Не знаю, – растерялась женщина, – я в политику не вмешиваюсь.

– А мне не нравится. Они лишили меня родины. Не той родины, в которую ныне превратилась моя республика, став яблоком раздора ведущих стран мира. И не той, в которой бесновались кретины из партийного аппарата и взяточники-чиновники. И не той родины, которая сегодня в едином националистическом угаре разделилась на пятнадцать частей и уже не может остановиться, продолжая дробиться и дальше. Абхазия, Карабах, Приднестровье, Крым, Чечня, северные области Казахстана, юго-западные области Таджикистана и так далее. Все это было моей большой родиной. Той самой, за которую я проливал кровь, был ранен, в которую я верил, которую любил. Теперь у меня нет ничего. Я же не могу осколки великолепной вазы называть маленькими вазочками и любить так же самозабвенно. Или лоскутки изорванной картины называть произведением искусства и повесить в своем доме один из пятнадцати таких лоскутков. Я этого просто не могу. И поэтому я их не люблю. И никогда не прощу им того, что они сделали.

– Вы философ, – несмело сказала женщина. – У вас своя идеология.

– Идеология «потерянного гражданина», – усмехнулся Дронго. – Говорят, в американской литературе есть такое понятие, применимое к целой плеяде блестящих прозаиков, – «потерянное поколение». Так вот, мы – миллионы бывших советских граждан – поколение «потерянных граждан». Мы еще создадим свою великую ностальгическую литературу как плач по великой стране, в которой мы все жили. Мы еще создадим искусство. Ностальгии по тем незабвенным временам, которые навсегда канули в Лету. Мы еще будем напоминать о себе своим плачем по «павшему Риму», оплакивая то, что мы никогда не сможем вернуть или возродить.

– Интересно, – сказала без всякого выражения женщина. – Не думала, что вы так сильно втянулись в эту проблему. Мне казалось, что вы только профессионал, честно отрабатывающий свой хлеб.

– Напрасно, – возразил Дронго. – Я всегда берусь только за те дела, которые меня лично волнуют. И в которых твердо знаю, на чьей стороне.

– А сейчас вы на чьей стороне? – засмеялась Светлова.

– На своей, – очень серьезно ответил Дронго. – Сейчас моя самая главная задача – получить эти документы. Вы меня извините, пойду приму душ.

– Конечно, – кивнула женщина. – Вы не опоздаете на встречу с Димой? – Нет, конечно. Я помню о встрече.

Он поднялся и снова пошел в ванную комнату. Раздевшись, простоял под горячей водой не больше минуты. Обычно он стоял так гораздо дольше. Он это часто делал, снимая с себя таким образом усталость. Затем снова оделся и вернулся в комнату.

Она смотрела телевизор. На часах было около четырех часов дня.

– Вы есть будете? – спросила женщина. – Я приготовила жареную картошку. Простите, я больше ничего не умею.

– Нет, спасибо. – Есть он действительно не хотел. Вместо этого он принес с кухни стакан горячего чая и блюдце с вареньем, стоявшее в холодильнике. И только потом сел напротив нее. Телевизор его вообще не интересовал. Он смотрел на нее. Длинные ноги, чуть грубоватые пальцы рук. Она была по-своему симпатична: светлые волосы, прямой нос, умные глаза с какой-то сумасшедшей искринкой.

Она поймала его взгляд.

– Что-то не так? – спросила она.

– Вы довольно красивая женщина, – откровенно сказал он.

Она улыбнулась.

– Только не говорите мне это сейчас. За два дня вы впервые обращаете на это внимание.

– Да, действительно глупо, – сказал он, словно обращаясь к самому себе. – Я просто все время думал о Диме, забывая, что рядом со мной такая женщина.

– Ничего, – улыбнулась она, – я не обижалась.

И тогда он молча поманил ее пальцем. Поцелуй был долгим. В конце поцелуя он неловко дернул рукой, и блюдце с вареньем упало прямо на брюки женщины. Она вскочила.

– Простите, – улыбнулся он, – я, кажется, разучился быть Дон Жуаном.

– Ничего, – засмеялась она, – я сейчас все вытру.

– Это не то варенье, – сказал он, – там слишком много сиропа, – лучше снимите брюки. Вы все равно сегодня никуда не пойдете.

Она бросила на него лукавый взгляд, но ничего не сказала. Прошла в ванную комнату, минут пять повозилась там. Потом крикнула:

– Дайте мне простыню!

Он принес ей простыню, передал за закрытую дверь. И снова вернулся в комнату. Она вышла через минуту. Уже сняв брюки и водолазку, в одной простыне. И сразу пошла к нему. Второй поцелуй был не менее продолжительным.

Его горячие сильные руки трогали ее тело. «Как все это глупо, – пронеслось у него в голове, но он уже свалил ее на диван и ласкал ей ноги, опускаясь все ниже и ниже. И лишь когда достиг колен, вдруг сел и как-то странно повел себя, снова закрыв глаза. Она лежала на диване, глядя на него и ничего не понимая.

– Что случилось? – спросила она. – Тебе нехорошо?

Она поднялась на локте.

– У тебя дома есть какое-нибудь лекарство?

– Нет, – покачал он головой. – У тебя что-нибудь болит? – Женщина действительно встревожилась. «Только очень веская причина могла остановить его в такой момент», – несколько самоуверенно подумала она.

– Душа.

– Что? – не поняла Светлова.

А он вдруг посмотрел на нее и тихо спросил:

– Как тебя зовут? – Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но ничего не сказала, а только с ужасом смотрела на сидевшего рядом с ней человека.

– Как тебя зовут? – снова спросил Дронго. – Я ведь уже понял, что ты не Инна Светлова.

33

Они сидели в кабинете снова втроем. Был вечер двадцать второго числа. До президентских выборов оставалось меньше месяца. Заместитель директора ФСБ читал сообщение аналитиков. Оба офицера – Мамонтов и Панков – молчали, давая ему возможность самому оценить прогнозы аналитического отдела.

Сведения были неутешительными. Только подтасовка голосов сразу по нескольким регионам могла принести успех нынешней власти. И хотя в бывшем Советском Союзе всегда выполняли своеобразный план по голосовавшим, отчитываясь за почти стопроцентный результат, в нынешних условиях сделать это было чрезвычайно трудно. Многие бывшие республики большой страны, оказавшиеся ныне самостоятельными государствами, также проводили свои национальные выборы, и очень часто подтасовка результатов была сейчас нормой этого фарсового действа. Но провести подобное в России было очень сложно. Значит, оставалось одно – введение чрезвычайного положения. Или проигрыш на выборах, что для многих нынешних политиков и чиновников было равнозначно почти абсолютному краху. Массовая коррупция, какой еще не знала человеческая история, невиданное разграбление огромной страны, бывшей некогда одной из самых сильных стран человеческой цивилизации, миллиардные состояния, наживаемые на продаже природных ресурсов, торговля оружием, стратегическими запасами, государственными секретами, наконец, государственный переворот и расстрел парламента – за все это пришлось бы отвечать, и отвечать по самым строгим нормам существующего права. Поэтому победа оппозиции на президентских выборах могла означать только одно – политическую и экономическую смерть тех, кто за неполные пять лет так успешно издевался над собственным государством, насилуя его при всех удобных случаях.

Заместитель директора дочитал сообщение аналитиков и поднял глаза на офицеров. В них было бешенство.

– Столько провалов! – вдруг закричал он, бросая документы на стол. – Упустили Агаева из здания ФСБ, устроили дурацкую засаду в Никитском переулке, ничего не смогли сделать на ВДНХ! Можно подумать, что я работаю с идиотами!

Панков, привыкший к подобным оскорблениям, слушал равнодушно, Мамонтов, наоборот, побагровел.

– Докладывайте, – разрешил наконец заместитель директора.

Мамонтов переглянулся с Панковым. Тот кивнул головой, предоставляя тому право говорить первым.

– Нам удалось выяснить, что Агаев и Виноградов встретятся на ВДНХ с этим Дронго, – начал докладывать Мамонтов. – В результате нашей операции капитан Агаев застрелился, поняв, что он обречен, и этим самым дал знак стоявшим где-то недалеко остальным участникам встречи.

– Это вы считаете своей заслугой! – снова взорвался заместитель директора.

– Нет, – спокойно ответил Мамонтов, – это мы считаем нашим проколом. Но затем нам удалось установить, что Дронго и капитан Светлова поехали на квартиру, которую снимал Дронго. В интересах операции мы не вели плотного визуального наблюдения и держались в некотором отдалении от них. Дронго слишком хороший профессионал, чтобы не заметить ведущегося за ним наблюдения.

После этого он выехал в Санкт-Петербург на встречу с матерью Виноградова. Мы вовремя получили эти сведения и сумели установить, где именно прячется старший лейтенант Виноградов. Это оказался монастырь в Подмосковье, где работал его двоюродный брат Арсений, сын сестры его матери. Монаха мы уже взяли, и теперь с ним работают наши люди. Но, судя по всему, ничего о документе он не знает.

Дронго, узнавший от матери Виноградова, что мы звонили, сильно встревожился и перезвонил в Москву, надеясь предупредить самого Виноградова. Нужно сказать, что это ему удалось и кто-то успел предупредить старшего лейтенанта. Сейчас мы выясняем, кто именно это сделал.

– Долго копаетесь! – снова не сдержался генерал.

– Через час мы уже будем знать точный адрес, – успокоил его Мамонтов. – Дело в том, что мы сразу взяли под контроль все телефоны в монастыре. Прервать разговор не успели, а записать его смогли, и теперь все выясняем.

Судя по разговору, решающая встреча состоится сегодня в семь часов на Миусской площади. Сам Дронго попросил приехать туда Виноградова, чтобы получить нужный ему документ. Мы держим всю ситуацию под контролем и уже сегодня вечером арестуем обоих.

– Чтобы опять не было проколов! – строго заметил заместитель директора. – Докладывайте вы, – разрешил он Панкову.

– У меня короткое сообщение. Еще два дня назад, когда вы сказали нам, что против нас действует сам Дронго, я понял – все традиционные методы решения против этого профессионала не годятся. Он сразу разгадает любой наш ход. И тогда мы придумали нетрадиционный ход с подставкой ему нашего человека, чего он никак не мог ожидать.

Именно благодаря этому нам удалось точно установить место и время встречи в Никитском переулке, место и время встречи на ВДНХ, узнать, где находится квартира Дронго, в которой скрываются он сам и Инна Светлова. Наконец, благодаря этому мы смогли узнать, куда поедет Дронго, и раньше его выйти на родителей Виноградова и на его брата Арсения.

– Нетрадиционный ход, – покачал головой заместитель директора. – Вы уверены, что он попался на вашу удочку и теперь вы полностью контролируете ситуацию?

– Почти наверняка, – улыбнулся Панков. – Он доверяет офицеру, оказавшемуся вместе с ним в критической ситуации. Более того, он доверяет ей настолько, что оставил одну, улетев сам в Санкт-Петербург. И пока наши люди очень осторожно вели его там, нам удалось даже установить у него на квартире нашу аппаратуру. Он не сможет даже думать или говорить без нашего присутствия. Ваш Дронго оказался не таким уж страшным. Просто он попался на элементарную уловку, поверил женщине, не поняв, что именно происходит.

– Он может все вычислить, – напомнил заместитель директора. – С ним всегда бывает столько проблем. Не забывайте, он настоящий профессионал. Я бы так не рисковал и просто арестовал бы его.

– Нельзя, – терпеливо возразил Панков, – он последняя ниточка, связывающая нас с Виноградовым. Тот его знает уже в лицо. Он видел Дронго в Никитском переулке и знает со слов Агаева, что это тот самый человек, которому он может отдать документ, похищенный из ФСБ.

Он не стал напоминать о досадной оплошности Мамонтова, чтобы не нарываться лишний раз на раздражительную реплику заместителя директора.

– Так, – подвел итоги совещания заместитель директора, – завтра уже двадцать третье число. Надеюсь, что сегодня вечером вы все сделаете нормально. Буду ждать вашего доклада ровно в девять вечера. Кстати, вы так и не сказали, кого это вы послали вместо Светловой.

– Cпециалиста, – улыбнулся Панков, – настоящего профессионала. Мы сразу поняли, когда Дронго позвонил в МУР, что он попытается найти Светлову. И успели быстро заменить ее нашей сотрудницей. Он ведь никогда в жизни не видел фотографии Инны Светловой, а значит, мог поверить кому угодно.

– Что с настоящей Светловой? – спросил заместитель директора. Панков, на которого он смотрел, перевел взгляд на Мамонтова. Тот пожал плечами, давая понять, что этот вопрос уже не должен никого волновать.

34

– Как тебя зовут? – чудовищно спокойным голосом спросил Дронго. – Я ведь уже понял, что ты не Инна Светлова.

Женщина замерла, словно боясь шевельнуться. Затем вдруг резко подняла ноги, с силой отталкивая от себя Дронго. И, вскочив, бросилась к своей сумке, лежавшей на столе. Он с интересом следил за ней. Она схватила сумку, открыла ее и... не обнаружила там своего пистолета. И только после этого с ужасом посмотрела на Дронго.

– Тебе нужен пистолет? – спросил он, не меняя тона. – Он у меня, – наклонившись, достал оружие из-за дивана. – Пока ты была в ванной комнате, я его туда спрятал.

– Дурак! – истерически расхохоталась она. – Вы слышите, какой он дурак! – захлебывалась она. – У тебя нет ни единого шанса. Нас слушают. И все твои слова уже давно слышали десятки людей. Через секунду они будут здесь. Тебе не уйти живым. Отдай мне пистолет, он все равно тебе не понадобится.

– Сядь, – приказал Дронго, указывая пистолетом на кресло. – И прикройся чем-нибудь. Не стой передо мной голой, это неприлично. – Он бросил ей простыню.

Женщина сжала зубы, но не стала возражать. «Все равно у этого типа в запасе всего несколько минут, – подумала она. – Пусть покуражится». А сам Дронго, казалось, не понявший всей серьезности угрозы, спокойно смотрел на нее. И в его взгляде была насмешка, особенно беспокоившая «Светлову».

– Вы не сказали, как вас зовут, – напомнил Дронго, – это невежливо. Сидеть голой в квартире чужого мужчины и не говорить своего имени.

– Иди ты к черту! – посоветовала она. Потом наклонила голову. – Слушай, как ты меня расколол? Я думала, ты никогда не догадаешься.

– Это было действительно почти невозможно, – признался Дронго. – Я ведь видел, как звонил Агаев и договаривался со Светловой. А потом приехала ты. Эффект был абсолютный. Я просто недооценил оперативности ФСБ. Они успели убрать настоящую Светлову и прислать тебя вместо нее. Конечно, придумано было гениально, и я это признаю.

Она слушала его, не перебивая.

– Подозрения у меня возникли еще в Никитском переулке. Профессиональный офицер ФСБ, каким все-таки был, несмотря на всю свою молодость, Дима Виноградов, не мог не заметить своего коллегу даже в темноте. Он ведь успел заметить меня и запомнить мое лицо. Но тогда я списал все на нервозность обстановки и отсутствие освещения. Потом были события на ВДНХ. Уже тогда я понял, что нас выдали. Но кто? Сам Виноградов – не получается. Застрелившийся Гамза Агаев тоже не подходит. Я даже сначала подумал, что, может быть, передо мной разыграли комедию и Агаев не застрелился. Но потом понял, что все было настоящим. Да и боль на лице погибшего нельзя было сыграть.

И, наконец, мой визит в Санкт-Петербург, о котором знали два человека – ты и мой друг, которому я обычно звоню. И снова меня кто-то опередил. Но на тебя я думать не хотел, пока не увидел сотрудника милиции с пистолетом. Понимаешь, с пистолетом!

Она молчала, сохраняя презрительное выражение на лице. Дронго встал, взял ее сумку со стола и вытряхнул содержимое на пол.

– У тебя была блестящая легенда, но они забыли об одной детали. Даже не забыли, просто не учли, что мы будем все делать вместе так долго. У тебя не было в сумочке твоего удостоверения. Обычного удостоверения сотрудника ФСБ на право ношения оружия. Ты могла бы мне соврать сейчас и сказать, что оставила документы на работе. Но опять не получается. Ты приехала из МУРа, а чтобы войти туда, нужно было показать свой документ, в котором оговорено и право на ношение оружия. А у тебя в сумочке не было ни документов, ни паспорта. Тогда каким образом ты попала в здание МУРа? И, наконец, последний эксперимент.

Он помолчал, потом негромко спросил:

– Может, не стоит о нем говорить?

– Говори, – прорычала она.

– Я нарочно тебя поцеловал, – так же спокойно продолжал Дронго, – и нарочно пролил варенье тебе на брюки. Из меня действительно не получится никакого Дон Жуана. Я просто аналитик. И поэтому все рассчитал. Ты стащила брюки и, решив, что я тобой безумно увлечен, согласилась даже лечь со мной в постель. Но одну маленькую деталь ты забыла. Инна Светлова, настоящая Инна Светлова, всегда носила брюки из-за своего ранения в ногу. Рядом с коленом у тебя должен быть шрам. А его не было. Когда я так бережно ощупывал твои коленки, я не обнаружил шрама. Его просто не существовало.

– Негодяй! – бросилась она на него, забыв об оружии. Пока он унижал ее как профессионала, она еще терпела, но когда он стал оскорблять ее как женщину, она не выдержала. Напор был такой сильный, что он едва не выпустил из рук пистолет. Но силы были слишком неравными. Даже для очень хорошо подготовленной женщины-профессионала она не могла бороться с Дронго, вес которого превышал сто килограммов, а рост был метр восемьдесят семь. У нее просто не было шансов, и он, убрав оружие, связал ей руки за спиной простыней. После чего перенес ее снова в кресло.

– Подонок, мразь, сволочь! – кричала она изо всех сил, не понимая, почему ей на помощь не спешат коллеги. Дронго тем временем, достав вторую простыню, завязывал ей ноги. И только затем попросил:

– Не нужно так громко кричать, вы перепугаете всех соседей. А у них маленькие дети.

– Дурак! – кричала она. – Сейчас тебя арестуют и убьют!

– Не думаю, – усмехнулся Дронго. – Я ведь принял некоторые меры предосторожности. Я еще пока купаюсь для твоих друзей. Когда я пошел купаться, на всякий случай включил два скеллера, которые есть у меня дома. Нас теперь никто не слышит. Они слушают тишину, считая, что я все еще в ванной.

– Негодяй, – она, уже не выдержав, заплакала. К профессиональной обиде примешивалось и чисто женское унижение. Она сидела перед ним абсолютно голая, с завязанными руками и ногами, и беззвучно плакала, глотая соленые горькие слезы. Дело было даже не в ее провале. Дело было в том, как именно она провалилась, поверив в его поцелуи, в его объятия. Она купилась на самое интимное, самое сокровенное, что у нее было. Офицер ФСБ, она давно развелась со своим мужем и редко позволяла себе увлечься кем-нибудь из двуногих самцов. А этот Дронго ей действительно нравился – умный, талантливый, галантный, с чувством юмора. И все это он использовал против нее, обратив свои мужские достоинства в силу, а ее женское самолюбие – в слабость. Именно поэтому она и плакала, кусая губы от бешенства и неслыханного унижения.

Видимо, он понял ее состояние. Так больно ранить ее никак не входило в его планы. Он вытащил носовой платок и, подойдя, вытер ей лицо.

– Ладно, – сказал он примирительно, – успокойтесь. По логике вещей – я должен вас просто пристрелить. На вашей совести смерть Агаева. Да и настоящей Светловой наверняка давно нет в живых. А вместо этого сижу с вами и вытираю вам сопли. Успокойтесь.

Она мотнула головой, словно отбрасывая его руку с платком.

– Разрешите, я оденусь, – попросила она. – Мне неудобно так сидеть.

– Нет, – покачал он головой, – я не могу рисковать. Не обижайтесь. У меня не так много времени. Я должен уходить.

– Вы отсюда не выйдете, – напомнила она ему. – Они следят за подъездом и домом. У вас нет никаких шансов.

– Посмотрим, – улыбнулся он, – они ведь многого не знают. Как, впрочем, и вы. Из каждой мышеловки может быть несколько ходов. Главное, не брать с собой кусочек сала, лежащий в этой мышеловке.

Она не стала спорить. Только еще раз попросила:

– Дайте мне одежду. Я обещаю, что ничего не буду делать. Не буду с вами драться! Мне не хочется, чтобы они увидели меня в таком виде, когда сюда придут.

– Да, – согласился он, – вид у вас действительно не очень впечатляющий.

– Перестаньте, – отвернулась она, словно стесняясь даже его взгляда, – мне стыдно оставаться здесь в таком виде.

– Хорошо, – сказал он, кивнув в знак согласия, – я вас одену. Где ваше белье?

Он прошел в ванную комнату и принес ее брюки, водолазку, нижнее белье. Сложил все на диване и, открыв дверцу шкафа, начал что-то искать.

– Что вы ищете? – спросила она.

Он уже достал из шкафа какую-то серую коробку и вытащил небольшой пузырек с таблетками. Принес стакан воды из кухни.

– Вы хотите меня отравить? – спросила она. Смерть в этот момент была для нее избавлением от позора. – Только не сразу, – попросила она, видя, что он не отвечает, – сначала разрешите, я оденусь.

– Вы не поняли, – сказал он. – Я не собираюсь вас убивать. Сейчас вы возьмете эти таблетки и примете их. Не беспокойтесь, ничего опасного. Это обычное сильнодействующее снотворное.

Он бросил две таблетки в стакан, и они начали растворяться с характерным шипением. Она посмотрела ему в глаза.

– Когда вы уснете, – невозмутимо продолжал Дронго, – я развяжу вас и одену. Обещаю, ваши люди найдут вас полностью одетой и мирно спящей на диване. Можете рассказать, что я заметил ведущееся за мной наблюдение и дал вам снотворного, решив отсюда сбежать. Вот и все, что я смогу для вас сделать.

– Вы меня правда оденете? – это ее волновало более всего.

– Правда, – кивнул он, – не знаю почему, но я не умею воевать с женщинами, даже с такими стервами, как вы, лже-Светлова.

– Спасибо, – тихо прошептала она.

Он взял стакан и поднес ей ко рту.

– Пейте.

Она повернулась и последний раз посмотрела ему в глаза.

– Простите меня, – сказала она, – если можете.

И выпила весь стакан. Через полминуты она уже спала. Он развязал ее, перенес на диван и потом заботливо, как добрая нянька, одел, стараясь ничего не перепутать. На прощание он даже накрыл ее легким пледом.

Затем достал небольшой магнитофон и прокричал следующий текст:

– Я знаю, кто вы такая, Инна Светлова! Вот ваши «жучки», которые установили у меня ваши друзья. Как вы могли меня так обмануть?! Сейчас я позвоню от соседей и все расскажу. Документ давно у меня, я не хотел вам этого говорить.

После чего перемотал пленку с таким расчетом, чтобы его голос начал звучать в комнате ровно через две минуты. Отключил оба скеллера, забирая их с собой. И вышел на балкон, осторожно закрыв за собой дверь. Рядом был балкон соседней квартиры. Оба балкона застеклены и закрыты занавесками, так что с улицы не было видно, что между ними имеется проход. Он отодвинул шкаф и прошел на другой балкон. Это была квартира соседей... которую он купил два года назад, чтобы иметь возможность такого скрытого ухода.

Осторожно толкнул незапертую дверь балкона. Вошел в комнату. Здесь практически не было никакой мебели. Он подошел к двери, посмотрел в глазок и осторожно открыл. Все было спокойно. Дронго медленно начал спускаться по лестнице, глядя на часы. Он хорошо знал психологию. Ожидание в засаде, прослушивание чужих разговоров – это всегда ожидание чего-то невероятного. И именно такой шоковый крик, подобная белиберда сразу бьет по нервам, когда нужно принимать мгновенное решение. Раз «жучки» обнаружены, квартиру нужно быстро штурмовать, иначе обнаруживший их агент может сделать попытку уйти.

На размышление в подобных случаях, как правило, не бывает времени. А сидящие в засаде люди наверняка имеют не очень высокий чин и должны действовать по обстановке. В любой похожей ситуации приказ у них может быть только один: при обнаружении наблюдения и установленной аппаратуры немедленно арестовывать человека, за которым ведется наблюдение. Это незыблемый постулат любой контрразведки.

Дронго стоял на лестнице и ждал. Ровно через две минуты и тридцать секунд, когда его шокирующий текст прозвучал в эфире, к подъезду побежало сразу восемь человек. Еще две автомашины стали рядом с домом.

«Как они, однако, меня уважают», – с иронией подумал Дронго, выходя из своего подъезда. Разумеется, в такой момент на него никто не обратил внимания. Наблюдатели ломали наверху железную дверь, громко требуя немедленно ее открыть. Он улыбнулся и пошел по улице. До встречи с Виноградовым оставалось еще около двух часов.