Текст книги "WikiLeaks изнутри"

Семнадцатилетний исландец тоже представлял собой угрозу безопасности. В «Твиттере» Джулиан писал, что юношу неоднократно задерживала исландская полиция. Нам он рассказывал, что в полиции его расспрашивали о WL, что ему показывали снимки с камер наблюдения, чтобы получить информацию об отдельных людях. Об этом Джулиан тоже писал в «Твиттере». Но проверить факты возможности не было. Исландская полиция отрицала эту версию. Интерес к таинственной группе WL истории об арестах и преследованиях только разжигали.

В дою году Джулиан все чаще стал путешествовать в сопровождении личной охраны. Подумать только, как вырос его престиж. В какой-то момент мне в голову пришла мысль, что самым сокрушительным ударом для него было бы, если бы меня арестовали первым. Может быть, именно поэтому его так беспокоило мое имя на кнопке звонка.

Наши отношения ничуть не улучшились после того, как он в апреле пригрозил мне, что, если я напортачу и поставлю под угрозу наших осведомителей, он хоть из-под земли меня достанет и прикончит. Он сказал это в очень напряженной ситуации. Он иногда обвинял меня в вещах, в которых можно было обвинить его самого. Один раз он заявил, что я представляю собой угрозу безопасности, потому что «не выдержал бы допроса». Мне оставалось только гадать, какие сценарии проигрывает его больное воображение. Может быть, он рисовал себе, как полицейский безжалостно зажимает мои пальцы в тиски и добивается от меня чистосердечного признания на несколько страниц, грозящего Джулиану смертной казнью?

Джулиан однажды рассказал мне, что он регулярно ездит в лес. Находясь в полном одиночестве, он якобы получает новый заряд энергии. Он называл это «перекалибровкой». Там он ни с кем не общался и просто беззаботно проводил время. По его собственным рассказам, такой перерыв был ему необходим по крайней мере раз в пару месяцев. Если вспомнить прошедшие два года, у него не было и дня времени, чтобы выехать на природу или хотя бы погулять по парку.

Многие из тех, кто встречался с ним на конференциях или кого он навещал, говорили мне, как плохо он выглядит, какой у него изможденный вид. Не понимаю, к чему была вся эта гонка. Что-то его постоянно подстегивало, но я не знаю, что именно. В 2010 году мы стали выпускать одну публикацию за другой, как будто за нами гнался сам дьявол. Возможно, давление нагнеталось постоянно поступающим к нам новым материалом.

Он заранее предупреждал меня, что отныне не будет времени, чтобы, как раньше, обговаривать каждую мелочь, что мы теперь выросли, что все уже слишком серьезно, чтобы тратить время на ерунду. Наверное, ему хотелось, чтобы все было как можно более опасно, авантюрно и многозначительно.

Я придерживался противоположного мнения. Именно потому, что мы становились все более известными, а присылаемые нам материалы – все более «взрывными», нам нужно было действовать продуманно. Нам следовало использовать вынужденный перерыв в конце 2009 года для того, чтобы разработать солидную внутреннюю инфраструктуру.

Я недоумевал: может, Джулиан действительно чего-то боится? Не терзает ли его какая-то неизвестная мне проблема, не кажется ли ему новый материал слишком опасным? Он часто предлагал избавиться от материала, высказывал опасения, что нас за него «порешат». С другой стороны, я ни разу не заметил, чтобы Джулиан вообще чего-либо боялся. Страх просто-напросто не входил в число свойственных ему чувств, поэтому преодолевать себя ему приходилось редко.

Постоянное напряжение приводило к тому, что мы допускали все больше ошибок и были уже не в состоянии нести взятую на себя ответственность. Джулиан на это только повторял свою любимую фразу: «Не ставьте под сомнение авторитет во времена кризиса».

На самом деле это подозрительно смахивало на комедию. Джулиан Ассанж, главный разоблачитель и противник войны, борец за мир во всем мире, в речах своих стал приближаться к «сильным мира сего», против которых выступал. Ему все больше нравился нарочито шершавый, бездушный жаргон наших документов со всеми сокращениями и шифрами.

Он уже давно начал называть людей «активами». В экономике этим словом обозначается инвентарь, а в военном жаргоне – войсковые части. Джулиан его употреблял не в самом хорошем смысле, демонстрируя таким образом, что соратники для него не более чем «пушечное мясо».

Когда он стал выгонять меня из WL, то в качестве причины назвал «нелояльность, нарушение субординации и провокации» – эти термины были внесены в «Закон о шпионаже» от 1917 года после вступления США в Первую мировую войну и на военном языке означали предательство.

Кодированный жаргон распространен не только в армии. Он является неотъемлемой частью любой специализированной среды. Переработанные законодательные тексты тоже битком набиты так называемым «юридическим лепетом», так же как экономические или банковские тексты. Еще покруче военного кодированный жаргон сайентологов, чей устав просто кишит акронимами.

Такой язык не только идеально подходит для ограничения и полного исключения доступа посторонних лиц к информации. Существование целых профессиональных групп базируется на знании соответствующих самореферентных систем. Не суть важно, о чем идет речь, главное – звучит высоконаучно. Не удивительно, что Джулиану это нравилось. Профессиональный жаргон создавал видимость значимости и впечатление, что владеющий им человек знает, что делает, но предпочитает, чтобы его об этом не расспрашивали.

Вот еще одно из открытий, которыми я обязан работе в WikiLeaks: в военных организациях, секретных службах или стратегических комиссиях – везде все одинаково. Некоторые документы при ближайшем рассмотрении казались мне ужасно наивными. Например, мы опубликовали документ группы «Красные клетки» (Red Cells). Это мозговой центр ЦРУ, основанный после событий 11 сентября. В документе излагались пиар-стратегии для укрепления положительного отношения немцев и французов к афганской войне.

Ганс-Юрген Кляйнштойбер, профессор политологии Гамбургского университета, в радиоинтервью назвал этот документ «Записками школьника». Какой бы коварной ни казалась сама затея убедить немцев в том, что в Афганистане речь идет об экономических интересах, а французов – в том, что там ведется борьба за права женщин, план ее осуществления был топорно прост и явно принадлежал не самым проницательным стратегам. На языке ЦРУ это звучало внушительно, но по содержанию – могло с тем же успехом выйти из-под пера старшеклассника.

Разумеется, мы и сами грешили самореферентностью. Название WikiLeaks превратилось в WL, Джулиан в J, меня в чате звали S от фамилии Schmitt, и все остальные члены команды тоже были сокращены до отдельных букв. При этом установился особый порядок: чем важнее функция человека в WL, тем короче его ник. Если в чате WL попадалось однобуквенное имя, можно было с уверенностью сказать, что имеешь дело с официальным представителем проекта.

Обвинения в Швеции

Двадцатого августа 2010 года шведская прокуратура выдвинула против Джулиана Ассанжа обвинения в двух попытках изнасилования.

В это время я вместе с женой и сыном был на отдыхе. Мы две недели путешествовали по Исландии, стране, похожей на негатив, где черная земля перемежается с белоснежными замерзшими фьордами. Мы переезжали с одного места на другое на старой дребезжащей машине, взятой напрокат. Давно я не видел такой красоты. Бывали даже дни, когда мне удавалось часами не думать ни о Джулиане, ни о WikiLeaks.

Однако совсем отвлечься от WL не удавалось. Меня все равно тянуло к ноутбуку. В машине лежал роутер для Wi-Fi, обеспечивавший интернет-соединение, у меня был также электропровод для палатки, а на мой исландский номер мобильного постоянно звонили журналисты.

Например, Харви Кэшор, журналист с канадского телевидения, непременно желал со мной встретиться. Он и так уже приехал по делам в Германию и, когда узнал, что я в Исландии, решил отправиться за мной. Кэшор возглавляет отдел журналистских расследований в Си-би-эс, канадской телерадиовещательной компании. Ему предстояло совершить рейс с пересадкой до маленького аэропорта в городе Исафьордюр, где как раз остановились мы с Анке и Якобом.

Кэшор предложил сотрудничество. Его канал хотел принять участие в нашей следующей публикации, они даже собирались предоставить редакторов, чтобы помочь нам в подготовке. Мы условились встретиться в рыбном ресторане в Исафьордюре, где проговорили в течение двух часов. Однако его усилиям не суждено было вознаградиться. Наши партнеры не желали, чтобы Си-би-эс достался кусок пирога. Люди из журнала «Шпигель» отреагировали спокойно, а вот англоязычные журналисты выразили категорический протест. Джулиан утверждал, что они якобы оказывали на него давление.

В Германии на тот момент все СМИ занимались только одной темой: трагедией на фестивале «Парад любви» в Дуйсбурге 24 июля, когда в давке погибли 19 человек и еще двое скончались в больнице от травм через несколько дней.

Вскоре к нам рекой потекли материалы по этой теме: секретные документы, связанные с планированием, внутренние договоренности, детальные описания мер по обеспечению безопасности и процесса утверждения. Документы регулярно поступали на наш сервер, некоторые даже в нескольких вариантах. Казалось, будто половина сотрудников администрации Дуйсбурга внезапно переквалифицировалась в разоблачителей.

Несмотря на то что некоторые документы были опубликованы в блогах и в других СМИ, мы совершенно точно были первыми, кто представил всеобъемлющую информацию о закулисной стороне событий. Я чувствовал себя обязанным выложить все это на сайт, поскольку WikiLeaks становился платформой, которая обеспечивала этим документам должное внимание. Так что несколько ночей нашего исландского отпуска я посвятил их подготовке к публикации на сайте.

Во время путешествия мы остановились в местечке под названием Хольмавик. Там не было ничего, кроме музея ведьм и маленькой гостиницы на ветреном склоне. До пяти утра я просиживал с Анке в комнате, где по утрам накрывали завтрак, и занимался Дуйсбургом.

Рядом со мной возвышалась гора пивных банок, оставшихся от наших предшественников. От холода меня защищали теплые носки и темно-синее белье из мериносовой шерсти. От медленного интернетсоединения помогало только одно средство – терпение. Мне нужно было просмотреть сорок документов в различных версиях и подготовить весь пакет бумаг с самого начала. Кроме того, требовалось написать аннотации и сделать версии для публикации с обложками. После вынужденного перерыва нам еще не приходилось делать такие большие публикации. Обнародование 20 августа документов, касающихся «Парада любви», стало фактически первой нормальной публикацией WikiLeaks после перерыва.

На тот момент мы уже давно не публиковали документы в порядке поступления, хотя изначально наш принцип был таков. Большую часть из них мы попросту откладывали и сосредотачивали внимание на сенсациях. На этом настаивал Джулиан. Несмотря на ожесточенные дискуссии, его не удавалось переубедить. Таким образом скапливалось и то, что я считал важным.

Например, у нас хранилась переписка членов Национал-демократической партии Германии за последние четыре года. Кое-какие выдержки из нее я передал журналистам для ознакомления. Кроме того, журнал «Шпигель», у которого, по-видимому, была часть этих материалов, уже подготовил статью по теме. Но, чтобы вставить в статью цитаты из переписки, журналу потребовалось получить предварительное разрешение у адвокатов партии. Правда, это разрешение потом отменили, так что публикация переписки НДПГ на WikiLeaks была бы отличным шансом продемонстрировать преимущество перед классическими СМИ. WL не нуждался ни в каких разрешениях.

В пятницу, когда мы вернулись из Рейкьявика и я зашел в чат, оказалось, что у нас проблема. Один из техников, который, как и я, отправился в отпуск, исчез. Мы регулярно проверяли, все ли вернулись из своих поездок невредимыми, не задержан ли кто-нибудь на границе, не арестован ли, не пропал ли вовсе. От него уже девять дней не было вестей, хотя он собирался уехать на три дня. Мы беспокоились.

Каждый вечер перед тем, как мы ложились спать на новом месте во время путешествия, жена рассказывала сыну, что сон, который приснится, когда спишь на новой кровати, сбудется.

Не знаю, произвело ли это впечатление на десятилетнего Якоба, но на меня, бесспорно, произвело. Следующей ночью мне приснилось, что наш коллега вернулся из поездки целым и невредимым. Утром я проснулся в полной уверенности, что все кончится хорошо. И действительно, я вышел в чат, а он там. Я подумал: вот теперь все точно будет хорошо. Через двадцать минут я прочел в новостях, что в Швеции выдан ордер на арест Джулиана. Как сообщалось, он изнасиловал двух женщин.

Как правило, люди, против которых ведется расследование, защищены от прессы. Так заведено и в Швеции. Чтобы не повредить репутации, СМИ не называют ни возраста, ни тем более имени подозреваемого. Шведская бульварная газета «Экспрессен», которая, как и издательство этой книги, принадлежит шведской медиагруппе Bonnier, нарушила все правила. Из сообщений прокуратуры они состряпали сенсацию – с его полным именем. Джулиан был потрясен, как и мы. Его еще даже не вызывали в полицию, обо всем он прочитал в газете. Никому такого не пожелаешь.

Как ни странно, но мне казалось, что Джулиан впервые за несколько месяцев ненадолго ко мне прислушался. Он нуждался в совете и был готов прислушаться к каждому, кто примет его сторону. И хотя потом мы рекомендовали ему на некоторое время уйти в тень, в тот момент мы заверили Джулиана, что полностью его поддерживаем и у нас нет причин ставить под сомнение его версию истории.

После одиночества среди исландской природы меня, Якоба и Анке ожидал ежегодный фестиваль культур в столице. Была суббота, кругом толпился народ. Исландцы поставили на улицах киоски, везде играла музыка, продавались еда и напитки, а на главной улице проходил ежегодный марафон. Биргитта читала перед старым зданием тюрьмы свои стихи и собирала подписи против использования магмы для добычи электроэнергии. Я оставил Анке и Якоба и стал пробираться к Халльгримскиркье. Это лютеранская церковь, похожая на стартующую ракету «Ариан». Там у меня была назначена встреча с Инги и Кристинном. Нам требовалось обсудить возникшую проблему.

Оба исландца уже ждали меня возле статуи Лейфа Эрикссона. Кристинн смотрел все время как будто в сторону. Как если бы в прошлом он увидел что-то страшное и с тех пор решил никогда не смотреть прямо. Инги стоял позади него, скрестив руки на груди. На Инги были широкие штаны и жилет в стиле милитари, а в руках – старая борсетка.

Мы пошли в музей Эйнара Йоунссона. Искусство нас сейчас совсем не интересовало, но в течение беседы мы беспрестанно петляли по всему зданию: по лестнице вверх, на другую сторону, снова вниз, на перекрестке направо, по левой стороне в восьмой зал и снова на первый этаж. Через заднюю дверь мы вышли в сад скульптур. С помощью этой тактики мы рассчитывали если не избавиться от возможных преследователей, то, по крайней мере, утомить их.

Мы на минуту остановились возле бронзовых фигур. Кристинн курил одну сигарету за другой. Он говорил отчетливо, даже слишком, и часто перебивал. Долгое время он пробыл с Джулианом в Великобритании и мог считаться его доверенным лицом.

«Что будем делать?» – спросил я.

Кристинн посмотрел своим пустым взглядом куда-то сквозь меня. Инги молча глядел на нас. Мне стало ясно, что наш антикризисный отдел находится в плачевном состоянии, если вообще существует, и что мы должны собраться и хорошо обдумать состав, задачи и структуру. В чате нам не удавалось решить проблемы. А я уже давно требовал устроить встречу основного состава команды.

Чуть позже к нам присоединилась Биргитта. Казалось, она тоже была озадачена сложившейся ситуацией.

Тут зазвонил мобильный Кристинна. Он внимательно выслушал, радостно ответил и с облегчением сообщил нам следующее. Ордер на арест отозван. Что за день! Мы сошлись во мнении, что Джулиану срочно надо пересмотреть свое поведение в отношении женщин.

По теме «Джулиан и женщины» нужно сказать пару слов. Джулиан любит женщин, это не вызывает сомнений. Однако не было женщины, которая занимала бы его мысли, это всегда была отдельная тема. Когда мы бывали на конференциях, он нередко оценивал присутствующих дам, но вопреки расхожему мнению о мужчинах не отмечал отдельно ноги, грудь или попы. Интерес Джулиана к женщинам никогда не был таким грубым, как это описывает пресса.

Джулиан точно подмечал детали. Например, запястья, плечи, затылок. Он никогда не выдавал комментариев вроде «классные сиськи», честное слово, никогда. От него скорее можно было услышать: «Какие у нее красивые скулы, это выглядит очень благородно». Или как-то раз мы наблюдали за изящной женщиной, которая, проходя мимо нас, рылась в своей сумочке. И Джулиан сказал: «Наверное, очень приятно, когда эти руки прикасаются к тебе». Но это уже была крайность, при мне он никогда не говорил о женщинах непристойно.

Вынужден признать, он немного заразил меня своей тягой к женщинам. Хотя на тот момент я не был одинок. Взять, к примеру, конференцию Global Voices в Будапеште. Тогда после своего доклада мы отправились на вечеринку, которая проходила на крыше старого супермаркета, где перебрали абсента. И Джулиан, и я плохо переносим алкоголь, поэтому мы были сильно навеселе, когда шли с вечеринки домой, то есть в снятую нами квартиру.

В апартаментах все время ужасно пахло газом – видимо, труба где-то отходила. Мы по очереди спали один на верхнем ярусе двухэтажной кровати, другой на диване и часто шутили: «Если услышишь мой предсмертный хрип, ползи к окну» или «Должен ли я буду как-то подготовить твоих родителей, когда привезу им печальную весть?». Однако квартира была дешевой, находилась в центре, и в Будапеште нам жилось весело.

И вот по пути с вечеринки нас обоих, похоже, одновременно посетило видение: мимо нас пронеслась женщина. На роликовых коньках, в коротких шортиках и обтягивающем топике. Она была волнующе сексуальна и выглядела очень интересно. Мы погрузились в свои фантазии, и эти мысли не отпускали нас до глубокой ночи.

Вернувшись в нашу газовую камеру, мы провели в размышлениях весь вечер. Джулиан лежал на диване внизу, я забрался на второй этаж. Мы обсуждали конференцию, людей, наши планы.

Но время от времени один из нас вздыхал: «Какая женщина!»

А другой соглашался: «Да, просто бомба».

Мы еще не раз вспоминали эту роллершу, она стала для нас воплощением женщины-мечты.

В то время у меня ничего не было с другими женщинами, но меня мучило плохое предчувствие. Я ощущал, что из-за многочисленных разъездов все больше отдаляюсь от своей подруги в Висбадене.

Один критерий делал женщину в глазах Джулиана желанной: 22. Она должна была быть молодой. Для него было важно, чтобы женщина в нем не сомневалась и осознавала свою женскую роль. Она могла быть умной, это ему нравилось. Мне не удалось выявить какой-либо конкретный образ его потенциальной добычи. Худая или толстая, высокая, маленькая, блондинка – это не имело значения. Хорошо, если симпатичная, но это не было обязательным условием. Думаю, в первые годы существования WikiLeaks Джулиан часто бывал одинок. По крайней мере, у меня создалось такое впечатление, когда мы вместе ездили на конференции.

Какое-то время я подозревал, что у них с Биргиттой что-то завязывается. Однако Биргитта – полная противоположность покорной спутнице: она смелая и всегда говорит то, что думает. Без сомнения, она очень привлекательная женщина, хотя ей уже давно не двадцать два. Однажды Джулиан сказал мне, что она женщина его мечты. Возможно, это было произнесено просто так, ведь Джулиан считал, что всегда должен говорить нечто значительное. Но мне казалось, что он не сможет долго продержаться с женщиной, которая будет общаться с ним на равных.

Мы часто обсуждали эволюционную теорию. Тот, кто сильнее, не только всегда побеждает, он выделяется и более жизнеспособным потомством. Его гены обладают особой ценностью и должны распространиться по всей земле. Таков был тезис.

Я был свидетелем того, как Джулиан в большой компании хвастался, что стал отцом чуть ли не во всех точках мира. Много маленьких Джулианов, на каждом континенте по одному – казалось, ему нравилась эта идея. Действительно ли он думал о своих детях и существовали ли они вообще – это большой вопрос.

С женщинами Джулиан мог быть очень обходительным. Во время знакомства он был вежлив и очарователен. А потом почти переставал уделять им внимание. Это заставляло женщин снова и снова искать его расположения. Его равнодушие их притягивало.

Что касается обвинений в Швеции, то здесь, по-видимому, дело было в споре об использовании презерватива. Следствие началось так: две женщины обратились в полицию в связи с тем, что их опыт общения с Джулианом давал основания для возбуждения уголовного дела против него. Одну из них звали Анна А. Анна – член Христианской социал-демократической партии Швеции. Она пригласила Джулиана принять участие в семинаре «Роль СМИ в конфликтных ситуациях», который проходил в Стокгольме.

Что на самом деле между ними произошло, знают только эти женщины и Джулиан. Фактом оставалось одно: были предъявлены обвинения. Учитывая роль Джулиана в WikiLeaks, нам следовало определиться со своей позицией. Представитель организации, против которого выдвигают подобные обвинения, вредит имиджу своего проекта. Нравится ли это кому-то или кажется справедливым – другой разговор. Не только я, но и многие другие просили Джулиана немного уйти в тень. Он же, наоборот, стал утверждать, что обвинения – это кампания Пентагона с целью опорочить его. По словам Джулиана, ему сообщили, что против него затеваются козни и что ему стоит быть осторожнее, чтобы «не попасться в сексуальную ловушку». Джулиан сказал нам, что не может назвать осведомителей, но они очень надежны.

В чате мы с ним постоянно обсуждали эту проблему:

Дж: они утихнут к концу недели

Д: нет, не утихнут

Д: если ничего нового не случится, то только еще больше людей выскажутся

Д: потому что люди не любят такие вещи

Д: просто как день

Д: они хотят, чтобы все это имело последствия

Д: учитывая твои заявления плюс то, что мы вопим о прдставе, результат будет обратный

Д: *подставе

Д: те, кто обижен и все такое, не уйдут, наоборот

Д: твоя реакция вызовет новые заявления

Дж: что за линию ты гнешь?

Д: какую линию?

Дж: если все пойдет так, я тебя уничтожу

Д: LOL

Д: какого черта?

Д: что за чушь?

Д: у тебя совсем крыша поехала?

Д: я не хочу больше слушать этот бред, Дж

Д: серьезно

Д: ты рубишь голову посланнику, это не дело

Д: проблемы-то у тебя

Д: от этого может пострадать весь проект

Д: вот что меня волнует

Д: я пытаюсь помочь тебе, это не так-то легко при твоем отношении к делу

Д: просто не верится

Д: ты когда-нибудь думал, ты, зацикленный на своем высокомерии, что не все случается по вине других?

Д: удачи, чувак, я устал опекать тебя

Д: поступай как знаешь

Дж: иди и подумай о своих действиях и словах. я знаю многое, чего, вы думаете, я не знаю. я не потерплю вероломства в кризисные времена

Д: по-моему, ты неверно оцениваешь ситуацию, Джей

Д: честно

Д: но я сказал, я не буду тебя прикрывать или помогать тебе все исправлять

Д: удачи тебе с твоим отношением к жизни

Д: мне лично нечего стыдиться

Дж: так тому и быть

Ну как еще я мог ему объяснить, что меня волнует судьба проекта? Он обвинил нас в том, что мы позволили себя одурачить «черной» кампанией и отвернулись от него.

Джулиан рассказывал мне про обеих женщин. Он отрицал, что спал с ними без презерватива, однако детали так и остались невыясненными. Я не хочу и не могу судить о чувствах женщин и о поведении Джулиана в их отношении. Злой рок в том, что такой шовинист, как он, столкнулся с двумя эмансипированными женщинами, причем в стране, где понятие «сексуальное насилие» имеет более широкое юридическое толкование, чем в большинстве государств! Не в последнюю очередь по причине своего «звездного» статуса Джулиан угодил в ситуацию, которую не смог контролировать.

В конце концов встал вопрос, кто должен оплачивать для него услуги адвокатов. Он не мог взять средства из пожертвований, поскольку обвинения предъявлялись ему как частному лицу. Я был не против того, чтобы Джулиан обратился в какую-нибудь организацию или к кому-нибудь, кто раньше оплачивал его работу, тогда бы у него хватило денег на адвоката. Я не раз пытался предложить ему это в чате. Но Джулиан не соглашался.