Текст книги "Пути Миритов. Недобрые всходы"

Глава 8
Ли Найто

Отведенные семье Хранителя Востока покои не поражали глаз вызывающе-яркой роскошью, но согревали его тихим уютом, ощущением спокойствия. Всего пять небольших, но теплых светлых комнат, принадлежавших самому Ли Найто, его матери и тете, двум служанкам и двум слугам. Кроме жилых помещений и примыкающих к ним гардеробных здесь имелись библиотека и столовая – и все. Уроженцы Востока хоть и не чужды были роскоши, вроде вышивок на шелке, мебели из дорогих пород, фарфоровых ваз и блюд, но знали в ней, как и во всем, меру. Вместо просторных кабинетов, имеющихся в покоях Запада и Севера, у Найто еще имелся небольшой зимний сад, отведенный для уединения с природой, где росли в тяжелых кадках крупные цветы, привезенные из Донгмина. Роскошные шапки фиолетовых древовидных пионов, белые и сиреневые лотосы, золотистые хризантемы издавали прекрасное благоухание, а застывшие в вытянутых стеклянных вазах нежные орхидеи радовали глаз. Скрывали от холода и зноя все это великолепие стены из белого мрамора и высокие окна, через которые лился солнечный свет.

На полу – шероховатая цветная мозаика, помнившая, вероятно, еще прошлый кватрион, а в центре круглого помещения красовался небольшой белый фонтанчик, где с веселым журчанием лилась прозрачная вода. В углах – оттеняемые зеленой листвой прекрасные статуи, привезенные предками Ли Найто. Вся обстановка столь чудесного помещения располагала к спокойствию, философии и просто медленному обдумыванию – нечто сродни прогулке по настоящему саду. Увидев впервые свои владения, двенадцатилетний Хранитель в первую очередь впечатлился именно зимним садом и часто бывал там, восторгаясь нежной красотой цветов и комнаты в целом. Иногда тетя Кими составляла ему компанию, но матушка никогда не переступала порог сада.

Ли прекрасно понимал то, что вид цветущих красных и белых хризантем, символизирующих любовь и правду, возвращал матушке воспоминания о погибшем муже, Веймине Найто, так что она с тех пор зареклась смотреть на них вообще. Хоть тетя Кими и уверяла сестру со всей свойственной ей настойчивостью, что теперь там растут желтые хризантемы, та всякий раз поджимала губы и качала головой, ничего не отвечая вслух.

Желтые хризантемы означают отвергнутую любовь. Увлекавшийся три года назад языком цветов Ли Найто помнил это до сих пор, и стоило ему лишь бросить осторожный взгляд на пугающее матушку золото лепестков, как душа невольно сжималась. Предстоит ли ему когда-нибудь полюбить? Отца не стало, когда Ли еще был младенцем и лежал в лиловых пеленках, но мать говорила об их взаимной любви и о том, что его трагическая смерть стала для герцогини Найто, в девичестве Корито, настоящим ударом.

Заговори кто-нибудь с Ли о любви, мальчик бы непременно смутился, покраснел и, вероятнее всего, не ответил – только и оставалось ему надеяться, что года заберут стеснение. Однажды ему предстоит жениться, но пока об этом страшно даже думать.

Только мысли о ближайшем будущем прогонять вряд ли стоило.

Всю первую седмицу месяца Осеннего Тепла 140 года Ли безуспешно боролся с собственной робостью, но потом, в 11-й день, тетя Кими полушутя-полусерьезно, застав его в зимнем саду, заметила, что таким образом все попусту забудут о присутствии Хранителя Востока во дворце. Он уже не в том возрасте, когда ребенка должно быть не слышно и не видно, а уважающему себя герцогу нужно налаживать связи, заводить новые знакомства и производить о себе хорошее впечатление. Тут-то Ли вспомнил о своей глупой перепалке с неано Эртоном во время коронации!

На выступающих скулах мальчика немедленно проступил неровный румянец. Не в силах смотреть тетушке в лицо, он поспешно отвел взгляд в сторону прекрасных орхидей и пробормотал, что боится новых ссор между Донгмином и Эртвестом.

– Новых? – искренне удивилась Кими Корито, но лицо ее оставалось добрым, а голос веселым. – А разве бывали старые?

– К сожалению, да, тетушка, – решил повиниться Ли, смутившись еще сильнее. – Во время коронации я, опьяненный вином, с непривычки попросил герцога Эртона не говорить непотребных вещей, касающихся женщин. Ему это не понравилось, и он отчитал меня перед всеми собравшимися…

Солнечная улыбка тут же исчезла с лица тети, в глазах мелькнула озабоченность. Ей было всего двадцать четыре года, и она еще не имела знаний о нравах эртвестцев, отчего и боялась, что не сможет помочь любимому племяннику.

– Может быть, – произнесла она медленно, – остальные не придали этому большого значения?

– Скорее всего, – совсем опечалился Ли, – но Его Величество заметил и совсем не одобрил нашей перепалки. Зато Аминан Анвар отнесся к произошедшему лояльно и… заступился.

Подумать только, а ведь и правда! Крепкий мужчина с черной короткой бородой и печальными глазами оказался на стороне мальчика, в то время как тот же талнорец сделал вид, что ничего не заметил. В северных сердцах даже очень молодых людей часто застывает крепкий лед, и ничего с этим сделать нельзя. Это особенность уроженцев Талнора: точно так же как для донгминцев спокойствие и любовь к философии, для западников – гордость и рвение к непостижимому, а для южан пылкость. Или нет, все не так! Юг жил с сотворения Акемана под символом пылкости, Восток – хитрости, Север – храбрости и Запад – алчности.

Странно все это. Хитрецом себя Ли не считал, о чем неохотно поделился с беззаботно улыбнувшейся тетей.

– Эти качества, – молвила она, – были присущи самим Миритам, но никак не их наместникам. Мирит Инстин обладал хитростью, но не мог же он вложить ее вместе с умением в наместника, несущего фамилию Найто, ведь правда?

– Да, – выдавил из себя Ли, расстроенно глядя себе под ноги. – Я, наверное, должен извиниться перед неано Фрэнсисом Эртоном, ведь это я влез в его рассуждения.

– Конечно, милый, – согласилась тетя. – Но помни, что между вашими краями торговые отношения, постарайся их не испортить.

– Постараюсь, – сказал Ли честно и невесело.

И, полный грустных дум, покинул зимний сад.

Ему не хотелось отправляться в покои старика и говорить с ним, даже сейчас, несмотря на гнетущее раскаяние, герцог Найто терзался неприязнью к Фрэнсису Эртону. Но что делать? Ради торговых отношений Эртвеста и Донгмина стоило забыть про личные обиды, если он хочет проявить себя с хорошей стороны, как глава своих земель.

Так что пришлось сменить привычный и любимый красный домашний халат на столичную одежду. Обычно мальчики в Донгмине носили халаты до четырнадцати лет, а потом надевали рубашки и штаны, постепенно к ним привыкая, а девочки учились носить обычные платья, знатные – корсеты, но Ли помнил, что донгминский казначей разрешил Нио одеваться так, как он сочтет нужным. Впрочем, тот не счел себя вправе отклоняться от общих законов, хотя по донгминским народным праздникам и в Новозимье избегал своих принципов. А Ли, как его герцог и сюзерен, всегда должен быть выше.

Одежду мальчика составили белоснежная рубашка с неудобным воротником, красно-серебряный дублет и такие же штаны, а дополняли картину новенькие сапоги из блестящей черной кожи, к которым герцог Найто пока не привык, хотя ноги они ему все же не натирали. И, вздохнув от осознания неизбежного выбора, сделанного им же самим, Ли сначала зашел к матери, чтобы пожелать ей доброго дня, а затем попрощался с тетей. Когда вернется от западника в свои покои, он не знал.

Переступая порог светлой прихожей, отделяющей Восточные покои от королевского коридора, Ли вдруг вспомнил о цветах и о брошенной когда-то давно вскользь фразе от Нио: друг упомянул, что Хранители Востока владеют какими-то необычными способностями, согласно старым мифам. Учение Рина едва ли не наравне с миританством поддерживало эти мифы, так что узнать об этом, казалось бы, ничего не стоило. Мирит Инстин, наделивший наместника из Донгмина своей силой, прежде чем оставить благодатный на растительность восточный край, пожелал, чтобы тот и его потомки владели способностью поднимать цветы, кустарники и деревья из земли.

Где пройдет Зеленый король Востока, цветут деревья и буйствуют травы – вот что гласила строка из древнейшего гимна, а про другие части Фиалама Ли, увы, не помнил, да и томик Учения Рина остался в родовом поместье – по слухам, кардинал Орани недолюбливает эту религию. Оно и понятно, раз даосизм идет рука об руку с миританством, значит, Ли придется здесь молчать и не говорить лишнего – хотя исповедовать консилизм, чтобы понравиться кардиналу, он точно не станет. Ни один из его предков еще не отказывался от веры – хотя их вроде бы и не принуждали к этому…

Размышления мальчика прервало резкое окончание пути: он остановился прямо перед закрытой дверью темного дерева. Пришлось, поборов привычную робость, поднять руку и негромко постучать. Удивительно, но его услышали.

– Здравствуйте, неано Найто, – выпалил распахнувший дверь молодой лакей с темно-русыми прилизанными волосами и короткой бородой, одетый в бело-зеленую ливрею.

– Здравствуйте, – осмелел Ли. – Я явился к герцогу Фрэнсису.

– Как прикажете доложить? – Лакей посторонился, впуская гостя.

– Так и доложите. Герцог Ли Найто.

Уверенность постепенно возрастала. А чего ему бояться, ведь он герцог, явившийся налаживать отношения с другим герцогом, а не забитый кухонный мальчик, приютивший котенка вопреки запрету! Так что к тому моменту, когда Ли проводили в приемную неано Эртона, он успел расправить плечи, выпрямить спину и вспомнить все необходимые манеры и нужные слова.

Вошедший седовласый старик в белом колете выглядел величаво и благосклонно, и в голове Ли вспугнутой птицей невольно мелькнула мысль, что сейчас Фрэнсис Эртон станет вести себя иначе.

– Приветствую вас, неано Эртон. – Он сдержанно поклонился, стараясь не растерять самообладания прямо здесь. – Я пришел к вам с миром, дабы извиниться за то недоразумение, что произошло во время коронации. Прошу прощения и за длительную задержку, мне ведь следовало явиться раньше, однако я привыкал к этому месту, чтобы справиться со своим волнением.

И все. На этом слова кончились, однако Ли Найто не сводил с задумчивого морщинистого лица встревоженного взгляда – ему было очень важно, что ответит на его речь неано Эртон.

– Присядьте, молодой человек, – предложил негромко старик, и сам опустился в обитое алым бархатом кресло, так что у Ли не осталось выбора, кроме как быстро сесть на краешек ближайшего стула. – Вы говорите будто по писаному, с тем же успехом вы могли прислать письменное извинение, сухое и лишенное всякого раскаяния.

Ли вздохнул, кровь от жгучего смущения прилила к лицу. Он так и думал, что западный герцог останется недоволен, но до последнего момента надеялся на обратное.

– С другой стороны, я уже и думать забыл про ту досадную перепалку. – Фрэнсис Эртон слегка улыбнулся, но в его улыбке застыло что-то высокомерное. – Давайте, молодой человек, представим, что ее не было.

– Да, – отрывисто выдохнул Ли. – Давайте…

– Вас что-то еще удручает? – спросил собеседник, внимательно взглянув в лицо мальчика.

Похоже, старику было скучно, после того как он выслал своего порученца на военную службу. Вассалы, ехидные братцы Бэй, Делун и Кианг Син, сплетничали об этом инциденте, после того как двое из них тайком выбрались из дворца на дуэль и едва не оказались схваченными городской стражей. Ли не знал, что сказать на это, невольно чувствуя отчего-то свою вину за то, что мал и не пользуется достаточным авторитетом, чтобы предупредить действия нерадивых вассалов, а вот матушка строго отчитала их. Наверное, его беда в излишней мягкосердечности, но как с этим поступить?

– Да, неано Эртон, – без утайки и звонко ответил Ли, решив, что настоящий герцог должен быть правдивым, а не хитрым, как мифический Мирит Инстин. – После нашей с вами перепалки я все чаще думаю о том, что мой отец, будь он жив, проявил бы себя гораздо лучше.

Лицо старика стало грустнее, а морщины на лбу – резче. Как мог Ли не замечать раньше, сколько печали и горести в его выцветших глазах? О чем невозвратном и несбыточном сожалеет этот старец, прятавший душу за завесой упрямства и гордыни? Он сказал верно тогда, на пиру, что не юнцам его учить, но сейчас мальчику, обладающему добрым сердцем, хотелось не научить, а утешить.

– Вы ошибаетесь, молодой человек, – немного сухо ответил западник. – Каждому дана своя ноша, дана Творцом, и нет смысла роптать на его волю. В особенности это касается герцогов и королей, ведь и вы, и я, и Его Величество Виктор Моранси несем огромную ответственность. Пока вы молоды, в ваших силах верно служить, не делать глупостей и не предавать своих людей. Донгмин будет рассчитывать на вас, а вам следует рассчитывать на него. Вы ведь меня понимаете?

– Да, неано… – прошептал мальчик, пораженный до глубины души этой простой, но мудрой речью.

– Я на это надеюсь. – Фрэнсис Эртон прерывисто и с хрипотцой вздохнул. – В вашем возрасте, неано Ли, я был просто глупым мальчишкой, таковым и остался в зрелости, а про ответственность и последствия за пренебрежение ею понял слишком поздно.

Ли должен был поблагодарить за столь ценный урок, однако задал всего один вопрос, вертевшийся на языке:

– Вы знали моего отца?

– Веймина Найто? Да, разумеется… Удивительно дерзким юнцом был, однако построил прекрасную военную карьеру, жаль, что так быстро ушел в Живой Лес в молодости…

Ли вздохнул. Он не мог помнить отца, но каждый раз, думая о нем, чувствовал, как холодная рука сдавливает сердце, и замирал, с трудом сдерживая слезы. Портрет покойного герцога Найто, заключенный в золотую раму, висел в галерее родового замка, и мальчик видел его много раз, однако слышал о том, каким он был человеком, очень редко. Матушка говорила о его добродетелях, но теперь Ли думал, что не существует людей, не имеющих недостатков вовсе. Жаль, что свою мысль он не сможет сказать вслух кому-либо, разве что записать в свою заветную тетрадку.

– Неано Эртон, – на этот раз Ли постарался говорить искренне и без всяческого волнения, чувствуя чистое спокойствие внутри себя, мягким теплом разливающееся по грудной клетке, – все, что я говорил о том досадном случае, было от чистого сердца. Меня всегда учили держаться искренне даже в подобных… ситуациях.

Ничего сперва не ответив, Фрэнсис задержал на мальчике внимательный и чуть-чуть насмешливый взгляд, и тому снова стало не по себе.

– Однажды эти поразительные чистота и искренность погубят вас, – спокойно сказал старик, и Ли с содроганием понял, взглянув в безмятежное лицо того, что так и произойдет.

– Я постараюсь, чтобы такого не случилось.

– Что же, будем надеяться.

– До свидания, неано Эртон. – Ли нерешительно встал, понимая, что хочет поговорить с западником о чем-то еще, но не может подобрать нужных слов. – Мне кажется, мы еще не скоро сможем покинуть столицу.

– Вам верно кажется, – сказал Фрэнсис и надтреснуто засмеялся.

Беседовать действительно больше оказалось не о чем, они все решили и примирились, оставалось лишь поблагодарить хозяина покоев за гостеприимство. На душе у Ли стало чуть-чуть легче, однако мнительность не давала покоя и рождала мысли о том, что он опять сказал нечто неправильное, способное задеть чувства Хранителя Запада, а идти в благоухающий зимний сад больше не хотелось.

Ли хотел было побеседовать с матушкой о том, что его тревожило, однако быстрая, словно лань, мысль посетила его сознание, прежде чем он собрался оставить свою комнату. Как давно ему не доводилось находиться на свежем воздухе! Уже пошла вторая седмица, а ведь в Донгмине он привык к долгим пешим прогулкам, совершаемым после занятий с учителями, и сейчас тоже хотелось прогуляться. Бэй Син, самый молодой и веселый из вассалов, едва ли намного старше сюзерена, подмигнул ему задорно и подсказал, как выбираться из дворца.

– Благодарю вас, – быстро кивнул Ли, прижав к груди руки со сплетенными пальцами.

Впрочем, идти преступным путем, как сделали это Сины, не хотелось, да и лгать мальчик не умел, но, на его счастье, недавно король отдал распоряжение выпускать людей из дворца, но не из города. Жаль, что он не знал об этом. Сказать бы матушке с тетей, только уже темнеет за окнами, а их вряд ли порадует прогулка в поздний час по Вете, да и вассалы легли спать – к тому же Ли очень сомневался, что из дворца выпустят большую группу людей.

Так что в тихую и прохладную осеннюю ночь он окунулся в одиночество, восхищенно рассматривая черный фон неба, усеянного мелкими серебристыми звездами. Раньше ему не приходилось гулять по вечерам, за исключением дней рождения, но теперь удача улыбнулась Хранителю Востока. Сделав несколько нерешительных шагов вниз по высоким мраморным ступеням, он отчего-то оступился и едва не полетел вниз, но его внезапно ухватила за локоть чья-то сильная рука.

– Благодарю, неано! – вырвалось у Ли, хотя его спасителем мог оказаться обычный стражник.

Спаситель скупо усмехнулся и, убедившись, что мальчик стоит ровно, отпустил его. Не видно лица, однако костюм богатый, дворянский, при свете факелов, установленных возле дворца, Ли успел заметить очень светлые, почти белые волосы и меховую оторочку дублета. Северянин?

– Позвольте представиться, – послышался голос, молодой и прохладный, – герцог Мартин Дальгор.

– Герцог Ли Найто, – склонил голову восточник.

– Я узнал вас. Полагаю, вы вышли на прогулку.

– Да.

– Я тоже, изумительное совпадение, – промолвил неано Мартин, однако изумления или чего-то близкого в его спокойном голосе так и не почувствовалось. – Предлагаю пройтись вместе по городу, в одиночку вам легко заблудиться.

– С удовольствием приму ваше предложение, – легко согласился Ли, только сейчас осознав, что о печальной возможности потеряться в огромном ночном городе почему-то не подумал.

И они неспешно направились вперед, вдоль дворцовой площади, вымощенной белыми камнями, мимо издававших тихий плеск фонтанов – старших братьев фонтанчика из зимнего сада. Душа Ли ликовала, пела, веселилась от долгожданной прогулки, так что впервые за минувший день он почувствовал себя самым счастливым человеком во всей Вете, а то и во всем Фиаламе. Рассматривая окружающее его пространство, мальчик невольно обратил взор к заворожившему его небу и отметил на этот раз, что звезды словно сложены в непонятный рисунок.

– Увлекаетесь астрологией, неано Ли? – как ни странно, голос Мартина потеплел.

– Что? – Герцог Найто вздрогнул и повернулся к спутнику. – А… Нет, я просто никогда не наблюдал созвездий.

– Зато теперь вам повезло, – говорил Мартин Дальгор короткими, словно рублеными фразами, и это было для Ли ново. – Осенние созвездия держатся в течение всей осени. Созвездие Флейты, созвездия Листа и Плаща. Сейчас мы с вами имеем радость наблюдать за первым.

И Ли, широко раскрыв глаза, увидел, что стройные ряды крошечных сияющих звезд выстроились в рисунок, изображающий незамысловатый музыкальный инструмент. Он был поражен этим прекрасным явлением в самое сердце, и на миг даже показалось, будто льется с неба таинственная, едва уловимая музыка, которую слышит лишь он, как ценитель флейты в детстве. Но это глупо, конечно же, особенно когда падает сверху звезда. Маленькая, одинокая и оторванная от прочих звезд, чтобы навечно затеряться в густом мраке неба… У Ли Найто защипало в носу.

А потом он вспомнил, что плакать ему не пристало, во всяком случае при другом герцоге, однако падение этой звезды за дурное предзнаменование герцог Донгмина не смог не счесть. Вот только Мартин Дальгор не узнает и об этом, ведь уважающие себя дворяне не должны предаваться бессмысленным суевериям.

Значило это, что Ли придется в скором времени самого себя от этого отучить. Поэтому вместо грусти, вместо тоскливых дум и философии мальчик постарался улыбнуться как можно веселее и предложить неано Дальгору продолжить прогулку.

Глава 9
Мартин Дальгор

Будучи воспитанным суровым отцом, не позволявшим вольности и прихоти даже слугам, талнорский герцог Мартин мучился от странного чувства смешанных досады и нетерпения. После коронации он собирался ехать на границу с Аранией и нести верную службу, но ему этого сделать не дали обстоятельства и люди. Сперва вор, затем король и стража… Разве сможет он принести пользу, сидя в четырех стенах, разглядывая с прохладной тоской в глазах бело-голубые драпировки и сдержанно общаясь со своими вассалами? Молодые Якоб Ольсен и Фридрих Ниссен такие же равнодушные, хладнокровные, как и он, словно выточенные из твердых, крепких кусков льда, однако их никогда не тянуло служить, даже получив офицерские звания. Куда более важным казалось им охранять собственные территории, а нахождение рядом с сюзереном – так, формальности. Мартин помнил, что этим явлением возмущался отец, и сам замечал подобное.

От тихого восточного мальчика, больше напоминающего переодетую девочку, Мартин Дальгор узнал, что запрет на покидание дворца снят, и это его порадовало. Появилась возможность прогуляться по городу и послушать разговоры людей. Мартину удалось в позапрошлую ночь разговорить бесхитростного Ли Найто и узнать про некую таверну «Четыре дороги». Именно в ней двое молодых восточников умудрились сцепиться с вассалом герцога Эртона, может, ему туда и направиться?

В ясный и теплый четырнадцатый день месяца Осеннего Тепла Мартин решил, что это прекрасная идея, но про безопасность забывать не стоило. Прежде чем оставить надоевшие покои и дворец, он взял шпагу и заряженный пистолет, а еще бросил в седельную суму пару кошельков, набитых серебряными силями и кватринами и золотыми урами. Один кошелек опустил в карман на всякий случай. После этого следовало дать строгие наставления вассалам на тот случай, если он не вернется во дворец, ведь нынче в Вете можно ожидать любых сюрпризов судьбы. Может статься, что и неприятных. А Мартину удалось – или, наоборот, не посчастливилось – вырасти человеком подозрительным и собранным, так что к любой вещи, находясь в непривычных обстоятельствах, он относился очень внимательно.

Ольсен и Ниссен прекрасно поняли опасения сюзерена и не стали даже удивленно переглядываться.

– Если случится моя смерть, – велел напоследок Мартин, – первым делом напишите моей матери. Привоз моего тела в Талнор без предупреждения может ее убить.

– Хорошо, неано Дальгор, – угрюмо кивнул двадцатичетырехлетний Фридрих.

– Бросьте, – махнул рукой Мартин, – я даже не сравнялся с вами возрастом. Называйте по имени.

Все эти мысли о трупах и смерти позже, стоило лишь выйти за пределы дворца, тут же показались северянину пустыми суевериями, присущими лишь старикам, и даже западный герцог вряд ли бы мог на это пожаловаться. А он, Мартин Дальгор, который младше его на сорок два года, уже вообразил себе Падший знает что и этого же испугался. Глупость какая. Нет, надо поехать в таверну и выпить стаканчик вина, чтобы внушить себе самому, что его опасения не имеют под собой никакой почвы.

Городские улицы пустовали, несмотря на полдень, а вот в «Четырех дорогах» явно было шумно и многолюдно. Худой мальчик лет восьми поклонился важному господину с Севера, улыбнулся, перехватил поводья и отвел лошадь в конюшню, а Мартин, очутившись внутри, понял, что не ошибся. Повсюду слышались громкие разговоры, смех, пахло дешевым красным вином и специями, жареным мясом и свежими пирогами, так что юноша почти сразу ощутил острый голод. Немудрено – во время обеда он почти ничего не ел.

– Здравствуйте, господин, – тут же шагнула к нему невысокого роста женщина с румяным лицом и выбивающимися из-под серого полотняного чепца светло-русыми прядями. – Что-нибудь желаете?

С ответом пришлось помедлить: здесь находилось много южан-простолюдинов, Мартин выделялся среди них белыми волосами и богатой одеждой, так что вынужден был первые полминуты бороться с досадной неловкостью.

– Вина, хозяйка, – коротко сказал он. – И мяса с тушеными овощами.

Зачем он вообще сюда пришел, лучше бы проехался по городу верхом и вернулся. Все так глупо… Покачав головой от недовольства своим поступком, герцог Дальгор не без труда отыскал пустующий стол в углу, накрытый грязноватой скатертью, и сел. Настроение испортилось еще сильнее, однако когда тот же мальчик подбежал с чистой скатертью и поспешно заменил ее, на душе стало чуть лучше.

– Вот тебе за труды, – сказал он, открыв кошелек и протянув маленькому слуге неведомо как завалявшийся медный кватрин.

– Спасибо, господин хороший! – поклонился мальчишка и умчался.

Еду и бутылку вина принесла хорошенькая белокурая девушка, бойко стрелявшая голубыми глазами. Северянка. Мартин улыбнулся ей, спросил ее имя, и та представилась как Лизель. Точно, либо родители уроженцы Талнора, то ли дальние предки, но это не так уж и важно. Отчего-то вспомнился разговор с матерью о невестах, когда служанка ушла, и сладостно-тревожно заныло в груди: видимо, рыжеволосый мираж будет преследовать Мартина Дальгора до конца его дней.

Но наступит время, он перестанет грезить о великой любви, как самый безмозглый мальчишка, и женится на ком положено. Да хотя бы на младшей сестре одного из вассалов.

Или это все-таки не мираж? Или просто почудилось, что где-то неподалеку, среди черноволосых южан и южанок мелькнул ярко-рыжий вихрь? Мартин уже почти насытился, однако лишь пригубил вино, когда его охватила знакомая манящая тоска, и он даже привстал, дабы убедиться, что ошибки здесь не может быть.

Убедился на свою голову.

Девица явилась сюда, не стыдясь ни дурных отношений с законом, ни того факта, что проживать должна явно если не в Арании, то хотя бы в Талноре, граничащем с ней. А что ей нужно в столице? Не отводил внимательного взгляда от одетой в мужские штаны и рубашку с наглухо застегнутым до горла дорожным колетом. Лишь бы не упустить ни единого ее шага! Сердце колотилось, во рту пересохло, словно и не было его недавнего хладнокровия, словно Мартин Дальгор остался, как и его младший брат, чувствительным восторженным мальчишкой! Но это мелочи, ему следует догнать ее.

Почему-то на миг Мартину вспомнилось, что эта девушка на момент их первой встречи была преступницей, скрывающейся от фиаламских властей. Она дала ему это понять перед самым прощанием, а потом насмешливо улыбнулась, глядя на его обескураженное лицо, и исчезла в ночной тьме.

Значит, надо догнать и спросить. Она ведь здесь неспроста. Однако, пока девушка никуда не торопилась, не следовало вызывать подозрений с ее стороны, так что Мартин попросил у улыбчивой Лизель сдобные сладкие бриоши с травяным чаем. А рыжая красавица в это время обедала, ни на кого не глядя, однако Мартин старался не думать о том, что она причастна к чему-нибудь. А кража королевского кинжала – это просто глупость, ведь прекрасные девушки не воруют государственные реликвии.

Помучившись в сомнениях еще около двадцати минут, юноша напомнил себе, что обычные девушки и не путешествуют беззастенчиво в мужских нарядах без важной цели. Ну, вот и все, она встала и уходит, нужно идти за ней. Мартин, не глядя, извлек небольшую горсть серебра и со звоном опустил на стол – монеты рассыпались вокруг посуды, одна из них едва не скатилась под ноги Лизель.

– Благодарю за еду и питье, – только и успел сказать Мартин, прежде чем вылететь следом за девушкой из таверны.

Получилось почти невозможное: они едва не врезались друг в друга, и он даже смог увидеть, как зло блеснули ее карие глаза – за миг до того, как его оттолкнули. Не дождавшись мальчика-слугу, оба резво метнулись в конюшню. Девица залезла на черную лошадь и пустила ее галопом, удирая от Мартина, он же ненамного отстал, и только тогда удалось заметить, как она, выхватив из-под колета узкий сверток, подозрительно похожий на ножны, бросает его в одну из седельных сум. Немедленно бросило в жар, а картина стала постепенно проясняться, словно до этого происходящее виднелось через плотную завесу серого тумана.

Это она украла королевский кинжал! Аранийка или фиаламка, но, как подданный короны, Мартин Дальгор, герцог Талнора, просто обязан был догнать ее и вернуть реликвию, а арестовать девицу он не сможет: можно даже не лгать самому себе про обратное… И снова бросило в жар – наверное, иных чувств он никогда не познает.

Стиснув поводья обеими руками, юноша гнал коня и очень надеялся, что скоро преступница устанет и сдастся, вот только свершиться тому вряд ли суждено. Будь на месте Мартина опытный гвардеец или солдат, привыкший преодолевать большие расстояния, догнал бы ее в два счета, однако что толку, если он почти всю жизнь провел среди гор и равнин ледяного Талнора? Так что ему пришлось скрепя сердце признать свое поражение, но не оставить слежку – благо что девушка поехала к другому выходу из города, обычно не охраняемому стражей, а ему пришлось отправляться через основные ворота. Послать коня галопом к тому месту, обогнув город, в надежде снова напасть на ее след – не самая лучшая идея, однако Мартин именно так и поступил.

Следовало звать стражу и солдат, однако так бы он потерял слишком много времени.

Снова рыжий вихрь впереди заставил его сердце биться чаще – они едва не столкнули лошадей на пустой местности, где вдалеке белели крыши аккуратных мещанских домиков столичных предместий. Но вместо испуга на бледном ухмыляющемся лице появилась издевка.

– Решил меня испытать? – хмыкнула она, глядя ему прямо в глаза.

– Подданная короны… – от беспричинного волнения язык и губы слушались ужасно. – Я требую вернуть украденное.

– Я не подчиняюсь вашей короне, неано, – засмеялась девица. – Аранийцы служат себе и своему королю.

И прежде чем потерявший дар речи Мартин успел что-то сообразить, она вновь пустила лошадь вскачь и исчезла из виду. Оставить все это так просто было нельзя – герцог Дальгор снова кинулся в погоню, подгоняемый мучительными противоречивыми чувствами. Лучше бы он не знал, что такое чувства вообще, лучше бы оставался ледяной глыбой, как отец! Но хватит думать о чувствах, нужно догнать снова и увидеть, куда она направляет лошадь.

Догонять пришлось долго, но Мартин не сдался и ближе к вечеру смог понять, что едет преступница в сторону Эртвеста. Запад, граничащий с Аранией, значит, она надеется таким образом проскользнуть через границу и увезти кинжал туда. Ехать придется вдоль реки Эрты, но расстояние от Веты до Эртвеста несколько короче, чем до Талнора – наверное, по этой причине девица и выбрала этот путь. Так что Мартин храбро решил положить начало многодневной поездке в Эртвест. Путешествие в итоге прошло почти без приключений.

Получилось все слишком глупо – его внезапное исчезновение из Веты породит множество слухов, а на талнорцев, приехавших с ним, падут королевские подозрения – чудо, если за ним самим не направят ошибочно погоню. Зато он поступил верно, собираясь в таверну, вооружившись и взяв с собой деньги. И все же эти недобрые две недели, во время которых он обливался потом, усталый и полуголодный ехал в Эртвест, измучили до такого состояния, что Мартин всерьез начал сомневаться, в его ли силах отобрать кинжал рода Моранси.