Текст книги "Труп-невидимка"

Глава одиннадцатая

Первым опомнился свекор.

Сорвав со стола скатерть длиной в восемь метров, отделанную кружевом валансьен, он поспешил к даме – прикрыть ее наготу. При этом со стола полетела чудом уцелевшая посуда.

– Он вас ранил, прелестное создание? – вопил свекор. – Позвольте мне покарать преступника, вельмишановна пани!

– Нет, не ранил! – прорыдала Елизавета, размазывая макияж. – Только всю обежду содрал! У них так принято! Драгоценности в клумбу зашвырнул! И шины мне прострелил!

– Бедная девочка! Бедная крошка! Вы перенервничали! Успокойтесь! Поешьте! – это к нам подкатилась младшая свекровь. Она только что плюнула на очередную диету, вышвырнула таблетки для похудения и наслаждалась райской жизнью. Ну и, естественно, что должна была она спасать в первую очередь, когда началась стрельба? Серебряное метровое блюдо с седлом дикой козы! Его она и притащила Елизавете.

– Из-за чего он так озверел? – спросила я обмотанную скатертью Елизавету.

– Да из-за Миши Раймондюкаса. Как про нашу свадьбу услышал – прямо с катушек сорвался.

Ага, мрачно подумала я, дело уже дошло до свадьбы! Значит, красотка знает, что жених уже овдовел! А откуда она это может знать? Только от самого Раймондюкаса!

– Пойдем ко мне, – ласково сказала я. – Подберем тебе в гардеробной что-нибудь поприличнее. Альфонс Альфонсович!

Свекор все еще заворачивал Елизавету в скатерть, и я испугалась, что без посторонней помощи с нее эти восемь метров перепачканного полотна просто не отмотаю. Мне же нужно было побеседовать с красоткой наедине и без посторонней помощи.

Мажордом, как самый вменяемый из присутствующих, принес поднос с рюмочками хорошего коньяка. Елизавета выпила три подряд – и вдруг расхохоталась.

– Надо же! Это еще замечательно, что помолвка сорвалась! А если бы он в «Железный попугай» ворвался? Представляешь – за полчаса до помолвки все – прахом! Мы их всей тусовкой мирили! Ни хрена! Я плюнула, вдруг вспомнила – меня же Яша Квасильева в гости звала! Ну, я и приехала! А он – за мной!

Чтобы семейство не помешало мне произвести допрос, я выпихнула Елизавету из столовой и тут же вызвала лифт.

Туда за нами чуть не ворвался Прошкин. Он подобрал в коридоре клок Елизаветиного платья и пытался не просто отдать его, но и приладить к тому месту, где этот клок был изначально. Прошкина я выпихнула, и мы понеслись в мои апартаменты.

В гардеробной, примеряя мои платья, Елизавета, естественно, разговорилась.

– Данияр-бей был моим мужем целый год – вечность, правда? Я обычно так долго возле мужиков не выдерживаю, убегаю. Только до сих пор все разводы были без проблем. А этот меня дважды ловил и дома запирал. Мои бывшие мужья, общим количеством восемь штук…

Я ощутила укол зависти. Во-первых, у нее – восемь, а у меня – всего семь. Во-вторых, она сама от них избавлялась, а мои смывались под покровом темноты…

– …восемь штук, – вещала она, – люди интеллигентрые, никаких пошлых выходок себе не позволяли. Даже когда меня с кем-то в постели застукивали. Более того – они обеспечили меня материально. Один квартиру купил, другой – дачу, третий – бриллианты…

Дачу! Я тут же вспомнила, что кричала на лесной полянке покойница Елена. Вроде бы муж продал ее дачу и деньги забрал. Ага, вот на что нацелился Мишенька Раймондюкас! Невеста действительно с приданым!

– Пятый вообще оставил все свое состояние! – похвасталась она.

– Состояние – это классно, – одобрила я. – У меня тоже кое-какое имеется. И знаешь? Шутки шутками, а я иногда задумываюсь – кому оно после моей смерти достанется?

– А ты не замужем?

– Временно не замужем. А ты за Мишку Раймондюкаса собралась?

– Ты его знаешь?!

– Еще бы! – выразительно воскликнула я. Еще бы мне не знать человека, которого через несколько дней по моей наводке арестуют как убийцу! Правда, странновато, что труп всего один. Я привыкла расследовать преступления, в которых фигурирует по пять-шесть покойников, а однажды из было двадцать восемь – это когда впридачу к причим неприятностям перевернулся автобус с туристами.

– Ну так с моим состоянием все ясно! Я уже написала завещание, по которому в случае моей смерти все остается Михаилу Раймондюкасу!

Я ахнула.

Елизавета не производила впечатления непроходимой дуры. Не для того же она выкачала из восьмерых мужей квартиру, дачу, бриллианты и прочие мелочи, чтобы все отдать девятому!

– Мишенька – тот, о ком я всю жизнь мечтала! Мой идеал – блондин скандинавского типа, – сообщила Елизавета.

Интересно, подумала я, Данияр-бея ну никак не назовешь блондином скандинавского типа.

– А предыдущий? Ты не боишься, что он чего-нибудь натворит?

– Боюсь, – призналась она. – Ты сама видела, восточный человек, горячая кровь. До сих пор не может поверить, что мы развелись. Вот поэтому я и написала завещание. Он знает, что в случае моей смарти те драгоценности, которые он мне подарил, попадут к Мишеньке. А это – наследство далеких предков, среди которых два халифа, шесть султанов и двести одиннадцать эмиров.

– Ничего себе!

Вот с предками у меня неувязка. По идее, хозяйке такого особняка полагается целое генеалогическое древо. Я дала себе слово, что при ближайшем преступлении, связанном с аристократами, какое мне придется расследовать, я в качестве гонорара попрошу это самое древо.

Представив себе его раскидистую крону с висящими на ветвях медальончиками, в которых сплошь имена герцогов и графов, я несколько отвлеклась от допроса. Но Елизавета оказалась дисциплинированной дамой – без всяких наводящих вопросов рассказывала, как Данияр-бей пытался воспрепятствовать разводу, как умолял ее ехать с ним в какую-то непроизносимую восточную страну, клятвенно уверяя, что там ни один посторонний мужчина не увидит ее лица. Потом он перешел к варварским способам воздействия – начал бить посуду.

– Прикинь, он сжег мою норковую шубу, – пожимая точеными плечиками, сказала Елизавета. – Зимой! Ну, манто в чем провинилось?

Я чуть было не ответила, что правильно сделал. Теперь норковые шубы, прикупленные где-то в Турции, носят решительно все – по-моему, даже бабки, которые торгуют укропом и петрушкой.

Потратив какое-то количество денег, Елизавета получила штамп в паспорте о разводи и свидетельство о нем же, которое тут же отвезла в банк и положила в сейф. Данияр-бей увидел ксорокопию документа и, естественно, не поверил. Он подкарауливал бывшую жену в самых неожиданныъ местах, говорил ей гадости и портил вещи. Словом, вел себя как пещерный человек – хотя как раз пещерный человек и не стал бы жечь норковую шубу, у него бы на мех рука не поднялась. При этом восточный мужчина лчень нагло заявлял:

– Имей в виду, выйти за другого ты не сможешь никогда!

И добавлял непереводимую игру слов, вращая при этом глазами и скрипя зубами. Елизавете это не слишком нравилось, но она не испытывала особой тревоги, пока не познакомилась летом с Раймондюкасом. И он оказался мужчиной ее мечты.

Я с трудом заткнула ее фонтан, когда она перешла к интимным подробностям. Вот мою старшую свекровь хлебом не корми – дай послушать что-нибудь этакое. И Альфонс Альфонсович тоже великий любитель. Зато младшая свекровь даже на экране постельных сцен не смотрит, а зажмуривает глаза и только спрашивает у нас:

– Ну, как? Кончили? Кончили? Никак кончить не могут?!

Роман вспыхнул и заполыхал. Счастье омрачали только две домадные мелочи: наличие у Раймондюкаса законной жены и фокусы Данияр-бея.

– Миша не мог ее бросить, она такая беспомощная! – чуть ли со слезами на глазах, сказала Елизавета. – К тому же, он хотел продать свою дачу, чтобы положить деньги на ее счет. И вот буквально на днях продал!

Что-то у меня была другая информация о даче!

– Так, значит, скоро свадьба? – спросила я.

– Сперва он должен быстренько развестись, по-моему, он собрался это сделать послезавтра.

Ничего себе новость!

– А я слыхала, что Лена уехала в Англию.

– С чего бы ей перед разводом ехать в Англию? – тут Елизавета задумалась. – Она что, надеется, что таким путем затормозит развод? Вот наивняк!

– В Англии она хотела показаться какому-то профессору, звезде европейской величины. Ты что, не слыхала? Ее же лягнул верховой страус!

– Страус? Ленку?

Елизавета тихо засмеялась.

– Да она сама какого хочешь страуса насмерть залягает! Кто это тебе сказал?

– Сорока на хвосте принесла.

– Врет твоя сорока. Если бы Ленку лягнул страус и ей пришлось по этому случаю нестись в Англию, как будто здесь медицины не осталось, Я бы не шастала по тусовкам, а лежала сейчас с Мишенькой в постельке!

Тоже аргумент, подумала я. Аргумент чего? Это в какой-то мере объясняет появление Елизаветы в моем особняке. Свидетельствует ли это, что Лена мертва, а Раймондюкас озабочен сокрытием трупа, и ему не до интима? Или свидетельствует, что Лена жива, отлеживается дома и терроризирует супруга, по вине которого ее лягнул ошалевший Гуленька? Но зачем же ему тогда врать, будто она в Англии?

Темное дело.

Опять же, оставить все свое состояние любовнику только для того, чтобы досадить бывшему супругу, – до этого бы даже я, Яша Квасильева, не додумалась. С другой стороны, завещание могло быть всего лишь эффектным жестом – я знаю, что его не один раз в жизни делают, его можно хоть каждый день переписывать, и каждое последующее автоматически отменяет действие предыдущего. Допустим, первого августа Елизавета подписала завещание, по которому все получает Раймондюкас, и вручила любовнику копию. А второго августа уже было готово другое завещание, по которому все получает колония малолетних преступников. И Раймондюкас – с носом!

Если на то пошло – больше смысла пообещать свое состояние любовнику, чтобы он наконец-то решился на развод. Или на убийство…

Рассказывая мне свою биографию, Елизавета понемногу оделась, продемонстрировав хороший вкус и чувство такта. Самых дорогих тряпок она не взяла. Она взяла самые лучшие.

Поскольку ее машина стояла во дворе со спущенными шинами, я предложила ей свою «вольво» и дворника Афанасия в качестве шофера. Она согласилась, и мы спустились в столовую.

Все-таки появление голой женщины куда эффектнее появления женщины одетой. Елизавета, конечно, собрала вокруг себя все мужское население столовой, включая решительного (или решительную?) Юлика, но по сравнению с тем, что было, когда с нее содрал платье Данияр-бей, это выглядело совсем скромно. Я похвалила себя за решение отправить эту красотку домой. Прошкин так явно вокруг нее отирался, что его маленькая вредная супруга принялась подозрительно шарить в сумочке.

Только Севка и Бусик не обращали внимания на светскую львицу. Прислуга уже кое-как навела порядок, и эта парочка блаженствовала у камина, причем Бусик сидел на коленях у Севки.

Зато близнецы так и старались!

Они наперебой врали, как преследовали Данияр-бея и как дали ему в морду. Дали, судя по всему, оба сразу и неоднократно. При этом ссадину на скуле близнец Рома заработал, в эйфории от победы налетев на косяк, а фонарь под глазом у близнеца Глеба объяснялся более экзотично – он помогал мажордому удержать от вторжения восточного гостя и сам наткнулся физиономией на булаву.

Юлику крыть было нечем, да и Елизавета явно предпочитала натуралов – так презрительно теперь называют тех, кто не предается возвышенной однополой любви.

Подошла Мусенька и доложила, что машина подана. Я отправилась провожать гостью.

Гараж у нас подземный, и это очень удобно. Если нет необходимости подавать транспорт к парадному подъезду, мы выезжаем снизу. Усадив Елизавету и договорившись с ней о встрече, я помахала отъезжающей машине и поднялась лифтом на первый этаж. Тям я хотела заглянуть на кухню и поблагодарить нашего шеф-повара Аркадия – в условиях, приближенных к боевым, он превзошел сам себя.

Особняк у нас не маленький. И гараж не занимает всего цокольного этажа – там еще есть прачечная, теплоузел и всякие каморки, смысл которых мне всегда был непонятен. Проходя мимо лестницы, которая вроде бы как раз к прачечной и вела, я увидела Лукреция Назоновича. Он смотрел вниз и прислушивался. Прислушалась и я.

Вл второй уже раз я заподозрила, что наша гостья Августа вырвалась на свободу. Но Августа не обучена пользоваться лифтом, как же она попала в подвал?

Окончательно меня убедило в отсутствии Августы крепкое матерное выражение, которое не произнес, а проревел подозрительно знакомый голос.

– Что там такое? – испуганно спросила я у мажордома.

– Ваша гостья избивает наших близнецов, – хладнокровно ответил он.

Я остолбенела. Близнецы всегда были его любимчиками! С того дня, как он впервые увидел их двадцатилетними крошками, и все последующие пятнадцать лет он постоянно демонстрировал свою преданность этой сладкой парочке.

– Лукреций Назонович!

– Мальчики должны сквозь это пройти, – он утер скупую мужскую слезу. – Каждый мальчик должен хоть раз в жизни порвать штаны на соседском заборе и разбить нос другому мальчику из-за девочки. Взрослеют дети, взрослеют… Вот уже из-за девочки подрались… как время летит…

– Но это, кажется, не они, а им носы разбивают!

– Мальчики должны пройти суровую школу, – мажордом всхлипнул. – Вообще я сторонник классического английского мужского образования с обязательными телесными наказаниями… простите, мэм, я забылся… Но им бы это было так полезно!

Я была того же мнения.

Глава двенадцатая

Утром выяснилось, что Елизавета прихватила мою любимую сумку. Еще бы не прихватить! Две тысячи долларов стоила мне эта сумочка! Кстати говоря, в ней были и ключи от сейфа.

Комплектов ключей у нас несколько. Один – у меня, второй – у Альфонса Альфонсовича, третий – у Авдотьи Гавриловны. Четвертый – в банке, где я арендую другой сейф. Это оправдывает себя – во-первых, я знаю, что свекор и старшая свекровь при необходимости всегда возьмут сколько нужно наличными, а не попытаются продать у метро вазу из севрского фарфора. Во-вторых, младшая свекровь все время пытается выследить, куда свекор и старшая прячут ключи, поэтому они очень эти сокровища берегут. Как ни поверни – одна польза. А что свекор затолкал в сейф плюшевого дракона – так это его милое чудачество. Ведь не труп же расчлененный он туда засунул…

И тут я подумала, что у меня пока маловато трупов.

Вот вроди и побоище в столовой описала, и Данияр-бея, фантастического восточного красавца, из которого получился бы такой замечательный убийца! А он, скотина, стрелял по моей посуде и по автомобильным колесам!

Стало быть, нужно ехать к Елизавете в Сокольники.

Во дворе меня ждал сюрприз – дворник Афанасий подобрал все запчасти Елизаветы и принес их мне на серебряном подносе. Это были мобильный телефон, золотые часы, диадема с бриллиантами и рубинами, горсть золотых колец (я даже представить не могла, как разъяренный мужчина методично, одно за другим, свинчивает их с пальцев любимой женщины!), связка ключей и маленькая сумка от Гуччи – действительно, очень похожая на мою. В какой-то мере Елизавета была оправдана.

Я взяла все эти сокровища с собой, села в «вольво» и поехала в Москву.

Отрадно было то, что я выбралась из дому без приключений. А ведь у меня жила орда постороннего народа, включая бегемотиху Августу, и все они претендовали на чашечку утреннего кофе со знаменитой Яшей Квасильевой.

Добравшись до Маленковской, я увидела все тех же старушек.

– Выкройку привезли? – ядовито осведомилась самая ехидная.

– Нет, не выкройку.

– А что же?

– Швейную машинку!

И я вошла в подъезд.

Следующие полчаса я жала на звонок и колотила ногами в бронированную дверь. Даже крикнула пару раз:

– Лизка, открывай, свои!

В конце концов я пустила в ход оружие главного калибра и завопила на предельной мощности:

– Елизавета, это я, Яша Квасильева!!!

В подъезде на всех этажах захлопали двери. Жильцы, вывовываясь и перевешиваясь через лестничные перила, пытались меня рассмотреть. Ну все, мрачно подумала я, сейчас прибегут за автографами.

И тут меня осенило.

Чего же я полчаса в дверь колочусь и соседей смущаю, если у меня есть ключи от этой самой квартиры?!

Я разбужу Елизавету и выскажу ей все, что о ней думаю. Потом заберу свою сумку и поеду… а куда я поеду?..

Войдя, я зажгла свет в темном холле и пошла через всю квартиру, призывая Елизавету. Никто не отвечал. Спальня, как я и предполагала, оказалась последней.

Я вошла и увидела поле боя. Перевернутая мебель, полуобрушеннвй балдахин, а главное – лужа крови, в которую свисает кружевное покрывало с кровати. Настоящей крови!

Я огласила криком окрестности… нет, не окрестности. Я огласила криком дом. Вот оно – тело! То есть, вот оно – отсутствие тела! Блин! Я же тут за все дверные ручки хваталась! И все соседи доложат следователю, что сюда входила Яша квасильева!..

Кое-как справившись с собственным криком (меньше двух минут я обычно не кричу, у меня хорошие легкие), я схватила Елизаветин телефон. Только бы Запердолин был на месте!

Через час роскошную квартиру было не узнать. Повсюду по-хозяйски разхаживали люди в грязных ботинках, равнодушно выполнявшие привычную работу. Они нашли шнур от бандахина, за который цеплялась окровавленными руками Елизавета, они нашли и следы в коридоре – убийца доставил тело до двери волоком, возможно, на лестнице его ждали, потому что ступени были без единой капли крови.

Мы с Леонардом Леонардовичем сидели на кухне. Полковник Запердолин – наш самый лучший друг, можно сказать, брат. Знакомы мы с тех времен, когда я преподавала ему русский язык и литературу… ой! Если я и старше его, то совсем ненамного, и вообще Ленька Запердолин был второгодником, в каждом классе по три года сидел, вот…

Потом он окончил Академию МВД. Как это произошло – ума не приложу.

Много воды утекло с тех пор. Из веселого, худого, кудрявого капитана Запердолин превратился в крайне серьезного лысого толстого полковника. Впрочем, и я не помолодела, хотя никто не дает мне сейчас больше тридцати пяти. Запердолин, правда, неоднократно обещал дать мне пятнадцать, и добавлял: «строгого режима и без права переписки». Но это когда я завершаю очередное следствие, и каждый день всплывают новые трупы. Как будто я лично их на тот свет отправляю! Я не виновата, что вокруг меня по меньшей мере дважды в месяц клубятся покойники!

Леонард Леонардович не раз выручал меня и моих домашних из всяческих неприятностей. Именно он примчался на помощь, когда меня повязали в мужском прикиде, при фальшивой бороде и с сумкой динамита. У меня просто выработался условный рефлекс: случилась беда – звони Запердолину! Он не бросит!

Когда он во главе своей бригады ворвался в квартиру, я бросилась к нему с воплем:

– Я знаю, кто убийца!

Но Запердолин даже не поморщился. Естественно – он привык. Он дважды в месяц от меня этот вопль слышит.

Полковник взял меня в охапку и уволок на кухню, чтобы я не мешала бригаде советами. Это со мной бывает – так ведь и советы-то хорошие!

– Однако покойная Шишкина не нуждалась, – спокойно констатировал полковник, распахивая кухонные шкафчики. Хочешь кофейку?

– Какой кофеек?! Говорю же тебе – я знаю, кто убийца!

Я рассказала Леонарду Леонардовичу о странном завещании Елизаветы.

– Раймондюкас – не дурак! Он прекрасно понимает, что на следующий же день могло быть написано другое завещание, что эта бумажка ненадежна, как курс доллара после иракской войны! А он у нас дяденька жадный. К тому же, он был любовником Лизы и имел ключ от квартиры. Обрати внимание – дверь не взломана! Он единственный заинтересован в ее смерти!

Я катила бочку на Раймондюкаса не просто так. И умалчивала о появлении Данияр-бея в моем особняке тоже не просто так. Мне нужно было, чтобы Запердолин велел проверить алиби Раймондюкаса. Тут-то и всплывет исчезновение его жены! Тут-то и объявится понемногу ее отравленное тело!

И птицеферма Расторгуевых вернет утраченную репутацию!

Мне только нужно было успеть перед самым арестом Раймондюкаса сводить к нему свекра. Пора было возвращать старика в действительность. Он мне больше нравился, когда хватал горничных за всякие места, а не когда прогибался перед ними в поклонах, норовя поцеловать ручку и именую из камер-фрейлинами.

Примерно через два часа в кабинет к Запердолину был доставлен Раймондюкас. Этот горе-убийца даже не пытался эмигрировать, а так и вел прием посетителей, пока не вошли два посетителя в штатском.

Беседа у них вышла нелепая. Раймондюкас клялся, что не приходил ночью к Елизавете, хотя ключ от квартиры у него нашли.

– Что же не приходили? – осведомился Запердолин.

– Так она же на помолвку к Пугачевой и Киркорову поехала.

– Помолвка сорвалась, вы что, не знали?

– Откуда? Я весь вечер сидел в кабинете и читал Фрейда!

– Кто это может подтвердить? – осведомился полковник. – Супруга?

– Нет, супруги тоже не было.

– Где же она была?

Раймондюкас уставился в столешницу.

– Мне больно об этом говорить, но Елена уехала к любовнику. И до сих пор не вернулась.

Такой пакости я от Раймондюкаса не ожидала! Теперь он все свалит на этого мифического любовника!

– Ковалеву Ефросинью Ивановну знаете?

– Вроде нет.

– А она вас знает. Она видела вас выходящим ночью из подъезда.

В кабинет ввели одну из тех бабушек, которым я представилась как преподавательница курсов кройки и шитья.

Увидев меня, бабулька оживилась.

– Надо же! И сюда выкройку принесли? – она цепким взглядом профессиональной портнихи оглядела Запердолина. – Ага, мужчине точно по особой выкройке трусы шить нужно!

Как и полагается порядочной старушке из хорошей семьи, Ковалева маялась бессонницей, сидела у окошка, вот и увидела знакомую фигуру. Ох, что бы я делала без этих трогательных старушек, которые, ощутив бессонницу, радостно бегут к окошку? Застрелилась бы, не иначе…

Теперь оказалось – Раймондюкас действительно приезжал. Но приезжал на компакт-диском. На диске были какие-то мудрение психологические тесты, он по ошибке оставил его Елизавете вместо ее любимых «татушек».

– Психологические тесты в три часа ночи? Говорите лучше прямо – искали оригинал завещания! – не выдержал Запердолин.

– Не убивал я! – вдруг заорал психоаналитик. – Не убивал! Не убивал!

И стал, вскочив, делать пассы перед глазами Запердолина.

– Леонард, берегись! – воскликнула я. – Он тебя сейчас в детство погрузит! Память предков разбудит! Тебя уволят за несоответствие!

– Лихо мне! – каким-то не своим голосом молвил полковник. – Помози, батюшко, сиротству моему, исправь мою душу косую, и весь мой орган по души катится косо, с трудом великим, не путем еду…

Я кинулась его трясти, крича конвою, чтобы забрали шарлатана и увели в камеру. Конвой меня знает, то они меня арестуют, то я их коньяком в особняке угощу, так и живем.

– Всех погружу, всех! Произошло чудовищное совпадение! Всех разбужу! – взвыл Раймондюкас. И пока его выволакивали из кабинета, все выл и выл.

Видели бы покойница Лена и покойница Елизавета своего избранника! Это был уже не импозантный румяный блондин с фигурой кинозвезды! Это была тварь дрожащая, горемыка, накудесил много, в жизни сей, аки козел, скача по холмам да ветр гоня, еретик, никонианин, гной и червие в душе его кипят…

Ой, что это я?

У полковника за батареей всегда была припрятала бутылка хорошего коньяка. Выпроводив конвой с преступником, я достала бутылку, хорошо тяпнула из горла, а остаток вылила в глотку полковнику.

Сразу же на душе полегчало, и память предков, некстати разбуженная, залегла спать дальше.

И я повезла Запердолина в Вилкино – кормить ужином. Ужин он сегодня заслужил.

Правда, он не слишком докапывался до мифического любовника Лены, ну да ладно. Это вранье вскроется завтра или послезавтра.

Но все же червячок сомнения точил мою душу. Не зря ли я время трачу? Вот уже сколько дней следствие веду, а всего два убийства. И если один труп я видела своими глазами, то от второго осталась лишь лужа крови. Мало, мало!

Горе мне, лихо мне, согрешила еси…