Текст книги "Правь, Британия!"

Дотти встретила их сообщением, что во время их отсутствия звонил Папа.

– Он очень спешил, Мадам, уезжал в аэропорт. Сначала в Нью-Йорк, потом в Рио. У секретарши есть адреса. Мне показалось, что он расстроился из-за того, что не мог поговорить с вами.

Мад развела руками:

– Не надо было мне ехать. По крайней мере, хотя бы голос его услышала.

Похоже, она упала духом, – вовсе не в ее стиле. Эмма выгрузила все свертки на кухонный стол и спросила бабушку:

– Что значит – услышала бы его голос?

– То и значит.

Эмму охватила паника:

– Ты не думаешь, что он попадет в авиакатастрофу, или самолет угонят, или еще что-нибудь ужасное?

– Нет, милая, конечно, нет. Не бери в голову глупости.

Эмма представила себя сидящей рядом с Папой в лайнере, летящем в Нью-Йорк. Она была бы избавлена от расследований и всей этой суматохи, творящейся здесь, дома. Папа бы носился с ней, баловал, гордо представлял ее как «внезапно выросшую дочь». Нью-Йорк, Рио, кругом удивительное, новое, но, главное, спокойное и безопасное, никакой ответственности, кроме разве что польстить его гордости и выглядеть как можно лучше. Вместо всего этого она дома, как в осаде. Мад почти восемьдесят, мальчишки тоже не самостоятельны, и каждый новый день все более зловещ, несет в себе угрозу.

Она вышла прогуляться по полю и вниз к скалам – только для того, чтобы разбередить в себе чувство страха и отверженности, которое, как она была уверена, пробудит в ней вид Келливардского утеса. Море выглядело безмятежным. Ничего похожего на бурлящий котел, каким бухта была в субботу. Нет ни волн, ни катящихся гребней. Илистая поверхность Келливардо горбилась над спокойными водами, а сломанная пополам мачта напоминала согбенную человеческую фигуру. На горизонте, где-то у Додмана, виднелся приближающийся военный корабль. Эмма стояла и смотрела, как все яснее вырисовывается его серый силуэт. Военный корабль возвращался, чтобы снова бросить в бухте якорь. Поможет ли это прояснить ситуацию, хотя бы в отношении их самих, или будет только хуже? Полковник Чизмен относился к ним с бо́льшим пониманием, чем его заместитель, но теперь, когда обнаружен труп капрала, он может изменить свое отношение. А Уолли Шермен? Изменился ли он? Она повернула назад и снова выбралась на поле. Сколько часов занял бы перелет через Атлантику вместе с Папой? Приземлился ли уже самолет, встречают ли Папу друзья-бизнесмены в зале для особо важных персон?

Вернувшись домой, она увидела, что ребята шагают к дому от шоссе, где их высадил школьный автобус. Они все щеголяли галстуками с символикой СШСК, резким пятном выделявшимися у каждого на шее. Как всегда, первым выложил новости Колин:

– А уроков почти и не было, – заорал он, – только маршировали и пели новые песни. Мы выучили «Звездное знамя». А мисс Беркетт читала нам исторические рассказы об Америке. Угадай, что еще?

– Что?

– Приходила миссис Хаббард, дама с большими зубами. Она вела «беседу об Иисусе». Теперь это будет раз в неделю, но вести будет не она. Она только показывала нашей учительнице, как надо делать.

Эмма повернулась к остальным:

– Вам досталось то же самое?

– Нет. – Энди, похоже, хватило на сегодня. – Они все время переставляли нас в разные группы, мы теперь должны помогать своему соседу по парте. Раз за разом я попадал к девчонкам, и это было ужасно. Они ничего не делали, только хихикали и тыкали меня в спину. А потом у нас было «раздумье». Нужно было молча просидеть десять минут, а затем каждый по очереди вставал и рассказывал, о чем он думал.

– И что ты рассказал?

– Я сказал, что это дурацкая затея, об этом я и думал. Больше ничего. Так что меня быстренько усадили на место. Награды я не получил.

– А я получил, – сказал Сэм, и по его худому личику внезапно пробежала улыбка. – Такой новый значок, звезда – как на галстуке. Я думал о Спрае, как мистер Трембат подобрал его на пляже еще щеночком, какой-то отдыхающий бросил его, не хотел везти домой. И я рассказал, как его учили пасти овец и коров, как все его любили, а потом застрелили.

Терри, за день исчерпавший весь репертуар грампластинок, приковылял, чтобы присоединиться к шумной компании.

– Спорю, что они были потрясены.

– Не знаю, – ответил Сэм. – Мистер Эдивин и его коллеги приняли серьезный вид, и мистер Эдивин вручил мне звезду за яркое описание.

– «Беседа об Иисусе» куда лучше, чем раздумье, – настаивал Колин, пытаясь утащить у Терри костыль, – потому что после нее мы разыгрывали сцены из жизни Иисуса. Сначала решили разыграть сцену с хлебами и рыбами, ходили по классу, изображая, что раздают хлеба. По-моему, это было глупо. Я взял линейку и выгнал их всех, а когда мисс Беркетт спросила, что я делаю, и сказала, что нельзя быть таким жестоким, я ответил, что я – Иисус, изгоняющий менял из храма. После этого миссис Хаббард ушла. Сказала, что ей надо в другую школу. А мисс Беркетт все равно дала мне звезду.

После чая мальчишки по очереди выложили Мад школьные новости. К некоторому удивлению Эммы, бабушка, вместо того чтобы позабавиться, разозлилась.

– Никогда в жизни не слыхала такой… – заявила она, используя слово, услышанное, вероятно, от Бена. – Как они осмелились изменить программу, не предупредив родителей, родственников, опекунов? Если это начало КСН, или как там они это называют, то чем раньше разразится скандал в министерстве образования, тем лучше. Хотя в будущем министерство, верно, будет совместным, и во главе его поставят какую-нибудь полную идиотку вроде Марты Хаббард. Я склоняюсь к тому, чтобы дети сидели дома. Буду учить их сама.

– Это запрещено законом, – сказала Эмма.

– Не важно. Пусть подают на меня в суд. Эти жуткие галстуки… не могу поверить, что их надо носить в обязательном порядке. И почему о христианстве нельзя говорить прямо и откровенно? Беседы об Иисусе, надо же! Все равно, – заметила она. – Я бы много отдала, чтобы увидеть, как Колин изгонял менял из храма.

Она включила телевизор, и на экране, как обычно теперь, появились улыбающиеся президент и королева, стоящие рядом у Белого дома.

– Ну сколько можно, – простонала Мад. – Это же совершенно неприлично. И куда, черт возьми, смотрит принц Филипп?

– Полагаю, он все еще в гостях у индейцев, – ответила Эмма.

– Если во время визита президента сюда устроят то же самое и его посадят в карету и повезут открывать заседание парламента, то один человек точно сойдет с ума, глядя на это, – наша Дотти. Выключи!

– Подожди, – предупредила Эмма, – может, сообщат что-нибудь о капрале.

Но ничего не сообщили. Бо́льшая часть программы была отведена предстоящему в конце недели Дню благодарения, а так как после почти двухсотлетнего перерыва Соединенное Королевство воссоединилось со своей бывшей колонией, празднования пройдут особо торжественно и будет объявлен всеобщий выходной.

Позже зазвонил телефон. Эмма сняла трубку. Это был Уолли Шермен. Голос его звучал довольно подавленно.

– Это вы, Эмма? – сказал он. – Это Уолли. Мы вернулись в лагерь.

– Я поняла. Видела, как сегодня днем в бухту возвращался корабль.

– Правильно, – подтвердил он и после секундного колебания добавил: – Слышал, что у вас были неприятности. Мне очень жаль.

– Нам тоже.

Он вновь заколебался.

– Я звоню вам потому, что они не совсем закончились. То есть надеюсь, что лично у вас все будет в порядке, но в вашем районе опять ужесточаются правила. Видите ли, нашли тело капрала Вэгга. Мы провели вскрытие и определили, что он умер до того, как попал в воду. Голова довольно сильно повреждена, но установить причину смерти мы не смогли. Может, он упал со скал на камни и шторм потом унес его тело, а может, его столкнули. Никаких доказательств нет. – Он кашлянул.

– Я сожалею, – сказала Эмма. – Какой ужасный случай.

– Дело в том, – продолжал лейтенант, – что по радио или телевидению ничего не сообщат, так же как и в газетах, потому что это плохо с точки зрения пропаганды, но начальство очень недовольно. Они не считают, что это несчастный случай, но обвинить им некого. Так что в вашем районе грядут строгие правила. С нашей стороны прекращаются всякие контакты с местным населением. Это означает, что я не могу теперь прийти к вам в гости. Я думал, что лучше предупредить вас об этом.

– Вы очень добры, – поблагодарила Эмма.

– Как бы то ни было, но ничего не поделаешь. Жаль, что все так получилось. По новым правилам нельзя даже разговаривать с вами по телефону.

– Подождите, – сказала Эмма. – Вы упомянули новые строгости. Что это значит конкретно?

Опять возникла неловкая пауза.

– Честно говоря, я и сам точно не знаю. Хотел только предупредить. Спокойной ночи.

Эмма положила трубку. Что теперь будет? Мад уже поднялась наверх, легла спать. Эмма выключила свет в прихожей и, задумавшись, осталась стоять в темноте.

Глава 16

Выяснилось все довольно скоро. На следующее утро, после того как ребята отправились в школу, Дотти отозвала Эмму в сторонку и попросила съездить в Полдри без Мад и привезти кое-какие продукты и вещи из списка, что вчера куплены не были.

– Вот всегда так, – посетовала Дотти, – когда дашь Мадам волю делать покупки. Кто будет есть всю эту колбасу? Тебе придется отвезти ее обратно, а туалетная бумага, конечно, вещь нужная, но ведь есть ее не станешь. Вот список, и следуй ему, моя дорогая, попробуй выскользнуть, пока она тебя не позвала.

Эмма пошла к гаражу и увидела, что там ее ждет Джо, держа в руках пустой бак из-под керосина.

– Можно я поеду с тобой? – попросил он. – Нужно налить бак, уже холодно, и в парнике должен работать обогреватель. Да и по прогнозу ожидается похолодание. Засуну его в багажник.

Эмма обрадовалась, что Джо составит ей компанию. Занятая разными делами, она вчера едва словом с ним обмолвилась, да и сам он по заведенной им привычке проводил бóльшую часть времени в огороде, по «изящному» выражению Терри, «копаясь кверху задом в навозе». Эмма рассказала ему о вчерашнем телефонном разговоре с Уолли Шерменом.

– Похоже, – не то усмехнулся, не то проворчал Джо, – что твой драгоценный лейтенант огорчен тем, что к нам запрещено появляться. Если б не это, бьюсь об заклад, он бы еще вчера примчался.

– Не знаю, – ответила она. – Он был в таком замешательстве, что это не было похоже на извинения человека, который просто не может прийти на назначенное свидание.

– А свидание было назначено?

– Нет, конечно, не было.

Когда они подъехали к шлагбауму у подножия холма, часовой пометил их пропуска и наклейку на ветровом стекле красными крестами.

– Зачем это? – спросила Эмма.

– С завтрашнего дня по этой дороге запрещен проезд частных автомобилей с местными пропусками. Придется пользоваться общественным транспортом.

– Почему?

– Приказ коменданта. Когда запрет будет снят, вам сообщат. – Он дал знак проезжать.

Сняв ручной тормоз, Эмма с негодованием обернулась к Джо:

– Неужели они это сделают? Как теперь люди будут добираться в город? От нас в Полдри только два автобуса в день.

– Нам все равно надо заправиться, – сказал Джо, – бак почти пустой.

Заправка, где они обычно покупали бензин, располагалась ближе к берегу, но, когда Эмма повернула туда, они увидели, что на колонках висят таблички «бензина нет», а на окне маленького домика, где обычно сидел кассир, нацарапано «закрыто».

– Сможем мы дотянуть до Полдри и обратно? – спросила Эмма.

– Еле-еле, но хватит.

– Вот о чем предупреждал меня лейтенант Шермен. Разве можно так делать? Разве у них есть такое право?

– Полагаю, что, если власть у оккупантов – а все больше и больше становится ясно, что так и есть, – они могут делать почти все, что угодно.

Сегодня очередь в супермаркет была поменьше, чем вчера, – большинство людей уже запаслись продуктами, – но в самом магазине царило значительно более подавленное настроение.

– Мне очень жаль, – старший продавец протянул назад составленный Дотти список, – но некоторых продуктов у нас нет. Грузовик, который должен был прибыть вчера, так и не появился, а сегодня утром нам сообщили по телефону, что он задерживается на неопределенный срок.

Эмма не стала возвращать колбасу, которая, очевидно, еще потребуется. Она собрала с полок все, чем можно кормить мальчишек, и вышла. Джо ждал на улице.

– Керосина нет, – объявил он. – Вчера продали последние запасы. Говорят, что задержали поставки, но где и почему, неизвестно. Стоит ударить заморозкам – и конец моей рассаде.

На улице стояли, беседуя, небольшие кучки людей. До Эммы долетали обрывки разговоров. «Один из них утонул, а теперь мы все должны мучиться из-за этого…» – «Говорят, он был пьян, вышел из „Приюта моряка“ и свалился вниз головой с обрыва возле Адского утеса…» – «Не знала об этом. Во всяком случае, он точно ухаживал за Миртл Трембат, а ты знаешь Джека, он такой вспыльчивый…» – «Что же, одно с другим сходится, правда?» – «Почему же тогда никто не признается? Зачем на нас это вымещать?»

Эмма потянула Джо за рукав:

– Пойдем.

Ей показалось, что несколько человек смотрят на них, и это подтвердилось, когда один мужчина, однажды чистивший им дымоход – и очень, кстати, плохо, больше его не приглашали, – пробормотал своему спутнику: «Некоторым хоть бы хны…», подчеркнуто уставившись на колбасу, выпирающую из Эмминой корзины. Похолодание повлияло и на настроение людей. В воздухе витала враждебность, и Эмма, вероятно из-за обостренного чувства вины, принимала все на свой счет: недоброжелательность, направленную если не на нее лично, то на всех обитателей дома на вершине холма. Заметно было еще и то, что вчера и сегодня, как неделю тому назад, не видно морских пехотинцев в увольнении.

Эмма и Джо переходили улицу, направляясь к своей машине, когда перед ними остановился маленький синий автомобиль сестры Беннет. Она высунула в окно голову.

– Они не могут поставить красную отметку в пропуске ни мне, ни доктору. Правда, пришлось дать им список людей, которых я посещаю, чтобы они меня контролировали. Знаю, кто разозлится пуще всех, – конечно, мой зять Джек. Говорит, не будет отвозить молоко на завод, откуда его забирают военные, будет, как в старые добрые времена, самолично продавать людям в округе.

– Сестра Беннет, кто это «они»? – спросила Эмма.

Сестра кивнула в направлении гавани и лагеря на пляже Полдри.

– А ты что, не понимаешь? – отпарировала она и, прихватив саквояж, вылезла из машины и направилась в дом, из окна которого уже нетерпеливо выглядывало чье-то лицо. – У миссис Уильямс вот-вот начнутся роды, – сообщила она Эмме. – Детям нельзя запретить появляться на свет из-за того, что погиб какой-то солдат.

Так, все об этом знают, подумала Эмма. Знают не то, как и почему это произошло, но знают, в чем причина новых правил, ограничений, приказов, нехватки продуктов и бензина. А уж кто виноват, люди решают сами, исходя из своего жизненного опыта.

Мимо проехала еще машина, точнее, попыталась проехать, но остановилась, так как Эмма в этот момент открыла дверь со стороны проезжей части. За рулем был мистер Либби из «Приюта моряка», но как он отличался от вчерашнего мистера Либби – настырного торговца, пытавшегося продать Мад ящик калифорнийского вина. Он был напряжен, мрачен и, не заметив Эмму, окликнул кого-то на другой стороне улицы. Эмма узнала его конкурента, владельца другого паба.

– Джим, морские пехотинцы и к тебе не могут теперь попасть? – крикнул мистер Либби.

Тот кивнул:

– Похоже на то. Плохо, конечно, но я переживу. А вот к тебе клиентам, кроме как пешком, не добраться, а кто нынче любит ходить? – Он заулыбался.

– Пойду попробую умаслить коменданта. Почему честные торговцы вроде меня должны страдать за чьи-то проступки. – Мистер Либби сердито рванул машину на середину улицы и умчался, чуть не сбив старушку, переходившую дорогу.

Джо посмотрел ему вслед.

– Хорошо бы у него не хватило бензина, чтобы туда доехать, – пожелал он.

– У него хватит, – зло бросила Эмма. – Небось вчера вечером полные канистры себе залил у морских пехотинцев, перед тем как их закрыли в лагере.

Теперь не только «мы» и «они», подумала Эмма, а и местные разделились. Непонятно, кто за что и о чем думает каждый. Постовой у шлагбаума улыбнулся, глядя на красную метку на ветровом стекле, и сказал, пропуская их:

– Теперь не скоро увидимся, правда?

Эмма не ответила. Стрелка указателя топлива уже уперлась в отметку «запасной бак». Они все же поднялись на холм, подъехали к дому и на тарахтящем двигателе добрались-таки до гаража.

– Доехали, – сказала она Джо, – еле-еле хватило.

Джо мрачно вытащил корзину с покупками. Их норма масла – полтора фунта – лежала на колбасе.

– Не масло нам нужно, а винтовки, – процедил он.

Эти слова могли принадлежать Терри, но не Джо, подумала она. Предвестие будущих перемен?

– Я тоже чувствую нечто подобное, но что в этом толку? Если бы не случившееся на прошлой неделе, то не было бы этих ограничений и ужесточений местных мер безопасности.

– Знаю, – ответил Джо, – но от этого не легче.

– По нашей вине убит солдат. Ребенок не понимает, что правильно, а что нет.

Джо захлопнул дверь машины и направился к выходу из гаража.

– Эмма, не заводи шарманку, на меня это не подействует. Можешь с тем же успехом вернуться к доисторическим временам и выяснить, кто первым бросил камень из пещеры. У Энди это был порыв, как у первого человека, защитившего свой клочок земли от незаконного пришельца.

– Если это твои аргументы, то вся цивилизация – пустой звук. Никакого прогресса.

– И правильно. Как ты раньше этого не замечала? Читать и писать я не умею, могу только работать руками, а не головой. Вот почему, если придет нужда, этими же руками я буду защищать свой дом.

В молчании они дошли до дома. «Что толку, – думала Эмма, – в том, что мое образование, прочитанные книги, беседы взрослых, таких как Папа и Мад, научили меня при любых обстоятельствах видеть обе стороны медали? Как я или любой другой можем судить о конечном решении? Морская пехота по праву ввела ограничения. Общество по праву недовольно. Равновесие полное».

– Знаешь, Джо, – сказала она, – мы забываем о том, что лежит в основе всего, если применить это к нашему случаю. Бедный капрал Вэгг шел сюда не драться с Терри, а хотел извиниться и пожать ему руку.

– Да, это так, – ответил Джо, – и он умер с чистой совестью. Но Энди же не мог знать, зачем сюда идет капрал Вэгг? Так что твоя основа правильного и неправильного шатается и падает оземь, как капрал Вэгг.

Джо понес корзину на кухню. Эмма не пошла с ним, ей не хотелось объяснять, почему она привезла так мало продуктов из списка. Вместо нее это сделает Джо, тем более что у него вдруг прорезался дар аргументированно спорить.

Она прошла к парадному входу и увидела, что бабушка вместе с Беном собирают в мешок еловые шишки. Мад всегда нравилось это довольно бесполезное занятие, хотя она потом забывала сжигать шишки, особенно если никто не напоминал ей об этом. В подвале их были целые груды.

– Привет, дорогая! – радостно крикнула Мад. – Мы с Беном трудимся как негры.

Не слишком удачная фраза, если задуматься, решила Эмма, но трехлетний Бен вряд ли мог обидеться. На его голове красовалась шерстяная шапка с огромнейшим помпоном, и выглядел он будто на иллюстрации из старинного миссионерского журнала.

– Конец поездкам за покупками на машине, – объявила Эмма. – Теперь будем ездить на автобусе, если и его не отменят, а то придется топать на своих двоих.

– В чем дело? Ты попала в какую-нибудь историю?

– Нет. Наше разрешение на проезд отныне недействительно. Местным машинам нельзя ездить: правила ужесточились. – Любопытно, что, хотя она не хотела рассказывать все это Дотти, боясь ее раздражения, сейчас она втайне получала удовольствие, наблюдая, как реагирует на новости Мад. – По правде говоря, – непринужденно добавила Эмма, – я знала, что будет нечто подобное. Вчера вечером звонил лейтенант Шермен и предупредил меня.

– Ах, вот в чем дело. – Бабушка подсела под мешок и забросила его на правое плечо. В какую-то ужасную секунду она выглядела в точности как мистер Уиллис, когда тот забрасывал на спину труп капрала.

– Они провели вскрытие, – продолжала Эмма. – Ничего не доказать, но они подозревают самое худшее. Хотя арестовать они никого не могут, зато собираются всем здешним устроить веселую жизнь, и мы тут ничего не поделаем.

Мад принялась беззвучно насвистывать. Дойдя до дома, она высыпала шишки из мешка в корзину для дров, потом прошла в прихожую и подняла трубку телефона.

– Лучше не звонить коменданту, – предостерегла Эмма. – В списке подозреваемых мы на втором, если не на первом месте.

– Я не собираюсь звонить коменданту. Хочу узнать, здесь ли еще наша уважаемая депутат парламента или уже упорхнула обратно в Вестминстер.

Прошло минут пять или даже больше, пока Мад наконец дозвонилась. Нет, депутат еще не покинула Корнуолл, но должна уехать сегодня во второй половине дня. Миссис Морхаус очень занята, но, возможно, побеседует, если вопрос срочный. Ваше имя, пожалуйста? Эмма, присев на пол у ног бабушки, еле слышала холодный голос секретарши. Мад назвала фамилию и имя Папы.

– Алло? – прозвучал медовый голос депутата от Среднего Корнуолла. Эмма представила себе, каким непринужденным шутливым тоном заговорил бы Папа, если бы звонил действительно он.

– Нет, – ответила Мад депутату, – это не Виктор, это его мать. Я звоню из Треванала, район Полдри.

Возникла пауза – миссис Морхаус спешно перестраивалась. С банкиром она пообщалась бы, а вот актриса – совсем другое дело.

– Да, – сказала она намеренно холодно, – чем могу служить?

– В Полдри возникли определенные трудности. Запрещено пользоваться частным транспортом, бензоколонки закрыты, в супермаркет не доходит заказанное продовольствие, мы фактически оказались в блокаде. Это особенно тяжело отражается на молодых, пожилых и больных – все население чрезвычайно обеспокоено. Я рассчитываю получить от вас разъяснения по этому поводу и узнать, происходит ли подобное во всем Корнуолле или только в нашем районе.

На другом конце линии повисла пауза. Слишком затянувшаяся пауза.

– Боюсь, что я не информирована о происходящем, – прозвучал наконец ответ. – Возможно, события как-то связаны с тем, что в настоящее время в Полдри расположена база сил СШСК и военные отвечают за безопасность в вашем городе и окрестностях. Возможно, возникла угроза портовым сооружениям, я попытаюсь выяснить все точно и сообщу вам, если это так.

– Я была бы чрезвычайно вам обязана; вы упомянули, кстати, силы СШСК. Хочу заметить, что все коммандос здесь – американцы.

Депутат от Среднего Корнуолла усмехнулась:

– Будьте современны. Американцы, британцы – сегодня это одно и то же. Все мы СШСК. Чем быстрее мы привыкнем к этому, тем лучше будем себя чувствовать.

– А если нет?

– Бросьте, не притворяйтесь несведущей. Я уверена, что ваш сын объяснил вам текущую ситуацию. Вы же знаете, для нас это вопрос жизни или смерти. Это не тот случай, когда мы с достоинством покинули сомнительных партнеров, как это было с Европейским сообществом. СШСК – жизненная необходимость, и с гордостью скажу, что большинство населения нашей страны приветствует объединение. Исторически – это знаменательный момент для обеих стран. Вновь союз, после почти двухсотлетнего перерыва.

– Не очень-то рассчитывайте на это, – охладила собеседницу Мад. – Кто-нибудь из нас тоже составит Декларацию независимости, да и свой Джордж Вашингтон среди нас найдется. – Она бросила трубку и повернулась к Эмме: – Так ей. Теперь подождем пятнадцать минут, посмотрим, каков будет ответ.

Телефон зазвонил через двадцать минут. Эмма и бабушка, как настоящие телефонистки, продемонстрировали мгновенную реакцию.

– Миссис Морхаус?

– Да. Что ж, происходит то, что я и думала. Вокруг Полдри усилены меры безопасности, и по весьма веской причине. Боюсь, что не могу изложить все подробности. Это связано с пропавшим морским пехотинцем – вы, наверное, догадываетесь, о ком идет речь.

– Да, я полагаю.

– Так что вы должны понимать, что дело весьма серьезное и власти не могут допустить повторения подобного инцидента. Конечно, сотням невинных людей придется испытать на себе последствия, но ничего не поделаешь.

– Понимаю. – Возникла пауза, теперь на этом конце линии. – Миссис Морхаус, как долго будут продолжаться подобные ограничения?

– Не знаю. Решения принимают силы СШСК, расположенные по соседству с вами. Простите меня, но я вынуждена закончить разговор. Я буквально сию минуту уезжаю в Лондон.

– Вы не хотите передать что-нибудь вашим избирателям в Полдри, миссис Морхаус? Я не говорю о себе, я за вас не голосовала, но я знаю многих честных тружеников, которые голосовали и которым, я уверена, нужен ваш совет.

Депутат от Среднего Корнуолла, похоже, обратилась к кому-то в своем кабинете, потому что произошла небольшая заминка: видимо, выведенная из себя миссис Морхаус шепотом комментировала разговор. Потом послышалось:

– Я советую полностью сотрудничать с силами СШСК, терпеть временные неудобства и докладывать военным или полиции о всех подозрительных событиях в вашем районе.

– Спасибо. Желаю весело провести День благодарения. – Победно улыбаясь, Мад положила трубку. – Люблю оставить последнее слово за собой. Всю жизнь это доставляло мне массу удовольствия, и, слава богу, с возрастом это не проходит.

«Осмелюсь заметить, – подумала Эмма, – что толку от этого никакого: пожалуй, лишь те, у кого есть морозильная камера, а рядом с домом ходит автобус, более или менее спокойно переживут нынешние времена».

– Еще летом я предупреждала Мадам, – сетовала позднее Дотти, – надо купить морозильную камеру. Не пришлось бы ездить за каждой мелочью в Полдри. Но нет, обходились, мол, без нее все время, говорит она мне, и сейчас обойдемся.

– Ну, не грусти, Дотти, – сказал Терри, который, будучи теперь человеком праздным, восседал в единственном на кухне кресле. – С сегодняшнего дня будем питаться свеклой и капустой. В тебе накопится столько газов, что сможешь работать вместо вентилятора.

Мад, зайдя на кухню, потрепала его по голове.

– И что вы устраиваете переполох? Подумайте, ведь люди выживали на необитаемых островах, питаясь одними кокосовыми орехами.

– У нас нет кокосовых орехов, – заметил Терри.

– А взять, к примеру, улиток. Это самое дорогое блюдо во французском ресторане. Escargot à la Bordelaise…[71]71
  Улитки по-бордоски.


[Закрыть] Помню, однажды в Париже…

– Ну же, дальше, скорее. – Терри изобразил полное восхищение и наклонился к ней из кресла.

– Не придуривайся, я серьезно. В саду сотни, если не тысячи улиток. Если дело дойдет до крайности, ими можно прокормиться довольно долго.

Дотти, всегда осуждавшая попытки Терри поддразнить свою благодетельницу, начала греметь вилками в ящике кухонного шкафа.

– Прошу прощения, – подала она голос, – но если кто-нибудь думает, что я примусь готовить улиток на девять едоков, то он глубоко заблуждается. – В отчаянных ситуациях Дотти всегда манипулировала «девятью едоками».

Как раз в этот момент на крыльце раздался стук тяжелых сапог, и в дверях появился Джо. На лице его все еще сохранялось решительное, даже сердитое выражение.

– Кто крутил запорный кран, опять эти малыши? – спросил он, обращаясь к Терри. – Во дворе нет воды, и мне не вымыть машину.

– Откуда я знаю? – пожал плечами Терри. – Когда за ними не смотрят, они что угодно могут вытворить.

– Думаю, что это не они, Джо, – сказала Мад. – Вчера после школы они не выходили на улицу, а сегодня утром они бы просто не успели. Что значит, нет воды? Наверное, воздушная пробка.

Джо посмотрел на Мад, и взгляд его смягчился. Сначала он ее не заметил – Мад стояла в дальнем конце кухни у двери.

– Нет, Мадам, это не воздушная пробка, просто нет воды.

Дотти подошла к раковине и открыла оба крана. Горячая вода полилась как обычно, но холодная, чуть капнув, течь перестала.

– Пожалуйста, вот вам, воздушная пробка, – объявила Мад. – Еще не хватало. Придется вызывать водопроводчика, мы не сможем сами ее выдуть, нужен особый насос, ведь так?

– Это не воздушная пробка, – упрямо повторил Джо, – там нет воды.

Мад сощурила глаза, повернулась и направилась в прихожую.

– Куда теперь? – пробормотал Терри. – В Белый дом?

Мад оказалась более практичной. Она собралась позвонить в Комитет по водоснабжению. Эмма и все остальные ожидали окончания разговора на кухне. Мад вернулась, лицо ее было абсолютно бесстрастно.

– Так и есть, – сообщила она. – Дивное новое правило. Водоснабжение в районе Полдри прекращено, вода будет теперь подаваться один час в сутки. Причины им неизвестны. Приказ поступил в Комитет по водоснабжению от портовых властей.

– От кого именно? – спросил Терри.

– От коменданта, я думаю. По словам Джека Трембата, весь порт и его окрестности заняли морские пехотинцы.

– Не понимаю, – удивилась Дотти. – Зачем прекращать водоснабжение? По-моему, вполне хватает нормирования продуктов.

– А наказание, милая? – ответил Терри. – Все в этой части Корнуолла плохо себя ведут, и ты в том числе. Как ни говори, но это прекрасная новость для тех, кто не любит умываться, а именно для Энди, Сэма, Колина и Бена. Я пока чистый.

– Замолчи, – сказал Джо. Он задумался на минуту. Потом повернулся к Мад. – Придется воспользоваться старым колодцем.

– Джо, милый, это невозможно, – возразила Мад, – он столько лет простоял заброшенный. И сверху забетонирован. А вода, должно быть, испортилась.

– Бетон мы отобьем киркой, а вода не испортилась, под домом бьют ключи, – ответил Джо. – Пойдем, Терри, хватит просиживать штаны, поможешь мне. – Его сапоги вновь застучали по ступеням.

– Кому брюшной тиф?! – улыбнулся Терри, хватая костыли, и последовал за Джо.

Раньше Эмма ни разу не видела, чтобы Терри согласился на предложение Джо выполнить какую-нибудь тяжелую работу без шумных протестов, и ни разу она не слышала, чтобы Джо так резко бросил приказ, вместо того чтобы мягко попросить.

Мад, довольная, повернулась к внучке:

– А я всегда знала. Нужно только дать ему раскрыться.

– Ты имеешь в виду колодец? – озадаченно спросила Эмма.

– Нет, глупышка, я говорю о лидерских способностях Джо.

Оглушительные удары киркой, доносившиеся из подвала в течение всего дня, только укрепили веру Мад в способности старшего из приемной семьи и его весьма рьяного помощника, неустанно коловших и долбивших бетонную глыбу, закрывавшую старый колодец. Фолли, чей слух подвергся грубой встряске, покинула уютное кресло в библиотеке и, старчески завывая и скуля, облаяла ведущую в подвал лестницу. Бен, объевшийся за обедом колбасой, заснул на мешке с шишками в игровой комнате, и, когда его друзья вернулись из школы – на сей раз не было ни бесед об Иисусе, ни раздумий (к радости Энди и разочарованию Колина), – Джо и Терри не только расчистили старый колодец, но уже вытащили три ведра кристально чистой воды.