Текст книги "Выбирая судьбу"

Глава 25

Я стояла перед дверью кабинета Гордона и не решалась войти. Что ему сказать?

– Миссис Форрестер, я могу вам чем-нибудь помочь? – Секретарша с любопытством наблюдала, как я топчусь под дверью.

Я осторожно нажала на ручку двери, постучала и переступила порог. У Гордона было совещание. При моем появлении в кабинете он так посмотрел на меня…

– Что, Джиллиан? – Его взгляд был холоден и непроницаем.

– Простите, я не знала, что вы заняты. Зайду позднее.

– Я вам позвоню, когда закончится совещание.

Почувствовав себя лишней, я тихо притворила за собой дверь и побрела в свой кабинет, гадая – что же дальше? Вздохнув, я взяла из кофемашины чашку кофе и пачку сдобного печенья и села за стол. Ясно, что ничего хорошего меня не ждет. И не Гордона же винить за это! Я бы на его месте обиделась.

Телефон зазвонил через час, когда я пыталась сосредоточиться на работе, хотя мысли были далеко.

– Джиллиан, жду тебя внизу через десять минут.

– Гордон, я…

– Все обсудим внизу.

– Хорошо.

Но он меня не услышал, потому что уже положил трубку. Закрыв глаза, я ждала, что в голове наконец прояснится, затем поднялась из-за стола. Вот было бы нелепо, если бы мы встретились в лифте! Но этого не произошло. Когда я спустилась, Гордон ждал меня на улице и, как только я поравнялась с ним, стремительным шагом двинулся по Лексингтон-авеню, да так, что я едва поспевала за ним.

– Почему ты мне не сказала, что он приезжает? Неужели думала, что я не смогу этого принять?

– Разумеется, нет! Я сама не знала, что он приедет. Он позвонил сразу после твоего ухода, и через несколько часов уже был у меня.

– По какому праву?

Трудный вопрос, однако! Мы переходили улицы на красный свет, на ходу ругались с водителями – и все это с такой скоростью, словно за нами гнались тысяча чертей.

– Гордон, при чем здесь какое-то право? Просто он снимает здесь фильм и не знает, как обстоят дела.

– А как именно они обстоят? Не уверен, что сам понимаю. Кто твой любовник – он или я?

– Он отец моего ребенка. Я с ним жила. И мы расстались при весьма непростых обстоятельствах.

– Просто трагедия! Если я правильно помню, непростые обстоятельства, о каких ты упомянула, заключаются в том, что он тебя выгнал. Неужели забыла? Или это ничего не значит? Стоило ему прилететь сюда, и все снова наладилось? Предполагаю, что он остановился у тебя?

Ответ «да» застрял у меня в горле, и Гордон с силой схватил меня за руку и повернул лицом к себе.

– Это так?

– Да! У меня! И что из этого?

– Я не желаю, чтобы этот сукин сын вертелся возле тебя, Джиллиан! Ни одной минуты!

Люди на улице начинали оборачиваться на нас. Гордон с такой силой сжал мою руку, что мои глаза наполнились слезами.

– Гордон, мне надо все как следует обдумать. Пожалуйста.

– Джиллиан, пора бы тебе повзрослеть! Не лги самой себе! Что тут обдумывать? Ты ему не нужна. Неужели не понимаешь?

– Может, и нужна. – Я вздрогнула от собственных слов.

– Вот, значит, как ты заговорила. Значит, мной хорошо заполнять пустоту, когда его нет рядом, так? Ну и сука же ты. – Гордон отдернул руку, и мне даже показалось, что сейчас он меня ударит. Но он сдержался. – Хорошо, тогда я тебе кое-что объясню. Хочешь знать, почему все твои мужчины смешивают тебя с грязью? Потому что ты именно этого от них хочешь. Ты готова проглотить любое оскорбление. Я был первым порядочным мужчиной в твоей жизни, и как ты себя повела. Посмотри как следует, потому что видишь меня в последний раз!

– Гордон, мне нечего тебе сказать. Не хочу тебя обманывать. Я любила этого человека. А ты очень много значишь для меня. Я люблю тебя. Не могу без тебя.

– Ты хочешь меня использовать, но я для этого не гожусь. Я слишком стар для подобного. Я не собираюсь играть в игры с фотографом-хиппи и его недалекой подружкой. Потому что ты дура! Полная дура! – Обеими руками он схватил меня за плечи и начал трясти, и тряс до тех пор, пока у меня не застучали зубы, а потом я заметила, что с противоположной стороны улицы к нам направляется полицейский.

– Гордон! Давай поговорим об этом где-нибудь в другом месте. Смотри…

– Нам не о чем говорить. – Еще раз встряхнув хорошенько, он оттолкнул меня. – Проваливай к черту! – А потом зашагал прочь и скрылся за углом в тот момент, когда ко мне подошел полицейский.

– Леди, вы в порядке?

– Да, все хорошо, спасибо.

– Мне показалось, что тот мужчина вам досаждал. Я решил вмешаться.

– Небольшое недоразумение.

Потрясенная до глубины души, я побрела обратно в редакцию. Сцена с Гордоном была ужасна. Я его потеряла. Все было кончено. И ради чего? Через несколько недель Крис уедет. Вероятно, навсегда. Что же я натворила, черт возьми?

Перспектива возвращения в редакцию казалась мне исключительно унылой. У меня не было ни малейшего желания вникать в текущие дела. Хотелось побыстрее попасть домой и спрятаться. Но видеть Криса также не хотелось, и я предпочла работу.

День тащился, как улитка, а мое сердце будто истекало кровью. И вдруг я поняла, что больше не вытерплю. Уронив голову на руки, я зарыдала. Звонил телефон, но я не отвечала. Мне было безразлично, кто звонит. Подождут. Зато слезы текли и текли. Будь ты проклят, Крис! Он только тем и занимался, что ломал мою жизнь.

– Джиллиан! – Я услышала голос, но не успела поднять голову и посмотреть, кто пришел, как руки Гордона крепко обняли меня. – Дорогая… Прости меня. – Он осторожно помог мне встать.

– О-о, Гордон, я… я… – Слова давались мне с трудом.

– Тише…

– Я скажу ему, чтобы уезжал.

– Успокойся. Ничего ты ему не скажешь. Мы подождем, пока он не уедет, и посмотрим, что ты будешь чувствовать.

Я была поражена. Подняла голову и взглянула на него:

– Ты не сможешь так поступить!

– Я смогу все, что захочу. Думаю, ты права. Тебе следует разобраться в себе. Поэтому, если сможешь смириться с моими приступами плохого настроения, мы позволим ситуации идти своим чередом. Как тебе мое предложение? – Гордон нежно поцеловал меня в лоб, и слезы хлынули снова. Он был невероятно добр ко мне. Всегда.

– Это прекрасное предложение, если ты в нем уверен.

– Я уверен.

Он крепко обнял меня, а через полчаса отвез домой. Поворачивая ключ в замке, я со страхом представляла, как сейчас встречусь с Крисом.

Войдя в квартиру, я увидела настоящую кучу-малу, которую устроили Крис с Самантой. Ее игрушки были разбросаны по всей гостиной.

– Привет, Сэм. Привет, Крис. Как дела?

– Порядок. Однако странный тут народ. Такие столичные штучки. А сами толком не знают, о чем снимают свой чертов фильм, хоть и пыжатся. Сплошное дерьмо.

– Следи за своим языком, когда рядом дети!

– Да, мэм. Как прошел день?

– Ничего особенного. Но, послушай, похоже, что следующие несколько недель я буду очень занята. И работать придется допоздна. – Это означало, что мне нужно находить время для Гордона.

– Без проблем. Вероятно, как только начнутся съемки, я вряд ли буду появляться дома раньше одиннадцати или двенадцати ночи.

– Ничего страшного.

– Может, для тебя. Но, по-моему, ничего веселого. Однако хлеб есть хлеб, и в данном случае денег отвалят прилично.

Однако оплачивать этими деньгами наши счета он не собирается, отметила я.

– Послушай, Крис, ты не распаковал тот маленький чемодан. Хочешь, я займусь этим? – Чемодан так и стоял посреди комнаты.

– Давай. Просто свали все содержимое в ящик в шкафу.

Можно подумать, у меня наготове дюжина пустых ящиков, только Криса и дожидаются. Всего три дня в Нью-Йорке, а мне кажется, будто это я у него в гостях!

Я пошла в свою спальню, держа в руках мыло, которое купила в аптеке. Разорвала упаковку, мысленно помахав на прощание гардениям из магазина «Магнин». Нагнулась, чтобы открыть чемодан. Пришлось повозиться с замком, прежде чем он сработал. Оказалось, что чемодан набит свитерами и нижним бельем. Там был даже лыжный костюм, а еще желтые листы бумаги: «Я тебя люблю. М.», «Кто целует тебя теперь? М.», «Больше, чем вчера, но меньше, чем завтра. М.», «Возвращайся домой поскорее. М.»… Я собрала их и свалила горой на ночной столик на половине Криса. Итак, Мэрилин возникла снова. Она захватила мою спальню, ванную, кухню, встала мне поперек горла. Вошел Крис и спросил:

– Что это?

– А ты посмотри. Записки от твоей дамы сердца. – Как будто он нарочно оставил мне этот чемодан. Чтобы я их нашла.

– Эй, но ты же не думаешь…

– Нет, не думаю. Но в любом случае восторга не испытываю. Их около дюжины. Я прочитала только четыре или пять. Извини.

Крис ничего не ответил, однако прочитал их, порвал на мелкие клочки и спустил в унитаз.

Странное это было время – первая неделя жизни с Крисом. Мы то обсуждали тему Мэрилин, то старательно делали вид, будто этой девицы вообще не существует. Но она почти постоянно словно находилась с нами. Засела у нас в мозгах – по крайней мере, у меня. А еще я поняла, что изменилась, стала более независимой. Я по-прежнему зависела от Криса как идеи, но перестала цепляться за реального человека. Выяснилось, что с реальным Крисом, мужчиной из плоти и крови, жить труднее, чем мне представлялось. Я увидела Криса в ином свете, и он порой выглядел довольно неприглядно. Я также поняла, что Гордон во многих отношениях меня избаловал. С ним было легко. Гордон был чуткий, заботился обо мне и предпочитал лечить раны, нежели растравлять их. И все-таки я продолжала сиять, улыбаться и любить Криса. Знала, что это глупо, нельзя терять голову, однако радовалась, что снова могу дотронуться до него, стоит лишь протянуть руку. Какие бы чувства ни связывали меня с Гордоном, Крис – это Крис.

В четверг Джули сделали еще одну операцию, и в клинике только и твердили, что ее состояние удовлетворительное, она находится в реанимации, но навестить ее нельзя. В переводе с больничного языка «Удовлетворительное» не значило почти ничего. Реанимация – это серьезно. Туда не попадают те, кто сломал палец на ноге. И у тех, кто там лежал, было мало перспектив выбраться оттуда. В отделение реанимации попадают очень больные люди и мониторы ежеминутно фиксируют их состояние. Этими сведениями доктора могут поделиться исключительно друг с другом, но не с посторонними, поэтому мы не могли узнать, как в действительности обстоят дела у Джули. «Удовлетворительно» – вот и все.

В пятницу Джон Темплтон вызвал к себе в кабинет меня, а также Джин, Гордона, Элоизу Фрэнк и еще троих, кого я не знала, хотя их лица были мне знакомы. Как только мы сели и Джон завел разговор о Джули, я поняла, что здесь собрался круг избранных, кому предстояло узнать правду о ней. Очевидно, появились новости о ее здоровье.

– Как вы знаете, вчера Джули прооперировали. Врачи сделали биопсию костной ткани. У нее… – Пауза. Отдадим должное Джону, он умеет создать драматический эффект. – У нее рак. Прогноз неясный. Может, год или даже два. А может, это дело нескольких недель. Они сами не знают. Многое зависит от того, как она оправится после операции. Сейчас Джули очень слаба, и мы будем следить за ее состоянием. Она не принимает посетителей, но, как только я что-нибудь выясню, сразу вам сообщу. А пока мы можем лишь молиться. И я еще раз просил бы вас не разглашать эти сведения остальным сотрудникам. Для этого будет достаточно времени. Если в течение нескольких следующих недель ей станет получше, то она будет рада видеть всех, кто захочет ее навестить. Благодарю вас. Мне очень жаль.

Послышались приглушенные «спасибо, Джон» и стук отодвигаемых стульев. Мы вышли из кабинета, не глядя друг на друга.

Гордон проводил меня в мой кабинет и вошел сам, закрыв за собой дверь. Он обнял меня, и мы оба заплакали. Гордон Харт, мужчина, повидавший многое, потерявший возлюбленную Хуаниту, кому было безразлично, что эта девушка когда-то была проституткой, сейчас плакал по Джули Уэйнтрауб. И мы стояли обнявшись, оплакивая Джули, а также друг друга.

Глава 26

Удивительно, но внезапное появление Криса почти не коснулось моих отношений с Гордоном. Спасибо Гордону! Он прилагал титанические усилия, чтобы наша жизнь катила по прежней колее. Ни резких спадов или подъемов, никакого давления – несмотря на то, что мы встречались реже. И, что неизбежно, реже занимались любовью.

Напротив, наша жизнь с Крисом была подобна плаванию по бурным водам. Как всегда, нас кидало из стороны в сторону, поскольку настроения менялись каждый час. У нас возникали прекрасные моменты, на смену им приходили гнев, слезы и горечь – с моей стороны, потому что тема Мэрилин возникала постоянно. Нам нужно было все больше времени на выяснение отношений, и стало ясно, что ситуация требует разрешения. Установить истину и сделать выбор в пользу одной из двух взаимоисключающих возможностей. Слишком долго мы болтались где-то посередине. Крис предпочел бы оставить все, как есть. Но только не я.

Что до Джули, то она, пробыв две недели после операции в коме, начала приходить в себя с такой скоростью, на какую мы и не надеялись. Она была бледной и измученной, но, на удивление, бодрой духом. Не утратила былого чувства юмора, продолжала живо интересоваться делами редакции и подсказала нам несколько отличных идей для следующего номера. Для сотрудников журнала ее палата превратилась в некий клуб отдыха и встреч. Дни напролет кто-то появлялся, кто-то исчезал, и в любое время, когда ни приди, возле ее постели обязательно сидели пять или шесть редакторов. Грозная Элоиза Фрэнк, по правде говоря, была бесподобна. Она приходила каждый день, но не болталась без дела, подобно типам, которые являлись, чтобы понюхать запах эфира и понаблюдать за умирающей. Элоиза не изменила себе и здесь: властная, жизнерадостная, активная и острая на язык. Она организовала общество доноров крови – в нашем журнале и других изданиях, где у нее были знакомые редакторы, чтобы снизить расходы на регулярные переливания крови, так необходимые Джули. Пусть Элоиза настоящая стерва, но я ее уважала. В конце концов, выяснилось, что у нее доброе сердце. Она меня удивила, и не только она одна. Поразительно, как слетает шелуха, обнаруживая истинную суть. Порой ты ждешь от людей помощи, а они тычут тебя лицом в грязь. А явный аутсайдер, на кого ни за что не поставишь, помогает тебе, окружая любовью и заботой. Это было приятно наблюдать. Элоиза проявила лучшие человеческие качества, как и все мы. Мы встали в магический круг, пытаясь вытолкнуть Джули на поверхность, отдавая свою кровь и вместе с ней кое-что еще – волшебную сыворотку жизни, которая придает сил, чтобы двигаться дальше.

Я просила Криса пойти со мной и проведать Джули, но он отказался.

– Какой смысл, Джилл? От этого толку ни мне, ни тебе, и я с ней даже незнаком. Кроме того, шляться по больницам и похоронам вообще не в моих правилах. С моей стороны это было бы лицемерием. Все равно, что ходить в церковь, в которую я тоже не верю, как тебе известно.

– Крис, это называется «человечность». Или ты в это тоже не веришь? – Вот и новый предмет для взаимных нападок и упреков!

Ничто в мире не бывает определенным раз и навсегда, и ситуация с Крисом не стала исключением. Дело решилось бы проще, будь все плохо, окажись он действительно злодеем с Дикого Запада. Но Крис не злодей. Он бывал хорошим и плохим, милым и омерзительным, красивым и безобразным. Сплошной серый цвет. Но, даже будь он черным, это не меняло дела. Я все равно его любила.

Месяц подходил к концу, но я так и не приняла решения, как и Крис. Но он-то приехал сюда вовсе не ради этого. Просто всех бы устроило, если бы я что-нибудь решила.

Последние дни были наполнены нежностью, ведь мы не знали, когда увидимся снова. И я опять упивалась счастливыми мгновениями, желая сохранить их в памяти. Будто наслаждалась сумерками прекрасного летнего дня, когда вспыхивают огоньки светлячков. Я любила Криса так же сильно, как любила его в Калифорнии. Горечь, которую я испытывала при мысли о Мэрилин, на время была забыта. Я смирилась с тем, что он возвращается к ней; тут я была бессильна.

Похоже, Гордон понимал, что происходит, и не просил меня увидеться с ним в эти пять или шесть дней, оставшихся до отъезда Криса. Он меня избегал, за что я была ему благодарна. Я хотела побыть наедине с Крисом. Взяла дополнительный отгул на работе, и мы, прихватив Саманту, отправились за город взглянуть на первый снег. Мы играли в снежки, прыгали в снегу, целовались, смеялись и распевали рождественские гимны.

Рождество наступало в следующую среду, и я надеялась провести праздник с Крисом, но он, казалось, вознамерился вернуться. Его работа завершилась, и у него не было причин оставаться в Нью-Йорке – за исключением меня. Однако подобный довод на Криса не действовал. Если он решил уехать, то уезжал, вот и все.

Я думала, что он уедет в эти выходные, хотя Крис не обмолвился ни словом, и мысленно собралась с силами, готовясь принять удар. Мне предстояло купить подарки на Рождество, но я отложила поход по магазинам до его отъезда. Не хотелось терять ни секунды из того времени, что нам осталось провести вдвоем.

Проснувшись в пятницу, я увидела, что Крис уже одет. На его лице застыло выражение из серии «мне нужно кое-что тебе сказать», и я замерла. Сейчас он объявит, что уедет после обеда.

– Я решил, когда именно мне ехать.

– Давай выкладывай. Не томи.

– Джилл, сделай одолжение, не смотри на меня так. Из-за тебя я чувствую себя подлецом. Ты даже заставляешь меня думать, что лучше свалить прямо сейчас, лишь бы покончить со всем этим.

– Извини. Просто я… Ну, ты ведь знаешь, каково мне.

– А я чем могу помочь? Я как раз собирался тебе сказать, что уеду на следующий день после Рождества. Двадцать шестого, в четверг. Так годится? Надеюсь, что не расстроил твои планы.

– Какие еще планы? Крис, я люблю тебя! Ура! Давай пойдем покупать подарки вместе!

– О господи… Лучше мне уехать… подарки в Нью-Йорке? Знаешь, что творится сейчас в магазинах? И тебе в твоем положении лучше не толкаться в очередях.

– Да ладно! Не будь таким занудой. Мы не задержимся там надолго. В любом случае я хочу показать Саманте Санта-Клауса.

– Зачем ей смотреть на него? Вредно забивать голову ребенку всей этой фигней.

– Послушай, Крис. Сделай мне одолжение. Ну, пожалуйста!

– Хорошо-хорошо. Но потом мы будем делать то, что скажу я.

– Договорились… Крис, а как же Мэрилин?

– Что – Мэрилин?

– Ну, Рождество и все такое.

– Ты, по-моему, забываешь, что я на ней не женат. Это моя проблема. И еще, Джиллиан… я больше не собираюсь обсуждать с тобой эту тему. Я серьезно. Тема закрыта.

– Ладно. Принеси мне чашку кофе. Я оденусь через полчаса.

Я купила для Криса часы «Патек-Филипп», что с моей стороны было сущим безумием. Но я знала, что ему понравится. Он любил красивые вещи, а часы были действительно прекрасны. Совершенно плоские, как на картине Сальвадора Дали, с простым, но изящным циферблатом, и с черным замшевым ремешком. Маме я купила халат, ящичек для сигар отцу – я знала, что их у него штук двенадцать, но лучше ничего придумать. Подобрала забавные мелочи для Хилари и Пэг, а для Джули – самую сексуальную ночную рубашку и три книги исключительно фривольного содержания. Для Гордона я приобрела антикварное издание «Дон Кихота» в кожаном переплете. И несколькими днями раньше заказала для Саманты кукольный дом. Я знала, что Крис не одобрит подобного выбора. Зато дочь будет в восторге.

Я решила послать Джону Темплтону шотландский виски – не очень оригинально, однако для него в самый раз, а для Джин Эдвардс и женщин в редакции купила смешные шляпы, которые задолго до Рождества нашла в магазине подержанных товаров, предполагая, что мы вместе от души над ними посмеемся.

Двадцать третьего декабря мы с Гордоном пошли в клинику проведать Джули. Она плохо выглядела. Глаза неестественно блестели, будто в лихорадке. Мы принесли ей бутылку шампанского и вручили подарки. Но зрелище было настолько печальным, что раз или два мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть слезы.

Потом я преподнесла свой подарок Гордону, а он подарил мне чудесный, обитый кожей сундучок ручной работы, «волшебную шкатулку для твоих сокровищ, Джиллиан… и старых любовных писем». Внутри обнаружилась карточка со стихами, подписанная: «С любовью, Г.». Я была тронута. Это был удивительный подарок, при всей своей обыденности очень личный… как раз в стиле Гордона. Мне всегда хотелось иметь такую шкатулку, куда можно прятать эвкалиптовые орешки, сухие цветы, пуговицы от рубашек и другие милые мелочи, которые для постороннего человека не значат ничего, но дороги тому, кто понимает их скрытый смысл. Гордон собирался провести Рождество с сестрой в Мэриленде, что облегчало мою задачу.

В Сочельник мы с Крисом остались дома. Делали попкорн в камине и каждые десять минут гнали Саманту обратно в постель. Мы украшали елку и целовались, он наряжал макушку, а мне остались нижние ветви, потому что лестница меня бы не выдержала.

– Ну, маленькая толстушка, желаешь получить свой подарок сейчас? – Его глаза загадочно блестели.

– Да! А ты?

– Конечно.

Я принесла коробочку от «Картье» и забеспокоилась. Может, я все-таки не угадала с подарком? Упаковка казалась такой шикарной и даже чванливой по сравнению с крохотной коробочкой, завернутой в дешевую бумагу, которую Крис вложил мне в ладонь.

– Сначала ты, – произнесла я.

Крис начал срывать обертку, строя догадки насчет того, что может обнаружиться внутри. Потом сел, с коробочкой в руке, которую еще не открыл, а я задержала дыхание, проклиная себя – лучше бы я купила что-нибудь для его стереосистемы, или теплый свитер, или новые лыжные ботинки…

Крис открыл коробочку, и на его губах появилась улыбка. Он сдавленно фыркнул, а я почувствовала себя Санта-Клаусом. Ему понравилось! Ура! Крис завел часы и стал прикладывать их к запястью, вертеть, протирать и восхищенно рассматривать, а потом чуть не задушил меня в объятиях – так был доволен.

– Твоя очередь…

– Хорошо. Посмотрим…

Я начала срывать синюю фольгу, под которой оказалась серебряная с красным картонная коробочка, вроде тех, что продаются в магазинчике мелочей. Я ее открыла и увидела бархатную шкатулочку цвета ночной синевы, на которой было вытиснено гордое слово «Тиффани». Крышка со щелчком распахнулась, явив свету ослепительные бело-голубые сполохи покоящегося на бархате бриллианта на тонкой золотой цепочке. Это была подвеска. Я едва могла дышать. Я была поражена, ослеплена, и мне даже захотелось плакать.

– Обманщик! Плут! Болван! Я так тебя люблю! Как ты мог додуматься подарить мне такое! – Я обнимала Криса, сдерживая слезы. – Любимый, как же это красиво, просто с ума сойти!

– Ну, не знаю. Может, когда-нибудь я захочу его забрать и продать. – Типичное для Криса замечание.

– Я не отдам. Надень. У меня дрожат руки.

Я побежала к зеркалу, и бриллиант сверкал, точно прожектор, слепя мне глаза. Вот это да! Мы погасили свет и некоторое время разглядывали нашу елку. А любили друг друга и лежали в полусне, держась за руки.

– Послушай, Джилл…

– Да, любимый?

– Давай поженимся побыстрее, пока не родился малыш.

– Ты хочешь на мне жениться?

– Да. По-моему, именно так я и выразился, разве нет?

– Я согласна! – Я не стала спрашивать про Мэрилин. Вряд ли Крис сказал это всерьез. И все же я очень надеялась, что он не шутит. Прижавшись к нему теснее, я заметила, что он надел мои часы. Улыбнувшись, я дотронулась до бриллианта на шее, а затем крепко уснула.