Текст книги "WikiLeaks изнутри"

Борьба с интернет-цензурой

В 2008 году мы начали публиковать цензурные списки различных систем, внедряемых во всем мире для блокировки доступа к определенным сайтам.

Первый список поступил из Таиланда. Злоупотребление в политических целях было в этом случае совершенно очевидным: режим централизованно использовал фильтры, дабы предотвратить распространение критики по отношению к королевскому дому. Кроме того, выявлялись и устранялись порнографические сайты.

Вскоре к нам стали поступать цензурные списки из демократических стран – из Норвегии, Финляндии, Дании, из Италии и Австралии, – где фильтры якобы служили для предотвращения распространения детской порнографии. Некоторые из этих систем были предназначены для добровольного пользования, то есть родители имели возможность устанавливать фильтры на своих компьютерах и на компьютерах своих детей. Начинание, несомненно, похвальное. Характер сомнительной цензуры оно приобретает тогда, когда законодательные органы пытаются в принудительном порядке внедрить эти фильтры в Сеть для всех пользователей.

Основным аргументом сторонников цензурных фильтров является то, что только таким образом можно эффективно бороться с детской порнографией в Сети. Это ложный аргумент, который впоследствии был неоднократно опровергнут.

Так, на основании наших утечек было установлено, что даже самый лучший фильтр не в состоянии правильно определить и трети сайтов, считающихся опасными. Процент погрешностей некоторых фильтров достигал 90 %. Особенно много ошибок обнаружилось в списке из Финляндии: лишь малый процент занесенных в него сайтов в действительности содержал детскую порнографию. Эта информация повлекла за собой волну политических протестов.

Кроме того, что системы эти были ненадежными, ими легко можно было злоупотреблять в политических целях, причем не только в странах, где царит диктатура и несправедливость, как в Китае и Таиланде. В Финляндии, например, от цензуры пострадал Матти Никки, известный блогер. После того как он опубликовал финский цензурный список, IP-адрес Никки тоже был в него занесен.

В австралийских цензурных списках обнаружились сайты стоматолога, противников аборта, а также гомосексуалистов и религиозных меньшинств.

Публикация нашей утечки по австралийским цензурным спискам совпала с периодом предвыборной кампании. В Австралии, как и в Германии, правительство стремилось к тому, чтобы в обязательном порядке установить цензурные фильтры в Сети для всех пользователей. Правительство отрицало, что опубликован именно тот документ, который лежал в основе законопроекта. По иронии судьбы, нам вскоре после этого подбросили новый список, очень напоминающий старый. Однако ответственные лица внесли некоторые поправки по пунктам, особо подверженным критике со стороны общественности.

В конце апреля 2009 года в Германии Урсула фон дер Лайен, занимавшая в тот момент пост министра по делам семьи, представила свой первый проект так называемого «Закона об ограничении доступа». Тогда даже Исследовательская служба федерального парламента выразила свои сомнения. Но мне кажется, что проект все равно приняли бы, если бы нам не удалось вовремя вызвать общественный интерес к этой теме.

Однако, как это нередко случается, не только и не столько само имя WikiLeaks завладело вниманием общественности. Нужен был человек, который бы эту тему подхватил и взялся отстаивать интересы дела. В данном случае нам чрезвычайно повезло, поскольку этим человеком стала Франциска Хайне.

Эта девушка из Берлина наткнулась на тему в одном из блогов и, недолго думая, написала петицию, которой суждено было стать одной из наиболее успешных интернет-петиций Федеративной Республики. Таким образом Франциска в течение нескольких дней прославилась, по крайней мере в кругах, интересующихся вопросом цензуры в политике и прессе. Значимые газеты и телевизионные каналы стремились взять у нее интервью. Когда бы я с ней ни встречался, у нее непрестанно звонил телефон, каждый обеденный перерыв использовался для пресс-конференций.

Я познакомился с Франциской по интернету. После того как она опубликовала свою петицию, я написал ей и предложил объединить наши усилия. Ее ответ был восторженным. Она завершила его словами: «Нам нужно встретиться».

Пару дней спустя я уже сидел в берлинском поезде. Франциска – очень открытый человек. Уже при нашей первой встрече мы вместе часами бродили по набережной реки Шпрее и разговаривали. У нее такой добродушный, игриво-сонный взгляд, с ней приятно общаться. Единственное, что меня тяготило, – это моя собственная тяжелая сумка. Я завел привычку в целях безопасности всегда носить с собой оба ноутбука и никогда не оставлять свои мобильные телефоны дома без присмотра.

Потом я проводил ее в «Клуб визионеров». Мы сидели на мостках у проточного канала, слушали электронную музыку и смотрели на воду. Потом к нам присоединились еще несколько блогеров и интернет-активистов. Франциска действительно загорелась нашей темой, причем не меньше меня самого.

Не знаю, нравилась ли ей вся эта суматоха вокруг ее личности. Она занималась всем этим помимо своей основной работы в должности руководителя проекта на телекоммуникационной фирме, что, несомненно, было утомительно. С моей точки зрения, она оптимально подходила на эту роль, поскольку до того не успела прославиться своей деятельностью в Сети, не преследовала никаких личных политических целей и не питала никаких амбиций, не стремилась использовать ситуацию в интересах собственной карьеры. А поскольку сама она не разбиралась досконально во многих технических вопросах, то попросила меня сопровождать ее на пресс-конференциях. Я с удовольствием ездил с ней, причем не только в качестве суфлера по ключевым словам и ходячей технической энциклопедии, но и потому, что таким образом завязывал контакты с людьми, принимающими политические решения.

В 2009 году мы вместе с Франциской расклеивали плакаты для крупной антицензурной демонстрации под лозунгом «Свобода вместо страха» в Берлине, а потом встретились на HAR, крупной конференции хакеров в Нидерландах. В последнее время наше общение постепенно прекратилось. Думаю, она рада возможности снова полностью посвятить себя работе и личной жизни. Уже тогда многие занимались вопросами цензуры, но привлечь их к сотрудничеству оказалось на удивление сложно. Поскольку они раньше начали интересоваться этой темой, они вели себя так, как будто запатентовали ее. Зачастую речь шла уже не о деле как таковом, а о том, чье имя фигурирует в каких документах.

Франциску тогда пригласили на диспут с министром по делам семьи Урсулой фон дер Лайен. Вести диспут должен был журналист онлайн-версии газеты «Цайт» Кай Бирманн и редактор «Цайт» Генрих Вефинг. Франциска и на сей раз попросила меня сопровождать ее. Хотя журналисты не возражали против моего присутствия, они настояли на том, что все мои реплики будут приписаны Франциске.

Создалось такое впечатление, что мое присутствие раздражает обоих журналистов. Хотя мне тоже предложили стул и кофе, однако, когда говорила Франциска, оба ей добродушно кивали; они хотели знать, что заставило ее опубликовать петицию. Если же я пытался прояснить тот или иной технический вопрос, в большинстве случаев от меня отмахивались: «Ненужные подробности, слишком заумно».

Я задавался вопросом, как вообще можно понять суть дела, если не вдаваться в технические детали. Но журналистов больше интересовала личная история Франциски.

Обычно меня мало волнует авторизация цитат. В адрес Вефинга я упомянул, что считаю это раковой опухолью в организме немецкой журналистики. Высказывание, за которое меня любой другой журналист расцеловал бы. Но Вефинг объяснил мне, что это, наоборот, немецкая добродетель, без которой никто ни одному журналисту не дал бы интервью.

Задним числом я понимаю, что наше безоговорочное согласие на публикацию интервью в газете «Цайт» действительно было ошибкой. В то время как предоставленная нам печатная копия дебатов произвела на нас вполне достойное впечатление, тот же самый текст впоследствии был передан противной стороне, а пресс-атташе Урсулы фон дер Лайен без лишнего стеснения внес в него свои поправки. В результате напечатанный в газете текст оказался искаженным не в нашу пользу, что нас не на шутку возмутило.

Потом состоялась и личная встреча с министром. Офис Урсулы фон дер Лайен находится в сером бетонном здании на знаменитой площади Александерплац. Помещение для переговоров на верхнем этаже было размером в половину классной комнаты, в центре сдвинуто несколько столов, вокруг них стулья. Там, кроме самой госпожи министра, нас ждали еще несколько человек: Аннетте Нидерфранке, помощник генерального секретаря и глава Шестого отдела по вопросам детей и молодежи, с одной из сотрудниц, а также пресс-атташе Йенс Флосдорфф, с которым мы уже были знакомы по интервью газеты «Цайт». И еще там был один человек, появление которого стало для нас сюрпризом: Лиза*. Метр двадцать ростом. Девочка лет восьми.

Нас усадили за один из столов, а девочка с каштановыми кудряшками расположилась напротив. Она что-то калякала восковым карандашом на белой бумаге и была более или менее поглощена этим занятием.

Нам объяснили, что это Лиза*, дочь сотрудницы Аннетте Нидерфранке, что папа Лизы* в командировке, поэтому из школы девочка вынуждена была прийти к маме на работу. А поскольку в министерстве заняться Лизой* некому, она тут посидит с нами во время обсуждения темы детской порнографии.

«Ничего страшного, правда?» – спросила госпожа фон дер Лайен с улыбкой. И, хотя никто из нас никакого беспокойства по этому поводу не выражал, добавила, что Лиза* – девочка спокойная, что она только рисует забавные разноцветные картинки. Но в ее присутствии не следует ни в коем случае упоминать словосочетание на «д». Можно же обойтись без этого «ужасного выражения», сказала госпожа министр и тут же повторила: «Ужасное, ужасное выражение». Вид у нее при этом был чрезвычайно удрученный. «Мы же и так все знаем, о чем идет речь». Она еще раз многозначительно кивнула, оглядев всех присутствующих, и беседа началась.

Мы просидели за столом часа два. Все это время Урсула фон дер Лайен настойчиво твердила о «выражении на д», тогда как молодая сотрудница главы Шестого отдела беззастенчиво употребляла выражение «детская порнография». Она же, в конце концов, была мамой Лизы*. Даже мастеру комических ситуаций Лорио эта сцена не удалась бы столь безупречно. Наконец было объявлено, что уже поздно и Лизе* пора спать. Поэтому встреча на сем завершена.

«Спасибо, были рады вас видеть, вы сами найдете выход?»

Дискуссия от начала до конца велась в спокойном и вежливом тоне. Госпожа фон дер Лайен каждым своим словом и каждым жестом демонстрировала свое добродушие и свой покладистый характер. А мы старались не напугать Лизу*. Никто не мог стукнуть кулаком по столу и сказать: «Извините, но та чепуха, которую вы здесь планируете, никоим образом не поможет борьбе с педофилией!»

Может, это все задумывалось как какая-то особо мудрая пресс-стратегия, но мы восприняли ее как моральный шантаж и сожалели, что не сообразили прервать встречу в самом начале. По крайней мере, мы после этого стали лучше понимать, из каких побуждений действует Урсула фон дер Лайен. Она поведала нам, как неловко она себя чувствует, когда на международных конференциях ее спрашивают, почему Германия так мало внимания уделяет проблеме детской порнографии.

Таким было ее объяснение. Ну что же. У меня сложилось впечатление, что она стремилась что-то предпринять, чтобы продемонстрировать, что она что-то предпринимает. Что именно – вопрос второстепенный.

Несмотря ни на что, противостояние «Закону об ограничении доступа» стало одной из самых успешных политических операций за время моего пребывания в WL. Оно показало, как быстро можно нагнать политическое давление. Мы располагали фактами, Франциска взяла на себя роль активистки, и всего четыре недели спустя мы сидели за столом переговоров с ответственным министром Урсулой фон дер Лайен.

Из двух возможных путей политической активности этот мне гораздо больше по душе. Можно задним числом критиковать недостатки, как в случаях с «Толл Коллект» или немецким фармацевтическим концерном. А можно воздействовать на текущий процесс. Мы поняли, что необходимо преодолеть определенный барьер восприятия в прессе, чтобы чего-то добиться. И к сожалению, самый эффективный метод – это персонализировать проблему, придать ей определенный облик и индивидуальный характер.

На съезде хакеров HAR 2009 года мы попытались вынести тот политический энтузиазм, который ощущался в Германии, в более широкие массы. Нашей целью было зарождение политического движения для общего противостояния интернет-цензуре во всем мире.

Hacking at Random, сокращенно HAR, – это сборище свободных хакеров, нечто вроде Вудстока, огромный фестиваль, который проводится в разных уголках Голландии раз в четыре года. HAR – превосходное место для новых знакомств и новых идей. У нас с Джулианом были запланированы три доклада, включая дискуссию на тему цензуры.

Мы с подругой и один из наших техников за неделю до открытия фестиваля 13 августа выехали на большом белом «мерседесе-спринтер» в Вирхаутен. У нас в багажнике поместился огромный палаточный лагерь. Предмет особой гордости составлял голубой флаг с эмблемой WL, заказанный мной по интернету в одной текстильной фирме: на шестиметровой мачте развевалось почти двухметровое полотнище. Кроме того, у нас с собой были два шатра, моя портативная солярная установка, масса светильников и диско-шар. Плюс холодильник, гамаки, надувное кресло и матрас.

Съезд проходил на огромной территории, состоящей из полян среди небольшого леска, которая обычно служила кемпингом для семейного отдыха. Мы помогли подвести электричество, подключить интернет, установить палатки для семинаров, проложить километры кабеля и стекловолокна и протянуть провода по макушкам деревьев, чтобы они не путались под ногами. Для пятидневной конференции был построен целый палаточный городок со всем необходимым, включая подключение к интернету в 10 гигабит, которое в последующие дни должно было переместить большую часть потока информации в европейской Сети в направлении города Вирхаутен.

В подобных мероприятиях мне больше всего нравятся приготовления. Я был счастлив в кои-то веки подышать свежим воздухом и пообщаться с реальными людьми.

Погода стояла изумительная. Только один раз ночью разразилась небольшая гроза, причем дождевая вода просочилась в батареи, к которым была подключена солярная установка. В результате случилось короткое замыкание, чуть не вызвавшее пожар. Однако заметили мы это только на следующее утро.

Джулиан присоединился к нам за два дня до семинара. Он установил свою палатку в самом отдаленном уголке, а потом слонялся по лагерю. Особого желания нам помогать у него не было.

Практически у всех участников съезда были радиотелефоны, которые сообщались между собой по отдельной сети. Таким образом каждый из участников мог связаться с кем угодно на территории лагеря, например, если потерял друга в толпе. Разумеется, позвонить можно было и в любую точку мира.

Для радиотелефонов можно было забронировать четырехзначный пароль. В качестве пароля я выбрал слово «LEAK». Для Джулиана я забронировал «6639», т. е. «MNDX» – Mendax, его старое прозвище в среде хакеров. Похоже, он был этим страшно доволен. Я вспомнил семинар, который мы проводили в Берлине в 2008 году. Кто-то из слушателей узнал Джулиана и громко крикнул: «Эй, Мендакс!» По лицу Джулиана было видно, как ему это приятно. На конгрессе в декабре 2007 года в Берлине, где мы встретились впервые, он, вероятно, был самым крутым хакером – и вел себя соответственно. Мне кажется, он был несколько разочарован тем, что на съезде очень мало кто его узнавал.

На фестивале HAR я ни разу не слышал, чтобы звонил его телефон. Он его и не подзаряжал и вообще не проявлял к нему особого интереса.

Наряду с многочисленными мероприятиями на территории HAR постоянно где-то что-то праздновали. Наша палатка с диско-шаром и музыкой по вечерам привлекала народ. Набиралось до двадцати человек, хотя бы потому, что мы были так превосходно оснащены. Моя девушка на съезд HAR приехала отдохнуть, она просто рада была побыть со мной несколько дней подряд. Она качалась в гамаке или красила ногти на ногах во все цвета радуги. Кроме того, она собирала деньги на закупку продуктов и помогала готовить. Все прекрасно к ней относились.

Еще больше я осчастливил поездкой на фестиваль нашего техника. Он наслаждался природой, заводил новые знакомства и ни о чем не беспокоился. Я тогда подумал, что хорошо бы нам почаще вчетвером куда-нибудь выезжать, ведь так приятно любоваться деревьями, вместо того чтобы, как обычно, таращиться на экран компьютера.

Марвина Минского, эксперта в области искусственного разума, который одним из первых выдвинул идею, что в скором будущем компьютер можно будет посредством кабеля подключать напрямую к мозгу, кто-то из журналистов однажды спросил, когда мы окончательно перекочуем в виртуальный мир. Он ответил приблизительно так: «Пока мы после двухчасового просмотра самых замечательных трехмерных изображений в компьютере все еще смотрим в окно, видим дерево и восхищаемся его филигранностью и красотой, этого точно не произойдет».

Джулиану пришло в голову, что он должен подготовить новую речь, но обсуждать ее со мной он не пожелал, хотя мы всегда вместе проводили семинары. Вместо этого он уехал в гостиницу. Так ему проще будет подготовиться, и, кроме того, он хотел бы тщательно проработать речь вместе с одной знакомой, сообщил он мне.

С одной стороны, я был доволен, что он приехал за два дня, а не за две минуты до начала семинара, как это уже неоднократно случалось. С другой стороны, мне хотелось все предварительно с ним согласовать. Эти сценические экспромты в стиле харакири действовали мне на нервы. На сегодняшний день я часто иду на встречи без всякой подготовки. Все вопросы по теме я знаю наизусть. Я стал смотреть на это намного проще. После лекций мне нередко говорят, что мои слова воспринимаются и усваиваются очень легко, потому что рассказываю я живо и свободно. Этим я обязан Джулиану. Со времен наших совместных выступлений я перестал беспокоиться о том, что что-нибудь пойдет не так, что проектор загорится или сцена развалится.

Иногда мы брали сцену штурмом. Если организаторы не предоставляли нам времени на отдельное выступление, а мы считали, что являемся неотъемлемой частью программы, мы без приглашения выбегали на сцену. В качестве примера можно привести июнь 2008 года, когда мы были на конференции Global Voices Summit в Будапеште. Global Voices – это всемирная сеть блогеров, которые переводят любительскую журналистику и блоги на все языки мира, распространяют и защищают от цензуры. На этой конференции мы надеялись завести новые знакомства, которые смогли бы посодействовать нам в распространении наших разоблачительных файлов. С этой целью мы создали свой отдельный пункт программы, заранее распространили листовки и в конце официальной части просто выскочили на сцену.

После конференции к Джулиану обратился сотрудник института «Открытое общество» Джорджа Сороса. Он спросил, откуда мы берем средства для WL, и намекнул, что институт всегда готов оказать помощь таким проектам, как наш. По словам Джулиана, он попросил составить перечень наших пожеланий, причем велел «не мелочиться». Насколько я знаю, это ничем не кончилось.

На съезде HAR мы делали три доклада. Что касается интернет-цензуры, то мы надеялись вызвать к жизни новое международное движение. Я вел диспут на эту тему. Со мной на подиуме сидели Джулиан и Роп Гонггрийп, голландский интернет-активист, который впоследствии оказал нам помощь в публикации видеоматериала «Сопутствующее убийство», а также Франциска, представитель ассоциации защиты информации FoeBuD из Билефельда и одна бывшая сотрудница и разоблачительница МИ-6 из Великобритании.

Теоретически все были одного мнения: во всем мире политики издают все новые цензурные законы, а люди пытаются с этим бороться. Имеет смысл объединиться и продолжать борьбу централизованно. После этого мероприятия к нам подошли многие слушатели, желавшие принять участие в нашем проекте. Мы составили список адресов для рассылки, который должен был лечь в основу глобального общественного движения.

На этом все и закончилось. Возможно, из-за отсутствия вожака, человека, который полностью посвятил бы себя делу и увлек за собой остальных. О том, что во главе каждого движения обязательно должен стоять идеалист, я знал не хуже других.

Помимо основания глобального антицензурного движения, в связи со съездом HAR я взял на себя еще одну сложную миссию – наверное, самую сложную в своей жизни. Я заказал футболки с эмблемой WL. Я выбрал белые футболки, поскольку решил, что на них наша эмблема будет смотреться лучше всего, и поскольку мы на этом сэкономили несколько центов за штуку. Это было ошибкой. Кому нужны белые футболки? Особенно в среде, где черные футболки практически стали дресс-кодом. Я и сам бы ни за что не надел белую.

Я заказал 250 штук – четыре большие коробки. Распакованные и уложенные в штабель, они достигали трех метров в высоту. От этого чудовищного штабеля мне предстояло каким-то образом избавиться. Сегодня их в качестве сувениров наверняка можно было бы продать за десятикратную цену, а тогда они никого не интересовали.

Мне приходилось практически насильно останавливать всех проходящих мимо нашего стенда, чтобы выпросить у них 5 евро за футболку. К сожалению, мои коллеги справлялись с этой задачей ничуть не лучше меня. Если бы нам пришлось зарабатывать на жизнь торговлей, мы бы умерли с голоду. Моя девушка была слишком честной, чтобы без угрызений совести всучить кому-то уродливую футболку. А Джулиан предпочитал вести с потенциальными покупателями глубокомысленные беседы о проблемах мирового значения. Он долго и много разглагольствовал или затевал с кем-нибудь спор. Про футболки уже никто и не вспоминал.

Мне едва удалось избежать убытков. WL-мерчандайзинг наверняка не смог бы спасти нас от финансового кризиса.

Спустя некоторое время нас наградили – вручили нам приз деятелей искусств. Учредителем был фестиваль Ars Electronica, который ежегодно проходит в городе Линц. С моей точки зрения это была абсолютная чушь. А началось все очень забавно.

По идее для получения награды на этом медиафестивале нужно пройти отборочный конкурс, в котором каждый год принимают участие несколько тысяч деятелей искусств. Мы на эту тему никогда не задумывались.

Нам пришло сообщение от организаторов. Сначала они прислали нам кое-какую информацию относительно призов. Мы их сообщения удалили. Искусство нас абсолютно не интересовало. Чего хотели от нас эти люди? Но сообщения продолжали поступать. В итоге нас спросили, не желаем ли мы принять участие в конкурсе. Неужели они собирались вручить нам приз? Нам вся эта процедура показалась подозрительной. С другой стороны, от этой интеллектуально-богемной технологически продвинутой публики можно было ожидать чего угодно. Мы ознакомились с описаниями работ, награжденных в предыдущие годы, что нас еще больше озадачило. Все это скорее напоминало цитаты из выступлений Хельге Шнайдера или статьи из сатирического журнала «Титаник», но совершенно очевидно шуткой не было. Социальные вопросы прежних лауреатов занимали мало. Какое отношение ко всему этому имел WikiLeaks?

Но раз уж кураторы медиафестиваля Ars Electronica так настойчиво нас уговаривали, я отправил в Линц парочку страниц с общей информацией о WL. И вот – сюрприз! – мы получили приглашение в Австрию на церемонию награждения 4 сентября 2009 года.

Поскольку оплатили нам всего один номер в гостинице, мне и Джулиану пришлось делить двуспальную кровать. По сравнению с нашими обычными ночлежками, гостиница «Вольфингер» показалась нам отелем «Ритц». Она была по-австрийски прелестной и к тому же шикарной. Меня охватывало непреодолимое желание разуться, как только я ступал на благородный паркет, которым был выложен пол нашего номера. Или, час от часу не легче, мной даже овладевала потребность немного прибраться, прежде чем покинуть номер. Как бы то ни было, если мы с Джулианом находились в помещении дольше пяти минут, оно начинало выглядеть так, будто здесь взорвался чемодан с одеждой, а сверху кто-то разложил телефоны и протянул провода. Но я утешался мыслью, что и другие деятели искусства в этом отношении, скорее всего, мало чем от нас отличались.

Мы лелеяли надежду познакомиться с парочкой богатеньких меценатов и наладить с ними связь, чтобы вытянуть из них побольше денег. Мы жили довольно скромно. Выпадающий из корпуса аккумулятор своего ноутбука я замотал клейкой лентой. Джулиану не помешала бы новая обувь, чтобы он стал похож на человека. И все-таки мы сделали все возможное, чтобы произвести благоприятное впечатление на людей искусства. На мне были очень приличные черные кожаные ботинки. Джулиан натянул черное приталенное пальто, слегка узковатое и, кажется, женского покроя. Хотя он и напоминал в нем Фантомиаса[3]3
  Немецкий утенок-супермен, альтер эго Дональда Дака.


[Закрыть] перед взлетом, зато выглядел вполне богемно.

Джулиана я потерял из виду еще до награждения, которое проводилось в концертном зале «Брукнерхаус». Может быть, он пошел прогуляться по набережной или вернулся в гостиницу, потому что обстановка была ему не по душе.

Он ничего не потерял. По-моему, призы раздавали за совершенно бессмысленные проекты, а в конце ведущий даже не удосужился назвать нас, занявших второе место, по имени. Хотя огромный зал, где проходило торжество, был битком набит господами во фраках и дамами в вечерних платьях, а в одном из передних рядов сидели все двадцать спонсоров вперемешку с людьми искусства в чересчур броских нарядах, для нас вся эта процедура оказалась совершенно бесполезной, поскольку никто так и не узнал, кто мы такие. В общем, не сбылась мечта о крупных купюрах, подброшенных богатенькими благодетелями. Сама выставка тоже мне не понравилась. Тем не менее я приобрел часы, работающие на биоэнергии от комнатного растения. Это был единственный проект, от которого я получил удовольствие. А в остальном меня окружали самовлюбленные люди, обсуждающие свои банальные идеи и восхваляющие самих себя.

В подвале прошла наша презентация с показом фотографий и с демонстрационными стендами. Я тайком сконфигурировал установленные там интернет-терминалы так, чтобы браузер обеспечивал доступ только к сайту WikiLeaks. Но даже этого никто не заметил.

На следующий день я решил уехать раньше времени, потому что весь этот балаган действовал мне на нервы. Джулиан остался до понедельника. Обладателям второго места предоставлялась еще одна возможность рассказать о своих проектах и завязать новые знакомства.

К полудню была организована пресс-конференция в том же зале, но со значительно поредевшей аудиторией. Каждому награжденному отвели на выступление пять минут. Организаторы допустили грубую ошибку, позволив Джулиану выступить первым.

– В аудитории есть представители прессы? – поинтересовался он.

Отозвалась приблизительно половина присутствующих.

– Какая удача, – объявил Джулиан. – А то я уж боялся, что меня опять заперли здесь с толпой лохов от искусства.

Половина аудитории засмеялась, причем – совершенно случайно – примерно та же половина, которая только что откликнулась. Джулиан тут же взялся за дело, объяснил развеселившимся журналистам и обиженным артистам, как устроен мир вообще и WikiLeaks в частности, и лишь сорок пять минут спустя завершил свое выступление.