Текст книги "О нечисти и не только"

В баньке сыро, прохладно. Но Ваня за день намаялся. Так намаялся, что не до капризов. Ветровку снял, пристроил её на полок вместо подушки и только хотел уже керосинку загасить, как вдруг прямо над ухом услышал чуть гнусавый голосок:

– Из города, значить?..

На верхнем полоке в медной шайке сидел, обхватив себя за колени, дед. Макушка у него была лысая, но пониже волосья росли густые, чуть зеленоватые – словно сухой берёзовый лист. Так и не дождавшись ответа от впавшего в ступор гостя, дед достал из-за спины мутную бутыль:

– Будешь?

Ваня осторожно кивнул.

Диван – это вам не сырой деревянный полок. На нём можно вытянуться, прислушиваясь к мелодичному скрипу пружин, потянуться сладко, повертеться, а то и вовсе перевернуться в другую сторону – вдруг на той-то стороне сон найдёт? В общем, диван всем хорош.

Только вот сна у Розы ни в одном глазу как не было, так и нет! И причина заключалась в довольно-таки громком и совершенно немелодичном пьяном мужском пении, доносившемся откуда-то из распахнутого к лесу окна:

– Во лесо-о-очке комаро-о-очков много уродилося, я весьма, млада девица, тому удивилася! Тому удивилася, что много уродилося! Мне нельзя, младой девице, в лесу погуляти! В лесу погуляти, цветов сорыва-а-ати!

Исполнение сопровождалось звуками шлёпанья босых ног по грязи, частыми падениями, ойканьем и оханьем. Наконец Роза не выдержала. Подойдя к окну, она свистом привлекла к себе внимание певца:

– Эй! Днём надо было петь, товарищ! Съёмка закончилась! Идите спать уже… И другим не мешайте!

– Ой… Хто здесь? – вопросил смущённый голос откуда-то из кустов.

– Это я. Роза.

– Ро-о-оза, – радостно повторил, появляясь из кустов, бородатый великан метра под два ростом. Из одежды на нём – только легкомысленная цветастая тряпочка вокруг бёдер и перо в давно не чёсанных волосах. Зато в диковатых глазах – огонь, сущий огонь!.. И мужской интерес к статной красотке в высоком окне.

– Роза! Цветочек алый, свет мой ясный! Выдь ко мне, а? По лесочку-то прогуляемся… Для здоровья моцион совершим по тропиночке… Грибочков, ягодков пособираем… Это знаешь как полезно!.. Ну не рви мне душеньку, выдь!

– Ага. Щас! Иди проспись! – и захлопнула окно.

Из-за закрытого окна сначала доносился бубнёж на тему «пройтицца по лесочку», а затем вновь зазвучал песенный монолог младой девицы, удивлённой обилием комаров. Но теперь звук стал поглуше, так что Роза вновь легла на диван в надежде уснуть. И вроде бы даже сжалился над ней сон – веки потяжелели, опустились… Дремота сковала уставшее тело. Ещё минутку бы, но тут – шшшшрр – будто мышь пробежала по полу!

Роза мышей не то чтобы боялась, но по-женски недолюбливала. Поэтому глаза вмиг открыла и насторожилась. В Доме культуры явно кто-то обитал и помимо мышей: вот скрипнула где-то дверь, вот мелькнула в углу недобрая тень, отражаясь в пыльном зеркале какой-то поплывшей рогатой физиономией, а вот и шаги послышались над головой… Девять из десяти женщин сейчас заголосили бы и бросились, сломя голову, в баню, чтобы прижаться к мужскому плечу. Но не такой была Роза! Она встала и тихонько, на цыпочках, пошла на звук.

За фойе, казавшимся обжитым и уютным, следовал пыльный коридор, по обе стороны которого располагались двери – заросшие паутиной и чуть ли не мхом, кое-где на сорванных петлях, угрожающе щерились они выломанными досками. И сразу стало понятно, что председатель – врун, никаких собраний, а уж тем более смотров самодеятельности в таком запущенном месте проходить не может! Роза пошла по коридору к виднеющейся в конце лестнице на второй этаж. На стенах то тут, то там попадались ей пожелтевшие от времени портреты знатных селян, а может, и выходцев из кошмарных снов, с побелевшими от времени глазами и пятнами ржавчины по щекам.

На втором этаже был актовый зал, размерами и антуражем напоминающий пространство тронного зала в готическом замке. Здесь тоже висели портреты, но, под стать залу, гигантские. Суровые лики бородатых вождей, казалось, следили за непрошенной гостьей, осуждая её безрассудство. Одиноко стоящий на сцене стул и свисающий с потолка оборванный провод наводили на мысли о покойниках и привидениях… Но Роза решительно отбросила эти мысли и пошла дальше, а вернее, выше – туда, где слышались чьи-то скрипучие шаги и приглушённые голоса…

На чердак вела обычная приставная лестница. Осторожно – как бы ступеньки не треснули – Роза полезла наверх. Звуки голосов становились всё яснее, хотя, на первый взгляд, чердак был так же, как и всё остальное здание, пуст. Наконец Роза разглядела сбоку маленькую, едва ли в половину человеческого роста, дверцу, под которой виднелась полоска света. Пришлось сесть на корточки и прижаться глазом к щёлочке – а там…

Банный дед, прикрыв мочалом то, что пониже пояса, вольготно расположился на полоке. Ополовиненная бутылка как-то сблизила его с гостем, помогла найти массу общего и раскрыла характер каждого из собутыльников во всей многогранности. Внутреннее пространство баньки при свете керосинки казалось теперь не мрачным, а наоборот, уютным и почти домашним…

– И как это получается, – философствовал банник, – что вот у вас в городе душ есть, а душевности нет? Ведь нет же её, скажи, Вань?

– Это правда, – подтвердил пьяный оператор. – Всё крутится вокруг денег. А так чтобы посидеть душевно, поговорить, выпить, как с тобой, – это не с кем! У меня уже вот это где сидит! Вот!

– Ну так переезжай к нам, Вань! Женишься, дом построишь, ну там дерево, сына, то-сё!

– Не могу, – замотал головой оператор. – Не могу… У меня там… Девушка одна есть, короче…

Тут взгляд Ивана привлекло что-то за грязноватым маленьким банным окошком. Там, сверкая перламутровыми ягодицами, резвилась стайка длинноволосых девиц. В лунном свете их кожа отдавала то зеленоватым, то голубым светом.

– О, а это что такое?!

– Дак это русалки, – лениво махнул рукой банник. – Сегодня же ночь на Ивана Купалу, вот и бродит всякая нечисть по земле… Тьфу…

– А они что… без хвостов?

– Ну ты скажешь тоже! Вот начитаются сказок всяких и подавай им потом хвосты! Да какому мужику хвостатая девка нужна-то? А эти… они ведь каждое лето не по одному мужику в свою трясину заманивают!

– Вот бы посмотреть поближе…

– Не надо, Вань. Это ж русалки! Они не со зла, а так, по природе, но всё равно – уволокут тебя в омут… Не ходи!

– Да я одним глазком только! – Ваню было уже не остановить. На ходу причёсывая пятернёй кудри, он выскочил из баньки.

– Вань! Ну куда ж ты! Ва-а-ань! – банник обречённо вздохнул и с горя опрокинул стакан самогонки. – Э-э-эх! Хороший мужик был… Душевный!

За длинным столом, покрытым протёршимся кое-где кумачом, сидели странные существа ростом с кошку. Те, что мужского пола, были опрятны, одеты в домотканые, чистенькие рубахи, имели бороды, но кое-кто и рожки. Существа женского пола, худые и востроносые, напротив, выглядели неряшливо, будто только что вылезли из давно не чищенной печки, да вдобавок ещё и попали по дороге сюда на зуб к какой-нибудь бешеной собаке. Но всё же, при внимательном рассмотрении, становилось ясно, что и те, и другие принадлежат к одному виду… Говорили существа на обычном языке, правда, с небольшими особенностями – цокая и прищёлкивая, словно белки, занятые добыванием орехов из скорлупы.

– …кацдый год одно и цо щче…

– …а раз цы главный, цо и оцвечай!

– …издревле заведено, цобы домовой при дому цыл…

– …а хде он, дом?

Наконец, резким кашлем прекращая общий гомон, заговорил сидящий во главе стола:

– Цасцо слысцу я, мол, пора на покой. Не справляюсь, мол… Да я щци разви процив?! Я обеимя рукамя за! Наце берицэ власць хоц сейцас! И сами поцом выслуцывайцэ воц эцо всё! А я посмоцрю, как вы справицесь… Буццо я не знаю, какие у нас с вами беды… С кацдым годом бездомных домовых всё больцэ и больцэ. Люди бросаюц дома, в город едуц. И не оц голода бегуц, а цак… Оц скуки… Скуцно им цуц, кульцуры нец! А хде я возьму им эцу кульцуру? Я старцый домовой, а не минисцр кульцуры! За целовецью полицыку я не в оцвеце… У меня вон из всей кульцуры цолька эцоц Дом и есць! Цак цццо ущц и не домовой я никакой, а кульцоровой… Цьфу цы!

Со всех сторон послышались горестные вздохи. Грустно стало даже Розе, не знакомой до этого с проблемой бездомных домовых.

За маленькой дверцей кто-то тоненьким голоском запел на манер колыбельной:

– Сцануць слёзы комом в хорле – удерьжи их, убеди…

– Это горюсцко – не горе, горе будець впереди, – затянул второй, всхлипнув посреди строчки.

– Приструни себя позёстце, поховорку призови – хоросцо-то наживёсси, ты, брац, худо поживи…

Сводный хор домовых и кикимор (а это были именно они) пел до того душевно, что Роза чуть не прослезилась. Она хотела было устроиться поудобнее, чтобы послушать ещё, но неловко надавила плечом на дверцу, и та заскрипела… Хор вмиг замолк.

– Хцо здесь? – просипел угрожающе старший домовой.

– Шпиён эца, – услужливо подсказала ему ближайшая кикимора и захихикала.

– Хвацай его, ребяцы! – заревел старший. Он запрыгнул на стол и взмахнул над головой чьей-то обглоданной костью. Кость полетела в направлении Розы и тяжело ударилась о стену. Роза непроизвольно зажмурилась, а когда открыла глаза и снова глянула в щель, домовые и кикиморы уже неслись к дверце всей толпой, улюлюкая и размахивая подручным оружием…

Никогда ещё Роза не бегала так быстро! С приставной лестницы она просто слетела, ломая хрупкие перекладины. Но ни это, ни стул, которым Роза подперла дверцу, не задержали надолго одичавших домовых. Они перепрыгивали друг через друга, подскакивали чуть не до потолка, как резиновые мячики, и истерично визжали:

– Лови!

– Хвацай!

– Зубами рви!

– Йу-у-у!

– Ар-р-рх!

Мелкие сволочи непременно догнали бы несчастную и растерзали, не догадайся она спрятаться в одной из комнат и пропустить погоню вперёд по коридору. Окно в комнате было открыто, и оттуда доносился уже знакомый заплетающийся голос:

– Ой, что ж так много комаро-о-очков…

– Эй, – крикнула Роза, залезая на подоконник. – Я передумала! Давай-ка в лес, погуляем! Лови-и-и!!!

К счастью, мужик оказался понятливым и расторопным. Он подставил руки и бережно принял девушку в свои объятия. Та же, лишь коснувшись земли, тут же забыла о своём обещании:

– Ну и где тут у вас баня? Пойдём, проводишь…

– А… зачем?

– Попаримся перед прогулкой.

– Так эта… нельзя мне в баню-то!

– Почему?

– Я ж леший. Не жалуют там меня…

– Кто не жалует?

– Ну банник, ну кто же ещё!

Ещё час назад подобное признание Розу позабавило бы – только и всего. Но сейчас, едва унеся ноги от домовых, она восприняла эту информацию крайне серьёзно. А вдруг этот банник что-нибудь сделал с Ваней? А вдруг Вани вообще уже нет в живых?!

– Там же Ванька!!! Где тут баня, в последний раз спрашиваю! – трясла она ни в чём не повинного лешего.

– Там!!! – пискнул он, показывая куда-то сучковатым пальцем, и тут же сгинул в лес, стоило Розе отвернуться.

Пришлось двигаться в указанном направлении. Над притихшим селом уже висела полная луна, освещая Розе дорогу. Идти было совсем не страшно, и девушка почти успокоилась, как вдруг от забора стремительно отделилась какая-то тень и бросилась наперерез. Роза взвизгнула от неожиданности, но тень оказалась старым знакомым – Виктором Петровичем Кровопусковым.

– Ой, – нервно рассмеялась Роза. – Напугали вы меня! Фух! Слава богу, что я вас встретила… А то тут… А не проводите меня до баньки?

– Зачем? – поинтересовался фельдшер-гармонист, галантно беря Розу под локоть.

– А вот умыться хочу, – кокетливо ответила та, высвобождая руку, – простирнуть там чего-нибудь, туда-сюда…

– Не торопитесь, – прошептал Кровопусков, интимно склоняясь к Розе и обнажая острые клыки. Одной рукой он обнимал её за талию, а другой подманивал к себе коллег, прячущихся в тени забора. – Не торопитесь, вас утром… и так… омоют!

Роза, подчиняясь какому-то шестому или даже седьмому чувству, двинула сжатым кулаком через плечо и одновременно со всей силы пнула каблуком туда, где по идее должна была находиться коленная чашечка фельдшера. Оба удара достигли своей цели – Кровопусков присел от боли и взвыл, хватаясь за ушибленный нос, а Роза бросилась бежать – до бани оставалось не более двухсот метров. Лысые коллеги фельдшера сначала было попытались оказать пострадавшему первую помощь, но потом, повинуясь приказу Кровопускова, оставили его и погнались за Розой. В лунном свете отчётливо было видно, что кожа на их щеках уже тронута тлением.

– Пустите! Пустите, пожалуйста! – Роза барабанила в дверь баньки, пока не ввалилась наконец внутрь. Только успела встать и захлопнуть за собой дверь, прижав щеколдой, как услышала тяжёлое дыхание почти догнавших её преследователей. Хлипкая дверь под тяжестью их ударов шаталась, но внутрь войти без приглашения они не решались.

Вскоре к коллегам присоединился сам Кровопусков. Его голос был, как всегда, обольстителен:

– Ну что же вы так поспешно от нас ушли? Разве я вас чем-то обидел?

Как только глаза привыкли к темноте, Роза поняла, что находится не в самой бане, а в предбаннике. Банная дверь была куда крепче и внушительнее. Роза рванула её на себя:

– Ваня! Ванечка!

– А нет его, – ответил ей пьяный старческий голос.

– А где же он? – опешила Роза.

– Эх… Русалки его на дно уже, небось, утянули…

– Как это?.. Ваня!!! Ваня!!!

Именно утянули…

Сначала Ваня робко шёл позади, прячась за придорожными кустами, и только поглядывал сквозь листву на игры обнажённых девушек, любуясь жемчужным сиянием, исходящим от их кожи, наслаждаясь мелодичным смехом и пением… Потом, когда его заметили, он сам, по своей воле, пошёл за ними к озеру Русалочьему, давшему название всему селу. То одна, то другая дева на миг прижималась к нему прохладным телом, и от этого Иван, наоборот, наливался жаром. Так, что того и гляди пар пойдёт от одежды! Он тоже не отставал от сладострастных русалочек, ловил их, как серебряных рыбок в прозрачной воде, тянулся к ним обеими руками, а они с тихим смехом всякий раз ускользали, будто сквозь пальцы проходили… Ваня удивлённо смотрел на руки и опять пытался поймать, всё дальше заходя в тёмную глубь озера, пока не обнаружил себя уже стоящим по пояс в воде и окружённым сразу пятью или шестью русалками.

– Ну теперь-то не уйдёте, – весело погрозил он пальцем, приготовившись к броску. Но в тот же миг русалки сами бросились на него, накрывая своими длинными телами, прилипая к рукам и ногам. Они волокли его всё дальше от берега, и как Ваня ни сопротивлялся, утянули-таки его на самое дно…

Ещё на миг мелькнула над поверхностью Ванина голова – судорожно хватал он ртом воздух – и всё! Чёрная безмятежная гладь озера отражала высокую полную луну, крупные и особенно яркие в середине лета звёзды.

«Что ж делать-то теперь?» – думала Роза, сидя, словно васнецовская Алёнушка, на банном полоке, подальше от всхрапывающего банника и на всякий случай ещё дальше от окошка, за которым притаился плотоядный упырь-фельдшер-гармонист Кровопусков. Он и его приятели ходили вокруг баньки, скребли острыми когтями брёвна, заглядывали в окошко…

«Ваньку спасать надо… Ведь пропадёт! Да он бы и без русалок нашёл куда вляпаться, а тут эти мокрозадые… Ох, мне бы только выбраться отсюда!»

– Ненаглядная моя… желанная… Заклинаю, иди ко мне, – плющил нос о стекло Кровопусков. – Иди сюда, я сказал! Лучше сама приходи, а не то… я ведь зайду – хуже будет!

Банник всхрапнул погромче и открыл один глаз:

– Да не боись ты, девка… Не сунется сюда упырь… Банька – место древнее, священное! Для всякой нечисти запретное! До утра посиди, а там уж они и сами сбегуть…

– Нельзя мне здесь сидеть, дедушка, нельзя! Там Ванька! Он же пропадёт без меня!

– Значит, такая у него судьба – что ж теперь поделаешь!

– Ой, отсталый вы, дедушка! Отсталый и тёмный! Судьбу свою каждый человек сам творит! Ну или я за него сотворю… Дайте только выйти отсюда… Стоп, а банька-то, случаем, не из осины построена, а?

– Да не, ты шо! Осина – дерево влаголюбивое, пышное… Нельзя из него баню строить – загниёт! Вот разве что мебелю какую… – и банник показал на трёхногий табурет в углу.

Ваньке снилась мама. Будто бы он, маленький ещё совсем, лежит в одной маечке и трусиках на огромной подушке, а мама, большая, светлая, ласковая, наклоняется над ним, гладит непослушные волосы и тихонечко говорит: «Ванечка… Ванюша… просыпайся…» И так-то хорошо Ване от её голоса и от улыбки её, что он и сам в ответ улыбается, открывая глазки…

– А-а-а-а-а!!! – заорал от неожиданности взрослый Ваня, открыв глаза. Склонялась к нему вовсе не мама. Это была совершенно незнакомая, хотя тоже очень красивая и улыбающаяся женщина. Одета женщина была в простое белое платье, но в волосах её сверкала корона. Что, вкупе с гордой осанкой и уверенным взглядом, давало повод подозревать в ней лицо высокопоставленное.

Прооравшись, Ваня замолчал. Действительно, стыдно мужику так орать при виде красивой женщины. Пусть даже и очнувшись в странном месте, похожем на царский терем из русских сказок.

– Где я? – спросил, наконец, Ваня, справившись с голосом.

– В Русалочьем, где ж ещё! – с улыбкой ответила женщина.

– А-а, – немного успокоился оператор. – Это у вас пансионат такой, что ли? Я ночью, наверное, с полки свалился в бане, да? Ну, сотрясение там… туда-сюда? А то, знаете, мне такое привиделось – ухх!

И Ваня нервно рассмеялся. Женщина кивала головой, всё с той же ласковой улыбкой глядя на парня. Отсмеявшись, Ваня замолк. Несоответствие идеи сельского пансионата с окружающим его дворцом было прямо-таки вопиющим.

– Нет, Ванечка, – разрешила его сомнения царственная женщина. – Ты в озере Русалочьем. На самом дне. И сегодня у тебя праздник – День смерти!

Виктор Петрович Кровопусков прислушался. Из-за двери баньки доносились странные звуки – будто кто-то дрова решил наколоть. Не надеясь на собственный слух, он подозвал к себе коллег. Все трое навострили уши, прижавшись к двери. Звуки прекратились… И через секунду, ломая в щепья старую дверь, одновременно вылетели и замерли в паре миллиметров от удивлённых морд три заострённых кола. Затем колы исчезли тем же путём, а вместо них, распахнув ногой дверь бани, появилась Роза, крепко сжимая в обеих руках деревянный табурет, ножки которого превратились в опасное оружие.

– Так, кровопийцы, слушаем сюда. Щас вы быстро подбираете слюни и мандуете отсюда лесом примерно вот в том направлении!

Нечисть, не привыкшая, видно, к такому обращению, остолбенела. Но Роза поняла их нерешительность по-своему.

– Чё, не поняли, не?.. Ну щас объясню! А-а-а-а-а!!! – и Роза понеслась на них, выставив табурет перед собой, как таранное оружие.

– А-а-а-а-а!!! – заорали в ответ упыри, обретя, наконец, голос и заодно способность быстро передвигаться. Последней способностью они и воспользовались, чтобы удрать от разгневанной Розы с её табуреткой.

Роза не стала их догонять – есть и поважнее дела. Надо Ваньку-дурака спасать! Обернувшись напоследок, она увидела банника, сокрушённо рассматривающего покалеченную дверь. В ответ на его слабое и нечленораздельное возмущение только и крикнула:

– Извини, дед! Потом починю!

И побежала в лес, к озеру Русалочьему.

Ваня, принаряженный по случаю Дня смерти в шитый золотом кафтан, сидит на малом троне, по правую руку от сидящей на большом троне Русальей Царицы. Простые русалки развлекают их танцами и игрой на гуслях.

Царица весела – она милостиво улыбается танцовщицам, кивает им, поднимая кубок с вином. Протягивая кубок Ивану, замечает, что он печален.

– Что, Иванушка, невесел? Что головушку повесил? – спрашивает шутливо, гладя Ванино плечо.

– А чего мне веселиться? Я же умер вроде как… Какой уж тут праздник!

– Самый настоящий праздник. Как День рождения, только наоборот! Ведь для того, чтобы умереть, надо в водах смерти утонуть, а для того, чтобы родиться, надо в воде жизни утонуть… Почему, ты думаешь, дети плачут, когда рождаются? Им страшно… страшно жизнью захлебнуться! Так и ты боялся… дурачок! Ведь нет здесь ничего страшного – посмотри! Все тебя любят… нежат… Ты сегодня именинник у нас! Наслаждайся!

И Царица почти насильно влила в рот Ивану вино, от которого в ушах у него зашумело, музыка стала громче, а губы Царицы – ещё прекраснее и ближе… Наконец, не в силах справиться с соблазном, Ваня целует эти губы, закрывая глаза и проваливаясь ещё глубже в омут…

Русалки, разгорячённые видом целующейся пары и танцами, обнимаются и играют с подругами чуть более чувственно, чем это подобало бы… Лишь одна русалка, худенькая, небольшого роста, выделяющаяся среди остальных темноволосых дев своими светлыми волосами, не принимает участия в играх. Задумчиво смотрит она на Ваню, изредка робко улыбаясь.

Хорошо Ване там, на дне. Лежит себе на царской постели, милуется с Русалочьей Царицей… А Роза продирается через лесной бурелом. Ветки царапают ей лицо и руки, паутина налипла на волосы, но она, сведя брови, упорно идёт вперёд, как древняя амазонка.

Только вместо меча в руках её тяжёлый табурет с заострёнными ножками.

К обычным лесным звукам – уханью совы, лягушачьему концерту и шороху травы – добавился вдруг какой-то новый, фырканье чьё-то, плеск воды. Роза взяла табуретку поудобнее и пошла на звук.

В низине, у ручья, спиной к ней сидел на корточках мужчина, широко зачёрпывая ладонями воду и ополаскивая лицо. Наученная горьким опытом, Роза теперь знала, что даже самый обычный человек может оказаться лешим, банником или того хуже – упырём. Поэтому вместо того чтобы окликнуть незнакомца, она сама подкралась к нему и спокойно, уверенно приставила кол к его спине, целясь в сердце.

Мужчина замер, а затем медленно поднял руки, покоряясь невидимому противнику. Роза, вдохновлённая столь лёгкой победой, отступила на шаг в сторону, чтобы рассмотреть лицо незнакомца… В тот же миг он резко повернулся, намереваясь одним ударом выбить наставленный на него ствол, но табуретка-то – не ружьё, ребром ладони её не одолеть! Да и Роза – девушка не робкая, поэтому следующим же ударом – сиденьем табурета по челюсти снизу вверх – отправила она противника в глубокий нокдаун.

Убедившись, что поверженный незнакомец пребывает без сознания, Роза склонилась к нему и первым делом подняла верхнюю губу. Клыков под ней не было – значит, не упырь… И вообще, при ближайшем рассмотрении оказался незнакомец настоящим красавцем с короткой стрижкой и густой щетиной, которая так нравилась Розе в мужчинах…

Действие любого, даже самого крепкого вина под водой и на том свете проходит быстро… А трезвому пляски да песни русалочьи не в радость, да и сами песни у русалок нерадостные – на плач поминальный они походят, хоть и нежны безмерно и светлы, как слёзы детские. Грустит Ваня, исподлобья посматривая, как Царица поёт вместе с остальными русалками в высоком пещерном гроте – притворе дворца. Голоса русалок тонут порой в шуме небольшого водопада у дальней стены грота. Блики от русалочьих украшений – ожерелий, серёг, браслетов – играют на каменных стенах, отражаются в воде подземного маленького озера, на берегу которого и сидит Ваня. А рядом опять та же белёсая русалочка – она единственная, кто не поёт, держится в стороне и украдкой наблюдает за парнем.

– Как тебя зовут? – спрашивает её Ваня. Но та лишь плечами пожимает и улыбается виновато.

– Я – Иван. А ты? Ну, имя как твоё? – не унимается.

– Немая она, – Царица за беляночку отвечает. – Да и дурочка к тому ж… Такой родилась, такой и сюда попала – от людей злых, что травили её хуже собак, под водой спаслась…

И, заметив Ванино удивление, продолжила с недоброй усмешкой:

– А ты что же думал, русалками от хорошей жизни становятся? Нет, Ванюша! Кого любовь сгубила – родителям-то, не сватана, не венчана, в подоле не принесёшь ребёночка! А кто от мужа-изверга в прорубь бросился… Или от свёкра, что руки распускал да губы слюнявые, ненавистные!

Последние слова Царица произносит уже без улыбки, жёстко, зло – видно, что и сама она не забыла горя, из-за которого сделалась русалкой.

– Потому-то, Ванечка, – продолжает Царица уже спокойнее, – потому-то и держим мы зло на род людской. А паче на мужиков… Уж ты не обижайся!

– И она, – Ваня показывает на белянку, – тоже?

– Она – нет. Она зла не помнит. Дурочка – говорю же…

Русалочка, будто подтверждая правоту Царицы, улыбается беззлобно и бессмысленно, иногда трогая пальцем Ваню – проверяет, настоящий ли.

«…Ва-ня!..» – голос Розы вдруг прорывается сквозь шум водопада. Ваня крутит головой, стараясь определить источник звука. И опять: «Ва-ня!!!» – доносится сквозь толщу воды.

Хлоп-хлоп-хлоп! Роза хлещет незнакомца по щекам. Сначала осторожно, а потом всё сильнее, но это не помогает ему очнуться. Встревоженная Роза набирает в ручье воду в ладони и плещет ему на лицо. И ещё раз, и ещё… Вдруг в ручье вместо собственного лица видит она Ванино.

– Ваня!!! Ва-ня!!! – кричит Роза что есть мочи, но Ваня – видно, померещился – тут же пропадает, расплывается зыбью по воде.

Зато незнакомец застонал, подавая признаки жизни. Тяжело потрясывая головой, сел и с опаской посмотрел на Розу.

Сквозь голубоватую воду смотрит на Ваню Роза, но не видит и не слышит его и, крикнув ещё раз, уходит.

– Роза! Роза, куда ты?! Роза!!! – Ваня ловит рукой лик на воде, но он ускользает, как до этого там, на берегу ещё, русалки.

– Что это?!

– Это то, что тебя к жизни тянет, – отвечает Царица печально. – Не бойся, так всегда поначалу бывает… А потом проходит…

– Да не хочу я, чтобы проходило! – взрывается Ваня, вскакивая на ноги. – Я вообще обратно хочу! Понимаешь? Вернуться хочу!

– Понимаю. Все хотят, а потом привыкают…

– Кто это все? Да, кстати, а где они? Где все остальные?

– Какие ещё остальные?

– Ну, банник говорил, что русалки каждый год не по одному мужику в омут заманивают… Что-то я не вижу никого!

– Ба-а-анник, – зло протянула Царица. – Пьяница старый! Вечно болтает невесть что! Такой праздник человеку портит – День смерти!

Царица в раздражении ходила туда-сюда по гроту. Русалки притихли, опасаясь её гнева, и только беляночка непонимающе хлопала ресницами и улыбалась – мол, что это все замолчали вдруг?

– Хочешь знать, где остальные? Ну хорошо! Не хотела тебя расстраивать раньше времени, да, видно, придётся! Веселья тебе, Ванечка, ровно до рассвета отпущено. Можешь с нами всю ночь развлекаться, а можешь и обратно, на тот свет, вернуться! Но если до рассвета не сумеешь – огоньком болотным навек станешь. Светом зелёным, холодным, могильным все помыслы, все чувства, все желания твои обернутся! И гореть тебе так, не зная ни любви, ни тепла, вечность! Как остальным!

И ушла, взмахнув белым платьем напоследок, словно рыбка хвостом-вуалью. Остальные русалки за ней устремились.

– Постой! Постой! Как вернуться-то? Скажи! – Ваня бросился за Царицей.

– Как сюда попасть, сам разобрался, без подсказок… Значит, и с обратной дорогой справишься! Времени у тебя до рассвета много…

Так-то сказала, словно отрезала. Понял Ваня – не поможет она ему.

– Вы уж простите меня, – смущённо лепетала Роза, сидя на поваленном дереве рядом с очнувшимся незнакомцем. – Тут столько всего навалилось – ой! И лешие, и домовые, и… ещё только чертей не хватало!.. Вы ведь не чёрт, нет? Точно?

– Точно, – подтвердил тот. – Я вообще не местный. Из Волчьего лога иду… Думал через лес срезать, и вот… заблудился… Ну а потом вы… Гхм…

– Я – Роза, – девушка повернулась к нему лицом и подала руку.

– А я – Сергей, – и мужчина неловко пожал нежную женскую ладошку своей лапищей. – Можно просто Серый… И на ты…

– Очень приятно, – Роза не отнимает руки, вглядываясь в красивое лицо Сергея и чувствуя, что земля уходит из-под ног, а сердце сладко замирает под его взглядом.

– Так, если я под водой, значит, чтобы выбраться отсюда, мне нужно наверх! Правильно? Правильно! – Ваня, чтобы не было так тоскливо, разговаривал сам с собой, стоя перед раскидистым деревом в русалочьем саду. Дерево было до того высоким, что верхушка его терялась в тумане, заменяющем здесь небо.

Поплевав на руки, Ваня подпрыгнул, ухватился за ветку, подтянулся и полез наверх – не слишком ловко, но довольно споро. Внизу, прячась за кустами, подсматривала за ним русалочка.

Чем выше, тем тоньше становились ветки. Наконец, уже на приличной высоте, очередная ветка не выдержала, хрустнула, и полетел Ваня вниз. Русалочка от страха зажмурилась.

Шлёпнулся парень тяжело, гулко, распластавшись спиной по мягкой траве.

– Значит, не до конца я умер, раз так больно! – резюмировал Ваня, вставая.

– Попробуем ещё раз, – и Ваня опять уцепился за ветку.

– …Ну вот, а банник и говорит – Ваню русалки на дно утянули… Я его спасать собралась, а тут эти упыри…

– Упыри, говоришь? Хм, – Сергей усмехнулся.

– Не веришь?

– Да нет, почему же… Верю. Всякое бывает…

Они сидели всё на том же дереве, но уже гораздо ближе и теснее друг к другу, соприкасаясь плечами и иногда случайно сталкиваясь многозначительными взглядами.

Помолчали… Окружающая их листва, словно виньетка на старой фотографии, создавала идиллическую картину. Романтики добавляла и яркая луна, и журчание ручейка…

Наконец Сергей, будто решившись на что-то, встал:

– Ладно, пойдём! Разберёмся с твоими упырями, а заодно и с русалками…

Розе не верилось: неужели вот этот вот… мачо, одним словом, сейчас так просто возьмёт и спасёт её, а заодно уж и Ваньку от всех тёмных сил?! Неужели есть ещё в мире настоящие мужики, которых не надо просить о помощи и которые тем более сами не нуждаются в помощи? Неужели Сергей – это и есть тот самый, которого Роза всю жизнь так ждала?.. Нет, так не бывает! – заключила девушка и на всякий случай «включила стерву»:

– Ты это мне помочь решил, что ли?

– Ну надо же вызволять из беды прекрасную даму, – отшутился Сергей.

– Надо же… Посмотрите, какой благородный нашёлся! Да я и сама могу справиться!.. Да я, может…

– Так, дама! Я не понял, тебе помощь нужна или как? Пойдём уже, – Сергей резко перебил её тоном, весьма далеким от рыцарского и, не оглядываясь более, зашагал в сторону озера.

– Вот теперь узнаю настоящего мужика, – удовлетворённо сказала сама себе Роза и скоренько побежала за Сергеем, внешне спокойная, но на самом-то деле готовая петь от радости и предвкушения нового, счастливого на этот раз романа!

Все Ванины попытки залезть на дерево заканчивались одинаково – он падал опять и опять. Вот уже и сил больше не осталось. Ваня закрыл глаза да так и остался лежать.

Жалостливая русалочка подбежала к нему, присела рядом. Похлопала его осторожно ладошкой по плечу. А потом, когда очнулся, показала наверх, одними глазами спрашивая: «Зачем, мол, калечишься?»

– Обратно я хочу, домой, понимаешь? На землю!