Текст книги "WikiLeaks изнутри"

Иногда я просто из ничего придумывал фразы, которые мне так хотелось услышать:

«Хай, Даниэль, мне нужно поговорить с тобой».

«Я тут подумал. Наверное, я что-то не так понял, давай снова поговорим о будущем WikiLeaks».

«Эй, помнишь тех лохов от искусства в Линце, классно мы тогда провели время, а борьбу с медведем помнишь?»

Ха-ха! Я был просто неисправимым мечтателем, фантазером! Добро пожаловать в реальность, просыпайся, дорогой! А вот что он говорил на самом деле:

«Если ты снова будешь угрожать нашей организации, я тебя засужу».

«Даниэль болен, у него что-то между шизофренией и паранойей».

«Ты преступник».

Кроме того, Джулиан вел себя так, как будто был шефом WL. Он составлял 99 процентов аннотаций к документам, редактировал, писал все сообщения в «Твиттере» и определял концепцию WikiLeaks. Биргитта подвела хороший итог: «Из того, что ты говоришь, Джулиан, следует, что ты считаешь всех своими слугами, которыми можно помыкать».

Даже Архитектор сумел быстро подобрать нужные слова и сказал, что будет лучше, если мы все мирно разойдемся. Он уже был готов передать всю систему, причем в том состоянии, в котором он ее получил в прошлом году.

Джулиан отвечал: «Наши обязанности важнее этого идиотизма». Архитектору он сообщил, что тот стал «тенью того человека, которым был». От Биргитты он потребовал извиниться за свое «коварство», поскольку она разговаривала с журналистами из «Дейли бист»: «Слушай внимательно. Это было подло, это было отвратительно, и ты должна извиниться. Ты будешь извиняться?»

Но Биргитта продолжила критиковать Джулиана, на этот раз в связи с обвинениями в изнасиловании. «Ты втянул WL в плохую историю», – написала она. Но Джулиан считал наоборот: «Нет, это WL навредил моей личной жизни».

После того как Джулиан попытался перетянуть Архитектора в параллельный чат, а остальных просто удалить, тот написал ему свои последние слова: «У тебя было 5 минут, ты их исчерпал. Удачи. Не трать мое время (сколько раз тебе повторять?)». И Архитектор поступил так, как часто делал Джулиан. Он просто исчез из чата.

Джулиан промолчал. А что он мог сказать? Он не хотел больше разговаривать с нами. А у нас не было желания общаться с ним.

Это был конец. Не конец WikiLeaks, а конец той команде, которая месяцы и годы работала над проектом. Отныне нам предстояло выходить на связь друг с другом только через прессу или через посредника.

Мы сдались и начали передавать управление технической стороной. Архитектор помог оставшемуся в проекте Технику восстановить старую систему. Сначала мы планировали решить необходимые вопросы за две недели, но на деле процесс растянулся на все три.

Почему мы с Архитектором однажды утром, 15 сентября 2010 года, решили покончить с WikiLeaks? Хороший вопрос. На самом деле стоило бы спросить, почему мы не приняли это решение намного раньше. Возможно, в глубине душе мы его уже приняли, но не могли себе в этом сознаться.

Но спустя два дня после того разговора, 17 сентября 2010 года, мы зарегистрировали название нового проекта: OpenLeaks. Разумеется, эта идея возникла раньше, не два дня назад. Конечно, мы давно об этом думали. И наверное, где-то в подкорке мы уже держали эту идею, когда стали жестче разговаривать с Джулианом. Но именно в тот день созрело окончательное решение.

Еще летом возникла мысль, что мы не сможем вечно бороться за WikiLeaks. Тогда нас больше всего беспокоили сообщения Джулиана в «Твиттере», а также то, что у нас появлялись все новые источники информации, в то время как многие важные документы оставались без внимания. Джулиан постоянно сообщал о новых утечках, а затем добавлял, что больше ничего не хочет публиковать, и без всякой причины набрасывался с критикой на журналистов. Если я не ошибаюсь, как раз когда Архитектор сказал свое решающее слово, Джулиан в пух и прах разнес статью из «Мазер Джонс». Мне давно ничто не приносило такого облегчения, как эта резкая и лаконичная, в свойственной Архитектору манере, фраза: «Если так пойдет дальше, мы просто разбежимся».

Разбежимся, расколемся, разойдемся. О боже, значит, я не единственный, кому приходят в голову такие мысли. Хотя я и знал, что Архитектор больше общается со мной, чем с Джулианом, но не был уверен, что он в случае чего не скажет: «Я всегда буду с WL». А от Архитектора зависело многое. Без него было практически невозможно внедрить что-то новое.

Разумеется, нас терзали сомнения, когда мы осторожно начали обсуждать эту идею с остальными. Например, с Харальдом Шуманом и Биргиттой. Они беспокоились, что мы поставим на карту саму идею WikiLeaks, если расколем организацию. Кроме того, WL стал брендом. Они настаивали на том, чтобы решить проблемы с Джулианом, предлагали бороться за WL до конца. Но мы с Архитектором придерживались прагматичной точки зрения.

Плотина прорвалась, решающие слова были сказаны, и нас, уставших от размышлений и споров, уже ничто не держало.

Я и Архитектор, а затем и присоединившийся Герберт были полны энтузиазма. Сначала мы просто фантазировали. Потом начали обсуждать, как создать лучшую версию WikiLeaks. Вскоре задумались и о названии. Затем стали выдвигать рацпредложения, как сделать так, чтобы новая организация не пошла по стопам WikiLeaks, то есть чтобы ее не испортили слава и деньги. Все это происходило примерно в июле и в начале августа 2010 года.

Мы писали концепты, которые позже легли в основу нового проекта. Некоторые мои идеи были еще с тех времен, когда я подавал заявку на грант в Фонд братьев Найт. Примечательно, что мы внесли в наш первый устав один пункт, над которым солидные основатели аналогичных организаций от души посмеялись бы. Но нас ужасно волновал вопрос, как грамотно принимать решения всем коллективом. Мы хотели для каждого случая находить компромисс, насколько это возможно. Чтобы не сбрасывать со счетов ни единого мнения, мы были готовы обсуждать варианты целыми днями. Мы договорились никогда больше не работать в спешке. И в итоге постановили, что лучше уж играть в «Камень, ножницы, бумагу», чем оказаться в ситуации, когда слово одного решает все.

Было нелегко внести идею с игрой «Камень, ножницы, бумага» в документ, поскольку она звучала не слишком серьезно. В итоге мы посмеялись над собой и вычеркнули ее из нашего официального манифеста. Мы твердо решили соблюдать нейтралитет, ограничиваться предоставлением услуг и не заниматься политической пропагандой. Нам очень хотелось избежать превращения новой организации в «фабрику звезд».

Как только в последней беседе было решено, что мы окончательно покидаем WL, началась работа над новым проектом. И хотя мне было бесконечно грустно, что мое время в WL безвозвратно ушло, этот конец стал своего рода освобождением.

Я решил публично известить о своем уходе. В то время готовилась публикация, касающаяся Ирака. Я отвечал за сотрудничество с журналистами из «Шпигель». На ближайшей встрече я сообщил им, что, к сожалению, больше не занимаюсь этим вопросом, поскольку не состою в команде WikiLeaks.

Розенбах и Штарк сразу предложили мне дать интервью – мол, еще успеем поместить его в следующий номер. Но я попросил неделю на размышление. Следовало обдумать, что говорить, а о чем умолчать. Я осознавал, что слишком расстроен сейчас и могу наболтать лишнего. Мне не хотелось, поддавшись соблазну, обратить свое разочарование в личную месть. Моей задачей было поставить под сомнение надежность проекта, который я всегда поддерживал, и просветить хотя бы часть людей, которые сотрудничают с WL, жертвуют деньги и присылают документы. Если раньше я твердо стоял на том, что WL – это надежная организация, то теперь мне предстояло уточнить некоторые нюансы.

Сейчас дела обстояли так. Почти три года я никому не рассказывал, что у нас творится. Наоборот, я всегда старался разрекламировать WikiLeaks как можно лучше, а для этого нужно было развеивать сомнения и опровергать критику. Так что приходилось идти на некоторые хитрости, балансируя между правдой и пропагандой. Но я никогда не лгал намеренно. В обоих журналистах я видел прежде всего свидетелей моих сомнений.

Я встретился с Марселем Розенбахом и Хольгером Штарком. Они слушали меня с большим интересом. Как и во время наших прежних разговоров, Хольгер Штарк достал блокнот и приготовился записывать. Однажды я его спросил, почему он все время записывает. Он ответил, что хочет запомнить, что я говорю. Меня бы больше устроило, если бы он не записывал, возразил я и напомнил об их обещании не использовать ничего из сказанного мной.

Во время следующего разговора у Штарка на столе снова появился блокнот. Меня это раздражало. Возможно, я стал слишком недоверчивым. За последние недели я столкнулся со множеством недоразумений, внутренних тайн, которые затем оказались отражены в прессе в искаженном или неполном виде. И это принесло большие неприятности. В интервью со «Шпигель» я высказывался очень сдержанно и не стал открыто критиковать Джулиана.

Интервью вышло 25 сентября. Весь понедельник я очень нервничал, ожидал реакции, возможно, даже каких-то официальных заявлений со стороны Джулиана. Но ничего не произошло. Интерес проявили только журналисты. Но у меня уже пропало всякое желание говорить о WikiLeaks и моем уходе из команды. Чтобы дополнить картину, я сообщил еще некоторые подробности одному или двум журналистам. Теперь мне нужен был только отдых.

Срочно.

«Дневники войны в Ираке»

Двадцать второго октября 2010 года WikiLeaks опубликовал 391 832 документа, касающихся войны в Ираке. Это были военные документы за 2004–2009 годы. Так же, как и в случае с «Дневниками войны в Афганистане», «Гардиан», «Нью-Йорк таймс» и «Шпигель» находились в привилегированном положении и могли за несколько недель до публикации ознакомиться с материалами и подготовить статьи. Они получили документы заранее, как только Джулиан открыл свою «лавочку» в Лондоне.

Двадцать второго октября материалы были опубликованы на странице WikiLeaks и стали доступны всем. До моего выхода из организации Джулиан говорил об эксклюзивных правах только для трех партнеров среди СМИ, которые сотрудничали с нами по афганской публикации. Он не хотел привлекать «Вашингтон пост» и свободных журналистов. Однако сейчас появились новые партнеры, например «Аль-Джазира» и Channel 4.

Если работу над афганской утечкой координировал Дэвид Ли из «Гардиан», то публикациями по поводу Ирака заведовал Гэвин Макфэйден, директор Центра расследовательской журналистики в Лондоне. Эта неправительственная организация в первую очередь занимается обучением журналистов, проводящих расследования, и рассказывает о значении этой дорогостоящей формы журналистики.

Макфэйден также заседает в консультативном совете Бюро расследовательской журналистики, основанной в 2009 году организации, которая заботится о практической реализации задач Центра. Они выпускают в год четыре-пять репортажей по темам, которыми пренебрегают открытые СМИ. За это журналисты получают от Бюро деньги, благодаря чему не зависят от конкретных заказов своей редакции. У Бюро тоже есть офис в британской столице, а Центр расследовательской журналистики направляет к ним авторов и обеспечивает экспертизу.

Макфэйден – искренний фанат Джулиана, а также коллега и приятель Иэна Овертона, главного редактора Бюро. Возможно, через последнего он познакомился с Джулианом, а там и возникла идея сотрудничать в связи с публикацией документов по Ираку. Идея была такая: Бюро создает пятиминутные видеоролики и продает лицензии на их трансляцию телеканалам.

В 2009 году Бюро получило от Фонда Поттера помощь в размере двух миллионов фунтов стерлингов, обеспечивших его финансовую независимость. А сотрудничеством с WikiLeaks интересовалось скорее для того, чтобы урвать громкую историю и свою порцию славы.

Еще во время создания ролика «Сопутствующее убийство» телеканалы спрашивали нас о стоимости лицензии. Так у Джулиана появилась идея сделать видеоролики источником дохода.

Я узнал от одного репортера «Ньюсвик», что Channel 4 и «Аль-Джазира» заплатили деньги за пятиминутные клипы, посвященные войне в Ираке. Назывались пятизначные и выше суммы в фунтах стерлингов. Создателями роликов были Иэн Овертон и его Бюро. Из-за этого Овертон оказался в эпицентре критики. Его со всех сторон спрашивали, насколько законными являются подобные сделки. Критики хотели знать, получил ли телеканал вместе с правами на трансляцию право досрочно ознакомиться с материалами.

Овертон все отрицал. Деньги, мол, поступали только для покрытия издержек производства роликов, так что в итоге Бюро даже скорее понесло убытки. У меня возникло ощущение, что Овертон теперь расплачивался за то, что связался с ненадежной организацией.

Смонтированные видеоролики, по-видимому, были также предложены другим телеканалам. Некоторые, например Эй-би-си, сочли такое предложение подозрительным и удивлялись размеру запрошенной суммы. Широкая общественность, в том числе сторонники WikiLeaks и те, кто жертвовал им деньги, так и остались в неведении относительно продажи видеоматериалов. И это тоже не говорит в пользу WL. До сих пор невозможно отследить, кто и сколько заплатил и какие ответные услуги им за это пообещали. Овертон же заверял меня, что может раскрыть все детали сделки и что со стороны Бюро все было законно.

Затем у Джулиана возник конфликт с «Гардиан» из-за того, что те хотели опубликовать некоторые депеши без его согласия, и тогда он вместе с адвокатом ворвался в редакцию. Журналистка Сара Эллисон из «Вэнити фэйр» в своей статье рассказывает о «столкновении культур», то есть консервативной редакции «Гардиан» и «информационного анархиста» Джулиана Ассанжа. Джулиан сообщил, что, поскольку информация, содержащаяся в документах, принадлежит ему и публикация затрагивает его финансовые интересы, он должен решать, когда и кто их будет публиковать. Однако если Джулиан в разговоре со своими медиапартнерами приводит финансовые аргументы, то напрашивается вопрос, не пора ли ему сделать финансовую сторону WikiLeaks более открытой для общественности.

Перемены в WL касались не только сотрудничества с прессой. Для публикации документов, относящихся к войне в Ираке, потребовались и технические нововведения. Последняя публикация была размещена на серверах, принадлежащих компании Amazon, в США и Ирландии, а также на сервере во Франции. Естественно, все информационные каналы на североамериканском континенте контролируются Национальным агентством безопасности – службой военной разведки. Особенно если дело касается WL. Очевидно, Джулиану с Техником не удалось полностью восстановить систему, чтобы она могла вместить такую большую публикацию. На данный момент, в январе 2011 года, отправить документы на WikiLeaks все еще невозможно. Это объясняется тем, что вспомогательная система по-прежнему отключена.

Зато есть одна страница, где говорится об интересующем WL способе подачи данных и его технических аспектах. Путь к странице открыт, что позволяет легко определить каждого, кто интересуется загрузкой документов. А подключившись к соединению между компьютером пользователя и сервером во Франции, нетрудно выяснить, какие запросы направляет потенциальный информатор.

Архитектор забрал с собой практически все, что разработал за год работы с организацией, а также все данные, которые предоставил WL на время сотрудничества. Архитектор является интеллектуальным собственником программ и конфигураций. Перед оставшимися участниками встала проблема, как продолжать дело в его отсутствие. Технический уровень, на котором находился WikiLeaks до появления Архитектора, с сегодняшней точки зрения можно назвать безответственным. Техник, который остался с WikiLeaks, мог бы без проблем восстановить все в изначальном состоянии. Даже Wiki-сервис мог бы быть доступным, поскольку не Архитектор его программировал.

Архитектор перед прощанием долго просвещал Техника. Во время передачи дел он терпеливо разъяснил ему, как должна быть сконфигурирована вся система. Молодой Техник – хороший программист (и он, кстати, знает, что в нашем новом проекте ему будут рады в любой момент). Однако перед ним поставили слишком сложную задачу – в одиночку провести восстановительную работу. Джулиана это не слишком заботило, он не пытался поддержать его, чаще жаловался. Именно поэтому в январе 2011 года, четыре месяца спустя после нашего ухода, система еще не функционировала полностью. Я не знаю этого точно, но догадываюсь.

Мы по сей день ждем, когда Джулиан восстановит защиту, чтобы вернуть ему материалы, которые хранились во вспомогательной системе. Там они и лежат, надежно защищенные. Нам эти материалы не нужны, мы не собираемся использовать их для OpenLeaks. Мы передадим их Джулиану, как только он сможет доказать, что будет хранить их в безопасности и обращаться с ними аккуратно и ответственно.

До сих пор, до самого выхода книги, об этом никто не знал. Мы боялись публичного обсуждения. Возможно, теперь это произойдет. Но я твердо стою на своем решении. Безопасность наших источников была и остается для нас важнейшей задачей.

После нашего последнего разговора Джулиан один раз попытался связаться с Архитектором. Он сказал Архитектору, что им снова надо начать работать вместе. Дескать, тот должен «вести себя как мужчина» и «оставить прошлое в прошлом». Но Архитектор лишь посмеялся и ответил: «Поезд ушел».

Перед нами же Джулиан хвастался сотней новых сотрудников, новых рабочих лошадок. Но и среди них не было никого, кто мог бы полностью восстановить систему. В Швеции 30–35 человек помогали ему в течение двух-трех недель. Я слышал, что они все ушли, потому что им слишком тяжело пришлось с Джулианом.

Хотя я уже давно не работал на WL и занимался своим проектом OpenLeaks, я по-прежнему имел статус оператора в чате моей бывшей организации. Иногда я из любопытства заходил туда и читал их разговоры. Разрывы отношений в виртуальной жизни переживаются не так мучительно, как в реальности. Тот, кто вышел из футбольного клуба, должен перейти в другой, чтобы пинать мячик. Я же все еще мог следить за всеми беседами в открытом чате WikiLeaks. Как оператор, я мог подолгу находиться в чате, и, в отличие от других пользователей, меня не отключало автоматически через 10 минут простоя. Эта мера была принята для того, чтобы никто не зависал в чате незамеченным и не «подслушивал».

Так я узнал, что недостаток сотрудников в WL привел к тому, что ответственным за чат назначили семнадцатилетнего парня из Исландии. С тех пор Penguin X являлся первым собеседником, с которым сталкивались посетители чата, желающие задать вопрос. И это не так уж безопасно, поскольку сюда заходят люди, которые хотят передать организации материалы. Чат приобрел теперь еще большее значение, ведь почта по-прежнему не работала в полном объеме, потому что Джулиан отказался передать ключ к серверу.

В такой ситуации потенциальным информаторам приходится самим заботиться о собственной безопасности. Например, они не должны предоставлять информацию, которая позволит их идентифицировать или может навредить другим участникам. В открытом чате все могут следить за беседой, будь то любопытный чудак или профи из спецслужб.

После моего ухода Джулиан поручил Penguin X написать сообщение для прессы. В нем меня следовало изобразить коварным дезертиром. Но это слишком сложная задача для семнадцатилетнего. Он в принципе не умеет хорошо писать. Кроме того, он не знал всех предшествующих обстоятельств. Поэтому он попросил помощи у одного из добровольных помощников, который болтался в чате. А тот не придумал ничего лучшего, как обратиться за советом ко мне. Парень не очень хорошо представлял себе ситуацию и был бы благодарен за малейший вклад. «Боже, слишком поздно!» – подумал я тогда. И у этих профессионалов в руках документы, которые адвокат Джулиана назвал «термоядерной бомбой»!

Когда я впервые после моего ухода общался с Няней, мне пришлось согласиться, что я не буду записывать наш разговор. Хорошо, я согласился, что не буду сохранять никаких данных. Я просто его запомнил.

Я думаю, Няня – неплохой человек, но когда она сказала, что хочет устроить все так, чтобы «все были довольны», меня что-то насторожило. Эта фраза отдавала второсортным шпионским фильмом. Няня предложила вот что: она примет меры, чтобы мое имя «не пострадало в глазах общественности». Для этого я должен всего лишь перестать публично критиковать Джулиана и его проект, тогда они, возможно, перестанут плохо отзываться обо мне. Я ответил, что ее формулировка звучит немного угрожающе. Нет, поправила меня Няня. Если бы она действительно хотела мне угрожать, то не стала бы говорить намеками. Это не в ее стиле.

Няня попыталась перетянуть обратно Архитектора, пообещав ему регулярный доход. После того, как ушла Биргитта, ее хотели заставить подписать договор о неразглашении. В течение нескольких месяцев Джулиан угрожал мне тем, что якобы собрал на меня компромат. Помимо прочего, он сулил обнародовать мои письма, чтобы разоблачить мое «истинное я». Пускай так и сделает, ради бога. Может прозвучать странно, но мне не в чем себя упрекнуть. Наверное, для этого я слишком нормальный.

«У меня заканчиваются варианты, в которых не предусматривается уничтожение людей» – так Джулиан поручал Биргитте призвать нас к порядку. Это было вскоре после нашего ухода. Тон безобразный, но эти исполненные пафоса слова не внушали мне страха. Джулиан напоминал мне представителя Пентагона, который в своей речи, посвященной публикации афганских документов, призывал нас «поступить правильно». Вопрос о том, что подразумевалось под «правильным» и какие последствия нам грозят, если мы не поступим правильно, так и остался открытым. Такие угрозы хоть и эффектны, но пусты.

Няня между тем даже лично приехала в Германию, чтобы отыскать меня в клубе. Было первое ноября, угрюмый понедельник, первый день, когда нам пришлось включить в квартире отопление. Я сидел за круглым столом в клубе лицом к двери и спиной к стене. Поэтому мы сразу увидели друг друга, когда она вошла.

Она не читала интервью в «Шпигель».

– Я не хочу ничего этого знать, – сказала она и дружелюбно улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, чуть-чуть оскалившись. Затем она достала список.

– Это пункты, которые мы хотим с тобой обсудить.

– У меня немного времени, – ответил я.

– Коды доступа? – прочитала Няня и вопросительно взглянула на меня.

Думаю, она сама не знала, что это такое, но звучало хорошо. Я терялся в догадках, что же имеется в виду. Пароли? Но у меня не было ни паролей, ни чего-либо еще в этом роде. Я объяснил ей, что честно передал все данные и мне очень жаль, что Джулиан отправил ее сюда, снабдив неверной информацией. Мне действительно было жаль Няню. Джулиан сообщил ей какую-то полуправду, а ей нужно было все уладить.

Кроме того, я объяснил, почему не хочу, чтобы Джулиан прямо сейчас получил документы. Считает ли она, что в WikiLeaks все в порядке, спросил я. Она не смогла дать ответа.

Няня смотрела на меня или даже сквозь меня. Думаю, она была ошарашена, когда я и впрямь ушел. Она к такому не привыкла. Какие такие дела могут быть важнее беседы с ней?

Я не хотел заставлять ждать своего агента. Мы договорились о встрече, чтобы доработать план моей книги.

– Сорри, мне пора, – повторил я.

Вот и все.